Постановление Европейского Суда по правам человека от 13 декабря 2016 г. Дело "Куницына (Kunitsyna) против Российской Федерации" (Жалоба N 9406/05) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Куницына (Kunitsyna)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 9406/05)

Постановление Суда

Страсбург, 13 декабря 2016 г.

По делу "Куницына против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Луиса Лопеса Герра, Председателя Палаты,

Хелены Ядерблом,

Хелены Келлер,

Дмитрия Дедова,

Бранко Лубарды,

Пере Пастора Вилановы,

Георгиоса А. Сергидеса, судей,

а также при участии Стивена Филлипса, Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом заседании 22 ноября 2016 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 9406/05, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданкой Российской Федерации Зинаидой Дмитриевной Куницыной (далее - заявительница) 31 января 2005 г.

2. Заявительнице было разрешено лично представлять свои интересы. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным.

3. Заявительница жаловалась со ссылкой на статью 10 Конвенции на нарушение своего права на журналистскую свободу выражения мнения.

4. 1 апреля 2009 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявительница родилась в 1950 году и проживает в г. Томске.

6. В период, относящийся к обстоятельствам дела, заявительница являлась внештатным журналистом газеты "Томская неделя", выходившей тиражом 66 585 экземпляров. Газета издавалась и распространялась в Томской области.

A. Статья заявительницы

7. 9 декабря 1999 г. в разделе "Социальный аспект" газета опубликовала статью заявительницы под заголовком "Здесь умирала мать [С.]". Статья описывала повседневную жизнь в государственном доме-интернате для престарелых "Лесная дача", и в ней приводились примеры различных ситуаций лиц, проживающих или проживавших там. В ней описывались практические трудности, с которыми сталкивался персонал при уходе за проживающими там лицами в отсутствие необходимого оборудования, а также упоминалось, что довольно много проживающих были оставлены в доме-интернате родственниками.

8. В статье затем упоминалась мать С. (его полная фамилия была указана в заголовке и статье), бывшего депутата парламента страны (Государственной Думы), который на тот момент участвовал в выборах в Государственную Думу. В статье сообщалось следующее:

"Немало солидных людей привозят в интернат своих больных родственников, стремясь избавиться от лишних хлопот".

За этим предложением следовал текст жирным шрифтом:

"Например, имеется комната, в которой умерла мать депутата [С.]. Теперь она носит его имя. Это одноместная комната, но маленькая и узкая. Больная и очень полная женщина лежала здесь в течение четырех месяцев. Санитарки помнят, что было очень сложно поднимать и переворачивать ее_".

9. В статье также шла речь о главном враче дома-интерната М., который заявил, что участие, сострадание по отношению к пациентам является необходимым качеством для персонала, работающего в данном учреждении, и что это очень редкое качество в наше время, которое нужно возрождать. Затем в статье приводились следующие слова M. (абзац также был набран жирным шрифтом):

"_Это из-за недостатка сострадания к своим близким родственники привозят их сюда, чтобы избавиться от хлопот, словно сами они не под богом ходят. Иногда простые санитарки бывают милосерднее людей, наделенных властью_".

10. Лишь два приведенных выше абзаца были набраны жирным шрифтом во всей статье.

B. Первый этап разбирательства в отношении заявительницы

11. 31 января 2000 г. С.С., А.С. и O.K.-С., которые являлись соответственно отцом, братом и сестрой С., предъявили к заявительнице иск о защите чести и достоинства. Они считали, что вышеупомянутые фрагменты содержали сведения, направленные на то, чтобы вызвать негативные чувства у читателей по отношению к семье С. и повлиять на них как на избирателей во время выборов. Они утверждали, в частности, что эти сведения заставляли читателей думать, что члены семьи С. не испытывали сострадания к их ближайшей родственнице (жене и матери), что они поместили ее в интернат "Лесная дача", чтобы избавиться от нее, и что они не навещали ее и не заботились о ней. Истцы настаивали на том, что данные сведения не соответствовали действительности и умаляли их честь и достоинство, и требовали компенсации морального вреда. Они также ссылались на статью 24 Конституции Российской Федерации, которая запрещала распространение информации о лице без его или ее согласия.

12. 17 апреля 2000 г. Ленинский районный суд г. Томска вынес решение. Он отклонил как необоснованные доводы истцов относительно нарушения их права на уважение личной жизни, отметив, что истцы, помещая свою родственницу С. в государственное медицинское учреждение для престарелых, вышли за рамки личной сферы в публичную область, и, таким образом, конституционный принцип неприкосновенности личной жизни не был применим при обстоятельствах дела. Ленинский районный суд, заслушав определенных свидетелей, также счел, что г-жа С. действительно причиняла истцам неудобства и затрудняла их жизнь, и поэтому они решили поместить ее в медицинское учреждение. Ленинский районный суд, таким образом, заключил, что предложение, согласно которому "_немало солидных людей привозят в интернат своих больных родственников, стремясь избавиться от лишних хлопот_", не может быть признано не соответствующим действительности, независимо от того, являлось ли оно обобщением заявительницы или предложением, относящимся к истцам, как они утверждали. Ленинский районный суд далее заключил со ссылкой на соответствующие доказательства, представленные заявительницей, что информация об условиях жизни г-жи С. в интернате "Лесная дача" также была достоверной. Кроме того, он отклонил как необоснованный довод истцов о том, что спорная публикация представляла собой пропаганду и была призвана повлиять на мнение избирателей. В этом отношении суд отметил, что текст статьи был социально ориентированным и содержал общие доводы относительно проблем, затрагивающих больных и престарелых людей, с конкретным примером дома-интерната "Лесная дача". Ленинский районный суд также отметил, что общие высказывания главного врача дома-интерната относительно отсутствия сострадания к ближайшим родственникам не имели отношения к истцам или иным членам семьи С.

13. 30 июня 2000 г. Томский областной суд, рассмотрев жалобу, оставил без изменения вышеуказанное решение.

14. 30 мая 2001 г. президиум Томского областного суда в порядке надзора отклонил надзорную жалобу на решение суда от 17 апреля 2000 г. и кассационное определение от 30 июня 2000 г., тем самым подтвердив эти судебные акты.

C. Второй этап разбирательства в отношении заявительницы

15. 28 июня 2002 г. Верховный Суд Российской Федерации в порядке надзора отменил решение от 17 апреля 2000 г., а также судебные акты от 30 июня 2000 г. и 30 мая 2001 г., и возвратил дело в суд первой инстанции на новое рассмотрение.

16. Решением от 20 мая 2003 г. Ленинский районный суд г. Томска вновь отклонил иск, предъявленный к заявительнице, приведя ту же мотивировку, что и в решении от 17 апреля 2000 г.

17. 17 октября 2003 г. Томский областной суд рассмотрел жалобу истцов по делу. Они настаивали на своем иске, утверждая, что соответствующая часть спорной публикации представляла собой вмешательство в их личную жизнь и содержала сведения, умаляющие их честь и достоинство.

18. Суд кассационной инстанции отменил решение от 20 мая 2003 г. в связи с неправильным применением судом первой инстанции материального права и вынес новое решение. Он отметил, что согласно постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации N 11 (см. § 27 настоящего Постановления) истец обязан доказать факт распространения информации, тогда как ответчик обязан доказать, что данная информация соответствовала действительности. Суд кассационной инстанции заключил, что истцы по настоящему делу исполнили эту обязанность.

19. В отношении предложения, в котором шла речь о том, что "_немало солидных людей привозят в интернат своих больных родственников, стремясь избавиться от лишних хлопот_", Томский областной суд не согласился с выводом суда первой инстанции, что данное предложение соответствовало действительности и не умаляло честь и достоинство истцов. В частности, Томский областной суд отметил, что заголовок статьи и последовательность ее предложений делали ясным, что данное высказывание, а также упоминание об отсутствии сострадания по отношению к ближайшим родственникам, хотя и имели общий характер, относились к истцам. В обоснование этого вывода суд кассационной инстанции сослался на показания двух свидетелей, которые подтвердили, что восприняли фрагменты как относящиеся к истцам.

20. Суд кассационной инстанции далее исследовал доказательства, подтверждающие тяжелое физическое и психическое состояние г-жи С., и отметил довод истцов о том, что они поместили ее в интернат "Лесная дача" из-за необходимости обеспечить ей надлежащую медицинскую помощь и уход, а не из-за отсутствия сострадания. Суд указал, что заявительница не представила доказательств, способных опровергнуть этот довод, в то время как в силу статьи 152 Гражданского кодекса Российской Федерации она как ответчик была обязана доказать, что сведения соответствовали действительности. Суд кассационной инстанции также сослался на показания свидетеля, который "пояснил, что сведения, распространенные в отношении истцов, согласно которым родственники г-жи С. не заботились о ней, не соответствовали действительности". Исходя из изложенного суд заключил, что спорные сведения не соответствовали действительности.

21. Суд кассационной инстанции далее пришел к выводу, что спорные сведения, согласно которым истцы поместили свою тяжелобольную близкую родственницу в дом-интернат для престарелых из-за отсутствия сострадания и чтобы избавиться от лишних хлопот, представляли собой сведения о нарушении истцами моральных принципов и, таким образом, умаляли их честь и достоинство, как это следовало из постановления пленума Верховного Суда. Томский областной суд заключил, что информация в публикации о том, что "...немало солидных людей привозят в интернат своих больных родственников, стремясь избавиться от лишних хлопот, по причине отсутствия сострадания по отношению к ближайшим родственникам_", не соответствовала действительности и умаляла честь и достоинство истцов, и взыскал с заявительницы 10 000 рублей (приблизительно 285 евро) в пользу каждого из трех истцов в качестве компенсации морального вреда.

22. Постановление суда кассационной инстанции не затрагивало довод истцов о том, что спорная статья представляла собой вмешательство в их личную жизнь.

23. Определением от 4 марта 2004 г. судья Томского областного суда отклонил жалобу заявительницы о пересмотре в порядке надзора постановления суда кассационной инстанции.

24. 13 октября 2004 г. президиум Томского областного суда в порядке надзора оставил в силе постановление от 17 октября 2003 г., подтвердив его мотивировку, но уменьшил сумму, присужденную в качестве компенсации морального вреда. С заявительницы были взысканы 4 000 рублей (приблизительно 110 евро) в пользу каждого из трех истцов.

II. Соответствующие законодательство Российской Федерации и правоприменительная практика

25. Статья 24 Конституции Российской Федерации предусматривает, что сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются.

26. В соответствии со статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Потерпевший также может требовать возмещения убытков и компенсации морального вреда, причиненных распространением подобных сведений.

27. Постановление N 11 Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 18 августа 1992 г. в редакции от 21 декабря 1993 г. "О некоторых вопросах, возникших при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц" предусматривало, что под "распространением сведений", о котором указывается в статье 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, следует понимать опубликование таких сведений в печати или их трансляцию. В постановлении Пленума также предусматривалось, что не соответствующие действительности сведения, содержащие утверждения, в частности, о нарушении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства или моральных принципов (о совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом коллективе, быту и другие сведения, порочащие производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую репутацию и т. п.), могут умалять честь и достоинство либо деловую репутацию лица.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

28. Заявительница жаловалась на нарушение своего права на свободу выражения мнения. Заявительница настаивала на том, что она имела право выразить свое мнение в качестве журналиста и что, вынося решения не в ее пользу, суды страны критиковали ее за профессиональную деятельность и неоправданно ограничили ее свободу выражения мнения. Заявительница ссылалась на статью 10 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует Государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".

A. Доводы сторон

1. Заявительница

29. Заявительница утверждала, что вмешательство в ее свободу выражения мнения не отвечало требованию "необходимости".

30. Заявительница отметила, в частности, что ее статья являлась социально ориентированной и касалась важного вопроса, представляющего публичный интерес, а именно отсутствия специализированных учреждений по уходу за престарелыми лицами в области. Она также утверждала, что фраза "_немало солидных людей привозят в интернат своих больных родственников, стремясь избавиться от лишних хлопот_", признанная внутригосударственным судом не соответствующей действительности и умаляющей репутацию истцов, в действительности являлась цитированием высказывания M., главного врача дома-интерната, и не должна была приписываться ей. Заявительница настаивала, что в любом случае предложение являлось обобщением, а не высказыванием, прямо относящимся к семье С., и что оно являлось оценочным суждением, не подлежащим доказыванию. Она также отметила, что не высказывалась относительно того, приходили ли истцы навещать г-жу С. в доме-интернате, поскольку она лишь упомянула С., который, однако, не являлся стороной по делу о защите чести и достоинства.

31. Заявительница также утверждала, что примененное к ней наказание было непропорциональным, поскольку, учитывая ее доход, оно было крайне обременительным для нее с финансовой точки зрения. Кроме того, оно ограничило свободу прессы и оказало серьезное "сдерживающее" воздействие на других журналистов в области.

2. Власти Российской Федерации

32. Власти Российской Федерации признали, что имело место вмешательство в право заявительницы на свободу выражения мнения, но считали, что оно было оправданным с точки зрения пункта 2 статьи 10 Конвенции. В частности, они отметили, что вмешательство было основано на статье 152 Гражданского кодекса Российской Федерации и преследовало цель защиты репутации и личной жизни членов семьи С.

33. Власти Российской Федерации полагали, что оспариваемое вмешательство было необходимым в демократическом обществе. Они утверждали, что спорные абзацы в статье заявительницы явно касались семьи С., в частности, оба абзаца были выделены жирным шрифтом, что создавало явное впечатление, что они были связаны между собой и с заголовком статьи. Кроме того, данные абзацы раскрывали конкретные детали личной жизни семьи С. В этом отношении власти Российской Федерации отметили, что спорная информация касалась не только сына г-жи С., С., который на тот момент участвовал в выборах в Государственную Думу и поэтому являлся публичной фигурой, но также и иных членов семьи С., включая мужа и дочь г-жи С. (соответственно, приходившихся С. отцом и сестрой), которые таковыми не являлись.

34. Власти Российской Федерации далее указывали, что внутригосударственные суды провели различие между утверждениями о факте и оценочными суждениями, придя к выводу, что спорные фрагменты, включая фразу "_немало солидных людей привозят в интернат своих больных родственников, стремясь избавиться от лишних хлопот_", представляли собой утверждения о факте, и, таким образом, заявительница была обязана доказать соответствие этих сведений действительности. Власти Российской Федерации утверждали, что после всестороннего исследования обстоятельств дела суды страны установили отсутствие какой-либо фактической основы для соответствующих утверждений заявительницы. В частности, суд кассационной инстанции уставил, что семья С. поместила г-жу С. в учреждение для престарелых для обеспечения ей надлежащего лечения и ухода, а не пытаясь "избежать хлопот". Суд кассационной инстанции также отметил, что учреждение, упомянутое в статье, пользовалось очень хорошей репутацией, и поэтому семья С. выбрала его для г-жи С., кроме того, они регулярно навещали ее, что было подтверждено свидетелями. В своей статье заявительница, таким образом, исказила действительность, что могло вызвать негативные чувства по отношению к родственникам г-жи С., включая С. По мнению властей Российской Федерации, целью спорной публикации было не привлечение внимания общественности к проблемам престарелых людей, а дискредитация С. в глазах избирателей.

35. Власти Российской Федерации также полагали, что оспариваемая мера была пропорциональна преследуемой цели. В частности, заявительница была привлечена к ответственности в рамках гражданского дела о защите чести и достоинства, и с нее была взыскана компенсация морального вреда в пользу членов семьи С. Внутригосударственные суды приняли во внимание ряд относимых факторов, принимая решение о применении санкций к заявительнице. В частности, суды отметили, что спорная статья была опубликована в газете, которая издавалась тиражом 66 585 экземпляров, и что публикация была осуществлена через три года после смерти г-жи С., во время предвыборной кампании в национальный парламент, в которой участвовал в качестве кандидата ее сын С., что, несомненно, привлекало пристальное внимание общественности. Кроме того, внутригосударственные суды приняли во внимание тот факт, что рассматриваемые сведения касались болезни и смерти г-жи С. и были особенно чувствительны для членов ее семьи. Это причинило им, и особенно 80-летнему мужу г-жи С., сильные эмоциональные переживания, поскольку сведения использовалось, чтобы опорочить членов семьи. В то же время внутригосударственные суды надлежащим образом учли доход заявительницы и взыскали с нее весьма умеренную сумму в пользу истцов.

36. Власти Российской Федерации далее утверждали, что внутригосударственные суды надлежащим образом сопоставили право заявительницы на свободу выражения мнения и право семьи С. на репутацию и вынесли мотивированные решения. Кроме того, дело заявительницы не оказало сдерживающего воздействия на других журналистов в области вопреки утверждениям заявительницы по этому поводу.

B. Приемлемость жалобы

37. Европейский Суд отмечает, что жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

C. Существо жалобы

38. Европейский Суд отмечает, что стороны пришли к единому мнению о том, что определение Томского областного суда от 17 октября 2003 г., измененное 13 октября 2004 г. президиумом Томского областного суда в порядке надзора (см. §§ 17-22 и 24 настоящего Постановления), представляло собой вмешательство в право заявительницы на свободу выражения мнения, гарантированное пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Европейский Суд также убежден в том, что данное вмешательство было "предусмотрено законом", а именно статьей 152 Гражданского кодекса Российской Федерации, и "преследовало законную цель", а именно цель "защиты репутации или прав иных лиц" в значении пункта 2 статьи 10 Конвенции. Остается установить, было ли вмешательство "необходимо в демократическом обществе".

39. Тест необходимости обязывает Европейский Суд определить, отвечало ли вмешательство "неотложной общественной потребности", были ли доводы, приведенные в его обоснование внутригосударственными властями, "относимыми и достаточными", и была ли принятая мера соразмерна преследуемой законной цели (см., например, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Линдон, Очаковски-Лоран и Жюли против Франции" (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France), жалобы NN 21279/02 и 36448/02, § 45, ECHR 2007-IV). При оценке того, существовала ли такая "потребность", и какие меры следовало принять в связи с ней, власти страны обладают определенной свободой усмотрения. При осуществлении надзорной функции задачей Европейского Суда является не замещение внутригосударственных властей, а, скорее, проверка на основании статьи 10 Конвенции, с учетом всех обстоятельств дела, решений, принимаемых ими в рамках их пределов усмотрения. При этом Европейский Суд должен убедиться в том, что внутригосударственными властями были применены стандарты, соответствующие принципам, изложенным в статье 10 Конвенции, и, кроме того, что решения властей были основаны на приемлемой оценке соответствующих обстоятельств дела (см. в качестве недавнего примера Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Беда против Швейцарии" (Bedat v. Switzerland), жалоба N 56925/08* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. Специальный выпуск. 2017. N 6 (примеч. редактора).), § 48, ECHR 2016).

40. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле заявительница, журналистка, была привлечена к гражданской ответственности в связи с написанием статьи и ее публикацией в областной газете после того, как первое окончательное и обязательное судебное решение в ее пользу было отменено в порядке надзора. Оспариваемое вмешательство, таким образом, должно рассматриваться в контексте существенной роли прессы в демократическом обществе (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Фрессоз и Руар против Франции" (Fressoz and Roire v. France), жалоба N 29183/95, § 45, ECHR 1999-I). В связи с этим пределы усмотрения внутригосударственных властей были ограничена интересом демократического общества в наличии у прессы возможности играть свою ключевую роль "общественного контролера" (см. Постановление Европейского Суда по делу ""Радио Франс" и другие против Франции" (Radio France and Others v. France), жалоба N 53984/00, § 33, ECHR 2004-II, с дополнительными отсылками).

41. Европейский Суд далее отмечает, что рассматриваемая статья описывала повседневную жизнь пациентов дома-интерната для престарелых, включая мать С., который был назван полным именем в заголовке и тексте статьи. Отец, брат и сестра С. впоследствии предъявили к заявительнице иск в связи с раскрытием информации об их личной жизни и умалением их репутации. Однако, как можно видеть из соответствующих судебных решений (см. § 22 и 24 настоящего Постановления), суды страны рассмотрели иск лишь в части репутации истцов, в то время как вопрос предполагаемого нарушения неприкосновенности их личной жизни остался без рассмотрения. Европейский Суд, таким образом, ограничит свое рассмотрение дела оценкой "необходимости" оспариваемой меры, поскольку она была направлена на защиту репутации истцов.

42. Европейский Суд напоминает, что право на защиту репутации лица защищено статьей 8 Конвенции как часть права на уважение личной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шови и другие против Франции" (Chauvy and Others v. France), жалоба N 64915/01, § 70, ECHR 2004-VI, Постановление Европейского Суда по делу "Пфейфер против Австрии" (Pfeifer v. Austria) от 15 ноября 2007 г., жалоба N 12556/03, § 35, Постановление Европейского Суда по делу "Поланко Торрес и Мовилья Поланко против Испании" (Polanco Torres and Movilla Polanco v. Spain) от 21 сентября 2010 г., жалоба N 34147/06, § 40, и в качестве недавнего примера Постановление Европейского Суда по делу "Аннен против Германии" (Annen v. Germany) от 26 ноября 2015 г., жалоба N 3690/10, § 54). Чтобы статья 8 Конвенции была применима, посягательство на репутацию лица должно достигнуть определенной степени серьезности и осуществляться способом, причиняющим вред осуществлению лицом права на уважение личной жизни" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Компания "Аксель Шпрингер АГ" против Германии" (Axel Springer AG v. Germany) от 7 февраля 2012 г., жалоба N 39954/08, § 83). Европейский Суд также напоминает, что для того, чтобы вмешательство в право на свободу выражения мнения было пропорционально законной цели защиты репутации других лиц, необходимым элементом является объективная связь между оспариваемым заявлением и лицом, требующим защиты чести и достоинства. Только личное предположение или субъективное восприятие публикации в качестве диффамационной не позволяет установить, что данное лицо было прямо затронуто публикацией. В обстоятельствах конкретного дела должны присутствовать элементы, способные привести обычного читателя к убеждению, что утверждение прямо отражалось на определенном истце или он выступал объектом критики (см. Постановление Европейского Суда по делу "Резник против Российской Федерации" (Reznik v. Russia) от 4 апреля 2013 г., жалоба N 4977/05, § 45* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 3 (примеч. редактора).), и приведенные в нем дела).

43. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле в спорных выдержках был назван С. или упоминались "люди, наделенные властью" (см. §§ 8-9 настоящего Постановления), поэтому Европейский Суд готов признать, что существовала объективная связь между этими фрагментами и С. Европейский Суд отмечает, однако, что С. не был стороной рассматриваемого разбирательства о защите чести и достоинства. Таким образом, Европейский Суд отклоняет довод властей Российской Федерации о том, что С. был "дискредитирован в глазах его избирателей" (см. § 34 настоящего Постановления), поскольку данный вопрос не оценивался внутригосударственными судами. Европейский Суд также не убежден, что аналогичная объективная связь может быть установлена между спорными фрагментами и истцами в разбирательстве о защите чести и достоинства (отцом, братом и сестрой С.). Как было подчеркнуто властями Российской Федерации, они не являлись "людьми, наделенными властью", кроме того, рассматриваемый текст лишь упоминал "депутата С.", а не других членов семьи С. Следовательно, такая информация едва ли могла рассматриваться как прямо относящаяся к истцам или умаляющая их репутацию. Европейский Суд также не считает, что простая ссылка областного суда на показания двух свидетелей, которые восприняли спорные фрагменты как относящиеся к истцам (см. § 19 настоящего Постановления), достаточна для установления подобной связи, поскольку эти два свидетеля не были идентифицированы и не разъяснялось, каковы были основания для такого восприятия.

44. Обращаясь к квалификации спорных фрагментов Томским областным судом, Европейский Суд принимает во внимание, что необходимо тщательно проводить различие между утверждениями о факте и оценочными суждениями. В то время как существование фактов может быть доказано, достоверность оценочных суждений доказыванию не подлежит. Действительно, если утверждения касаются поведения третьего лица, иногда может быть сложно разграничить утверждения о факте и оценочные суждения. Тем не менее даже оценочное суждение может быть чрезмерным, если отсутствуют фактические основания, подтверждающие его (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кумпэнэ и Мазэре против Румынии" (Cumpana and Mazare v. Romania), жалоба N 33348/96, §§ 98-99, ECHR 2004-XI). Европейский Суд неоднократно подчеркивал структурный недостаток законодательства Российской Федерации о защите чести, достоинства и деловой репутации, что касается его толкования и применения в период, относящийся к обстоятельствам дела, которое не предусматривало различия между оценочными суждениями и утверждениями о факте, используя единый термин "сведения", и исходило из предположения, что любые такие "сведения" подлежали доказыванию в рамках гражданского разбирательства (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гринберг против Российской Федерации" (Grinberg v. Russia) от 21 июля 2005 г., жалоба N 23472/03* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2005. N 12 (примеч. редактора).), § 29, Постановление Европейского Суда по делу "Захаров против Российской Федерации" (Zakharov v. Russia) от 5 октября 2006 г., жалоба N 14881/03* (* См.: там же. 2008. N 4 (примеч. редактора).), § 29, Постановление Европейского Суда по делу "Карман против Российской Федерации" (Karman v. Russia) от 14 декабря 2006 г., жалоба N 29372/02* (* См.: там же. 2007. N 11 (примеч. редактора).), § 38, Постановление Европейского Суда по делу "Дюльдин и Кислов против Российской Федерации" (Dyuldin and Kislov v. Russia) от 31 июля 2007 г., жалоба N 25968/02* (* См.: там же. 2008. N 11 (примеч. редактора).), § 47, Постановление Европейского Суда по делу "Федченко против Российской Федерации" (Fedchenko v. Russia) от 11 февраля 2010 г., жалоба N 33333/04* (* См.: там же. 2010. N 8 (примеч. редактора).), §§ 36-41, Постановление Европейского Суда по делу "Андрушко против Российской Федерации" (Andrushko v. Russia) от 14 октября 2010 г., жалоба N 4260/04* (* См.: там же. 2011. N 8 (примеч. редактора).), §§ 50-52, Постановление Европейского Суда по делу ""Новая газета в Воронеже" против Российской Федерации" (Novaya Gazeta v Voronezhe v. Russia) от 21 декабря 2010 г., жалоба N 27570/03* (* См.: там же. N 11 (примеч. редактора).), § 52, и Постановление Европейского Суда по делу "ООО "Ивпресс" и другие против Российской Федерации" (OOO Ivpress and Others v. Russia) от 22 января 2013 г., жалобы NN 33501/04, 38608/04, 35258/05 и 35618/05* (* См.: там же. 2013. N 11 (примеч. редактора).), § 72).

45. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле факт помещения родственницы истцов в дом-интернат не оспаривался сторонами дела о защите чести и достоинства, вместо этого они не пришли к единому мнению относительно причин, лежащих в основе такого решения. В частности, спорные фрагменты описывали помещение в дом-интернат как "попытку избавиться от ненужных хлопот" и "отсутствие сострадания", тогда как истцы утверждали, что руководствовались необходимостью обеспечить родственнице надлежащую медицинскую помощь и уход (см. § 20 настоящего Постановления). Очевидно, вышеупомянутые выражения являлись оценочными суждениями и описывали то, как заявительница интерпретировала помещение родственницы истцов в дом-интернат для престарелых, являлись цитатами высказываний главного врача дома-интерната и критиковали такое помещение с нравственных позиций. В отношении подобной критики Европейский Суд отмечает, что, хотя журналистам должна быть разрешена некоторая степень преувеличения или даже провокации, они, тем не менее, имеют "обязанности и ответственность" и должны действовать добросовестно и в соответствии с журналистской этикой (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Румяна Иванова против Болгарии" (Rumyana Ivanova v. Bulgaria) от 14 февраля 2008 г., жалоба N 36207/03, § 61). Беспочвенные обвинения в предосудительном с нравственной точки зрения поведении могут доказуемо рассматриваться как выходящие за рамки ответственной журналистики. В частности, в контексте вопроса, поднятого заявительницей в своей статье, то есть, по ее объяснениям, отсутствия специализированных учреждений по уходу за престарелыми лицами в области (см. § 30 настоящего Постановления), Европейский Суд не понимает, почему было необходимо давать информацию, раскрывающую полное имя и содержащую предположения о предосудительном с нравственной точки зрения поведении, о последних днях женщины, умершей три года назад (см. § 35 настоящего Постановления), которая приходилась матерью лицу, участвующему в то время в качестве кандидата в выборах в парламент страны.

46. В то же время Европейский Суд отмечает, что внутригосударственные суды не исследовали элементы, необходимые для оценки соблюдения заявительницей "обязанностей и ответственности" журналиста. Вопреки утверждениям властей Российской Федерации (см. § 34 настоящего Постановления), они не разграничили оценочные суждения и утверждения о факте, ограничившись выводом о том, что спорная информация была "распространена" заявительницей и что она не доказала ее соответствие действительности (см. §§ 18 и 20 настоящего Постановления). Суды Российской Федерации не приняли во внимание, действовала ли заявительница добросовестно, цель, которую она преследовала при публикации статьи, отражение вопроса, представляющего публичный интерес или всеобщую озабоченность, в спорной публикации или относимость информации о близкой родственнице истцов в контексте этой темы.

47. Кроме того, Европейский Суд не упускает из виду тот факт, что в настоящем деле судебное решение о привлечении заявительницы к ответственности в связи с умалением чести и достоинства было принято судом кассационной инстанции в рамках второго этапа разбирательства, после того, как окончательное и обязательное судебное решение в пользу заявительницы, принятое на первом этапе разбирательства, было отменено в порядке надзора, и после того, как суд первой инстанции во втором этапе разбирательства вновь разрешил дело в ее пользу.

48. В свете вышеизложенного Европейский Суд находит, что стандарты, в соответствии с которыми внутригосударственные суды рассматривали иск против заявительницы, не соответствовали принципам, воплощенным в статье 10 Конвенции. При таким обстоятельствах не имеет большого значения тот факт, что разбирательство носило гражданско-правовой характер и что сумма компенсации, взысканной с заявительницы, была умеренной, поскольку вывод Европейского Суда о том, что оспариваемое вмешательство не было "необходимым в демократическом обществе", был обусловлен тем, что внутригосударственные суды не основали свои решения на "приемлемой оценке относимых фактов" и не привели "относимых и достаточных" мотивов (см. аналогичные выводы в Постановлении Европейского Суда по делу "Годлевский против Российской Федерации" (Godlevskiy v. Russia) от 23 октября 2008 г., жалоба N 14888/03* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2008. N 3 (примеч. редактора).), § 48, и в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "ООО "Ивпресс" и другие против Российской Федерации", § 79).

49. Таким образом, по делу было допущено нарушение статьи 10 Конвенции.

II. Применение статьи 41 Конвенции

50. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

51. Заявительница требовала выплаты 4 000 евро в качестве компенсации материального ущерба. Она утверждала, что в результате оспариваемого вмешательства она не могла работать в качестве внештатного журналиста, поскольку "была вынуждена писать жалобы" на необоснованное судебное решение от 17 октября 2003 г. в вышестоящий суд, пытаясь добиться его пересмотра в порядке надзора. Она, таким образом, просила присудить ей компенсацию материального ущерба в размере 3 600 евро, которые, согласно ее объяснениям, представляли ее неполученный доход за период с 17 октября 2003 г. (дата кассационного определения по ее делу) до 13 октября 2004 г. (дата, в которую это решение было оставлено без изменения в надзорном разбирательстве). По данному основанию заявительница также требовала выплаты компенсации в размере 12 000 рублей (приблизительно 330 евро), суммы, которую она была обязана выплатить истцам в качестве компенсации морального вреда, и 840 рублей (приблизительно 25 евро), суммы исполнительского сбора, который был обусловлен ее уклонением от добровольного исполнения требований, содержащихся в исполнительном листе. Согласно предоставленным заявительницей документам она выплатила обе суммы в полном объеме. Кроме того, она требовала выплаты 5 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

52. Поскольку требование заявительницы о компенсации материального ущерба касалось неполученных доходов, власти Российской Федерации оспаривали это требование как умозрительное и необоснованное. Они также утверждали, что заявительница не доказала наличие причинно-следственной связи между предполагаемым нарушением и моральным вредом, который предположительно был ей причинен.

53. Европейский Суд не усматривает причинно-следственной связи между установленным нарушением и требованием заявительницы в части неполученных доходов, соответственно, он отклоняет это требование.

54. Вместе с тем Европейский Суд отмечает, что сумма в размере 12 000 рублей (приблизительно 330 евро), которую заявительница была обязана выплатить в разбирательстве о защите чести и достоинства, и тот факт, что эта сумма была действительно взыскана с заявительницы, не оспариваются сторонами. Он далее отмечает, что вышеуказанная сумма была взыскана с заявительницы в результате судебного решения, вынесенного против нее в связи с ее статьей, которое Европейский Суд признал нарушающим статью 10 Конвенции. Следовательно, очевидно, что существует прямая причинно-следственная связь между установленным нарушением и предполагаемым материальным ущербом (см., в частности, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бладет Тромсё и Стенсос против Норвегии" (Bladet Tromso and Stensaas v. Norway), жалоба N 21980/93, §§ 75 и 77, ECHR 1999-III). Таким образом, Европейский Суд присуждает заявительнице 330 евро в качестве компенсации материального ущерба, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.

55. Что касается исполнительского сбора, Европейскому Суду не было представлено доказательств того, что он являлся прямым следствием нарушения статьи 10 Конвенции (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Квецень против Польши" (Kwiecien v. Poland) от 9 января 2007 г., жалоба N 51744/99, §§ 64-66, и в качестве недавнего примера Постановление Европейского Суда по делу "Маринова и другие против Болгарии" (Marinova and Others v. Bulgaria) от 12 июля 2016 г., жалобы NN 33502/07, 30599/10, 8241/11 и 61863/11, § 119). Действительно, хотя заявительница и утверждала, что примененная к ней санкция была обременительной для нее с финансовой точки зрения (см. § 31 настоящего Постановления), она не сообщила Европейскому Суду, могла ли она выплатить компенсацию единовременно, или, если не могла, просила ли она о рассрочке исполнения решения суда. Таким образом, Европейский Суд отклоняет эту часть требования заявительницы о компенсации материального ущерба.

56. Европейский Суд также полагает, что при обстоятельствах дела установление факта нарушения статьи 10 Конвенции само по себе является достаточной справедливой компенсацией морального вреда, причиненного заявительнице (см. аналогичный вывод в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "ООО "Ивпресс" и другие против Российской Федерации", § 88).

B. Судебные расходы и издержки

57. Заявительница требовала выплаты 1 000 евро в качестве возмещения судебных расходов и издержек, понесенных на внутригосударственном уровне. Она предоставила счет от адвоката на сумму 35 000 рублей (приблизительно 1 000 евро) за его юридические консультации на предварительной стадии и в ходе судебного разбирательства, а также за подготовку письменных материалов для судов.

58. Власти Российской Федерации оспаривали это требование как необоснованное, утверждая, что счет был нечитаемым и что заявительница не предоставила соглашение о юридической помощи.

59. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле, принимая во внимание предоставленные ему документы и вышеприведенные критерии, Европейский Суд считает необходимым присудить заявительнице 1 000 евро в качестве возмещения судебных расходов и издержек, понесенных во внутригосударственных судах.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

60. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

3) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявительнице следующие суммы, подлежащие переводу в валюту государства-ответчика по курсу, действующему на день выплаты:

(i) 330 евро (триста тридцать евро) в качестве компенсации материального ущерба, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму;

(ii) 1 000 евро (одну тысячу евро) в качестве компенсации судебных расходов и издержек, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявительницу в связи с указанной суммой;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

4) отклонил оставшуюся часть требований заявительницы о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 13 декабря 2016 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Стивен Филлипс Секретарь Секции Суда

Луис Лопес Герра Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к настоящему Постановлению прилагается особое мнение судьи Дмитрия Дедова.

Совпадающее особое мнение судьи Дмитрия Дедова

Очень сложно рассматривать дело о защите чести и достоинства, в котором публичная фигура подвергалась критике, но другие члены семьи утверждали, что эта критика также затрагивала их. Я уверен, что внутригосударственные суды даже не имели полномочий рассматривать дело, так как иск был неприемлемым ratione personae*.

В аналогичном деле "Путистин против Украины" (Putistin v. Ukraine) (Постановление Европейского Суда от 21 ноября 2013 г., жалоба N 16882/03, § 38) Европейский Суд заключил, что "заявитель, [член семьи], был затронут статьей, но лишь косвенно, в том смысле, что читатель, который знал, что имя отца заявителя находилось на афише 1942 года, мог прийти к неблагоприятным выводам о его отце. Уровень воздействия поэтому был весьма умеренным". Данный подход полностью отличается от доводов, изложенных в настоящем Постановлении. Он более конкретен и близок к фактическим обстоятельствам. Однако ни в одном деле я не усматриваю существенного анализа со стороны Европейского Суда, которому могли бы следовать внутригосударственные суды, относительно того, как установить приемлемое равновесие между правом на личную жизнь и правом на свободу выражения мнения.

Право на уважение личной жизни других членов семьи было затронуто, отдаленно или нет. Однако истцы, которые не были упомянуты в статье, должны нести более тяжелое бремя доказывания, и они должны представить существенные доказательства отрицательного воздействия или выступить с публичным заявлением о том, что они не должны ассоциироваться со спорным действием или данным лицом по конкретным причинам. Внутригосударственные суды осуществили ограниченный анализ в связи с личной жизнью истцов, не сопоставляя ее с правом заявительницы на свободу выражения мнения, в частности, с ее правом поднимать вопросы, представляющие публичный интерес. Я считаю, что критика с нравственных позиций, с которой заявительница как журналистка выступила против члена парламента, была адресована не только этой публичной фигуре, но и остальной части общества, поскольку она затронула вопрос социальной солидарности.

------------------------------

* Ratione personae (лат.) - по основаниям, связанным с лицом (примеч. переводчика).