Постановление Европейского Суда по правам человека от 7 ноября 2013 г. Дело "Эрмаков (Ermakov) против Российской Федерации" (Жалоба N 43165/10) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Эрмаков (Ermakov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 43165/10)

Постановление Суда

Страсбург, 7 ноября 2013 г.

По делу "Эрмаков против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Изабель Берро-Лефевр, Председателя Палаты,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Линоса-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе,

Ксении Туркович,

Дмитрия Дедова, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 15 октября 2013 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 43165/10, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Узбекистана Ахматжоном Эркабоевичем Эрмаковым (далее - заявитель) 2 августа 2010 г.

2. Интересы заявителя представляли Е.З. Рябинина, Н.В. Ермолаева, адвокат, практикующий в г. Москве, и Ю.А. Сидоров, адвокат, практикующий в г. Нижнем Новгороде. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что его выдача Узбекистану будет являться нарушением статьи 3 Конвенции, он не располагал эффективным внутригосударственным средством правовой защиты для обжалования своей выдачи по этому основанию и что его содержание под стражей в связи с выдачей и последующий домашний арест являлись незаконными и нарушающими статью 5 Конвенции. Представители заявителя также утверждали, что заявитель был незаконно и принудительно перемещен в Узбекистан. Они ссылались на статьи 3 и 34 Конвенции в связи с последней жалобой.

4. 22 сентября 2010 г. председатель Первой Секции указал властям Российской Федерации, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану в течение разбирательства дела Европейским Судом (правило 39 Регламента Суда). В тот же день Европейский Суд решил применить правило 41 Регламента Суда и рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

5. 4 июля 2011 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.

6. 7 ноября и 4 декабря 2012 г. Председатель Палаты* (* С 1 ноября 2012 г. Председателем Секции стала судья Берро-Лефевр (примеч. переводчика).) предложила сторонам представить дополнительную информацию, а 11 января 2013 г. запросила дополнительные письменные объяснения по поводу предполагаемого похищения заявителя и его передачи Узбекистану. Сторонам также было предложено предоставить информацию о ходе служебной проверки и местонахождении заявителя после получения такой информации. В связи с этим стороны представили Европейскому Суду несколько дополнительных объяснений, содержавших информацию относительно последних событий по делу, и дали дополнительные объяснения по существу жалобы.

Факты

I. Обстоятельства дела

7. Заявитель родился в 1972 году. До 2 ноября 2012 г. он содержался под стражей в г. Нижнем Новгороде. В настоящее время он содержится под стражей в г. Андижане (Узбекистан).

A. Предварительная информация о заявителе и его прибытие в Российскую Федерацию

8. До 2009 года заявитель и его семья проживали в Жалокудукском* (* Имеется в виду Джалалкудукский район. В дальнейшем это название передается Европейским Судом различными способами по своему усмотрению (примеч. переводчика).) районе Андижанской области, расположенном в Ферганской долине Узбекистана. Он возил товары в близлежащие села в тележке, запряженной ослом. Заявитель исповедует мусульманство. В 1995 году он стал совершать намаз и посещать мечеть.

9. В 2007 году истек срок действия старого паспорта заявителя (далее - старый паспорт), и для получения нового он заполнил "форму N 1", анкету, содержавшую персональные данные и номер старого паспорта. 29 марта 2007 г. ему был выдан новый паспорт (далее - новый паспорт). Оригинал формы N 1 был сдан в местный отдел внутренних дел Андижанской области (Узбекистан).

10. Как утверждает заявитель, в марте 2009 года он узнал о задержании соседа, с которым регулярно совершал намаз. Зная о распространенной практике применения пыток при содержании под стражей в Узбекистане, он решил покинуть страну из-за страха задержания по сфабрикованным обвинениям и пыток во время содержания под стражей.

11. 11 марта 2009 г. заявитель прибыл в Российскую Федерацию, прилетев в московский международный аэропорт Домодедово (далее - аэропорт Домодедово). 23 июля 2009 г. ему был выдано разрешение на временное проживание, действующее до августа 2012 года. До своего задержания он проживал в г. Дзержинске Нижегородской области. Его жена и несовершеннолетняя дочь проживают в Андижане.

B Уголовное разбирательство против заявителя в Узбекистане

12. 26 августа 2009 г. следственный орган Управления внутренних дел Андижанской области возбудил уголовное разбирательство против группы лиц, по-видимому, включая заявителя, по подозрению в создании преступной группы с целью свержения конституционного строя Республики Узбекистан.

13. 16 сентября 2009 г. вышеупомянутый орган вынес два отдельных постановления о привлечении заявителя в качестве обвиняемого. В обоих постановлениях указывалось, что он заочно обвиняется в вовлечении несовершеннолетних в преступную деятельность (пункт "b" части 3 статьи 127 Уголовного кодекса Республики Узбекистан (далее - УК Узбекистана)), терроризме (часть 1 статьи 155 УУК), возбуждении ненависти и вражды, порождающем дискриминацию в зависимости от расовой принадлежности или отношения к религии, и способом, опасным для жизни других лиц (часть 3 статьи 156), заговоре с целью свержения конституционного строя Республики Узбекистан (часть 4 статьи 159), незаконном пересечении государственной границы (пункт "b" части 3 статьи 223), неоднократной подделке официальных документов и использовании подложных документов (пункты "a" и "b" части 2 статьи 228), создании преступной группы (часть 1 статьи 242), изготовлении и распространении документов, содержащих идеи религиозного экстремизма, сепаратизма и фундаментализма, и угрозе национальной безопасности и общественному порядку (подпункт "a" части 3 статьи 244.1), создании, руководстве, участии в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях (части 1 статьи 244-2) и контрабанде материалов, распространяющих экстремистские, сепаратистские и радикальные фундаменталистские идеи (статья 246 УК Узбекистана).

14. Первое постановление о привлечении в качестве обвиняемого, вынесенное только в отношении заявителя, вначале излагало политику Узбекистана в области борьбы с религиозным экстремизмом и, в частности, упоминало события 2005 года в Ферганской долине как вооруженную попытку захвата власти в стране членами экстремистского движения "Акромия" при поддержке международных террористических сил и "под влиянием определенных государств, действующих на основе двойных стандартов и преследующих свои геополитические цели". Далее в нем описывались действия, предположительно совершенные различными лицами, являющимися членами преступной группы, к которой принадлежал заявитель. В вину заявителю вменялись следующие действия:

"Эрмаков с целью изучения работ лидера преступной организации "Исламское движение Узбекистана"... избрав путь джихада, в январе 2000 года встречался с жителями Джалакудукского района Андижанской области [перечислены шесть имен] и другими... изучал идеи религиозного экстремистского движения и стал членом экстремистского движения* (* Вероятно, имеется в виду ваххабитское идейное течение в исламе, которое Европейский Суд здесь и далее (§ 203 настоящего Постановления) рассматривает как религиозную организацию (примеч. переводчика).) "Ваххаби"".

15. Во втором постановлении о привлечении в качестве обвиняемого следователь перечислил различные эпизоды с участием заявителя в качестве "члена преступного сообщества" или "на основе преступного сговора". В частности, он подозревался в участии в запрещенном ваххабитском религиозном движении, изучении материалов Исламского движения Узбекистана, распространении идей религиозного экстремизма, распространении и хранении видеоматериалов вышеупомянутых запрещенных религиозных движений и предоставлении финансовой помощи членам преступной группы.

16. 16 сентября 2009 г. Андижанский городской суд* (* Так в тексте. Правильнее Андижанский городской суд по уголовным делам (примеч. редактора).) санкционировал арест заявителя. В ту же дату постановлением следователя Управления внутренних дел Андижанской области он был объявлен в международный розыск. Представляется, что заявитель был внесен в список разыскиваемых Интерполом (в отсутствие дополнительной информации cм. § 96 настоящего Постановления).

C. Разбирательство о выдаче

17. 14 ноября 2009 г. милиция задержала заявителя в Нижегородской области Российской Федерации как лицо, объявленное в международный розыск. В ту же дату антитеррористический отдел уголовных расследований Министерства внутренних дел Узбекистана* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Главное управление уголовного розыска и борьбы с терроризмом Министерства внутренних дел Республики Узбекистан (примеч. редактора).) подтвердил властям Российской Федерации объявление заявителя в международный розыск и свое намерение требовать его выдачи, приложив запрос о задержании заявителя и заключении его под стражу, первое постановление о привлечении в качестве обвиняемого, его паспортные данные и копию формы N 1.

18. 1 декабря 2009 г. заявитель обратился в письменной форме в прокуратуру Нижегородской области, указав, что он уехал из Узбекистана после задержания его соседа, опасаясь, что будет задержан, подвергнут пыткам и осужден по сфабрикованным обвинениям. Он утверждал, что выехал в Российскую Федерацию с целью заработка, отрицал все предъявленные ему обвинения, считая их сфабрикованными, и просил власти Российской Федерации не выдавать его Узбекистану, ссылаясь на наличие риска того, что при содержании под стражей он будет подвергнут пыткам.

19. 10 декабря 2009 г. заместитель Генерального прокурора Узбекистана направил в Генеральную прокуратуру Российской Федерации запрос о выдаче заявителя Узбекистану. В запросе содержались гарантии того, что заявитель будет привлечен к ответственности только за преступления, в связи с которыми он подвергается процедуре выдачи, что он сможет беспрепятственно покинуть Узбекистан после того, как предстанет перед судом и отбудет наказание, и что он не будет выслан или выдан третьему государству без согласия властей Российской Федерации. К запросу прилагалось второе постановление о привлечении в качестве обвиняемого.

20. 18 марта 2010 г. заместитель Генерального прокурора Узбекистана повторил прежние заверения, данные в отношении дела, а также заверил Генерального прокурора Российской Федерации, что заявитель не будет привлечен к ответственности по политическим, расовым или религиозным основаниям, не будет подвергнут пыткам или иному бесчеловечному или унижающему достоинство обращению, и в его уголовном деле будут соблюдены гарантии справедливого судебного разбирательства.

21. 12 апреля 2010 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации приняла решение о выдаче заявителя в Узбекистан на основании обвинений, предъявленных в соответствии с пунктом "b" части 3 статьи 159 и частью 1 статьи 242 (попытка свержения конституционного строя Республики Узбекистана, руководство, участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организация), пунктом "b" части 3 статьи 127 (вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность), частью 1 статьи 155 (терроризм), частью 3 статьи 156 (возбуждение ненависти и вражды, порождающее дискриминацию в зависимости от их расовой принадлежности или отношения к религии, и способом, опасным для жизни других лиц), частью 4 статьи 159 (заговор с целью свержения конституционного строя Республики Узбекистан), пунктом "b" части 3 статьи 223 (незаконное пересечение государственной границы), частью 1 статьи 242 (организация преступного сообщества), и пунктом "а" части 3 статьи 244.1 УК Узбекистана (изготовление и распространение материалов, содержащих идеи религиозного экстремизма, сепаратизма и фундаментализма, и представляющих угрозу национальной безопасности и общественному порядку). В том же решении Генеральная прокуратура Российской Федерации отклонила запрос о выдаче в части обвинений, предъявленных в соответствии со статьей 246 УК Узбекистана (подделка документов), указав, что предполагаемое преступление было совершено другим лицом, пунктами "a" и "b" части 2 статьи 228 (контрабанда материалов, пропагандирующих идеи религиозного экстремизма, сепаратизма и радикального фундаментализма), поскольку это преступление не преследуется в соответствии с законодательством Российской Федерации, и частью 1 статьи 244.2 УК Узбекистана (участие в религиозных экстремистских, сепаратистских, фундаменталистских или иных запрещенных организациях), так как данное обвинение в соответствии с законодательством Российской Федерации поглощается другим.

22. 26 апреля 2010 г. заявитель и его адвокат обжаловали решение о выдаче в суд. Они, в частности, утверждали, что данное решение было незаконным, так как было принято до вынесения национальными властями решения по ходатайству заявителя о предоставлении ему статуса беженца. Они полагали, что ваххабитское движение не запрещено в Российской Федерации, и в документах, представленных властями Узбекистана, отсутствуют данные об участии заявителя в религиозной организации после 2009 года. Они подчеркнули, что в соответствии с постановлением от 16 сентября 2009 г. заявитель обвинялся в совершении нескольких преступлений в качестве исполнителя. Тем не менее факты, изложенные в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого, касались действий, предположительно совершенных несколькими другими лицами, а не заявителем. Они утверждали, что заявителю были предъявлены обвинения в попытке свержения государственного строя на его родине, поэтому его уголовное преследование было политически мотивированным. Наконец, ссылаясь на обширную прецедентную практику Европейского Суда по данному вопросу и различные доклады международных наблюдателей, сторона защиты подчеркнула, что пытки и жестокое обращение по отношению к заключенным в Узбекистане имели системный характер и оставались безнаказанным со стороны правоохранительных органов и органов безопасности, и что в случае выдачи заявитель подвергнется угрозе жестокого обращения.

23. 8 июля 2010 г. Нижегородский областной суд оставил без изменения решение о выдаче как законное и обоснованное. Заявитель присутствовал на слушании, пользовался услугами адвоката и переводчика. Во время слушания заявитель утверждал, что плохо владеет русским языком и решил покинуть Узбекистан после задержания его соседа, так как боялся ареста и пыток. Он не ходатайствовал о предоставлении ему статуса беженца сразу же по прибытии в Российскую Федерацию, поскольку вначале не знал о предъявленных ему обвинениях, а впоследствии думал, что такое обращение повлечет его высылку из Российской Федерации. Он подал это ходатайство только после консультации с адвокатом. Адвокат поддержал его жалобу и подчеркнул, что в материалах дела не содержится первое постановление о привлечении в качестве обвиняемого, а только второе постановление, которое отличается от первого.

24. Сторона защиты также просила о допуске Е.З. Рябининой в качестве защитника заявителя, так как она могла представить экспертное заключение по ситуации в Узбекистане и правоприменительной практике в подобных делах. Суд отклонил ходатайство, отметив, что интересы заявителя представляет профессиональный адвокат, а Е.З. Рябинина не является членом семьи заявителя, имеет только техническое образование и не практикует "в правоохранительной сфере по вопросам выдачи".

25. Нижегородский областной суд отметил, что заявитель не признан беженцем в Российской Федерации, не ходатайствовал о таком признании в установленные сроки и не указал уважительной причины уклонения от этого. Нижегородский областной суд принял к сведению, что 19 апреля 2010 г. нижегородское Управление Федеральной миграционной службы* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду Управление Федеральной миграционной службы Российской Федерации по Нижегородской области (примеч. редактора).) (далее - ФМС по Нижегородской области) не приняло к рассмотрению его ходатайство (cм. § 33 настоящего Постановления), указав, что решение "по существу было правильным" и что заявитель не обжаловал его в сроки, установленные законодательством страны. Нижегородский областной суд отметил, не вдаваясь в подробности, что отсутствовали данные о том, что заявитель преследовался или может преследоваться в Узбекистане по политическим или религиозным мотивам. Обратившись непосредственно к утверждению о преследовании по политическим мотивам, суд отклонил его как не имеющее законного основания. Нижегородский областной суд отметил, что в соответствии с оговоркой Российской Федерации при ратификации Европейской конвенции о выдаче внутригосударственное законодательство не содержит определения "политического преступления", и перечень преступлений, которые Российская Федерация не рассматривала как "политические" или "связанные с политическими преступлениями", не является исчерпывающим. Наконец, областной суд не нашел формальных препятствий для выдачи заявителя и отметил, что власти Узбекистана предоставили гарантии по делу заявителя.

26. 14 июля 2010 г. сторона защиты обжаловала решение областного суда, утверждая, что суд первой инстанции не дал юридической оценки доказательствам, представленным в поддержку довода относительно угрозы жестокого обращения в заключении. Сторона защиты указала на различные расхождения между двумя постановлениями о привлечении в качестве обвиняемого, являющимися основаниями для требования о задержании и официального требования о выдаче соответственно, и заключила, что обвинения были сфабрикованы. Она также утверждала на основании первого постановления о привлечении в качестве обвиняемого, что в нем отсутствовали данные о преступлениях, совершенных заявителем, а указывалось лишь на подозрения в отношении других лиц. Сторона защиты настаивала на том, что решение о выдаче заявителя было незаконным в отсутствие окончательного решения в разбирательстве о признании беженцем, а также оспаривала отказ в допуске И.З. Рябининой в качестве защитника заявителя.

27. 19 июля 2010 г. адвокат заявителя подал замечания на протокол судебного заседания, утверждая, в частности, что в него не были включены следующие данные: ходатайства заявителя о приобщении к материалам дела письма Верховного комиссара ООН по делам беженцев (cм. § 35 настоящего Постановления) и о том, что заявитель плохо владеет русским языком, просьба о юридической оценке обвинений против заявителя. В дальнейшем областной суд отклонил эти замечания.

28. В неустановленную дату адвокат заявителя подал ходатайство в Генеральную прокуратуру Российской Федерации о разъяснении существенных расхождений в двух постановлениях о привлечении заявителя в качестве обвиняемого. 27 июля и 16 августа 2010 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации сообщила заявителю, что она запросила разъяснения по данному вопросу в Приволжской транспортной прокуратуре. 3 августа 2010 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации получила от Генеральной прокуратуры Узбекистана письмо от 26 июля 2010 г. с указанием того, что выдача заявителя требуется только в связи с преступлениями, перечисленными в официальном запросе о выдаче (вероятно, теми, что были перечислены во втором постановлении о привлечении в качестве обвиняемого), а также с просьбой не учитывать первое постановление о привлечении в качестве обвиняемого, которое было направлено властями Узбекистана в дату задержания заявителя в Российской Федерации.

29. 22 сентября 2010 г. Верховный Суд Российской Федерации отклонил жалобу заявителя на решение от 8 июля 2010 г. и оставил в силе решение о выдаче и решение Нижегородского областного суда как законные и обоснованные. Верховный Суд Российской Федерации учел гарантии властей Узбекистана и отметил, что Министерство иностранных дел Российской Федерации не усмотрело каких-либо препятствий для выдачи заявителя Узбекистану. Верховный Суд Российской Федерации не нашел доказательств того, что заявитель преследовался или может преследоваться по политическим или религиозным мотивам, и отметил, что заявитель не имел статуса беженца и не ходатайствовал о получении такового в Российской Федерации. Что касается предполагаемых расхождений в постановлениях о привлечении в качестве обвиняемого, представленных властями Узбекистана, Верховный Суд Российской Федерации отклонил данный довод как несущественный, поскольку в задачу национальных судов или прокуратуры не входит установление вины заявителя в рамках разбирательства о выдаче. Верховный Суд Российской Федерации отклонил ходатайство о допуске Е.З. Рябининой в качестве защитника заявителя и допроса ее в качестве специалиста, оставил в силе отказ областного суда и поддержал его мотивы в этом отношении. Решение о выдаче вступило в силу.

D. Разбирательство о признании беженцем

30. 10 декабря 2009 г. заявитель подал в ФМС по Нижегородской области ходатайство о признании беженцем в Российской Федерации на том основании, что он боится преследований по причине религиозных убеждений. Он утверждал, что обвинения против него являются необоснованными и что в случае его выдачи Узбекистану он будет подвергнут там пыткам и другим формам жестокого обращения. Он покинул Узбекистан после задержания соседа, вместе с которым регулярно посещал мечеть. Заявитель ссылался на доклады органов ООН, опубликованные в 2006-2007 годах, и авторитетных международных неправительственных организаций, в которых сообщалось, что в Узбекистане широко применяются пытки и обвиняемые часто дают признательные показания под давлением. Он также ссылался на прецедентную практику Европейского Суда по делам о выдаче Узбекистану, в частности, на Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov and Others v. Russia) от 24 апреля 2008 г. (жалоба N 2947/06* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.)). Заявитель указал, что не подал ходатайство о получении статуса беженца сразу же по прибытии в Российскую Федерацию, так как плохо владел русским языком и "не знал о такой возможности".

31. Письмом от 25 декабря 2009 г. ФМС по Нижегородской области разъяснила заявителю, что не может рассмотреть его ходатайство, так как он не отвечает критериям для признания беженцем, установленным национальным законодательством. 15 января 2010 г. заявитель обжаловал отказ в Федеральной миграционной службе Российской Федерации (далее - ФМС России), указав, что ФМС по Нижегородской области не установила фактов по делу, и что он покинул Узбекистан до возбуждения уголовного дела в отношении него на родине.

32. 8 апреля 2010 г. ФМС России уведомила заявителя, что поручила ФМС по Нижегородской области рассмотреть его ходатайство.

33. Письмом от 21 апреля 2010 г. ФМС по Нижегородской области уведомила заявителя о том, что 19 апреля 2010 г. жалоба оставлена без рассмотрения, поскольку заявитель не отвечает определению "беженца".

34. 14 мая 2010 г. заявитель обжаловал это решение в ФМС России, сославшись на то, что областной миграционный орган не дал оценки угрозе жестокого обращения с заявителем. В дополнение к его прежним объяснениям он привел ссылки на статьи из местной прессы, опубликованные в январе - мае 2010 года, о продолжающейся практике жестокого обращения с заключенными в Узбекистане. Жалоба была получена ФМС России 15 июня 2010 года. 12 июля 2010 г. ФМС России приняла жалобу заявителя и передала ее в ФМС по Нижегородской области для рассмотрения по существу.

35. 6 июля 2010 г. московское представительство Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев (далее - УВКБ) сообщило стороне защиты, что заявитель отвечает установленным критериям по его статусу и имеет право на международную защиту в соответствии с его мандатом.

36. 12 августа 2010 г. ФМС по Нижегородской области отклонила ходатайство заявителя о признании беженцем письмом, полученным заявителем 16 августа 2010 г., в котором указывались два основания для отказа: (1) несоответствие определению "беженец" и (2) неприменимость закона о беженцах к лицам, "совершившим тяжкое преступление неполитического характера вне пределов Российской Федерации до прибытия в Российскую Федерацию в качестве лица, ходатайствующего о признании беженцем".

37. 23 сентября 2010 г. заявитель обжаловал данный отказ, утверждая, что предъявленные ему обвинения были сфабрикованы, указывая на угрозу жестокого обращения и приводя обширные ссылки на многочисленные доклады Комитета ООН против пыток, организаций "Хьюман райтс уотч" (Human Rights Watch) и "Международная амнистия", а также на информацию Министерства иностранных дел Российской Федерации. Он также просил продлить на один месяц срок для подачи жалобы, так как, по его утверждению, он не мог понять содержание письма от 12 августа 2010 г. ввиду плохого знания русского языка, а его адвокат разъяснил ему основания для отказа только 21 сентября 2010 г.

38. 20 октября 2010 г. ФМС России отклонила жалобу. Она отметила, что согласно информации Министерства иностранных дел Российской Федерации ситуация с правами человека в Узбекистане была "неопределенной". Распространение идей религиозного экстремизма и сепаратизма признавалось в стране преступлением. После подавления восстания в Андижане ввоз исламской литературы был запрещен. Руководство Узбекистана выразило намерение штрафовать и заключать под стражу лиц, совершающих богослужения за пределами мест, специально отведенных для этой цели. Власти Узбекистана полагали, что члены Исламского движения Узбекистана и "Акромии", подразделения организации "Хизб-ут-Тахрир", активно участвовали в андижанских событиях 2005 года, в отношении 121 человека, включая 10 членов "Акромии", осуществлялось уголовное разбирательство. Обращаясь к делу заявителя, ФМС России отметила, что заявитель не подал ходатайство о предоставлении убежища в надлежащий срок после приезда в Российскую Федерацию и в оправдание этого он ссылался на плохое владение русским языком. В связи с этим миграционная служба отметила, что, во-первых, заявитель проходил военную службу на Сахалине (Российская Федерация) в 1990-1992 годах, что было бы невозможно без надлежащего знания русского языка, и, во-вторых, в июле 2009 года он получил разрешение на временное проживание в Российской Федерации. Таким образом, ФМС России заключила, что заявитель сообщил ложную информацию о степени владения русским языком и этот факт "подрывает доверие к заявителю и к остальной части его объяснений". ФМС России заключила следующее:

"Проанализировав объяснения заявителя и информацию, представленную Министерством иностранных дел и Федеральной миграционной службой Российской Федерации о ситуации в Узбекистане и деятельности запрещенных религиозных организаций, [ФМС России] не находит оснований полагать, что заявитель подвергся бы гонениям по расовым, религиозным, национальным, социальным или политическим мотивам в случае его возвращения в [запрашивающую страну]".

39. 7 декабря 2010 г. заявитель обжаловал это решение в суд. В письменных объяснениях и устном заявлении, сделанном во время судебного слушания, сторона защиты повторно изложила опасения заявителя по поводу того, что в случае выдачи Узбекистану он будет подвергнут там пыткам с целью склонения к признанию в совершении преступлений, которых он не совершал. Он также утверждал, что ФМС России не оценила данную угрозу надлежащим образом. Что касается его плохого знания русского языка, он заявил, что проходил военную службу 18-20 лет назад, что хорошего владения русским языком не требовалось для получения разрешения на временное проживание и, кроме того, его плохое знание русского языка подтверждалось на нескольких слушаниях в отношении его выдачи и продления сроков его предварительного содержания под стражей, когда суды заслушали его лично и признали, что он нуждается в помощи переводчика.

40. 5 марта 2011 г. Басманный районный суд г. Москвы отклонил жалобу заявителя. Суд подтвердил, что заявитель не жаловался на угрозу преследования в Узбекистане и до задержания не выражал желания остаться в Российской Федерации в качестве беженца. Его утверждения о гонениях в связи с посещением мечети были необоснованными, поскольку большая часть населения в стране назначения свободно исповедует ислам. Вместе с тем суд отметил, что страна назначения подписала различные международные правозащитные соглашения, касающиеся, в частности, защиты беженцев. Суд также подтвердил, что решение ФМС России было законным, отметив, что заявитель не предоставил "убедительных доводов в поддержку опасений по поводу незаконного преследования по религиозным мотивам".

41. Заявитель подал жалобу, повторив доводы, изложенные в § 39 настоящего Постановления, дополнительно указав, что суд первой инстанции не оценил угрозу на основании всей имеющейся информации, а также не рассмотрел его возражения против выводов ФМС России о степени его владения русским языком.

42. 24 июня 2011 г. Московский городской суд оставил решение от 5 марта 2011 г. без изменения. Суд кассационной инстанции установил, что миграционный орган принял решение в соответствии с действующим порядком и что суд первой инстанции надлежащим образом оценил обстоятельства дела. Московский городской суд подтвердил вывод об отсутствии доказательств преследования заявителя по религиозным мотивам и отметил, что сторона защиты не сослалась на какие-либо новые факты, которые могли бы изменить такой вывод. Московский городской суд также упомянул несколько международных соглашений о правах человека, подписанных Узбекистаном, и отметил, что 22 октября 2009 г. Европейский союз отменил различные санкции, включая эмбарго на поставки вооружений в эту страну в связи с достижениями в сфере защиты прав человека и отменой там смертной казни.

E. Задержание заявителя, его содержание под стражей и домашний арест в период разбирательства о выдаче

1. Содержание заявителя под стражей в целях выдачи

(a) Задержание и содержание под стражей до 8 июля 2010 г.

43. После задержания заявителя 14 ноября 2009 г. (cм. § 17 настоящего Постановления) 15 ноября 2009 г. нижегородский транспортный прокурор* (* Так в тексте. По-видимому, имеется в виду прокурор Нижегородской транспортной прокуратуры (примеч. редактора).) распорядился о его заключении под стражу в целях выдачи. 18 декабря 2009 г. Канавинский районный суд Нижегородской области отклонил жалобу заявителя на постановление о его заключении под стражу. 12 марта 2010 г. Нижегородский областной суд, рассмотрев жалобу, оставил постановление в силе.

44. 17 декабря 2009 г., после поступления формального запроса о выдаче заявителя (cм. § 19 настоящего Постановления), заместитель нижегородского транспортного прокурора другим постановлением повторно распорядился о содержании заявителя под стражей в целях выдачи. Неясно, обжаловалось ли это постановление.

45. Представляется, что позднее Нижегородская транспортная прокуратура обратилась в суд с ходатайством о продлении срока содержания под стражей заявителя.

46. 30 декабря 2009 г. Канавинский районный суд Нижегородской области рассмотрел это ходатайство и установил, что в последний раз срок содержания заявителя под стражей продлевался 15 ноября 2009 г. и заявитель мог содержаться под стражей на основании постановления прокурора не более двух месяцев. Суд отметил получение формального запроса властей Узбекистана о выдаче (cм. § 19 настоящего Постановления), указал, что разбирательство о выдаче не было завершено, и постановил, что заявитель должен содержаться под стражей до 14 марта 2010 г.

47. Адвокат заявителя подал жалобу, утверждая, в частности, что заявитель незаконно содержался под стражей с 14 ноября 2009 г.

48. 5 марта 2010 г. Нижегородский областной суд отклонил жалобу и согласился с продлением срока, имевшим место 30 декабря 2009 г.

49. 4 марта 2010 г. Канавинский районный суд Нижегородской области продлил срок содержания под стражей заявителя в целях выдачи до 14 мая 2010 года. 26 мая 2010 г. Нижегородский областной суд отклонил жалобу заявителя от 9 марта 2010 г. и согласился с продлением срока содержания под стражей.

50. 7 мая 2010 г. Канавинский районный суд дополнительно продлил срок заявителя до 14 июля 2010 года. 15 июня 2010 г. Нижегородский областной суд, рассмотрев жалобу, оставил постановление без изменения.

(b) Постановление Нижегородского областного суда о продлении срока содержания под стражей от 8 июля 2010 г. и разбирательство по его обжалованию

51. 8 июля 2010 г. Нижегородский областной суд при рассмотрении жалобы заявителя на решение о выдаче (cм. §§ 23-25 настоящего Постановления) санкционировал продление срока содержания заявителя под стражей до 14 ноября 2010 г. Суд не усмотрел оснований для изменения меры пресечения, поскольку она являлась необходимой для обеспечения выдачи заявителя.

52. 3 сентября 2010 г. дополнительной жалобой на решение от 8 июля 2010 г. сторона защиты оспорила выводы областного суда в части продления срока содержания под стражей. В частности, было указано на совпадение продления срока с постановлением Канавинского районного суда от 8 июля 2010 г. (cм. § 54 настоящего Постановления).

53. 22 сентября 2010 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу заявителя на решение о выдаче (cм. § 29 настоящего Постановления), оставил без изменения выводы нижестоящего суда в целом, не рассматривая отдельно вопроса о содержании под стражей.

(c) Постановление Канавинского районного суда о продлении срока содержания под стражей от 8 июля 2010 г. и разбирательство по его обжалованию

54. 8 июля 2010 г. Канавинский районный суд отдельным постановлением продлил срок содержания под стражей заявителя до 14 сентября 2010 г.

55. 10 августа 2010 г. Нижегородский областной суд, рассмотрев жалобу, продлил срок содержания заявителя под стражей. Областной суд не усмотрел противоречий между двумя постановлениями от 8 июля 2010 г., вынесенными районным и областным судами, поскольку первое касалось содержания заявителя под стражей в целях выдачи, а второе - законности решения о выдаче.

(d) Постановление о продлении срока содержания под стражей от 2 ноября 2010 г. и разбирательство по его обжалованию

56. 19 октября 2010 г. транспортная прокуратура обратилась в Нижегородский областной суд с ходатайством о дополнительном продлении срока содержания заявителя под стражей.

57. 2 ноября 2010 г. Нижегородский областной суд рассмотрел вопрос и продлил срок содержания заявителя под стражей до 14 мая 2011 г. Согласно протоколу судебного заседания заявитель просил суд изменить меру пресечения в отношении него на домашний арест и сообщил адрес родственника в г. Нижнем Новгороде, где он может проживать в случае применения такой меры. Он заявил, что до задержания проживал в г. Нижнем Новгороде, а не в г. Дзержинске, где был формально зарегистрирован. Заявитель не помнил точного адреса в г. Нижнем Новгороде, где он проживал. Адвокат заявителя сообщил в судебном заседании, что заявитель подал жалобу в Европейский Суд и по его делу указана предварительная мера согласно правилу 39 Регламента Суда. Адвокат указал на сходство дела заявителя с несколькими другими делами, ранее рассмотренными Европейским Судом (например, с упоминавшимся выше делом Исмоилова и других), и выразил мнение о том, что заявитель имеет шансы на успех его дела в г. Страсбурге. Адвокат утверждал, что "имеются правовые основания для уменьшения суммы компенсации и даже сведения таковой к нулю", если мера пресечения в отношении заявителя будет изменена на более мягкую. Адвокат сообщил полный адрес в г. Нижнем Новгороде, где заявитель мог находиться под домашним арестом, и отметил, что заявитель по ошибке назвал не ту улицу.

58. Продлевая срок содержания под стражей, Нижегородский областной суд отметил, что обстоятельства, требующие нахождения заявителя под стражей, не изменились. Нижегородский областной суд отметил, что решение о выдаче заявителя вступило в силу, но экстрадиция приостановлена в связи с применением правила 39 Европейским Судом, поэтому решение о выдаче не может быть исполнено. Тем не менее существует угроза того, что в случае освобождения заявитель может скрыться. Суд отметил, что заявитель разыскивался за совершение особо тяжких преступлений, скрывался от властей Узбекистана, и были приняты меры, обеспечивающие его выдачу, включая применение международных договоров, следовательно, его дело следует рассматривать как исключительное. Его содержание под стражей соответствовало законодательству страны. Различные материалы дела доказывали разумность подозрений против заявителя, что касается обоснованности выдвинутых властями Узбекистана обвинений против него, но данный спор не подведомствен областному суду. Нижегородский областной суд заключил, что продление срока содержания заявителя под стражей соответствовало подпункту "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Он также отклонил возможность изменения меры пресечения на домашний арест, так как заявитель не указал точного адреса, где он мог бы проживать в случае применения такой меры, и не предоставил дополнительных сведений в обоснование своего ходатайства.

59. 8 ноября 2010 г. заявитель обжаловал решение. В частности, он оспаривал ссылку областного суда на тяжесть выдвинутых против него обвинений и на исключительный характер его дела как несущественную. Со ссылкой на дело Чахала* (* В данном деле было четыре заявителя обоих полов, однако первым был мужчина (примеч. переводчика).) (см. Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom) от 15 ноября 1996 г., § 112, Reports of Judgments and Decisions 1996-V) он утверждал, что со 2 сентября 2010 г., когда решение о выдаче вступило в силу, никакие действия с целью его экстрадиции не совершались, и областной суд не указал каких-либо особых мер, которые следовало принять для осуществления выдачи после указанной даты. Он обратил внимание суда на противоречивые документы, представленные властями Узбекистана, и выразил мнение о том, что обвинения против него были сфабрикованными и необоснованными.

60. 14 января 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации отклонил жалобу заявителя. Суд нашел выводы суда первой инстанции законными и обоснованными. В частности, он поддержал выводы областного суда относительно тяжести обвинений, выдвинутых против заявителя, возможности того, что он скроется или воспрепятствует правосудию, и исключительности данного дела. Верховный Суд Российской Федерации отметил, что нижестоящий суд сделал свои выводы на основе всех имеющихся материалов, включая информацию о жалобе, рассматриваемой в Европейском Суде. Верховный Суд Российской Федерации также признал обоснованным отказ в переводе заявителя под домашний арест, так как он не проживал по адресу своей регистрации, не смог указать адрес проживания в г. Нижнем Новгороде и не сообщил адрес, где он мог бы находиться под домашним арестом, или любые другие подробности.

2. Домашний арест заявителя

61. 13 мая 2011 г. Канавинский районный суд изменил избранную в отношении заявителя меру пресечения на домашний арест в связи с истечением максимального срока его содержания под стражей в целях выдачи и для обеспечения выдачи заявителя, которая была приостановлена в соответствии с применением предварительной меры Европейским Судом. Заявитель и его представитель присутствовали на слушании. Суд, в частности, сослался на статьи 107 и 109 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ). В постановлении о домашнем аресте указывалось следующее:

"...Запретить [заявителю] покидать постоянное место жительства, расположенное по адресу [...], связываться без предварительного разрешения следователя с подозреваемыми, обвиняемыми, потерпевшими или иными участниками производства по уголовному делу, отправлять и получать корреспонденцию или использовать иные средства связи...".

62. Суд обязал областную транспортную прокуратуру и Управление Федеральной службы безопасности по Нижегородской области обеспечить надзор за соблюдением заявителем установленных ограничений. Суд также решил немедленно освободить заявителя из-под стражи и уточнил, что данное постановление может быть обжаловано в Нижегородский областной суд в течение трех дней и заявитель может участвовать в заседании суда кассационной инстанции, если посчитает нужным обжаловать данное постановление.

63. Заявитель не обжаловал постановление о домашнем аресте.

64. 17 мая 2011 г. адвокат заявителя в соответствии со статьями 119 и 120 УПК РФ подал в Нижегородскую транспортную прокуратуру ходатайство, в котором просил "обратиться в суд" по вопросу о прекращении домашнего ареста заявителя. Со ссылкой на статьи 107-109 УПК РФ адвокат указывал, что срок содержания заявителя под стражей должен быть зачтен в срок домашнего ареста, и подчеркнул, что максимальный срок содержания заявителя под стражей истек 14 мая 2011 г., утверждая в связи с этим, что дальнейшее применение к нему меры пресечения является незаконным.

65. 20 мая 2011 г. транспортная прокуратура уведомила заявителя о продлении срока рассмотрения его ходатайства до 26 мая 2011 г.

66. 26 мая 2011 г. Л., заместитель приволжского транспортного прокурора, отклонила ходатайство заявителя, которое она охарактеризовала как "ходатайство о принесении протеста" на постановление от 13 мая 2011 г. Она отметила, что суд рассмотрел все доступные материалы о порядке выдачи и вынес обоснованное и законное постановление о применении к заявителю домашнего ареста в целях обеспечения его выдачи, что не имелось оснований для изменения меры пресечения и что национальное законодательство не устанавливает максимальный срок домашнего ареста. Копия постановления была представлена в Европейский Суд властями Российской Федерации. По-видимому, заявитель и его адвокат не получали его.

67. Письмом от 26 мая 2011 г. начальник отдела надзора Приволжской транспортной прокуратуры Д. уведомил заявителя об отсутствии оснований для принесения протеста и сослался на те же мотивы, что и в вышеупомянутом постановлении.

68. 15 июня 2011 г. заявитель обжаловал отказ Д. в обращении в Канавинский районный суд по вопросу его освобождения в соответствии со статьей 125 УПК РФ.

69. 7 июля 2011 г. Канавинский районный суд отклонил жалобу заявителя на "отказ в обращении по вопросу изменения меры пресечения в отношении заявителя", отметив, что заявитель обжалует действия Д., который не принимал решений по делу заявителя, тогда как отказ был вынесен Л. Заявитель не обжаловал это решение.

70. 1 августа 2011 г. заместитель нижегородского транспортного прокурора прекратил домашний арест заявителя в связи с его заключением под стражу по поводу уголовного дела, возбужденного против него в Российской Федерации (cм. §§ 73-74 настоящего Постановления).

71. 6 сентября 2011 г. заявитель предъявил гражданско-правовое требование к транспортной прокуратуре на основании статей 254 - 256 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее - ГПК РФ) и просил суд обязать транспортную прокуратуру отменить отказ от 26 мая 2011 г.

72. 13 сентября 2011 г. Канавинский районный суд отказал в принятии гражданско-правового требования в отношении данного постановления прокурора, решив, что данный спор относится к сфере уголовно-процессуального, а не гражданского процессуального права. Представляется, что заявитель не обжаловал определение.

F. Уголовное разбирательство против заявителя в Российской Федерации, его новое задержание и содержание под стражей

73. Как следует из официальной версии событий, 1 июля 2011 г. полицейские остановили заявителя на улице в г. Нижнем Новгороде и обнаружили у него в кармане джинсов ручную гранату. Как утверждает заявитель, гранату ему подложили полицейские. В отношении него было возбуждено уголовное дело по подозрению в незаконной перевозке и хранении оружия. 1 и 4 июля 2011 г. он был допрошен в связи с данным происшествием.

74. 5 июля 2011 г. заявитель был задержан и заключен под стражу в Следственный изолятор N ИЗ-52/1* (* По-видимому, имеется в виду Федеральное казенное учреждение "Следственный изолятор N 1 Главного управления Федеральной службы исполнения наказаний по Нижегородской области" (примеч. редактора).) (далее - СИЗО N 1) на время расследования вышеупомянутого уголовного дела. Суды страны несколько раз продлевали срок его содержания под стражей.

75. Как следует из объяснений представителей заявителя национальным властям (cм. § 104 настоящего Постановления), личные вещи заявителя, включая денежные средства, удерживались в его интересах Ю.А. Сидоровым, его представителем в национальном разбирательстве и Европейском Суде.

76. 7 сентября 2011 г. Канавинский районный суд Нижегородской области признал заявителя виновным в соответствии с предъявленным обвинением и приговорил его к одному году и четырем месяцам лишения свободы.

77. Заявитель обжаловал приговор, и кассационное разбирательство было назначено на 23 ноября 2012 г. Он оставался под стражей в СИЗО N 1 на время рассмотрения его жалобы. 2 ноября 2012 г. заявитель был освобожден из-под стражи (cм. §§ 83-88 настоящего Постановления).

78. Дважды, 23 ноября и 25 декабря 2012 г., Нижегородский областной суд откладывал рассмотрение кассационной жалобы из-за неявки заявителя и его ненадлежащего уведомления о рассмотрении дела (cм. подробности в § 124 настоящего Постановления). 29 января 2013 г. областной суд оставил приговор без изменения в отсутствие заявителя.

G. Предполагаемое похищение заявителя и его перемещение в Узбекистан

1. Предварительная информация и сопутствующие обстоятельства

(a) Меры, принятые властями Российской Федерации в связи с применением правила 39 Регламента Суда

79. После применения предварительной меры в соответствии с правилом 39 Регламента Суда по делу заявителя 22 сентября 2010 г. (cм. § 4 настоящего Постановления) власти Российской Федерации сообщили 4 октября 2010 г., что органы Российской Федерации приняли меры для исключения выдачи заявителя Узбекистану до дополнительного уведомления. 30 ноября 2012 г. власти Российской Федерации сообщили, что в соответствующие даты Приволжская транспортная прокуратура и прокуратура Нижегородской области получили все необходимые указания о принятии дополнительных мер по недопущению принудительного перемещения заявителя в Узбекистан.

(b) Письменное обращение заявителя от 2 июля 2011 г.

80. 2 июля 2011 г. заявитель представил письменное обращение к своему адвокату о том, что он настаивает на своей жалобе в Европейский Суд, а если он будет утверждать иное, это будет означать, что он изменил свою позицию под давлением.

(c) Письмо секретаря Европейского Суда от 25 января 2012 г.

81. 25 января 2012 г. секретарь Европейского Суда направил письмо властям Российской Федерации от имени Председателя Европейского Суда в связи с другим делом, выразив глубокую обеспокоенность ввиду неоднократных сообщений о тайном перемещении заявителей из Российской Федерации в Таджикистан в нарушение предварительных обеспечительных мер, применяемых в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Характеризуя данную ситуацию как тревожную и беспрецедентную, властям Российской Федерации в письме предлагалось предоставить Европейскому Суду исчерпывающую информацию о последующих действиях в отношении инцидентов в Российской Федерации. В нем также обращалось внимание властей на тот факт, что предварительные меры продолжали применяться в 25 других делах о выдаче и высылке, включая настоящее дело. В подтверждение того, насколько серьезно он относится к такому повороту событий, Председатель Европейского Суда просил немедленно информировать Председателя Комитета министров, Председателя Парламентской Ассамблеи и Генерального секретаря Совета Европы (полный текст цитируемого письма приведен в Постановлении Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации" (Savriddin Dzhurayev v. Russia) от 25 апреля 2013 г., N 71386/10, § 52* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2014.)).

82. Согласно объяснениям властей Российской Федерации в ответ на данное письмо, направленное по другому делу, рассматриваемому в Европейском Суде, 3 февраля 2012 г. аппарат Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде проинформировал Генеральную прокуратуру Российской Федерации, Министерство внутренних дел Российской Федерации, Федеральную миграционную службу Российской Федерации и Федеральную службу безопасности Российской Федерации о предварительных мерах, указанных Европейским Судом.

2. Исчезновение заявителя после его освобождения из СИЗО N 1 в г. Нижнем Новгороде 2 ноября 2012 г.

83. 26 октября 2012 г. адвокат заявителя Ю.А. Сидоров посетил заявителя в СИЗО N 1, где он отбывал наказание в виде лишения свободы (cм. § 76 настоящего Постановления). Как утверждает Ю.А. Сидоров, заявитель выразил опасение по поводу задержания и перемещения в Узбекистан после его освобождения из-под стражи. Предположительно он проявлял аналогичную тревогу и в ранних разговорах с адвокатом. Заявитель обещал позвонить по телефону Ю.А. Сидорову сразу после освобождения.

84. Срок лишения свободы заявителя истекал 5 ноября 2012 г. В соответствии со статьей 173 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации в случае, если срок лишения свободы истекает в праздничный день, лицо подлежит освобождению непосредственно перед праздником. Таким образом, освобождение заявителя должно было состояться 2 ноября 2012 г., в последний день перед длительными выходными и государственным праздником.

85. 2 ноября 2012 г., в 6.00, заявитель был освобожден из СИЗО N 1. Согласно справке об освобождении новый паспорт заявителя был возвращен ему при освобождении.

86. Рабочее время в изоляторе начиналось в 8.00. 2 ноября 2012 г. Ю.А. Сидоров прибыл в СИЗО N 1 для встречи со своим клиентом. Сотрудники следственного изолятора не позволил ему встретиться с заявителем, пояснив, что в этот день у сотрудников уголовно-исполнительной системы профессиональный праздник* (* Согласно приказу руководителя Федеральной службы исполнения наказаний Российской Федерации от 14 сентября 2006 г. N 617 профессиональный праздник работников следственных изоляторов и тюрем отмечается ежегодно 31 октября.). Адвокату не сообщили об освобождении заявителя.

87. Поскольку в дату его запланированного освобождения или позднее заявитель не позвонил, 6 ноября 2012 г. (на следующий рабочий день после праздника и длительных выходных в Российской Федерации) Ю.А. Сидоров вновь приехал в СИЗО N 1, чтобы навести справки о своем клиенте. Сотрудники следственного изолятора сообщили ему, что заявитель был освобожден из-под стражи 2 ноября 2012 г.

88. Заявитель не связывался со своими представителями после освобождения, они не встречались с ним и не могли связаться с ним с тех пор.

3. Пересечение заявителем Государственной границы в аэропорту Домодедово в г. Москве и его отбытие в г. Ташкент

89. Вечером 2 ноября 2012 г., примерно в 23.45 (по московскому времени), заявитель вылетел из аэропорта Домодедово в г. Ташкент (Узбекистан) обычным рейсом N HY-602 "Узбекских авиалиний" (O?zbekiston havo yo?llari). Расстояние между г. Нижним Новгородом и аэропортом Домодедово составляет около 420 км. Информация, представленная сторонами о событиях того дня, может быть кратко изложена следующим образом.

(a) Информация, представленная властями Российской Федерации

90. В соответствии со справкой, выданной 15 ноября 2012 г. Управлением пограничного контроля Федеральной службы безопасности Российской Федерации, 2 ноября 2012 г. заявитель покинул Российскую Федерацию вышеупомянутым рейсом, "с использованием для покупки авиабилетов* (* Как следует из § 168 настоящего Постановления, слово "авиабилеты" в справке Федеральной службы безопасности Российской Федерации действительно употребляется во множественном числе (примеч. переводчика).) своего узбекского паспорта N [номер нового паспорта]".

91. 30 ноября 2012 г. власти Российской Федерации сообщили, что согласно "Центральному банку данных по учету иностранных граждан" Федеральной миграционной службы Российской Федерации заявитель пересек Государственную границу Российской Федерации в пункте пропуска в аэропорту Домодедово. Они не предоставили каких-либо документов в подтверждение этого объяснения.

92. 4 декабря 2012 г. Европейский Суд просил власти сообщить, каким транспортом заявитель добрался из г. Нижнего Новгорода в г. Москву 2 ноября 2012 г., указать точное время его передвижений в эту дату и представить подтверждающие документы, такие как, например, регистрационные данные авиакомпании или железнодорожной компании, услугами которой воспользовался заявитель. До настоящего времени власти не предоставили такой информации. 11 февраля 2013 г. они сообщили, не предоставив каких-либо дополнительных сведений или документов, что имя заявителя не значилось в базе "Розыск-Магистраль", в которой собраны сведения о лицах, объявленный в федеральный и местный розыск.

93. 3 мая 2013 г. власти Российской Федерации сообщили, что авиабилет был выдан в г. Ташкенте на основании "формы N 1". Заявитель зарегистрировался на рейс и вылетел в г. Ташкент один. Не имеется данных о том, что его кто-то сопровождал.

(b) Информация, представленная представителями заявителя

94. Со ссылкой на справку об освобождении от 2 ноября 2012 г. (cм. § 85 настоящего Постановления) представители заявителя сообщили, что единственным документом, которым был у заявителя в дату его освобождения, был заграничный паспорт Узбекистана, он не имел денег, кредитных карт или зимней одежды.

95. По данным "Узбекских авиалиний", на которые ссылалось постановление об отказе в возбуждении уголовного дела от 11 марта 2013 г. (cм. § 122 настоящего Постановления):

"...Авиабилет на имя Эрмакова был выдан в г. Ташкенте на основании "регистрационного листка формы N 1" для граждан Узбекистана, выданного Жалокудукским районным отделом внутренних дел Андижанской области Узбекистана, [на основании] паспорта Республики Узбекистан N [указан номер старого паспорта]".

96. Согласно недатированному ответу из Национального центрального бюро Интерпола в Российской Федерации, упомянутому в постановлении от 11 марта 2013 г. (cм. § 122 настоящего Постановления),

"...1 декабря 2012 г. имя заявителя было исключено из списка лиц, объявленных в международный розыск по линии Интерпола, в связи с его задержанием. На основании этой информации розыск заявителя в Российской Федерации был также прекращен".

4. Другие события и информация о местонахождении заявителя

(a) Власти Российской Федерации

97. Власти Российской Федерации в своих объяснениях, включая последние от 3 мая 2013 г., не представили сведений о местонахождении заявителя.

(b) Представители заявителя

98. Представители не могли связаться с заявителем с момента его освобождения из-под стражи и не имеют информации о его местонахождении. Они пытались связаться с родственниками заявителя в Узбекистане, но не получили какого-либо ответа. Они утверждали, что его родственники могли быть запуганы или заявитель мог содержаться под стражей с лишением права переписки и общения. 18 декабря 2012 г. они сообщили, сославшись на "конфиденциальный источник, который не может быть раскрыт по соображениям его безопасности", что заявитель содержится под стражей в Андижане (Узбекистан), но подчеркнули, что официального подтверждения этой информации нет.

99. 13 марта 2013 г. организация "Международная амнистия" организовала "кампанию срочных действий" и опубликовала заявление, в котором выражалась обеспокоенность по поводу предполагаемого незаконного похищения заявителя и указывалось, что заявитель подвергается серьезной угрозе пыток. Согласно последнему заявитель "предположительно содержится в предварительном заключении в Андижане (Восточный Узбекистан)".

100. 17 июня 2013 г. представители заявителя предъявили копию письма Министерства внутренних дел Республики Узбекистан от 4 апреля 2013 г., подтверждающего в ответ на запрос неуказанного лица или органа, что заявитель содержится в предварительном заключении в Следственном изоляторе N УЯ 64/14 в Андижанской области Узбекистана.

H. Официальная проверка и неоднократные отказы в возбуждении уголовного дела по поводу оспариваемых событий

1. Информация о состоянии проверки, представленная властями Российской Федерации

101. 30 ноября и 18 декабря 2012 г. власти Российской Федерации уведомили Европейский Суд о том, что проверка по факту исчезновения заявителя продолжается и что власти не имели информации о принудительном перемещении заявителя через Государственную границу Российской Федерации. Они приложили копии справки об освобождении и приговора от 7 сентября 2012 г.* (* Скорее всего, здесь и далее имеется в виду приговор Канавинского районного суда от 7 сентября 2011 г., которым заявитель был признан виновным в хранении ручных гранат (примеч. переводчика).).

102. 11 февраля 2013 г. власти Российской Федерации сообщили, что в декабре 2012 года и 9 января 2013 г. они запросили неуказанные правоохранительные органы и Министерство внутренних дел Узбекистана по поводу местонахождения заявителя. Кроме того, во время внутренней проверки следователи запросили видеозаписи камер аэропорта Домодедово, однако записи "еще не были предоставлены". Власти Российской Федерации также сообщили без представления документов, что материалы проверки не содержат данных о перемещении заявителя в Узбекистан против его воли и что его имя не включено в базу данных "Розыск-Магистраль" (cм. § 147 настоящего Постановления).

103. В своих последних объяснениях, датированных 3 мая 2013 г., власти Российской Федерации указывали, что проверка на внутригосударственном уровне еще продолжается. В частности, в неустановленную дату в Московский следственный отдел на воздушном и водном транспорте Московского межрегионального следственного управления на транспорте Следственного комитета Российской Федерации был направлен запрос о получении объяснений членов экипажа рейса, на котором заявитель вылетел из г. Москвы в г. Ташкент. Европейский Суд не получил сведений о состоянии этого запроса. Власти Российской Федерации приложили копии постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела от 8 февраля и 11 марта 2013 г. и соответствующие постановления об отмене последних (cм. §§ 116 и 122 настоящего Постановления).

2. Жалобы представителей заявителя в различные органы и предварительная проверка обстоятельств исчезновения заявителя

(a) Жалобы представителей в различные органы и полученные ими ответы

104. 6 ноября 2012 г. Ю.А. Сидоров обратился в местный орган внутренних дел и прокуратуру с требованием о расследовании исчезновения заявителя. В ту же дату другие представители заявителя в Европейском Суде уведомили о происшествии Генеральную прокуратуру Российской Федерации, Федеральную службу безопасности Российской Федерации и Министерство внутренних дел Российской Федерации и просили эти органы принять срочные меры для установления местонахождения заявителя, сообщить информацию о пересечении заявителем Государственной границы Российской Федерации и начать расследование обстоятельств его исчезновения.

105. 15 ноября 2012 г. Федеральная служба безопасности Российской Федерации сообщила Е.З. Рябининой, что внутригосударственное законодательство не предусматривает хранения данных о лицах, пересекающих Государственную границу. Однако служба пограничного контроля должна уведомлять миграционные органы о въезде и выезде иностранных граждан из Российской Федерации ежедневно. Эта информация составляет основу федеральной системы миграционного учета.

106. Постановление Правительства Российской Федерации от 14 февраля 2007 г. N 94 о государственной информационной системе миграционного учета не предусматривает доступа представителя лица к этой информационной системе (пункты 18 - 27 указанного Постановления).

107. 12 декабря 2012 г. Н.В. Ермолаева направила запрос о местонахождении заявителя в Генеральную прокуратуру Узбекистана, сославшись на информацию о вылете заявителя в г. Ташкент, предоставленную властями Российской Федерации. По-видимому, она не получила ответа.

(b) Первый отказ в возбуждении уголовного дела и его отмена

108. В неустановленную дату следователь отдела полиции N 7 Управления Министерства внутренних дел по г. Нижнему Новгороду начал доследственную проверку обстоятельств исчезновения заявителя.

109. 6 декабря 2012 г. следователь решил не возбуждать уголовное дело в связи с происшествием. Представители заявителя не получили копии отказа.

110. 10 декабря 2012 г. Управление внутренних дел по Нижегородской области сообщило Е.З. Рябининой, что ее жалоба на исчезновение заявителя рассмотрена и принято решение "отказать в возбуждении уголовного дела и не заводить розыскное дело в отношении Эрмакова". Управление также отметило, что "в связи с уже существующим розыскным делом принимаются меры" по установлению местонахождения заявителя.

111. 12 декабря 2012 г. Ю.А. Сидоров просил администрацию СИЗО N 1 предоставить видеозаписи с камер видеонаблюдения следственного изолятора, чтобы установить точное время освобождения заявителя 2 ноября 2012 г., а также информировать его о ходе проверки и предоставить ему копии постановлений, вынесенных в ходе проверки.

112. 14 декабря 2012 г. прокурор Советского района г. Нижнего Новгорода отменил постановление от 10 декабря 2012 г. на основании неполноты проверки и распорядился провести дополнительную проверку обстоятельств исчезновения заявителя. Стороны не предоставили копию этого постановления.

(c) Второй отказ в возбуждении уголовного дела и его отмена

113. 24 декабря 2012 г. дело было направлено в следственный отдел по Советскому району Следственного управления Следственного комитета по Нижегородской области (далее - следственный отдел по Советскому району).

114. 29 декабря 2012 г. следственный отдел по Советскому району запросил в службе безопасности аэропорта Домодедово видеозаписи камер видеонаблюдения аэропорта за 2 ноября 2012 г.

115. 23 января 2013 г. служба безопасности аэропорта сообщила следователям, что их запрос необходимо перенаправить в другую компанию - "ИТ-сервис Домодедово"* (* Возможно, имеется в виду ООО "ИТ-сервис", действительно находящееся в Домодедово (примеч. переводчика).) - и что в любом случае в соответствии с правилами внутреннего распорядка видеозаписи хранятся только 30 дней.

116. 8 февраля 2013 г. следственный отдел по Советскому району отказал в возбуждении уголовного дела в связи с происшествием за отсутствием события преступления. Постановление было вынесено на основе следующих доказательств:

- объяснения Д., знакомого заявителя из г. Нижнего Новгорода, который сообщил, что не видел заявителя более года;

- объяснения Х., проживающей в г. Нижнем Новгороде, которая упоминалась в постановлении как сестра заявителя, она сказала в телефонном разговоре следователю, что ни она, ни ее родственники в Узбекистане не имеют сведений о местонахождении заявителя;

- информации Федеральной службы безопасности Российской Федерации о пересечении заявителем Государственной границы в аэропорту Домодедово и его вылете в г. Ташкент;

- объяснения сотрудников полиции, отвечавших за расследование по уголовному делу в отношении заявителя в Российской Федерации. Сотрудники сообщили, что до освобождения из-под стражи заявитель не высказывал страха по поводу похищения или иных угроз для его жизни;

- объяснения сотрудницы СИЗО N 1, дежурившей на пропускном пункте следственного изолятора 2 ноября 2012 г. Она хорошо запомнила заявителя, так как в тот день он был освобожден рано утром, что было нетипично для следственного изолятора. Она не знала, пришел ли кто-нибудь встречать заявителя при его освобождении, поскольку жалюзи на окнах пропускного пункта в это время суток закрыты, и она не могла видеть, что происходит за пределами ее рабочего места.

117. Представители заявителя утверждали, что не получали копию этого постановления. Оно было передано в Европейский Суд властями Российской Федерации 3 мая 2013 г.

118. 11 февраля 2013 г. заместитель начальника следственного отдела по Советскому району отменил вышеуказанное постановление, отметив, что необходимо получить информацию из московского представительства "Узбекских авиалиний", а также материалы из Московской транспортной прокуратуры. Было дано распоряжение о проведении дополнительной проверки.

119. 12 февраля 2012 г. прокуратура Нижегородской области в ответ на запрос представителя заявителя от 12 декабря 2012 г. (cм. § 111 настоящего Постановления) сообщила, что видеозаписи камер изолятора хранятся только 30 дней и более недоступны, а копии постановлений, вынесенных в ходе проверки, направлялись представителям своевременно.

(d) Третий отказ в возбуждении уголовного дела и последние данные о состоянии проверки

120. 17 февраля 2013 г. инспектор таможенной службы аэропорта Домодедово, отвечавший за досмотр пассажиров, проходивших через "зеленый коридор" 2 ноября 2012 г., дал письменные объяснения по требованию следственного отдела по Советскому району. Он указал, что не помнит заявителя, и сообщил, что никаких внештатных ситуаций в тот день не произошло. Проанализировав учетные записи за эту дату, таможенная служба также отметила, что заявитель не декларировал какую-либо кладь перед вылетом.

121. 27 февраля 2013 г. Управление пограничного контроля Федеральной службы безопасности Российской Федерации сообщило в ответ на запрос следователей, что сотрудник пункта пропуска, дежуривший 2 ноября 2012 г., не помнит заявителя. Данный сотрудник пояснил, что, как правило, лица, пересекающие Государственную границу в аэропорту, подходят к стойке пункта пропуска без сопровождения. Если в исключительных случаях лицо сопровождают (например, по медицинским показаниям или в случае выдворения иностранного гражданина правоохранительными органами), контролер должен доложить об этом своему начальнику. В указанную дату подобные сообщения не поступали.

122. 11 марта 2013 г. следственный отдел по Советскому району вновь вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела ввиду отсутствия события преступления. В дополнение к информации, содержащейся в постановлении от 8 февраля 2013 г. (cм. § 116 настоящего Постановления), следователь сослался на объяснение помощника начальника следственного изолятора, который заявил, что он освобождал заявителя, но не помнит его. В постановлении также содержалась ссылка на ответ "Узбекских авиалиний" (cм. § 95 настоящего Постановления), на информацию, полученную из Управления пограничного контроля Федеральной службы безопасности Российской Федерации и от таможенной службы аэропорта Домодедово (cм. §§ 120-121 настоящего Постановления), а также на информацию, предоставленную Национальным бюро Интерпола (cм. § 96 настоящего Постановления). Рассмотрев все вышеуказанные материалы, следователь пришел к выводу, что отсутствуют доказательства того, что заявитель был похищен. 28 марта 2013 г. Ю.А. Сидоров был уведомлен об этом отказе.

123. 15 марта 2013 г. заместитель начальника следственного отдела по Советскому району распорядился о возобновлении проверки и указал на необходимость опроса заявителя. По-видимому, проверка все еще продолжается.

(e) Процессуальные меры, принятые в рамках уголовного разбирательства против заявителя в Российской Федерации

124. Дважды, 23 ноября 2012 г. и 25 декабря 2012 г., Нижегородский областной суд откладывал слушания по жалобе заявителя на обвинительный приговор от 7 сентября 2012 г. в связи с неявкой заявителя. Суд не усмотрел доказательств надлежащего уведомления заявителя о рассмотрении его дела и назначил новое заседание на 25 декабря 2012 г., направив повестки по адресу, по которому заявитель содержался под домашним арестом в г. Нижнем Новгороде, а также по месту постоянного жительства в г. Жалолкудуке Андижанской области Узбекистана. 25 декабря 2012 г. адвокат заявителя просил Нижегородский областной суд направить запрос в Генеральную прокуратуру Узбекистана для получения информации о местонахождении заявителя в целях направления ему повесток по поводу кассационного разбирательства по его приговору в Российской Федерации, но ходатайство было отклонено судом.

125. После рассмотрения жалобы и вступления приговора в силу (cм. § 78 настоящего Постановления) 10 февраля 2013 г. Нижегородский областной суд направил копию кассационного определения в военную комиссию* (* Компетенция этого органа в постановлении и причины его информирования областным судом в Постановлении не раскрываются (примеч. переводчика).) Жалокудукского района Андижанской области Узбекистана для ее сведения.

II. Соответствующее внутригосударственное законодательство и практика

A. Разбирательство о выдаче и разбирательство о признании беженцем

126. Статья 3 Европейской конвенции о выдаче от 13 декабря 1957 г. (CETS N 024), стороной которой является Российская Федерация, предусматривает следующее:

"Выдача не осуществляется, если преступление, в отношении которого она запрашивается, рассматривается запрашиваемой Стороной в качестве политического преступления или в качестве преступления, связанного с политическим преступлением.

То же правило применяется и в том случае, если запрашиваемая Сторона имеет существенные основания полагать, что просьба о выдаче в связи с обычным уголовным преступлением была сделана с целью судебного преследования или наказания лица в связи с его расой, религией, национальностью или политическими убеждениями или что положению этого лица может быть нанесен ущерб по любой из этих причин...

Настоящая статья не затрагивает какие-либо обязательства, которые Договаривающиеся Стороны могли или могут принять в соответствии с любой другой международной конвенцией многостороннего характера"* (* Европейский Суд цитирует пункты 1, 2 и 4 указанной Конвенции (примеч. переводчика).).

127. При передаче ратификационной грамоты 10 декабря 1999 г. Российская Федерация сделала следующее заявление:

"Российская Федерация исходит из того понимания, что положения статьи 3 Конвенции должны применяться таким образом, чтобы обеспечить неотвратимость ответственности за совершение преступлений, подпадающих под действие Конвенции.

Российская Федерация исходит из того понимания, что законодательство Российской Федерации не содержит понятия "политические преступления". Во всех случаях при решении вопроса о выдаче Российская Федерация не будет рассматривать в качестве "политических преступлений" или "преступлений, связанных с политическими преступлениями" наряду с преступлениями, указанными в статье 1 Дополнительного протокола 1975 года к Европейской конвенции о выдаче 1957 года, в частности, следующие деяния:

...h. ...иные сравнимые преступления, предусмотренные в многосторонних международных договорах, участником которых является Российская Федерация".

128. Краткий обзор иных положений по поводу разбирательств о выдаче и разбирательств о признании беженцем см. в Постановлении Европейского Суда по делу "Зохидов против Российской Федерации" (Zokhidov v. Russia) от 5 февраля 2013 г., жалоба N 67286/10* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2013), §§ 77-83 и 102-106 соответственно.

B. Меры пресечения и их обжалование

1. Домашний арест

(a) Положения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, действовавшие в период, относящийся к обстоятельствам дела

129. Часть 1* (* А также частично часть 7 той же статьи (примеч. переводчика).) статьи 107 УПК РФ, действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела, предусматривала, что домашний арест заключается в ограничении свободы передвижения обвиняемого, а также 1) общения с определенными лицами, 2) отправки и получения почтово-телеграфных отправлений, 3) использования иных средств связи. Подозреваемый или обвиняемый может быть помещен под домашний арест на основаниях и в соответствии с процедурой, определенной статьей 108 УПК РФ (заключение под стражу - cм. §§ 135 и 140 настоящего Постановления), с надлежащим учетом его возраста, состояния здоровья, семейного положения и иных обстоятельств (часть 2 статьи 107). В постановлении о помещении подозреваемого или обвиняемого под домашний арест должны быть указаны установленные ограничения и орган исполнительной власти, который должен осуществлять контроль за соблюдением ограничений (часть 3* (* Точнее часть 9 той же статьи. Что касается определения органа, в части 10 указано, что такой контроль осуществляется федеральным органом исполнительной власти, осуществляющим правоприменительные функции, функции по контролю и надзору в сфере исполнения уголовных наказаний в отношении осужденных (примеч. переводчика).) статьи 107).

(b) Практика Конституционного Суда Российской Федерации и последующее изменение статьи 107 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации

130. Определением от 27 января 2011 г. N 9-О-О Конституционный Суд Российской Федерации указал, что, предусматривая меру пресечения в виде домашнего ареста в качестве альтернативы заключению под стражу и закрепляя правила исчисления окончания срока домашнего ареста, уголовно-процессуальный закон предполагает установление в постановлении или определении суда об избрании данной меры пресечения срока продолжительности домашнего ареста, который должен быть конкретным и разумным (пункт 2.1 Определения).

131. Постановлением от 6 декабря 2011 г. N 27-П Конституционный Суд Российской Федерации напомнил прецедентную практику Европейского Суда о том, что различие между лишением свободы и ограничением свободы является вопросом степени или интенсивности, а не природы или сущности (пункт 2 Постановления). Проанализировав совокупность применимых положений УПК РФ, регулирующих домашний арест и содержание под стражей, а также природу ограничений, применяемых к лицу в рамках домашнего ареста, Конституционный Суд Российской Федерации, в частности, нашел, что домашний арест, как и содержание под стражей, связан с принудительным нахождением подозреваемого, обвиняемого в ограниченном пространстве, с изоляцией от общества, прекращением исполнения им служебных или иных трудовых обязанностей, невозможностью свободного передвижения и общения с другими лицами. Следовательно, домашний арест предполагает непосредственное ограничение самого права на физическую свободу и личную неприкосновенность. Следовательно, процессуальные гарантии в случае домашнего ареста должны быть такими же, которые применяются к содержанию под стражей (пункт 3 Постановления).

132. Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что статья 107 УПК РФ, действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела, не указывала предельной продолжительности домашнего ареста и не содержала указаний в отношении применения и продления сроков домашнего ареста. Конституционный Суд Российской Федерации указал следующее (пункт 4 Постановления):

"...Следовательно, положения статьи 107 УПК РФ - как сами по себе, так и во взаимосвязи с другими положениями данного Кодекса, - порождают неопределенность в вопросе и о продолжительности домашнего ареста, и о порядке его продления, и о сроке, по истечении которого дальнейшее продление невозможно, и тем самым позволяют устанавливать временные пределы ограничения конституционного права на свободу и личную неприкосновенность в произвольном порядке и исключительно по [правоприменительному] решению...".

133. Конституционный Суд Российской Федерации признал не соответствующими Конституции Российской Федерации положения статьи 107 УПК РФ в той мере, в какой они не конкретизируют срок, на который избирается мера пресечения в виде домашнего ареста, не определяют основания и порядок его продления и не ограничивают предельную продолжительность нахождения лица под домашним арестом.

134. 7 декабря 2011 г. и 11 марта 2013 г. в статью 107 УПК РФ были внесены изменения. В настоящее время часть 2 статьи 107 УПК РФ предусматривает, что домашний арест избирается на срок до двух месяцев. В случае невозможности закончить предварительное следствие в срок до двух месяцев и при отсутствии оснований для изменения или отмены меры пресечения этот срок может быть продлен по решению суда в порядке, установленном статьей 109 УПК РФ. Часть 2.1 статьи 107 УПК РФ предусматривает, что в срок домашнего ареста засчитывается время содержания под стражей, совокупный срок домашнего ареста и содержания под стражей независимо от того, в какой последовательности данные меры пресечения применялись, и он не должен превышать предельный срок содержания под стражей, установленный статьей 109 УПК РФ.

2. Заключение под стражу

135. Заключение под стражу применяется по судебному решению на основании ходатайства следователя или прокурора в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (части 1 и 3 статьи 108 УПК РФ).

136. Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать двух месяцев (часть 1 статьи 109 УПК РФ). Этот срок может быть продлен судьей на срок до шести месяцев (часть 2 статьи 109 УПК РФ). Срок содержания под стражей может быть продлен до 12 месяцев или, при исключительных обстоятельствах, до 18 месяцев только в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений (часть 3 статьи 109 УПК РФ). Продление срока содержания под стражей по истечении 18 месяцев не допускается, и заключенный подлежит немедленному освобождению (часть 4 статьи 109 УПК РФ).

137. В общий срок содержания под стражей также засчитывается время домашнего ареста (пункт 2 части 10 статьи 109 УПК РФ).

138. Мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает необходимость, или изменяется на более строгую или более мягкую, когда изменяются основания для избрания меры пресечения. Отмена или изменение меры пресечения производятся по постановлению следователя, прокурора либо по определению суда (статья 110 УПК РФ).

139. Краткий обзор иных относимых положений УПК РФ см. в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Зохидов против Российской Федерации", § 94.

3. Обжалование меры пресечения

140. Часть 11 статьи 108 УПК РФ предусматривает, что постановление судьи об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу может быть обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение трех суток со дня его вынесения. Решение вышестоящего суда об отмене постановления судьи об избрании в качестве меры пресечения заключения под стражу подлежит немедленному исполнению.

141. Глава 45 УПК РФ, действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела, устанавливала порядок обжалования. Статья 373 УПК РФ, действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела, определяла пределы рассмотрения жалобы судом кассационной инстанции. Она предусматривала, что суд кассационной инстанции проверяет по кассационным жалобам законность, обоснованность и справедливость приговора или иного решения суда первой инстанции. Суд кассационной инстанции также мог непосредственно оценивать доказательства, включая дополнительные материалы, представленные участниками производства (части 4 и 5 статьи 377 УПК РФ, действовавшие в период, относящийся к обстоятельствам дела).

142. Согласно части 1 статьи 378 УПК РФ, действовавшей в период, относящийся к обстоятельствам дела, суд кассационной инстанции может принимать следующие решения: (1) отклонить жалобу и оставить без изменения приговор или иное решение суда первой инстанции, (2) отменить приговор или иное решение и прекратить дело, (3) отменить приговор или иное решение и направить дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции, (4) изменить приговор или иное решение, принятое судом первой инстанции.

143. Основания для отмены или изменения судебного решения возникают, если нарушения уголовно-процессуального закона путем лишения или ограничения процессуальных прав участников уголовного судопроизводства, несоблюдения процедуры судопроизводства или иным способом повлияли или могли повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора (статья 381 УПК РФ, действовавшая в период, относящийся к обстоятельствам дела).

C. Ходатайства

144. В соответствии с главой 15 УПК РФ подозреваемый, обвиняемый, его защитник, потерпевший, его законный представитель и представитель вправе заявить ходатайство о принятии процессуальных решений для обеспечения прав и законных интересов лица, заявившего ходатайство (часть 1 статьи 119 УПК РФ). Ходатайство может быть заявлено в любой момент производства по уголовному делу, в частности, в суде (часть 1 статьи 120 УПК РФ). Оно может быть подано также прокурором (часть 3 статьи 120 УПК РФ).

D. Обжалование незаконных действий должностных лиц

145. Глава 16 УПК РФ ("Обжалование действий и решений суда и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство") предусматривает судебную проверку решений и действий или бездействия следователя или прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства (часть 1 статьи 125).

146. Глава 25 ГПК РФ устанавливает порядок обжалования в суд решений, действий или бездействия государственных органов и должностных лиц. Гражданин вправе оспорить в суде решение, действие (бездействие) органа государственной власти, если считает, что нарушены его права и свободы. Гражданин вправе обратиться непосредственно в суд или в вышестоящий в порядке подчиненности орган государственной власти или к должностному лицу (статья 254 ГПК РФ). Решения, действия (бездействие) могут обжаловаться в порядке гражданского судопроизводства, если ими, в частности, нарушены права и свободы гражданина или созданы препятствия к осуществлению гражданином его прав и свобод (статья 255 ГПК РФ). Гражданин вправе обратиться в суд с заявлением в течение трех месяцев со дня, когда ему стало известно о нарушении его прав и свобод.

E. Положения, регулирующие ведение полицейских баз данных

147. Краткий обзор правовых положений по поводу базы данных под кодовым названием "Розыск-Магистраль", устанавливающих порядок ее использования, см. в Постановлении Европейского Суда по делу "Шимоволос против Российской Федерации" (Shimovolos v. Russia) от 21 июня 2011 г., жалоба N 30194/09, §§ 40-41* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 1/2012.).

F. Порядок выезда из Российской Федерации

148. Пункт 1 статьи 28 Федерального закона от 15 августа 1996 г. N 114-ФЗ "О порядке выезда из Российской Федерации и въезда в Российскую Федерацию" предусматривает, что выезд иностранца из Российской Федерации может быть ограничен, если против него возбуждено уголовное дело, до окончательного разрешения последнего.

III. Международные материалы

A. Доклады об Узбекистане

149. Краткое изложение последних докладов органов ООН и неправительственных организаций о ситуации в Узбекистане см. в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Зохидов против Российской Федерации", §§ 107-113.

B. Предварительные меры и обязанность сотрудничества с Европейским Судом

150. Краткий обзор документов Совета Европы об обязанности сотрудничества с Европейским Судом, праве обращения в Европейский Суд и предварительных мерах см. в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", §§ 108-120.

C. Решения Комитета министров в соответствии со статьей 46 Конвенции по сходным делам относительно Российской Федерации

151. Краткий обзор решений Комитета министров в соответствии со статьей 46 Конвенции по сходным делам относительно Российской Федерации, вынесенных с 8 марта 2012 г. по 7 марта 2013 г., см. в упоминавшемся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", §§ 121-126.

152. На 1176-м заседании постоянных представителей министров, состоявшемся 10 июля 2013 г., Комитет министров принял следующее решение в связи с еще одним происшествием с исчезновением заявителя, в отношении которого Суд указал на предварительную меру (CM/Del/Dec(2013)1176/H46-2E):

"...Представители,

напоминая решения, принятые на их 1164-м заседании (5-7 марта 2013 г.) (DH) и 1172-м заседании (4-6 июня 2013 г.) (DH) по группе дел Гарабаева (см. перечень, приведенный ниже),

1) отметили с серьезной озабоченностью сообщение о еще одном происшествии с похищением и незаконным перемещением заявителя, находящегося под защитой предварительной меры, указанной Европейским Судом в соответствии с правилом 39[...]

2) решительно настаивали на том, чтобы это происшествие и судьба заявителя как можно скорее были разъяснены;

3) соответственно вновь настаивали на неотложной необходимости принятия текущих мер для обеспечения немедленной и эффективной защиты заявителей в подобной ситуации от похищений и незаконных перемещений за пределы территории государства;

4) напомнили в этом контексте о письме, направленном председателем Комитета министров в Министерство иностранных дел Российской Федерации;

5) согласились рассмотреть предварительную резолюцию в свете принятых мер, включая пересмотренный план действий, представленный властями Российской Федерации, данный текст будет разослан в порядке изменений, внесенных в проект повестки 1179-го заседания (24-26 сентября 2013 г.) (DH)...".

Право

I. Установление фактов

153. Ввиду несовпадения позиций сторон по поводу событий 2 ноября 2012 г. Европейский Суд должен начать рассмотрение дела с установления относимых фактов.

A. Доводы сторон

154. Представители заявителя полагали, что заявитель был похищен и перемещен в Узбекистан против его воли. Со ссылкой на характер обвинений против заявителя и его страха по поводу, что в случае перемещения на родину он будет похищен и подвергнут жестокому обращению, они считали невозможным, что заявитель добровольно выехал в г. Ташкент, не сказав ни слова своим адвокатам. Они выражали тревогу в связи с тем, что заявитель не позвонил своему адвокату после освобождения, как было предусмотрено ими, и предположили, что свобода передвижения и общения заявителя, по-видимому, была ограничена. Кроме того, они указали на некоторые обстоятельства, свидетельствовавшие о том, что он не выехал в Узбекистан добровольно: авиабилеты были приобретены в г. Ташкенте с использованием старого паспорта заявителя, он не смог бы переехать в г. Москву из г. Нижнего Новгорода, поскольку в момент событий был включен в список разыскиваемых лиц и потому был бы остановлен властями, если бы попытался купить билет на самолет или поезд. Кроме того, при освобождении у него не было денег и зимней одежды. Они заключили, что заявитель мог быть только перемещен в г. Москву и далее в г. Ташкент неизвестными лицами и против его воли.

155. Они также утверждали, что поведение властей Российской Федерации до и после исчезновения заявителя свидетельствовало об их осведомленности о его похищении и принудительной репатриации и причастности к ним. Они, в частности, отмечали особенности освобождения заявителя из-под стражи. Его освобождение происходило под полным контролем представителей государства, и власти организовали его в обход обычного порядка и умышленно воспрепятствовали присутствию адвоката в день исчезновения заявителя. Что касается событий в аэропорту Домодедово, очевидно, что заявитель не мог бы пересечь Государственную границу Российской Федерации свободно и без сопровождения. Он был внесен в список разыскиваемых лиц Интерпола, и его розыск в Российской Федерации не был прекращен, кроме того, он являлся иностранным гражданином, против которого в Российской Федерации осуществлялось уголовное разбирательство. Любой из этих факторов в отдельности повлек бы задержание заявителя властями или, по крайней мере, при обычном ходе событий он был бы задержан для дополнительной проверки. Представители заявителя также утверждали, ссылаясь на письмо секретаря Европейского Суда от 25 января 2012 г. и ответ на него властей, что все компетентные органы, включая пограничную службу, хорошо знали об угрозах, которым подвергался заявитель, и пересечение им Государственной границы Российской Федерации должно было вынудить компетентные органы задержать заявителя для дальнейшей проверки. Они пришли к выводу, что либо власти умышленно допустили пересечение заявителем границы без требуемых формальностей, либо он был посажен на самолет, вылетающий в Узбекистан, без соблюдения существующего порядка.

156. Представители заявителя предложили Европейскому Суду сделать следующие выводы из поведения властей. Во-первых, власти Российской Федерации не провели тщательного расследования после исчезновения заявителя, так как спустя несколько месяцев после происшествия основные обстоятельства не были рассмотрены, а важные доказательства не были получены. Во-вторых, власти Российской Федерации своевременно не предоставили Европейскому Суду новые сведения о ходе расследования и даже информацию о местонахождении заявителя. Они оспорили достоверность заявления властей Российской Федерации, что заявитель не внесен в базу данных "Розыск-Магистраль" и что пограничная служба не осуществляет регистрацию лиц, пересекающих Государственную границу Российской Федерации. Представители заявителя подчеркнули, что власти Российской Федерации не рассмотрели таких важных аспектов дела, например, как транспортные средства, на которых заявитель прибыл в г. Москву, или документы, использованные заявителем для пересечения границы.

157. Власти Российской Федерации оспорили эту версию событий. Они утверждали, что 2 ноября 2012 г. заявитель был освобожден из-под стражи, как того требует национальное законодательство. Они отрицали какую-либо ответственность за судьбу заявителя после его освобождения и подтвердили, что заявитель не был передан Узбекистану в рамках разбирательства о выдаче. Власти Российской Федерации подчеркнули, что расследование обстоятельств исчезновения заявителя продолжается и не получено никаких доказательств, свидетельствующих о том, что заявитель выехал из Российской Федерации в Узбекистан против своей воли.

B. Мнение Европейского Суда

1. Общие принципы

158. В делах, в которых имеются противоречивые сведения о событиях, Европейский Суд при установлении фактов неизбежно сталкивается с теми же трудностями, которые испытывает любой суд первой инстанции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль Масри против Македонии" (El Masri v. "former Yugoslav Republic of Macedonia") от 13 декабря 2012 г., жалоба N 39630/09, § 151). Европейский Суд сознает субсидиарный характер своих функций и должен проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты, когда это не представляется неизбежным с учетом обстоятельств конкретного дела. Тем не менее, когда заявитель ссылается на статью 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять особенно тщательную проверку, даже если определенные внутригосударственные разбирательства и расследования уже имели место (см. с дополнительными отсылками упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль Масри против Македонии", § 155).

159. При оценке доказательств Европейский Суд применяет стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения" (см. Постановление Европейского Суда по делу по делу "Орхан против Турции" (Orhan v. Turkey) от 18 июня 2002 г., жалоба N 25656/94, § 264). В то же время его целью никогда не являлось заимствование подхода национальных правовых систем, которые применяют этот стандарт. Роль Европейского Суда заключается в вынесении решений по поводу не уголовной или гражданско-правовой ответственности, а ответственности государств-участников на основании Конвенции. Особенности его задачи в соответствии со статьей 19 Конвенции - гарантировать соблюдение участвующими государствами их обязательств по обеспечению фундаментальных прав, закрепленных Конвенцией, - обусловливает его подход к вопросам доказывания и доказательств. При разбирательстве дела в Европейском Суде отсутствуют процессуальные препятствия для приемлемости доказательств или предустановленный порядок их оценки. Он принимает выводы, которые, по его мнению, подтверждены свободной оценкой всех доказательств, включая выводы, которые могут следовать из фактов и доводов сторон. Согласно его прецедентной практике доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций. Кроме того, степень убедительности, необходимая для достижения конкретного вывода, и, в этой связи, распределение бремени доказывания по существу связаны с особенностями фактов, характером высказанных утверждений и конвенционным правом, о котором идет речь (см. с дополнительными отсылками Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Начова и другие против Болгарии" (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы NN 43577/98 и 43579/98, § 147, ECHR 2005-VII), Постановление Европейского Суда по делу "Искандаров против Российской Федерации" (Iskandarov v. Russia) от 23 сентября 2010 г., жалоба N 17185/05, § 107* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2011.), и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии", § 151).

160. Европейский Суд также признавал, что конвенционное разбирательство не во всех случаях характеризуется строгим применением принципа affirmanti incumbit probatio* (* Affirmanti incumbit probatio (лат.) - принцип, согласно которому доказывание возлагается на утверждающего (примеч. переводчика).). При определенных обстоятельствах, если события полностью или в основном находятся в исключительном ведении властей, можно считать, что на властях лежит бремя доказывания с целью предоставить достаточные и убедительные объяснения (см., в частности, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Искандаров против Российской Федерации", § 108). Если сторона не представляет доказательства или информацию, запрошенные Европейским Судом, или не раскрывает соответствующую информацию по собственной инициативе или иным способом уклоняется от эффективного участия в разбирательстве, Европейский Суд может принимать меры, которые считает необходимыми (пункт 1 правила 44C Регламента Суда).

2. Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

161. Европейский Суд отмечает, что стороны не пришли к согласию относительно способа, в результате которого заявитель оказался в Узбекистане 2 ноября 2012 г., в двух основных пунктах: добровольности его поездки на родину и причастности властей Российской Федерации к его перемещению в Узбекистан.

162. Европейский Суд прежде всего отмечает, что стороны не могли связаться с заявителем, потому он не мог представить описание событий 2 ноября 2012 г. (см. противоположный пример в Постановлении Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации" (Abdulkhakov v. Russia) от 2 октября 2012 г., жалоба N 14743/11, §§ 54-60 и 120* (*Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2013.), и упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", § 37-41 и 131), и до настоящего времени очевидцы предполагаемого захвата заявителя установлены не были. Однако не оспаривается, что представители потеряли контакт с заявителем после его освобождения из содержания под стражей в 6.00 в г. Нижнем Новгороде и что вечером в ту же дату заявитель вылетел из г. Москвы в г. Ташкент.

163. Что касается ситуации заявителя после его выезда из Российской Федерации, Европейский Суд учитывает, что власти Российской Федерации не могли представить информацию о его местонахождении. Однако согласно письму властей Узбекистана от 4 апреля 2013 г. заявитель содержится в следственном изоляторе в Андижане (cм. § 100 настоящего Постановления). В отсутствие дополнительных разъяснений Европейский Суд не усматривает причин для недоверия к этому документу и находит установленным, что вскоре после своего возвращения на родину, не позднее 1 декабря 2012 г., заявитель был задержан и заключен под стражу в Узбекистане. На основании этих предпосылок Европейский Суд рассмотрит ключевые элементы дела.

164. Представители заявителя категорически исключали возможность того, что он добровольно отправился в Узбекистан и сдался узбекским властям. Власти Российской Федерации не выдвинули довода или доказательств против этого аргумента, но ограничились указанием на отсутствие данных о недобровольном выезде заявителя из Российской Федерации.

165. Европейский Суд учитывает, что против заявителя были выдвинуты серьезные обвинения в Узбекистане, где в отношении него был выдан ордер на арест (cм. §§ 13-16 настоящего Постановления). Он последовательно выдвигал довод о том, что боится, что в случае возвращения в Узбекистан будет подвергнут жестокому обращению в различных национальных разбирательствах (cм. §§ 22, 26, 30, 34, 37, 39, 41 и 190 настоящего Постановления). В 2010 году он обратился в Европейский Суд с ходатайством о применении предварительной меры в виде приостановления его выдачи (cм. § 4 настоящего Постановления). Его интерес в поддержании жалобы, поданной в Европейский Суд, дополнительно подтверждается рукописным обращением от 2 июля 2011 г. (cм. § 80 настоящего Постановления). Наконец, обращаясь к событиям, непосредственно предшествующим его освобождению из-под стражи в Российской Федерации, Европейский Суд не находит оснований не доверять утверждению представителя заявителя о том, что 26 октября 2011 г., менее чем за неделю до его исчезновения, заявитель выражал тревогу по поводу задержания и перемещения в Узбекистан после своего освобождения из-под стражи. При таких обстоятельствах Европейский Суд не может согласиться с доводом властей Российской Федерации о том, что заявитель внезапно изменил свое мнение и добровольно отправился в Узбекистан, пока не будут представлены другие доказательства.

166. Европейский Суд не может не признать, что версия происшествия, изложенная властями Российской Федерации, плохо согласуется с информацией и доказательствами, собранными сторонами в отношении различных важных аспектов этого дела, которые будут рассмотрены далее.

(a) Объявление заявителя в розыск

167. Европейский Суд считает существенным прежде всего отметить, что согласно данным, полученным от Национального центрального бюро Интерпола в Российской Федерации, на которые ссылались в национальном разбирательстве и которые не оспаривались сторонами, имя заявителя было включено в перечень разыскиваемых Интерполом лиц до 1 декабря 2012 г. Розыск заявителя в Российской Федерации не прекращался до получения информации о его задержании (cм. § 96 настоящего Постановления). Европейский Суд также учитывает письмо из Управления внутренних дел по Нижегородской области от 10 декабря 2012 г. о том, что розыск заявителя проводился в связи с уже существующим розыскным делом (cм. § 110 настоящего Постановления). В отсутствие дополнительных разъяснений Европейский Суд не находит причин сомневаться в том, что на дату освобождения заявителя из-под стражи и выезда в Узбекистан 2 ноября 2012 г. его имя по-прежнему было внесено в перечень трансграничного розыска и его розыск в Российской Федерации на основании действующего ордера на арест, выданного властями Узбекистана, не был прекращен.

(b) Противоречивая информация о приобретении авиабилетов

168. На начальной стадии разбирательства власти Российской Федерации, как можно было понять, утверждали со ссылкой на справку, выданную Федеральной службой безопасности Российской Федерации, что заявитель сам приобрел авиабилеты (во множественном числе, как указывалось в вышеупомянутой справке) в г. Ташкент с использованием своего нового паспорта гражданина Узбекистана (cм. § 90 настоящего Постановления). Однако эта информация противоречила выводам, сделанным на более поздней стадии внутригосударственного разбирательства и не оспаривавшимся властями Российской Федерации в тот момент, о том, что авиабилет заявителя был выдан в г. Ташкенте (Узбекистан) на основании формы N 1 гражданина Узбекистана, исходящей из Жалокудукского районного отдела внутренних дел Андижанской области (cм. § 95 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации не учитывали явное противоречие двух версий. В любом случае, если отдается предпочтение второй версии и даже притом, что копия данной формы N 1 была доступна как властям Российской Федерации и представителям заявителя (cм. § 17 настоящего Постановления), власти Российской Федерации не объяснили, как заявитель, содержавшийся под стражей в Российской Федерации до раннего утра 2 ноября 2012 г., мог приобрести билеты в г. Ташкент с использованием этой формы, внутренней анкеты для обмена паспорта и тем более сделать это на основании старого паспорта, который утратил силу в 2007 году и был возвращен ему властями Узбекистана в обмен на новый (cм. § 9 настоящего Постановления). Точно так же, если принять первоначальные объяснения властей Российской Федерации, остается неясным, как заявитель мог купить билеты на международный авиарейс сразу после своего освобождения на основании нового паспорта при отсутствии денег (cм. §§ 75 и 85 настоящего Постановления) и без установления его личности полицией во время приобретения билетов (cм. § 166 настоящего Постановления). Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд склонен согласиться с объяснениями представителей заявителей о том, что авиабилеты не были приобретены заявителем. Это обстоятельство само по себе уже ставит под сомнение последовательность версии властей Российской Федерации по поводу происшествия.

(c) Обстоятельства освобождения заявителя

169. Обстоятельства освобождения заявителя 2 ноября 2012 г. вызывают дополнительные сомнения в достоверности версии, изложенной властями Российской Федерации. Власти Российской Федерации могут быть поняты как утверждающие, что после освобождения заявитель уже не находился под контролем властей. Европейский Суд не может согласиться с этой линией доказывания.

170. Прежде всего он отмечает, что освобождение состоялось в необычно раннее время, в 6.00 (cм. § 85 настоящего Постановления), то есть в нерабочее время для изолятора. Сотрудница следственного изолятора явно помнила заявителя именно по той причине, что столь ранее освобождение было редким и исключительным событием для данного учреждения (cм. § 116 настоящего Постановления). Во-вторых, не оспаривалось сторонами, что адвокат заявителя в эту дату прибыл в СИЗО N 1, чтобы встретиться с клиентом, но его не пустили в помещение, не позволили встретиться с заявителем и даже не сообщили, что он освобожден (cм. §§ 86-87 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах Европейский Суд вынужден заключить, что освобождение заявителя было умышленно организовано властями Российской Федерации в отсутствие адвоката или, например, родственников или, по крайней мере, без их своевременного уведомления.

171. Тот факт, что все контакты с заявителем были немедленно потеряны после его освобождения, только усиливает вышеупомянутые подозрения, и власти Российской Федерации не предоставили разумного объяснения в этой части. Например, власти, получив сообщение о похищении и исчезновении заявителя при подозрительных обстоятельствах, могли как минимум своевременно изъять и сохранить видеозаписи камер наблюдения вокруг изолятора, но не сделали этого (cм. § 119 настоящего Постановления). Европейский Суд делает выводы из уклонения властей от обеспечения ценных доказательств, которые могли прояснить обстоятельства происшествия, или принять иные значимые меры для проверки того, встречал ли кто-то заявителя за пределами изолятора, когда он уходил из него, хотя бы в непосредственной близости от изолятора.

(d) Уклонение властей от сбора или предоставления информации о поездке заявителя из г. Нижнего Новгорода в г. Москву

172. Не оспаривается, что вечером того же дня заявитель оказался в аэропорту Домодедово, более чем за 400 км от г. Нижнего Новгорода. Представители заявителя категорически отрицали возможность того, что заявитель выехал в г. Москву самостоятельно, без денег и зимней одежды и не был бы задержан полицией при попытке приобретения билетов на поезд или самолет. Поэтому они настаивали на том, что заявителя, вероятно, должно было перевезти в г. Москву другое лицо или лица против его воли.

173. Власти Российской Федерации не опровергли сколько-нибудь обоснованно эти утверждения и не выдвинули собственной версии событий, хотя имели для этого возможности и ресурсы. Действительно, 4 декабря 2012 г. Европейский Суд прямо предложил им указать транспорт, использованный заявителем для поездки из г. Нижнего Новгорода в г. Москву 2 ноября 2012 г., и предоставить соответствующие документы, например, данные учета соответствующего воздушного или железнодорожного перевозчика (cм. § 92 настоящего Постановления). Вновь не оспаривается, что запрошенная информация относилась к сфере исключительного ведения властей. Однако Европейский Суд не получил ответа на свой запрос. Вместо этого власти Российской Федерации ограничились утверждением о том, что имя заявителя не было внесено в базу данных "Розыск-Магистраль". Европейский Суд с озабоченностью отмечает, что власти Российской Федерации не предоставили документов в поддержку своей версии. Кроме того, это объяснение выглядит тем более удивительным, что, как власти Российской Федерации указывали в одном из более ранних дел, рассматривавшихся Европейским Судом (cм. § 147 настоящего Постановления), система "Розыск-Магистраль" была разработана специально для содействия выявлению подозреваемых в совершении преступлений, объявленных в розыск. При таких обстоятельствах допущение того, что имя заявителя по каким-то причинам не было внесено в базу данных в момент происшествия - версия, благоприятная для властей Российской Федерации, - не может не вызывать дополнительных подозрений относительно обстоятельств происшествия 2 ноября 2012 г. Вместе с тем представляется, что вопрос о том, каким образом заявитель попал из г. Нижнего Новгорода в аэропорт Домодедово, не рассматривался следствием на внутригосударственном уровне. Также Европейский Суд придает большое значение длящемуся уклонению властей Российской Федерации от объяснения обстоятельств поездки заявителя в г. Москву и делает из этого соответствующие выводы.

(e) Пересечение Государственной границы Российской Федерации в аэропорту Домодедово

174. Имея все вышеизложенное в виду, Европейский Суд обратится к еще одному решающему аспекту происшествия, а именно поездке заявителя из Российской Федерации в г. Ташкент через аэропорт Домодедово. Власти Российской Федерации указывали со ссылкой на справку, выданную Управлением пограничного контроля Федеральной службы безопасности Российской Федерации, что заявитель воспользовался регулярным рейсом "Узбекских авиалиний", назначенным на эту дату.

175. Хотя представители заявителя не могли предоставить свидетельские показания в этом отношении, они утверждали, что перелет заявителя в Узбекистан через московский аэропорт Домодедово не мог произойти без ведома и пассивного или активного участия властей Российской Федерации. Они ссылались на ряд причин, по которым при обычном ходе событий заявитель не смог бы пересечь Государственную границу Российской Федерации, не будучи остановленным пограничниками, если бы он действительно пытался пересечь Государственную границу свободно и в соответствии с действующим порядком.

176. Европейский Суд учитывает объективные трудности, с которыми должны были столкнуться представители заявителя при получении доказательств в поддержку своих утверждений, поскольку данные события относились к сфере исключительного ведения властей. Их доводы в основном подкреплялись неопровергнутой презумпцией, которую Европейский Суд установил в Постановлениях по делу Искандарова (упоминавшемся выше, §§ 113-115) и Абдулхакова (упоминавшееся выше, §§ 125-127), что принудительное перемещение в государство, не являющееся участником Конвенции, самолетом из г. Москвы или прилегающего региона не могло иметь места без ведома и пассивной или активной причастности властей Российской Федерации. Европейский Суд не видит оснований для иного заключения в настоящем деле. Действительно, нельзя оспаривать, что в любом аэропорту, обслуживающем международные рейсы, действуют повышенные меры безопасности, остающиеся под постоянным контролем органов государства-ответчика и особенно государственной пограничной службы (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", §§ 201-202, с дополнительными отсылками). Очевидно, что для попадания на борт самолета заявитель должен был пересечь Государственную границу Российской Федерации и, следовательно, пройти паспортный и таможенный контроль, организованный властями Российской Федерации.

177. Власти Российской Федерации подтвердили со ссылкой на "Центральный банк данных по учету иностранных граждан" Федеральной миграционной службы Российской Федерации, что заявитель пересек Государственную границу Российской Федерации на пропускном пункте в аэропорту Домодедово. Сотрудники аэропорта, дежурившие в момент происшествия, сообщили, что не помнят ни заявителя, ни "какой-либо внештатной ситуации" в эту дату.

178. Власти Российской Федерации не представили извлечения из реестра пограничного контроля, несмотря на запрос Европейского Суда. Они указывали со ссылкой на информацию Федеральной службы безопасности Российской Федерации, что такая база данных не существует. Европейский Суд не находит нужным рассматривать это объяснение отдельно с учетом следующего. Во-первых, он уже установил, что в момент происшествия заявитель числился в международном розыске, и его розыск в связи с ордером на арест в Узбекистане не был прекращен. Во-вторых, Европейский Суд учитывает твердые заверения властей Российской Федерации по поводу того, что приняты все необходимые меры в порядке исполнения предварительной меры по настоящему делу с целью исключения выдачи заявителя Узбекистану (cм. §§ 79 и 82 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации неоднократно подтверждали, что компетентным органам, предположительно включая и пограничную службу, были своевременно даны соответствующие указания.

179. При таких обстоятельствах Европейский Суд удивлен тем, что власти Российской Федерации не предоставили убедительного объяснения того, каким образом заявитель, находившийся в международном розыске, в отношении которого Европейским Судом указана предварительная мера, мог беспрепятственно пройти через пропускной пункт крупного московского аэропорта и не был, по крайней мере, остановлен. Представляется маловероятным, что такое пересечение границы не потребовало дополнительной проверки со стороны сотрудников пограничной службы, какой-либо формы объяснения или не представляло собой "внештатную ситуацию", вопреки версии, представленной властями Российской Федерации.

180. Этот явный пробел в доводах властей Российской Федерации усугубляется тем, что они не смогли своевременно предоставить соответствующие доказательства, подтверждающие их версию событий. Достаточно упомянуть, что первый запрос о выдаче видеозаписей с камер видеонаблюдения аэропорта был сделан следователями 29 декабря 2012 г., то есть явно по прошествии 30-дневного срока их хранения (cм. § 114 настоящего Постановления), и что сотрудники крупного международного аэропорта дали показания о событиях 2 ноября 2012 г. спустя почти три месяца после событий (cм. §§ 120 и 121 настоящего Постановления). Информация о документе, который использовал заявитель при пересечении границы, не была раскрыта, а члены экипажа соответствующего рейса не были допрошены. Европейский Суд вынужден сделать выводы из поведения властей в настоящем деле. Действительно, объяснения властей Российской Федерации не опровергают утверждения представителей заявителя о том, что либо власти умышленно пропустили заявителя через Государственную границу Российской Федерации, хотя он находился в розыске, и вопреки указаниям, которые были даны им после применения предварительной меры, указанной Европейским Судом, либо он был принят на борт самолета, вылетавшего в Узбекистан в обход обычных формальностей. Несмотря на то, что Европейский Суд не может принять любую из вышеизложенных версий вне всякого разумного сомнения в отсутствие дополнительной информации о событиях, которые произошли в аэропорту вечером 2 ноября 2012 г., он считает невозможным согласиться с тем, что вывоз заявителя на борту самолета через Государственную границу Российской Федерации мог иметь место без разрешения или, по крайней мере, молчаливого согласия представителей государства, ответственных за аэропорт Домодедово.

(f) Контекст настоящего дела

181. Наконец Европейский Суд должен рассмотреть настоящее дело в контексте и с учетом, в частности, неоднократных исчезновений лиц, подлежащих выдаче из Российской Федерации в Таджикистан или Узбекистан, и их последующее появление на родине под стражей в милиции (см. § 81 настоящего Постановления). Регулярная повторяемость подобных происшествий, которым отсутствуют адекватные объяснения властей, дополнительно подкрепляет версию фактов, изложенную Европейскому Суду представителями заявителя.

(g) Заключение

182. С учетом вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу, что версия событий, представленная заявителем, является доказуемой и что бремя доказывания должно быть возложено на государство-ответчика. Поскольку власти Российской Федерации, как указывалось выше, не опровергли версию происшествия, представленную представителями заявителя, Европейский Суд считает установленным, что (a) заявитель не выехал из Российской Федерации в Узбекистан добровольно, а был принудительно перемещен в Узбекистан неизвестным лицом или лицами после его освобождения из СИЗО N 1 в г. Нижнем Новгороде 2 ноября 2012 года, и (b) его перемещение через Государственную границу Российской Федерации в аэропорту Домодедово было осуществлено с разрешения или, по крайней мере, с молчаливого согласия представителей государства, ответственных за аэропорт. Европейский Суд вновь подчеркивает, что он делает выводы в поддержку данной версии ввиду отказа властей Российской Федерации от проведения значимого расследования (см. также §§ 223-227 настоящего Постановления) и их уклонения от опровержения версии представителей заявителя или представления убедительного альтернативного объяснения событий этого дня.

II. Предполагаемые нарушения статьи 3 Конвенции

183. На основании статьи 3 Конвенции заявитель первоначально жаловался на то, что в случае возвращения в Узбекистан он подвергнется реальной угрозе жестокого обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции. Позднее его представители дополнили жалобу утверждением о том, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции, поскольку его незаконное перемещение в Узбекистан было возможно только при активном или пассивном участии властей Российской Федерации, и что власти не провели эффективного расследования.

184. После этого Европейский Суд предложил властям Российской Федерации предоставить дополнительные объяснения по существу жалобы с учетом двух дополнительных вопросов, возникших в соответствии со статьей 3 Конвенции. Первый затрагивал очевидное уклонение властей от соблюдения их позитивного обязательства по принятию всех мер, которых от них можно было разумно ожидать для защиты заявителя от реальной и непосредственной угрозы перемещения в Узбекистан. Второй касался их процессуального обязательства по проведению тщательного и эффективного расследования похищения и перемещения заявителя в Узбекистан. Статья 3 Конвенции предусматривает следующее:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

185. Власти Российской Федерации первоначально утверждали, что заявитель не исчерпал внутригосударственные средства в отношении своей жалобы об угрозе жестокого обращения в случае выдачи. Он не обратился за получением статуса беженца сразу по прибытии в Российскую Федерацию, на слушании 8 июля 2010 г. указал, что прибыл в государство-ответчика на заработки, и не затрагивал вопроса об угрозе жестокого обращения в суде кассационной инстанции 22 сентября 2010 г. В доказательство эффективности средства правовой защиты и наличия "последовательной практики" в этом отношении власти Российской Федерации сослались на дело Зохидова (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Зохидов против Российской Федерации", коммуницированное властям Российской Федерации во время событий), в котором заявитель довел довод о жестоком обращении до сведения национальных властей, и решение о выдаче было отменено.

186. Власти Российской Федерации полагали, что в любом случае заявитель не предоставил достоверных доказательств того, что в случае его выдачи Узбекистану он подвергнется жестокому обращению. Внутригосударственные власти тщательно рассмотрели потенциальный риск обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, в разбирательстве о признании беженцем и отклонили версию заявителя. Согласно данным Министерства иностранных дел и Федеральной службы безопасности Российской Федерации не имелось препятствий для его выдачи. Узбекистан ратифицировал различные международные правозащитные договоры, стал на путь демократизации, и власти Узбекистана представили заверения в том, что заявитель не подвергнется жестокому обращению в случае выдачи.

187. Власти Российской Федерации также оспорили утверждение о том, что заявитель был похищен и принудительно перемещен в Узбекистан, считая, что оно не подкреплено доказательствами (см. § 157 настоящего Постановления). Они отмечали, что проверка еще продолжается.

2. Заявитель и его представители

188. Заявитель первоначально указывал в ответ на возражение о неисчерпании внутригосударственных средств защиты, что он последовательно выдвигал довод об угрозе жестокого обращения на всех стадиях разбирательств о выдаче и признании беженцем, просил о приобщении нескольких международных докладов и допуске специалиста по данному вопросу в разбирательстве о выдаче. Он утверждал, что власти страны не исследовали возможную угрозу жестокого обращения в случае выдачи в запрашивающее государство. В частности, решение о выдаче не касалось этого вопроса вообще, а суды страны не рассматривали упомянутый довод подробно. Власти ссылались только на материалы, полученные от правительственных учреждений Российской Федерации. Европейский Суд ранее признавал, что жестокое обращение с заключенными было стойкой и длящейся проблемой в Узбекистане, особенно в отношении заключенных, обвинявшихся в политически мотивированных преступлениях, как в настоящем деле. Данный вывод подкреплялся другими независимыми источниками. В случае выдачи он был бы заключен под стражу и потому подвергся бы повышенной угрозе пытки ввиду предъявленных ему обвинений. Заявитель отмечал, что не следует учитывать гарантии властей Узбекистана ввиду общей обстановки безнаказанности за нарушения прав человека в Узбекистане и отсутствия контрольного механизма по таким гарантиям.

189. После исчезновения заявителя 2 ноября 2012 г. его представители утверждали, что власти Российской Федерации были осведомлены о его принудительном перемещении в Узбекистан и не приняли мер по его защите. В результате заявитель был задержан и помещен в одиночное заключение в Узбекистане, подвергаясь особо серьезной угрозе жестокого обращения. Кроме того, они полагали, что власти Российской Федерации несут ответственность за уклонение от проведения эффективного расследования по этому вопросу. Органы, проводившие проверку, не обеспечили получение ценных доказательств, которые могли бы прояснить обстоятельства исчезновения заявителя (например, видеозаписей камер наблюдения в изоляторе и аэропорту Домодедово). Следователи не исследовали столь очевидные линии расследования как, например, установление того, встречал ли кто-нибудь заявителя при освобождении из изолятора, были ли в действительности куплены авиабилеты в г. Ташкенте, как заявитель попал в г. Москву в дату своего исчезновения. Расследованию недоставало транспарентности, поскольку представители заявителя имели несвоевременный и ограниченный доступ к материалам, собранным при проверке. Они также указали, что власти Российской Федерации не раскрыли важную информацию по делу, такую как транспортное средство, использованное заявителем, имена лиц, которые его сопровождали. Представители заявителя также выразили сильные сомнения относительно достоверности некоторых сведений, предоставленных властями Российской Федерации (cм. § 156 настоящего Постановления), и нашли, что отсутствие окончательного решения во внутригосударственном разбирательстве не могло считаться уважительной причиной уклонения от предоставления важной информации Европейскому Суду.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

190. Что касается довода властей Российской Федерации о неисчерпании, содержавшегося в первоначальных объяснениях, Европейский Суд отмечает, что заявитель затрагивал вопрос об угрозе жестокого обращения в случае возвращения в Узбекистан в разбирательствах о выдаче и признании беженцем. Европейский Суд признает, что его объяснения были последовательными и что он выдвинул ряд конкретных и подробных доводов в поддержку своей претензии. В частности, он утверждал, что правоохранительные органы Узбекистана систематически прибегали к применению пытки и жестокого обращения, и подчеркивал, что лица, обвиняемые в членстве в запрещенных религиозных организациях, которые считались экстремистскими, а также те, которые подозревались в преступлениях против государственной безопасности, подвергались повышенной угрозе обращения, нарушающего статью 3 Конвенции. В поддержку своих доводов заявитель сослался на доклады авторитетных международных организаций и выводы Европейского Суда в сходных ситуациях (cм. §§ 22, 26, 30, 34, 37, 39 и 41 настоящего Постановления). Европейский Суд полагает, что заявитель надлежащим образом довел свою точку зрения до сведения властей и, таким образом, отклоняет возражение властей Российской Федерации.

191. Европейский Суд также отмечает, что жалоба на основании статьи 3 Конвенции не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции и не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

192. Европейский Суд прежде всего указывает, что настоящее дело касается двух обособленных вопросов с точки зрения статьи 3 Конвенции, а именно явного уклонения властей от соблюдения позитивных обязательств по защите заявителя от реальной и непосредственной угрозы принудительного перемещения в Узбекистан и несоблюдения ими процессуального обязательства по проведению тщательного и эффективного расследования его похищения и передачи. Европейский Суд также отмечает, что разрешение им этих вопросов будет иметь значение для вопроса о наличии в период, относящийся к обстоятельствам дела, обоснованной угрозы того, что заявитель мог бы подвергнуться жестокому обращению в Узбекистане. Стороны не пришли к соглашению по последнему пункту. В связи с этим Европейский Суд начнет свое рассмотрение с оценки того, подвергало ли заявителя такой угрозе его принудительное возвращение в Узбекистан. В дальнейшем он рассмотрит иные вопросы, возникающие в соответствии со статьей 3 Конвенции, как указывалось выше.

(a) Подвергало ли заявителя возвращение в Узбекистан реальной угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции

(i) Общие принципы

193. Европейский Суд рассмотрит существо этой части жалобы заявителя в соответствии со статьей 3 Конвенции в свете применимых общих принципов, которые изложены, в частности, в Постановлении Европейского Суда по делу "Умиров против Российской Федерации" (Umirov v. Russia) от 18 сентября 2012 г. (жалоба N 17455/11, §§ 92-100* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2013.), с дополнительными отсылками).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

194. Установив, что заявитель предоставил подробные объяснения относительно угрозы обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, в случае своего возвращения в Узбекистан в разбирательствах о выдаче и признании беженцем (cм. § 190 настоящего Постановления), Европейский Суд считает, что заявитель исполнил требование "предоставить доказательства, подтверждающие наличие серьезных оснований полагать, что в случае исполнения оспариваемой меры он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции" (см. Постановление Европейского Суда по делу "N. против Финляндии" (N. v. Finland) от 26 июля 2005 г., жалоба N 38885/02, § 167). Он в первую очередь рассмотрит вопрос о том, имелась ли на внутригосударственном уровне адекватная реакция на жалобы заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации" (Muminov v. Russia) от 11 декабря 2008 г., жалоба N 42502/06, § 86).

() Оценка угрозы внутригосударственным судом

195. Что касается разбирательства о признании беженцем, Европейский Суд отмечает, что миграционные органы в своих решениях об отказе заявителю в предоставлении убежища в основном ссылались на два основных фактора: что он слишком долго ждал, прежде чем обратиться за получением статуса беженца и что он представил неточные сведения о своем уровне владения русским языком.

196. Что касается несвоевременного обращения заявителя о получении статуса беженца, стороны не оспаривают, что заявитель прибыл в Российскую Федерацию в марте 2009 года, когда ему не предъявлялось каких-либо обвинений, и обратился за получением статуса беженца спустя семь месяцев после своего задержания. Европейский Суд отметил, что в любом случае основной акцент в жалобе заявителя делался на то, что он преследуется властями Узбекистана в связи с обвинениями в тяжких преступлениях, наказываемых длительными сроками тюремного заключения, и на угрозу жестокого обращения при содержании под стражей. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что в то время как уклонение лица от незамедлительного ходатайства о предоставлении убежища сразу после прибытия в другую страну может иметь значение для оценки достоверности его утверждений, невозможно сопоставить риск жестокого обращения с мотивами, выдвинутыми для высылки (см. Постановление Европейского Суда по делу "Абдолхани и Каримниа против Турции" (Abdolkhani and Karimnia v. Turkey) от 22 сентября 2009 г., жалоба N 30471/08, § 91). Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле выводы внутригосударственных органов власти в отношении несвоевременного обращения заявителя за предоставлением статуса беженца не опровергают по существу его утверждения в соответствии со статьей 3 Конвенции.

197. Что касается разногласий по поводу уровня владения заявителем русским языком, Европейский Суд вначале отмечает, что подробное возражение заявителя в ответ на выводы ФМС России относительно его знания языка не получило оценку внутригосударственного суда. В любом случае Европейский Суд также подчеркивает, что задача внутригосударственных судов в таких делах заключается не в поиске недостатков в версии иностранца, а в основанной на всех известных им обстоятельствах оценке того, являются ли опасения иностранца по поводу возможности жестокого обращения в стране назначения объективно оправданными. Одно лишь то обстоятельство, что заявитель не предоставил точной информации по некоторым вопросам, не означает, что его основной довод, а именно о том, что в Узбекистане ему угрожает жестокое обращение, является необоснованным. Европейский Суд указывает, что в настоящем деле внутригосударственные суды не указали, каким образом обнаруженные ими недостатки опровергают основное утверждение заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Азимов против Российской Федерации" (Azimov v. Russia) от 18 апреля 2013 г., жалоба N 67474/11, §§ 121-122* (* Там же. N 3/2014.)).

198. Однако несмотря на подробные объяснения заявителя по поводу угрозы жестокого обращения в случае возвращения на родину, подкрепленные ссылкой на сведения, представленные различными международными организациями и содержащиеся в постановлениях Европейского Суда, решения миграционных органов и судов обошли молчанием его конкретные доводы (cм. §§ 36, 38, 40 и 42 настоящего Постановления). Хотя оспариваемые решения содержали неясные замечания об отсутствии обстоятельств, свидетельствующих о том, что заявитель будет незаконно преследоваться в Узбекистане по религиозным мотивам (cм. §§ 40 и 42 настоящего Постановления), в отсутствие дополнительного уточнения со стороны миграционных органов или судов, рассматривавших жалобы, Европейский Суд не может признать, что была проведена тщательная оценка утверждений заявителя относительно угрозы жестокого обращения.

199. Точно так же в разбирательстве о выдаче суды придали особое значение уклонению от своевременного обращения о получении статуса беженца и в краткой форме отклонили подробные доводы заявителя за отсутствием доказательств угрозы жестокого обращения, не приводя дополнительных подробностей в поддержку своей позиции. Объяснения заявителя относительно общей ситуации с правами человека в Узбекистане не получили оценки судов. Вместо этого внутригосударственные суды в разбирательстве о выдаче с готовностью приняли заверения, предоставленные властями Узбекистана, как твердую гарантию против угрозы жестокого обращения с заявителем после его выдачи (cм. §§ 25 и 29 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, внутригосударственные суды должны были удостовериться в том, что подобные гарантии являются настолько достоверными и практическими, чтобы обеспечить право заявителя не подвергаться жестокому обращению со стороны властей этого государства (см. с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), жалоба N 37201/06, § 148, ECHR 2008). Тем не менее в разбирательстве о выдаче такая оценка не делалась.

200. С учетом вышеизложенного Европейский Суд не убежден в том, что жалоба заявителя была надлежащим образом рассмотрена национальными властями. Таким образом, Европейский Суд должен провести собственную проверку на основании предоставленных фактов по поводу того, подвергнет ли заявителя его возвращение в Узбекистан угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции.

() Оценка угрозы Европейским Суд

201. Что касается общей ситуации в принимающей стране, Европейский Суд несколько раз учитывал тревожные доклады по поводу ситуации с правами человека в Узбекистане в период 2002-2007 годов (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 121, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", § 93). В последних постановлениях по тому же вопросу, охватывавших период с 2007 года до настоящего времени, рассмотрев последнюю доступную информацию, Европейский Суд установил, что отсутствуют конкретные данные о существенном улучшении в этой сфере (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Гараев против Азербайджана" (Garayev v. Azerbaijan) от 10 июня 2010 г., жалоба N 53688/08, § 71, Постановление Европейского Суда по делу "Якубов против Российской Федерации" (Yakubov v. Russia) от 8 ноября 2011 г., жалоба N 7265/10, §§ 81 и 82* (* Там же. N 4/2013.), и Постановление Европейского Суда по делу "Рустамов против Российской Федерации" (Rustamov v. Russia) от 3 июля 2012 г., жалоба N 11209/10, § 125).

202. В то же время Европейский Суд последовательно подчеркивал, что ссылки на общую проблему защиты прав человека в конкретной стране обычно недостаточно, чтобы запретить выдачу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Камышев против Украины" (Kamyshev v. Ukraine) от 20 мая 2010 г., жалоба N 3990/06, § 44, и Постановление Европейского Суда по делу "Шакуров против Российской Федерации" (Shakurov v. Russia) от 5 июня 2012 г., жалоба N 55822/10, § 135). Конкретные утверждения заявителя по конкретному делу требуют подкрепления другими доказательствами со ссылкой на индивидуальные обстоятельства, обосновывающие опасения жестокого обращения. Они должны быть оценены Европейским Судом при необходимости с учетом информации, которая получена после принудительного возвращения заявителя в Узбекистан (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", § 169).

203. Что касается личной ситуации заявителя, Европейский Суд отмечает, что он разыскивался властями Узбекистана по обвинениям в членстве в экстремистской религиозной организации и попытке свержения конституционного строя Узбекистана. Обвинения были основаны на его предполагаемой причастности к деятельности запрещенных религиозных организаций, включая движение "Ваххабизм", и распространении идей и информации об этом движении, а также об Исламском движении Узбекистана. Вышеизложенное составляло основание для запроса о выдаче заявителя и ордера на его арест. Это свидетельствует о том, что он находится в схожей ситуации с теми мусульманами, которые в связи с совершением богослужений вне официальных учреждений и правил обвинялись в религиозном экстремизме или членстве в запрещенных религиозных организациях и в этой связи, как отмечалось в докладах и постановлениях Европейского Суда, упоминавшихся выше, подвергались повышенной угрозе жестокого обращения (см. и* (* Так в тексте. По-видимому, вначале предусматривалось цитирование большего количества дел (примеч. переводчика).) упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", § 145). Европейский Суд также принимает во внимание, что представительство Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев признало, что страх заявителя в отношении возможного преследования и жестокого обращения в случае выдачи в Узбекистан являлся обоснованным, и предоставило ему защиту в соответствии со своим мандатом (cм. § 35 настоящего Постановления).

204. Европейский Суд также отмечает краткую и неконкретную мотивировку, использованную внутригосударственными органами и властями Российской Федерации в Европейском Суде в попытке опровергнуть предполагаемую угрозу жестокого обращения в связи с вышеизложенными соображениями, включая явный существовавший ранее неблагоприятный интерес властей Узбекистана к заявителю. Европейский Суд должен отметить, что наличие внутригосударственного законодательства и ратификация международных договоров, гарантирующих уважение основных прав, сами по себе недостаточны, чтобы обеспечить адекватную защиту против угрозы жестокого обращения, если надежные источники сообщают о практиках, применяемых или допускаемых властями, которые явно противоречат принципам Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хирси Джамаа и другие против Италии" (Hirsi Jamaa and Others v. Italy), жалоба N 27765/09, § 128, ECHR 2012). Кроме того, следует отметить, что суды, проводившие судебную проверку в настоящем деле, ограничили свои выводы краткими и неясными указаниями на отсутствие данных о том, что заявитель подвергнется преследованию в Узбекистане, без дополнительного исследования этого вопроса. При таких обстоятельствах Европейский Суд выражает сомнение в том, что вопрос об угрозе жестокого обращения был тщательно рассмотрен в разбирательстве о выдаче. На уровне страны не делались справедливые попытки оценить материалы, исходящие из достоверных источников, помимо предоставленных внутригосударственными органами.

205. Что касается заверений, представленных властями Узбекистана и принятых к сведению властями Российской Федерации, Европейский Суд считает, что они сформулированы в общих выражениях, и отсутствуют данные, свидетельствующие о том, что они подкреплены исполнительным или мониторинговым механизмом (см. в числе многих примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", § 150, см. также противоположный пример в Постановлении Европейского Суда по делу "Отман (Абу Катада) против Соединенного Королевства" (Othman (Abu Qatada) v. United Kingdom), жалоба N 8139/09, §§ 188-189, ECHR 2012 (извлечения)).

206. Кроме того, события, произошедшие после принудительного возвращения заявителя в Узбекистан, могут считаться подтверждающими обоснованность его опасений. В частности, как указывали его представители и не оспаривали власти Российской Федерации, ни его адвокаты, ни родственники не могли связаться с заявителем во время его содержания под стражей в Андижане. Европейский Суд отмечает, что данная ситуация подкрепляет озабоченность, выраженную, в частности, "Международной амнистией" (изложенную в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Зохидов против Российской Федерации", § 111), по поводу того, что лица, возвращаемые в Узбекистан из других стран в соответствии с требованиями о выдаче, содержатся в одиночном заключении, что увеличивает угрозу жестокого обращения.

207. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что принудительное возвращение заявителя в Узбекистан подвергло его реальной угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции.

(b) Несут ли власти Российской Федерации ответственность за нарушение статьи 3 Конвенции в части принудительного перемещения заявителя в Узбекистан

(i) Общие принципы

208. Европейский Суд напоминает, что обязательство государств-участников в соответствии со статьей 1 Конвенции обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в Конвенции, во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции требует от государств принимать меры, направленные на обеспечение того, чтобы лица, относящиеся к их юрисдикции, не подвергались пытке и жестокому или унижающему достоинство обращению, включая такое жестокое обращение со стороны частных лиц (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии", § 198, и Постановление Европейского Суда по делу "Махмут Кая против Турции" (Mahmut Kaya v. Turkey), жалоба N 22535/93, § 115, ECHR 2000-III). Эти меры должны обеспечить эффективную защиту, в частности, уязвимых лиц, и включать разумные меры для воспрепятствования жестокому обращению, о котором власти осведомлены или должны быть осведомлены (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Z и другие против Соединенного Королевства" (Z and Others v. United Kingdom), жалоба N 29392/95, § 73, ECHR 2001-V, и с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Осман против Соединенного Королевства" (Osman v. United Kingdom), Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, § 115).

209. Кроме того, вышеуказанные положения косвенно требуют проведения эффективного официального расследования в отношении доказуемого утверждения о пытке или жестоком обращении со стороны представителей государства. Это расследование должно быть способно привести к выяснению обстоятельств дела и наказанию виновных. В противном случае общий правовой запрет пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения, несмотря на его фундаментальное значение, останется неэффективным на практике, и в некоторых случаях для представителей государства будет возможно нарушать права лиц, находящихся под их контролем, фактически безнаказанно (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria) от 28 октября 1998 г., § 102, Reports of Judgments and Decisions 1998-VIII, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль Масри против Македонии", § 182).

210. Расследование по жалобам на жестокое обращение должно быть быстрым и тщательным. Это означает, что власти должны всегда предпринимать серьезные попытки установить, что произошло на самом деле, и не должны со ссылкой на поспешные или необоснованные выводы прекращать расследование либо принимать какие-либо решения (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ассенов и другие против Болгарии", § 103, Постановление Европейского Суда по делу "Баты и другие против Турции" (Bati and Others v. Turkey), жалобы NN 33097/96 и 57834/00, § 136, ECHR 2004-IV (извлечения), и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии", § 183). Они должны принимать все доступные и разумные меры для того, чтобы обеспечить доказательства по делу, в том числе показания очевидцев и заключения судебно-медицинской экспертизы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrikulu v. Turkey), жалоба N 23763/94, § 104, ECHR 1999-IV, Постановление Европейского Суда по делу "Гюль против Турции" ( v. Turkey) от 14 декабря 2000 г., жалоба N 22676/93, § 89, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии", § 183). Расследование должно быть независимым от исполнительной власти с институциональной и практической точек зрения (см. Постановление Европейского Суда по делу "Эрги против Турции" (Ergi v. Turkey) от 28 июля 1998 г., §§ 83-84, Reports of Judgments and Decisions 1998-IV, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Оур против Турции" ( v. Turkey), жалоба N 21594/93, §§ 91-92, ECHR 1999-III, Постановление Европейского Суда по делу "Мехмет Эммин Юксел против Турции" (Mehmet Emin v. Turkey) от 20 июля 2004 г., жалоба N 40154/98, § 37) и должно позволять потерпевшему эффективно участвовать в расследовании в той или иной форме (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Оур против Турции", § 92, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии", §§ 184-185).

211. По мнению Европейского Суда, все вышеупомянутые принципы применяются к ситуации подверженности лица реальной и непосредственной угрозе пытки и жестокого обращения за счет его передачи каким-либо лицом другому государству (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", §§ 180 и 190, с дополнительными отсылками). Если власти государства-участника осведомлены о такой реальной и непосредственной угрозе, они имеют обязательство в соответствии с Конвенцией принимать в пределах своих полномочий такие превентивные оперативные меры, которых от них можно разумно ожидать для избежания этой угрозы (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства", § 116), и проводить эффективное расследование любого такого происшествия в соответствии с принципами, изложенными выше в §§ 209-210.

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

212. Представители заявителя утверждали, что весьма подозрительные события, сопровождавшие исчезновение заявителя в Российской Федерации, пересечение им Государственной границы Российской Федерации и его последующее возвращение в Узбекистан свидетельствуют о том, что должностные лица Российской Федерации пассивно или активно участвовали в этой операции. Они заключили, что Российская Федерация должна быть признана ответственной за нарушение статьи 3 Конвенции в этом отношении.

213. Европейский Суд согласен с представителями заявителя в том, что обстоятельства его освобождения в г. Нижнем Новгороде 2 ноября 2012 г., которые повлекли его принудительное перемещение в Узбекистан через аэропорт Домодедово, и уклонение властей от выяснения этого происшествия могут дать основание для предположения о том, что заявитель был передан Узбекистану в соответствии с планом, предусматривавшим участие должностных лиц Российской Федерации.

214. В то же время Европейский Суд отмечает, что возможная причастность представителей государства не столь очевидна при обстоятельствах настоящего дела с учетом, в частности, отсутствия конкретной достоверной версии принудительного перемещения заявителя в г. Москву, а затем в г. Ташкент. Передвижения заявителя с момента, когда он покинул следственный изолятор в г. Нижнем Новгороде 2 ноября 2012 г., в 6.00, до того, как он оказался вначале в аэропорту Домодедово, а затем в руках властей Узбекистана, неизвестны. Считая версию добровольного возвращения заявителя неубедительной (см. §§ 182 настоящего Постановления), Европейский Суд не получил альтернативной достоверной версии относительно роли, которую должностные лица властей Российской Федерации могли играть в этом отношении.

215. Вместе с тем представителям заявителя не может ставиться в вину непредоставление дополнительных доказательств, предполагаемая причастность должностных лиц властей Российской Федерации к перемещению требует, тем не менее, подкрепления информацией из других источников.

216. Учитывая естественные пределы проведения им как международным судом эффективного установления фактов, Европейский Суд напоминает, что разбирательство по настоящему делу в значительной степени зависит от сотрудничества Российской Федерации в создании всех необходимых условий для установления фактов. Европейский Суд уже решил, что единственный реальный способ исполнения Российской Федерацией своего обязательства в делах, подобных настоящему, заключается в обеспечении исчерпывающего расследования происшествия и информировании Европейского Суда о его результатах (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", § 200). Уклонение властей Российской Федерации от соблюдения своих обязательств в этом отношении (cм. §§ 171, 173, 179-180 и 223-226 настоящего Постановления) затрудняет для Европейского Суда установление точных обстоятельств принудительного возвращения заявителя в Узбекистан и вынуждает Европейский Суд сделать вывод в пользу позиции заявителя (пункт 1 правила 44C Регламента Суда). В этой связи Европейский Суд также придает большое значение способу проведения официальных проверок (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль-Масри против Македонии", §§ 191-193).

217. Несмотря на то, что отношение властей позволяет сделать дополнительные выводы в пользу утверждений представителей заявителя, Европейский Суд не находит необходимым далее рассматривать вопрос об участии представителей государства в обжалуемом похищении и принудительном перемещении в Узбекистан, поскольку в любом случае государство-ответчик следует признать ответственным за нарушение своих позитивных обязательств в соответствии со статьей 3 Конвенции по следующим причинам.

() Исполнили ли власти Российской Федерации свое позитивное обязательство по защите заявителя от реальной и непосредственной угрозы принудительного перемещения в Узбекиста

218. Не подлежит сомнению, что власти Российской Федерации сознавали или должны были сознавать реальную и непосредственную угрозу принудительного перемещения в Узбекистан после освобождения заявителя из СИЗО N 1 в г. Нижнем Новгороде. Обстоятельства дела заявителя и не в последнюю очередь повторяемость подобных происшествий с незаконным перемещением из Российской Федерации в государства, не являющиеся сторонами Конвенции (в частности, в Таджикистан и Узбекистан), на которые Европейский Суд и Комитет министров настойчиво обращали внимание властей Российской Федерации (см. §§ 81 и 151 настоящего Постановления), были достаточно тревожными, чтобы обусловить повышенную внимательность властей и потребовать принятия адекватных мер защиты, соответствующих этой особой ситуации. Власти Российской Федерации подтвердили, что предупреждение было надлежащим образом передано всем компетентным правоохранительным органам (cм. §§ 79, 82 и 151 настоящего Постановления).

219. Тем не менее, во-первых, власти не приняли никаких мер по защите заявителя в критический момент его освобождения из изолятора 2 ноября 2012 г. Напротив, само освобождение было умышленно организовано таким образом, чтобы исключить присутствие представителя заявителя или, например, его родственников, и в результате лишили его шанса на защиту хотя бы со стороны представителя (cм. § 170 настоящего Постановления).

220. Во-вторых, власти не исполнили свою обязанность по защите в момент пересечения заявителем Государственной границы Российской Федерации в аэропорту Домодедово вечером 2 ноября 2012 г. Действительно, Европейский Суд установил, что принудительное перемещение заявителя через Государственную границу Российской Федерации в любом случае было невозможно без санкции властей Российской Федерации или, по крайней мере, их согласия, в нарушение обязанности защитить заявителя. Данные органы сознавали или должны были сознавать реальную и непосредственную угрозу принудительного перемещения заявителя в Узбекистан (cм. §§ 82 и 178-179 настоящего Постановления). Однако власти Российской Федерации не уведомили Европейский Суд о каких-либо своевременных превентивных мерах, принятых компетентными государственными органами для предотвращения этой угрозы.

221. В результате заявитель был перемещен из-под юрисдикции Российской Федерации, после чего оказался под стражей в Узбекистане, где подвергался угрозе жестокого обращения (как установлено в §§ 201-207 настоящего Постановления).

222. Таким образом, Европейский Суд приходит к выводу, что власти Российской Федерации не исполнили свое позитивное обязательство по защите заявителя от реальной и непосредственной угрозы принудительного перемещения в Узбекистан и жестокого обращения с ним в этой стране.

() Провели ли власти Российской Федерации эффективное расследование

223. Из документов, предоставленных сторонами, Европейский Суд усматривает, что в настоящем деле были выполнены некоторые следственные действия. Однако, по мнению Европейского Суда, расследование исчезновения и незаконного перемещения заявителя из г. Москвы в Узбекистан не было эффективным по следующим причинам.

224. Во-первых, Европейский Суд не может установить, что власти приняли все доступные им разумные меры для обеспечения доказательств (см. прецедентную практику, упомянутую в § 210 настоящего Постановления). Европейский Суд напоминает, что власти не получили видеозаписи камер наблюдения изолятора по своей инициативе на начальной и решающей стадии расследования в течение срока, установленного национальным законодательством (cм. §§ 119 и 171 настоящего Постановления). Точно так же власти запросили видеозапись из аэропорта Домодедово только в конце декабря 2012 года, то есть за пределами 30-дневного срока хранения таких записей (cм. §§ 114 и 180 настоящего Постановления), о чем власти знали или должны были знать.

225. Во-вторых, некоторые противоречивые аспекты дела не были рассмотрены следователями. Например, освобождение заявителя из-под стражи в столь ранний час, что полностью относилось к компетенции властей, было оставлено без объяснения (cм. § 171 настоящего Постановления). Следователи не заинтересовались обстоятельствами переезда заявителя из г. Нижнего Новгорода в г. Москву. Из материалов дела не следует, что направлялись запросы по поводу документов, например, местных транспортных компаний (cм. § 173 настоящего Постановления). Равным образом противоречивая информация о приобретении билетов для перелета заявителя в г. Ташкент была оставлена без оценки (cм. § 168 настоящего Постановления). Кроме того, номер рейса заявителя был известен властям, и можно было бы получить свидетельские показания членов экипажа, обслуживавшего рейс, которым заявитель вылетел из г. Москвы в г. Ташкент в дату своего исчезновения. Однако необходимость допроса членов экипажа была впервые указана в объяснениях властей Российской Федерации от 3 мая 2013 г., то есть через шесть месяцев после происшествия. Следует отметить, что даже точная дата задержания заявителя в Узбекистане остается неизвестной. Изложенные соображения вынуждают Европейский Суд заключить, что расследование являлось неэффективным, поскольку оно уклонилось от безотлагательного следования нескольким очевидным линиям проверки в степени, умалявшей его способность установить обстоятельства дела, и власти, таким образом, не провели тщательного, объективного и беспристрастного анализа всех относимых элементов (см. Постановление Европейского Суда по делу "Цечоев против Российской Федерации" (Tsechoyev v. Russia) от 15 марта 2011 г., жалоба N 39358/05, § 153* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 1/2013.)).

226. Наконец Европейский Суд отмечает несвоевременное и краткое информирование государством-ответчиком о состоянии расследования. Власти Российской Федерации предоставили копии отказов в возбуждении уголовного дела только 3 мая 2013 г., несмотря на неоднократные запросы Европейским Судом доступной информации о состоянии проверки (cм. §§ 6 и 103 настоящего Постановления). Они не предоставили документы, запрошенные Европейским Судом, которые могли прояснить обстоятельства переезда заявителя в г. Москву (cм. §§ 92 и 173 настоящего Постановления). Кроме того, они не информировали Европейский Суд о местонахождении заявителя, хотя Европейский Суд несколько раз просил их сделать это. Европейский Суд не находит доводов в поддержку гипотезы о том, что официальная информация Министерства внутренних дел Узбекистана о заключении заявителя под стражу, полученная представителями заявителя до 16 июня 2013 г. (cм. §§ 100 и 163 настоящего Постановления), не была доступна государству-ответчику.

227. Таким образом, и с учетом позиции властей Российской Федерации по вышеперечисленным пунктам и крайне незначительной информации, которую они предоставили, Европейский Суд принимает мнение представителей заявителя о том, что власти не провели эффективного расследования их доказуемой жалобы, как того требует статья 3 Конвенции.

(c) Заключение

228. Соответственно, Европейский Суд решает, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в части уклонения властей от защиты заявителя против принудительного перемещения в Узбекистан, где он подвергался реальной и непосредственной угрозе жестокого обращения, и отсутствия эффективного расследования происшествия.

229. По мнению Европейского Суда, соблюдение Российской Федерацией этих обязательств имело особое значение в настоящем деле, поскольку могло бы опровергнуть вопиющую ситуацию, которая до сих пор выявляет практику умышленного обхода внутригосударственной процедуры выдачи и предварительных мер, указанных Европейским Судом (см. § 81 настоящего Постановления, см. также решения Комитета министров в соответствии со статьей 46 Конвенции по подобным делам относительно Российской Федерации, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", §§ 121-126). Европейский Суд напоминает, что продолжение существования подобных происшествий в государстве-ответчике составляет пренебрежение верховенством права и влечет серьезные последствия для правовой системы Российской Федерации, эффективности конвенционной системы и авторитета Европейского Суда (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", § 257).

230. Исходя из изложенного Европейский Суд приходит к выводу, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части принудительного перемещения заявителя в Узбекистан.

III. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 3 Конвенции

231. Заявитель жаловался в соответствии со статьей 13 Конвенции на отсутствие эффективных внутригосударственных средств правовой защиты в Российской Федерации в отношении его жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции. Статья 13 Конвенции предусматривает следующее:

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в... Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

232. Находя эту жалобу приемлемой, Европейский Суд отмечает, что она затрагивает те же вопросы, которые уже рассмотрены с точки зрения статьи 3 Конвенции. С учетом своей мотивировки и выводов, сделанных в соответствии с последним положением (см., в частности, §§ 195-200 и 218-27* (* Так в тексте (примеч. редактора)) настоящего Постановления), Европейский Суд не находит необходимым отдельно рассматривать жалобу заявителя на нарушение статьи 13 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции

233. Заявитель жаловался в соответствии с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции на то, что первоначальный период его содержания под стражей был санкционирован прокурором, что его содержание под стражей в целях выдачи было чрезмерно длительным и что 8 июля 2010 г. два различных суда продлили срок его содержания до разных дат в нарушение принципа правовой определенности. Он также жаловался на то, что домашний арест составлял лишение свободы в значении статьи 5 Конвенции и был незаконным, поскольку совокупный срок содержания под стражей и домашним арестом явно превышал максимальный срок в 18 месяцев, установленный законодательством страны, и что внутригосударственные нормы, регулирующие домашний арест, не отвечали требованиям о "качестве закона". Пункт 1 статьи 5 Конвенции в соответствующих частях предусматривает:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

...f) ...законное задержание или заключение под стражу... лица, против которого предпринимаются меры по его... выдаче".

A. Доводы сторон

234. Власти Российской Федерации признали, не излагая подробно, что имело место нарушение подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части содержания под стражей в целях выдачи и домашнего ареста. Однако в тех же объяснениях они утверждали в контексте жалобы на нарушения пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции в связи с домашним арестом, что заявитель не обжаловал в соответствии с частью 2 статьи 107 и частью 11 статьи 108 УПК РФ постановление суда от 13 мая 2011 г. о домашнем аресте, хотя такая жалоба составляла эффективное средство правовой защиты в этом отношении.

235. Заявитель настаивал на своей жалобе. Он считал, что имело место нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции в части его содержания под стражей в целях выдачи и его домашнего ареста. В ответ на довод о неисчерпании он отметил, что власти Российской Федерации не доказали, что жалоба на постановление от 13 мая 2011 г. составляла эффективное средство правовой защиты. Соответствующие положения УПК РФ не являлись достаточно ясными. Глава 45 УПК РФ не содержала конкретной нормы об обжаловании меры пресечения. Из части 11 статьи 108 УПК РФ неясно, что суд, рассматривающий жалобу, может распорядиться о немедленном освобождении заявителя. Он сослался на дело В., в котором суд кассационной инстанции признал незаконным продление срока его содержания под стражей в целях выдачи судом первой инстанции. Однако суд кассационной инстанции возвратил дело на новое рассмотрение и распорядился об освобождении заявителя, в результате нижестоящий суд вновь продлил срок содержания В. под стражей.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

236. Европейский Суд отметил, что жалоба заявителя на нарушение статьи 5 Конвенции затрагивает два различных периода: во-первых, содержание под стражей в целях выдачи с 14 ноября 2009 г. по 13 мая 2011 г. и, во-вторых, период его содержания под домашним арестом с 13 мая по 5 июля 2011 г.

(a) Что касается жалобы на домашний арест

(i) Применимость статьи 5 Конвенции

237. Европейский Суд напоминает, что при определении того, было ли лицо "лишено свободы" в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции, отправной точкой должна быть его конкретная ситуация, и следует учитывать целый ряд критериев, таких как тип, длительность, последствия и способ исполнения спорной меры. Различие между лишением свободы и ограничением свободы является вопросом степени или интенсивности, а не природы или сущности. В вопросе о том, имело ли место лишение свободы, имеют значение конкретные фаты дела (см. с дополнительными отсылками Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Остин и другие против Соединенного Королевства" (Austin and Others v. United Kingdom), жалобы NN 39692/09, 40713/09 и 41008/09, §§ 57 и 61, ECHR 2012).

238. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не оспаривали применимость статьи 5 Конвенции к домашнему аресту заявителя. Европейский Суд также учитывает, что в соответствии с постановлением суда от 13 мая 2011 г. заявителю было запрещено покидать место жительства по определенному адресу, а также использовать любые средства коммуникации, и эта мера сохраняла силу приблизительно один месяц и две недели. Европейский Суд также принимает во внимание позицию Конституционного Суда Российской Федерации о том, что ввиду применяемых ограничений домашний арест влечет прямое ограничение права на физическую свободу и безопасность лица, и процессуальные гарантии в случае домашнего ареста должны быть такими же, как в случае предварительного заключения (cм. § 131 настоящего Постановления). Следовательно, и в отсутствие комментариев сторон по данному вопросу Европейский Суд признает, что домашний арест заявителя составлял лишение свободы в значении статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Вачев против Болгарии" (Vachev v. Bulgaria), жалоба N 42987/98, § 62, ECHR 2004-VIII (извлечения), Постановление Европейского Суда по делу "Николова против Болгарии (N 2)" (Nikolova v. Bulgaria) (N 2) от 30 сентября 2004 г., жалоба N 40896/98, § 60, Постановление Европейского Суда по делу "N.C. против Италии" (N.C. v. Italy) от 11 января 2001 г., жалоба N 24952/94, § 33, и Постановление Европейского Суда по делу "Барканьи против Болгарии" ( v. Hungary) от 30 июня 2009 г., жалоба N 37214/05, § 27) для целей, предусмотренных в подпункте "f" пункта 1 этой статьи.

(ii) Вопрос исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты

239. Европейский Суд учитывает, что решающий довод, выдвинутый заявителем во внутригосударственных органах и в Европейском Суде, заключался в том, что он был первоначально помещен под домашний арест в нарушение максимального срока, установленного в уголовно-процессуальном законодательстве страны (часть 4 и пункт 2 части 10 статьи 109, статья 110 УПК РФ). С учетом этого Европейский Суд далее рассмотрит вопрос о том, составляла ли жалоба на постановление суда о применении к нему домашнего ареста средство правовой защиты, требовавшее исчерпания.

240. Европейский Суд напоминает, что правило исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты, упомянутое в пункте 1 статьи 35 Конвенции, обязывает заявителей предварительно использовать средства правовой защиты, которые доступны и достаточны во внутригосударственной правовой системе для получения возмещения в связи с предполагаемыми нарушениями. Государство-ответчик, ссылающееся на неисчерпание, обязано указать Европейскому Суду с достаточной ясностью средства правовой защиты и продемонстрировать, что эти средства в соответствующий период являлись эффективными и доступными теоретически и практически, то есть к ним имелся доступ, они могли обеспечить возмещение непосредственно в связи с жалобами заявителя и позволяли разумно рассчитывать на успех. Однако если эта обязанность доказывания исполнена, заявитель должен доказать, что средство правовой защиты, на которое ссылались власти Российской Федерации, было фактически использовано или по какой-то причине являлось неадекватным и неэффективным при конкретных обстоятельствах дела или что существовали особые обстоятельства, освобождающие его от этого требования (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Морен против Германии" (Mooren v. Germany) от 9 июля 2009 г., жалоба N 11364/03, § 118, с дополнительными отсылками). Наличие сомнений относительно перспектив конкретного средства правовой защиты, которое не является явно бесполезным, не является уважительной причиной для уклонения от исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сейдович против Италии" (Sejdovic v. Italy), жалоба N 56581/00, § 45, ECHR 2006-II, с дополнительными отсылками).

241. Обращаясь к объяснениям властей Российской Федерации, Европейский Суд отмечает, что, как предусматривалось частью 2 статьи 107 УПК РФ в период, относящийся к обстоятельствам дела, домашний арест должен был применяться в порядке, установленном статьей 108 УПК РФ относительно содержания под стражей. Часть 11 статьи 108 УПК РФ устанавливала, что постановление судьи об избрании в качестве меры пресечения заключение под стражу может быть обжаловано в вышестоящий суд в кассационном порядке в течение трех суток со дня его вынесения. Жалоба на постановление о домашнем аресте должна была рассматриваться областным судом, судебным органом в значении статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "E. против Норвегии" (E. v. Norway) от 29 августа 1990 г., § 50, Series A, N 181 A). Часть 1 статьи 378, входящая в главу УПК РФ, регулирующую порядок кассационного обжалования в период, относящийся к обстоятельствам дела, прямо предусматривала, что суд кассационной инстанции вправе не только отменить судебное решение и возвратить дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции (как в случае с В., на который ссылался заявитель), но также полностью отменить судебное решение или изменить его. В частности, судебное решение могло быть отменено или изменено в случае нарушения уголовно-процессуального закона, на которое, по-видимому, ссылался заявитель при обжаловании применения к нему домашнего ареста. Суд кассационной инстанции мог проверять законность, обоснованность и справедливость решения, вынесенного судом первой инстанции, и рассматривать доказательства, в том числе дополнительные (cм. § 141 настоящего Постановления). Наконец, часть 11 статьи 108 УПК РФ, применимая к случаям домашнего ареста, прямо и недвусмысленно предусматривала, что решение суда второй инстанции об отмене меры пресечения подлежит немедленному исполнению. Не оспаривалось, что предполагаемое средство правовой защиты было непосредственно доступно заявителю и не зависело от осуществления дискреции посредника.

242. По мнению Европейского Суда, указанных аргументов достаточно для заключения о том, что процедура кассационного обжалования, предусмотренная частью 11 статьи 108 УПК РФ в период, относящийся к обстоятельствам дела, по крайней мере, априори отвечала конвенционным требованиям, что касается полномочий суда по разрешению вопроса о законности первоначального постановления о домашнем аресте и последующего решения об освобождении заявителя. Соответственно, власти Российской Федерации исполнили обязанность доказывания доступности заявителю средства правовой защиты, способного предоставить возмещение в части его жалобы и имеющего разумные перспективы успеха. Напротив, заявитель не пояснил, почему жалоба на постановление о применении к нему домашнего ареста должна считаться явно бесполезной, он также не указал на конкретные обстоятельства, препятствовавшие подаче такой жалобы. Европейский Суд, в частности, отмечает, что заявитель и его представитель, профессиональный адвокат, присутствовали на слушании 13 мая 2011 г., и им была разъяснена возможность подачи жалобы в трехдневный срок.

243. Таким образом, Европейский Суд принимает возражение властей Российской Федерации о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты и решает, что заявитель должен был подать жалобу на первоначальное постановление от 13 мая 2011 г. о его домашнем аресте до подачи жалобы на нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции в Европейский Суд. Следовательно, эта часть жалобы должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

(b) Что касается жалоб относительно процедуры выдачи

(i) Что касается законности задержания и заключения под стражу заявителя

244. Заявитель жаловался на предполагаемую незаконность его задержания и первоначального периода его содержания под стражей, который был санкционирован прокурором. Европейский Суд отмечает, что обжалуемые нарушения прекратились 30 декабря 2009 г., когда суд вынес постановление о содержании под стражей, и окончательные решения в двух судебных разбирательствах по вопросу законности содержания под стражей заявителя, санкционированного прокурором, были вынесены 5 и 12 марта 2010 г. (cм. §§ 43 и 48 настоящего Постановления). Однако соответствующие жалобы были впервые выдвинуты в Европейском Суде в формуляре жалобы 28 сентября 2010 г. Следовательно, жалоба в этой части подана за пределами срока и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

245. Насколько объяснения заявителя относятся к законности последующего содержания под стражей на основании постановлений, вынесенных судами страны, Европейский Суд напоминает, что подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции не требует, чтобы заключение под стражу лица, в отношении которого принимаются меры по высылке или выдаче, разумно считалось необходимым, например, с целью не позволить лицу продолжить заниматься преступной деятельностью или скрыться. В этой связи подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции устанавливает иной уровень защиты по сравнению с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции: все, что требуется в соответствии с подпунктом "f", это чтобы действия совершались в отношении "лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Саади против Соединенного Королевства" (Saadi v. United Kingdom), жалоба N 13229/03, § 74, ECHR 2008). Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что все продления срока содержания под стражей заявителя были санкционированы судами, включая продление срока до 14 ноября 2010 г. Нижегородским областным судом 8 июля 2010 г. Европейский Суд не может пренебречь тем фактом, что 8 июля 2010 г. Канавинский районный суд вынес еще одно постановление о продлении срока содержания заявителя под стражей на месяц. Европейский Суд находит такое наложение двух национальных решений достойным сожаления. Тем не менее оба решения ясно указывали, что заявитель подлежит содержанию под стражей. В любом случае нет оснований полагать, что суды страны, в том числе областной суд 8 июля 2010 г., не были уполномочены разрешать этот вопрос, или действовали недобросовестно, или неправильно применили закон. Постановления о продлении срока содержания под стражей указывали конкретные сроки в соответствии со статьей 109 УПК РФ. Преступления, в которых заявитель обвинялся в Узбекистане, рассматривались как "особо тяжкие" согласно законодательству Российской Федерации, на основании чего срок его содержания под стражей был продлен до 18 месяцев на основании части 3 статьи 109 УПК РФ (cм. § 136 настоящего Постановления). Законность содержания под стражей проверялась и подтверждалась вышестоящими судами несколько раз (что касается пределов проверки постановления о продлении срока содержания под стражей от 8 июля 2010 г., этот вопрос будет рассмотрен ниже в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции).

246. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что в этой части жалоба является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

(ii) Что касается жалобы на длительность срока содержания и отсутствие старательности в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции

247. Насколько заявитель жаловался в соответствии с пунктом 1 статьи 5 Конвенции на длительность непрерывного содержания под стражей в период разбирательства о выдаче и отсутствие старательности властей при проведении этого разбирательства, Европейский Суд полагает, что жалоба, поданная заявителем, относится в сущности ко всему периоду между 14 ноября 2009 г. и 13 мая 2011 г. Европейский Суд полагает, что этот период содержания под стражей составлял длящуюся ситуацию в той мере, в какой затронут вопрос о тщательности разбирательства в соответствии с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Таким образом, Европейский Суд будет рассматривать этот период содержания под стражей в целях выдачи целиком (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рустамов против Российской Федерации", § 157, см. также с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Полонский против Российской Федерации" (Polonskiy v. Russia) от 19 марта 2009 г., жалоба N 30033/05, § 132* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2010.), и Постановление Европейского Суда по делу "Солмаз против Турции" (Solmaz v. Turkey) от 16 января 2007 г., жалоба N 27561/02, §§ 34-37, в контексте пункта 3 статьи 5 Конвенции). Кроме того, Европейский Суд не может рассматривать период домашнего ареста в связи с уклонением заявителя от исчерпания внутригосударственных средств правовой защиты (cм. §§ 241-243 настоящего Постановления, см. также в соответствующей части Постановление Европейского Суда по делу "Щеглюк против Российской Федерации" (Shcheglyuk v. Russia) от 14 декабря 2006 г., жалоба N 7649/02, § 37* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2007.), и противоположный пример в контексте пункта 3 статьи 5 Конвенции - упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Николова против Болгарии" (N 2), §§ 60-69).

248. Таким образом, Европейский Суд считает, что жалоба в отношении периода с 14 ноября 2009 г. по 13 мая 2011 г. не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.

2. Существо жалобы

249. В дополнение к принципам, изложенным в § 245 настоящего Постановления, Европейский Суд напоминает, что лишение свободы является оправданным согласно подпункту "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции лишь в ходе разбирательства о выдаче. Если разбирательство не ведется с надлежащей тщательностью, содержание под стражей перестает быть допустимым с точки зрения подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Другими словами, срок содержания под стражей по этому основанию не должен превышать разумного предела (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Саади против Соединенного Королевства").

250. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации признали, не приводя дополнительных подробностей, что имело место нарушение требований подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении всего периода содержания заявителя под стражей в целях выдачи и его домашнего ареста. Однако, как следует из § 247 настоящего Постановления, Европейский Суд вправе рассматривать лишь период содержания под стражей с 14 ноября 2009 г. по 13 мая 2011 г.

251. Не утверждалось, и Европейский Суд этого не находит, что имели место значительные неоправданные периоды бездействия, за которые несет ответственность государство, в течение содержания заявителя под стражей с 14 ноября 2009 г. по 22 сентября 2010 г., когда решение о выдаче вступило в силу. Из материалов дела следует, что разбирательство о выдаче и связанные разбирательства "продолжались" все это время.

252. Что касается последующего периода, заявитель оставался под стражей чуть меньше восьми месяцев. Европейский Суд отмечает, во-первых, что в соответствии с его прецедентной практикой этот период следует отличать от более раннего периода содержания заявителя под стражей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 114, Постановление Европейского Суда по делу "Аль-Ханхи против Боснии и Герцеговины" (Al Hanchi v. Bosnia and Herzegovina) от 15 ноября 2011 г., жалоба N 48205/09, §§ 49-51). Действительно, разбирательство о выдаче было временно приостановлено в связи с запросом Европейского Суда в соответствии с правилом 39 Регламента Суда и, тем не менее, продолжалось (см. аналогичный подход в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Умиров против Российской Федерации" с дополнительными отсылками). Однако исполнение предварительной меры само по себе не влияет на то, соответствует ли пункту 1 статьи 5 Конвенции лишение свободы, которому может быть подвергнуто лицо. Иными словами, национальные власти в любом случае должны действовать в строгом соответствии с национальным законодательством (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гебремезин [Габермазин] против Франции" (Gebremedhin [Gaberamadhien] v. France), жалоба N 25389/05, §§ 74-75, ECHR 2007-II). В свете его предшествующих заключений (cм. §§ 245-246 настоящего Постановления), и насколько он имеет юрисдикцию для рассмотрения данного вопроса (cм. § 244 настоящего Постановления), Европейский Суд признает, что содержание заявителя под стражей в течение этого периода соответствовало национальному законодательству (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Умиров против Российской Федерации", §§ 140-141), было ограничено по срокам, и возможность применения менее строгих мер пресечения была рассмотрена судами в разбирательстве о продлении срока содержания под стражей (cм. §§ 58 и 60 настоящего Постановления, см. также противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Азимов против Российской Федерации", § 173).

253. Во-вторых, Европейский Суд отмечает, что разбирательство о признании беженцем, инициированное заявителем, продолжалось в течение всего рассматриваемого периода (cм. §§ 37-42 настоящего Постановления). Принимая во внимание, что исход данного разбирательства мог иметь решающее значение в вопросе выдачи заявителя (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 115, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рустамов против Российской Федерации", § 165, и, насколько относимо, Постановление Европейского Суда по делу "Ефимова против Российской Федерации" (Yefimova v. Russia) от 19 февраля 2013 г., жалоба N 39786/09, § 273* (* Там же. N 1/2014.)), и не находя особенных задержек в этом разбирательстве, ответственность за которые могла бы быть возложена на власти, Европейский Суд убежден, что требование тщательности было соблюдено в настоящем деле.

254. Соответственно, Европейский Суд заключает, что требования подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части продолжительности содержания под стражей заявителя с целью обеспечения возможной выдачи нарушены не были.

V. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

255. Заявитель жаловался в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции на то, что рассмотрение его жалоб на постановления прокурора о содержании под стражей было длительным, что Верховный Суд Российской Федерации 22 сентября 2010 г. не рассмотрел его жалобу на продление срока содержания под стражей или не привел какого-либо обоснования по вопросу содержания под стражей, что объем рассмотрения его жалобы в разбирательстве о продлении срока содержания под стражей 2 ноября 2010 г. и 14 января 2011 г. был недостаточен и отсутствовала эффективная процедура, посредством которой он мог обжаловать содержание под стражей после 2 ноября 2010 г. Он также жаловался на то, что отсутствовала эффективная процедура, с помощью которой он мог бы добиться периодического рассмотрения правомерности его домашнего ареста. Пункт 4 статьи 5 Конвенции предусматривает следующее:

"4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Доводы сторон

256. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог обжаловать судебные постановления о продлении срока его содержания под стражей и применении к нему домашнего ареста и что процедура проверки, предусмотренная статьями 108 и 109 УПК РФ, отвечала требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции.

257. Что касается его содержания под стражей в целях выдачи, заявитель настаивал на своей жалобе. Он, в частности, утверждал, что в разбирательстве о продлении срока 2 ноября 2010 г. и последующей процедуре обжалования в судах страны не рассматривался его основной довод о том, что он подлежит освобождению, поскольку разбирательство о выдаче более не осуществлялось. В объяснениях от 21 ноября 2011 г. он дополнительно указал, что его жалоба на постановление о продлении срока содержания под стражей от 2 ноября 2010 г. не была "безотлагательно" рассмотрена. В поддержку своей жалобы по поводу домашнего ареста он отметил, что прокуратура уклонилась от быстрого рассмотрения его ходатайства об освобождения и что его последующая жалоба на отказ в суд первой инстанции была отклонена по формальным основаниям. Заявитель не обжаловал это решение суда, поскольку считал такую жалобу неэффективной. Он указал, что внутригосударственное законодательство не предусматривало проверки в части домашнего ареста.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы

(a) Что касается жалоб относительно содержания под стражей в целях выдачи

258. Что касается содержания под стражей на основании постановлений прокурора, последние решения в соответствующих разбирательствах на уровне страны были приняты 5 и 12 марта 2010 г., а жалоба впервые подана в Европейский Суд 28 сентября 2010 г. Отсюда следует, что настоящая жалоба подана за пределами срока и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

259. Жалоба в части чрезмерной длительности разбирательства по обжалованию постановления о продлении срока содержания под стражей от 2 ноября 2010 г. была подана в Европейский Суд 21 ноября 2011 г., также по истечении шестимесячного срока. Следовательно, эта часть жалобы должна быть отклонена в соответствии с пунктами 1 и 4 статьи 35 Конвенции.

260. С другой стороны, насколько заявитель жаловался в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции на пределы проверки в кассационном разбирательстве 22 сентября 2010 г., разбирательстве о продлении срока 2 ноября 2010 г. и впоследствии при обжаловании 14 января 2011 г. на то, что он не мог добиться проверки содержания под стражей после 2 ноября 2010 г., Европейский Суд находит, что в этой части жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "a" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что эта часть жалобы не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой.

(b) Жалобы на домашний арест

261. Заявитель жаловался на то, что вопреки пункту 4 статьи 5 Конвенции он не имел возможности возбудить разбирательство по проверке законности его домашнего ареста. Европейский Суд напоминает, что согласно пункту 4 статьи 5 Конвенции заключенное под стражу лицо имеет право инициировать судебное рассмотрение процессуальных и материально-правовых вопросов, которые являются существенными для определения "законности" (правомерности) лишения лица свободы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "A. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), жалоба N 3455/05, § 202, 19 февраля 2009 г., с дополнительными отсылками). Если решение принимается судом по завершении судебного разбирательства, надзор, требуемый пунктом 4 статьи 5 Конвенции, воплощается в решении (см. Постановление Европейского Суда по делу "Де Вилде, Омс и Версип против Бельгии" (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium) от 18 июня 1971 г., § 76, Series A, N 12). Пункт 4 статьи 5 Конвенции не гарантирует заключенному право на полную проверку содержания под стражей со всеми сопутствующими гарантиями процессуальной справедливости в любое время по его требованию, но лишь через "разумные интервалы" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia) от 25 октября 2007 г., жалоба N 4493/04, § 79* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2007.)).

262. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле домашний арест был применен судом, и общая длительность меры пресечения не превысила одного месяца и двух недель (cм. § 70 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах Европейский Суд признает, что надзор, требуемый пунктом 4 статьи 5 Конвенции, воплощался в судебном решении от 13 мая 2011 г. Кроме того, в этот период заявитель решил обратиться к прокурору 17 мая 2011 г., то есть в течение довольно непродолжительного трехдневного периода, с ходатайством об обращении в суд страны по поводу отмены домашнего ареста (cм. § 64 настоящего Постановления). Данный период не может считаться разумным, особенно поскольку заявитель мог затронуть тот же вопрос формальной законности относительно домашнего ареста (довод, выдвинутый им в обращении к прокурору) в суде кассационной инстанции, уполномоченном разрешать этот вопрос, но не сделал этого (cм. §§ 241-242 настоящего Постановления). Вместо этого он решил использовать процедуру, которая не была ему доступна непосредственно, но делала его явно зависимым от усмотрения прокурора, и, кроме того, он не обжаловал решение суда первой инстанции от 7 июля 2011 г. по поводу законности отказа в рассмотрении его ходатайства (cм. § 69 настоящего Постановления). Принимая во внимание указанные конкретные обстоятельства, особенно сравнительно небольшую длительность оспариваемой меры пресечения и отсутствие окончательного решения по поводу домашнего ареста в любом разбирательстве, Европейский Суд находит, что он не располагает достаточным материалом, который позволил бы ему сделать вывод об отсутствии процедуры, допускавшей проверку законности домашнего ареста заявителя в настоящем деле.

263. Таким образом, Европейский Суд считает, что жалоба в этой части является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

2. Существо жалобы

(a) Что касается пределов проверки жалоб

264. В дополнение к общим принципам, кратко изложенным в § 261 настоящего Постановления, Европейский Суд напоминает, что пункт 4 статьи 5 Конвенции не гарантирует права на проверку законности содержания под стражей в таком объеме, чтобы уполномочить суд во всех аспектах дела, включая вопросы лишь целесообразности, подменять своей дискрецией свободу усмотрения органа, принимающего решение. Проверка должна быть, тем не менее, достаточно широкой, чтобы соответствовать условиям, которые являются существенными для "законности" (правомерности) содержания под стражей лица согласно пункту 4 статьи 5 Конвенции. Осуществляющий проверку "суд" должен иметь полномочия "рассматривать" "правомерность" содержания под стражей и выносить постановление об освобождении, если содержание является незаконным (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "A. и другие против Соединенного Королевства", § 202). Хотя не всегда необходимо, чтобы предусмотренная пунктом 4 статьи 5 Конвенции процедура сопровождалась такими же гарантиями, которые действуют в соответствии со статьей 6 Конвенции, она должна быть судебной и предоставлять гарантии, соответствующие рассматриваемому виду лишения свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "A. и другие против Соединенного Королевства", § 203). Пункт 4 статьи 5 Конвенции не требует от государств-участников создания второго уровня юрисдикции для проверки законности содержания под стражей. Тем не менее государство, учредившее подобную систему, должно в принципе обеспечивать заключенным при обжаловании те же гарантии, что и в суде первой инстанции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Свипста против Латвии" (Svipsta v. Latvia), жалоба N 66820/01, § 129, ECHR 2006-III, с дополнительными отсылками). Пункт 4 статьи 5 Конвенции не устанавливает обязанности рассматривать каждый довод, содержащийся в объяснениях заключенного. Судья, рассматривающий жалобы на содержание под стражей, должен принять во внимание конкретные факты, указанные заключенным и способные поставить под сомнение наличие условий, имеющих существенное значение для "законности", в смысле Конвенции, лишения свободы (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Николова против Болгарии" (Nikolova v. Bulgaria), жалоба N 31195/96, § 61, ECHR 1999-I).

265. Что касается разбирательств 2 ноября 2010 г. и 14 января 2011 г., Европейский Суд учитывает, что заявитель обжаловал предполагаемое уклонение судов от рассмотрения его довода о том, что разбирательство о выдаче в момент событий не проводилось. Европейский Суд прежде всего отмечает, что, как можно видеть из протокола заседания суда первой инстанции, сторона защиты не выдвигала этот довод 2 ноября 2010 г., а настаивала на необходимости изменения меры пресечения в отношении заявителя в свете предполагаемых перспектив его дела в Европейском Суде (cм. § 57 настоящего Постановления) и выдвинула данный довод лишь при обжаловании (cм. § 59 настоящего Постановления). В любом случае 2 ноября 2010 г. суд первой инстанции рассмотрел доводы, выдвинутые заявителем, и отклонил их мотивированным решением. В частности, областной суд отметил, что разбирательство о выдаче было приостановлено в силу применения правила 39 Регламента Суда (cм. § 58 настоящего Постановления). Суд кассационной инстанции согласился с этой мотивировкой, найдя, что суд первой инстанции провел тщательное рассмотрение дела на основе имеющихся материалов (cм. § 60 настоящего Постановления). Европейский Суд считает, что пределы проверки законности содержания заявителя под стражей, проведенной судами страны в эти даты, соответствовали требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции.

266. Таким образом, по делу требования пункта 4 статьи 5 Конвенции нарушены не были, что касается пределов проверки в данных разбирательствах.

267. Напротив, что касается разбирательства 22 сентября 2010 г. по жалобе на постановление о продлении срока содержания под стражей от 8 июля 2010 г., Европейский Суд отмечает, что суд страны не рассматривал вопрос о содержании под стражей вообще. Верховный Суд Российской Федерации, подробно рассмотрев вопрос о выдаче, не только уклонился от рассмотрения доводов, выдвинутых заявителем в его письменных объяснениях по поводу длительного содержания под стражей, но вообще не рассмотрел вопроса о содержании под стражей (cм. § 53 настоящего Постановления). Целесообразность продолжения содержания под стражей не получила оценки. Не приняв во внимание доводы заявителя против продолжения содержания под стражей, суд кассационной инстанции не обеспечил судебную проверку, имеющую пределы и характер, требуемые пунктом 4 статьи 5 Конвенции (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Николова против Болгарии", см. также Постановление Европейского Суда по делу "Рафиг Алиев против Азербайджана" (Rafig Aliyev v. Azerbaijan) от 6 декабря 2011 г., жалоба N 45875/06, § 109).

268. Соответственно, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части уклонения суда кассационной инстанции от рассмотрения вопроса о содержании заявителя под стражей в разбирательстве 22 сентября 2010 г.

(b) Что касается доступности процедуры проверки после 2 ноября 2010 г.

269. Европейский Суд напоминает, что формы судебной проверки, удовлетворяющей требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции, могут различаться в разных странах и зависят от вида лишения свободы. Не исключено, что система автоматической периодической проверки судом может гарантировать соответствие требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Медьери против Германии" (Megyeri v. Germany) от 12 мая 1992 г., § 22, Series A, N 237-A). Длительные интервалы в контексте автоматической периодической судебной проверки могут вызвать вопрос о нарушении пункта 4 статьи 5 Конвенции (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Херцегфалви против Австрии" (Herczegfalvy v. Austria) от 24 сентября 1992 г., § 77, Series A, N 244). В силу пункта 4 статьи 5 Конвенции заключенный вправе обратиться в "суд", уполномоченный "безотлагательно" разрешить вопрос о том, стало ли его лишение свободы "незаконным" в свете новых факторов, которые возникли после вынесения решения о первоначальном заключении под стражу (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 146). Требования пункта 4 статьи 5 Конвенции относительно того, что может рассматриваться как "разумный" интервал в контексте периодической судебной проверки, неодинаковы в различных сферах и зависят от вида лишения свободы (см. краткий обзор прецедентной практики в контексте содержания под стражей для целей, указанных в подпунктах "a", "c", "e" и "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", §§ 212-214).

270. Европейский Суд учитывает довод властей Российской Федерации о том, что в перерыве между слушаниями по поводу продления срока содержания под стражей заявитель мог подать ходатайство об освобождении в соответствии со статьями 108 и 109 УПК РФ. Однако он уже установил, что данные положения не наделяли лицо, содержащееся под стражей, правом возбуждения разбирательства в целях проверки законности его содержания под стражей в отсутствие ходатайства прокурора о продлении срока содержания под стражей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", § 210, с дополнительными отсылками). В отсутствие доводов, способных вынудить сделать иное заключение, Европейский Суд считает, что между слушаниями о применении к нему меры пресечения заявитель не мог добиться судебной проверки законности его содержания под стражей.

271. Европейский Суд также отмечает, что 2 ноября 2010 г. срок содержания заявителя под стражей был продлен на шесть месяцев с 14 ноября 2010 г. (даты истечения срока действия более раннего постановления о продлении срока содержания, cм. § 51 настоящего Постановления). Остается удостовериться, мог ли шестимесячный интервал между проверками законности содержания под стражей заявителя (проведенными 2 ноября 2010 г. и 13 мая 2011 г.) считаться совместимым с требованиями пункта 4 статьи 5 Конвенции.

272. Европейский Суд напоминает, что в его задачу не входит попытка указания максимального периода между проверками, который должен автоматически применяться к определенной категории заключенных. Вопрос о том, совместим ли период с этим требованием, должен решаться в свете обстоятельств каждого дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии" (Sanchez-Reisse v. Switzerland) от 21 октября 1986 г., § 55, Series A, N 107, и Постановление Европейского Суда по делу "Олдем против Соединенного Королевства" (Oldham v. United Kingdom), жалоба N 36273/97, § 31, ECHR 2000-X). Европейский Суд, в частности, должен рассмотреть вопрос о том, оценивались ли без необязательной задержки новые относимые факторы, возникавшие в интервале между периодическими проверками, судом, имевшим юрисдикцию для оценки того, являлось ли содержание под стражей "незаконным" с учетом этих новых факторов (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", § 215). Например, в двух российских делах Европейский Суд установил, что интервалы от двух до четырех месяцев между периодическими проверками законности содержания под стражей совместимы с требованиями пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Солиев против Российской Федерации" (Soliyev v. Russia) от 5 июня 2012 г., жалоба N 62400/10, §§ 57-62, Постановление Европейского Суда по делу "Ходжамбердиев против Российской Федерации" (Khodzhamberdiyev v. Russia) от 5 июня 2012 г., жалоба N 64809/10, §§ 108-114* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2013.)). В деле Абдулхакова Европейский Суд пришел к выводу, что в деле заявителя эффективность системы автоматической периодической судебной проверки была умалена тем фактом, что новый относимый фактор, возникший в интервале между проверками и способный повлиять на законность его содержания под стражей, то есть тот факт, что решение о выдаче заявителя вступило в силу, получил судебную оценку только через три месяца (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", §§ 216-217).

273. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что к 2 ноября 2010 г., дате оспариваемого продления, решение о выдаче уже вступило в силу (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", § 216). На всем протяжении периода содержания под стражей, санкционированного 2 ноября 2010 г., разбирательство о выдаче было временно приостановлено вследствие применения предварительной меры (см. также в относимой части выводы Европейского Суда в § 252 настоящего Постановления). Не было установлено, что в интервале между последним решением о содержании под стражей и изменением меры пресечения 13 мая 2011 г. действительно возникли новые относимые факторы, требующие проверки законности содержания заявителя под стражей. С учетом вышеперечисленных обстоятельств настоящего дела и в отсутствие дополнительной информации или комментариев сторон Европейский Суд не считает, что длительность интервала между последним продлением срока 2 ноября 2010 г. и разбирательством 13 мая 2011 г., когда мера пресечения относительно заявителя была изменена, являлась неразумной.

274. Соответственно, по делу требования пункта 4 статьи 5 Конвенции нарушены не были.

VI. Предполагаемое нарушение статьи 34 Конвенции

275. Заявитель жаловался на то, что вследствие его высылки в Узбекистан в нарушение предварительной меры, указанной Европейским Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, государство-ответчик допустило несоблюдение своих обязательств, установленных статьей 34 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

Правило 39 Регламента Суда предусматривает:

"1. По просьбе стороны в деле или любого другого заинтересованного лица, или по своей инициативе Палата или, в соответствующих случаях, ее председатель может указать сторонам на предварительные меры, которые, по мнению Палаты, следует принять в интересах сторон или надлежащего проведения разбирательства.

2. Если это признано целесообразным, немедленное уведомление о мере, принятой в конкретном деле, может быть направлено Комитету министров.

3. Палата может запросить у сторон информацию по любому вопросу, связанному с выполнением любой указанной предварительной меры".

A. Доводы сторон

276. Со ссылкой на Постановление Европейского Суда по делу "Крус Варас и другие против Швеции" (Cruz Varas and Others v. Sweden) от 20 марта 1991 г. (§§ 95-96 и 104, Series A, N 201) власти Российской Федерации утверждали, что несоблюдение требования предварительной меры само по себе не составляет нарушения статьи 34 Конвенции. По их мнению, тот факт, что заявитель уже подал жалобу и его представители продолжают ее поддерживать, свидетельствует о том, что отсутствие заявителя в Российской Федерации не препятствует разбирательству дела в Европейском Суде. Кроме того, в соответствии с указаниями Европейского Суда на основании правила 39 Регламента Суда заявитель не был выдан.

277. Представители заявителя оспорили доводы властей Российской Федерации, указав на то, что факты данной жалобы в ключевых аспектах отличаются от дела Крус Вараса и других, в которых заявители оставались на свободе и могли поддерживать связи со своими представителями в Европейском Суде. В настоящем деле заявитель был перемещен против его воли в Узбекистан, где имелась серьезная угроза задержания и пытки при содержании под стражей, его местонахождение остается неизвестным и он лишен возможности связаться со своими представителями или иным образом участвовать в разбирательстве дела в Европейском Суде. В этом отношении факты настоящего дела близки фактам Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey), (жалобы NN 46827/99 и 46951/99, §§ 128-129, ECHR 2005-I), в котором нарушение требований статьи 34 Конвенции было установлено при сходных обстоятельствах. Дополнительно сославшись на недавние дела Абдулхакова (упоминавшееся выше, §§ 222-231) и Зохидова (упоминавшееся выше, §§ 201-211), они настаивали на том, что государство-ответчик допустило несоблюдение предварительной меры в нарушение статьи 34 Конвенции.

B. Мнение Европейского Суда

1. Общие принципы

278. Европейский Суд напоминает, что в силу статьи 34 Конвенции государства-участники обязываются воздерживаться от любого действия или бездействия, которое может воспрепятствовать эффективному осуществлению права на индивидуальную жалобу в Европейский Суд, которое последовательно признается краеугольным камнем конвенционной системы. Согласно последовательной прецедентной практике Европейского Суда уклонение государства-ответчика от соблюдения предварительной меры может составить нарушение этого права (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", §§ 102 и 125, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулхаков против Российской Федерации", § 222).

279. Европейский Суд не перестает подчеркивать особое значение, придаваемое предварительным мерам в конвенционной системе. Их цель не только в обеспечении эффективного рассмотрения жалобы, но и в обеспечении эффективной защиты, предоставляемой заявителю Конвенцией. Такие меры впоследствии позволят Комитету министров контролировать исполнение окончательного постановления Европейского Суда. Предварительные меры позволяют государству соблюдать свое обязательство исполнять окончательное постановление Европейского Суда, которое имеет обязательную силу в соответствии со статьей 46 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 125, Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации" (Shamayev and Others v. Georgia and Russia), жалоба N 6378/02, § 473, ECHR 2005-III, Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции" (Aoulmi v. France), жалоба N 50278/99, § 108, ECHR 2006-I (извлечения), и Постановление Европейского Суда по делу "Бен Хемаис против Италии" (Ben Khemais v. Italy) от 24 февраля 2009 г., жалоба N 246/07, § 82).

280. Решающее значение предварительных мер дополнительно подкрепляется тем фактом, что Европейский Суд указывает на них, как правило, действительно в исключительных случаях на основании тщательного рассмотрения всех относимых обстоятельств. В большинстве подобных случаев заявители сталкиваются с реальной угрозой жизни и здоровью и последующей реальной угрозой причинения тяжкого невосполнимого вреда в нарушение ключевых положений Конвенции. Важная роль предварительных мер в конвенционной системе не только подкрепляет правовое влияние на заинтересованные государства, как установлено последовательной прецедентной практикой, но также требует, чтобы максимальное значение придавалось вопросу о соблюдения государствами-участниками указаний Европейского Суда в этом отношении (см., в частности, твердую позицию по данному вопросу, выраженную Комитетом министров в его предварительной резолюции CM/ResDH(83)83 в упомянутом выше деле Бен Хемаиса). Любая неопределенность в этой сфере неприемлемо ослабляет защиту ключевых прав, предусмотренных Конвенцией, и была бы несовместимой с ее ценностями и духом, она была бы также несовместимой с фундаментальным значением права на индивидуальную жалобу и в целом умаляла бы авторитет и эффективность Конвенции как конституционного инструмента европейского публичного порядка (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", §§ 125 и 23, и с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) от 23 марта 1995 г. (предварительные возражения), § 310, Series A, N 310).

281. Статья 34 Конвенции будет нарушена, если власти государства-участника не примут все меры, которые могут быть разумно приняты для соблюдения предварительной меры, указанной Европейским Судом (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Палади против Молдавии" (Paladi v. Moldova) от 10 марта 2009 г., жалоба N 39806/05, § 88). При рассмотрении жалобы с точки зрения статьи 34 Конвенции на предполагаемое уклонение государства-участника от соблюдения предварительной меры Европейский Суд не пересматривает вопрос о том, было ли решение об указании на предварительные меры правильным. Государство-ответчик обязано продемонстрировать Европейскому Суду, что предварительная мера была соблюдена или, в исключительных случаях, что имелось объективное препятствие, которое помешало соблюдению, и что власти приняли все разумные меры для устранения препятствия и уведомления Европейского Суда о сложившейся ситуации (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Палади против Молдавии", § 92).

2. Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

282. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд принимает во внимание, что 22 сентября 2010 г. он указал властям Российской Федерации в соответствии с правилом 39 Регламента Суда в интересах сторон и надлежащего осуществления разбирательства в Европейском Суде на то, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления (см. § 4 настоящего Постановления). 2 ноября 2012 г. заявитель был перемещен в Узбекистан.

283. Власти Российской Федерации указали, что перемещение заявителя в Узбекистан имело место не в рамках процедуры выдачи, которая была немедленно приостановлена после принятия решения Европейского Суда от 22 сентября 2010 г. Европейский Суд не убежден доводом властей Российской Федерации. Хотя меры, принятые для приостановления выдачи, могут свидетельствовать о первоначальном намерении властей Российской Федерации соблюдать предварительные меры, они, по мнению Европейского Суда, не могут освободить государство от его ответственности за дальнейшие события в деле заявителя. Власти Российской Федерации также не могут правомерно утверждать, что, по-видимому, следует из их довода, что принудительному возвращению заявителя в Узбекистан не препятствовали предварительные меры, указанные Европейским Судом в настоящем деле.

284. Кроме того, как установлено в §§ 180 и 182 настоящего Постановления, перемещение заявителя в Узбекистан не было бы возможным в отсутствие санкции или хотя бы попустительства властей Российской Федерации. Европейский Суд уже установил, что власти Российской Федерации несут ответственность за уклонение от защиты заявителя от реальной и непосредственной угрозы пытки и жестокого обращения в Узбекистане, которую сделала возможной его принудительная репатриация (см. §§ 218-222 настоящего Постановления). Это вынуждает Европейский Суд заключить, что ответственность за нарушение предварительной меры также возлагается на власти Российской Федерации. Европейский Суд считает невозможным позволить государству-ответчику обходить предварительную меру, такую как указанная в настоящем деле, с использованием другой национальной процедуры для перемещения заявителя в страну назначения или, что еще более тревожно, допустить его произвольное перемещение в эту страну незаконным образом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", § 217).

285. Тот факт, что представители заявителя и, по-видимому, его родственники не имели контактов с заявителем после его перемещения в Узбекистан и на всем протяжении периода его содержания под стражей в Андижане, вызывает озабоченность Европейского Суда и только подкрепляет вышеупомянутое заключение. При таких обстоятельствах Европейский Суд удивлен доводом властей Российской Федерации о том, что отсутствие заявителя в Российской Федерации не оказывает отрицательное влияние на разбирательство дела Европейским Судом. Тот факт, что Европейский Суд мог рассмотреть дело, не препятствует возникновению вопроса в соответствии со статьей 34 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", § 517). Кроме того, не оспаривается, что в момент обмена дополнительными объяснениями сторон после рекоммуницирования дела заявитель не мог изложить свою версию происшествия 2 ноября 2012 г. В результате сбор сведений в отношении исчезновения заявителя был осложнен. Также не оспаривается, что он не мог давать указания представителям в разбирательстве дела Европейским Судом после 2 ноября 2012 г. Таким образом, заявителю препятствовали в эффективном осуществлении его права на индивидуальную жалобу, гарантированного статьей 34 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Лабси против Словакии" (Labsi v. Slovakia) от 15 мая 2012 г., жалоба N 33809/08, §§ 149-150).

286. Наконец Европейский Суд отмечает, что неоднократные случаи принудительной репатриации заявителей на родину доводились до сведения властей Российской Федерации Комитетом министров, чье решение от 8 марта 2012 г., вынесенное на 1136-м заседании постоянных представителей, отметило, что ситуация составляет "предмет глубокой обеспокоенности" властей Российской Федерации.

287. С учетом вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу, что перемещение заявителя в Узбекистан воспрепятствовало ему в обеспечении эффективной конвенционной защиты заявителя и, следовательно, помешало эффективному осуществлению его права на подачу жалобы. Соответственно, Европейский Суд считает, что Российская Федерация допустила несоблюдение предварительной меры, указанной в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, в нарушение своего обязательства, предусмотренного статьей 34 Конвенции.

VII. Применение статьи 41 Конвенции

288. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

289. Представители заявителя требовали 50 000 евро от имени заявителя в качестве компенсации морального вреда. Они, в частности, указывали, что в отличие от дела Абдулхакова (упоминавшегося выше, § 236), ситуация заявителя усугублялась фактом его содержания в одиночном заключении с 2 ноября 2012 г. Ни заявитель, ни впоследствии его представители не выдвинули требования о компенсации материального ущерба.

290. Власти Российской Федерации утверждали, что требуемая сумма не соответствовала прецедентной практике Европейского Суда по схожим делам и являлась чрезмерной.

291. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле он установил сочетание нарушений статьи 3 и пункта 4 статьи 5 Конвенции и решил, что государство-ответчик допустило несоблюдение своих обязательств в соответствии со статьей 34 Конвенции. Соответственно, он считает, что заявителю был причинен моральный вред, который не может быть достаточно компенсирован установлением факта нарушения Конвенции. Таким образом, осуществляя оценку на справедливой основе, он присуждает заявителю 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, начисляемый заявителю на указанную сумму, и отклоняет оставшуюся часть требований по данному основанию.

292. Ввиду продолжающегося содержания заявителя под стражей в Узбекистане Европейский Суд обеспокоен тем, каким образом государство-ответчик исполнит свою обязанность выплаты справедливой компенсации. Европейский Суд уже сталкивался с подобными ситуациями с участием заявителей, которые оказались вне досягаемости после их выдворения из государства-ответчика. В некоторых их таких дел Европейский Суд указывал, что государство-ответчик должно обеспечить выплату справедливой компенсации путем содействия контактам заявителей, их представителей и Комитета министров (см. Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации" (Muminov v. Russia) от 4 ноября 2010 г. (справедливая компенсация), жалоба N 42502/06, § 19* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2011.) и пункт "c" резолютивной части, и Постановление Европейского Суда по делу "Камалиевы против Российской Федерации" (Kamaliyevy v. Russia) от 28 июня 2011 г. (справедливая компенсация), жалоба N 52812/07, § 14 и пункт "c" резолютивной части). В других делах Европейский Суд давал указания об удержании компенсаций представителями заявителей в порядке доверительной собственности в интересах заявителей (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хирси Джамаа и другие против Италии", § 215 и пункт 12 резолютивной части, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лабси против Словакии", § 155 и пункт 6 резолютивной части).

293. Обращаясь к настоящему делу и с учетом особенно уязвимого положения заявителя в Узбекистане, Европейский Суд находит целесообразным передать присужденную ему в порядке справедливой компенсации сумму его представителям в доверительную собственность (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Савриддин Джураев против Российской Федерации", § 251 и пункт 6"a" и 6"i" резолютивной части).

B. Судебные расходы и издержки

294. Представители заявителя требовали 14 950 евро в качестве компенсации расходов и издержек, понесенных в национальном разбирательстве и Европейском Суде, что включало 31,5 часа работы Е.З. Рябининой (в том числе 15,5 часа после исчезновения заявителя), 101 час работы Н.В. Ермолаевой (в том числе 55 часов после исчезновения) и 17 часов работы Ю.А. Сидорова (после событий 2 ноября 2012 г.) по часовой ставке 100 евро.

295. Власти Российской Федерации утверждали, что отсутствуют документы, подтверждающие, что эти расходы были в действительности понесены.

296. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле с учетом предоставленных документов и вышеизложенных критериев, а также того факта, что в части жалобы нарушения не были установлены, Европейский Суд находит разумным присудить 10 000 евро в качестве компенсации всех издержек, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой, которые должны быть зачислены на банковский счет представителей заявителя, и отклонить остальные требования по данному основанию.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

297. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал приемлемой жалобу на нарушение статей 3 и 13 Конвенции в части угрозы жестокого обращения с заявителем в Узбекистане и отсутствия эффективных средств правовой защиты, подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части длительности его содержания под стражей в целях выдачи и пункта 4 статьи 5 Конвенции в части предполагаемых недостатков судебной проверки содержания под стражей при рассмотрении жалобы 3 сентября 2010 г., в разбирательстве о продлении срока содержания под стражей 2 ноября 2010 г. и при рассмотрении жалобы 14 января 2011 г. и недоступности проверки его содержания под стражей после 2 ноября 2010 г., а в остальной части - неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение требований статьи 3 Конвенции в части уклонения властей от защиты заявителя от реальной и непосредственной угрозы пытки и жестокого обращения путем воспрепятствования его принудительному перемещению из Российской Федерации в Узбекистан и отсутствия эффективного расследования происшествия;

3) постановил, что отсутствует необходимость обособленного рассмотрения жалобы на отсутствие эффективных средств правовой защиты на основании статьи 13 Конвенции;

4) постановил, что требования подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части длительности содержания заявителя под стражей в целях выдачи нарушены не были;

5) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части предположительно недостаточных пределов проверки 2 ноября 2010 г. и 14 января 2011 г.;

6) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части уклонения суда страны от рассмотрения вопроса содержания под стражей в кассационном разбирательстве 22 сентября 2010 г.;

7) постановил, что по делу требования пункта 4 статьи 5 Конвенции в части невозможности добиться проверки содержания под стражей заявителя с 2 ноября 2010 г. по 13 мая 2011 г. нарушены не были;

8) постановил, что государством-ответчиком не соблюдены обязательства, вытекающие из статьи 34 Конвенции;

9) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы:

(i) 30 000 евро (тридцать тысяч евро), а также любой налог, который может быть начислен на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда, с удержанием этой суммы представителями заявителя в Европейском Суде в качестве доверительной собственности заявителя;

(ii) 10 000 евро (десять тысяч евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, подлежащие переводу в валюту государства-ответчика по курсу, который будет установлен на день выплаты, которые подлежат переводу на банковский счет представителей;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

10) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 7 ноября 2013 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Изабель Берро-Лефевр Председатель Палаты Суда