Раздел III. Судебная практика Свердловского областного суда

Раздел III. Судебная практика Свердловского областного суда

I. Споры, вытекающие из трудовых правоотношений

1. Предусмотренная ч. 1 ст. 261 Трудового кодекса Российской Федерации гарантия, запрещающая увольнение беременной женщины по инициативе работодателя, подлежит применению при установлении отсутствия добровольного волеизъявления работника на увольнение.

Б. обратилась в суд с иском к обществу с ограниченной ответственностью "Д" о восстановлении на работе, взыскании среднего заработка за время вынужденного прогула, компенсации морального вреда.

В обоснование иска указала, что 08 ноября 2019 года написала заявление об увольнении по собственному желанию. С учетом двухнедельного срока отработки последний рабочий день для нее 22 ноября 2019 года. В этот же день (22 ноября 2019 года) узнала о своей беременности, в связи с чем незамедлительно уведомила своего непосредственного руководителя С. и сотрудника отдела кадров о желании отозвать заявление об увольнении и продолжить трудовые отношения с ответчиком. Ответчик ее просьбу не удовлетворил, поскольку произвел окончательный расчет истца в порядке ст. 140 Трудового кодекса Российской Федерации, издал приказ о ее увольнении 22 ноября 2019 года. Б. полагала свое увольнение незаконным ввиду нарушения ее права на отзыв заявления, считала, что работодатель отказал ей, поскольку получил информацию о ее беременности.

Решением суда первой инстанции в удовлетворении иска отказано.

Судебная коллегия по гражданским делам, рассмотрев апелляционное представление прокурора, отменила решение суда первой инстанции, указав следующее.

Разрешая спор и отказывая в удовлетворении исковых требований, суд первой инстанции, руководствуясь ст. ст. 77, 80 Трудового кодекса Российской Федерации, разъяснениями п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 года N 2 "О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации", пришел к выводу: истец не доказала, что волеизъявление на увольнение является недобровольным, в связи с беременностью отозвала заявление об увольнении за истечением срока предупреждения об увольнении. Тот факт, что истец уведомила руководителя и сотрудника отдела кадров о нежелании увольняться в связи с беременностью, суд первой инстанции посчитал ненадлежащим способом отзыва заявления об увольнении, поскольку указанные лица полномочиями на принятие кадровых решений не обладают, а иным способом Б. к работодателю не обращалась. При этом суд первой инстанции исходил из того, что состояние беременности истца при рассмотрении данного спора не имеет существенного значения и положения ст. 261 Трудового кодекса Российской Федерации при разрешении спора применению не подлежат, поскольку истец уволена на основании личного заявления, а не по инициативе работодателя.

Между тем выводы суда первой инстанции являются неправильными и противоречащими фактическим обстоятельствам дела, основаны на ошибочном применении норм материального права.

Частью 1 ст. 80 Трудового кодекса Российской Федерации установлено, что работник имеет право расторгнуть трудовой договор, предупредив об этом работодателя в письменной форме не позднее чем за две недели, если иной срок не установлен данным Кодексом или иным федеральным законом. Течение указанного срока начинается на следующий день после получения работодателем заявления работника об увольнении.

Согласно ч. 4 ст. 80 Трудового кодекса Российской Федерации до истечения срока предупреждения об увольнении работник имеет право в любое время отозвать свое заявление. Увольнение в этом случае не производится, если на его место не приглашен в письменной форме другой работник, которому в соответствии с этим Кодексом и иными федеральными законами не может быть отказано в заключении трудового договора.

В соответствии с ч. 1 ст. 261 Трудового кодекса Российской Федерации расторжение трудового договора по инициативе работодателя с беременной женщиной не допускается, за исключением случаев ликвидации организации либо прекращения деятельности индивидуальным предпринимателем.

Как указано в ч. 3 ст. 11 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в случае отсутствия норм права, регулирующих спорное отношение, суд применяет нормы права, регулирующие сходные отношения (аналогия закона), а при отсутствии таких норм разрешает дело, исходя из общих начал и смысла законодательства (аналогия права).

В пункте 25 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 января 2014 года N 1 "О применении законодательства, регулирующего труд женщин, лиц с семейными обязанностями и несовершеннолетних" разъяснено, что, поскольку увольнение беременной женщины по инициативе работодателя запрещается, отсутствие у работодателя сведений о ее беременности не является основанием для отказа в удовлетворении иска о восстановлении на работе.

Разрешая спор, суд первой инстанции не учел, что сама по себе правовая природа права работника на расторжение трудового договора по ст. 80 Трудового кодекса Российской Федерации предполагает отсутствие спора между работником и работодателем по поводу его увольнения, за исключением случаев отсутствия добровольного волеизъявления. Иными словами, то обстоятельство, что истец добровольно написала заявление об увольнении 08 ноября 2019 года само по себе без учета установленных в ходе рассмотрения дела обстоятельств, не свидетельствует о законности увольнения. В данном случае надлежало установить, хотела ли истец прекратить трудовые отношения с работодателем на дату увольнения.

Суд апелляционной инстанции указал, что исходя из смысла подлежащих применению к спорным отношениям сторон норм материального права, в связи с отсутствием волеизъявления истца на прекращение трудового договора фактически имело место прекращение трудового договора не по инициативе работника, а по инициативе работодателя с нарушением запрета, установленного ч. 1 ст. 261 Трудового кодекса Российской Федерации.

Запрет увольнения беременной женщины по инициативе работодателя, гарантированный ч. 1 ст. 261 Трудового кодекса Российской Федерации, подлежит применению и к спорным правоотношениям, с учетом отсутствия добровольного намерения уволиться на дату увольнения. Иное толкование указанных нормативных положений привело бы к ограничению объема трудовых прав работника, лишенного возможности отозвать заявление об увольнении, и, как следствие, к отказу в предоставлении законных гарантий работнику, в частности беременной женщине.

Судебная коллегия по гражданским делам восстановила Б. на работе, взыскала средний заработок за время вынужденного прогула, компенсацию морального вреда.

Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 21 мая 2020 года по делу N 33-6953/2020

II. Споры, вытекающие из социальных правоотношений

2. Судом первой инстанции не было учтено, что при досрочном переходе из одного негосударственного пенсионного фонда в другой необходимо соблюдение установленного порядка, согласно которому не только сторонами заключается договор, но и застрахованным лицом подается заявление в Пенсионный фонд Российской Федерации о досрочном переходе из одного фонда в другой и Пенсионный фонд Российской Федерации принимает решение о внесении изменений в единый реестр застрахованных лиц.

Б. обратился в суд с иском к негосударственному пенсионному фонду "Г" (далее - НПФ "Г"), негосударственному пенсионному фонду "О" (далее - НПФ "О") о признании договора недействительным, применении последствий недействительности сделки, возмещении убытков, компенсации морального вреда.

В обоснование исковых требований указал, что 28 февраля 2013 года между ним и НПФ "О" был заключен договор об обязательном пенсионном страховании. 27 декабря 2018 года истец, полагая, что подписывает уведомление о состоянии пенсионного счета в НПФ "О", подписал договор об обязательном пенсионном страховании с НПФ "Г", по которому его пенсионные накопления 27 марта 2019 года переданы от НПФ "О" в НПФ "Г", при этом потерянный инвестиционный доход в связи с досрочным переходом из одного фонда в другой составил 46 316 рублей 78 копеек. Ссылаясь на то, что уведомление, представленное 28 ноября 2018 года в Пенсионный фонд Российской Федерации о переходе из одного фонда в другой, он не подавал, нотариально удостоверенное заявление подложно, а для прекращения действия прежнего договора и начала действия нового договора, в силу ст. 36.8-1 Федерального закона от 07 мая 1998 года N 75-ФЗ "О негосударственных пенсионных фондах" (далее - Федеральный закон N 75-ФЗ) обязательно подать названное заявление в Пенсионный фонд Российской Федерации, просил суд признать договор от 27 декабря 2018 года с НПФ "Г" недействительным.

Решением суда первой инстанции в удовлетворении иска отказано.

По апелляционной жалобе истца судебная коллегия по гражданским делам отменила решение суда первой инстанции в части, указав следующее.

Разрешая спор и отказывая в удовлетворении иска, суд первой инстанции ссылался на нормы ст. 178 Гражданского кодекса Российской Федерации, ст. ст. 3, 36.2 - 36.4, 36.7, 36.11 Федерального закона N 75-ФЗ и посчитал, что истец не доказал факт заблуждения при подписании договора и факт того, что ответчиком предоставлена недостоверная информация при заключении договора. Суд первой инстанции отметил, что неподписание истцом заявления о переходе из одного негосударственного пенсионного фонда в другой не влияет на законность заключенного договора, так как договор истец подписал собственноручно.

Судебная коллегия по гражданским делам признала выводы суда первой инстанции противоречащими нормам материального права.

Вопросы заключения договора о переходе из одного негосударственного фонда в другой, порядка и условий прекращения действия одного договора и начала действия другого договора регламентированы Федеральным законом N 75-ФЗ.

С учетом норм п. 1 ст. 422, п. 2 ст. 433 Гражданского кодекса Российской Федерации, п. 3 ст. 36.4 Федерального закона N 75-ФЗ к спорным правоотношениям подлежит применению Федеральный закон N 75-ФЗ в той редакции, которая действовала на дату заключения договора и перечисления средств - 27 марта 2019 года (в редакции Федерального закона от 29 июля 2018 года N 269-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях обеспечения права граждан на получение информации о последствиях прекращения договоров об обязательном пенсионном страховании).

Судом первой инстанции не было учтено, что при досрочном переходе из одного негосударственного пенсионного фонда в другой необходимо соблюдение установленного порядка, согласно которому не только сторонами заключается договор, но и застрахованным лицом подается заявление в Пенсионный фонд Российской Федерации о досрочном переходе из одного фонда в другой и Пенсионный фонд Российской Федерации принимает решение о внесении изменений в единый реестр застрахованных лиц.

Только при соблюдении установленного законом порядка прекращается действие прежнего договора об обязательном пенсионном страховании, перечисляются в другой негосударственный пенсионный фонд средства пенсионных накоплений, договор с новым негосударственным пенсионным фондом вступает в силу.

Судом установлено и материалами делам подтверждается, что в гражданском деле имеется копия заявления застрахованного лица о досрочном переходе из одного негосударственного пенсионного фонда в другой негосударственный пенсионный фонд, которое было составлено 12 ноября 2018 года от имени истца с указанием на нотариальное удостоверение заявления нотариусом г. Воронежа У.

На 12 ноября 2018 года нормы п. 3 ст. 36.11 Федерального закона N 75-ФЗ предусматривали, что заявление застрахованного лица о переходе (заявление застрахованного лица о досрочном переходе) из фонда в фонд направляется им в Пенсионный фонд Российской Федерации не позднее 31 декабря текущего года. Застрахованное лицо может подать указанное заявление в территориальный орган Пенсионного фонда Российской Федерации лично или направить иным способом (в том числе направить заявление в форме электронного документа, порядок оформления которого определяется Правительством Российской Федерации и который направляется с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, доступ к которым не ограничен определенным кругом лиц, либо направить заявление через многофункциональный центр предоставления государственных и муниципальных услуг). В случае направления указанного уведомления иным способом установление личности и проверка подлинности подписи застрахованного лица осуществляются:

1) нотариусом или в порядке, установленном п. 2 ст. 185.1 Гражданского кодекса Российской Федерации;

2) должностными лицами консульских учреждений Российской Федерации в случае, если застрахованное лицо находится за пределами территории Российской Федерации;

3) фондом, с которым застрахованным лицом заключен действующий договор об обязательном пенсионном страховании;

4) в порядке, установленном Правительством Российской Федерации;

5) многофункциональным центром предоставления государственных и муниципальных услуг.

Как следует из ответа нотариуса У. на судебный запрос, в 2018 году она не свидетельствовала подлинность подписи истца Б. Согласно справке работодателя истца 12 ноября 2018 года Б. весь день находился на рабочем месте.

Изложенное в совокупности подтверждает, что истец 12 ноября 2018 года не находился в г. Воронеже, не подписывал в присутствии нотариуса то заявление, которое 28 ноября 2018 года было представлено в Пенсионный фонд Российской Федерации

Судебная коллегия по гражданским делам отметила и тот факт, что на дату оформления этого заявления истец еще не подписал с НПФ "Г" договор, так как договор подписан лишь 27 декабря 2018 года, то есть более чем через месяц с даты заявления.

Таким образом, нотариально оформленное от имени истца заявление о досрочном переходе из одного негосударственного пенсионного фонда в другой является подложным документом, истцом не оформлялось, нотариально не удостоверялось, а потому при заключении договора существенно нарушен порядок, определенный п. 5 ст. 36.4 Федерального закона N 75-ФЗ, требования этой нормы закона не выполнены.

При таких обстоятельствах отсутствуют основания как для принятия Пенсионным фондом Российской Федерации решения о внесении изменений в единый реестр застрахованных лиц (п. 7 ст. 36.11 Федерального закона N 75-ФЗ), так и для прекращения действия договора истца и НПФ "О", вступления в силу договора с НПФ "Г".

Из положений п. 2 ст. 36.5 Федерального закона N 75-ФЗ следует, что иного механизма восстановления нарушенных прав истца при наличии решения Пенсионного фонда Российской Федерации о внесении изменений в реестр, кроме признания сделки недействительной, Федеральный закон N 75-ФЗ не предусматривает. Кроме того, согласно п. 6.1 ст. 36.4 Федерального закона N 75-ФЗ в случае, если после внесения изменений в единый реестр застрахованных лиц договор об обязательном пенсионном страховании признан судом недействительным, такой договор подлежит прекращению в соответствии с абз. 7 п. 2 ст. 36.5 Федерального закона N 75-ФЗ.

Оснований для взыскания с НПФ "О" суммы потерянного инвестиционного дохода не имелось, так как при применении последствий недействительности сделки суммы пенсионных накоплений истца подлежат возврату в НПФ "О", сделка с НПФ "Г" не влечет никаких правовых последствий, а потому убытков истец не понес.

Нет оснований и для взыскания компенсации морального вреда, так как имело место нарушение имущественных прав истца. Законом в этом случае не предусмотрена возможность компенсации морального вреда (ст. ст. 151, 1099 Гражданского кодекса Российской Федерации, Федеральный закон N 75-ФЗ, не предусматривающий возможности компенсации морального вреда при нарушении имущественных прав застрахованного лица).

Суд апелляционной инстанции признал недействительным договор от 27 декабря 2018 года об обязательном пенсионном страховании между Б. и НПФ "Г", обязал НПФ "Г" передать НПФ "О" средства пенсионных накоплений истца, проценты, средства, направленные на формирование собственных средств фонда, сформированные за счет дохода от инвестирования средств пенсионных накоплений Б.

Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 09 июня 2020 года по делу N 33-5645/2020

3. При разрешении судом вопроса об исчислении срока исковой давности должны приниматься во внимание не только день, когда истцу стало известно о нарушении своего права, но и день, когда истец в силу своей определенной законом компетенции и полномочий должен был об этом узнать.

Управление Пенсионного фонда Российской Федерации (далее - Управление) обратилось в суд с иском к Т. о взыскании неосновательного обогащения.

В обоснование заявленных требований указано, что 11 октября 2010 года сын ответчика - Ч. обратился в Управление с заявлением о назначении компенсации, предусмотренной Указом Президента Российской Федерации от 26 декабря 2006 года N 1544 "О компенсационных выплатах лицам, осуществляющим уход за нетрудоспособными гражданами", как неработающему трудоспособному лицу, осуществляющему уход за нетрудоспособным лицом - инвалидом I группы Т. Указанная компенсация была назначена Ч. с 01 февраля 2010 года и ежемесячно выплачивалась к назначенной Т. пенсии. 01 февраля 2017 года Управлением было принято решение о прекращении выплаты компенсации в связи с обнаружением факта выполнения Ч. оплачиваемой работы. Кроме того, ответчик, являясь лицом, за которым Ч. осуществлял уход, в период с 01 октября 2010 года по 31 января 2017 года была трудоустроена в общественной организации, где получала доход. Указывая на недобросовестное поведение ответчика, Управление просило взыскать с Т. сумму неосновательного обогащения за период с 01 октября 2010 года по 31 января 2017 года.

Решением суда первой инстанции, оставленным без изменения судебной коллегией по гражданским делам Свердловского областного суда, исковые требования удовлетворены.

Определением судебной коллегии по гражданским делам Седьмого кассационного суда общей юрисдикции апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда отменено, дело направлено на новое рассмотрение в суд апелляционной инстанции. Отменяя апелляционное определение, суд кассационной инстанции посчитал выводы судов первой и апелляционной инстанций о том, что о нарушении своего права Управление узнало только 25 января 2017 года, неправильными и основанными на неверном применении норм материального права, регулирующих спорные правоотношения.

Судебная коллегия по гражданским делам Свердловского областного суда, вновь рассмотрев гражданское дело, указала следующее.

Судом установлено и подтверждается материалами дела, что факт выполнения ответчиком в период с 01 октября 2010 года по 31 января 2017 года оплачиваемой работы (в том числе на условиях трудового договора в период с 12 июля 2013 года по 30 ноября 2018 года) в интересах общественной организации и получения соответствующего дохода подтвержден представленными указанной организацией лицевыми счетами, выпиской из индивидуального лицевого счета Т., трудовым договором, приказами о приеме ответчика на работу и о ее увольнении. Данные обстоятельства ответчиком не опровергнуты.

Решением Управления от 26 января 2017 года с 01 февраля 2017 года прекращено осуществление компенсационной выплаты Ч., производимой к пенсии Т. в соответствии с подп. "б" п. 9 Правил осуществления ежемесячных компенсационных выплат неработающим трудоспособным лицам, осуществляющим уход за нетрудоспособными гражданами, утвержденных Постановлением Правительства Российской Федерации от 04 июня 2007 года N 343.

Суд первой инстанции пришел к правильному выводу о наличии оснований для взыскания с Ч. суммы излишне выплаченной компенсации, поскольку факт трудоустройства и получения дохода на основании гражданско-правовых договоров исключает возможность получения компенсационной выплаты. Ч. фактически получала и пользовалась указанными выплатами в отсутствие предусмотренных на то законных оснований, следовательно, является неосновательно обогатившимся за счет истца лицом. При этом суд первой инстанции пришел к выводу о том, что спорные денежные средства не относятся к числу выплат, не подлежащих возврату в качестве неосновательного обогащения, предусмотренных п. 3 ст. 1109 Гражданского кодекса Российской Федерации.

С правильностью такого вывода согласился и суд кассационной инстанции.

Вместе с тем, отклоняя доводы ответчика о пропуске истцом срока исковой давности, суд первой инстанции исходил из того, что о нарушении своего права Управление узнало только 25 января 2017 года, получив сведения из индивидуального лицевого счета Ч., а о факте трудоустройства ответчика стало известно только 25 января 2019 года, соответственно, установленный ч. 1 ст. 196 Гражданского кодекса Российской Федерации срок исковой давности Управлением при обращении в суд с иском не пропущен.

Суд апелляционной инстанции не согласился с данным выводом суда первой инстанции ввиду следующего.

В соответствии с п. 1 ст. 200 Гражданского кодекса Российской Федерации, если законом не установлено иное, течение срока исковой давности начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права.

Согласно п. 2 ст. 200 Гражданского кодекса Российской Федерации по обязательствам с определенным сроком исполнения течение исковой давности начинается по окончании срока исполнения.

По смыслу п. 1 ст. 196, ст. 1102 Гражданского кодекса Российской Федерации срок исковой давности по периодическим платежам, к числу которых относится спорная компенсационная выплата, исчисляется по каждому платежу отдельно.

Пунктом 15 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 29 сентября 2015 года N 43 "О некоторых вопросах, связанных с применением норм Гражданского кодекса Российской Федерации об исковой давности" разъяснено, что истечение срока исковой давности является самостоятельным основанием для отказа в иске (абз. 2 п. 2 ст. 199 Гражданского кодекса Российской Федерации). Если будет установлено, что сторона по делу пропустила срок исковой давности и не имеется уважительных причин для восстановления этого срока для истца - физического лица, то при наличии заявления надлежащего лица об истечении срока исковой давности суд вправе отказать в удовлетворении требования только по этим мотивам, без исследования иных обстоятельств дела.

Определяя начало течения срока исковой давности по заявленным требованиям, суд первой инстанции в качестве точки отсчета давностного срока указал на 25 января 2017 года - дату формирования выписки из индивидуального лицевого счета Ч., подтвердившей факт выполнения им оплачиваемой работы в период выплаты спорной ежемесячной компенсации, в то время как согласно положениям п. 1 ст. 200 Гражданского кодекса Российской Федерации для установления начала течения срока исковой давности должны приниматься во внимание не только день, когда истцу стало известно о нарушении своего права, но и день, когда истец в силу своих компетенций и полномочий должен был об этом узнать.

Пенсионный фонд Российской Федерации, осуществляющий управление средствами пенсионного страхования и обеспечивающий назначение и выплату государственных пенсий, в том числе ежемесячных компенсационных выплат неработающим трудоспособным лицам, осуществляющим уход за престарелым, нуждающимся в постоянном постороннем уходе, а также контроль за правильностью исчисления, полнотой и своевременностью уплаты (перечисления) страховых взносов в государственные внебюджетные фонды, исходя из предоставленных ему полномочий по контролю за правильным и рациональным расходованием его средств, проявив достаточную степень заботливости и осмотрительности, мог установить факт трудовой деятельности Т. и Ч., осуществляющего за ней уход, и, как следствие, - узнать об утрате права на получение ежемесячной денежной выплаты ранее 25 января 2017 года.

Учитывая периодичность компенсационных выплат, судебная коллегия по гражданским делам пришла к выводу о том, что в данном случае с учетом положений п. 2 ст. 200 Гражданского кодекса Российской Федерации срок исковой давности должен рассчитываться по каждому платежу, поскольку неосновательное обогащение возникает с момента получения ответчиком каждой выплаты, соответственно право на возврат спорной выплаты возникает у пенсионного органа после каждого платежа, с которого и начинает течь срок исковой давности.

Исковые требования Управлением были заявлены 28 февраля 2019 года, следовательно, правовые основания у суда первой инстанции для взыскания сумм дополнительного социального обеспечения, с учетом заявления ответчика о применении пропуска истцом без уважительных причин срока исковой давности, имелись только в пределах данного срока, то есть за три года до даты обращения в суд.

Поскольку выплата спорной компенсации производилась ответчику по январь 2017 года включительно (выплата за январь 2017 года произведена 26 декабря 2016 года), спорная выплата за март 2016 года была произведена 29 февраля 2016 года, в пределах трехлетнего срока исковой давности с ответчика в пользу Управления подлежит взысканию сумма излишне выплаченной ежемесячной компенсации за период с 28 февраля 2016 года по 31 января 2017 года (то есть за 11 месяцев - с марта 2016 года по январь 2017 года).

Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 21 мая 2020 года по делу N 33-5926/2020

III. Споры, вытекающие из жилищных правоотношений

4. Возникшее на основании норм Жилищного кодекса Российской Федерации право на внеочередное предоставление жилого помещения сохраняется и после утраты оснований, дающих право на предоставление жилого помещения вне очереди.

И., действующая в своих интересах и интересах недееспособного сына, обратилась в суд с иском к администрации городского округа о возложении обязанности предоставить вне очереди по договору социального найма благоустроенное жилое помещение.

В обоснование заявленных требований указала, что ее сын 1999 года рождения является инвалидом, признан недееспособным. Заключением врачебной комиссии районной больницы установлено наличие у сына заболевания, входящего в Перечень тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире, утвержденных Постановлением Правительства Российской Федерации от 16 июня 2006 года N 378, а также заболевания, дающего право на дополнительную жилую площадь. В 2008 году И. составом семьи 2 человека совместно с сыном признаны нуждающимися в предоставлении жилого помещения по договору социального найма и поставлены на соответствующий учет. Однако до настоящего времени администрация городского округа не обеспечила семью жильем, мотивируя это тем, что на территории городского округа не имеется свободных жилых помещений муниципального жилищного фонда социального использования для предоставления по договору социального найма.

Решением суда первой инстанции иск оставлен без удовлетворения.

Судебная коллегия по гражданским делам, рассмотрев апелляционную жалобу истца, отменила решение суда первой инстанции, указав следующее.

Разрешая спор и отказывая в удовлетворении иска, суд первой инстанции исходил из того, что с данным исковым заявлением И. обратилась в суд лишь 27 декабря 2019 года, когда действовал новый Перечень тяжелых форм хронических заболеваний, утвержденный приказом Минздрава России от 29 ноября 2012 года N 987н, в который заболевание сына не включено, по этому не имелось оснований для удовлетворения иска.

Между тем вывод суда первой инстанции противоречит нормам материального права.

Согласно ч. 1 ст. 57 Жилищного кодекса Российской Федерации жилые помещения предоставляются гражданам, состоящим на учете в качестве нуждающихся в жилых помещениях, в порядке очередности исходя из времени принятия таких граждан на учет, за исключением установленных ч. 2 ст. 57 Жилищного кодекса Российской Федерации случаев. Для отдельных категорий граждан законодателем предусмотрена возможность предоставления жилого помещения по договорам социального найма во внеочередном порядке.

В силу п. 3 ч. 2 ст. 57 Жилищного кодекса Российской Федерации вне очереди жилые помещения по договорам социального найма предоставляются гражданам, страдающим тяжелыми формами хронических заболеваний, указанных в предусмотренном п. 4 ч. 1 ст. 51 Жилищного кодекса Российской Федерации перечне.

Такой перечень был утвержден Постановлением Правительства Российской Федерации от 16 июня 2006 года N 378 "Об утверждении перечня тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире" и действовал до 01 января 2018 года.

Часть 1 ст. 6 Жилищного кодекса Российской Федерации закрепляет общеправовой принцип действия законодательства во времени: акт жилищного законодательства не имеет обратной силы и применяется к жилищным отношениям, возникшим после введения его в действие.

На момент возникновения спорных правоотношений имеющееся у сына И. заболевание входило в указанный выше перечень, а право на получение жилого помещения по договору социального найма в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 57 Жилищного кодекса Российской Федерации возникло у него с момента постановки на жилищный учет по соответствующему основанию, то есть до вступления в силу Перечня тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире, утвержденного приказом Минздрава России от 29 ноября 2012 года N 987н, что не было учтено судом первой инстанции.

Таким образом, вопреки выводам суда первой инстанции, юридически значимым обстоятельством являлся не факт обращения И. в суд с данным иском 27 декабря 2019 года, а постановка сына на учет в качестве нуждающегося в предоставлении жилого помещения по договору социального найма в период действия Постановления Правительства Российской Федерации от 16 июня 2006 года N 378.

Поскольку на момент постановки на учет нуждающихся в предоставлении жилого помещения по договору социального найма имеющееся у сына И. заболевание подпадало под перечень тяжелых форм хронических заболеваний, при которых невозможно совместное проживание граждан в одной квартире, судебная коллегия по гражданским делам указала, что у сына возникло право, а у ответчика - обязанность по предоставлению истцу жилого помещения во внеочередном порядке.

Действующее жилищное законодательство (п. 3 ч. 2 ст. 57 Жилищного кодекса Российской Федерации) не ставит право на внеочередное предоставление жилого помещения в зависимость от наличия или отсутствия иных лиц, имеющих право на получение жилого помещения вне очереди, от обеспечения жильем других очередников, от времени постановки на учет в качестве нуждающихся в предоставлении жилого помещения, от включения в список граждан, имеющих право на получение жилого помещения вне очереди (список внеочередников).

Отсутствие в законодательстве указания на срок, в течение которого жилье должно быть предоставлено гражданам, имеющим право на его внеочередное предоставление, свидетельствует о том, что жилое помещение указанной категории граждан должно быть предоставлено незамедлительно после возникновения соответствующего субъективного права - права на получение жилья вне очереди.

То обстоятельство, что сын И. не был обеспечен органом местного самоуправления жилым помещением до 01 января 2018 года в связи с отсутствием на территории городского округа жилых помещений, не может рассматриваться как обстоятельство, освобождающее ответчика от возложенной законом обязанности по обеспечению истца жилым помещением.

Суд апелляционной инстанции обязал администрацию городского округа предоставить вне очереди по договору социального найма благоустроенное жилое помещение семье И.

Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 19 мая 2020 года по делу N 33-7011/2020

IV. Споры, вытекающие из договоров купли-продажи недвижимости

5. При рассмотрении дела, связанного с оспариванием сделки по основаниям ст. ст. 10, 168 Гражданского кодекса Российской Федерации, суду следует установить, совершена ли сделка с целью злоупотребления правом и сохраняется ли нарушение прав истца до настоящего времени.

Д. обратился в суд с иском к Б., М. о признании недействительным договора купли-продажи административно-бытового корпуса с мастерскими, о применении последствий недействительности сделки.

В обоснование иска указал, что данная сделка совершена должником Б. недобросовестно с целью вывода имущества в пользу его матери М., что ему как кредитору Б. препятствует реализовать свое право на удовлетворение требований за счет имущества, принадлежавшего должнику.

Решением суда первой инстанции в удовлетворении иска отказано.

Судебная коллегия по гражданским делам, рассмотрев апелляционную жалобу истца, отменила решение суда первой инстанции, указав следующее.

Судом установлено и подтверждается материалами дела, что Б. являлся собственником административно-бытового корпуса с мастерскими. На основании договора купли-продажи от 31 января 2017 года он произвел отчуждение данного имущества в пользу своей матери М. по цене 10 000 000 рублей. При этом в этот же период Б. являлся должником Д. по ряду обязательств.

Отказывая в удовлетворении исковых требований, суд первой инстанции пришел к выводу о том, что доказательств мнимости договора не представлено, доказательств недобросовестности М., не состоявшей в каких-либо отношениях с истцом, отсутствие обременения (ареста) имущества не установлено, права истца данными сделками не нарушены, поскольку задолженность по договорам займа и аренды ответчиком перед истцом погашена.

Судебная коллегия по гражданским делам не согласилась с данными выводами суда первой инстанции ввиду следующего.

В соответствии со ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации не допускаются осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом).

Как следует из п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 года N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации", злоупотребление правом при совершении сделки нарушает запрет, установленный ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации, поэтому такая сделка признается недействительной на основании ст. ст. 10 и 168 Гражданского кодекса Российской Федерации.

По смыслу ст. 10 Гражданского кодекса Российской Федерации злоупотребление правом может выражаться в совершении сделки, которая формально соответствует правовым нормам, но осуществлена с противоправной целью. Злоупотребление правом может выражаться в отчуждении имущества с целью предотвращения возможного обращения на него взыскания в том случае, когда сделки направлены на причинение вреда кредитору должника.

С учетом изложенного суду первой инстанции следовало установить, совершалась ли сделка с целью злоупотребления правом и сохраняется ли нарушение прав истца до настоящего времени. Эти обстоятельства должны учитываться в совокупности со всеми сопутствующими этой сделке событиями, связанными с реализацией в тот же период иного ликвидного имущества, принадлежащего ответчику, а также в отношении всех гражданско-правовых обязательств должника перед истцом.

Из материалов дела следовало, что на момент спора ответчику Б. принадлежало не только спорное здание административно-бытового корпуса, но и жилой дом, а также два земельных участка.

Права на данное имущество фактически одновременно (с разницей в день) были переданы Б. по договорам купли-продажи своим родителям. Все данные сделки являлись предметом оспаривания по другим гражданским делам.

Суждение суда первой инстанции о том, что на момент сделки обязательства ответчиком исполнялись надлежащим образом, не соответствует действительности и не свидетельствует об отсутствии умысла должника на заблаговременный вывод имущества со злоупотреблением правом. На момент совершения сделки у Б. уже имелись просрочки по арендным платежам с 2015 года, значительная задолженность по аренде прослеживалась с 2016 - 2017 годов, просрочка по возврату займа возникла с января 2017 года.

С учетом позиции, содержащейся в п. 1 Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23 июня 2015 года N 25 "О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации", при очевидном отклонении действий участника гражданского оборота от добросовестного поведения, суд вправе принять меры, обеспечивающие защиту интересов добросовестной стороны, в том числе в виде более высоких требований к доказыванию законности сделки ответчиками.

Б. производилось отчуждение своего имущества близким родственникам, что явно свидетельствует о признаках подозрительности сделок. Экономическая обоснованность данных сделок ответчиками не доказана, объективные и разумные причины для единомоментного отчуждения своего личного имущества, в том числе использовавшегося для получения прибыли, в пользу родителей-пенсионеров не указаны.

Судом верно установлено, что сделки совершены между аффилированными лицами, собственники в близком родстве. Ссылка суда первой инстанции на то, что обременений в отношении имущества не имелось, а М. в отношениях с Д. не состоит, не свидетельствуют об отсутствии заинтересованности между сторонами и согласованности их действий. Ответчики являются родственниками (сыном и матерью), в силу близких семейных отношений презюмируется, что они осведомлены об обстоятельствах жизни друг друга, в том числе о значительных финансовых затруднениях. Объективного финансового отражения передача 10 000 000 рублей по договору купли-продажи от 31 января 2017 года не имеет. Тому факту, что у М., являвшейся пенсионером, по данным ИФНС в 2016 - 2017 годы вообще отсутствовали доходы, оценки судом первой инстанции не дано. Никаких пояснений об источнике средств и обстоятельствах передачи денежных средств суду не представлено.

Таким образом, сделка была совершена заинтересованными лицами при наличии у должника значительных денежных обязательств с признаками просрочки их исполнения без доказательств предоставления равноценного встречного предоставления по сделке, ее экономической обоснованности. Исполнением оспариваемых сделок имущественным правам кредитора причинен вред: он утратил возможность соразмерно удовлетворить свои требования за счет имущества должника.

Поскольку судом первой инстанции не были правильно установлены юридически значимые обстоятельства совершения и исполнения сделки, действительная воля сторон, их аффилированность, обстоятельства по отчуждению иного имущества, наличие еще неисполненных обязательств перед истцом на значительные суммы, решение суда первой инстанции об отказе в иске судом апелляционной инстанции было признано незаконным и необоснованным, исковые требования Д. удовлетворены.

Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 27 мая 2020 года по делу N 33-5971/2020

V. Иные споры

6. Смерть подопечного, признанного в установленном законом порядке недееспособным, является основанием для прекращения процессуальных полномочий его опекуна.

З. в качестве представителя (опекуна) недееспособной А. обратилась в суд с заявлением об отмене мер по обеспечению иска, наложенных определением районного суда от 15 мая 2014 года, указав в обоснование, что исполнительный лист, выданный на основании вступившего в законную силу решения районного суда от 28 августа 2014 года, не был предъявлен к исполнению в предусмотренный законом срок. Срок для предъявления исполнительного документа к исполнению истек 18 декабря 2017 года. Основания обеспечения иска отпали. Кроме того, наличие обеспечительных мер лишает ее возможности оформить наследственные права в отношении имущества А., умершей 29 декабря 2017 года.

Определением суда заявление З. оставлено без удовлетворения.

Судебная коллегия по гражданским делам, рассмотрев частную жалобу заявителя, отменила определение суда первой инстанции, указав следующее.

В соответствии с ч. 1 ст. 144 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации обеспечение иска может быть отменено тем же судьей или судом по заявлению лиц, участвующих в деле, либо по инициативе судьи или суда.

Судом установлено и подтверждается материалами дела, что З. не являлась лицом, участвующим в деле по рассмотренному исковому заявлению о взыскании с недееспособной А. неосновательного обогащения. Будучи опекуном А., представляла ее интересы в соответствии с положениями ст. 52 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации. Согласно имеющейся в материалах дела копии свидетельства о смерти А. умерла 29 декабря 2017 года.

В соответствии со ст. 37 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации права, свободы и законные интересы граждан, признанных недееспособными, защищают в процессе их законные представители - родители, усыновители, опекуны, попечители и иные лица, которым это право предоставлено федеральными законами.

В силу п. 2 ст. 32 Гражданского кодекса Российской Федерации опекуны являются представителями в силу закона и совершают от их имени и в их интересах все необходимые сделки (в том числе и юридически значимые действия).

В связи со смертью подопечного прекращаются полномочия и его опекуна.

При таких обстоятельствах опекун З. после смерти опекаемой А. не вправе совершать юридические действия, которые она вправе была совершать в интересах подопечной, в том числе и обращаться в суд с заявлением об отмене обеспечительных мер.

Вместе с тем в соответствии с ч. 1 ст. 44 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в случае выбытия одной из сторон в спорном или установленном решением суда правоотношении (смерть гражданина, реорганизация юридического лица, уступка требования, перевод долга и другие случаи перемены лиц в обязательствах) суд допускает замену этой стороны ее правопреемником. Правопреемство возможно на любой стадии гражданского судопроизводства.

Документы, подтверждающие процессуальное правопреемство, заявителем представлены не были.

Рассматривая по существу данное заявление об отмене обеспечительных мер, суд первой инстанции указанные положения закона не учел.

Судебная коллегия по гражданским делам, отменяя определение суда первой инстанции, оставила без рассмотрения заявление об отмене обеспечительных мер, поскольку в силу абз. 4 ст. 222 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации суд оставляет заявление без рассмотрения в случае, если заявление подписано или подано лицом, не имеющим полномочия на его подписание или предъявление иска.

Апелляционное определение судебной коллегии по гражданским делам Свердловского областного суда от 28 мая 2020 года по делу N 33-7755/2020

VI. Дополнительные материалы

Информационное письмо об актуальных вопросах применения законодательства при рассмотрении социальных и трудовых споров

Указами Президента Российской Федерации от 25 марта 2020 года N 206 "Об объявлении в Российской Федерации нерабочих дней", от 02 апреля 2020 года N 239 "О мерах по обеспечению санитарно-эпидемиологического благополучия населения на территории Российской Федерации в связи с распространением новой коронавирусной инфекции (COVID-19)", от 28 апреля 2020 года N 294 "О продлении действия мер по обеспечению санитарно-эпидемиологического благополучия населения на территории Российской Федерации в связи с распространением новой коронавирусной инфекции (COVID-19)", дни с 30 марта 2020 года по 08 мая 2020 года объявлены нерабочими с сохранением за работниками заработной платы.

В Указе Президента Российской Федерации от 25 марта 2020 года N 206 приведен перечень организаций, на работников которых не распространяется названный Указ. Впоследствии право определения перечня организаций, деятельность которых приостанавливается, передано высшим должностным лицам (руководителям высших исполнительных органов государственной власти) субъектов Российской Федерации, исходя из санитарно-эпидемиологической обстановки и особенностей распространения новой коронавирусной инфекции (п. 2 Указа Президента Российской Федерации от N 239).

На территории Свердловской области вопросы приостановления деятельности организаций регламентированы Указом Губернатора Свердловской области от 18 марта 2020 года N 100-УГ "О введении на территории Свердловской области режима повышенной готовности и принятии дополнительных мер по защите населения от новой коронавирусной инфекции (2019-nCoV)" (с последующими изменениями).

В связи с тем, что деятельность организаций определенных секторов экономики этими нормативными актами приостановлена, в суды области поступают исковые заявления работников, уволенных в период действия ограничительных мер по инициативе работника или по инициативе работодателя, а также иски о взыскании недоначисленной заработной платы за период приостановления работы.

При разрешении таких споров необходимо руководствоваться положениями Трудового кодекса Российской Федерации, названных Указов Президента Российской Федерации и Губернатора Свердловской области, определяя фактические обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела с учетом особенностей действия ограничительных мер, необходимости защиты работников от произвольного нарушения их трудовых прав, в связи с чем судебная коллегия полагает необходимым обратить внимание районных (городских) судов области на следующие актуальные вопросы рассмотрения дел указанной категории.

При рассмотрении дел об оспаривании увольнения по инициативе работника (ст. 80 Трудового кодекса Российской Федерации) судам надлежит проверять:

- продолжал ли работодатель деятельность в период, когда работник подал заявление об увольнении и был уволен;

- имелись ли у этого работодателя случаи массового увольнения работников по их инициативе в этот же период;

- являлось ли волеизъявление работника на прекращение трудовых отношений свободно сформированным, либо заявление об увольнении подано под давлением со стороны работодателя, при том, что вынужденность подачи заявления должен доказать истец (подп. "а" п. 22 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 года N 2 "О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации"). Суду надлежит правильно распределить бремя доказывания и разъяснить истцу, что он может доказывать свои доводы любыми доказательствами, названными в ст. 55 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации. При этом необходимо учитывать предшествующее подаче заявления и следующее после увольнения поведение работника (высказывал ли работник до введения ограничительных мер желание уволиться, подавал ли такое заявление с условием об отработке или просил уволить в день подачи заявления, принимал ли меры по отзыву заявления об увольнении, оспаривал ли увольнение сразу после такового);

- соблюден ли предусмотренный ст. 80 Трудового кодекса Российской Федерации порядок расторжения трудового договора (если в заявлении не указана дата, с которой работник просит его уволить, то увольнение возможно лишь по истечение двух недель со дня поступления к работодателю такого заявления, увольнение ранее этой даты является незаконным).

При разрешении споров об увольнении по инициативе работодателя (за прогул, в связи с сокращением штата и т.д.) нужно учитывать разъяснения, данные в пп. 23 - 53 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 марта 2004 года N 2 "О применении судами Российской Федерации Трудового кодекса Российской Федерации", возлагать бремя доказывания законности увольнения на работодателя, правильно определяя все юридически значимые по данному основанию увольнения обстоятельства.

Закон не запрещает работодателю прекращать трудовые отношения с работниками по инициативе работодателя в период действия названных выше ограничительных мер, при этом работодатель должен подтвердить как наличие законного основания для расторжения трудового договора, так и соблюдение процедуры увольнения.

Например, при доказывании законности увольнения по сокращению численности или штата работодатель должен представить доказательства действительного сокращения штата, то, что им учтено преимущественное право оставления работника на работе - ст. 179 Трудового кодекса Российской Федерации (при сокращении численности), он предупреждал работника о предстоящем увольнении не менее чем за 2 месяца (ст. 178 Трудового кодекса Российской Федерации), предлагал работнику все подходящих ему по состоянию здоровья и квалификации вакансии, имевшиеся у работодателя в период со дня предупреждения работника об увольнении до дня увольнения (ч. 3 ст. 81 Трудового кодекса Российской Федерации), учтено мнения профсоюзного органа (ч. 2 ст. 82, ст. 373 Трудового кодекса Российской Федерации), соблюден порядок уведомления органов службы занятости (п. 2 ст. 25 Закона Российской Федерации от 19 апреля 1991 года N 1032-1 "О занятости населения").

Рассматривая споры об увольнении за прогул, необходимо выяснять: осуществлялась ли деятельность организации в период действия ограничительных мер, особенности режима труда и отдыха; была ли предоставлена истцу работа; являлась ли причина отсутствия работника уважительной или нет (в том числе с учетом введенной названным выше Указом Губернатора Свердловской области самоизоляции для некоторых категорий граждан). Необходимо также проверять соблюдение порядка привлечения к дисциплинарной ответственности (ст. 193 Трудового кодекса Российской Федерации).

В условиях действия ограничительных мер в связи с новой коронавирусной инфекцией, с целью соблюдения конституционных прав граждан на труд, суд должен с особой тщательностью проверять соответствие тяжести примененного взыскания совершенному проступку, учитывать обстоятельства, при которых он был совершен (ч. 5 ст. 192 Трудового кодекса Российской Федерации).

При рассмотрении дел о взыскании заработной платы, недоплаченной за период нерабочих дней, объявленных Указами Президента Российской Федерации, суды должны учитывать, что этими Указами определено сохранение за работниками заработной платы в период объявленных нерабочих дней.

Таким образом, размер оплаты должен соответствовать тому, который работник получил бы, если бы отработал эти дни полностью (отработал норму рабочего времени при повременной оплате, выполнил норму труда при сдельной оплате).

При разрешении требований о взыскании оплаты за указанный период необходимо истребовать трудовой договор, локальные акты об оплате труда, действующие у работодателя, а также сведения о составе и размере заработной платы истца за предшествующие 12 месяцев, об отработанном за 12 месяцев рабочем времени. В отсутствие локальных актов работодателя, позволяющих произвести расчет полагающейся работнику за нерабочие дни заработной платы, возможно использование среднедневного (среднечасового при суммированном учете рабочего времени) заработка, рассчитанного с учетом положений ст. 139 Трудового кодекса Российской Федерации и Постановления Правительства Российской Федерации от 24 декабря 2007 года N 922.

Относительно требований о взыскании премий за период нерабочих дней судам следует учитывать действующие у работодателя локальные нормативные акты и условия трудового договора в части премирования работника, устанавливать, входили ли премии в систему оплаты труда в качестве ежемесячной и обязательной выплаты либо их выплата ежемесячной и обязательной составляющей заработной платы не являлась, премии выплачивались не на регулярной основе и лишь за достижение определенных показателей, при выполнении условий для премирования, указанных в локальных нормативных актах работодателя. В первом случае работник имеет право на начисление премии за период нерабочих дней, во втором случае - такого права у работника нет.

В ситуации, когда работодатель на период нерабочих дней, объявленных Президентом Российской Федерации, вводит режим простоя по причинам, не зависящим от работодателя и работника, и производит, с учетом ч. 2 ст. 155 Трудового кодекса Российской Федерации, оплату лишь 2/3 должностного оклада (тарифной ставки), что существенно меньше заработной платы работника, судам необходимо учитывать следующее.

Работодатель, вводя режим простоя, не может не учитывать, что для него, в силу ст. ст. 5, 8 Трудового кодекса Российской Федерации, обязательным является объявленный Президентом Российской Федерации режим нерабочих дней с сохранением заработной платы. Решения работодателя в отношении названного периода не могут противоречить Указам Президента Российской Федерации, вследствие чего работодатель обязан выплатить работнику заработную плату, а не 2/3 должностного оклада (тарифной ставки). Данный вывод основан и на сформулированных Конституционным Судом Российской Федерации принципах правовой определенности и поддержания доверия граждан к закону и действиям государства, которые гарантируют гражданам, что решения принимаются уполномоченными государством органами на основе строгого исполнения законодательных предписаний.