Бюллетень Европейского Суда по правам человека. Российское издание N 1/2016

Бюллетень Европейского Суда по правам человека.
Российское издание
N 1/2016

Уважаемые читатели!

Приветствуем вас в Новом, 2016 году! В прошлом году мы с вами думали, что он выдался "самым непростым", но жизнь вносит свои коррективы в наши оценки.

Общая обстановка в стране не могла не повлиять и на наши издания, но мы остаемся оптимистами и считаем, что европейские правовые стандарты - это принципиальный выбор нашей страны в долгосрочной перспективе. Поэтому мы будем и далее прилагать усилия, предоставляя вам возможность знакомиться на страницах наших изданий с практикой Европейского Суда и другими важнейшими и наиболее интересными документами страсбургского права.

Мы продолжим работу над новым проектом - электронным периодическим изданием "Прецеденты Европейского Суда по правам человека". В 2016 году каждый его выпуск будет тематическим (например, первый номер посвящен практике Европейского Суда по делам, связанным с защитой прав детей), в нем будут содержаться не только тексты наиболее важных прецедентов из практики Суда (впервые переведенные на русский язык), но и обзоры прецедентов по соответствующей тематике, статьи, которые известные российские и иностранные юристы готовят специально для нашего журнала.

Что же касается "Бюллетеня Европейского Суда по правам человека", то он в еще большей степени станет аналитическим изданием. Безусловно, отдельные, наиболее важные и интересные переводы постановлений Суда будут по-прежнему публиковаться в нем (особо отметим, что за 2015 год три наших журнала, взаимно дополняя друг друга, опубликовали переводы 200 постановлений и решений Европейского Суда, 10 полных текстов "Information Note on case-law of the European Court of Human Rights", подготовленных Секретариатом Суда, 18 текстов рекомендаций и других официальных документов Комитета министров Совета Европы, а также статьи, выступления и доклады судей Европейского Суда и экспертов в области права Совета Европы!).

В 2016 году исполнится 20 лет вступления России в Совет Европы. На "круглом столе" с участием ведущих российских юристов, работающих с Европейским Судом, который планируется провести в конце февраля - начале марта, мы обсудим это событие, и, разумеется, с мнениями его участников редакция познакомит своих читателей.

Мы также рады сообщить вам, что началась реализация нового крупного издательского проекта: по соглашению с британским издательством "Оксфорд Юниверсити Пресс" и при поддержке Совета Европы запущена работа по изданию в Российской Федерации книги "Право Европейской конвенции по правам человека". Авторы оригинального издания Оксфордского университета - это ведущие ученые и практикующие в Европейском Суде юристы: Дэвид Харрис, Майкл О'Бойл, Эдвард Бейтс и Карла Бакли.

В книге содержатся тщательный анализ функционирования системы страсбургского контрольного механизма, главы, посвященные праву и практике вынесения решений о приемлемости жалоб для их рассмотрения по существу, организации, практике и процедуре Европейского Суда и режиму исполнения его постановлений. Это одно из самых фундаментальных исследований Конвенции и системы страсбургского контрольного механизма заслуженно считающееся лучшим комментарием к Европейской конвенции.

Как и раньше, наши оперативные публикации, актуальные комментарии, аналитические материалы и авторские статьи, касающиеся практики Европейского Суда, вы можете найти на сайтах www.echr.today и Facebook, а также подписывайтесь и читайте электронный журнал "Прецеденты Европейского Суда по правам человека". А мы уже скоро вернемся к вам с февральским номером!

Главный редактор

Юрий Берестнев

По жалобам о нарушениях статьи 3 Конвенции

Вопрос о запрещении унижающего достоинство обращения

По делу обжалуется предположительное нанесение сотрудниками полиции ударов по лицу во время допроса в полиции. По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции.

Буид против Бельгии
[Bouyid v. Belgium] (жалоба N 23380/09)

Постановление от 28 сентября 2015 г. [вынесено Большой Палатой Европейского Суда]

Вопрос о запрещении унижающего достоинство обращения

По делу обжалуются условия содержания заключенных под стражей: переполненность камер, неадекватные жилищные и санитарно-гигиенические удобства, недостаточное и некачественное питание. По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции.

Шишанов против Республики Молдова
[Shishanov v. Republic of Moldova] (жалоба N 11353/06)

Постановление от 15 сентября 2015 г. [вынесено III Секцией]

(См. ниже изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому рассмотрена в контексте статьи 46 Конвенции.)

Вопрос об эффективном расследовании

По делу обжалуется непроведение расследования по обвинениям в домашнем насилии в отношении несовершеннолетнего. По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции.

M. и M. против Хорватии
[M. and M. v. Croatia] (жалоба N 10161/13)

Постановление от 3 сентября 2015 г. [вынесено I Секцией]

(См. ниже изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому рассмотрена в контексте статьи 8 Конвенции.)

Вопрос о правомерности высылки

По делу обжалуется планируемая депортация молодой сомалийской женщины в г. Могадишо (Сомали). Депортация заявительницы не будет являться нарушением требований статьи 3 Конвенции.

R.H. против Швеции
[R.H. v. Sweden] (жалоба N 4601/14)

Постановление от 10 сентября 2015 г. [вынесено V Секцией]

По жалобам о нарушениях статьи 6 Конвенции

По жалобе о нарушении пункта 1 статьи 6 Конвенции (уголовно-процессуальный аспект)

Вопрос о соблюдении права на справедливое судебное разбирательство дела

По делу обжалуется предположительное отсутствие адекватных процессуальных гарантий для обвиняемой, позволяющих ей понять мотивы присяжных заседателей, которыми они руководствовались при вынесении обвинительного вердикта. Дело передано на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда.

Лермитт против Бельгии
[Lhermitte v. Belgium] (жалоба N 34238/09)

Постановление от 26 мая 2015 г. [вынесено II Секцией]

В 2008 году заявительнице было предъявлено обвинение в убийстве своих пятерых детей. Ее дело рассматривалось судом присяжных. Заявительница не оспаривала фактическую сторону дела, но утверждала, что была не в состоянии контролировать свои действия. Отвечая на пять поставленных перед ними вопросов, присяжные заседатели признали заявительницу виновной, и суд присяжных в составе трех судей и коллегии присяжных приговорил ее к пожизненному лишению свободы. Кассационный суд оставил жалобу заявительницы без удовлетворения.

Заявительница жаловалась в Европейский Суд на необоснованность вывода присяжных заседателей о ее виновности и решения о назначении ей наказания.

В Постановлении от 26 мая 2015 г. (см. "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on case-law of the European Court of Human Rights] N 185) Палата Европейского Суда пришла к выводу, что по делу властями государства-ответчика не было допущено нарушений пункта 1 статьи 6 Конвенции. В частности, она отметила, что совместные прочтения вопросов, поставленных перед присяжными, решения суда присяжных о назначении наказания и последующего решения Кассационного суда позволяли заявительнице понять, по каким причинам ее признали виновной.

14 сентября 2015 г. по ходатайству заявительницы дело было передано в Большую Палату Европейского Суда.

По жалобе о нарушении пункта 1 статьи 6 Конвенции (административно-правовой аспект)

Вопрос о соблюдении права на доступ к суду

По делу обжалуется предположительно недостаточное рассмотрение внутригосударственными судами вопроса о назначении председателя суда. По делу требования пункта 1 статьи 6 Конвенции нарушены не были.

Цанова-Гечева против Болгарии
[Tsanova-Gecheva v. Bulgaria] (жалоба N 43800/12)

Постановление от 15 сентября 2015 г. [вынесено IV Секцией]

По жалобе о нарушении пункта 1 статьи 6 Конвенции (конституционно-правовой аспект)

Вопрос о соблюдении права на доступ к суду

По делу обжалуется отказ Кассационного суда Франции передать вопросы Конституционному совету Франции для вынесения предварительного постановления. Жалоба объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу.

Ренар и другие против Франции
[Renard and Others v. France] (жалоба N 3569/12)

Решение от 25 августа 2015 г. [вынесено V Секцией]

По жалобе о нарушении статьи 7 Конвенции

По жалобе о нарушении пункта 1 статьи 7 Конвенции

Вопрос о придании обратной силы закону

По делу обжалуются принудительная госпитализация и дополнительные меры, установленные после объявления освобождения от уголовной ответственности, не приравниваемой к "наказанию". По делу статья 7 Конвенции неприменима.

Берлан против Франции
[Berland v. France] (жалоба N 42875/10)

Постановление от 3 сентября 2015 г. [вынесено V Секцией]

По жалобам о нарушениях статьи 8 Конвенции

Вопрос о соблюдении права на уважение личной и семейной жизни

По делу обжалуется незаслушивание мнения ребенка в ходе затянувшегося разбирательства дела об установлении над ним опеки. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции.

M. и M. против Хорватии
[M. and M. v. Croatia] (жалоба N 10161/13)

Постановление от 3 сентября 2015 г. [вынесено I Секцией]

Вопрос о соблюдении права на уважение личной жизни

По делу обжалуется запрет на донорство эмбрионов для проведения научных исследований, связанных с экстракорпоральным оплодотворением. По делу требования статьи 8 Конвенции нарушены не были.

Парилло против Италии
[Parrillo v. Italy] (жалоба N 46470/11)

Постановление от 27 августа 2015 г. [вынесено Большой Палатой Европейского Суда]

Вопрос о соблюдении права на уважение личной жизни

По делу обжалуется публикация информации о предыдущей работе человека водителем автотранспорта бывших спецслужб. По делу допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции.

Сыро против Эстонии
[Soro v. Estonia] (жалоба N 22588/08)

Постановление от 3 сентября 2015 г. [вынесено I Секцией]

Вопрос о соблюдении права на уважение корреспонденции

По делу обжалуется масштабная выемка компьютерных файлов из офиса адвокатов. По делу требования статьи 8 Конвенции нарушены не были.

Адвокатское объединение "Сервуло энд ассосиадос - сосьедад де адвокадос, РЛ" и другие против Португалии
[Servulo & Associados - Sociedade de Advogados, RL, and Others v. Portugal] (жалоба N 27013/10)

Постановление от 3 сентября 2015 г. [вынесено I Секцией]

Вопрос о правомерности высылки

По делу обжалуется предлагаемое выдворение из страны душевнобольного человека, который жил и работал в принимающей стране в течение более чем 20 лет. Дело передано на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда.

Хан против Германии
[Khan v. Germany] (жалоба N 38030/12)

Постановление от 23 апреля 2015 г. [вынесено V Секцией]

В 2005 году заявительница, которая прибыла в Германию из Пакистана 14 лет назад, совершила убийство в состоянии острого психоза. Ей был поставлен диагноз "шизофрения", и ее поместили в психиатрическую больницу. В 2009 году было вынесено постановление о ее высылке из страны, так как было установлено, что она представляет угрозу общественной безопасности. При производстве по делу в Европейском Суде заявительница жаловалась на то, что ее высылка будет являться вмешательством государства в осуществление ее права на уважение семейной жизни с ее сыном и что не были в достаточной степени учтены ее личные обстоятельства.

В Постановлении от 23 апреля 2015 г. Палата Европейского Суда установила шестью голосами "за" и одним - "против", что депортация заявительницы не будет являться нарушением статьи 8 Конвенции (см. "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on case-law of the European Court of Human Rights] N 184). В частности, Европейский Суд пришел к выводу, что власти Германии не вышли за рамки своей свободы усмотрения при сопоставлении воздействия на частную жизнь заявительницы и угрозы, которую она представляет для общественной безопасности.

14 сентября 2015 г. по ходатайству заявительницы дело было передано на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда.

По жалобам о нарушениях статьи 10 Конвенции

Вопрос о соблюдении права на свободу выражения мнения

По делу обжалуется длительность уголовного дела в отношении журналиста, которому грозит наказание в виде лишения свободы за публикацию статьи, предположительно порочащей вооруженные силы. По делу допущено нарушение требований статьи 10 Конвенции.

Дилипак против Турции
[Dilipak v. Turkey] (жалоба N 29680/05)

Постановление от 15 сентября 2015 г. [вынесено II Секцией]

Вопрос о соблюдении права на свободу выражения мнения

По делу обжалуется увольнение муниципального работника за то, что тот обвинил заместителя мэра в "извращении правосудия". По делу требования статьи 10 Конвенции нарушены не были.

Лангнер против Германии
[Langner v. Germany] (жалоба N 14464/11)

Постановление от 17 сентября 2015 г. [вынесено V Секцией]

По жалобе о нарушении статьи 13 Конвенции

Вопрос о наличии эффективного средства правовой защиты

По делу обжалуется отсутствие приостанавливающего действия средства правовой защиты от коллективных высылок. По делу допущено нарушение требований статьи 13 Конвенции.

Хлаифия и другие против Италии
[Khlaifia and Others v. Italy] (жалоба N 16483/12)

Постановление от 1 сентября 2015 г. [вынесено II Секцией]

(См. ниже изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому рассмотрена в контексте статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции.)

По жалобе о нарушении статьи 34 Конвенции

Вопрос о наличии статуса жертвы нарушения Конвенции

По делу обжалуется вмешательство публичных властей в осуществление журналистом права на свободу выражения мнения. Вмешательство в форме длительного уголовного дела, производство по которому было прекращено. По делу подтверждено наличие статуса жертвы нарушения Конвенции.

Дилипак против Турции
[Dilipak v. Turkey] (жалоба N 29680/05)

Постановление от 15 сентября 2015 г. [вынесено II Секцией]

(См. выше изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому рассмотрена в контексте статьи 10 Конвенции.)

По жалобе о нарушении статьи 35 Конвенции

По жалобе о нарушении пункта 1 статьи 35 Конвенции

Вопрос об исчерпании внутригосударственных средств правовой защиты в целях подачи жалобы в Европейский Суд

По делу был поставлен вопрос о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты студентом-инвалидом, жаловавшимся на недоступность университетских и судебных зданий. Жалоба объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу.

Гергина против Румынии
[Gherghina v. Romania] (жалоба N 42219/07)

Решение от 9 июля 2015 г. [вынесено Большой Палатой Европейского Суда]

В порядке применения статьи 46 Конвенции

Вопрос об исполнении государством-ответчиком постановления Европейского Суда и принятии мер общего характера

Государство-ответчик обязано принять меры общего характера, касающиеся условий содержания заключенных под стражей и отсутствия эффективного превентивного и компенсаторного средства правовой зашиты

Шишанов против Республики Молдова
[Shishanov v. Republic of Moldova] (жалоба N 11353/06)

Постановление от 15 сентября 2015 г. [вынесено III Секцией]

Обстоятельства дела

Заявитель, которому в 1996 году по совокупности различных правонарушений и преступлений было назначено наказание в виде 25 лет лишения свободы, содержался в различных пенитенциарных учреждениях. Он жаловался в Европейский Суд, в частности, на переполненность тюрем, неудовлетворительные бытовые и санитарно-гигиенические условия, а также на недостаточное количество и качество питания.

В феврале 2014 года заявителя перевели в пенитенциарное учреждение, находящееся в Российской Федерации.

Вопросы права

По поводу соблюдения требований статьи 3 Конвенции. (a) Приемлемость жалобы для ее рассмотрения по существу (возражение о неисчерпании внутригосударственных средств правовой защиты). Европейский Суд неоднократно приходил к выводу, что внутригосударственные средства правовой защиты не гарантируют эффективного устранения негативных последствий нарушений Конвенции, вызванных плохими условиями содержания под стражей в Молдавии.

В настоящем деле средство правовой защиты, которое предлагало государство-ответчик, - подача к государству гражданского иска о возмещении ущерба - имело исключительно компенсационный характер и не могло улучшить условия содержания заявителя под стражей. Власти государства-ответчика не доказали, что практика судов Молдавии, предполагающая возложение на администрацию пенитенциарных учреждений обязанности по выплате денежной компенсации за плохие условия содержания под стражей, представляла собой в период времени, относящийся к обстоятельствам дела, устоявшуюся, неизменную и, следовательно, предсказуемую практику по гражданским делам. Таким образом, хотя подача гражданского иска о возмещении ущерба и являлась доступным средством правовой защиты, Европейский Суд не пришел к убеждению, что она была эффективна с практической точки зрения.

Относительно того, имелись ли в распоряжении заявителя эффективные превентивные средства правовой защиты, компетентный внутригосударственный орган власти не рассмотрел действия или бездействие, предположительно нарушающие статью 3 Конвенции, с точки зрения принципов и стандартов, сформулированных Европейским Судом в его прецедентной практике. Кроме того, установив факт несоблюдения в пенитенциарном учреждении положений законодательства Молдавии о гигиене заключенных, следственный судья не обязал администрацию этого пенитенциарного учреждения принять какие-либо конкретные меры. Последствия нарушений, констатированных следственным судьей, были устранены администрацией тюрьмы лишь частично. Соответственно, обращение к следственному судье не являлось эффективным с практической точки зрения.

Далее, по мнению властей государства-ответчика, заявитель должен был подать к государству гражданский иск о возмещении ущерба на основании решения следственного судьи. Однако даже если предположить, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, это средство правовой защиты было эффективным, нельзя утверждать, что вынесение решения в пользу заключенного давало ему средства правовой защиты, позволяющие добиться признания его основных прав.

Решение

Предварительное возражение властей государства-ответчика отклонено (вынесено единогласно).

(b) Существо жалобы. Что касается соблюдения требований статьи 3 Конвенции. Условия содержания заявителя в каждом из трех пенитенциарных учреждений (переполненность тюрем, неудовлетворительные материальные и санитарно-гигиенические условия содержания под стражей, плохое качество и недостаточное количество питания) превысили уровень жестокости, который требуется согласно статье 3 Конвенции.

Постановление

По делу допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции (вынесено единогласно).

В порядке применения статьи 46 Конвенции. В настоящем деле Европейский Суд пришел к выводу о нарушении статьи 3 Конвенции в связи с переполненностью пенитенциарных учреждений, в которых содержался заявитель, неудовлетворительными бытовыми и санитарно-гигиеническими условиями содержания в них, а также недостаточным количеством и качеством питания. С сентября 2005 года* (* Постановление Европейского Суда по делу "Островар против Молдавии" [Ostrovar v. Moldova] от 13 сентября 2005 г., жалоба N 35207/03.) Молдавия нарушила статью 3 Конвенции по аналогичным причинам в более чем 30 делах, а в производстве Европейского Суда находится более 70 жалоб, касающихся, прежде всего, тех же самых проблем.

Несмотря на то, что власти государства-ответчика приняли меры по улучшению условий содержания под стражей, они должны предоставить в распоряжение заявителей качественный и эффективный механизм, позволяющий компетентному внутригосударственному органу власти рассматривать по существу жалобы на плохие условия содержания под стражей и соответствующим и достаточным образом компенсировать причиненный этим нарушением ущерб.

"Превентивные" и "компенсационные" средства правовой защиты должны существовать параллельно, дополняя друг друга. Если заявитель содержится под стражей в условиях, нарушающих статью 3 Конвенции, лучший способ устранить вредные последствия этого нарушения заключается в том, чтобы быстро прекратить нарушение его права не подвергаться бесчеловечному или унижающему достоинство обращению. Вместе с тем у каждого лица, которое содержалось под стражей в условиях, посягающих на его достоинство, должна быть возможность получить компенсацию за допущенное нарушение.

(a) Превентивные средства правовой защиты. Наилучший способ - создать специальный орган, осуществляющий надзор за деятельностью пенитенциарных учреждений. Для того, чтобы обращение в данный орган было эффективным, он должен: i) быть независимым по отношению к органам управления пенитенциарной системой, ii) обеспечивать эффективное участие заключенных в процессе рассмотрения поданных ими жалоб, iii) рассматривать жалобы заключенных оперативно и тщательно, iv) располагать широким правовым инструментарием, позволяющим искоренить проблемы, в связи с которыми были поданы эти жалобы, и v) быть в состоянии выносить обязательные и подлежащие исполнению решения. Кроме того, необходимо, чтобы это средство правовой защиты позволяло быстро положить конец содержанию под стражей в условиях, нарушающих статью 3 Конвенции.

Еще один возможный вариант заключается в обеспечении превентивного средства правовой защиты с помощью обращения в судебный орган путем создания нового механизма или изменения уже существующего средства правовой защиты, предполагающего обращение к следственному судье. В настоящем деле обращение к следственному судье оказалось неэффективным с практической точки зрения, главным образом, с одной стороны, поскольку судья не обязал администрацию пенитенциарного учреждения принять какие-либо конкретные меры, а с другой стороны, потому, что администрация этого учреждения устранила выявленные следственным судьей нарушения лишь частично. У компетентной судебной инстанции должно быть право обязать пенитенциарные органы принять конкретные меры по устранению нарушений, способные улучшить положение не только заявителя, но и других заключенных. В то же время государство обязано установить точный порядок исполнения предписанных судами мер.

(b) Компенсационные средства правовой защиты. Лежащее на заявителях бремя доказывания не должно быть чрезмерным. От заключенных может потребоваться доказать, что имела место хотя бы видимость нарушения статьи 3 Конвенции, и представить доказательства, которые они могут без труда получить. На внутригосударственных органах власти лежит обязанность принять меры по данным утверждениям.

Что касается процессуальных гарантий, решения по жалобам заключенных должны выноситься в разумный срок, а правила подачи и рассмотрения их жалоб должны соответствовать принципу справедливости, закрепленному в пункте 1 статьи 6 Конвенции. Нормы, касающиеся судебных издержек, не должны возлагать на заключенных чрезмерного бремени. Кроме того, присуждение компенсации не должно ставиться в зависимость от наличия у истцов возможности доказать незаконность действий или бездействия конкретных ответственных лиц или органов власти. Наконец, размер присуждаемой внутригосударственными судами компенсации морального вреда не должен быть слишком низким по сравнению с суммами, которые в аналогичных делах присуждает Европейский Суд.

Компенсационное средство правовой защиты, на которое ссылались власти государства-ответчика в настоящем деле, то есть подача к государству гражданского иска о возмещении ущерба, не было эффективным с практической точки зрения. В разъяснительном постановлении Пленума Высшей судебной палаты Республики Молдова от 24 декабря 2012 г. "О порядке рассмотрения споров о компенсации морального вреда и возмещении материального ущерба, причиненного заключенным нарушениями статей 3, 5 и 8 Конвенции" принимается во внимание бльшая часть принципов, выработанных Европейском Судом в прецедентной практике по компенсационным средствам правовой защиты. Однако Высшая судебная палата возложила обязанность доказать наличие морального вреда на заявителя. Вместе с тем вывод о несоответствии условий содержания под стражей требованиям статьи 3 Конвенции сам по себе дает серьезные основания полагать, что заключенному был причинен моральный вред.

Наконец, для лиц, которые продолжают содержаться под стражей, можно предусмотреть еще один вид компенсации: сокращение срока наказания соразмерно количеству дней, проведенных ими в условиях, не соответствующих Конвенции. В настоящее время при рассмотрении уголовных дел суды Молдавии могут уменьшить срок назначенного обвиняемому наказания, если придут к выводу, что он содержался под стражей в условиях, нарушающих требования статьи 3 Конвенции. Однако срок наказания не может быть сокращен после того, как лицу был вынесен обвинительный приговор, в связи с чем многие содержащиеся под стражей лица оказались лишены подобной возможности. Законодательство Молдавии не предусматривает конкретной методики расчета уменьшения срока наказания, а внутригосударственные суды не склонны сокращать срок наказания соразмерно количеству дней, проведенных под стражей в условиях, нарушающих требования статьи 3 Конвенции.

Европейский Суд также пришел к выводу о нарушении статьи 8 Конвенции в связи с нарушением права заявителя на уважение своей корреспонденции.

Компенсация

В порядке применения статьи 41 Конвенции. Европейский Суд присудил заявителю 10 000 евро в качестве компенсации морального вреда, требование о взыскании возмещения материального ущерба было отклонено.

(Cм. также Постановление Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации" [Ananyev and Others v. Russia] от 10 января 2012 г., жалобы NN 42525/07 и 60800/08, "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on case-law of the European Court of Human Rights] N 148* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2012 (примеч. редактора).), а также решение Европейского Суда по делу "Стелла и другие против Италии" [Stella and Others v. Italy] от 16 сентября 2014 г., жалобы NN 49169/09 и др., "Информационный бюллетень по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека" [Information Note on case-law of the European Court of Human Rights] N 177* (* Там же. N 12/2014 (примеч. редактора).).)

По жалобе о нарушении статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции

Вопрос о правомерности лишения имущества

По делу обжалуется автоматическая конфискация транспортного средства, использовавшегося для незаконного ввоза мигрантов. По делу допущено нарушение требований статьи 1 Протокола N 1 к Конвенции.

Андоноски против Македонии
[Andonoski v. the former Yugoslav Republic of Macedonia] (жалоба N 16225/08)

Постановление от 17 сентября 2015 г. [вынесено I Секцией]

По жалобе о нарушении статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции

Вопрос о запрещении коллективной высылки иностранцев

По делу обжалуется коллективная высылка мигрантов в Тунис. По делу допущено нарушение требований статьи 4 Протокола N 4 к Конвенции.

Хлаифия и другие против Италии
[Khlaifia and Others v. Italy] (жалоба N 16483/12)

Постановление от 1 сентября 2015 г. [вынесено II Секцией]

По жалобе о нарушении статьи 2 Протокола N 7 к Конвенции

Вопрос о соблюдении права на обжалование приговоров по уголовным делам в суде второй инстанции

По делу обжалуется отсутствие полной проверки доказательств и фактов Верховным судом при рассмотрении им жалобы по уголовному делу. Жалоба объявлена неприемлемой для рассмотрения по существу.

Дорадо Баулде против Испании
[Dorado Baulde v. Spain] (решение) (жалоба N 23486/12)

Решение от 1 сентября 2015 г. [вынесено III Секцией]

Передача дел на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда

В порядке пункта 2 статьи 43 Конвенции

По делу обжалуется предположительное отсутствие адекватных процессуальных гарантий для обвиняемой, позволяющих ей понять мотивы присяжных заседателей, которыми они руководствовались при вынесении обвинительного вердикта.

Лермитт против Бельгии
[Lhermitte v. Belgium] (жалоба N 34238/09)

Постановление от 26 мая 2015 г. [вынесено II Секцией]

(См. выше изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому рассмотрена в контексте пункта 1 статьи 6 Конвенции (уголовно-процессуальный аспект).)

В порядке пункта 2 статьи 43 Конвенции

Хан против Германии
[Khan v. Germany] (жалоба N 38030/12)

Постановление от 23 апреля 2015 г. [вынесено V Секцией]

По делу обжалуется предлагаемое выдворение из страны душевнобольного человека, который жил и работал в принимающей стране в течение более чем 20 лет.

(См. выше изложение обстоятельств данного дела, жалоба по которому рассмотрена в контексте статьи 8 Конвенции.)

Избранные постановления (решения) Европейского Суда по правам человека по жалобам против Российской Федерации

Выбор постановлений (решений), публикуемых в номере, диктуется важностью изложенных в них правовых позиций для внутригосударственной судебной практики, а также предложениями наших читателей.

Асянов против Российской Федерации
[Asyanov v. Russia] (N 25462/09)

Заявитель, проживающий в г. Москве, жаловался на ненадлежащие условия содержания под стражей в следственном изоляторе (переполненность камер, отсутствие естественного света и вентиляции и т.д.).

Европейский Суд единогласно постановил, что в данном деле власти Российской Федерации нарушили требования статьи 3 Конвенции (запрещение пыток), и обязал государство-ответчика выплатить заявителю 6 500 евро в качестве компенсации морального вреда.

Гордеев против Российской Федерации
[Gordeyev v. Russia] (N 40618/04)

Заявитель жаловался на то, что в результате отмены судебного решения, вынесенного в его пользу, в части, касающейся его немедленного восстановления на работе, он оказался лишен возможности получить дополнительную компенсацию, а также он жаловался на чрезмерную длительность производства по его гражданскому делу.

Европейский Суд единогласно постановил, что по делу властями Российской Федерации допущено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции (право на справедливое судебное разбирательство), и обязал государство-ответчика выплатить заявителю 2 000 евро качестве компенсации морального вреда.

Юдицкая и другие против Российской Федерации
[Yuditskaya and Others v. Russia] (N 5678/06)

Заявители, являющиеся членами коллегами адвокатов, жаловались на то, что отсутствовали какие-либо основания для проведения обыска в помещении их юридической фирмы и изъятия их рабочих компьютеров.

Европейский Суд единогласно постановил, что по делу властями Российской Федерации допущено нарушение статьи 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни).

Мухитдинов против Российской Федерации
[Mukhitdinov v. Russia] (N 20999/14)

Заявитель утверждал, что экстрадиция в Узбекистан подвергает его риску бесчеловечного обращения. Он, в том числе, жаловался на незаконный характер задержания и отсутствие адекватной возможности оспаривания законности содержания его под стражей для целей экстрадиции.

Европейский Суд единогласно постановил, что в данном деле власти Российской Федерации нарушили требования статьи 3 Конвенции (запрещение пыток) и пунктов 1 и 4 статьи 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность), а также статьи 34 Конвенции (обязательства соблюдать обеспечительные меры, назначенные Европейским Судом), и обязал государство-ответчика выплатить заявителю 7 500 евро в качестве компенсации морального вреда.

Алексей Борисов против Российской Федерации
[Aleksey Borisov v. Russia] (N 12008/06)

Заявитель, отбывающий наказание в исправительной колонии в Воронежской области, утверждал, что подвергся жестокому обращению со стороны сотрудников милиции во время обыска его квартиры, а также он жаловался на содержание под стражей в больнице под надзором сотрудников милиции.

Европейский Суд единогласно постановил, что в данном деле власти Российской Федерации нарушили требования статьи 3 Конвенции (запрещение пыток) и пункта 1 статьи 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность), и обязал государство-ответчика выплатить заявителю 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

Баталины против Российской Федерации
[Bataliny v. Russia] (N 10060/07)

Заявители (три человека), проживающие в г. Москве, жаловались на принудительное помещение первого заявителя в психиатрическую больницу, законность содержания в которой не могла быть оспорена в суде. Они также жаловались на принудительное психиатрическое лечение первого заявителя, его избиение в больнице и отсутствие эффективного расследования по этому факту со стороны властей.

Европейский Суд единогласно постановил, что в данном деле власти Российской Федерации нарушили требования статьи 3 Конвенции (запрещение пыток), подпункта "е" пункта 1 статьи 5 и пункта 4 статьи 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность), и обязал государство-ответчика выплатить первому заявителю 26 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

Белозоров против Российской Федерации и Украины
[Belozorov v. Russia and Ukraine] (N 43611/02)

Заявитель, проживающий в г. Феодосия (Крым) гражданин Украины, утверждал, что власти Украины и Российской Федерации несут ответственность за его незаконное задержание и обыск его квартиры в г. Феодосии, а также за его принудительное перемещение в Российскую Федерацию, где против него было выдвинуто уголовное обвинение и он предстал перед судом. Заявитель также жаловался на чрезмерную длительность содержания под стражей (более двух лет) в Российской Федерации и нарушения со стороны властей Российской Федерации, касающиеся процедуры обжалования содержания под стражей.

Европейский Суд единогласно постановил, что события, произошедшие в г. Феодосии, подпадают под юрисдикцию властей Украины, которые несут ответственность за нарушение требований пункта 1 статьи 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность) и статьи 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни), и обязал власти Украины выплатить заявителю 12 500 евро в качестве компенсации морального вреда. Европейский Суд также постановил, что власти Российской Федерации нарушили требования пунктов 3 и 4 статьи 5 Конвенции, и обязал их выплатить заявителю 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

Постановления (решения), вынесенные по жалобам в отношении государств - участников Конвенции (кроме Российской Федерации)

Гринс и M.T. против Соединенного Королевства
[Greens and M.T. v. United Kingdom] (жалобы NN 60041/08 и 60054/08)

Заявители жаловались на отказ властей включить их имена в список избирателей на внутригосударственных выборах и выборах в Европейский парламент. Они также жаловались на отсутствие у них эффективного средства правовой защиты в связи с предполагаемыми нарушениями их избирательных прав.

Европейский Суд единогласно постановил, что в данном деле было допущено нарушение требований статьи 3 Протокола N 1 к Конвенции (право на свободные выборы), и обязал государство-ответчика разработать в течение шести месяцев с даты, на которую настоящее Постановление вступит в силу, законодательные предложения с целью внесения изменений в законодательство таким образом, чтобы соответствовать требованиям Конвенции.

Положение о немедленном возвращении ребенка в страну постоянного проживания и исключения из него в праве Гаагской конвенции о международном похищении детей и практике Европейского Суда по правам человека

Наталья Кравчук*

* (* Научный сотрудник отдела правоведения ИНИОН РАН, доцент кафедры международного права Российского государственного университета правосудия, член Экспертного совета при Уполномоченном при Президенте Российской Федерации по правам ребенка, кандидат юридических наук.)

Статья посвящена вопросам применения Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей, в частности, ее положений, касающихся исключений из механизма незамедлительного возвращения ребенка в государство постоянного проживания. Основной акцент делается на практике Европейского Суда, разъясняющей положения статей 12, 13 Гаагской конвенции.

Ключевые слова: Гаагская конвенция о международном похищении детей, Европейский Суд, незамедлительное возвращение ребенка, интересы ребенка, мнение ребенка, адаптация, риск причинения вреда.

The article focuses on the problematic issues of the application of the Hague Convention on the Civil Aspects of International Child Abduction, namely on its provisions, providing for the exceptions from the mechanism of the expeditious child's return to the country of its habitual residence. The main emphasis is made on the case law of the European Court of Human Rights, in which articles 12 and 13 of the Hague Convention are interpreted.

Key words: Hague Convention on the Civil Aspects of International Child Abduction, the European Court of Human Rights, expeditious method to return the child, expedited nature, best interests of the child, opinion of the child, adaptation, grave risk of harm.

Многообразные и зачастую противоречивые процессы в мире, как отмечают ученые из разных стран, делают сегодня семейное право значительно сложнее, чем оно было ранее* (* См. например: Beck-Gernsheim E. From rights and obligations to contested rights and obligations: individualization, globalization and family law // Theoretical inquiries in law. 2012. Vol. 13: 1. P. 4; Stark B. When globalization hits home: international family law comes of age // Vanderbilt journal of transnational law. Nashville, 2006. Vol. 39: 1551. P. 1559.). В качестве главных тенденций последнего времени, влияющих на семейные правоотношения, выделяют глобализацию и распространение влияния прав человека на различные области международного права.

Глобализация привела к разрушению границ между международным публичным и международным частным правом. В контексте семейного права оно так глубоко, что международное семейное право уже не должно более рассматриваться как часть международного частного права. Оно стало самостоятельной отраслью международного права, и его цель - регулирование вопросов, которые не могут быть разрешены в пределах одной юрисдикции* (* Stark B. When globalization hits home: international family law comes of age // Vanderbilt journal of transnational law. Nashville, 2006. Vol. 39: 1551. P. 1593.). К таким вопросам относится и международное похищение ребенка одним из родителей.

Распространение влияния прав человека на различные области международного права, в том числе и на вопросы, относящиеся к сфере семейного права, является одновременно и следствием глобализации и препятствием для нее. Соприкасаясь с семейным правом, право прав человека часто вступает с ним в конфликт* (* Stark B. Ibid. P. 1573.). При этом большое значение в деле защиты уязвимых членов семьи имеет то, что уже сейчас права человека стали механизмом оспаривания традиционного разделения на частное/публичное - нормы права прав человека все чаще применяются к вопросам, входящим в область регулирования семейного права, включая права родителей на осуществление опеки над ребенком как в теории, так и на практике.

Одной из характеристик современной семьи является все более разнящийся состав семьи* (* См., например: Weaver J.D. Overstepping ethical boundaries? Limitation on state efforts to provide access to justice in family courts // Fordham law review. Fordham, 2014. Vol. 82. P. 2712.). Если в прошлом типичной была нуклеарная семья, состоящая из мужа, жены и детей, и роли членов семьи были определены предельно четко, то в настоящее время существуют несколько типов семей: традиционные, незарегистрированные, многопоколенные, гомосексуальные, семьи мигрантов, состоящие из граждан и неграждан* (* Т.Е. Йанер в статье "Конфликт по поводу ребенка: иммиграция, семейное право и проблема депортации одного из родителей" рассматривает такой феномен, как семьи со "смешанным иммигрантским статусом". Примером данной семьи служит союз, в котором один из супругов является иностранным гражданином и при этом нелегальным мигрантом (см.: Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 4. Государство и право: РЖ / РАН ИНИОН. Центр. социал. науч.-информ. исслед. отд. правоведения. М., 2014. N 4. С. 92).). При этом отмечается, что уровень разводов среди мультикультурных семей выше, чем в среднем среди населения, а споры о воспитании детей и общении с ними решаются труднее* (* Аалтонен. А.-К. Рассмотрение в судах Финляндии дел, касающихся воспитания ребенка и права на общение с ребенком // Споры об опеке над детьми в Финляндии и России / Под ред. М. Миккола и О. Хазовой. Буквел, Порвоо, 2012. С. 107.).

Изменение состава семьи, а также увеличение интенсивности миграции населения привели к росту количества споров о детях, разрешить которые в рамках одной юрисдикции не представляется возможным. В этом контексте необходимо подчеркнуть важность участия государств в профильных международных соглашениях. В данном отношении следует отметить ратификацию Российской Федерацией Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей от 25 октября 1980 г. (далее - Гаагская конвенция)* (* Федеральный закон от 31 мая 2011 г. N 102-ФЗ "О присоединении Российской Федерации к Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей" // СЗ РФ. 2011. N 23. Ст. 3242.), направленной на предотвращение международного похищения детей, обеспечение незамедлительного возвращения детей, незаконно перемещенных одним из родителей за границу государства их обычного проживания, либо незаконно удерживаемых вне его.

Вместе с тем, несмотря на актуализацию этой проблемы для России, в российском правовом поле речь о похищении не идет. Это связано с тем, что в то время, как Гаагская конвенция рассматривает перемещение или захват ребенка как незаконные, если при этом нарушаются права попечительства над ребенком (иными словами, перемещение ребенка родителем также может быть признано незаконным), в российском праве завладение родителем ребенка вопреки воле другого родителя или близких родственников, у которых он находится на воспитании, не является преступным и не может квалифицироваться по статье 126 Уголовного кодекса Российской Федерации (похищение человека). Не является похищением также завладение и удержание ребенка помимо воли родителей его близкими родственниками (например, дедушкой или бабушкой), если эти действия совершаются, по мнению этих лиц, в интересах малолетнего, а не в интересах третьих лиц, не состоящих в кровном родстве с малолетним и не являющихся его усыновителями. Семейное законодательство Российской Федерации закрепляет право родителей требовать возврата ребенка от любого лица, удерживающего его у себя не на основании закона или не на основании судебного решения (статья 68 Семейного кодекса Российской Федерации* (* Далее - СК РФ.)). Однако это право не включает в себя право требовать возврата ребенка у другого родителя (не лишенного родительских прав), пусть даже увезшего ребенка в нарушение соглашения или решения суда. Это объясняется принципом равенства прав и обязанностей родителей.

Российские ученые, участвовавшие в экспертизе законодательства в контексте подписания и ратификации Российской Федерацией Гаагской конвенции, в числе мер, необходимых для эффективного действия указанной конвенции, предлагали криминализировать перемещение или захват ребенка родителем, если при этом нарушаются права попечительства над ним, поясняя, что такая мера будет содействовать не только предотвращению похищений (ее эффективность в этом контексте признана многими государствами - членами Гаагской конвенции), но и облегчит розыск ребенка. Однако данные предложения не были с пониманием встречены законодателем. В связи с этим вопросы, связанные с международным похищением детей родителями в России, рассматриваются в контексте прав родителей на воспитание ребенка и общение с ним.

Гаагскую конвенцию нельзя назвать простой для понимания в силу использования в ней понятий, не совпадающих с понятиями, применяемыми в национальном праве стран-участниц* (* См.: Хазова О.А., Шелютто М.Л., Матвеева М.В., Кравчук Н.В. Сопоставительный анализ положений Гаагских конвенций о защите прав детей и российского права // В кн.: Гаагские конвенции о защите детей в Российской Федерации. Применение, исполнение и возможное присоединение. М.: АО "Центр ЮрИнфоР", 2013. С. 178.). Это может привести к сложностям в применении положений Конвенции на национальном уровне, в частности, в судах. И хотя сам факт ратификации Гаагской конвенции Российской Федерацией, а также меры, направленные на установление системы имплементации ее положений, говорят о намерении применять их, следует упомянуть, что Европейский Суд, рассматривая дела, касающиеся международного похищения детей, и оценивая меры, принятые государствами в защиту права родителей и детей на уважение их семейной жизни, многократно повторял в своих постановлениях, что обязанности, возлагаемые на Договаривающиеся Стороны статьей 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция), должны толковаться в свете требований Гаагской конвенции* (* Постановление Европейского Суда от 21 февраля 1975 г. по делу "Golder v. United Kingdom", § 29.).

В частности, в деле "Blaga v. Romania"* (* Постановление Европейского Суда от 1 октября 2014 г. по делу "Blaga v. Romania", §§ 83-89, 100-103.) Европейский Суд отметил, что в то время как статья 11 Гаагской конвенции закрепляет шестинедельный срок для вынесения решения о необходимости возврата ребенка, устанавливая обязательность обоснования продления этого срока, в данном деле на принятие решения потребовалось более 13 месяцев с момента подачи заявления и до вынесения окончательного постановления. При этом власти государства-ответчика не смогли представить надлежащих объяснений причин столь длительной задержки. Эта задержка не только очевидно нарушила требования Гаагской конвенции, но и повлияла на изменение обстоятельств дела. Европейский Суд установил в данном деле нарушение не только статьи 8 Конвенции, но и ее статьи 6, определив, что длительность процесса не соответствовала критерию "разумного срока".

Стоит отметить, что, несмотря на усилия российских законодателей по введению специальной процедуры рассмотрения таких дел на национальном уровне* (* Федеральный закон от 5 мая 2014 г. N 126-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с присоединением Российской Федерации к Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей" // СЗ РФ. Ст. 2331. N 19.), судебное производство в Российской Федерации по делам, связанным с международным похищением детей родителями, также стало объектом внимания Страсбурга* (* Постановление Европейского Суда от 23 октября 2014 г. по делу "V.P. v. Russia".).

Специфика Гаагской конвенции начинается уже с определения того, кто является ребенком: согласно статье 4 она призвана обеспечить эффективное соблюдение права на опеку и права на доступ по отношению к детям до 16 лет опеки или доступа, и ее применение прекращается, когда ребенок достигает возраста 16 лет. Подобное понимание расходится с нормой российского права, согласно которой ребенком признается лицо, не достигшее возраста 18 лет (совершеннолетия) (статья 54 СК РФ). Статья 1 Конвенции ООН о правах ребенка также устанавливает положение о том, что ребенком является каждое человеческое существо до достижения 18-летнего возраста, если по закону, применимому к данному ребенку, он не достигает совершеннолетия ранее.

Еще одно положение, часто упускаемое из виду практикующими юристами - отсутствие значения принадлежности ребенка к тому или иному гражданству для определения необходимости возвращения незаконно перемещенного ребенка. Практика российских и иностранных судов по определению того, кто должен воспитывать ребенка в случае развода родителей - граждан разных стран, показала, что суды каждой из страны, гражданству которой принадлежат родители, исходят из того, что ребенка должен воспитывать родитель - гражданин этой страны* (* Аалтонен. А.-К. Указ. соч. С. 112.). Интересы ребенка при таком подходе отодвигаются на задний план. Однако Гаагская конвенция защищает именно интересы ребенка, в частности, его право жить дома и ожидать разрешения спора между родителями в условиях психологического комфорта. Следовательно, принимая решение о возвращении ребенка в соответствии с Гаагской конвенцией, суды не должны учитывать его принадлежность к тому или иному гражданству.

Как отмечалось выше, нормы Гаагской конвенции сложны и не могут применяться автоматически. В данной статье нам хотелось бы остановиться на положении, вызывающем у практикующих юристов непонимание. Речь идет о статье 12 Гаагской конвенции, предусматривающей обязательство государства, куда был вывезен ребенок, отдать распоряжение о немедленном возвращении ребенка. Это обязательство ограничено несколькими условиями. Так, распоряжение должно быть сделано в том случае, если процедуры по возвращению начались до истечения срока в один год начиная с даты незаконного перемещения или захвата. При этом согласно абзацу второму этой статьи Гаагской конвенции даже в том случае, если процедуры начались по истечении указанного срока, судебные или административные органы также обязаны предписать возвратить ребенка.

Вместе с тем в требовании о возвращении может быть отказано, если будут установлены следующие факты:

- адаптация ребенка (наличие свидетельств о том, что ребенок уже вполне прижился в своей новой среде), абзац второй статьи 12 Гаагской конвенции;

- неосуществление прав опеки (лицо, учреждение или иной орган, осуществлявшие заботу о ребенке, фактически не осуществляли права попечительства на момент перемещения или захвата), пункт "а" абзаца первого статьи 13 Гаагской конвенции;

- отсутствие возражений (или дача согласия на перемещение или захват, либо впоследствии молчаливое признание перемещения или захвата), пункт "а" абзаца первого статьи 13 Гаагской конвенции;

- очень серьезный риск причинения вреда ребенку (существует серьезный риск того, что его или ее возвращение создаст для ребенка угрозу получения физического или психологического вреда или иным путем образом поставит ребенка в нетерпимые условия), пункт "b" абзаца первого статьи 13 Гаагской конвенции;

- наличие возражения ребенка против возвращения (ребенок возражает против возвращения и достиг такого возраста и уровня зрелости, при котором нельзя не принимать в расчет его мнение), абзац второй статьи 13 Гаагской конвенции;

- нарушение основополагающих принципов (возвращение не допускается основными принципами запрашиваемого государства, относящимися к защите прав человека и основных свобод), статья 20 Гаагской конвенции.

Все указанные исключения имеют целью обеспечить учет интересов конкретного похищенного ребенка. В силу общей презумпции того, что количество ситуаций, в которых возврат ребенка может не отвечать интересам ребенка, чрезвычайно мало, исключения остаются исключениями и должны трактоваться ограничительно.

Одним из интересных вопросов в рассматриваемом контексте является адаптация ребенка в новом месте жительства. Единого понимания этого процесса не существует* (* Питер Битон. Исключения по статье 12 из механизма незамедлительного возвращения и бремя доказывания // Семинар для Министерства образования и науки. М., 23-24 июля 2012.). Однако очевидно, что простого привыкания ребенка к новому месту и окружению недостаточно, необходимо принимать во внимание различные аспекты социальной, семейной жизни ребенка, его интеграцию в систему образования. Кроме того, надо учитывать различия между детьми младшего и старшего возраста. Важно, чтобы все факторы были оценены объективно (действительно ли ребенок адаптировался на новом месте), а не субъективно - чувствует ли ребенок себя адаптировавшимся, хочет вернуться или нет.

Какие именно факторы оценивал Европейский Суд, можно продемонстрировать на примере дела "Neulinger and Shuruk v. Switzerland".

Заявительница, гражданка Швейцарии, поселилась в Израиле, где вышла замуж и родила сына. В связи с опасениями по поводу того, что ребенок (заявитель) может быть вывезен отцом за границу для проживания в ультраортодоксальной общине, суд по семейным делам вынес постановление о запрете вывоза ребенка из Израиля до достижения им совершеннолетия. Временная опека над ребенком была поручена заявительнице, и оба родителя осуществляли родительские права совместно. Право доступа отца впоследствии было ограничено в связи с его агрессивным поведением. Супруги развелись, и заявительница тайно выехала вместе с сыном из Израиля в Швейцарию. Федеральный суд Швейцарии в последней инстанции обязал заявительницу возвратить ребенка в Израиль.

Постановлением Большой Палаты от 8 января 2009 г. Европейский Суд установил четырьмя голосами "за" и тремя - "против", что по делу требования статьи 8 Конвенции нарушены не были. Большая Палата, в частности, отметила, что в ее задачи не входит подмена компетентных национальных властей в решении вопроса о том, будет ли причинен ребенку значительный психологический вред в связи с его возвращением в Израиль. Однако Европейский Суд компетентен определить, выполнили ли национальные суды при применении и толковании Гаагской конвенции гарантии, предусмотренные 8 статьей Конвенции, в частности, учли ли они интересы ребенка* (* Постановление Большой Палаты Европейского Суда от 6 июля 2010 г. по делу "Neulinger and Shuruk v. Switzerland", § 141.).

Что касается самого ребенка, то Европейский Суд отметил, что у него было гражданство Швейцарии, он приехал в страну в июне 2000 года в возрасте двух лет и с тех пор жил именно там. В 2006 году он начал посещать муниципальный детский сад и частный еврейский детский сад. В момент рассмотрения дела Большой Палатой он ходил в школу в Швейцарии, говорил по-французски. Хотя он находится в том возрасте, когда адаптация еще возможна, ситуация, когда он будет повторно изъят из среды своего привычного окружения, вероятно, окажет на него серьезное воздействие, особенно в обстоятельствах, когда он будет вынужден вернуться в Израиль один, без матери. Это обстоятельство было отражено в медицинских документах. Исходя из этого Европейский Суд заключил, что возвращение ребенка в Израиль не будет отвечать его интересам* (* Там же, § 148.).

Сравнивая значительный стресс, который испытал бы ребенок в связи с насильственным возвратом в Израиль, и плюсы для него, которые это могло бы принести, Европейский Суд отметил, что еще до похищения ребенка его отец был ограничен в родительских правах израильскими судами. Согласно этому решению он мог видеться с ребенком лишь два раза в неделю под надзором социальных служб в специальном центре. Кроме того, по информации, представленной заявителями и не опровергнутой властями государства-ответчика, отец ребенка снова женился 1 ноября 2005 г. и развелся спустя несколько месяцев, когда его жена была беременна. Затем он в третий раз женился. В 2008 году против него был инициирован процесс, касающийся невыплаты алиментов в отношении его дочери* (* Там же, § 149.). Европейский Суд выразил сомнения относительно того, что такие обстоятельства будут содействовать развитию и благосостоянию ребенка, и постановил, что в случае исполнения решения о возвращении заявительницы в Израиль по делу было бы допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции.

Упоминание Европейским Судом ограничения прав заявителя демонстрирует еще одно исключение из механизма незамедлительного возвращения - предусмотренного пунктом "а" абзаца первого статьи 13 Гаагской конвенции. Тем не менее не всегда бывает так легко доказать, что права опеки не осуществлялись родителем на практике. Согласно сложившейся практике почти всегда необходимым является "выраженное оставление ребенка"* (* Питер Сингер. Исключения из механизма суммарного возвращения. Статья 13 - доказательства и бремя доказывания // Семинар для Министерства образования и науки. М., 23-24 июля 2012 года.).

Что касается отсутствия возражений по поводу перемещения родителя, то наличие согласия необходимо доказать, одного утверждения о том, что оно имело место, будет недостаточно. При этом согласие на временный переезд не будет являться доказательством отсутствия возражений на перемещение. В случае, если родитель дал согласие на перемещение ребенка за границу на ограниченный срок или с конкретной целью, об удержании ребенка перемещающим родителем можно будет говорить в тот момент, когда станет очевидно, что ребенок не будет возвращен.

Обязательность учета национальными судами возможного причинения вреда ребенку по его возвращении рассмотрим на примере дела "X v. Latvia". В нем Европейский Суд пришел к выводу о том, что суды Латвии не выполнили процессуальные требования статьи 8 Конвенции, поскольку отказались принимать во внимание подлежащее доказыванию утверждение о наличии "серьезного риска причинения вреда" ребенку в случае его возвращения.

Речь шла о возвращении ребенка в Австралию, страну его рождения, из которой он уехал с матерью в возрасте трех лет и пяти месяцев, с применением положений Гаагской конвенции. Мать жаловалась на то, что приказ судов Латвии о возвращении ребенка нарушил ее право на уважение семейной жизни по смыслу статьи 8 Конвенции. Мотивируя необходимость отказать отцу ребенка в его требовании вернуть ребенка на национальном уровне, мать утверждала, что это противоречит интересам ребенка, так как ранее в Австралии отец ребенка применял насилие как по отношению к ней, так и по отношению к ребенку.

15 ноября 2011 г. большинством голосов Большая Палата Европейского Суда постановила, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции. Большая Палата отметила, что "решающий вопрос заключается в том, был ли достигнут справедливый баланс между существующими противоборствующими интересами - интересами ребенка, обоих родителей и общественного порядка - в рамках свободы усмотрения, предоставляемой государствам в данных вопросах_ принимая во внимание, однако, что наилучшие интересы ребенка должны учитываться в первую очередь и что цели предотвращения и незамедлительного возвращения согласуются с особой концепцией "наилучших интересов ребенка"". Европейский Суд повторил, что "имеет место широкий консенсус, в том числе в международном праве, в поддержку мнения о том, что во всех решениях, касающихся детей, наилучшие интересы детей должны быть превыше всего"* (* Постановление Большой Палаты Европейского Суда от 26 ноября 2013 г. по делу "X v. Latvia", §§ 95-96.).

В Постановлении Большой Палаты отмечается, что та же философия присуща Гаагской конвенции. Эта философия увязывает этот интерес с восстановлением прежней ситуации посредством принятия решения, предписывающего незамедлительное возвращение ребенка в страну его или ее постоянного проживания в случае незаконного похищения, хотя и учитывая тот факт, что невозвращение иногда может быть оправдано по объективным причинам, которые соответствуют интересам ребенка, объясняя тем самым наличие исключений, в частности, в случае серьезного риска, что возвращение ребенка причинит ему или ей физическую или психологическую травму или иным образом поместит ребенка в невыносимое положение.

Европейский Суд считает, что статья 8 Конвенции налагает на внутригосударственные органы власти особое процессуальное обязательство в этом отношении: при оценке требования о возвращении ребенка судам надлежит рассматривать не только подлежащие доказыванию утверждения о "серьезном риске" для ребенка в случае его возвращения, но они также должны выносить решения, приводя особые причины в свете обстоятельств дела. И отказ учитывать возражения против возвращения, которые могли подпадать под действие статей 12, 13 и 20 Гаагской конвенции, и недостаточная аргументация при вынесении решения об отклонении этих возражений, противоречили бы требованиям статьи 8 Конвенции, а также целям и задачам Гаагской конвенции. Необходимо надлежащее рассмотрение таких утверждений, подтвержденное обоснованием внутригосударственных судов, которое не является автоматическим и стереотипным, но достаточно подробным в свете предусмотренных Гаагской конвенцией исключений, которые должны толковаться ограничительно* (* Там же, § 107.).

Применяя вышеприведенные принципы к вышеуказанному делу, Европейский Суд, в частности, отметил, что:

- суд первой инстанции отказался запросить власти Австралии относительно предыдущей судимости Т. и обвинений, предположительно выдвинутых в отношении него, и в результате отклонил заявления о риске причинения психологической травмы девочке в случае ее возвращения, постановив, что заявительница не обосновала своего утверждения (§ 111 Постановления);

- в то время как Земгальский районный суд г. Риги, рассматривая ходатайство о приостановлении исполнения решения о возвращении, принял во внимание заключение психолога о том, что незамедлительное разлучение ребенка с матерью исключалось в связи с вероятностью причинения психологической травмы, Рижский окружной суд отказался принять это во внимание;

- суд кассационной инстанции решил, что выводы заключения психолога касались существа вопроса об опеке и поэтому не могли рассматриваться в качестве доказательства при решении вопроса о возвращении ребенка, который был поставлен перед судом. Поступая подобным образом и учитывая данное обоснование, Рижский окружной суд отказался рассматривать выводы заключения психолога с учетом положений пункта "b" статьи 13 Гаагской конвенции, хотя оно было напрямую связано с наилучшими интересами ребенка, поскольку в нем обращалось внимание на риск причинения психологической травмы в случае незамедлительного разлучения дочери и ее матери.

Принимая во внимание указанные выше, а также другие соображения, Европейский Суд пришел к выводу, что заявительница стала жертвой несоразмерного вмешательства в ее право на уважение семейной жизни, которое заключалось в том, что процесс принятия решения в соответствии с внутригосударственным законодательством не удовлетворял процессуальным требованиям, сформулированным в статье 8 Конвенции, а Рижский окружной суд не провел эффективного рассмотрения обвинений заявительницы в соответствии с пунктом "b" статьи 13 Конвенции, что привело к нарушению статьи 8 Европейской Конвенции.

И, наконец, последнее из оснований исключения из механизма незамедлительного возвращения Гаагской конвенции, которое хотелось бы рассмотреть в данной статье, закреплено в абзаце втором ее статьи 13. В целом необходимо отметить, что вопросы учета мнения ребенка стали объектом внимания российских ученых и практиков сравнительно недавно, а двойной критерий возраста и уровня зрелости ребенка, являющийся решающим при определении того, следует ли учитывать его мнение, установленный Комитетом по правам ребенка ООН, еще не нашел отражения в законодательстве Российской Федерации* (* Кравчук Н.В. Соблюдение права ребенка на выражение мнения - внутрисемейное дело или способ воспитания активных граждан? // Современное семейное право: сб. науч. тр. / Отд. правоведения; отв. ред. Е.В. Алферова, Е.Г. Афанасьева. М., РАН. ИНИОН, 2015. С. 116.).

Признавая обязательный учет мнения ребенка в качестве одного из основных принципов Конвенции ООН о правах ребенка, Европейский Суд, однако, далек от того, чтобы признавать необходимым следование его мнению во всех без исключения случаях. Так, в деле "Maumousseau and Washington v. France" (дело касалось возвращения четырехлетней Шарлотты в США по предписанию судов Франции, принятому на основе Гаагской конвенции, и решения американского суда, установившего опеку отца над девочкой. Ребенок, чье постоянное место жительства находилось в США, был привезен матерью во Францию в марте 2003 года на время отпуска. Затем последняя решила не возвращаться в США, оставив дочь у себя). Европейский Суд рассмотрел аргумент заявительницы о том, что внутригосударственные суды не опросили ребенка в суде, несмотря на то, что этот вопрос не поднимался на национальном уровне* (* Постановление Европейского Суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Maumousseau and Washington v. France", § 77.).

Европейский Суд обратил внимание на положение Конвенции ООН о правах ребенка относительно учета мнения ребенка, а также на то, что согласно Замечанию общего порядка N 7 Комитета по правам ребенка ООН положения указанной конвенции применяются и к детям младше восьми лет. Кроме того, Европейский Суд отметил сожаления, выраженные Комитетом в заключительных замечаниях на периодический доклад Франции по поводу применения указанных положений.

Европейский Суд заявил, что не считает тот факт, что Шарлотта не была опрошена национальным судом, ведущим к нарушению Конвенции, так как ребенок несколько раз опрашивался разными экспертами, его мнение было отражено в их отчетах, а далее и в решениях судов. Учитывая эти обстоятельства, а также возраст девочки, получение показаний от нее в суде не носило принципиального характера.

Еще одним интересным примером является уже упоминавшееся нами дело "Blaga v. Romania". В данном деле заявитель утверждал, в частности, что суды Румынии, которые в марте 2014 года присудили матери детей единоличную опеку над детьми, неправильно истолковали положения Гаагской конвенции, ссылаясь исключительно на мнение его детей, чтобы отказать в их возвращении в Соединенные Штаты Америки.

Европейский Суд по этому поводу отметил, что в рамках, установленных Гаагской конвенцией, тот факт, что мнение ребенка должно быть принято во внимание, не означает, что оно будет препятствовать его возращению. При этом на внутригосударственных судах лежит процедурное обязательство по статье 8 Конвенции: оценивая необходимость возврата ребенка, они должны не только рассмотреть возражения против этого, но и отразить в своем решении конкретные причины, которые на него повлияли. Отказ учитывать и недостаточное мотивирование решения могут противоречить гарантиям статьи 8 Конвенции, а также целям Гаагской конвенции* (* Там же, §§ 69-70.).

Европейский Суд с обеспокоенностью отметил, что только одному из детей было более 10 лет на момент заслушивания в суде, но он с готовностью признал заключение судов страны о том, что условия применения исключения согласно абзацу второму статьи 13 Гаагской конвенции были удовлетворены, в частности, дети высказались против возвращения и были признаны судами достаточно взрослыми для того, чтобы их мнения были приняты во внимание. Что касается значения, придаваемого внутригосударственными судами мнению детей, Европейский Суд отметил, что именно их мнение было решающим аргументом в принятии решения относительно их возращения в место обычного проживания (§ 79 Постановления). В этой связи Европейский Суд подчеркнул, что указанная статья Гаагской конвенции в ее интерпретации согласно Пояснительному отчету Элизы Перес-Вера не требует автоматического согласия судьи с мнением ребенка. Таким образом, хотя Конвенция признает, что у голоса ребенка должен быть вес, этот голос не приравнивается к вето в процессе принятия решения о возвращении ребенка. Соответственно, национальные суды должны рассмотреть и иные обстоятельства дела до вынесения решения об отказе в возвращении ребенка (§ 80 Постановления).

Анализ постановлений Европейского Суда по делам, связанным с международным похищением детей, помогает прояснить смысл положений Гаагской конвенции. Учет стандартов, выработанных им по таким делам, поможет юристам, начинающим работать с этой тематикой, определить и сформулировать суть нарушения прав ребенка и его родителя и выработать стратегию его защиты.