Постановление Европейского Суда по правам человека от 3 июля 2012 г. Дело "Рустамов (Rustamov) против Российской Федерации" (Жалоба N 11209/10) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Рустамов (Rustamov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 11209/10)

Постановление Суда

Страсбург, 3 июля 2012 г.

По делу "Рустамов против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Нины Ваич, Председателя Палаты,

Анатолия Ковлера,

Пэра Лоренсена,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Линоса-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 12 июня 2012 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 11209/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Узбекистана Собиром Аминовичем Рустамовым (далее - заявитель) 25 февраля 2010 г.

2. Интересы заявителя, которому была предоставлена юридическая помощь, представлял Х.М. Хадисов, адвокат, практикующий в деревне Черное Московской области. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что его выдача Узбекистану составит нарушение статьи 3 Конвенции и что он не располагал эффективными внутренними средствами правовой защиты, позволявшими оспорить свою выдачу по этому основанию. Он также утверждал, что его содержание под стражей в период разбирательства о выдаче было незаконным и нарушающим статью 5 Конвенции и что выдача составит вмешательство в его право на уважение семейной жизни в нарушение требований статьи 8 Конвенции.

4. 30 августа 2010 г. председатель Первой Секции решил применить правила 39 и 41 Регламента Суда и указать властям Российской Федерации на то, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления, и рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

5. 27 января 2011 г. жалоба была коммуницирована властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции было также решено рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1966 году. До 2005 года он проживал в Узбекистане, в настоящее время проживает в Москве.

A. Предварительная информация

7. До 2005 года заявитель проживал в Самарканде (Узбекистан). Он женат и имеет шестерых несовершеннолетних детей.

8. Как утверждает заявитель, в 1999 - 2005 годах он несколько раз допрашивался самаркандской милицией в связи с предполагаемым членством в "Хизб-ут-Тахрир" (далее - ХТ), транснациональной исламистской организации, запрещенной в России, Германии и ряде среднеазиатских республик. Заявитель указывал, что не являлся членом ХТ.

9. Он утверждал, что несколько раз подвергался жестокому обращению и угрозам со стороны милиции и должен был подписывать различные документы и что один раз его дом обыскали в отсутствие ордера.

10. В августе 2005 года заявитель бежал в Россию. Он не обращался за регистрацией в Федеральную миграционную службу.

11. В неустановленную дату в апреле 2007 года заявитель вернулся в Узбекистан для возобновления паспорта, срок действия которого истекал. Он успешно получил новый документ и возвратился в Россию.

12. С конца апреля 2007 года заявитель проживал в Москве с женой и тремя малолетними детьми. Трое других детей проживают в Узбекистане с родственницей заявителя.

B. Разбирательство в Узбекистане

13. 8 июня 2009 г. Департамент национальной безопасности Самаркандской области Узбекистана возбудил уголовное дело против заявителя по подозрению в попытке свержения конституционного строя узбекского государства.

14. 24 июня 2009 г. Самаркандский городской суд (Узбекистан) решил заключить заявителя под стражу по подозрению в попытке свержения конституционного строя узбекского государства (пункт "б" части 3 статьи 159 Уголовного кодекса Республики Узбекистан), а также в участии и руководстве религиозными, экстремистскими, сепаратистскими и иными запрещенными организациями (часть 1 статьи 244.2 Кодекса). Суд отметил со ссылкой на материалы национального расследования, что заявитель подозревается в принадлежности к ХТ и имел книги и брошюры, содержавшие публичные призывы к свержению узбекского правительства и созданию исламского государства, которые были у него изъяты.

15. В ту же дату Департамент национальной безопасности Самаркандской области Узбекистана объявил заявителя в розыск.

16. 26 июня 2009 г. узбекские власти формально предъявили заявителю заочное обвинение в попытке свержения конституционного строя узбекского государства, в участии, руководстве религиозными, экстремистскими, сепаратистскими и иными запрещенными организациями и в организации вооруженного преступного сообщества или банды для совершения преступлений, а равно в осуществлении властных полномочий в таком сообществе или банде* (* В тексте данной статьи указано: "руководство преступным сообществом либо его подразделениями, а равно деятельность, направленная на обеспечение их существования и функционирования" (прим. переводчика).) (пункт "б" части 3 статьи 159, часть 1 статьи 242 и часть 1 статьи 244.2 Уголовного кодекса Республики Узбекистан).

C. Содержание заявителя под стражей и разбирательство по поводу выдачи

1. Разбирательство по поводу выдачи

17. 4 февраля 2010 г. заявитель был задержан российской милицией в Москве на том основании, что он был объявлен в международный розыск узбекскими властями. В ту же дату Управление внутренних дел Самаркандской области направило в отдел внутренних дел района Вешняки (Москва) запрос о содержании заявителя под стражей. В запросе содержалась, в частности, следующая фраза:

"Преступник Рустамов Собир Аминович разыскивается... Управлением внутренних дел Самаркандской области...".

18. 16 февраля 2010 г. узбекская Генеральная прокуратура направила в Генеральную прокуратуру Российской Федерации запрос о выдаче заявителя Узбекистану. В запросе высказывались заверения о том, что заявитель будет преследоваться только за те преступления, в связи с которыми требуется его выдача, что он сможет свободно покинуть Узбекистан после того, как предстанет перед судом и отбудет наказание и что он не будет выслан или выдан третьему государству без согласия российских властей.

19. 8 апреля 2010 г. российское Министерство иностранных дел направило в связи с делом заявителя письмо в Генеральную прокуратуру Российской Федерации. Текст документа состоял из трех строчек и указывал следующее:

"Российское Министерство иностранных дел не имеет данных, препятствующих выдаче... Рустамова правоохранительным органам Узбекистана для уголовного преследования".

(a) Решение о выдаче заявителя

20. 4 августа 2010 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации приняла решение о выдаче заявителя Узбекистану в связи с обвинениями на основании пункта "б" части 3 статьи 159 и части 1 статьи 242 Уголовного кодекса Республики Узбекистан (попытка свержения конституционного строя узбекского государства, участие и руководство религиозными, экстремистскими, сепаратистскими и иными запрещенными организациями)* (* Генеральная прокуратура Российской Федерации, по-видимому, перепутала статьи узбекского УК (далее - УУК). Статья 242 УУК преследует за "организацию преступного сообщества, то есть создание или руководство преступным сообществом либо его подразделениями, а равно деятельность, направленную на обеспечение их существования и функционирования", тогда как статья 244.2 УК РФ - за "создание, руководство, участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях" (прим. переводчика).). Тем же решением Генеральная прокуратура Российской Федерации отклонила запрос о выдаче в связи с обвинением на основании части 1 статьи 244.2 Уголовного кодекса запрашивающего государства, которая соответствует части 2 статьи 282.2 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ* (* Имеется в виду Уголовный кодекс Российской Федерации (прим. переводчика).)) (членство в организации, в отношении которой судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности), поскольку сроки давности для привлечения к ответственности в соответствии с российским законодательством истекли.

21. 20 августа 2010 г. заявитель обжаловал решение Генерального прокурора Российской Федерации в суде, утверждая, что уже подвергся побоям и угрозам в 1999 - 2005 годах в Самарканде, и ему угрожают дополнительные жестокое обращение и пытки в Узбекистане. Он также указывал, что, по мнению независимых международных наблюдателей, жестокое обращение широко распространено в узбекской пенитенциарной системе, а гарантии справедливого судебного разбирательства не соблюдаются. Со ссылкой на прецедентную практику Европейского Суда по данному вопросу заявитель утверждал, что эти выводы были оставлены без внимания Генеральной прокуратурой Российской Федерации, и настаивал на том, что не совершал никаких преступлений в Узбекистане.

(b) Применение правила 39 Регламента Суда

22. 30 августа 2010 г. Европейский Суд удовлетворил требование заявителя о применении предварительных мер в соответствии с правилом 39 Регламента Суда и указал властям Российской Федерации на необходимость приостановления его выдачи Узбекистану.

(c) Разбирательство в Московском городском суде

23. 10 сентября 2010 г. Московский городской суд отклонил жалобу заявителя на решение о выдаче, вынесенное Генеральной прокуратурой Российской Федерации. Суд не усмотрел обстоятельств, препятствующих выдаче.

24. Прежде всего суд установил, что заявитель не получил российского гражданства и не обращался за ним в соответствии с законом. Он также отметил, что 16 июня 2010 г. его обращение о признании беженцем было отклонено Управлением Федеральной миграционной службы по Москве (далее - ФМС). Суд сослался на решение ФМС (см. § 57 настоящего Постановления) о том, что заявитель не отвечает критериям для предоставления статуса беженца в отсутствие обоснованного опасения преследования по мотивам расы, религии, гражданства, этнического происхождения, принадлежности к конкретной социальной группе или политических взглядов. Суд напомнил, что действия, вменяемые заявителю, наказываются в соответствии с УК РФ.

25. Суд также отметил со ссылкой на выводы ФМС и Министерства иностранных дел Российской Федерации, что:

"...Не [имеется] данных о политически мотивированном преследовании заявителя или обстоятельствах, препятствующих его выдаче Узбекистану. Выдача заявителя Узбекистану не причинит ущерба интересам или безопасности Российской Федерации".

26. Суд подчеркнул, что в запросе о выдаче узбекская Генеральная прокуратура дала заверения в том, что заявитель будет преследоваться только за те преступления, в связи с которыми требуется его выдача, что он сможет свободно покинуть Узбекистан после того, как предстанет перед судом и отбудет наказание и что он не будет выслан или выдан третьему государству без согласия российских властей. Таким образом, суд не усмотрел в международных договорах или законодательстве Российской Федерации оснований, препятствующих выдаче заявителя.

27. Суд также отклонил довод заявителя о том, что он прибыл в Россию с целью избежать угрозы жестокого обращения. Он установил, что на допросе в дату задержания заявитель сообщил, что прибыл в Москву в поисках работы, и отрицал, что против него выдвинуты политические обвинения. Суд принял к сведению показания заявителя от 4 февраля 2010 г. о том, что в 2007 году он имел возможность посетить Узбекистан, а затем возвратиться в Москву. Заявитель не преследовался и не подвергался обыску на своей родине.

28. Суд заключил, что доводы заявителя о том, что он может подвергнуться угрозе жестокого обращения в случае выдачи стране своего происхождения, имели "предположительный характер" и "составляли его личное мнение", которое не подтверждалось "результатами проверок, проведенных ФМС и Генеральной прокуратурой Российской Федерации в ходе разбирательства по поводу выдачи".

29. Также подчеркивалось, что вопрос о виновности заявителя в совершении преступлений, в связи с которыми узбекские власти требуют его выдачи, может быть решен только судом запрашивающего государства с рассмотрением по существу уголовного дела, которое возбуждено против него. Следовательно, доводы заявителя о том, что он невиновен и что обвинения против него сфабрикованы, не могут быть предметом рассмотрения в данном разбирательстве. Суд заключил, что решение о выдаче являлось законным и обоснованным.

(d) Слушание в Верховном Суде Российской Федерации

30. 17 сентября 2010 г. заявитель подал жалобу на решение Московского городского суда, утверждая, что решение о его выдаче было принято в нарушение статей 3, 5, 6 и 8 Конвенции. Со ссылкой на прецедентную практику Европейского Суда и, в частности, на дело "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov and Others v. Russia) (жалоба N 2947/06, Постановление от 24 апреля 2008 г.* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.)) заявитель утверждал, что подвергнется угрозе жестокого обращения в Узбекистане. Заявитель указывал, что с 1999 года он несколько раз допрашивался милицией Самарканда с целью получения признания в членстве в ХТ. Во время одного из таких допросов, который имел место в неустановленную дату, местная милиция надела на него наручники, сильно избила его и угрожала ему пыткой. Когда он находился в помещении милиции, заявитель видел молодого человека, подвергаемого пытке милиционерами. В результате заявитель подписал неуказанные документы. Квартира заявителя несколько раз подвергалась обыскам, а его родственникам поступали многочисленные угрозы со стороны представителей государства. Заявитель ссылался на письменные показания свидетелей обысков квартиры и допросов своих родственников, проведенных в связи с его ходатайством о признании беженцем (см. § 56 настоящего Постановления). Наконец, заявитель упоминал доклады Специального докладчика ООН по вопросу о пытках, датированные 2002 - 2006 годами, а также доклад Международной Хельсинкской Федерации по правам человека, датированный 2007 годом, из которых следует, что распространенная практика жестокого обращения с заключенными остается проблемой в Узбекистане.

31. 11 ноября 2010 г. Верховный Суд Российской Федерации рассмотрел жалобу заявителя с участием его адвоката. Суд установил, что решение о выдаче вынесено в соответствии с законом. По поводу жалоб заявителя на угрозу жестокого обращения и пытки в Узбекистане суд указал, что в российских органах власти заявитель никогда не ссылался на угрозу преследования и жестокого обращения до своего задержания 4 февраля 2010 г. Кроме того, будучи допрошенным прокурором в эту дату, он утверждал, что прибыл в Россию в поисках работы. Он не просил о признании беженцем после прибытия в Москву в 2005 году, но сделал это только после заключения под стражу.

32. Суд также подчеркнул, что в 2007 году заявитель возвращался в Узбекистан для возобновления своего паспорта. Власти его не разыскивали. Он не подвергался жестокому обращению, угрозам или иному преследованию и имел возможность возобновить свой паспорт и вернуться в Москву свободно и беспрепятственно. Суд дополнительно отметил, что трое детей заявителя проживают в Узбекистане.

33. Наконец, Верховный Суд Российской Федерации отклонил ссылку заявителя на ряд докладов международных правозащитных организаций, включая доклады, упомянутые в деле Исмоилова (упоминавшемся выше), как устаревшую. Суд подчеркнул, что компетентные национальные органы провели проверки по дипломатическим каналам и сделали вывод об отсутствии препятствий для выдачи заявителя. Он нашел, что Генеральный прокурор Российской Федерации не располагал информацией о нарушениях прав человека в Узбекистане в 2010 году, при разрешении вопроса о выдаче. Суд заключил, что опасения заявителя по поводу жестокого обращения и преследования в случае выдачи являлись необоснованными, и оставил без изменения решение Московского городского суда от 10 сентября 2010 г. Решение о выдаче вступило в силу.

(е) Дальнейшее развитие событий

34. 19 апреля 2011 г. заместитель Генерального прокурора Республики Узбекистан направил письмо заместителю Генерального прокурора Российской Федерации в дополнение к запросу о выдаче от 16 февраля 2010 г. В письме содержались заверения по поводу того, что заявитель не будет преследоваться в Узбекистане по политическим мотивам и что уголовное дело против него будет рассмотрено с соблюдением национального законодательства Узбекистана и международных договоров, участником которых является Узбекистан. В письме подчеркивалось, что в запрашивающем государстве запрещены все формы бесчеловечного и унижающего достоинство обращения.

2. Содержание под стражей в целях выдачи

(a) Задержание заявителя и его содержание под стражей до 25 марта 2010 г.

35. 4 февраля 2010 г. заявитель был задержан российской милицией в Москве на том основании, что он был объявлен узбекскими властями в международный розыск. В ту же дату отдел внутренних дел района Вешняки (Москва) получил запрос от Управления внутренних дел Самаркандской области (Узбекистан) о содержании заявителя под стражей.

36. 5 февраля 2010 г. прокурор Перовской межрайонной прокуратуры санкционировал содержание заявителя под стражей. Прокурор отметил, что 24 июня 2009 г. заявитель был объявлен в розыск, и Самаркандский городской суд принял решение о его заключении под стражу и что 26 июня 2009 г. заявитель был обвинен в совершении ряда преступлений в стране своего происхождения. Таким образом, прокуратура имела сведения о том, что заявитель совершил преступления на территории Узбекистана. Следовательно, заявитель мог быть заключен под стражу в соответствии со статьей 61 Конвенции СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Минской конвенцией 1993 года). Сроки содержания под стражей этим решением установлены не были.

37. 16 февраля 2010 г. узбекская Генеральная прокуратура направила Генеральной прокуратуре Российской Федерации запрос о выдаче заявителя Узбекистану. Узбекский орган приложил копии соответствующих документов, по-видимому, включая копию решения Самаркандского городского суда от 24 июня 2009 г. Как утверждали власти Российской Федерации, запрос был получен Генеральной прокуратурой России 1 марта 2010 г.

38. Согласно решению Перовского районного суда Москвы от 25 марта 2010 г. (см. § 40 настоящего Постановления) 2 марта 2010 г. прокурор Перовской межрайонной прокуратуры вынес новое постановление о содержании заявителя под стражей до 4 апреля 2010 г. Прокурор сослался на часть 2 статьи 466 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ) и статью 60 Минской конвенции 1993 года. Стороны не предоставили копию этого постановления.

(b) Первое продление срока содержания под стражей

39. В неустановленную дату Перовская межрайонная прокуратура ходатайствовала о продлении срока содержания заявителя под стражей, так как необходимые проверки в рамках разбирательства по поводу выдачи не были завершены, требовалось получить дополнительные сведения о личности заявителя и поскольку разбирательство по поводу выдачи являлось длительным по своей природе.

40. 25 марта 2010 г. Перовский районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 4 августа 2010 г. Интересы заявителя представлял на слушании назначенный государством адвокат. Суд сослался на то, что заявитель обвинялся в Узбекистане в совершении тяжких преступлений, был заключен под стражу на основании судебного решения, вынесенного в иностранном государстве, не имеет постоянного места жительства в России и, следовательно, может скрыться в случае освобождения. Суд отметил, что заявитель не обращался за получением российского гражданства. Суд также указал, что в ходе разбирательства по поводу выдачи необходимы дополнительные проверки, которые потребуют времени "по объективным причинам". Принимая решение о продлении срока, суд сослался на положения статьи 109 УПК РФ.

41. Заявитель не обжаловал решение в обычном порядке. Позднее он пытался обжаловать решение в порядке надзора, но безрезультатно.

(c) Второе продление срока содержания под стражей

42. В июле 2010 года Перовская межрайонная прокуратура ходатайствовала о дополнительном продлении срока содержания заявителя под стражей в целях выдачи до 4 февраля 2011 г. со ссылкой на статью 109 УПК РФ и на § 34 Постановления N 22 от 29 октября 2009 г. Верховного Суда Российской Федерации.

43. 28 июля 2010 г. Перовский районный суд со ссылкой на статью 109 УПК РФ продлил срок содержания заявителя под стражей до 4 февраля 2011 г. в целях обеспечения выдачи заявителя Узбекистану. Суд установил, что заявитель обвинялся в Узбекистане в совершении тяжких преступлений, которые наказываются также в соответствии с уголовным законодательством Российской Федерации. Он не обращался за российским гражданством и не имел статуса беженца в России. Суд также принял во внимание личность заявителя, упомянул тот факт, что он не был трудоустроен и не имел постоянного места жительства в России. Суд решил, что заявитель может скрыться в случае освобождения. Суд также отметил, что разбирательство по поводу выдачи продолжается, и установил, что продление срока содержания под стражей объективно оправданно необходимостью завершения процедуры выдачи.

44. Заявитель не обжаловал это решение.

(d) Третье продление срока содержания под стражей

45. В неустановленную дату прокурор Москвы ходатайствовал о дополнительном продлении срока содержания заявителя под стражей. Заявитель возражал на это, утверждая, что не совершал преступлений в Узбекистане. Адвокат заявителя подчеркнул, что заявитель подал жалобу в Европейский Суд, и в настоящее время она находится на рассмотрении, просил об освобождении заявителя. Стороны не предоставили копий этих ходатайств.

46. 27 января 2011 г. Московский городской суд продлил срок содержания заявителя под стражей еще на шесть месяцев. Суд согласился с доводом прокурора о том, что продление срока является необходимым для обеспечения выдачи заявителя Узбекистану. Суд нашел срок содержания заявителя под стражей разумным, поскольку он оправдывался необходимостью соблюдения процедуры выдачи. Суд пришел к выводу о том, что обстоятельства дела заявителя, требующие его заключения под стражу, не изменились. Суд подчеркнул, что довод заявителя о применении предварительной меры в соответствии с правилом 39 Регламента Суда не может быть принят во внимание, так как Европейский Суд на тот момент не рассмотрел дело заявителя по существу, и, в любом случае, применение предварительной меры не является основанием для освобождения. Суд также отклонил довод заявителя о том, что он не совершал вменяемых ему преступлений, указав, что "такой довод опровергается [вышеупомянутыми] документами", и этот вопрос не подлежит рассмотрению в разбирательстве о продлении срока содержания под стражей. Суд далее отметил, что заявитель не имеет постоянного места жительства в России и не признан беженцем. Он принял к сведению, что заявитель обвинялся в Узбекистане в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, которые также наказываются в соответствии с российским законодательством. Суд учел, что заявитель ранее скрылся от узбекских властей, поэтому имелись основания полагать, что в случае освобождения он скроется от правосудия. Суд также отметил без указания дополнительных подробностей, что семейная ситуация заявителя, состояние его здоровья и возраст не препятствуют его содержанию под стражей. Суд заключил со ссылкой на статью 109 и часть 1 статьи 466 УПК РФ, что срок содержания заявителя под стражей должен быть продлен до 4 августа 2011 г., то есть в общей сложности до 18 месяцев.

47. Адвокат заявителя обжаловал продление срока. Он просил освободить заявителя из-под стражи, указывая на решение Европейского Суда о применении правила 39 Регламента в его деле, ссылаясь на то, что в Узбекистане заявителю угрожает жестокое обращение. Представитель заявителя также утверждал, что заявитель не составит угрозы для Российской Федерации в случае освобождения из-под стражи. Наконец, представитель указал, что преследование заявителя в Узбекистане не соответствует закону.

48. 2 марта 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации согласился с продлением срока. Суд нашел, что решение о выдаче заявителя было законным и что оно вступило в силу. Суд не мог рассматривать разумность решения о выдаче в рамках данного разбирательства. Санкционируя продление срока содержания под стражей, нижестоящий суд правильно установил, что приостановление разбирательства по поводу выдачи в связи с применением правила 39 Регламента Суда не является основанием для освобождения заявителя. Верховный Суд Российской Федерации отметил, что мера пресечения, связанная с содержанием под стражей, была применена в целях обеспечения выдачи заявителя и в связи с тем, что он не имел постоянного места жительства в России.

(e) Освобождение заявителя из-под стражи 4 августа 2011 г.

49. 4 августа 2011 г. Перовская межрайонная прокуратура приняла решение об освобождении заявителя из-под стражи под подписку о невыезде. Прокуратура отметила, что срок содержания заявителя под стражей ранее несколько раз продлевался и что национальные суды признали законным решение Генерального прокурора Российской Федерации о выдаче заявителя Узбекистану. Суд также учел, что жалоба заявителя рассматривается Европейским Судом, и указал, что заявитель "может проживать на территории Российской Федерации в ожидании [его] выдачи".

50. 4 августа 2011 г. заявитель был освобожден из-под стражи. По-видимому, постановление об освобождении не было обжаловано.

D. Допрос 4 февраля 2010 г. и ходатайства заявителя о предоставлении убежища и признании беженцем

1. Обращение в УВКБ

51. Как следует из решения ФМС от 16 июня 2010 г., 22 декабря 2009 г. заявитель обратился в российское представительство Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (далее - УВКБ) в качестве лица, ищущего убежища на территории Российской Федерации. В неустановленную дату представительство УВКБ в Москве выдало ему сертификат статуса беженца, действительный до 22 марта 2010 г. (подробности не указаны). Как утверждает представитель заявителя, заявитель был признан беженцем в соответствии с мандатом УВКБ. Стороны не предоставили документов и не сообщили дополнительных подробностей в этом отношении.

2. Допрос 4 февраля 2010 г. перовским межрайонным прокурором

52. 4 февраля 2010 г. на допросе у помощника прокурора Перовской межрайонной прокуратуры сразу после задержания заявитель сообщил, что ищет работу и должен оказывать семье финансовую поддержку, и дал эти показания, чтобы мотивировать свой приезд в Россию. Заявитель утверждал, что с 2005 года, даты его прибытия в Россию, он не регистрировался в качестве иностранного гражданина, временно проживающего в стране. Заявитель пояснил, что не знал о том, что в Узбекистане против него выдвинуты обвинения, он не преследовался по политическим мотивам в стране происхождения и не обращался за признанием в качестве беженца в России.

53. Заявитель не пользовался помощью адвоката во время этого допроса. Он сделал рукописную отметку о том, что не нуждается в помощи адвоката или переводчика.

3. Разбирательство по обращению заявителя о признании беженцем

54. 9 февраля 2010 г. заявитель обратился в ФМС с ходатайством о признании беженцем в России. В своем обращении заявитель, в частности, указывал, что с 1999 года он преследуется в Узбекистане по политическим мотивам. Заявитель является мусульманином. Он неоднократно задерживался самаркандской милицией и допрашивался в связи с предполагаемым членством в экстремистских организациях. Милиция не раз обыскивала его квартиру в Самарканде в отсутствие документов, санкционирующих обыски. Милиция обязала его являться в местный отдел милиции каждые два месяца. Полагая, что его преследование продолжится, в августе 2005 года заявитель выехал из Узбекистана в Россию, где начал работать водителем. Он обосновался в России с семьей, включая трех из шестерых его несовершеннолетних детей. Он утверждал, что не совершал преступлений, в которых обвинялся, никогда не был членом запрещенных религиозных организаций и не пытался свергнуть правительство. Заявитель указывал, не сообщая дополнительных подробностей, что "все его ближайшие родственники и друзья" преследовались в Узбекистане по политическим мотивам. Он решил, что подвергнется реальной угрозе жестокого обращения в случае возвращения на родину.

55. 15 марта 2010 г. заявитель был допрошен помощником прокурора Перовской межрайонной прокуратуры и утверждал, что преследовался в Узбекистане в связи с предполагаемым членством в ХТ.

56. 14 апреля 2010 г. заявитель при содействии адвоката и переводчика был допрошен сотрудниками ФМС. Он рассказал, что разыскивается узбекскими властями за политические преступления и покинул Узбекистан из опасения жестокого обращения со стороны местной милиции. Заявитель пояснил, что исповедует ислам и во время нахождения в Узбекистане преследовался властями за свои религиозные убеждения. Представляется, что адвокат заявителя ссылался на ряд показаний очевидцев обысков квартиры заявителя. Эти показания были даны на узбекском языке. Заявитель не предоставил перевода или краткого содержания этих показаний.

57. 16 июня 2010 г. Управление ФМС по Москве отклонило ходатайство заявителя о признании беженцем, отметив, что он не предоставил достаточных доказательств того, что в случае выдачи Узбекистану ему угрожает жестокое обращение. Он не обращался за предоставлением убежища в надлежащий срок после прибытия в Россию. ФМС приняла к сведению, что 22 декабря 2009 г. заявитель обратился в российское представительство УВКБ и получил "сертификат, действительный до 22 марта 2010 г.". В то же время ФМС учла, что заявитель подал ходатайство о признании беженцем только после его задержания. Кроме того, будучи допрошен в дату его задержания в Москве, заявитель сообщил, что не знал о выдвинутых против него обвинениях и прибыл в Москву в поисках работы.

58. ФМС также отметила со ссылкой на постановление узбекских властей о привлечении в качестве обвиняемого от 24 июня 2009 г., что заявитель был объявлен в розыск и обвиняется в Узбекистане в тяжких преступлениях. ФМС сослалась на показания бывшего коллеги заявителя М., который предположительно убедил его примкнуть к ХТ. В 1999 - 2005 годах заявитель предположительно распространял идеи ХТ среди узбекской молодежи и активно организовывал местные отделения ХТ, несмотря на многочисленные предупреждения со стороны местных правоохранительных органов.

59. Миграционный орган заключил, что заявитель своевременно не обратился с ходатайством о признании беженцем и что факторы, на которые ссылался заявитель, не были достаточными, чтобы подтвердить наличие обоснованного опасения преследования на родине.

60. Заявитель подал в Замоскворецкий районный суд Москвы жалобу на решение от 16 июня 2010 г., утверждая, что узбекские власти преследуют его по религиозным мотивам в связи с предполагаемым членством в ХТ, запрещенной религиозной организации. Он настаивал на том, что с учетом характера выдвинутых против него обвинений он подвергнется угрозе жестокого обращения под стражей в случае выдачи Узбекистану, и его семья также станет объектом преследования.

61. 12 ноября 2010 г. Замоскворецкий районный суд рассмотрел жалобу заявителя с участием его адвоката и отклонил ее. Суд отметил, что до его задержания заявитель проживал в Москве с женой и тремя несовершеннолетними детьми. Суд не усмотрел данных о том, что прибытие заявителя в Россию было обусловлено какой-либо формой политического преследования. Он подчеркнул, что заявитель не обратился за предоставлением убежища в день пересечения российской границы в 2005 году, как того требует национальное законодательство, и ходатайство о признании беженцем было им подано только после задержания. Суд согласился с заключением ФМС о том, что причина подачи заявителем ходатайства о предоставлении убежища заключалась в стремлении избежать уголовной ответственности в Узбекистане.

62. 4 февраля 2011 г. (согласно заявителю) или 22 февраля 2011 г. (согласно властям) адвокат заявителя подал жалобу на это решение. Представитель заявителя, в частности, утверждал, что заявитель незаконно преследовался в Узбекистане в нарушение его права, гарантированного статьей 9 Конвенции. ФМС не учла доводы заявителя относительно опасения преследования и жестокого обращения с ним и его семьей, а также свидетельские показания. Обвинения против него были сфабрикованы, а позиция прокуратуры чрезвычайно слаба. Заявитель не совершал вменяемых ему преступлений. Тем не менее он допрашивался местными правоохранительными органами, а его квартира несколько раз обыскивалась. Он покинул Узбекистан, опасаясь дальнейших преследований. Вопреки доводам ФМС, в 2009 году заявитель обратился в российское представительство УВКБ. В момент задержания заявитель не знал, что против него возбуждено уголовное дело. По этой причине он не подал ходатайство о признании беженцем в дату его задержания и сделал это только в феврале 2010 года.

63. Представляется, что в определенный момент национальный суд продлил 10-дневный срок на подачу жалобы и принял к рассмотрению жалобу заявителя на решение. Слушание по жалобе заявителя было первоначально назначено на 18 апреля 2011 г., но было впоследствии отложено на 4 мая 2011 г. в связи с неявкой сторон.

64. 4 мая 2011 г. Московский городской суд рассмотрел дело с участием адвоката заявителя и оставил без изменения решение суда первой инстанции. Он отметил, что суд первой инстанции правильно установил факты дела. Суд указал, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, старший брат заявителя, его сестра и трое несовершеннолетних детей заявителя проживали в Узбекистане. Суд далее воспроизвел вывод суда первой инстанции о том, что заявитель своевременно не просил о признании беженцем и не предоставил достаточных доказательств того, что он подвергнется преследованию в случае выдачи Узбекистану.

4. Разбирательство по поводу ходатайства о предоставлении временного убежища

65. 7 июля 2011 г. заявитель подал ходатайство о предоставлении временного убежища в ФМС Москвы. В ходатайстве подчеркивалась угроза того, что заявитель подвергнется пытке вследствие политически мотивированного преследования в случае выдачи.

66. Как утверждал заявитель, 18 июля 2011 г. (или 16 июля 2011 г., как указано в решении Замоскворецкого районного суда от 22 февраля 2012 г., см. § 68 настоящего Постановления) ФМС Москвы отказала в предоставлении ему временного убежища в России. Стороны не предоставили копии решения. Жалоба заявителя и решение суда первой инстанции (см. §§ 67-68 настоящего Постановления) свидетельствуют о том, что жалоба была отклонена в связи с отсутствием гуманных оснований для предоставления временного убежища. Отсутствовали данные о том, что заявитель нуждается в медицинской помощи или что в случае его выдачи Узбекистану ему угрожают пытка или жестокое обращение. Как указывалось в жалобе заявителя, ФМС установила, что в Узбекистане проводится реформа системы правосудия и что государство происхождения заявителя подписало различные международные правозащитные договоры и осуществляет динамичную социальную, экономическую и культурную политику.

67. Заявитель обжаловал решение ФМС в Замоскворецкий районный суд. Он, в частности, утверждал, что последовательно информировал власти об имевшем место ранее жестоком обращении в Узбекистане. Он отметил, что в дату его задержания он сообщил властям, что прибыл в Россию в поисках работы, а не в качестве искателя убежища, поскольку не был уведомлен о цели допроса. Наконец, заявитель оспорил выводы ФМС относительно правозащитных договоров, подписанных Узбекистаном, и недавних событий в социально-экономической политике страны его происхождения как не имеющие отношения к делу.

68. 22 февраля 2012 г. Замоскворецкий районный суд отклонил жалобу заявителя за отсутствием гуманных оснований, которые требовали бы предоставления ему временного убежища. Суд, в частности, отметил, что решение ФМС было основано на информации, предоставленной органами самаркандской милиции в Узбекистане относительно обвинений против него в стране его происхождения. Кроме того, по мнению суда, ФМС надлежащим образом учла задержание заявителя и его заключение под стражу 4 февраля 2010 г. в целях выдачи. Суд заключил, что отказ ФМС в предоставлении временного убежища являлся законным, поскольку, во-первых, состояние здоровья заявителя являлось удовлетворительным, и он не предоставил медицинского документа, подтверждающего, что он нуждается в медицинской помощи. Во-вторых, суд установил, что заявитель не ссылался на "конкретные данные о наличии реальной угрозы безопасности заявителя" или о том, что он преследовался узбекскими властями.

69. 26 февраля 2012 г. заявитель обжаловал решение суда первой инстанции. Представляется, что жалоба до сих пор рассматривается Московским городским судом.

E. События 19 ноября 2010 г.

70. В факсограмме от 19 ноября 2010 г. представитель заявителя в Европейском Суде утверждал, что в эту дату заявитель предположительно "подписал неизвестные документы" в отсутствие представителя или переводчика. Представитель утверждал, что заявителя могли вынудить к подписанию этих документов. Ни в письме, ни в объяснениях от 11 июля 2011 г. представитель заявителя не сообщил дополнительных подробностей о содержании документов или обстоятельствах встречи заявителя с неуказанными властями.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Конституция Российской Федерации 1993 года

71. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность (часть 1 статьи 22). Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов (часть 2 статьи 22).

B. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации

72. Термин "суд" раскрывается в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации 2002 года как "любой суд общей юрисдикции, рассматривающий уголовное дело по существу и выносящий решения, предусмотренные настоящим Кодексом" (пункт 48 статьи 5). Термин "судья" определяется УПК РФ как "должностное лицо, уполномоченное осуществлять правосудие" (пункт 54 статьи 5).

73. Районному суду подсудны уголовные дела о всех преступлениях, за исключением уголовных дел, подсудных мировому судье, региональному суду или Верховному Суду Российской Федерации (часть 2 статьи 31).

74. Глава 13 УПК РФ регулирует применение мер пресечения. Содержание под стражей применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (часть 1 статьи 108). Постановление о возбуждении ходатайства об избрании в качестве меры пресечения заключение под стражу подлежит рассмотрению судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня (часть 4 статьи 108). Постановление судьи об избрании в качестве меры пресечения заключение под стражу может быть обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение трех суток со дня его вынесения (часть 11 статьи 108). Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать двух месяцев (часть 1 статьи 109), но этот срок может быть продлен до шести месяцев судьей районного суда или военным судом соответствующего уровня. Срок содержания под стражей может быть продлен только в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений (часть 2 статьи 109). В дальнейшем срок содержания под стражей может быть продлен до 18 месяцев только в отношении лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений (части 2 и 3 статьи 109).

75. Глава 16 УПК РФ предусматривает судебную проверку решений и действий суда или должностных лиц. Действия (бездействие) и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда могут быть обжалованы "участниками уголовного судопроизводства", а также "иными лицами в той части, в которой [производимые] процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы" (статья 123). Эти действия или бездействие могут быть обжалованы прокурору (статья 124). Решения и действия или бездействие следователя или прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам "участников уголовного судопроизводства" либо "затруднить доступ граждан к правосудию" могут быть обжалованы в суд (статья 125).

76. При получении от иностранного государства запроса о выдаче лица, если при этом не представлено решение судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, прокурор в целях обеспечения возможности выдачи лица решает вопрос о необходимости избрания ему меры пресечения в порядке, предусмотренном УПК РФ (часть 1 статьи 466).

77. Если к запросу о выдаче лица прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении лица под стражу, то прокурор вправе подвергнуть это лицо домашнему аресту или заключить его под стражу без подтверждения указанного решения судом Российской Федерации (часть 2 статьи 466).

78. В выдаче лица может быть отказано* (* В настоящее время данный пункт утратил силу. Пунктом 6 части 1 той же статьи установлено, что при указанных обстоятельствах выдача не допускается (прим. переводчика).), если деяние, послужившее основанием для запроса о выдаче, в соответствии с уголовным законодательством Российской Федерации не является преступлением (пункт 1 части 2 статьи 464).

C. Прецедентная практика Конституционного Суда Российской Федерации

1. Постановление от 17 февраля 1998 г.

79. Проверяя соответствие Конституции положения, содержащегося в части 2 статьи 31 Закона СССР "О правовом положении иностранных граждан в СССР" 1981 года, Конституционный Суд постановил, что иностранный гражданин, в отношении которого принято решение о выдворении из пределов Российской Федерации, не может быть задержан на срок свыше 48 часов без вынесения судебного решения.

2. Определение от 4 апреля 2006 г. N 101-O

80. Проверяя соответствие Конституции России части 1 статьи 466 УПК РФ, Конституционный Суд напомнил свою последовательную прецедентную практику о недопустимости избыточного, неограниченного по продолжительности, произвольного содержания под стражей, несовместимого со статьей 22 Конституции Российской Федерации и пунктом 3 статьи 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, во всех делах, в том числе при разрешении вопросов, связанных с содержанием под стражей лиц, в отношении которых рассматривается запрос иностранного государства об их выдаче для уголовного преследования.

81. По мнению Конституционного Суда, отсутствие в части 1 статьи 466 УПК РФ положений, которые прямо устанавливали бы основания применения заключения под стражу в качестве меры пресечения, не указывает на неопределенность в вопросе о ее соответствии Конституции Российской Федерации. Пункт 1 статьи 8 Минской конвенции прямо предусматривает, что при исполнении поручения об оказании правовой помощи запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны, то есть порядок, который установлен УПК РФ. Этот порядок установлен, в частности, частью 1 статьи 466 УПК РФ и нормами его главы 13 "Меры пресечения", действие которых как общих норм, предусмотренных частью первой УПК РФ, распространяется на все стадии и формы уголовного судопроизводства, в том числе - на производство по запросам иностранных государств об оказании им по уголовным делам правовой помощи путем выдачи лиц для уголовного преследования.

82. Конституционный Суд подчеркнул, что гарантии права на свободу и личную неприкосновенность, предусмотренные статьей 22 и главой 2 Конституции Российской Федерации, полностью применимы при разрешении вопросов, связанных с содержанием под стражей лиц, в отношении которых рассматривается запрос иностранного государства об их выдаче для уголовного преследования. Соответственно, статья 466 УПК РФ не позволяет властям применять меру пресечения в виде заключения под стражу вне предусмотренного уголовно-процессуальным законодательством порядка и сверх установленных им сроков.

3. Определение Конституционного Суда от 11 июля 2006 г. N 158-O по ходатайству Генерального прокурора Российской Федерации об официальном разъяснении

83. Генеральный прокурор Российской Федерации обратился в Конституционный Суд с ходатайством об официальном разъяснении Определения от 4 апреля 2006 г. N 101-O (см. выше) с целью, в частности, получения ответа на вопрос, в каком порядке должно осуществляться продление сроков содержания под стражей лиц, к которым содержание под стражей как мера пресечения применено в целях обеспечения их возможной выдачи.

84. Конституционный Суд отклонил ходатайство, установив, что он не имеет полномочий по определению конкретных положений уголовного закона, регулирующих процедуру или сроки содержания лица под стражей с целью дальнейшей выдачи. Этот вопрос относится к компетенции судов общей юрисдикции.

4. Определение от 1 марта 2007 г. N 333-O-П

85. Конституционный Суд напомнил свой последовательный подход, согласно которому объем конституционного права на свободу и личную неприкосновенность является одинаковым для иностранных граждан и лиц без гражданства и граждан Российской Федерации. К иностранным гражданам и лицам без гражданства не может быть применено без судебного решения задержание на срок более 48 часов. Данное конституционное требование служит гарантией не только от произвольного продления срока задержания свыше 48 часов, но и от неправомерного задержания как такового, поскольку суд в любом случае оценивает законность и обоснованность применения задержания к конкретному лицу.

86. Конституционный Суд указал, что часть 1 статьи 466 УПК РФ во взаимосвязи с положениями Минской конвенции не может быть истолкована как обеспечивающая возможность задержания лица на основании ходатайства иностранного государства на срок свыше 48 часов без судебного решения. Мера пресечения в виде заключения под стражу может применяться к такому лицу только в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законодательством, и с соблюдением установленных им сроков.

5. Определение от 19 марта 2009 г. N 383-O-O

87. Конституционный Суд отказал в принятии жалобы на нарушение конституционных прав положением части 2 статьи 466 УПК РФ, указав, что она "не устанавливает сроки содержания под стражей и не определяет основания и порядок избрания меры пресечения, она лишь закрепляет правомочие прокурора на исполнение уже состоявшегося решения компетентного судебного органа иностранного государства о заключении под стражу лица, обвиняемого в совершении преступления. Таким образом, оспариваемая... норма не может рассматриваться как нарушающая конституционные права [заявителя]...".

D. Практика Верховного Суда Российской Федерации

1. Постановление Верховного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2009 г. N 1

88. В Постановлении N 1, утвержденном Пленумом Верховного Суда Российской Федерации 10 февраля 2009 г. (далее - Постановление от 10 февраля 2009 г.), Пленум дал судам ряд разъяснений относительно применения статьи 125 УПК РФ. Пленум напомнил, что любой участник уголовного судопроизводства или иное лицо, чьи права и свободы затронуты действиями или бездействием органов следствия или прокуратуры в уголовном разбирательстве, вправе на основании статьи 125 УПК РФ обжаловать решение об отказе в возбуждении или о прекращении уголовного дела. Пленум отметил, что в то время как в соответствии со статьей 125 УПК РФ также подлежат обжалованию постановления о возбуждении уголовного дела, об отказе в назначении защитника или о признании потерпевшим, лицо не вправе обжаловать на основании статьи 125 УПК РФ решение суда о применении залога, домашнего ареста и заключения под стражу. В Постановлении от 10 февраля 2009 г. подчеркивалось, что суд, признав конкретное действие или бездействие незаконным или необоснованным, не вправе отменять обжалуемое решение или обязывать должностное лицо отменить его, но может лишь указать, что данное должностное лицо обязано устранить указанное нарушение. Если заинтересованный орган не исполняет указания суда, заявитель вправе обратиться в суд с жалобой на его бездействие, и в этих случаях суд может выносить частное определение (постановление) с целью привлечения внимания должностных лиц к данной ситуации. Наконец, в Постановлении от 10 февраля 2009 г. разъяснялось, что постановление прокурора о помещении лица под домашний арест или о заключении его или ее под стражу для обеспечения возможной выдачи может быть обжаловано в суд на основании статьи 125 УПК РФ.

2. Постановление Верховного Суда Российской Федерации от 29 октября 2009 г. N 22

89. В Постановлении N 22, утвержденном Пленумом Верховного Суда Российской Федерации от 29 октября 2009 г. (далее - Постановление от 29 октября 2009 г.), указано, что в соответствии с частью 1 статьи 466 УПК РФ применение заключения под стражу к лицу, в отношении которого решается вопрос о его выдаче по запросу иностранного государства для уголовного преследования, если не представлено решение судебного органа этого государства об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, допускается лишь по судебному постановлению. Суд санкционирует заключение под стражу в указанной ситуации в соответствии со статьей 108 УПК РФ на основании ходатайства прокурора о применении меры пресечения в виде заключения под стражу. При принятии решения о применении меры пресечения в виде заключения под стражу судье надлежит проверить фактические и правовые основания для избрания подобной меры пресечения. Если к запросу о выдаче прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении такого лица под стражу, то прокурор вправе заключить его под стражу без подтверждения судом указанного решения (часть 2 статьи 466 УПК РФ) на срок, не превышающий два месяца. Решение прокурора может быть обжаловано в суд в соответствии со статьей 125 УПК РФ. Продлевая срок содержания под стражей в отношении такого лица, суду необходимо руководствоваться положениями статьи 109 УПК РФ.

III. Международные инструменты и иные документы

90. Соответствующие доклады об Узбекистане за период 2002-2007 годов и, в частности, относительно ситуации с лицами, обвиняемыми в членстве в "Хизб ут-Тахрир", см. в Постановлении Европейского Суда от 11 декабря 2008 г. по делу "Муминов против Российской Федерации" (Muminov v. Russia), жалоба N 42502/06, §§ 67-72 и 73-74* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2011.).

91. В докладе организации "Международная амнистия" 2009 года по Узбекистану, опубликованном в мае 2009 года, указывалось, что организация продолжает получать постоянные сообщения о распространении пыток и жестокого обращения, исходящие от лиц, подозреваемых в принадлежности к запрещенным исламским группам или в совершении террористических актов. В докладе подчеркивалось, что узбекские власти продолжают активно добиваться экстрадиции этих лиц и, в частности, предполагаемых членов "Хизб ут-Тахрир" из соседних государств, включая Россию, и что большинство лиц, возвращаемых в Узбекистан, содержатся в одиночном заключении, что повышает угрозу пыток или жесткого обращения.

92. В январе 2011 года "Хьюман райтс уотч" опубликовала ежегодный Всемирный доклад за 2010 год. В соответствующих частях главы "Узбекистан" указывалось:

"Ситуация с правами человека в Узбекистане остается очень плохой в отсутствие существенных улучшений в 2010 году. Власти продолжают преследовать правозащитников, оппозиционеров и независимых журналистов, а также верующих, избегающих строгого государственного контроля...

Уголовная юстиция, пытки и жестокое обращение

Пытки по-прежнему чрезвычайно распространены в Узбекистане. Права заключенных нарушаются на всех стадиях расследования и судебного разбирательства, несмотря на изменения законодательства о личной свободе, вступившие в силу в 2008 году. Узбекское правительство не реализовало значимым образом рекомендации о борьбе с пыткой, предложенные специальным докладчиком ООН в 2003 году.

Подозреваемые не имеют доступа к адвокатам, что является важнейшей гарантией против пыток в предварительном заключении. Милиция использует пытки и другие незаконные средства для принуждения заключенных к даче показаний и признаниям. Власти традиционно отказываются расследовать утверждения заключенных о злоупотреблениях...

20 июля 37-летний Шавкат Алимходжаев, лишенный свободы за религиозные преступления, скончался под стражей. Официальной причиной смерти была указана анемия, но Алимходжаев никогда не страдал ею. Как утверждают родственники, лицо Алимходжаева имело возможные следы жестокого обращения, включая заплывший глаз. Власти вернули его тело в семейный дом ночью. Они настаивали на его погребении до восхода солнца и находились там до похорон. Власти не приступали к расследованию смерти...

Свобода религии

Хотя Конституция Узбекистана гарантирует свободу религии, узбекские власти продолжают безжалостную многолетнюю кампанию произвольного заключения под стражу, задержания и пыток мусульман, которые совершают богослужения вне государственного контроля или принадлежат к незарегистрированным религиозным организациям. Свыше 100 человек были задержаны или осуждены в 2010 году по обвинениям, связанным с религиозным экстремизмом...

Основные международные контакты

Сотрудничество узбекского правительства с международными организациями остается неудовлетворительным. Оно продолжает отказывать в доступе ко всем восьми специальным процедурам ООН, требующим приглашения, включая связанные с пытками и правозащитниками...".

93. В соответствующих частях главы "Узбекистан 2011" Ежегодного доклада "Международной амнистии за 2011 год, опубликованного в мае того же года, указывалось следующее:

"Сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать так же часто, как и прежде. Десятки последователей малых течений ислама были приговорены к длительным срокам лишения свободы по итогам несправедливых процессов...

Пытки и другие виды жестокого обращения

Несмотря на утверждения властей о том, что применение пыток значительно сократилось, сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать с той же частотой. В большинстве случаев власти не проводили незамедлительных, тщательных и беспристрастных расследований этих утверждений.

Несколько тысяч человек, осужденных за принадлежность к исламским партиям и движениям, запрещенным в Узбекистане, а также критики и политические противники правительства продолжали отбывать длительные сроки лишения свободы в условиях, равносильных жестокому, бесчеловечному и унижающему достоинство обращению.

Узбекистан вновь отказал специальному докладчику ООН по вопросу о пытках в посещении страны, несмотря на многократные просьбы с его стороны...

Борьба с терроризмом и общественная безопасность

В январе начались закрытые судебные процессы по делам почти 70 лиц, обвиняемых в причастности к нападениям в Ферганской долине и столице страны Ташкенте в мае и августе 2009 года, а также к убийству лояльного правительству имама и высокопоставленного сотрудника органов внутренних дел в Ташкенте в июле 2009 года. Власти обвиняли в нападениях и убийствах "Исламское движение Узбекистана" (далее - ИДУ), "Союз исламского джихада" (далее - СИД) и исламистскую партию "Хизб-ут-Тахрир" (все эти организации запрещены в Узбекистане). В числе множества задержанных в качестве подозреваемых или сочувствующих ИДУ, СИД и "Хизб-ут-Тахрир" в 2009 году оказались лица, которые посещали незарегистрированные мечети, учились у независимых имамов и ездили за границу либо подозревались в связях с запрещенными исламскими организациями. Считается, что многих длительное время содержали под стражей без суда и следствия. Поступали сообщения о пытках и несправедливых процессах.

В апреле Кашкадарьинский областной суд по уголовным делам приговорил Зульхумор Хамдамову, ее сестру Мехринисо Хамдамову и их родственницу Шахло Пахматову к лишению свободы на сроки от шести до семи с половиной лет за попытку свержения конституционного строя и создание угрозы общественной безопасности. Их задержали силовики в ноябре 2009 года в ходе антитеррористических операций в городе Карши, вместе с еще примерно 30 женщинами. Насколько известно, женщины посещали религиозные занятия, которые проводила Зульхумор Хамданова в одной из местных мечетей. Власти обвинили Зульхумор Хамданову в организации незаконной религиозной группы. Ее сторонники отрицали это обвинение. Правозащитники сообщили, что с женщинами жестоко обращались во время содержания под стражей. Как утверждалось, сотрудники милиции раздели женщин донага и угрожали им изнасилованием.

В январе узбекскую беженку Дилором Абдукадирову, бежавшую из страны после беспорядков в Андижане в 2005 году, по возвращении на родину задержали на четыре дня. Перед возвращением она получила гарантии властей, что ей не предъявят никаких обвинений. В марте ее повторно задержали и две недели удерживали в ИВС, не допуская к ней ни родственников, ни адвоката. 30 апреля ее признали виновной в антигосударственной деятельности в связи с участием в андижанских демонстрациях, а также в незаконном пересечении границы в обоих направлениях. Ее приговорили к десяти годам и двум месяцам лишения свободы по итогам несправедливого судебного процесса. Родственники сообщили, что на суде она выглядела истощенной, а лицо у нее было в синяках...

Свобода вероисповедания

Правительство сохраняло жесткий контроль над религиозными общинами, препятствуя им осуществлять право на свободу вероисповедания. Наиболее болезненно это коснулось представителей незарегистрированных течений, таких как христиане-евангелисты и мусульмане, посещающие неподконтрольные государству мечети.

Подозреваемых последователей турецкого мусульманского богослова Саида Нурси осудили по итогам серии судебных процессов, которые начались в 2009 году и продолжались в 2010 году. Помимо прочего, их обвинили в участии или создании незаконной религиозной экстремистской организации, а также в публикации и распространении материалов, угрожающих общественному порядку. По состоянию на декабрь 2010 года не менее 114 мужчин приговорили к лишению свободы на сроки от шести до 12 лет по итогам несправедливых процессов. Как сообщалось, основанием для отдельных приговоров послужили признания, выбитые под пытками в СИЗО. Кроме того, свидетелей защиты и свидетелей-экспертов в суд не вызывали, в ряде случаев доступу наблюдателей в зал суда препятствовали, а некоторые заседания проходили в закрытом режиме...".

Право

I. Предполагаемое нарушение статей 3 и 13 Конвенции

94. Заявитель жаловался на то, что в случае выдачи он подвергнется в Узбекистане жестокому обращению в нарушение требований статьи 3 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

95. Он также жаловался на то, что не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении его жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции, вопреки требованиям статьи 13 Конвенции. Это положение предусматривает следующее:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

96. Прежде всего власти Российской Федерации подчеркивали, что заявитель подал жалобу на решение Замоскворецкого районного суда за пределами 10-дневного срока, предусмотренного национальным законодательством. Однако национальные суды продлили срок на подачу жалобы. Они рассмотрели жалобу на отказ в признании заявителя беженцем. В то же время заявитель воспользовался процедурой обжалования решения Генерального прокурора Российской Федерации о выдаче. В каждом разбирательстве его доводы рассматривались судами двух инстанций. Таким образом, заявитель располагал эффективными внутренними средствами правовой защиты в отношении его жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции и мог использовать их.

97. Кроме того, власти Российской Федерации указывали, что заявитель не затрагивал вопроса о потенциальной угрозе жестокого обращения при задержании 4 февраля 2010 г. Он не сообщил российским властям о выдвинутых против него политических обвинениях во время допросов у следователя милиции и местного прокурора в эту дату. Заявитель затронул этот вопрос только 9 февраля 2010 г., когда ходатайствовал о признании беженцем.

98. Власти Российской Федерации также утверждали, что национальные органы, включая ФМС и суды, внимательно рассмотрели утверждения заявителя о том, что в случае выдачи Узбекистану ему угрожает жестокое обращение. В частности, ФМС рассмотрела довод заявителя об угрозе жестокого обращения в случае выдачи Узбекистану 16 июня 2010 г., то есть до принятия решения о выдаче заявителя Генеральной прокуратурой Российской Федерации. Выводы ФМС были впоследствии поддержаны национальными судами. Вместе с тем версия о жестоком обращении была надлежащим образом рассмотрена в разбирательстве по жалобе на решение о выдаче. Суды правомерно отклонили утверждения заявителя как необоснованные. Они также приняли во внимание доклады органов ООН 2002 и 2006 годов об Узбекистане. В рамках разбирательства по жалобе заявителя на решение о выдаче национальные суды пришли к мотивированному заключению о том, что Генеральная прокуратура Российской Федерации не располагала сведениями о нарушениях прав человека в Узбекистане в 2010 году.

99. Со ссылкой на справку Генерального прокурора Российской Федерации по делу заявителя, датированную 24 апреля 2011 г., власти Российской Федерации отмечали, что преступления, в совершении которых заявитель обвинялся у себя на родине, не наказываются смертной казнью, что Узбекистан ратифицировал различные международные правозащитные договоры, включая Конвенцию ООН против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, что запрашивающее государство осуществляет развитие по пути демократии и что узбекские власти предоставили заверения о том, что заявитель не подвергнется жестокому обращению в случае выдачи.

2. Заявитель

100. Что касается статьи 3 Конвенции, заявитель поддержал свою жалобу. В ответ на доводы властей Российской Федерации он утверждал, что не затрагивал вопрос об угрозе жестокого обращения в Узбекистане 4 февраля 2010 г., поскольку не пользовался помощью адвоката или переводчика. Он не владел всей информацией об основаниях его задержания и содержания под стражей. В эту дату он подписал несколько документов, которые в действительности не прочел. После получения дополнительной информации о своем деле от адвоката он сообщил российским властям об угрозе политического преследования и жестокого обращения в Узбекистане без задержки, уже 9 февраля 2010 г.

101. Заявитель также утверждал, что он и его представитель последовательно ссылались на происшествия, имевшие место с заявителем в Узбекистане, в своих жалобах в национальные суды двух инстанций. Они также упоминали доклады международных наблюдателей, но их доводы были отклонены. Что касается отказа национальных судов от принятия этих докладов на том основании, что они устарели, заявитель утверждал, что национальные суды могли получить более свежую информацию о ситуации с правами человека в Узбекистане, находящуюся в открытом доступе.

102. Заявитель также оспорил ссылку властей Российской Федерации на заверения о том, что судебное разбирательство по делу заявителя будет справедливым. Он, в частности, указал, что с самого начала разбирательства против него узбекские власти уже рассматривали его как преступника, в нарушение презумпции невиновности. Они сообщили российским коллегам, что заявитель являлся преступником, в письме от 4 февраля 2010 г., в отсутствие обвинительного приговора, вынесенного компетентным судом. Таким образом, вопреки доводам властей Российской Федерации, гарантии справедливого судебного разбирательства не соблюдались Узбекистаном на самой ранней стадии процесса. Кроме того, прокуратура Узбекистана требовала выдачи заявителя в феврале 2010 года, а их заверения о том, что заявитель не подвергнется какой-либо форме запрещенного обращения, были получены российскими властями 19 апреля 2011 г. Следовательно, на начальной стадии разбирательства по поводу выдачи существовала угроза выдачи заявителя Узбекистану в отсутствие каких-либо заверений со стороны узбекских властей.

103. Наконец, что касается статьи 13 Конвенции, заявитель утверждал, что внутренние средства правовой защиты в отношении его жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции не были эффективными. Национальные суды отклонили ссылку на многочисленные доклады международных наблюдателей, а также на собственный опыт заявителя в Узбекистане. Суды не приняли во внимание ряд подробных докладов, на которые ссылалась защита и которые имелись в открытом доступе.

B. Мнение Европейского Суда

1. Статья 3 Конвенции

Приемлемость жалобы

104. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

(a) Общие принципы

105. Европейский Суд прежде всего напоминает, что государства-участники в соответствии с актами международного права и с учетом своих договорных обязательств, включая Конвенцию, вправе контролировать въезд, пребывание и высылку иностранцев (см. Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom), § 67, Series A, N 94), и право на политическое убежище прямо не защищено Конвенцией или Протоколами к ней (см. Постановление Европейского Суда от 11 января 2007 г. по делу "Салах Шеех против Нидерландов" (Salah Sheekh v. Netherlands, жалоба N 1948/04, § 135, ECHR 2007-I (извлечения)). Однако осуществление государством-участником выдачи лица может повлечь возникновение вопроса по статье 3 Конвенции и, таким образом, обусловить ответственность указанного государства согласно Конвенции, если имеются серьезные основания полагать, что данное лицо в случае депортации будет подвергаться реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции. В таком случае статья 3 Конвенции предполагает обязанность не высылать заинтересованное лицо в данную страну (см. Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), жалоба N 37201/06, § 125). При этом вопросы рассмотрения или установления ответственности принимающего государства на основании международного права в целом, Конвенции или иным образом не возникают (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Сёринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom), § 91, Series A, N 161).

106. Оценка того, имеются ли серьезные опасения, что заявитель будет подвергаться реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, неизбежно предусматривает оценку Европейским Судом условий в принимающей стране с точки зрения стандартов положений Конвенции (см. Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey), жалобы NN 46827/99 и 46951/99, § 67, ECHR 2005-I). Эти стандарты подразумевают, что для отнесения к сфере действия статьи 3 Конвенции жестокое обращение, с которым заявитель, по его утверждению, может столкнуться при возвращении, должно достигнуть минимального уровня суровости. Его оценка является относительной, зависящей от всех обстоятельств дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Хилаль против Соединенного Королевства" (Hilal v. United Kingdom), жалоба N 45276/99, § 60, ECHR 2001-II).

107. При определении того, доказано ли наличие реальной угрозы подвергнуться в случае высылки обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, Европейский Суд оценивает вопрос в свете всех материалов, предоставленных ему или, в случае необходимости, полученных по собственной инициативе (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 128). Поскольку характер ответственности государств-участников по статье 3 Конвенции в делах подобного вида обусловлен действием, подвергающим лицо угрозе жестокого обращения, наличие риска должно оцениваться преимущественно с учетом фактов, которые государство-участник знало или должно было знать на момент высылки (см. Постановление Европейского Суда от 30 октября 1991 г. по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства" (Vilvarajah and Others v. United Kingdom), § 107, Series A, N 215).

108. В принципе заявитель обязан предоставить доказательства, подтверждающие наличие серьезных оснований полагать, что в случае исполнения оспариваемой меры он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2005 г. по делу "N. против Финляндии" (N. v. Finland), жалоба N 38885/02, § 167). Если такие доказательства предоставлены, государство-ответчик обязано рассеять любые сомнения в связи с ними (см. Постановление Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (Ryabikin v. Russia), жалоба N 8320/04, § 112* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.)).

109. Что касается общей ситуации в конкретной стране, Европейский Суд ранее неоднократно указывал, что может принимать во внимание информацию из недавних докладов независимых международных правозащитных организаций или из государственных источников (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 131 с дополнительными отсылками). В то же время одна лишь возможность жестокого обращения вследствие нестабильной ситуации в принимающем государстве не свидетельствует о нарушении статьи 3 Конвенции (см. там же).

110. Если доступные Европейскому Суду источники описывают общую ситуацию, конкретные утверждения заявителя по делу должны подтверждаться иными доказательствами (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 73).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

111. Власти Российской Федерации утверждали, что национальные органы правомерно отклонили утверждение заявителя о том, что он подвергнется угрозе жестокого обращения или пытки в случае выдачи Узбекистану. Ссылаясь на различные доклады международных организаций и собственный опыт, заявитель оспорил довод властей Российской Федерации. Европейский Суд напоминает, что в делах, в которых заявитель предоставляет аргументированные основания, ставящие под сомнение точность информации, предоставленной государством-ответчиком, Европейский Суд должен убедиться в том, что оценка, осуществленная властями государства-участника, является адекватной и в достаточной степени подкреплена национальными документами, а также материалами, полученными из иных достоверных и объективных источников, такими как другие Договаривающиеся Государства или иные государства, учреждения Организации Объединенных Наций и авторитетные неправительственные организации (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 120). Прежде всего Европейский Суд оценит, получили ли претензии заявителя адекватный ответ на национальном уровне (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 86).

(i) Национальное разбирательство

112. Принимая во внимание предоставленные материалы, Европейский Суд отмечает, что заявитель жаловался на угрозу обращения, нарушающего статью 3 Конвенции, в ходе разбирательств о выдаче, признании беженцем, предоставлении временного убежища, и во всех этих разбирательствах национальные власти были осведомлены о его доводах. Разбирательство о предоставлении временного убежища в настоящее время продолжается в суде кассационной инстанции, тогда как решения в разбирательствах о выдаче и признании заявителя беженцем вступили в силу. Соответственно, при оценке того, получили ли претензии заявителя адекватный ответ, Европейский Суд будет учитывать главным образом два последних разбирательства. Однако при необходимости он также примет во внимание мотивировку национальных властей в разбирательстве о предоставлении временного убежища.

113. Со ссылкой на протокол допроса заявителя от 4 февраля 2010 г. власти Российской Федерации утверждали, что заявитель своевременно не сообщил властям об опасении преследования в Узбекистане. Европейский Суд отмечает, что информация, содержащаяся в письменном объяснении, подписанном заявителем в эту дату, действительно не была особенно подробной. В то же время уже 9 февраля 2010 г. заявитель в своем ходатайстве о признании беженцем прямо сослался на опасение жестокого обращения и преследования по политическим мотивам в случае выдачи Узбекистану. Кроме того, во всех рассматриваемых разбирательствах заявитель направлял в национальные суды, а также в ФМС подробные объяснения об угрозе того, что он подвергнется обращению, нарушающему требования статьи 3 Конвенции (см. §§ 21, 30, 54-56, 60, 62 и 67 настоящего Постановления). В частности, заявитель описывал свой опыт нахождения у должностных лиц узбекских правоохранительных органов и ссылался на систематическое применение жестокого обращения против заключенных и, в частности, лиц, обвиняемых в членстве в запрещенных религиозных организациях, таких как ХТ. В поддержку своих утверждений заявитель ссылался на доклады международных организаций и органов ООН относительно ситуации с правами человека в Узбекистане. Он также ссылался на свидетельские показания. Таким образом, Европейский Суд находит, что заявитель последовательно сообщал национальным властям свои опасения подвергнуться обращению, нарушающему требования статьи 3 Конвенции, выдвигая ряд конкретных и подробных доводов.

114. Тем не менее Европейский Суд не убежден в том, что национальные власти дали адекватную оценку угрозы жестокого обращения в случае выдачи заявителя стране его происхождения, по следующим причинам.

115. Прежде всего Европейский Суд сомневается в том, что национальные суды подвергли тщательной проверке личные обстоятельства заявителя. Европейский Суд учитывает в этом отношении, что в разбирательствах о выдаче, признании заявителя беженцем и предоставлении временного убежища национальные суды отклонили утверждения заявителя о наличии угрозы жестокого обращения со ссылкой на два ключевых элемента: во-первых, национальные власти указали, что заявитель не ходатайствовал о признании беженцем непосредственно после прибытия в Россию. По сути в обоих разбирательствах они прямо указывали, что доводы заявителя относительно преследования не являются уважительными, поскольку он не ходатайствовал о предоставлении убежища своевременно. Во-вторых, национальные суды последовательно подчеркивали, что в 2007 году заявитель совершил поездку в Узбекистан и беспрепятственно вернулся в Россию.

116. Что касается уклонения заявителя от своевременной подачи ходатайства о признании беженцем, сторонами не оспаривается, что заявитель прибыл в Россию в 2005 году в поисках работы, тогда как ходатайство о признании беженцем было подано лишь в 2010 году. Однако Европейский Суд отмечает, что суть претензий заявителя заключалась в его преследовании узбекскими властями в связи с обвинением в совершении тяжких преступлений, наказываемых длительными сроками лишения свободы. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что в то время как уклонение лица от незамедлительного ходатайства о предоставлении убежища сразу после прибытия в другую страну может иметь значение для оценки достоверности его утверждений, невозможно сопоставить риск жестокого обращения с мотивами, выдвинутыми для высылки (см. Постановление Европейского Суда от 22 сентября 2009 г. по делу "Абдолхани и Каримниа против Турции" (Abdolkhani and Karimnia v. Turkey), жалоба N 30471/08, § 91). Последовательный подход Европейского Суда заключается в том, что поведение заинтересованного лица, даже нежелательное или опасное, не должно учитываться в силу того, что защита, предоставляемая статьей 3 Конвенции, шире защиты в соответствии со статьями 32 и 33 Конвенции ООН о статусе беженцев 1951 года (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 138 с дополнительными отсылками). Точно так же, что касается событий 2007 года, Европейский Суд отмечает, что основной довод заявителя заключается в том, что, поскольку он будет заключен под стражу в случае выдачи Узбекистану, ему угрожает жестокое обращение в контексте уголовного дела, возбужденного против него в запрашивающем государстве. Это разбирательство было начато в 2009 году, то есть через два года после того, как заявитель посещал страну своего происхождения. Следовательно, по мнению Европейского Суда, простая ссылка на события 2007 года сама по себе не может рассматриваться как достаточное основание для отклонения жалобы заявителя на наличие реальной личной угрозы жестокого обращения в случае его выдачи и заключения под стражу в Узбекистане в контексте уголовного разбирательства против него.

117. Европейский Суд также отмечает, что в разбирательстве по поводу выдачи прочие доводы заявителя об угрозе жестокого обращения были отклонены как "имеющие предположительный характер" и составляющие "личное мнение" заявителя (см. § 28 настоящего Постановления). В разбирательстве о признании заявителя беженцем суды указали, что заявитель не предоставил достаточных доказательств того, что он подвергнется жестокому обращению в случае выдачи Узбекистану (см. § 64 настоящего Постановления). Европейский Суд также учитывает выводы разбирательства о предоставлении временного убежища в Замоскворецком районном суде 22 февраля 2012 г., согласно которым заявитель не предоставил "конкретных данных о наличии реальной угрозы [его] безопасности" (см. § 68 настоящего Постановления). В отсутствие уточнений национальных судов точное значение подобных выводов в трех разбирательствах остается неясным. Европейский Суд напоминает, что предъявление заявителю требования предоставить "бесспорные" доказательства риска жестокого обращения в запрашивающем государстве означало бы требовать от него доказать существование будущих событий, что невозможно и возлагало бы на него явно несоразмерное бремя. В этом отношении он напоминает свою постоянную прецедентную практику о том, что оценке в таком виде дел подлежат предсказуемые последствия отправки заявителя в принимающую страну (см. в числе других примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства", § 108).

118. В этом контексте Европейский Суд учитывает, что национальные суды пренебрегли доводом заявителя о том, что он подвергался особой угрозе пытки в качестве лица, обвиняемого в участии и управлении религиозными, экстремистскими, сепаратистскими и иными запрещенными организациями. Например, в разбирательстве по поводу выдачи Московский городской суд не усмотрел доказательств политически мотивированного преследования заявителя (см. § 25 настоящего Постановления), а Верховный Суд Российской Федерации согласился с этим выводом. В разбирательстве о признании заявителя беженцем суд первой инстанции также указал, что причиной ходатайства заявителя являлась попытка избежать уголовной ответственности в запрашивающем государстве (см. § 61 настоящего Постановления, см. также § 64 настоящего Постановления, что касается рассмотрения жалобы). Эти выводы расходились с утверждением заявителя, упомянутым ранее в том же решении, о том, что он боится возвращения в Узбекистан из-за угрозы пытки в контексте уголовного разбирательства по обвинениям в политически мотивированных действиях (см. § 60 настоящего Постановления).

119. Вместе с тем Европейский Суд полагает, что национальные власти не уделили достаточного внимания данным о ситуации с правами человека в запрашивающем государстве. Например, что касается разбирательства по поводу выдачи заявителя, доклады, предоставленные органами ООН за 2002-2006 годы, а также выводы Европейского Суда в упоминавшемся выше деле "Исмоилов и другие против Российской Федерации", были отклонены Верховным Судом Российской Федерации как устаревшие (см. § 33 настоящего Постановления). Что касается довода заявителя о том, что национальные суды были обязаны получить новейшую информацию, находящуюся в открытом доступе, по своей инициативе, Европейский Суд напоминает, что в принципе заявитель обязан предоставить доказательства, подтверждающие наличие серьезных оснований полагать, что в случае исполнения оспариваемой меры он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции (см. § 108 настоящего Постановления). Однако в то же время Европейский Суд учитывает, что исследование национальными судами ситуации с правами человека в Узбекистане по существу ограничивалось результатами проверок различных органов страны без указания дополнительных подробностей. Например, в разбирательстве по поводу выдачи национальные суды сослались на результаты расследований ФМС и Министерства иностранных дел без разъяснений данного вопроса (см. § 25 настоящего Постановления). В отсутствие дополнительных подробностей в этой части Европейский Суд полагает, что краткая ссылка на вышеупомянутые результаты проверок не может считаться достаточной для целей анализа ситуации с правами человека в запрашивающей стране.

120. Наконец, Европейский Суд отмечает, что национальные суды в разбирательстве по поводу выдачи с готовностью приняли заверения, предоставленные узбекскими властями в качестве твердой гарантии против угрозы того, что заявитель может подвергнуться жестокому обращению после его выдачи (см. § 26 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд констатирует, что только 19 апреля 2011 г., то есть через несколько месяцев после окончания разбирательства по жалобе на решение о выдаче, узбекские власти предоставили дополнительные заверения о том, что заявитель не преследовался в Узбекистане по политическим мотивам, и что все формы бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в стране его происхождения запрещены (см. § 34 настоящего Постановления), в то время как заверения, предоставленные 16 февраля 2010 г. и принятые национальными судами, подобных данных не содержали. В любом случае, по мнению Европейского Суда, национальные суды были обязаны проверить, являются ли такие гарантии достоверными и достаточно практическими, чтобы обеспечить право заявителя не подвергаться жестокому обращению со стороны властей этого государства (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 148). Европейский Суд вынужден заключить, что Московский городской суд и Верховный Суд Российской Федерации уклонились от оценки заверений с точки зрения требований Конвенции (см. § 131 настоящего Постановления в части оценки Европейского Суда).

121. С учетом вышеизложенного и, в частности, отсутствия тщательного и взвешенного рассмотрения общей ситуации с правами человека в Узбекистане безоговорочное доверие к гарантиям, предоставленным узбекскими властями, и уклонения от значимого рассмотрения личных обстоятельств заявителя Европейский Суд находит, что власти не дали "надлежащей оценки" угрозе того, что заявитель подвергнется пытке или иным формам жестокого обращения в случае выдачи Узбекистану.

(ii) Мнение Европейского Суда относительно угрозы

122. Власти Российской Федерации утверждали, что преступления, в совершении которых заявитель обвинялся в стране происхождения, не наказывались смертной казнью. Однако Европейский Суд учитывает, что основной довод заявителя заключается не в опасении осуждения к смерти, но в угрозе быть подвергнутым жестокому обращению или пытке в случае высылки в Узбекистан. Задача Европейского Суда заключается в установлении того, имеется ли реальная угроза жестокого обращения в случае выдачи заявителя Узбекистану. Поскольку он еще не был выдан по причине применения Европейским Судом предварительной меры на основании правила 39 Регламента Суда, оценка этой угрозы осуществляется Европейским Судом по состоянию на момент рассмотрения им дела (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 21 октября 2010 г. по делу "Гафоров против Российской Федерации" (Gaforov v. Russia), жалоба N 25404/09, § 128* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2011.)).

123. Согласно объяснениям властей Российской Федерации национальные органы не нашли подтверждения версии заявителя об угрозе жестокого обращения или пытки. Тем не менее Европейский Суд напоминает, что в делах иностранцев, которым угрожает высылка или выдача, он вправе сопоставлять материалы, предоставленные властями государства-ответчика, с данными, полученными из иных достоверных и объективных источников (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гафоров против Российской Федерации", § 129).

124. Европейский Суд отмечает, что, во-первых, в нескольких постановлениях относительно высылки или выдачи в Узбекистан он отмечал со ссылкой на материалы независимых источников в период с 2002 по 2007 год, что практика пыток в отделении милиции была "систематической" и "неизбирательной" (см., например, упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации" и упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", §§ 93 и 121 соответственно с дополнительными отсылками). В своих последних постановлениях по тому же предмету, рассмотрев последнюю имеющуюся информацию, Европейский Суд отметил, что отсутствуют конкретные доказательства фундаментальных улучшений в этой области (см. Постановление Европейского Суда от 8 июля 2010 г. по делу "Абдулажон Исаков против Российской Федерации" (Abdulazhon Isakov v. Russia), жалоба N 14049/08, § 109* (* Там же. N 3/2011.), Постановление Европейского Суда от 8 июля 2010 г. по делу "Юлдашев против Российской Федерации" (Yuldashev v. Russia), жалоба N 1248/09, § 93* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2011.), и Постановление Европейского Суда от 4 ноября 2010 г. по делу "Султанов против Российской Федерации" (Sultanov v. Russia), жалоба N 15303/09, § 71* (* Там же. N 11/2011.)).

125. Можно также понять, что власти Российской Федерации выдвигают утверждение о том, что ситуация в Узбекистане улучшилась за период, рассматриваемый в настоящем деле. При рассмотрении последних материалов из надежных и объективных источников (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Салах Шеех против Нидерландов", § 136) Европейскому Суду не удалось усмотреть элементы, которые указывали бы на такие улучшения. Наоборот, из последних докладов "Хьюман райтс уотч", "Международной амнистии", а также информации других организаций, на которые упомянутые неправительственные организации ссылались в своих документах, следует, что применение пыток и жестокого обращения должностными лицами правоохранительных органов и органов безопасности против заключенных в Узбекистане является систематическим и безнаказанным. Согласно этим источникам, несмотря на утверждения узбекских властей о том, что подобная практика значительно сократилась, количество сообщений о пытках и жестоком обращении в отношении задержанных и заключенных не уменьшается (см. §§ 91-93 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах Европейский Суд вынужден сделать вывод о том, что жестокое обращение с заключенными остается широко распространенной и стойкой проблемой в Узбекистане.

126. Что касается личной ситуации заявителя, Европейский Суд считает необходимым отметить, что заявитель объявлен в розыск узбекскими властями по обвинению в попытке свергнуть конституционный строй узбекского государства, а также в участии и управлении религиозными, экстремистскими, сепаратистскими и иными запрещенными организациями по причине предполагаемой причастности к деятельности ХТ, запрещенной религиозной организации. В упоминавшемся выше Постановлении по делу Муминова Европейский Суд указал, что имелись серьезные основания верить в наличие практики преследования членов или сторонников этой организации. Он установил, что достоверные источники подтвердили существование практики пыток лиц, обвиняемых в членстве в запрещенной организации ХТ, с целью склонения к признанию и наказания тех лиц, которых государственные органы считали причастными к религиозной или политической деятельности, противоречащей государственным интересам (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 95).

127. С учетом последних докладов по этому вопросу Европейский Суд отмечает, что все они подтверждают продолжение преследования узбекскими властями лиц, подозреваемых или обвиняемых в религиозном экстремизме, включая предполагаемых членов ХТ, и указывает, что имеются достоверные сообщения о применении пыток в отношении этих лиц, случаях смерти в заключении (см. §§ 91-93 настоящего Постановления). В этой связи Европейский Суд также придает значение тому, что узбекские власти неоднократно отказывались разрешить независимым наблюдателям доступ к местам содержания под стражей (см. §§ 92-93 настоящего Постановления). Соответственно, принимая во внимание доказательства сохранения практики преследования обвиняемых членов ХТ, включая пытки и жестокое обращение, Европейский Суд считает, что не было предоставлено никаких конкретных элементов, указывающих на какие-либо фундаментальные улучшения в положении указанной группы (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), §§ 102-103, Reports of Judgments and Decisions 1996-V).

128. С учетом таких обстоятельств Европейский Суд напоминает, что в деле Саади (упоминавшемся выше, § 132) он установил, что в делах, где заявитель указывает на свою принадлежность к группе, которая систематически подвергается жестокому обращению, защита статьи 3 Конвенции действует, если заявитель докажет, при необходимости на основе информации, содержащейся в последних докладах независимых правозащитных организаций или государственных источников, что имеются серьезные основания верить в существование подобной практики, а также свою принадлежность к указанной группе. Европейский Суд считает, что данный вывод применим в настоящем деле, где заявитель обвиняется в причастности к группе, в отношении которой надежные источники подтверждают сохраняющуюся практику жестокого обращения со стороны властей, как уже было указано в настоящем Постановлении. Хотя при таких обстоятельствах Европейский Суд, как правило, не требует, чтобы заявитель дополнительно продемонстрировал наличие особых характерных подробностей (см. Постановление Европейского Суда от 17 июля 2008 г. по делу "NA. против Соединенного Королевства" (NA. v. United Kingdom), жалоба N 25904/07, § 116), он, тем не менее, считает важным отметить неоднократное указание заявителя российским властям на то, что он уже подвергался преследованию и жестокому обращению, находясь в руках правоохранительных органов Узбекистана в связи с его предполагаемым членством в ХТ. В разбирательстве по жалобе на решение о выдаче заявитель предоставил подробное описание предполагаемого жестокого обращения (см. § 30 настоящего Постановления) и сослался на свидетельские показания. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что доводы заявителя относительно преследования его властями и предполагаемого опыта жестокого обращения не могут быть отброшены как полностью безосновательные.

129. Европейский Суд также находит существенным довод заявителя, который не оспаривался властями Российской Федерации, о том, что представительство УВКБ после рассмотрения его дела установило, что он имел право на международную защиту в рамках его мандата (см. §§ 51 и 57 настоящего Постановления).

130. Насколько власти Российской Федерации могут быть поняты как выдвигающие утверждение о том, что риск устраняется в связи с присоединением Узбекистана к Конвенции ООН против пыток, следует напомнить, что существование национального законодательства и присоединение к международным договорам, гарантирующим соблюдение основных прав, в принципе, сами по себе недостаточны для обеспечения адекватной защиты против угрозы жестокого обращения, если, как в настоящем деле, надежные источники сообщают о практике, применяемой или допускаемой властями, которая явно противоречит принципам Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 147).

131. Наконец, что касается довода властей Российской Федерации о получении гарантий со стороны узбекских властей, Европейский Суд уже предупреждал о невозможности полагаться на дипломатические заверения о неприменении пыток со стороны стран, где пытки являются широко распространенной или устойчивой проблемой (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", §§ 147-148). В любом случае Европейский Суд учитывает, что Узбекистан не является государством - участником Конвенции (см. для сравнения в числе многих примеров Постановление Европейского Суда от 17 февраля 2009 г. по делу "Гасаев против Испании" (Gasayev v. Spain), жалоба N 48514/06), и его власти не продемонстрировали наличие эффективной системы правовой защиты от пытки, которая могла бы действовать в качестве эквивалента системы, требуемой от государств-участников. Напротив, многочисленные доклады, предоставленные Европейскому Суду, сходятся в том, что Узбекистан оказывает противодействие расследованию утверждений о пытке и наказанию виновных, а также сотрудничеству с международными механизмами мониторинга (см. §§ 91-93 настоящего Постановления). При этих обстоятельствах Европейский Суд не убежден в том, что заверений узбекских властей достаточно для обеспечения адекватной защиты от угрозы жестокого обращения в настоящем деле (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гафоров против Российской Федерации", § 138, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Юлдашев против Российской Федерации", § 85).

132. С учетом вышеизложенного Европейский Суд находит, что установлены достаточные основания полагать, что заявитель подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции, в случае выдачи Узбекистану. Соответственно, Европейский Суд заключает, что исполнение решения о выдаче заявителя составит нарушение требований статьи 3 Конвенции.

3. Статья 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции

(a) Приемлемость жалобы

133. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

(b) Существо жалобы

134. С учетом доводов заявителя Европейский Суд полагает, что суть его жалобы на нарушение статьи 13 Конвенции, которую он считает "доказуемой" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 99), заключается в предполагаемом уклонении национальных властей от проведения тщательной проверки угрозы жестокого обращения, которой он мог подвергнуться в случае выдачи Узбекистану (см. § 103 настоящего Постановления).

135. В этом отношении Европейский Суд учитывает, что он уже рассмотрел данное утверждение в контексте статьи 3 Конвенции. Принимая во внимание выводы, сделанные в §§ 112-121 настоящего Постановления, Европейский Суд полагает, что этот довод не требует обособленного рассмотрения по существу (см. с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты по делу "Макарадзис против Греции" (Makaratzis v. Greece), жалоба N 50385/99, §§ 84-86, ECHR 2004-XI, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гафоров против Российской Федерации", §§ 143-144).

II. Предполагаемые нарушения пункта 1 статьи 5 Конвенции

136. Заявитель, во-первых, утверждал, что его содержание под стражей с целью выдачи нарушало требование законности, предусмотренное статьей 5 Конвенции. Во-вторых, заявитель жаловался на то, что власти не проявили достаточной старательности при проведении разбирательства по поводу выдачи. Европейский Суд рассмотрит указанные доводы с точки зрения пункта 1 статьи 5 Конвенции. В соответствующих частях этого положения предусматривается следующее:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

...f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче...".

A. Доводы сторон

1. Заявитель

137. В формуляре жалобы от 16 августа 2010 г. заявитель указывал, не сообщая дополнительных подробностей, что он считает решение Перовского районного суда о продлении срока его содержания под стражей от 25 марта 2010 г. незаконным и немотивированным.

138. Письмом от 31 января 2011 г. заявитель также жаловался на то, что продление срока его содержания под стражей 27 января 2011 г. было незаконным и необоснованным.

139. Впоследствии в объяснениях от 11 июля 2011 г. заявитель утверждал, что он или его представитель не могли обжаловать решение от 25 марта 2010 г., поскольку в этом разбирательстве заявитель был представлен назначенным государством адвокатом, а не адвокатом по его выбору. Заявитель также подчеркивал, что российские власти получили запрос о его выдаче только через 18 дней после задержания. Таким образом, по крайней мере, в течение 18 дней он содержался под стражей в отсутствие правового основания. При таких обстоятельствах заявитель не мог предвидеть общую длительность своего содержания под стражей или дальнейшие действия российских властей. Он напомнил об отсутствии оснований для его задержания или длительного содержания под стражей в Российской Федерации. Однако он был заключен под стражу в отсутствие какой-либо информации со стороны узбекских властей.

140. Заявитель также утверждал в своих объяснениях, что не имелось оснований для его заключения под стражу в России. Заявитель считал, что при принятии решения о мере пресечения прокуратура и национальные суды не учли тот факт, что заявитель являлся единственным кормильцем своей семьи и имел шестерых несовершеннолетних детей, из которых трое проживали в России. Он утверждал, что не обвинялся в совершении преступления в России и не совершил преступления на российской территории. Заявитель не мог скрыться от правосудия, так как был объявлен в международный розыск и ждал исхода разбирательства о признании заявителя беженцем. Кроме того, заявитель не имел оснований для совершения преступлений в России, поскольку этим ухудшил бы свою ситуацию в стране пребывания. Таким образом, не имелось причин для его задержания и заключения под стражу в России. Наконец, он утверждал, что мотивировка нескольких решений национальных судов о продлении срока содержания заявителя под стражей ограничивалась доводом о том, что обстоятельства дела не изменились с даты задержания. Следовательно, по мнению заявителя, национальные суды, продлевая срок его содержания под стражей, уклонились от оценки развития личных обстоятельств дела заявителя и пренебрегли угрозой жестокого обращения и несправедливого судебного разбирательства, которая возникала в случае его выдачи.

2. Власти Российской Федерации

141. Власти Российской Федерации настаивали на том, что задержание заявителя и его содержание под стражей в целях выдачи являлись законными, поскольку были основаны на решении Самаркандского городского суда от 24 июня 2009 г. и полностью соответствовали нормам национального законодательства.

142. Они утверждали, что 4 февраля 2010 г. заявитель был задержан местными милиционерами в соответствии с частью 2 статьи 91 УПК РФ. По сути информация, предоставленная узбекскими властями и, в частности, содержавшаяся в решении Самаркандского городского суда от 24 июня 2009 г., являлась достаточным основанием полагать, что заявитель совершил преступления.

143. Что касается периода, непосредственно следовавшего за задержанием, власти Российской Федерации указывали, что постановления Перовской межрайонной прокуратуры от 5 февраля и 2 марта 2010 г. полностью соответствовали национальному законодательству, в частности, положениям части 2 статьи 466 УПК РФ. Со ссылкой на Постановление N 22 Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 октября 2009 г. (см. § 89 настоящего Постановления) они утверждали, что в настоящем деле к запросу о выдаче прилагалось постановление о содержании под стражей иностранного суда, в связи с чем прокурор имел право заключить заявителя под стражу в отсутствие санкции российского суда (часть 2 статьи 466 УПК РФ) на срок не свыше двух месяцев. Власти Российской Федерации также подчеркивали, что постановление прокурора могло быть обжаловано в суды на основании статьи 125 УПК РФ.

144. Относительно последующего периода Перовский районный суд санкционировал продление срока содержания заявителя под стражей, так как заявитель обвинялся в совершении особо тяжких преступлений в Узбекистане и не имел постоянного места жительства в России или официального источника дохода. Таким образом, по мнению властей Российской Федерации, национальный суд пришел к обоснованному выводу о том, что заявитель может скрыться в случае освобождения. Наконец, 28 июня 2010 г. и 27 января 2011 г. срок содержания заявителя под стражей был законно продлен национальными судами в соответствии с требованиями статьи 109 УПК РФ, поскольку обстоятельства, обусловившие первоначальное решение об избрании меры пресечения в отношении заявителя, не изменились.

145. Власти Российской Федерации также подчеркивали, что заявитель мог обжаловать в Перовский районный суд постановление Перовского межрайонного прокурора от 5 февраля 2010 г., но не использовал это средство правовой защиты. Они утверждали, что заявитель мог обжаловать решения Перовского районного суда о продлении срока от 25 марта и 28 июля 2010 г., но не сделал этого.

146. Власти Российской Федерации также полагали, в отношении всего периода содержания под стражей, что заявитель мог предвидеть максимальную предусмотренную законом продолжительность своего содержания под стражей в целях выдачи, то есть до принятия Генеральной прокуратурой Российской Федерации решения по запросу о выдаче или до истечения сроков, указанных в постановлении о содержании под стражей. Заявитель должен был сознавать, что окончательное решение о его выдаче не может быть принято до рассмотрения его ходатайства о признании беженцем и его жалоб на решение о выдаче. Власти Российской Федерации утверждали, что на всем протяжении периода содержания под стражей национальные власти проводили разбирательство по поводу выдачи с надлежащей тщательностью. Наконец, они утверждали, что с 30 августа 2010 г. российские власти были обязаны содержать заявителя под стражей, так как Европейский Суд указал согласно правилу 39 Регламента Суда о необходимости приостановления его выдачи. Они утверждали в заключение, что заявитель мог предвидеть период его содержания под стражей до приостановления разбирательства по поводу выдачи вследствие применения предварительной меры, и общая длительность содержания под стражей соответствовала требованиям подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

B. Мнение Европейского Суда

1. Что касается довода о незаконности содержания под стражей

(a) Приемлемость жалобы

147. Европейский Суд учитывает, что в своих объяснениях заявитель выдвинул ряд конкретных доводов относительно законности его содержания под стражей с 4 февраля по 25 марта 2010 г., основанных на постановлениях перовского межрайонного прокурора от 5 февраля и 2 марта 2010 г. (см. §§ 36 и 38 настоящего Постановления). Насколько власти Российской Федерации утверждали, что заявитель не исчерпал внутренние средства правовой защиты, поскольку постановления перовского межрайонного прокурора могли быть обжалованы, Европейский Суд учитывает свои выводы по делу "Джураев против Российской Федерации" (Dzhurayev v. Russia) (жалоба N 38124/07, Постановление от 17 декабря 2009 г.* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2010.)), в котором обсуждался вопрос исчерпания, и Европейский Суд не нашел, что существование средств правовой защиты, на которые указывалось в том деле, а также в настоящем деле, было достаточно определенным в теории и на практике (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джураев против Российской Федерации", § 67). Однако Европейскому Суду не требуется рассматривать вопрос исчерпания средств в настоящем деле по следующей причине. Европейский Суд отмечает, что период содержания под стражей, санкционированный постановлениями межрайонного прокурора от 5 февраля и 2 марта 2010 г., истек 25 марта 2010 г. (см. § 40 настоящего Постановления), когда дальнейшее содержание заявителя под стражей было санкционировано Перовским районным судом (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Джураев против Российской Федерации", §§ 11-20 и 75, в котором судебное решение о продлении срока содержания заявителя под стражей не принималось). Последнее решение вступило в силу через десять дней. Однако заявитель в своих объяснениях от 11 июля 2011 г. выдвигал доводы только относительно недостатков первоначального заключения под стражу. Таким образом, в силу правила шестимесячного срока в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции Европейский Суд не имеет юрисдикции для рассмотрения вопроса о законности задержания заявителя и первоначального периода содержания под стражей на основании постановления о содержании под стражей от 4 февраля 2010 г. (с 4 февраля по 25 марта 2010 г.) (см., насколько это применимо, Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу "Соловьев против Российской Федерации" (Solovyev v. Russia), жалоба N 2708/02, § 83* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2007.), Постановление Европейского Суда от 4 марта 2010 г. по делу "Савенкова против Российской Федерации" (Savenkova v. Russia), жалоба N 30930/02, § 62* (* Там же. N 7/2010.), и Постановление Европейского Суда от 15 июля 2010 г. по делу "Владимир Кривоносов против Российской Федерации" (Vladimir Krivonosov v. Russia), жалоба N 7772/04, § 109* (* Там же. N 5/2011.)).

148. Европейский Суд также усматривает из формуляра жалобы, датированного 16 августа 2010 г., что заявитель считал решение Перовского районного суда от 25 марта 2010 г. незаконным и немотивированным. Он не указал дополнительных подробностей в этом отношении. Даже если предположить, что заявитель, интересы которого в Европейском Суде были представлены с 25 февраля 2010 г., дал некоторые сведения о фактическом основании своей претензии и характере предполагаемого нарушения (см. насколько это относимо Решение Европейского Суда от 28 августа 2001 г. по делу "Аллан против Соединенного Королевства" (Allan v. United Kingdom), жалоба N 48539/99) - гипотеза, благоприятная для заявителя, - Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что заявитель не подавал жалобу на постановление о содержании под стражей от 25 марта 2010 г. Вместе с тем решение от 25 марта 2010 г. содержало недвусмысленное указание на возможность его обжалования в течение десяти дней с момента вынесения. Европейский Суд также учитывает объяснения заявителя от 11 июля 2011 г. о том, что он не мог обжаловать решение от 25 марта 2010 г., поскольку в этом разбирательстве был представлен назначенным государством адвокатом, а не адвокатом по его выбору. Однако в отсутствие дополнительных подробностей Европейский Суд не убежден в том, что существовали исключительные обстоятельства, которые могли воспрепятствовать заявителю или назначенному государством защитнику в подаче такой жалобы или, в качестве альтернативы, воспрепятствовать представителю заявителя в Европейском Суде в подаче ходатайства о продлении срока на подачу подобной жалобы (см. также § 172 настоящего Постановления). Кроме того, Европейский Суд учитывает, что заявитель не подал жалобу на решение Перовского районного суда от 28 июля 2010 г. (см. §§ 43-44 настоящего Постановления). Исходя из изложенного Европейский Суд находит, что жалоба в части законности его содержания под стражей в период до 27 января 2011 г. должна быть отклонена в связи с неисчерпанием внутренних средств правовой защиты в соответствии с пунктом 1 статьи 35 Конвенции.

149. Что касается законности содержания заявителя под стражей после 4 февраля 2011 г., Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

(b) Существо жалобы

(i) Общие принципы

150. Европейский Суд отмечает, что лишение свободы в соответствии с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции должно быть "законным" (см. Постановление Большой Палаты по делу "A. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), жалоба N 3455/05, § 164, ECHR 2009). Если возникает вопрос о законности содержания под стражей, включая вопрос о том, был ли соблюден "порядок, установленный законом", Конвенция в значительной степени отсылает к национальному законодательству и устанавливает обязанность соблюдения его материальных и процессуальных норм. Однако соблюдение национального законодательства не является достаточным: пункт 1 статьи 5 Конвенции дополнительно требует, чтобы любое лишение свободы учитывало цель защиты лица от произвола. Фундаментальным принципом является то, что произвольное заключение под стражу не может быть совместимо с пунктом 1 статьи 5 Конвенции, и понятие "произвол" в контексте пункта 1 статьи 5 Конвенции не сводится к несоответствию национальному законодательству, таким образом, лишение свободы может быть законным с точки зрения национального законодательства, но оставаться произвольным и, следовательно, противоречащим Конвенции. Для исключения квалификации произвола содержание под стражей в соответствии с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции должно осуществляться добросовестно, быть тесно связано с основанием содержания под стражей, на которое сослались власти, место и условия содержания под стражей должны быть целесообразными, и длительность содержания под стражей не должна превышать разумно требуемого времени для преследуемых целей (см. там же).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

151. Европейский Суд отмечает, что с 4 февраля 2010 г. по 4 августа 2011 г. заявитель содержался под стражей с целью его выдачи Узбекистану. Он уже установил, что жалоба заявителя в части первоначального периода содержания под стражей и продления срока является неприемлемой (см. §§ 147-148 настоящего Постановления). Соответственно, Европейский Суд примет во внимание только период с 4 февраля по 4 августа 2011 г.

152. Действительно, в ряде ранее рассмотренных дел относительно законности содержания под стражей в целях выдачи в России Европейский Суд установил нарушение указанного положения Конвенции. При этом Европейский Суд учитывал отсутствие ясных правовых норм, устанавливающих порядок принятия решений о заключении под стражу и продлении срока содержания под стражей с целью выдачи и определение сроков такого содержания под стражей, а также отсутствие адекватных гарантий против произвола (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джураев против Российской Федерации", § 68, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Султанов против Российской Федерации", § 86).

153. Обращаясь к рассматриваемому периоду, Европейский Суд подчеркивает, что в отличие от вышеупомянутых дел содержание заявителя под стражей с 4 февраля по 4 августа 2011 г. было санкционировано компетентным судом, и решение о продлении срока предусматривало сроки в соответствии с требованиями статьи 109 УПК РФ (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против Российской Федерации" (Nasrulloyev v. Russia), жалоба N 656/06, §§ 73-75* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.)). Европейский Суд отмечает, что заявителю были предъявлены обвинения в совершении особо тяжких преступлений в Узбекистане, которые также считаются "особо тяжкими" в соответствии с российским законодательством, на основании чего срок его содержания под стражей был продлен до 18 месяцев, согласно части 2 статьи 109 УПК РФ (см. § 46 настоящего Постановления). После очередного ходатайства о продлении срока со ссылкой на применение правила 39 Регламента Суда в отношении заявителя национальные суды продлили срок его содержания под стражей. Московский городской суд и Верховный Суд Российской Федерации проверили законность и иные обстоятельства, которые были расценены как относимые к содержанию заявителя под стражей, включая состояние разбирательства по поводу выдачи. Заявителю было прямо указано на возможность обжалования. Законность содержания под стражей была проверена и подтверждена судом кассационной инстанции. По истечении установленного законом 18-месячного срока заявитель был освобожден по требованию прокурора. Со ссылкой на часть 2 статьи 109 УПК РФ прокурор мотивировал это тем, что максимальный срок содержания под стражей истек, и в деле применено правило 39 Регламента Суда (см. § 49 настоящего Постановления).

154. Заявитель не выдвинул иных доводов в национальных судах и Европейском Суде, которые вынудили бы Европейский Суд полагать, что его содержание под стражей нарушало требования пункта 1 статьи 5 Конвенции. При таких обстоятельствах Европейский Суд не находит, что национальные суды действовали недобросовестно и неправильно применили действующее законодательство или что содержание заявителя под стражей в соответствующий период было незаконным или произвольным.

155. Наконец, насколько заявителя можно понять как утверждающего, что он содержался под стражей на основании сфабрикованных обвинений, Европейский Суд напоминает, что для целей подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции не имеет значения, было ли решение о высылке или выдаче оправданным с точки зрения национального законодательства или Конвенции (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Чонка против Бельгии" (Conka v. Belgium), жалоба N 51564/99, § 38, ECHR 2002-I).

156. Вышеизложенные соображения являются достаточными для того, чтобы Европейский Суд мог заключить, что по делу требования пункта 1 статьи 5 Конвенции нарушены не были, что касается законности содержания заявителя под стражей с 4 февраля по 4 августа 2011 г.

2. Что касается длительности содержания заявителя под стражей с целью выдачи и старательности властей в проведении разбирательства по поводу выдачи

(a) Приемлемость жалобы

157. Насколько заявителя можно понять как жалующегося на длительность непрерывного периода его содержания под стражей в течение разбирательства по поводу выдачи и старательности властей в проведении этого разбирательства, его жалоба по существу затрагивает весь период с 4 февраля 2010 г. по 4 августа 2011 г. Европейский Суд полагает, что данный период содержания под стражей образует длящуюся ситуацию, что касается вопроса о старательности с точки зрения подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Таким образом, Европейский Суд оценит этот период содержания под стражей в совокупности (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 19 марта 2009 г. по делу "Полонский против Российской Федерации" (Polonskiy v. Russia), жалоба N 30033/05, § 132* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2010.), Постановление Европейского Суда от 23 апреля 2009 г. по делу "Губкин против Российской Федерации" (Gubkin v. Russia), жалоба N 36941/02, § 134* (* Там же. N 4/2011.), и Постановление Европейского Суда от 16 января 2007 г. по делу "Солмаз против Турции" (Solmaz v. Turkey), жалоба N 27561/02, §§ 34-37, в контексте пункта 3 статьи 5 Конвенции).

158. Европейский Суд полагает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

(b) Существо жалобы

(i) Общие принципы

159. Европейский Суд напоминает, что подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции не требует, чтобы содержание под стражей лица, против которого возбуждено разбирательство с целью выдачи, разумно считалось необходимым, например, чтобы воспрепятствовать лицу в совершении преступления или лишить его возможности скрыться. В этой связи подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции устанавливает иной уровень защиты по сравнению с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции: все, что требуется в соответствии с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, это чтобы действия совершались в отношении "лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче". Таким образом, не важно в значении подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, обосновано ли указанное выше решение о выдворении национальным законодательством или Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 135 с дополнительными отсылками). Лишение свободы является оправданным согласно подпункту "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции лишь в ходе разбирательства о выдаче. Если разбирательство не ведется с надлежащей тщательностью, содержание под стражей перестает быть допустимым с точки зрения этого положения. Другими словами, срок содержания под стражей по данному основанию не должен превышать разумного предела (см. Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Соединенного Королевства" (Saadi v. United Kingdom), жалоба N 13229/03, § 74, ECHR 2008).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

160. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что обжалуемый период начал течь 4 февраля 2010 г., когда заявитель был заключен под стражу с целью выдачи, и окончился 4 августа 2011 г., когда он был освобожден. В результате заявитель провел под стражей ровно 18 месяцев, то есть максимальный период, допускаемый законом.

161. Прежде всего Европейский Суд указывает, что Московский городской суд и Верховный Суд Российской Федерации в своих соответствующих решениях от 27 января и 2 марта 2011 г., а также власти Российской Федерации в своих объяснениях ссылались на предварительную меру, указанную Европейским Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Действительно, после 30 августа 2010 г., когда предварительная мера была применена согласно правилу 39 Регламента Суда, существовало правовое препятствие для выдачи заявителя Узбекистану. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что государства-участники обязаны в соответствии со статьей 34 Конвенции соблюдать предварительные меры, указанные на основании правила 39 Регламента Суда (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", §§ 99-129). Однако исполнение предварительной меры после указания Европейского Суда государству-участнику о недопустимости возвращения лица в конкретную страну само по себе не имеет значения для вопроса о соответствии лишения свободы, которому может подлежать лицо, требованиям пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гебремезин [Габермазин] против Франции" (Gebremedhin [Gaberamadhien] v. France), жалоба N 25389/05, § 74, ECHR 2007-II). Иными словами, национальные власти по-прежнему должны действовать в строгом соответствии с национальным законодательством (см. там же, § 75).

162. С учетом более ранних выводов (см. §§ 153-156 настоящего Постановления), и насколько он компетентен рассматривать данный вопрос (см. §§ 147-149), Европейский Суд признает, что содержание заявителя под стражей в этот период соответствовало национальному законодательству. Далее следует удостовериться, продолжалось ли с 4 февраля 2010 г. по 4 августа 2011 г. разбирательство по поводу выдачи, оправдывающее содержание заявителя под стражей с целью выдачи, и осуществлялось ли оно с надлежащей старательностью. Европейский Суд должен установить, превышала ли длительность содержания под стражей разумно требуемую для преследуемых целей, и было ли содержание под стражей тесно связано с основанием содержания под стражей, на которую ссылались власти Российской Федерации (см. § 159 настоящего Постановления).

163. Европейский Суд отмечает, что разбирательство по поводу выдачи в настоящем деле началось 16 февраля 2010 г. и продолжалось до 4 августа 2010 г., когда было вынесено решение о выдаче. Заявитель был допрошен, Генеральная прокуратура Российской Федерации получила запрос о выдаче и дипломатические заверения от надлежащего узбекского органа, ФМС и Министерство иностранных дел утверждали, что препятствия для его выдачи Узбекистану отсутствуют. Европейский Суд также учитывает, что с 4 августа по 11 ноября 2010 г. решение о выдаче было пересмотрено судами двух инстанций. Таким образом, Европейский Суд признает, что разбирательство по поводу выдачи в то время также продолжалось. Он полагает, что власти и суды, на рассмотрении которых находилось дело, вынесли решения в разумный срок.

164. Что касается последующего периода, Европейский Суд отмечает, что после подтверждения решения о выдаче при рассмотрении жалобы 11 ноября 2010 г. заявитель был заключен под стражу до 4 августа 2011 г.

165. В то же время Европейский Суд принимает во внимание, что в течение большей части этого периода продолжалось разбирательство по ходатайству заявителя о признании беженцем. Поскольку исход данного разбирательства мог иметь решающее значение для вопроса о выдаче заявителя, Европейский Суд примет во внимание развитие этого разбирательства для целей установления того, совершались ли действия "с целью выдачи". Европейский Суд отмечает, что в этом разбирательстве дело рассматривалось национальными судами в двух инстанциях. Кроме того, Европейский Суд не может не учитывать тот факт, что собственное поведение заявителя вызвало совокупную задержку в три месяца (см. насколько это относимо Постановление Европейского Суда от 24 сентября 1992 г. по делу "Коломпар против Бельгии" (Kolompar v. Belgium), § 42, Series A, N 235-C), так как заявитель обжаловал решение суда первой инстанции от 12 ноября 2010 г. лишь в феврале 2011 года (см. § 62 настоящего Постановления). Европейский Суд также принимает к сведению, что рассмотрение жалобы заявителя, первоначально назначенное на 18 апреля 2011 г., было впоследствии отложено до 4 мая 2011 г. вследствие неявки сторон. Наконец, Европейский Суд отмечает, что с 7 июля 2011 г. в национальных органах продолжалось разбирательство по ходатайству заявителя о предоставлении временного убежища (см. §§ 65-69 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах Европейский Суд признает, что власти совершали действия в разбирательстве, которое могло иметь значение для вопроса о выдаче, и власти и суды, на рассмотрении которых находилось дело, вынесли решения в разумный срок.

166. В итоге Европейский Суд полагает, что в настоящем деле требование старательности соблюдалось, и общая длительность содержания заявителя под стражей не была чрезмерной (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 15 ноября 2011 г. по делу "Аль Ханхи против Боснии и Герцеговины" (Al Hanchi v. Bosnia and Herzegovina), жалоба N 48205/09, §§ 49-51, Решение Европейского Суда от 14 июня 2011 г. по делу "S.P. против Бельгии" (S.P. v. Belgium), жалоба N 12572/08, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдолхани и Каримниа против Турции", §§ 134-135). Соответственно, по делу требования пункта 1 статьи 5 Конвенции в этой части нарушены не были.

III. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

167. Заявителя можно также понять как жалующегося в соответствии с Конвенцией на то, что он был лишен права проверки судом правомерности его содержания под стражей.

168. Европейский Суд рассмотрит эту жалобу с точки зрения пункта 4 статьи 5 Конвенции, который предусматривает следующее:

"4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

169. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог воспользоваться эффективной процедурой обжалования своего содержания под стражей. В частности, он мог обжаловать постановление прокурора от 5 февраля 2010 г. в районный суд в соответствии со статьей 125 УПК РФ, но заявитель и его представитель не использовали эту возможность. В то же время власти Российской Федерации утверждали, что заявитель или его защитник могли подать жалобы на постановления Перовского районного суда о содержании под стражей от 25 марта и 28 июня 2010 г., но не сделали этого. В то же время они отметили, что представитель заявителя обжаловал постановление о продлении срока от 27 января 2011 г., и его жалоба была рассмотрена по существу Верховным Судом Российской Федерации.

2. Заявитель

170. Заявитель утверждал в своих объяснениях, датированных 11 июля 2011 г., что доступная процедура обжалования содержания под стражей не была эффективной по следующим причинам. Во-первых, в разбирательстве о продлении срока содержания заявителя под стражей национальные суды всех инстанций фактически воспроизводили одну и ту же мотивировку, что отсутствовали новые обстоятельства, требующие применения более мягкой, чем содержание под стражей, меры пресечения. Кроме того, разбирательство по жалобе было неэффективным, поскольку 25 марта 2010 г. Перовский районный суд принял решение о содержании заявителя под стражей в отсутствие гарантий узбекских властей по поводу того, что заявитель не подвергнется жестокому обращению в случае его выдачи. Наконец, заявитель или его представитель не могли обжаловать решение от 25 марта 2010 г., так как в рамках этого разбирательства заявитель был представлен назначенным государством адвокатом, а не адвокатом по своему выбору.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

171. Европейский Суд отмечает, что заявитель выдвинул доводы в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции в своих объяснениях от 11 июля 2011 г.

172. Европейский Суд напоминает, что течение шестимесячного срока для доводов, не включенных в первоначальную жалобу, не прерывается до даты, в которую эти доводы впервые представлены Европейскому Суду (см. § 147 настоящего Постановления, см. также, в частности, Постановление Европейского Суда от 1 апреля 2010 г. по делу "Павленко против Российской Федерации" (Pavlenko v. Russia), жалоба N 42371/02, § 94* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2010.)). Вместе с тем претензии в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции, будучи довольно конкретными, не могут рассматриваться как развитие первоначальной общей жалобы относительно законности содержания заявителя под стражей в целях выдачи. Заявитель, интересы которого были представлены в Европейском Суде с 25 февраля 2010 г., не ссылался на какие-либо исключительные обстоятельства, которые не позволяли ему затронуть эти вопросы и, в частности, обжаловать предполагаемые недостатки юридической помощи в разбирательстве 25 марта 2010 г. на более ранней стадии разбирательства дела в Европейском Суде. Имея в виду требование о шестимесячном сроке, содержащееся в пункте 1 статьи 35 Конвенции, Европейский Суд полагает, что не имеет юрисдикции для рассмотрения жалобы в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции, насколько она касается продления срока, санкционированного 25 марта и 28 июля 2010 г. Отсюда следует, что настоящая жалоба подана за пределами срока и подлежит отклонению согласно пунктам 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

173. В то же время Европейский Суд отмечает, что заявителем соблюдено правило шестимесячного срока в отношении его претензии по поводу разбирательства по жалобе на постановление о содержании под стражей от 27 января 2011 г., оставленное без изменения 3 марта 2011 г. Что касается довода заявителя о том, что национальные суды продлили срок его содержания под стражей 27 января 2011 г. со ссылкой на тот факт, что обстоятельства дела не изменились, Европейский Суд полагает, что претензия заявителя касается пределов рассмотрения в разбирательстве по поводу его содержания под стражей. Европейский Суд также считает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

174. Прежде всего Европейский Суд учитывает, что довод, выдвинутый заявителем в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции, является довольно специфическим. Он указывал, что требования пункта 4 статьи 5 Конвенции не были соблюдены, поскольку национальные суды по существу поддержали первоначальные выводы Перовского районного суда от 25 марта 2010 г., в то время как он не выдвигал конкретных доводов, оспаривающих эффективность доступной процедуры (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Насруллоев против Российской Федерации", §§ 79 и 84-90, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рябикин против Российской Федерации", §§ 134-141) или не обосновал несправедливость такого разбирательства (см., например, Постановление Европейского Суда от 8 января 2009 г. по делу "Худякова против Российской Федерации" (Khudyakova v. Russia), жалоба N 13476/04, §§ 84 и 96-101* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2009.)). Таким образом, Европейский Суд рассмотрит жалобу в том виде, в каком она представлена заявителем.

175. Европейский Суд напоминает, что понятие "законность" в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции имеет то же значение, что и в пункте 1 той же статьи, то есть заключенное под стражу лицо наделено правом на судебное рассмотрение "законности" его содержания под стражей не только с учетом требований национального законодательства, но и Конвенции, ее общих принципов и цели ограничений, установленных пунктом 1 статьи 5 Конвенции. Пункт 4 статьи 5 Конвенции не гарантирует права на судебную проверку с достаточной сферой действия, позволяющей суду во всех аспектах дела, включая вопросы чистой целесообразности, подменять своей дискрецией свободу усмотрения органа, принимающего решение. Проверка должна быть, тем не менее, достаточно широкой, чтобы соответствовать тем условиям, которые являются существенными для "законности" (правомерности)* (* В официальном переводе пункта 4 статьи 5 Конвенции соответствующий английский термин передан двумя способами (прим. переводчика).) содержания под стражей лица согласно пункту 4 статьи 5 Конвенции. Контролирующий "суд" должен иметь полномочия, чтобы "устанавливать" "правомерность" содержания и выносить постановление об освобождении, если такое содержание является незаконным. Требование процессуальной справедливости в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции не создает единого неизменного стандарта, которому необходимо следовать независимо от контекста, фактов и обстоятельств. Хотя не всегда необходимо, чтобы предусмотренная пунктом 4 статьи 5 Конвенции процедура сопровождалась такими же гарантиями, которые действуют при рассмотрении уголовного дела или гражданско-правового спора согласно пункту 1 статьи 6 Конвенции, она должна быть судебной и предоставлять гарантии, соответствующие рассматриваемому виду лишения свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "A. и другие против Соединенного Королевства", §§ 202-203 с дополнительными отсылками).

176. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд полагает, что разбирательство, в рамках которого содержание заявителя под стражей было санкционировано и продлевалось, составляло форму периодической проверки судебного характера (см. Постановление Большой Палаты от 17 января 2012 г. по делу "Станев против Болгарии" (Stanev v. Bulgaria), жалоба N 36760/06, § 171). Не оспаривалось, что суд первой инстанции имел возможность оценить условия, которые являлись существенными для определения "законности" лишения лица свободы с целью выдачи по смыслу подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Кроме того, заявитель в соответствии с российским законодательством не был лишен права обжаловать постановление о содержании под стражей в вышестоящий суд, который мог пересмотреть его по различным основаниям. Что касается процедуры, применявшейся в суде первой инстанции, не имелось причин ставить под сомнение, что суд кассационной инстанции мог оценить законность содержания заявителя под стражей с целью выдачи.

177. Европейский Суд также отмечает, что заявитель мог выдвинуть в судах двух инстанций различные доводы, относящиеся к его содержанию под стражей, которые он считал целесообразными. Национальные суды рассмотрели доводы, выдвинутые заявителем, а также оценили разумность его содержания под стражей в контексте стадии разбирательства по поводу выдачи (см. §§ 46 и 48 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, заявитель, таким образом, мог возбудить разбирательство, за счет которого суд мог эффективно рассмотреть вопрос правомерности его заключения под стражу, и, кроме того, пределы рассмотрения в данном разбирательстве были достаточно широкими, чтобы иметь отношение к условиям, существенным для законности содержания заявителя под стражей в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции.

178. При таких обстоятельствах и в отношении довода о нарушении пункта 4 статьи 5 Конвенции, представленного в объяснениях заявителя, Европейский Суд находит, что в настоящем деле требования пункта 4 статьи 5 Конвенции нарушены не были.

IV. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

179. Заявитель указывал в первоначальной жалобе, что его выдача Узбекистану из России, где он проживал с женой и тремя несовершеннолетними детьми, нарушала бы требования статьи 8 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Доводы сторон

180. Власти Российской Федерации подтвердили, что в дату задержания заявителя с целью выдачи он проживал в Москве с женой и тремя из шестерых малолетних детей, а остальные трое детей оставались в Узбекистане. Они утверждали, что решение о выдаче заявителя в страну его происхождения не составляло вмешательство в значении пункта 1 статьи 8 Конвенции. Решение было предусмотрено законом, а именно частью 2 статьи 466 УПК РФ и пунктом 1 статьи 61 Минской конвенции 1993 года. Оно отвечало законной цели и было необходимо в демократическом обществе. Во-первых, решение о выдаче было оправдано неотложной общественной потребностью в обеспечении проведения разбирательства против заявителя в Узбекистане при наличии разумных оснований подозревать его в совершении особо тяжких преступлений в Узбекистане. Решение о выдаче было пропорционально преследуемой законной цели, поскольку ни жена заявителя, ни его дети не имели российского гражданства. Они являлись гражданами Узбекистана. Жена заявителя и трое его детей могли последовать за ним в Узбекистан в случае выдачи заявителя.

181. В своих объяснениях заявитель указывал в общих выражениях, что его задержание с целью выдачи составляло вмешательство в право на уважение семейной жизни. До задержания он проживал в Москве с женой и тремя детьми. Он был единственным кормильцем семьи. Однако заявитель не мог оказывать семье финансовую поддержку по причине своего задержания и разбирательства по поводу выдачи. После задержания заявителя "воссоединение семьи" было уже невозможно для него и его родственников. Он утверждал, что российские власти могли "контролировать въезд, проживание и высылку иностранцев" без его задержания. Наконец, заявитель подчеркивал, что его доводы о вмешательстве в право на уважение семейной жизни в случае задержания и выдачи были оставлены российскими судами без внимания.

B. Мнение Европейского Суда

182. Признавая, что настоящая жалоба должна быть признана приемлемой, Европейский Суд напоминает свой вывод о том, что выдача заявителя Узбекистану составит нарушение статьи 3 Конвенции (см. § 132 настоящего Постановления). С учетом вышеизложенного вывода о нарушении статьи 3 Конвенции Европейский Суд полагает, что не обязательно рассматривать гипотетический вопрос о том, возникло ли бы в случае выдачи Узбекистану нарушение статьи 8 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Хилаль против Соединенного Королевства", § 71, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", §170, Постановление Европейского Суда от 17 июня 2010 г. по делу "Колесник против Российской Федерации" (Kolesnik v. Russia), жалоба N 26876/08, § 96* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2011.)).

V. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

183. Заявитель жаловался со ссылкой на статьи 3, 5, 9, 13 Конвенции на незаконное задержание, жестокое обращение и преследование в связи с его религиозными взглядами в Узбекистане в 1999 - 2005 годах и на то, что он не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении этих нарушений.

184. Европейский Суд отмечает, что, насколько эти претензии направлены против Узбекистана, который не является Высокой Договаривающейся Стороной Конвенции, они несовместимы ratione personae* (* Ratione personae (лат.) - "ввиду обстоятельств, относящихся к лицу, о котором идет речь", критерий, применяемый при оценке приемлемости жалобы Европейским Судом (прим. переводчика).) с положениями Конвенции и должны быть отклонены в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

185. Кроме того, заявитель жаловался со ссылкой на статью 9 Конвенции на то, что его ходатайство о признании беженцем было отклонено ФМС. Он также ссылался в общих выражениях на Протокол N 7 к Конвенции.

186. С учетом предоставленных ему материалов, и насколько эти жалобы относятся к его компетенции, Европейский Суд находит, что доказательства не свидетельствуют о наличии признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Отсюда следует, что эта часть жалобы является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

187. Наконец, заявитель может быть понят как жалующийся на неоправданное вмешательство в его право индивидуальной жалобы согласно статье 34 Конвенции со ссылкой на события 19 ноября 2010 г.

188. Однако Европейский Суд не усматривает в объяснениях заявителя оснований для заключения о наличии такого неоправданного вмешательства. Соответственно, он полагает, что по делу несоблюдение требований статьи 34 Конвенции допущено не было.

VI. Правило 39 Регламента Суда

189. Европейский Суд отмечает, что в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции настоящее Постановление станет окончательным, если (a) стороны заявят, что они не будут просить о передаче дела в Большую Палату, или (b) по истечении трех месяцев с даты вынесения Постановления не поступит обращение о передаче дела в Большую Палату, или (c) Комитет Большой Палаты отклонит обращение о передаче дела в соответствии со статьей 43 Конвенции.

190. Европейский Суд полагает, что указание, данное властям Российской Федерации на основании правила 39 Регламента Суда, должно оставаться в силе, пока настоящее Постановление не станет окончательным.

VII. Применение статьи 41 Конвенции

191. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

192. Заявитель требовал 702 000 рублей, или примерно 17 532 евро, в качестве компенсации материального ущерба. В составе этой суммы 270 000 рублей составляли расходы на проживание семьи заявителя в Москве за период его содержания под стражей, 324 000 рублей - расходы по найму квартиры в Москве и 108 000 рублей - расходы по содержанию других членов семьи заявителя, проживающих в Узбекистане, за тот же период. Заявитель указал, что не может предоставить каких-либо документов в поддержку своего требования. Он также требовал 1 000 000 рублей (примерно 24 974 евро) в качестве компенсации морального вреда в связи с предполагаемым нарушением статьи 8 Конвенции в настоящем деле и 1 000 000 рублей в качестве компенсации морального вреда в связи с жалобой на нарушение статей 3 и 5 Конвенции.

193. Власти Российской Федерации утверждали, что требования заявителя являются чрезмерными, и в случае установления Европейским Судом нарушения его конвенционных прав установление факта нарушения Конвенции само по себе составит достаточную справедливую компенсацию.

194. Европейский Суд отмечает, что нарушение требований статьи 3 Конвенции еще не имело места в настоящем деле. Однако он указал, что в случае исполнения решения о выдаче заявителя возникнет нарушение этого положения. Он полагает, что установление факта нарушения статьи 3 Конвенции само по себе составит адекватную справедливую компенсацию для целей статьи 41 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 3 декабря 2009 г. по делу "Дауди против Франции" (Daoudi v. France), жалоба N 19576/08, § 82, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 158).

B. Судебные расходы и издержки

195. Заявитель также требовал 635 евро в качестве компенсации юридических издержек, понесенных в период национального разбирательства, из которых 300 евро составляли гонорар адвоката за участие в слушаниях дела в Московском городском суде и Верховном Суде Российской Федерации, 160 евро составляли транспортные расходы в связи с участием в разбирательстве и 175 евро - "выплату в связи с явкой в устное слушание". Заявитель не предоставил подтверждающих документов в отношении этих требований.

196. Власти Российской Федерации утверждали, что эти требования являются необоснованными.

197. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. С учетом вышеизложенного и того факта, что 850 евро уже были выплачены заявителю в порядке освобождения от оплаты юридической помощи, Европейский Суд не находит нужным присуждать дополнительную сумму по данному основанию.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу на нарушение статьи 3 и пункта 1 статьи 5 Конвенции в части законности содержания заявителя под стражей с 4 февраля по 4 августа 2011 г. и старательности властей в разбирательстве по поводу выдачи, на нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части пределов рассмотрения в разбирательстве о продлении срока 27 января 2011 г., а также на нарушение статей 8 и 13 Конвенции приемлемой, а в остальной части - неприемлемой;

2) постановил, что исполнение решения о выдаче заявителя Узбекистану составит нарушение требований статьи 3 Конвенции;

3) постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы на нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции;

4) постановил, что требования пункта 1 статьи 5 Конвенции нарушены не были;

5) постановил, что требования пункта 4 статьи 5 Конвенции нарушены не были;

6) постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы на нарушение статьи 8 Конвенции;

7) постановил, что по делу не было допущено несоблюдение требований статьи 34 Конвенции;

8) решил сохранить в силе указание властям Российской Федерации в соответствии с правилом 39 Регламента Суда о том, что в интересах надлежащего проведения разбирательства желательно не выдавать заявителя до вступления в силу настоящего Постановления или до дополнительного указания;

9) постановил, что его выводы в соответствии со статьей 3 Конвенции составляют адекватную справедливую компенсацию;

10) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 3 июля 2012 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Нина Ваич Председатель Палаты Суда