Экспроприация как институт российского гражданского права: хорошо забытое старое (А.Г. Ивлиева, "Право и экономика", N 9, сентябрь 2011 г.)

Экспроприация как институт российского гражданского права:
хорошо забытое старое

Настоящая статья посвящена правовому институту, наличие которого в любой современной правовой системе столь же естественно, сколь естественно существование института права собственности. Тем не менее нормативно-правовое регулирование, не говоря уже о научной разработке, этого института в России пребывает в зачаточном состоянии. Национальное позитивное право даже не знает термина, обозначающего этот институт. Речь идет об экспроприации.

С чем у юриста ассоциируется экспроприация? Если он практикует в области международного права, его ассоциация - инвестиции, договоры о взаимной защите капиталовложений, в любом из которых есть статья об экспроприации*(1). Если его становление как юриста происходило во времена Советского Союза, то его ассоциация - революционное перераспределение собственности, "экспроприация экспроприаторов" [1]. Если же юрист получил образование в современной России, занимаясь исключительно по современным учебникам, то весьма вероятно, что он не видит для института экспроприации места в национальной правовой системе.

Между тем практически в любом дореволюционном учебнике гражданского права [2, 3] имелся параграф, посвященный институту экспроприации, причем сам термин "экспроприация" являлся нейтральным и нес не больше негативной эмоциональной нагрузки, чем, например, термин "выморочное имущество". Однако в конце XIX в. термин "экспроприация" начал девальвироваться. Большевики, будучи на положении подпольной организации, производили "экспроприации", или "эксы", для пополнения партийной кассы - фактически грабили как государственные учреждения, так и частных лиц [4]. "Экспроприация экспроприаторов" как деяние не сильно отличалась от "эксов" начала века - с той только разницей, что до 1917 г. такие действия были противоправными, а после революции оказались поддержаны сначала "революционной законностью", а потом и объективным правом.

В современной России практически у любого человека, в том числе у многих юристов, упоминание об экспроприации по-прежнему вызывает негативные ассоциации. В представлении большинства, суть этого явления сводится к безальтернативному принудительному лишению собственности по воле государства. Между тем во всем мире риск изъятия имущества в публичных целях воспринимается как стандартный риск, связанный с обладанием вещью, наравне с риском введения публично-правовых ограничений на оборот определенного имущества или риском повышения налогов.

Экспроприация - это, вопреки Большой Советской Энциклопедии [5], не политическое, а правовое (в частности, гражданско-правовое) понятие. Разумеется, в процессе экспроприации проявляются политические интересы, но задача права в том и состоит, чтобы путем нормативного регулирования отношений по экспроприации перевести их из политической плоскости в правовую.

Комплексное правовое исследование института экспроприации предполагает освещение такого числа вопросов, что их перечень в методической литературе занимает три книжных страницы [6]. Речь в данном случае идет о зарубежной литературе, поскольку специальной литературы по проблематике экспроприации на русском языке не издавалось с 1891 г., когда вышла в свет работа М.С. Венецианова "Экспроприация с точки зрения гражданского права"*(2). В настоящей статье мы предлагаем теоретическую, в значительной степени модельную конструкцию института экспроприации, которую можно построить исходя из основных теоретических положений цивилистики и современных правовых реалий.

* * *

Под институтом экспроприации мы понимаем совокупность гражданско-правовых норм, регулирующих отношения по принудительному возмездному прекращению или ограничению имущественных прав для публичных нужд. В дореволюционном российском законодательстве*(3) и доктрине [8] для обозначения рассматриваемого института использовался также термин "принудительное отчуждение", причем ограничение права считалось частичным отчуждением и, следовательно, охватывалось этим понятием. Термин "экспроприация" также может использоваться для обозначения процедуры принудительного прекращения или ограничения прав в публичных целях.

Институт экспроприации характеризуется рядом признаков, позволяющих судить о его правовой природе, не все из которых нашли отражение в предложенном определении. Представляется целесообразным подразделить многочисленные признаки экспроприации на несколько групп в зависимости от их значимости для правового анализа отношений, оформляющих прекращение или ограничение субъективных имущественных прав. Отдавая дань условности предложенных обозначений, выделим сущностные, конститутивные и вторичные признаки экспроприации.

Сущность экспроприации состоит в том, что в результате ее субъективное имущественное право прекращается или ограничивается. Соответственно, наличие последствия в виде прекращения или ограничения права мы считаем сущностным признаком экспроприации. Если формальное прекращение права можно в подавляющем большинстве случаев автоматически квалифицировать как экспроприацию, то ограничение права составит экспроприацию только в том случае, если правообладатель в действительности ощущает стеснение права, вызванное ограничением (требуется анализ так называемой интенсивности ограничения) [9]. Из-за этой особенности при анализе любого правоотношения по прекращению или ограничению права возникает необходимость вначале рассмотреть вопрос о том, имело ли место в результате действий публичной власти вторжение в имущественную сферу частного лица и действительно ли такое вторжение стесняет правообладателя. Только при положительном ответе на этот вопрос можно говорить об экспроприации.

Поскольку во многих случаях ответ очевиден, прохождение первого этапа правового анализа часто даже не осознается. Действительно, если ваш дом снесли и собственником земельного участка в реестре значится муниципальное образование, то ни у кого не возникнет сомнений, что вас лишили права собственности. Но за гранью очевидности - множество случаев непрямого, опосредованного, но оттого не менее ощутимого ограничения правомочий правообладателя (вплоть до полного отнятия всех правомочий, что фактически приравнивается к лишению права)*(4).

Установив, что прекращение права или его ограничение требуемой интенсивности имели место, правоотношение требуется проанализировать по двум признакам экспроприации, которые можно условно назвать конститутивными. Это, во-первых, принудительность, и, во-вторых, публичная цель прекращения или ограничения права*(5).

Экспроприация - такое правовое средство, к которому прибегают для прекращения или ограничения права в принудительном порядке. Если правообладатель согласен передать свое имущество на основании договора или готов за предложенную компенсацию претерпевать установленное для публичных нужд ограничение, то нормы об экспроприации действовать в таких отношениях не будут*(6). В то же время принудительность не означает, что лицо, чье имущество подвергается экспроприации, непременно станет всеми силами и доступными правовыми средствами противиться этому. Напротив, при определенных условиях правообладатель может быть заинтересован в применении экспроприации. Например, если публичный орган в стремлении избежать "лишних" расходов принимает решение изъять часть земельного участка или установить обременительный сервитут вместо того, чтобы выкупить участок. В такой ситуации собственник может сам требовать экспроприации оставшейся части имущества, поскольку она более не представляет для него интереса.

Второй непременный атрибут экспроприации - наличие публичной цели прекращения или ограничения имущественного права. Причем признак наличия публичной цели является одновременно и конститутивным признаком экспроприации, и условием ее правомерности. С одной стороны, если производя отчуждение, государство действует не для достижения конкретной публичной цели, то возникающие при этом отношения не регулируются нормами об экспроприации. С другой стороны, провозглашенная государством публичная цель отчуждения должна быть реальной и, кроме того, достижимой лишь при условии осуществления отчуждения.

Публичная цель как конститутивный признак экспроприации - это не абстрактная цель достижения общего блага, а конкретное мероприятие, результатом которого будет удовлетворение существующей общественной потребности, или "нужды". Поэтому используемое в российском законодательстве понятие государственных и муниципальных нужд следует признать удачным синонимом используемого в теории понятия публичной цели. Последнее в меньшей степени отражает специфику экспроприации, поскольку, в конечном счете, любое действие органов публичной власти направлено на достижение публичной цели в широком смысле этого понятия. Напротив, при экспроприации целью изъятия является не просто защита того или иного абстрактного публичного интереса, как, например, "...принудительный выкуп бесхозяйственно содержимых культурных ценностей... в целях обеспечения сохранности исторического и культурного наследия общества" [12]. Напротив, экспроприация предполагает удовлетворение вполне конкретной потребности, часто с использованием изымаемой вещи: строительство электростанции, прокладка дороги, обеспечение прохода к объекту общего пользования и т.п. Только тогда, когда имущественные права прекращаются или ограничиваются потому, что это "...необходимо для осуществления общеполезного предприятия" [8, с. 4], речь идет об экспроприации*(7).

Помимо названных, можно выделить ряд признаков экспроприации, которые не являются ключевыми, но позволяют отграничить экспроприацию от смежных институтов. Среди таких вторичных признаков следующие: отсутствие при совершении экспроприации связи с предшествующим поведением правообладателя; презумпция возмездности экспроприации; ее рутинность.

Во-первых, экспроприация настигает правообладателя вне связи с его действиями - предшествующее поведение не может повлиять на возникновение или невозникновение отношений по экспроприации. Другими словами, юридический факт, приводящий в действие механизм отчуждения, выступает для правообладателя относительным событием [15]. Таким событием является возникновение (или обнаружение, осознание) публичной потребности в прекращении или ограничении права, которое оформляется актом органа публичной власти.

Отсутствие связи с предшествующим поведением отличает экспроприацию от такого принудительного основания прекращения права собственности, как обращение взыскание на имущества по обязательствам собственника (ст. 237 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ)). Правообладатель волен исключить возможность такого изъятия, не принимая на себя обязательство или надлежащим образом исполнив его. Кроме того, взыскание обращается на имущество лица в целом, тогда как путем экспроприации всегда прекращается или ограничивается конкретное право, как правило - на конкретную вещь.

Аналогичным образом, отсутствие связи с предшествующим поведением правообладателя отличает этот институт от конфискации (ст. 243 ГК РФ); выкупа бесхозяйственно содержимых вещей (ст. 240, 241, 293 ГК РФ) - здесь юридически значимым поведением выступает "нежелание (или неспособность. - А.И. ) индивида нести бремя собственности" [7, с. 275]; изъятия земельного участка, используемого не в соответствии с целевым назначение или с нарушением законодательства (ст. 284, 285 ГК РФ); изъятия материальных носителей и оборудования, с использованием которых нарушаются исключительные права на результат интеллектуальной деятельности (ч. 4 и 5 ст. 1252 ГК РФ).

С теоретической точки зрения выделенный нами признак отсутствия связи с предшествующим поведением правообладателя поглощается признаком публичной цели. При квалификации правоотношений по прекращению или ограничению права удобнее пользоваться этим, вторичным, признаком, поскольку публичную цель необходимо подробно описывать, выяснять механизм возникновения публичной потребности в прекращении или ограничении права. Тогда как наличие или отсутствие связи между действиями публичной власти и предшествующим поведением правообладателя в большинстве случаев очевидно. Отсутствие такой связи все же остается презумпцией: например, право может быть прекращено по правилам об экспроприации для передачи более эффективному собственнику, но не потому, что прежний собственник нарушил какие-либо требования к порядку осуществления права, а просто в силу того, что другой собственник будет использовать имущество эффективнее.

Во-вторых, экспроприация может не сопровождаться компенсацией, или компенсироваться не в полном объеме, по общему правилу правообладателю, который жертвует своим правом в публичных интересах, выплачивается стоимость утраченного и возмещаются убытки, понесенные в связи с экспроприацией. Презумпция возмездности отличает экспроприацию от конфискации и изъятия в порядке ст. 1252 ГК РФ.

Наконец, институт экспроприации рассчитан на применение в обычных обстоятельствах, на рутинной основе, в отличие от реквизиции, к которой публичная власть прибегает в чрезвычайных ситуациях [16]. Разумеется, и при чрезвычайных обстоятельствах права могут прекращать и ограничиваться в порядке экспроприации. Поэтому данный признак, как и два предыдущих, присутствует не во всех отношениях по экспроприации и является вторичным.

В процессе совершенствования гражданского законодательства институт реквизиции получил неожиданное развитие в виде нормы о "временном занятии земельного участка" (ст. 296.2 проекта изменений в разд. II ГК РФ)*(8). Предлагается допустить временное занятие земельного участка по решению уполномоченного органа исполнительной власти в случае возникновения чрезвычайных обстоятельств, если для борьбы с такими обстоятельствами не требуется реквизиция. Между тем институт временного занятия имущества был ранее известен российскому правопорядку в контексте экспроприации, а отнюдь не реквизиции. В проекте временное занятие уравнивается с реквизицией по признаку чрезвычайности, тогда как в Своде законов Российской Империи (т. Х, ст. 602-605) временное занятие считалось "частичным отчуждением" временного характера и производилось не в чрезвычайных обстоятельствах, а для "общественных, казенных или государственных работ" [11, с. 291], с применением процедуры экспроприации. Срок временного занятия не мог превышать трех лет; по истечении этого срока владелец занятого участка имел право требовать полного отчуждения [3, с. 344]. Разработчики проекта, очевидно, полагали, что "временность" временного занятия будет гарантирована самим характером чрезвычайных обстоятельств, которые a priori являются краткосрочными. Тем не менее отсутствие нормативно установленного предела временного занятия потенциально нарушает интересы правообладателя, лишая его и возможности полноценно осуществлять свое право, и возможности прекратить его.

Рассмотренные признаки экспроприации в большей степени характеризуют этот институт с точки зрения механизма его действия: позволяют судить о том, на каких правовых основаниях базируется экспроприация и что происходит в правовой сфере лица в результате ее применения. Для того чтобы полнее охарактеризовать институт экспроприации, необходимо рассмотреть вопрос, в отношении чего он действует, или что является объектом экспроприации.

* * *

Экспроприация наиболее широко известна в качестве основания прекращения права собственности. Это, безусловно, верно, однако способность экспроприации прекращать право собственности - не более чем одна из граней этого института. Сведение экспроприации к основанию прекращения права собственности, вероятнее всего, зиждется на представлении о том, что отношения собственности непременно оформляются гражданско-правовым институтом права собственности [17]. Если верно, что имущество лица, его собственность, составляют не одни только вещи, принадлежащие ему на праве собственности, то верно и следующее утверждение: быть объектом экспроприации может любое субъективное имущественное право. Причем экспроприация возможна вне зависимости от того, какая вещь, движимая или недвижимая, является объектом права, и есть ли у данного права объект в традиционном понимании*(9). Другими словами, объектом экспроприации всегда является само субъективное имущественное право, а не объект этого права (вещь).

Тезис о том, что не только право собственности, а любое имущественное право является объектом экспроприации и защищается в случае необходимости прекращения в публичных целях, можно доказать несколькими способами. Например, судья Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиев оперирует понятием "права собственности в конституционно-правовом смысле" или "субъективного конституционного права собственности" [19]. Такое право считается более широким по содержанию, чем гражданско-правовое субъективное право собственности, что позволяет распространить гарантии ст. 35 и 55 Конституции на более широкий круг отношений.

Правовое регулирование экспроприации, действительно, должно формироваться вокруг ч. 3 ст. 35 Конституции, гарантирующей неприкосновенность собственности. Но стоило бы переименовать этот принцип в "неприкосновенность имущества", потому что "собственность" понимается чаще всего как право собственности, а поскольку такое узкое понимание противоречит объекту и цели рассматриваемой конституционной нормы [19], вокруг нее возникают различные дополнительные конструкции, такие как "право собственности в конституционно-правовом смысле". Причем, как ни парадоксально, сам текст ч. 3 ст. 35 не вызывает никаких сложностей с его толкованием - при условии, что термин "имущество", которым оперирует данная норма, понимается надлежащим образом.

В принципе, для целей правового регулирования экспроприации можно принять понимание имущества как собирательного термина, который охватывает и вещи, и имущественные права [20]. Оптимальной представляется концепция, в соответствии с которой имуществом во всех случаях являются субъективные имущественные права [21]. Такая трактовка имущества позволяет избежать смешения объекта экспроприации, которым всегда является субъективное имущественное право, с предметом экспроприации - конкретной вещью. Предмет является факультативным элементом в правоотношении по прекращению или ограничению права. Целью экспроприации всегда служит использование имущества в соответствии с публичными нуждами, однако не всегда для достижения этих целей имущество изымается путем выкупа. Например, если для государственных нужд требуется участок, находящийся у гражданина на праве пожизненного наследуемого владения, выкупать его не требуется, поскольку участок и так принадлежит государству. Требуется лишь прекратить право пожизненного наследуемого владения, но сделать это помимо воли землепользователя и без компенсации нельзя, так как данное право входит в состав имущества лица и на него распространяются все гарантии неприкосновенности собственности*(10).

Отталкиваясь от концепции имущества как совокупности субъективных имущественных прав, можно предложить следующее толкование принципа неприкосновенности собственности в ч. 3 ст. 35 Конституции РФ: никакое субъективное имущественное право не может быть прекращено иначе как по решению суда.

Такое толкование принципа неприкосновенности собственности служит базой для вывода о том, что правовой потенциал института экспроприации существенно шире, чем придается ему российским законодательством. Современному законодательству известен только институт изъятия недвижимого имущества (земельного участка) для государственных и муниципальных нужд, урегулированный ГК РФ (ст. 239, 279-283), Земельным кодексом РФ (ст. 49, 55, 57), рядом иных федеральных законов*(11).

Между тем институт изъятия ни в коей мере не выполняет функции аналога института экспроприации. Если в англо-саксонской правовой доктрине понятие изъятия (taking) является аналогом экспроприации и охватывает собой все случаи, когда частным имущественным интересом жертвуют в пользу государства*(12), то "изъятие" в российском праве не может претендовать на роль института, комплексно регулирующего вмешательство государства в сферу субъективных имущественных прав.

Термин "изъятие" используется для характеристики целого ряда институтов и не обладает необходимой спецификой. Изъятие предполагает наличие изымаемого предмета, которым может быть земельный участок, принадлежащий лицу на праве собственности (ч. 1 ст. 279 ГК РФ), а также здание, сооружение или другое недвижимое имущество, находящиеся на данном участке (ст. 239 ГК РФ). Хотя термин "изъятие" используется в законодательстве для обозначения ситуаций прекращения не только права собственности, но и ряда других прав*(13), изъятие остается "привязанным" к правам на землю, тогда как действие института экспроприации никоим образом не должно ограничиваться правами на землю или правами на недвижимое имущество [7, с. 285]. Помимо этого, изъятие охватывает только случаи прекращения прав, оставляя без внимания экспроприацию путем ограничения прав.

Мы сознаем, что характеристика института экспроприации остается незавершенной без исследования вопроса о том, какие случаи ограничения прав в публичных целях составляют экспроприацию. Однако этот вопрос является наиболее проблемным в теории экспроприации и требует самостоятельного исследования. Такое исследование, представляется, позволит установить, что экспроприация путем ограничения права может производиться как минимум двумя способами. Во-первых, путем установления ограниченного вещного права (сервитута) на имущество правообладателя в целях достижения публичной цели; во-вторых, путем ограничения в публичных целях самого права (или, в контексте прав на землю, установление публичного сервитута). Причем первый способ, в силу самой природы сервитута, применим лишь постольку, поскольку ограничивается право на недвижимое имущество, земельный участок. Второй способ - ограничение права в публичных целях - гораздо шире по сфере применения. Например, институты принудительной лицензии*(14) и принудительного выкупа акций, принадлежащих миноритарным акционерам*(15), представляют собой примеры экспроприационного ограничения права в публичных интересах.

* * *

Экспроприация в качестве института гражданского права, который регулирует отношения по возмездному принудительному прекращению или ограничению субъективных имущественных прав для публичных нужд, несомненно, должен найти свое место в общей части гражданского права*(16). Прежде чем это станет возможным, теории права в тесном сотрудничестве с правоприменительной практикой и с учетом требований действительности предстоит найти ответ на основной вопрос теории экспроприации: пересечение какой границы в субъективном праве приводит к активации механизма экспроприации?

Институт экспроприации призван обеспечить правообладателю защиту против потребностей публичной власти, и эта защита должна "включаться" там, где она фактически необходима. Так, право иметь защитника возникает не с момента формального присвоения лицу статуса подозреваемого или обвиняемого, а с момента фактического задержания. Аналогично, применение в отношении собственника механизма экспроприации (и соответственно право на компенсацию) должно иметь место не только в случаях формального прекращения права, но при любом вторжении в имущественную сферу частного лица, по существу сходном с экспроприацией. В конце концов, "...с точки зрения собственника, эффект формального изъятия имущества и неформального, но фактического ограничения имущественного права всегда одинаков" [7, с. 282].

Таким образом, изучение проблематики экспроприации неизбежно будет концентрироваться вокруг соотношения экспроприационного ограничения субъективных прав с допустимым некомпенсируемым вторжением в частную имущественную сферу. Это не исключает, однако, необходимости разработки и других направлений теории экспроприации, например, вопроса о критериях (условиях) правомерности экспроприации, таких как публичная цель, надлежащая процедура и выплата компенсации.

Список литературы

1. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. - 2-е изд. - М., 1960. - Т. 23. - С. 772, 773.

2. Победоносцев К.П. Курс гражданского права. - Ч. 1. - М., 2004.

3. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. - Т. 1. - М., 2005.

4. Феденко П.В. Новая "История КПСС". Институт по изучению СССР, Исследования и материалы. - Мюнхен, 1960. - Сер. 1. - Вып. 56. - § 10 гл. 1.

5. Большая Советская Энциклопедия. - 3-е изд. - М., 1978. - Т. 30. - С. 27, 28. 

6. Erasmus G. Compensation for Expropriation: A Comparative Study. - Oxford, 1990. Research Proposal, 1988.

7. Маттеи У., Суханов Е.А. Основные положения права собственности. - М., 1999.

8. Венецианов М. Экспроприация с точки зрения гражданского права. - Казань, 1891. - С. 3, 4. 

9. Du Plessis W.J. Compensation for Expropriation under the Constitution, 2009. - P. 282 et seq.

10. White R., Ovey C. The European Convention on Human Rights. - 5th Ed, 2010. - P. 490, 491.

11. Гамбаров Ю.С. Вещное право. - СПб., 1913. - С. 289 и посл.

12. Челышева Н.Ю. Принудительный выкуп имущества граждан для государственных и муниципальных нужд: конфликт частных и публичных интересов // Российская юстиция. - 2008. - N 1;

13. Аксюк И.В. Изъятие недвижимости как основание принудительного прекращения права собственности // Право и экономика. - 2006. - N 7;

14. Дамбиева Т.В. Изъятие земельных участков для государственных и муниципальных нужд // Адвокат. - 2006. - N 10;

15. Алексеев С.С. Общая теория права. - Т. II. - М., 1982. - С. 175.

16. Возникновение, прекращение и защита права собственности: Постатейный комментарий глав 13, 14, 15 и 20 Гражданского кодекса Российской Федерации / под ред. П.В. Крашенинникова. - М., 2009 (комментарий к ст. 242, § 1).

17. Право собственности: актуальные проблемы / отв. ред. В.Н. Литовкин, Е.А. Суханов, В.В. Чубаров. - М., 2008. - С. 45-47.

18. Рыбалов А.О. Экономические блага и гражданский оборот // Объекты гражданского оборота: сб. ст. / отв. ред. М.А. Рожкова. - М., 2007. - С. 78-94.

19. Гаджиев Г.А. Конституционные основы современного права собственности // Журнал российского права. - 2006. - N 12;

20. Суханов Е.А. О понятии недвижимости и его влиянии на иные гражданско-правовые категории // Вестник гражданского права. - 2008. - N 4. - С. 7. 

21. Саватье Р. Теория обязательств. - М.: Прогресс, 1972. - С. 57.

22. Joseph L. Sax. Taking and the police power // 74 Yale Law Journal 36 (1964-1965).

23. Гаджиев Г.А. Публичные и частные интересы в реализации "общего для акционерного общества блага" // Цивилист. - 2009. - N 3. - С. 78-80.

24. Гамбаров Ю.С. Гражданское право. Общая часть / под ред. и с предисловием В.А. Томсинова. - М., 2003. - С. 417, 418.

Аннотация

Статья посвящена экспроприации как институту гражданского права. Автором сформулировано понятие экспроприации, соответствующее современным правовым реалиям, и выделены признаки этого института, позволяющие отграничить экспроприацию от сходных правовых явлений. Обоснован тезис о неспособности существующего в российском праве института изъятия имущества для государственных нужд быть "буфером" между публичными и частными имущественными интересами. Ключевую роль в системе гарантий неприкосновенности собственности, по мнению автора, в развитом правопорядке должен играть институт экспроприации.

А.Г. Ивлиева,

Аспирантка кафедры гражданского права

юридического факультета МГУ им М.В. Ломоносова,

юрисконсульт Консалтинговой группы "Юстицинформ"

"Право и экономика", N 9, сентябрь 2011 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., напр.: Типовое соглашение между Правительством РФ и Правительством иностранного государства о поощрении и взаимной защите капиталовложений (в ред. постановления Правительства РФ от 11 апреля 2002 г. N 229).

*(2) Исключение составляет глава, написанная итальянским профессором Уго Матеи (см.: [7]).

*(3) Свод законов Российской Империи. - Т. Х. - Ст. 575-608.

*(4) Европейскому Суду по правам человека не раз приходилось рассматривать дела по искам лиц, чье имущество не было у них изъято, но наложенные публичной властью ограничения на правомочия владения, пользования или распоряжения этим имуществом фактически существенно снижали его ценность. Такие ограничения признаются экспроприацией. См. об этом, напр.: [10].

*(5) Эти признаки считает "необходимыми условиями" экспроприации Ю.С. Гамбаров (см. [11]).

*(6) "Если собственник изъявляет свое согласие и вступает в договор, то для экспроприации не будет места" [3, с. 341].

*(7) Другие позиции см.: [13, 14].

*(8) Проект изменений в разд. II ГК РФ // http://www.arbitr.ru/_upimg/733FFC289F062808694E12ABA110BC7B_II.pdf

*(9) В этой связи "четкое различие объектов гражданского оборота, каковыми выступают имущественные права, и объектов имущественных прав (объектов "экономического оборота") имеет немалое практическое значение" (cм.: [18]).

*(10) Исключением является прекращение по решению собственника имущества без компенсации права постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, предоставленным унитарному предприятию или учреждению. См.: Постановления Девятого ААС от 16 апреля 2009 г. N 09АП-4547/2009-АК и от 20 августа 2009 г. N 09АП-12673/2009-АК.

*(11) Федеральный закон от 1 декабря 2007 г. N 310-ФЗ "Об организации и о проведении XXII Олимпийских зимних игр и XI Паралимпийских зимних игр 2014 года в городе Сочи, развитии города Сочи как горноклиматического курорта и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" (далее - Олимпийский закон) и Федеральный закон от 8 мая 2009 г. N 93-ФЗ "Об организации проведения встречи глав государств и правительств стран - участников форума "Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество" в 2012 году, о развитии города Владивостока как центра международного сотрудничества в азиатско-тихоокеанском регионе и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации" (далее - Закон о форуме АТЭС).

*(12) U.S. Supreme Court, United States v. General Motors Corp., 323 U.S. 373 (1945) 378. См. также: [22].

*(13) Изъятие земельного участка для государственных или муниципальных нужд является основанием прекращения, помимо права собственности, права постоянного (бессрочного) пользования и пожизненного наследуемого земельным участком (ст. 45 ЗК РФ), права аренды (ст. 46 ЗК РФ), права безвозмездного срочного пользования земельным участком (ст. 47 ЗК РФ). См. также: Ст. 15 Олимпийского закона; ст. 6 Закона о форуме АТЭС.

*(14) Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 5, Пленума ВАС РФ N 29 от 26 марта 2009 г. "О некоторых вопросах, возникших в связи с введением в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации". - § 18.

*(15) См.: [23]; Определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 2007 г. N 681-О-П "По жалобам граждан Ю.Ю. Колодкина и Ю.Н. Шадеева на нарушение их конституционных прав положениями статьи 84.8 Федерального закона "Об акционерных обществах" во взаимосвязи с частью 5 статьи 7 Федерального закона "О внесении изменений в Федеральный закон "Об акционерных обществах" и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации". - § 4, 5 мотивировочной части.

*(16) В общую часть помещали этот институт дореволюционные российские правоведы. См.: [24].