Стрелец, Кесслер и Кренц (Streletz, Kessler and Krenz) против Германии (Жалобы NN 34044/96, 35532/97 и 44801/98). Постановление Европейского Суда по правам человека от 22 марта 2001 г.

Европейский Суд по правам человека

Стрелец, Кесслер и Кренц (Streletz, Kessler and Krenz) против Германии*(1)
(Жалобы NN 34044/96, 35532/29 и 44801/98)
(Страсбург, 22 марта 2001 г.)

ГАРАНТ:

См. комментарии к настоящему Постановлению

По делу "Стрелец, Кесслер и Кренц против Германии" Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе:

Л.Вильдхабера, Председателя,

Э.Пальм,

Х.Л.Розакиса,

Г.Ресса,

Ж.-П.Коста,

Л.Феррари Браво,

Л.Кафлиша,

Л.Лукайдеса,

И.Кабрал Баретто,

К.Юнгвирта,

Н.Братца,

Б.Цупанчича,

Н.Ваич,

М.Пеллонпяя,

М.Цаца-Николовска,

Э.Левитса,

А.Ковлера, судей,

с участием М. де Сальвиа, Секретаря-канцлера Суда,

заседая 8 ноября 2000 г. за закрытыми дверями, вынес 14 февраля 2001 г. следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано на основании трех жалоб (NN 34044/96, 35532/97 и 44801/98) против Федеративной Республики Германии. Два германских гражданина, Фриц Стрелец и Хайнц Кесслер ("первый и второй заявители"), обратились в Европейскую Комиссию по правам человека ("Комиссия") на основании прежней Статьи 25 Конвенции о защите прав человека и основных свобод ("Конвенция") соответственно 20 ноября 1996 г. и 28 января 1997 г. Третий германский гражданин, г-н Эгон Кренц ("третий заявитель"), обратился в Суд на основании Статьи 34 Конвенции 4 ноября 1998 г.

2. Интересы заявителей, которым была оказана юридическая помощь, по каждому делу представлял Пирс Гарднер (Piers Gardner) из Лондонской коллегии адвокатов (Великобритания) и соответственно Фридрих Вульф (Friedrich Wolff), Ганс-Петер Милдебрат (Hans-Peter Mildebrath) и Роберт Унгер (Robert Unger) из Берлинской коллегии адвокатов (Германия). Государство-ответчик было представлено Уполномоченным Германии при Европейском Суде по правам человека Клаусом Столтенбергом (Klaus Stoltenberg), министериальдиригентом.

3. Заявители утверждали, что действия, за которые они были привлечены к ответственности, якобы не являлись правонарушениями в то время, когда они были совершены согласно внутреннему и международному праву и что по этой причине их осуждение немецкими судами являлось нарушением пункта 1 Статьи 7 Конвенции. Они также ссылались на Статью 1 и пункт 2 Статьи 2 Конвенции.

4. Первые два заявления были переданы в Суд 1 ноября 1998 г., когда вступил в силу Протокол N 11 к Конвенции (пункт 2 Статьи 5 Протокола N 11).

5. Три жалобы были переданы в Четвертую секцию Суда в то же самое время, что и жалоба (N 37201/97) К.-Н.W., также поданная против Федеративной Республики Германии (пункт 1 Правила 52 Правил процедуры Суда).

9 декабря 1999 г. Палата, образованная этой секцией и состоящая из следующих судей: председателя М.Пеллонпяя, Г.Ресса, А.Пастор Ридруехо, Л.Кафлиша, Е.Макарчика, И.Кабрал Баретто и Н.Ваич с участием В.Берже, секретаря секции, уступила свою юрисдикцию в отношении этого дела в пользу Большой Палаты при отсутствии возражений сторон (Статья 30 Конвенции и Правило 72).

6. Состав Большой Палаты был определен в соответствии с пунктами 2 и 3 Статьи 27 Конвенции и Правилом 24 (прежняя версия). Председатель Большой Палаты решил, что в интересах надлежащего отправления правосудия эти три жалобы и жалобу К.-Н.W. следует передать той же Большой Палате (Правило 24, пункт 2 Правила 43 и Правило 71).

7. И заявители, и власти Германии представили письменные замечания относительно приемлемости и существа жалоб.

8. Слушания относительно приемлемости и существа этих трех жалоб и жалобы К.-Н.W. состоялись в открытом заседании во Дворце прав человека в Страсбурге 8 ноября 2000 г. (пункт 4 Правила 54).

В заседании Суда участвовали:

(a) от государства-ответчика:

К.Столтенберг, министериальдиригент, Уполномоченный Германии,

С.Томусчат (С.Tomuschat), профессор международного публичного права,

К.-Х.Стор (К.-Н.Stor), советник министерства, советники

(б) от заявителей:

П.Гарднер, Лондонская коллегия адвокатов,

Ф.Вульф (от первого заявителя),

Х.-П.Милдебрат (от второго заявителя),

Р.Унгер (от третьего заявителя), все - из Берлинской коллегии адвокатов, представители заявителей;

(c) от г-на К.-Н.W.:

Д.Ламмер (D.Lammer), Берлинская коллегия адвокатов, представитель заявителя.

Суд заслушал их выступления.

9. Решениями от 8 ноября 2000 г. Большая Палата объявила приемлемыми три жалобы по этому делу и жалобу К.-Н.W.

10. 14 февраля 2001 г. Большая палата приняла решение объединить жалобы Стрелеца, Кесслера и Кренца (пункт 1 Правила 43).

Факты

I. Обстоятельства дела

11. Заявители являются германскими гражданами, которые родились соответственно в 1926, 1920 и 1937 гг.

12. После их осуждения немецкими судами первые два заявителя (Фриц Стрелец и Хайнц Кесслер) содержались в условиях полутюремного режима (offener Strafvollzug) и затем были освобождены, отбыв примерно две трети срока заключения, к которому их приговорили. Сейчас они живут соответственно в г. Страусберге (Германия) и г. Берлине (Германия).

Третий заявитель (Эгон Кренц) по приговору суда с января 2000 года содержится в условиях полутюремного режима в тюрьме Плотцензее (Берлин).

A. Общая история дела

13. В период между 1949 и 1961 гг. примерно два с половиной миллиона немцев перебежали из Германской Демократической Республики (ГДР) в Федеративную Республику Германии (ФРГ). Чтобы остановить бесконечный поток перебежчиков, ГДР 13 августа 1961 г. возвела Берлинскую стену и всячески усилила меры безопасности вдоль границы двух германских государств, установив, в частности, противопехотные мины и системы автоматической стрельбы (Selbstschussanlagen). Многие из тех, кто пытался пересечь границу и добраться до Запада, в результате погибали либо вследствие взрывов противопехотных мин и срабатывания систем автоматической стрельбы, либо от огня восточногерманских пограничников. Общее число погибших, по данным прокуратуры ФРГ, составило 264 человека. Другие источники приводили более крупные цифры, например, "Рабочая группа 13 августа" (Arbeitsgemeinschaft 13. August) упоминала о 938 погибших. В любом случае точное число убитых определить трудно, так как информацию об инцидентах на границе власти ГДР хранили в секрете.

14. Государственный Совет (Staatsrat) ГДР определил принципы, которых следовало придерживаться в вопросах национальной обороны и безопасности, и организовал оборону при содействии Совета национальной обороны ГДР (Natioinaler Verteidigungsrat - NVR; см. ниже § 28).

Председатели обоих этих органов и председатель парламента ГДР - Volkskammer - являлись членами Социалистической единой партии ГДР (Sozialistische Einheitspartei Deutschlands - СЕПГ).

Политическое Бюро (Politburo) Центрального Комитета СЕПГ являлось органом, принимавшим решения, и наиболее могущественным властным органом страны. Оно принимало все политические решения и все решения, касающиеся назначения руководителей страны. Число его членов варьировалось: после XI и последнего съезда СЕПГ в апреле 1986 года оно состояло из 22 членов и пяти кандидатов в члены. Генеральный секретарь Центрального Комитета СЕПГ председательствовал на заседаниях Национального совета обороны, и все члены этого Совета являлись партийными функционерами. Он обычно заседал дважды в год и принимал важные решения относительно установления и укрепления режима охраны границы (Grenzregime) и приказов открывать огонь (Schiessbefehle).

15. Пограничники ГДР (Grenztruppen der DDR) являлись военнослужащими Национальной народной армии (Nationale Volksarmee - ННА) и были непосредственно подчинены Министерству обороны (Ministerium fur nationale Verteidigung). Ежегодные приказы самого Министерства обороны основывались на решениях Национального совета обороны.

Например, в решении от 14 сентября 1962 г. Национальный совет обороны дал ясно понять, что в издаваемых приказах (Befehle) и служебных инструкциях (Dienstvorschriften) Министерство обороны должно указывать пограничникам, что они "несут полную ответственность за неприкосновенность государственной границы в их секторе" и что "нарушители границы" (Grenzverletzer) должны в любом случае подвергаться аресту как враги (Gegner) или, в случае необходимости, уничтожаться (vernichtet)". Аналогично в служебной Инструкции от 1 февраля 1967 г. также указывалось: "Мины должны закладываться в заранее намеченных точках близко друг к другу... с таким расчетом, чтобы пресечь передвижение нарушителей границы и... позволить произвести их арест или уничтожение".

Начиная с 1961 года и особенно в период с 1971 по 1989 гг. вопросы укрепления и усовершенствования пограничных сооружений (Grenzsicherungsanlagen), а также применения огнестрельного оружия регулярно обсуждались на заседаниях Национального совета обороны. В приказах, изданных Министерством обороны в развитие этих указаний, также содержалось требование защиты Государственной границы ГДР любой ценой и указывалось, что "нарушителей границы" следует арестовывать или уничтожать. Эти приказы затем выполнялись командирами пограничных воинских формирований. Все действия пограничников, в том числе закладка мин и использование огнестрельного оружия против беженцев, основывались на этих распоряжениях.

16. Заявители занимали ответственные посты в государственном аппарате ГДР и руководстве СЕПГ:

- первый заявитель был членом Национального совета обороны с 1971 года, членом Центрального комитета СЕПГ с 1981 года и заместителем министра обороны с 1979 по 1989 гг.;

- второй заявитель был членом Центрального комитета СЕПГ с 1946 года, начальником штаба ННА и членом Национального совета обороны с 1967 года и министром обороны с 1985 по 1989 гг.;

- третий заявитель был членом Центрального комитета СЕПГ с 1973 года, членом Государственного совета с 1981 года, членом Политбюро и Национального совета обороны с 1983 года, Генеральным секретарем Центрального комитета СЕПГ (после Э.Хонеккера) и председателем Государственного совета и Национального совета обороны с октября по декабрь 1989 года.

17. Осенью 1989 г. бегство тысяч граждан ГДР в посольства ФРГ в Праге и Варшаве, а также в Венгрию, которая открыла свои границы с Австрией 11 сентября 1989 г., демонстрации с участием десятков тысяч человек на улицах Дрездена, Лейпцига, Восточного Берлина и других городов, кампания перестройки и гласности, развернутая в Советском Союзе Михаилом Горбачевым, ускорили падение Берлинской стены 9 ноября 1989 г., развал системы в ГДР и процесс, который привел к объединению Германии, состоявшемуся 3 октября 1990 г.

Вербальной нотой от 8 сентября 1989 г. Венгрия приостановила действие статей 6 и 8 двухстороннего соглашения с ГДР от 20 июня 1969 г. (в котором оба государства договорились не требовать оформления въездных виз для граждан другой страны-участницы этого соглашения и обязались отказывать в разрешении на выезд в третьи страны лицам, приехавшим в страны-участницы соглашения), прямо сославшись при этом на статьи 6 и 12 Международного пакта о гражданских и политических правах (см. ниже § 40) и на Статью 62 (коренное изменение обстоятельств) Венской конвенции о праве международных договоров.

18. В течение весны 1990 года вновь избранный парламент ГДР вынудил немецких законодателей создать гарантии того, что виновники беззаконий, которые творила СЕПГ, будут привлечены к уголовной ответственности (die strafrechtliche Verfolgung des SED-Unrechts sicherzustellen).

B. Разбирательство в германских судах

1. Первые два заявителя (Стрелец и Кесслер)

19. В решении от 16 сентября 1993 г. Суд Земли Берлин (Landgericht) приговорил первого и второго заявителей к пяти годам шести месяцам тюремного заключения и семи годам шести месяцам тюремного заключения соответственно за подстрекательство к совершению умышленного убийства (Anstiftung zum Totschlang), за то, что они оба повинны в смерти определенного числа молодых людей в возрасте от 18 до 28 лет, которые пытались покинуть пределы ГДР в период между 1971 и 1989 гг. путем пересечения границы между двумя германскими государствами (шесть и семь случаев соответственно). Эти люди погибли, став жертвами противопехотных мин, установленных вдоль этой границы, или огня, открытого по ним восточногерманскими пограничниками.

Ниже приводится описание этих случаев.

8 апреля 1971 г. Клаус Зейферт, 18 лет, наступил на мину (Erdmine) при попытке пересечения границы и потерял левую ногу. Ему тем не менее удалось достичь территории ФРГ, где он после серии операций скончался от ран.

16 января 1973 г. Ганс-Фридрих Франк, 26 лет, был серьезно ранен в результате взрыва осколочной мины (Splittermine) при попытке пересечения границы. Ему все же удалось достичь территории ФРГ, где он вскоре умер от полученных телесных повреждений.

14 июля 1974 г. Вольфганг Фоглер, 25 лет, был серьезно ранен в результате взрыва осколочной мины при попытке пересечения границы. Двадцатью минутами позже пограничники ГДР затащили его в грузовик за пределами пограничной зоны. Спустя два часа он был доставлен в больницу, где умер от ран.

7 апреля 1980 г. Вольфганг Бозе, 28 лет, был также серьезно ранен в результате взрыва осколочной мины при попытке пересечения границы. После серии операций он скончался от ран.

22 марта 1984 г. Франк Матер, 20 лет, был серьезно ранен в результате взрыва осколочной мины при попытке пересечения границы. Он скончался через несколько секунд.

1 декабря 1984 г. два пограничника ГДР стреляли по Михаэлю-Хорсту Шмидту, 20 лет, когда он пытался перебраться через Берлинскую стену с помощью лестницы, и ранили его в спину. Ему не была оказана первая помощь. Он был доставлен в госпиталь Народной полиции ГДР только по прошествии двух часов, когда он уже был на грани смерти от потери крови. Пограничников, которые по нему стреляли, похвалили, выразив сожаление лишь в связи с тем, что они израсходовали много боеприпасов.

В ночь с 5 на 6 февраля 1989 г. Крис Гефрой и Кристиан Гаудиан, 20 лет, попытались перебраться через Берлинскую стену. В К.Гефроя выстрелил пограничник ГДР, и он был убит на месте. К.Гаудиан получил несколько пулевых ранений. Пограничнику, который стрелял в них, объявили благодарность.

Суд федеральной земли отметил, что все приказы министра обороны, включая и те, которые касались использования огнестрельного оружия на границе, основывались на решениях Национального совета обороны, членами которого были заявители. Пограничникам приказали защищать границу ГДР любой ценой, даже если это могло привести к гибели "нарушителей границы" (Grenzverletzer).

Суд федеральной земли далее отметил, что восточногерманские власти в своей практической деятельности намеренно выходили за рамки формулировок статутного права (Wortlaut des Gesetzes), письменных приказов и должностных инструкций; положения, касающиеся использования огнестрельного оружия на границе, игнорировались. Для пограничников имело значение не писаное право, а то, что им внушали в процессе их обучения, политической подготовки и повседневной службы. Приказ, который в действительности получали пограничники, гласил: "Подразделение (der Zug)... обеспечивает безопасность Государственной границы ГДР... его обязанность заключается в том, чтобы не допускать нарушения границы (Grenzdurchbruche), подвергать аресту нарушителей границы или уничтожать их (vernichten) и защищать государственную границу любой ценой (unter allen Bedingungen)..."

В случае успешного пересечения границы в отношении находившихся в наряде пограничников военный прокурор (Militarstaatsanwalt) проводил расследование.

В соответствии с нормами уголовного права, применявшегося в ГДР во время совершения процессуальных действий, Суд федеральной земли вначале признал первого и второго заявителей виновными в подстрекательстве к убийству (Anstiftung zum Mord - § 2(1) статьи 22 и § 1 статьи 112 Уголовного кодекса ГДР - StGB-DDR; см. ниже § 32). Он постановил, что заявители не могут оправдать свои действия ссылкой на раздел 27(2) Закона ГДР о государственных границах (Grenzgesetz - см. ниже § 38), который на практике использовался для оправдания уничтожения перебежчиков с помощью огнестрельного оружия, систем автоматической стрельбы и противопехотных мин. Он постановил, что такая государственная практика "является вопиющим и недопустимым нарушением норм правосудия и прав человека, защищаемых международным правом" ("diese Staatspraxis hat offensichtlich und unertraglich gegen elementare Gebote der Gerechtigkeit und gegen volkerrechtlich geschutzte Menschenrechte verstoвten#"). Суд федеральной земли затем применил уголовное право ФРГ, которое было более мягким, чем уголовное право ГДР, и обвинил обоих заявителей в подстрекательстве к совершению намеренного убийства (Anstiftung zum Totschlag - Статья 26 и § 1 Статьи 212 Уголовного кодекса ФРГ - StGB)*(2).

20. В решении от 26 июля 1994 г. Верховный Федеральный суд (Bundesgerichtshof) сначала поддержал выводы Суда федеральной земли суда, касающиеся классификации правонарушений в соответствии с законами ГДР, а затем применил уголовное право ФРГ, отчасти потому, что это был закон места, где проявились результаты этих правонарушений (Tatort - Erfolgsort), поскольку один из перебежчиков умер на территории ФРГ, и отчасти по той причине, что уголовное право ФРГ являлось более мягким, чем уголовное право ГДР. Во-вторых, Верховный Федеральный суд переквалифицировал совершенные ими правонарушения в соответствии с уголовным правом ФРГ и внес изменения в выдвинутые против них обвинения, указав, что они являются основными косвенными исполнителями преднамеренного убийства (Totschlag in mittelbarer Taterschaft - статьи 25 и 212 Уголовного кодекса ФРГ - StGb; см. ниже § 44). Сроки отбытия наказания, к которым были приговорены заявители, остались прежними. Как и Суд федеральной земли, Верховный Федеральный суд объединил дела первого и второго заявителей.

После этого Верховный Федеральный суд признал обоих заявителей виновными в преднамеренном убийстве в качестве основных косвенных исполнителей преступления (Totschlag in mittelbarer Taterschaft) на том основании, что они были членами Национального совета обороны органа, решения которого являлись обязательным предварительным условием (zwingende Voraussetiung) для издания приказов, касающихся режима охраны границы (Grenzregime). Заявители знали, что их приказы будут выполняться и что перебежчики гибли на границе в результате актов насилия. Как и Суд феральной# земли, Верховный Федеральный суд постановил, что оба заявителя не могут в свое оправдание ссылаться на раздел 27(2) Закона ГДР о государственных границах. Он постановил, что раздел 27(2) и его толкование режимом ГДР является вопиющим нарушением прав человека и, в частности, права на свободу передвижения и права на жизнь, предусмотренных Международным пактом о гражданских и политических правах, ратифицированным ГДР 8 ноября 1974 г. (см. ниже § 40). Тот факт, что ГДР не внесла эти положения в свое внутреннее право, не меняет ее обязательств в соответствии с международным публичным правом. И, наконец, решение Суда федеральной земли не противоречило § 2 статьи 103 Основного закона (Grundgeseti - см. ниже § 43), так как заявители не могли использовать в качестве довода оправдание (Rechtfertigungsgrund), которое противоречит правовым нормам более высокого уровня. Даже и во время совершения действий, о которых идет речь, правильное толкование раздела 27(2) Закона ГДР о государственных границах показало бы, что на такие оправдательные доводы нельзя ссылаться по причине ограничений, налагаемых самим законом и в свете Конституции ГДР и ее международных обязательств.

21. 9 сентября 1994 г. оба заявителя подали апелляции конституционного характера в Федеральный Конституционный Суд (Bundesverfassungsgericht). Они заявили, что их действия были оправданными на основании закона, действовавшего в ГДР в период совершения этих действий, и не должны были повлечь за собой уголовное наказание. Иное толкование этого Верховным Федеральным судом ex post facto являлось нарушением принципа, согласно которому уголовное право не имеет обратной силы (Ruckwirkungsgebot), и § 2 статьи 103 Основного закона. В ФРГ, утверждали они, существовали положения, аналогичные разделу 27 Закона ГДР о государственных границах, и каждое государство ограничивало право на жизнь, когда дело касалось преследования преступников. В этой связи оба заявителя сослались на пункт 2 Статьи 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Они также сослались на пункт 2 Статьи 7 ЕКПЧ и на оговорку в отношении этого положения, сделанную ФРГ (см. ниже § 45).

22. В решении от 24 октября 1996 г. Федеральный Конституционный Суд объединил апелляцию первого заявителя с апелляцией второго заявителя и аппеляцией # К.-Н. W., бывшего восточногерманского пограничника, который также обратился с жалобой в Европейский Суд по правам человека.

Заслушав заявления Федерального министерства юстиции (Bundesministerium fur Justiz) и Управления Департамента юстиции Земли Берлин (Senatsverwaltuug fur Justiz), Федеральный Конституционный Суд отклонил эти три апелляции как недостаточно обоснованные, мотивировав свое решение, в частности, следующими доводами:

"Положения § 2 статьи 103 Основного закона не были нарушены.

Заявители утверждали, что положения § 2 статьи 103 были нарушены, главным образом, тем фактом, что суды по уголовным делам не разрешили им сослаться на такой довод в свое оправдание, как соответствие их действий нормативным актам ГДР (в том виде, как их толковали и применяли власти ГДР) относительно режима охраны границы (Grenzregime), действовавшим в момент совершения упомянутых инкриминируемых деяний. Первый, второй и третий податели аппеляций# (Ганс Альбрехт, который не подавал заявления в Суд, X.Кесслер и Ф.Стрелец) утверждали также, что они стали жертвами нарушения права, гарантированного положением § 2 статьи 103, когда их осудили в соответствии с правом ФРГ как основных косвенных исполнителей преступления (mittelbare Tater).

Ни одна из жалоб не является обоснованной.

1. (a) Параграф 2 статьи 103 Основного закона является выражением принципа верховенства права... Этот принцип, гарантируя правовую определенность, подчиняя государственную власть статутному праву и укрепляя доверие, является основой для пользования гражданскими правами и свободами. Кроме того, принцип верховенства права включает в качестве одной из основополагающих идей Основного закона требование объективного отправления правосудия... В сфере уголовного права эти моменты, связанные с верховенством права, отражены в том принципе, который гласит, что в случае отсутствия вины, наказание не может быть применено. В то же время этот принцип касается человеческого достоинства и личной ответственности, которые презюмируются Основным законом и, соответственно, конституционно защищены § 1 статьи 1 и § 1 статьи 2 и которые законодательная власть должна учитывать при формировании уголовного права... Этот подход также подчеркивается положениями § 2 статьи 103 Основного закона...

Параграф 2 статьи 103 Основного закона гарантирует достижение этих целей, разрешая осуждение только за те действия, которые в то время, когда они были совершены, с достаточной степенью точности определялись как уголовные преступления. Он также запрещает применение более серьезного наказания, чем то, что предусмотрено законом в то время, когда правонарушение было совершено. В интересах обеспечения правовой определенности и правосудия он предусматривает, что в области уголовного права, допускающего весьма серьезное вмешательство государства в осуществление личных прав, только законодательная власть может определять, какие правонарушения должны быть наказуемыми. Таким образом, 2 статьи 103 Основного закона, строго ограничивая законотворчество рамками парламента, подкрепляет принцип верховенства права. Доверие гражданина завоевывается тем фактом, что § 2 статьи 103 дает ему уверенность в том, что государство будет наказывать только за те действия, которые в то время, когда они совершались, были определены парламентом как уголовные преступления и за которые предусматривалось конкретное наказание. Это позволяет гражданину самостоятельно регулировать свое поведение таким образом, чтобы избежать совершения правонарушения, за которое предусмотрено наказание. Такое запрещение придавать уголовному праву обратную силу является абсолютным. Оно выполняет роль гарантии верховенства права и основных прав, устанавливая строгую формальную норму, и в этом отношении его следует отличать от других гарантий верховенства права...

(b) Параграф 2 статьи 103 Основного закона предупреждает ретроактивное изменение оценки противоправности деяния в ущерб правонарушителю... Соответственно, он также требует, чтобы законное оправдательное основание, на которое можно было бы опереться в то время, когда действие было совершено, применялось даже в тех случаях, когда к началу уголовного судебного разбирательства оно уже было отменено. Однако в тех случаях, когда дело касается оправдательных обстоятельств, в отличие от определения правонарушений и наказаний за них, исключительное право на законотворчество за парламентом строго не резервируется. В области уголовного права основания для оправдания могут быть также почерпнуты из обычного права и судебной практики. В тех случаях, когда основания для оправдания, не выведенные из писаного права, но, тем не менее, признаваемые во время совершения действия, впоследствии перестают применяться, возникает вопрос, защищает ли также и в какой степени § 2 статьи 103 Основного закона надежды на то, что они будут применяться и дальше. Нет необходимости давать здесь общий ответ на этот вопрос, потому что в данном случае оправдание - основывающееся отчасти на правовых положениях и частично на административных инструкциях и практике - было выдвинуто при обстоятельствах, дающих возможность ограничить абсолютное запрещение ретроактивного действия в § 2 статьи 103 Основного закона.

(аа) Параграф 2 статьи 103 Основного закона предусматривает в качестве нормального случая то, что правонарушение было совершено и подпадает под действие материального уголовного права ФРГ, в том виде, в каком оно определено Основным законом, и что оно рассматривается в этом контексте. В этом нормальном случае уголовное право, которое было применено в соответствии с нормами демократии, разделения властей и уважения основных прав и поэтому в принципе отвечает требованиям объективного правосудия (materielle Gerechtigkeit), создает основу для верховенства права (rechstaatliche Ankniipfung), необходимую для абсолютной, строгой защиты доверия, предоставляемого положениями § 2 статьи 103 Основного закона.

(bb) Этот принцип больше не применяется без ограничений, так как вследствие воссоединения Германии и в соответствии с договоренностью, содержащейся в Договоре об объединении, статья 315 вводной части Уголовного кодекса, взятая в совокупности со статьей 2 этого Кодекса, предусматривает, что уголовное право ГДР применяется в тех случаях, когда возбуждаются уголовные дела в связи с правонарушениями, совершенными в бывшей ГДР. Эта норма является следствием принятия на себя со стороны ФРГ ответственности за отправление правосудия в отношении уголовных дел на территории ГДР. Соответственно, это согласуется с § 2 статьи 103 Основного закона, так как граждане бывшей ГДР привлекаются к ответственности в соответствии с уголовным правом, которое применялось в отношении них во время совершения действий, а право ФРГ, действующее в период осуждения, применяется только в тех случаях, когда оно является более мягким. Однако такого рода правовая ситуация, когда ФРГ должна осуществлять свои полномочия в отношении уголовных дел на основе права государства, которое не только не придерживалось принципов демократии и разделения властей, но и не уважало основных прав, может привести к конфликту между обязательными предписаниями Основного закона касательно верховенства права и абсолютным запрещением обратного действия, содержащимися в § 2 статьи 103, который, как уже отмечалось, выводит оправдание, исходя из верховенства права (rechtsstaatliche Rechtfertigung), в виде особого доверия, опирающегося на уголовные законы, если они были введены в действие демократической законодательной властью, от которой требуют уважения основных прав. Этот особый фундамент доверия не срабатывет# в тех случаях, когда другое государство законом определяет некоторые действия как серьезные уголовные преступления и в то же время исключает возможность применения наказания, давая основания для оправдания некоторых из этих действий и даже требуя и поощряя их, несмотря на положения писаного права, и таким образом грубо нарушая права человека, повсеместно признанные международным сообществом. Таким образом, те, кто был облечен государственной властью, создали систему, столь противопоставляющую себя правосудию, что она может существовать только до тех пор, пока существует государственная власть, которая ее породила.

В такой совершенно исключительной ситуации требование объективности правосудия, которое также предусматривает необходимость уважения прав человека, признанных международным сообществом, лишает суд возможности согласиться с такими оправдательными мотивами. Абсолютная защита доверия, отраженная в гарантии, предоставляемой § 2 статьи 103 Основного закона, должна отойти на второй план, иначе отправление правосудия по уголовным делам в ФРГ не соответствовало бы нормам относительно верховенства права (rechtsstaatliche Pramissen). Теперь уже гражданин, на которого распространяется уголовная юрисдикция ФРГ, не может прибегнуть к таким оправдательным доводам; во всех остальных отношениях принцип доверия продолжает применяться, и каждому гражданину гарантируется, что если его осудят, то на основании закона, который мог быть применен в его деле в то время, когда было совершено правонарушение.

(cc) ФРГ сталкивалась с такими же проблемами, когда дело касалось преступлений национал-социализма.

1. В этой связи Верховный суд Британской зоны, а позже Федеральный суд вынесли решение по вопросу о том, может ли деяние стать наказуемым в результате действия обратной силы, если положение писаного права игнорируется по причине грубого нарушения правовых принципов более высокого порядка. Они пришли к мнению, что могут быть положения и инструкции, которым нельзя придавать статус закона, несмотря на то, что они считаются законом, потому что они нарушают правовые принципы, которые применяются независимо от того, признаются они государством или нет; всякий, кто действовал согласно этим положениям, не освобождался от наказания... Федеральный суд указал, что в таких случаях поведение правонарушителей не оценивалось на основании критериев, которые обрели юридическую силу общего характера позднее. Не привлекались правонарушители также к ответу по обвинениям против них, выдвинутым на основании критериев, которые еще не обрели юридической силы или уже утратили ее во время совершения правонарушения. Невозможно предположить, что правонарушители во время совершения правонарушения еще не были знакомы с соответствующими принципами, которые необходимы для сосуществования людей и являются неприкосновенной сердцевиной права...

2. До недавнего времени Федеральному Конституционному Суду приходилось иметь дело с проблемой "несправедливости закона" (gesetzliches Unrecht) только в вопросах, не относящихся к уголовному праву. Он пришел к мнению, что в тех случаях, когда позитивное право в недопустимой степени не согласуется со справедливостью, принцип правовой определенности, возможно, и должен уступить приоритет объективному правосудию. В этой связи Федеральный Конституционный Суд сослался на труды Густава Радбруха*(3)... и, в частности, на известную формулу Радбруха... В отношении этого вопроса он неоднократно подчеркивал, что позитивное право должно отменяться только в совершенно исключительных случаях и что явно несправедливая часть законодательства, которая, на любой просвещенный взгляд, неприемлема, тем не менее все же может применяться, так как она в силу своей природы также способствует поддержанию порядка и, таким образом, создает правовую определенность... Однако период национал-социалистического правления показал, что законодательная часть способна навязывать с помощью закона явное "зло"..., так что, в тех случаях, когда норма закона в недопустимой степени не согласуется со справедливостью, оно с самого начала не должно применяться...

2. Оспариваемые решения отвечают конституционному критерию, приведенному под цифрой 1.

(a) Верховный Федеральный суд с того времени еще больше обогатил свою судебную практику, рассматривая дела о так называемой преступной деятельности Правительства (Regierungskriminalitat) в период правления СЕПГ в ГДР... Эта судебная практика также представляет собой основу для принятия оспариваемых здесь решений. Из нее следует, что суд должен игнорировать оправдание, если оно имеет целью освобождение от ответственности за умышленное уничтожение людей, которые всего лишь пытались пересечь границу между двумя Германиями без оружия и не создавали угрозы интересам, общепризнанно нуждающимся в правовой защите. Такое оправдание, которое ставит запрет на пересечение границы выше права на жизнь, не должно иметь юридической силы по причине того, что оно явно и в недопустимой мере нарушает нормы справедливости и прав человека, защищаемые международным правом. Рассматриваемое нарушение настолько серьезно, что является посягательством на правовые концепции, касающиеся ценности и достоинства человеческой личности, которые являются общими у всех народов. В таких случаях позитивное право должно уступить место справедливости.

Верховный Федеральный суд охарактеризовал связь между критериями, которые в совокупности составляют формулу Радбруха, и правами человека, защищаемыми международным правом, как возникшую в связи с тем, что критерии формулы Радбруха, которые трудно применять в силу их неопределенности, были дополнены более конкретными оценочными критериями. Это произошло, так как международные соглашения в области прав человека создали основу для определения того, когда государство нарушает права человека в соответствии с нормами мирового правового сообщества.

(b) Такая оценка соответствует Основному закону. Она также подтверждается решением Суда от 31 июля 1973 г. относительно Основного соглашения (Grundlagenvertrag), в котором было признано, что практика ГДР на межгерманской границе была бесчеловечной и что Берлинская стена, колючая проволока, "полоса смерти" (Todesstreifen) и приказ стрелять на поражение несовместимы с обязательствами по этому соглашению, которые взяла на себя ГДР...

(c) Заявители не могут парировать вывод о том, что основание для оправдания, выведенное из практики государства и имеющее целью разрешить убивать "нарушителей границы", должно игнорироваться как случай проявления крайней несправедливости государства, утверждением, что право на жизнь и право на свободу передвижения безоговорочно не гарантируются Международным пактом о гражданских и политических правах и что даже демократические государства западного типа, опирающиеся на верховенство права, приняли правовые положения, которые непосредственным образом предусматривают применение огнестрельного оружия при определенных обстоятельствах, в частности при преследовании и аресте преступников. Конечно, формулировка правовых норм ГДР, в той части, в которой они регулировали использование огнестрельного оружия на границе двух Германий, соответствуют формулировке норм, принятых в ФРГ о применении силы (unmittelbarer Zwang). Однако выводы, содержащиеся в оспариваемых судебных решениях, говорят о том, что существовали приказы, отдававшиеся на основании этих правовых норм, которые не оставляли возможности для ограничения использования огнестрельного оружия в соответствии с принципом пропорциональности и которые доводили до пограничников на местах точку зрения их начальников - и в конечном итоге, Национального совета обороны, - что нарушители границы должны "уничтожаться", если нет другого способа помешать им пересечь границу. В результате подчинения права человека на жизнь интересу государства, препятствующего пересечению границы, писаное право отошло на второй план в силу политической целесообразности. Говоря объективно, это является крайним проявлением несправедливости.

(d) He могут заявители также возразить, что, согласившись с тем, что оправдание можно игнорировать, Верховный Федеральный суд все же не ответил на вопрос, является ли деяние, признанное таким образом незаконным, наказуемым и при каких обстоятельствах... Для того чтобы определить наказуемость деяния, здесь нет необходимости прибегать к супрапозитивным правовым принципам (uberpositive Rechtsgrundsatze). Необходимо только сделать ссылку на ценности, которые сама ГДР использовала в качестве основы своего уголовного права. Во время совершения действий, о которых идет речь, статьи 112 и 113 Уголовного кодекса ГДР категорически запрещали намеренное лишение человека жизни и подчеркивали серьезность таких правонарушений предписанием сурово наказывать за них. Если в силу рассматривавшихся выше причин нет приемлемого основания для оправдания убийства, определение правонарушений в упомянутых выше положениях уголовного права делает такое убийство уголовно наказуемым правонарушением.

3. Первые три заявителя выдвигают возражение, что признание их Верховным Федеральным судом, применившим закон ФРГ, виновными в убийстве в качестве основных косвенных исполнителей не соответствует § 2 статьи 103 Основного закона. Это возражение отклоняется.

Суды по уголовным делам на основании положений, действовавших в ГДР во время совершения упомянутых деяний, установили, что заявители совершили наказуемые деяния в силу их причастности к уничтожению перебежчиков. Верховный Федеральный суд непосредственно поддержал вывод Суда федеральной земли о том, что в соответствии с этими положениями заявители виновны в подстрекательству к убийству (подпункт 1 § 2 статьи 2 и § 1 статьи 112 Уголовного кодекса ГДР). Только лишь на второй стадии Верховный Федеральный суд применяет право ФРГ, в одном случае на основании § 4 статьи 315 Закона о введении в действие Уголовного кодекса во взаимосвязи с § 1 статьи 9 Уголовного кодекса (правило места совершения либо места возникновения последствий деяния) и в других случаях согласно § 1 статьи 315 Закона о введении в действие Уголовного кодекса во взаимосвязи с § 3 статьи 2 Уголовного кодекса, так как право ФРГ является более мягким, чем право ГДР. Ни в том, ни в другом случае эти решения не противоречили § 2 статьи 103 Основного закона. Что касается применения правила места совершения деяния, Палата (Senat) уже вынесла постановление по этому вопросу в своем решении от 15 мая 1995 г. и продолжает придерживаться этого решения.

Учитывая его защитную функцию, § 2 статьи 103 Основного закона не исключает применения более мягкого закона, нежели тот, что применялся во время совершения деяния. Верховный Федеральный суд, опираясь на научные исследования..., пришел к мнению, что более мягким является тот закон, благодаря которому на основе всестороннего сравнительного анализа в каждом отдельном случае выносится судебное решение, более благоприятное для правонарушителя, даже если тот или иной критерий оценки может показаться менее благоприятным, чем критерии, устанавливаемые другим законом. При этом решающим фактором являются правовые последствия правонарушения. Этот вывод соответствует вышеупомянутой защитной функции 2 статьи 103 Основного закона и не может ставиться под сомнение по конституционным основаниям".

2. Третий заявитель (Кренц)

23. Решением от 25 августа 1997 г. Суд Земли Берлин приговорил третьего заявителя к шести годам и шести месяцам тюремного заключения за преднамеренное убийство в качестве основного косвенного исполнителя (Totschlag in mittelbarer Taterschaft) на том основании, что, поскольку он принимал участие в вынесении двух решений Политбюро (от 7 июня 1985 г. и 11 марта 1986 г.) и двух решений Национального совета обороны (от 2 февраля 1984 г. и 25 января 1985 г.) относительно режима охраны границы ГДР, он также несет ответственность за гибель четырех молодых людей, которые попытались покинуть территорию ГДР в период с 1984 по 1989 гг. путем пересечения границы между двумя германскими государствами. Эти лица погибли от выстрелов восточногерманских пограничников.

Ниже приводится описание этих случаев.

1 декабря 1984 г. два пограничника ГДР стреляли по Михаэлю-Хорсту Шмидту, 20 лет, когда он пытался перебраться через Берлинскую стену с помощью лестницы, ранив его в спину. Ему не была оказана первая помощь. В госпиталь Народной полиции ГДР он был доставлен только спустя два часа, когда он был уже при смерти от потери крови. Пограничникам, которые по нему стреляли, была объявлена благодарность, при этом было выражено сожаление, что они израсходовали много боеприпасов.

24 ноября 1986 г. два пограничника ГДР стреляли по Михаэлю Биттнеру, 25 лет, когда он также пытался перебраться через Берлинскую стену с помощью лестницы, ранив его в спину. Он потерял равновесие, упал на землю и спустя несколько минут, когда его вытаскивали из пограничной зоны, умер в результате ранения в сердце. Пограничников, которые стреляли в него, наградили медалями и предоставили им несколько дней специального отпуска.

12 февраля 1987 г. Лутц Шмидт, 24 лет, попытался перебраться через Берлинскую стену со своим другом, Петером Щульце, 34 лет, с помощью лестницы. Так как лестница была слишком короткой, они помогали друг другу руками, однако П.Шульце упал с западной стороны стены, а Л.Шмидт - с восточной, где был смертельно ранен в сердце выстрелами двух пограничников ГДР. Пограничников, которые в него стреляли, наградили медалями, премией в 300 марок и предоставили несколько дней специального отпуска.

В ночь с 5 на 6 февраля 1989 г. Крис Гефрой и Кристиан Гаудиан, 20 лет, попытались перебраться через Берлинскую стену. В К.Гефроя выстрелил пограничник ГДР, и он был убит на месте. К.Гаудиан получил несколько пулевых ранений. Пограничнику, который стрелял в них, объявили благодарность.

На основании уголовного права, действовавшего в ГДР в момент совершения деяний, Суд федеральной земли сначала признал третьего заявителя виновным в подстрекательстве к убийству (Anstiftung zum Mord - 2 (1) статьи 22 и § 1 статьи 112 Уголовного кодекса ГДР - StGB-DDR; см. ниже § 32), обосновав свое решение теми же доводами, что были им выдвинуты при осуждении первых двух заявителей в решении от 16 сентября 1993 г. (см. выше § 19). Затем суд применил уголовное право ФРГ как более мягкое, чем уголовное право ГДР, и осудил заявителя как основного косвенного исполнителя совершенных преднамеренных убийств (Totschlag in mittelbarer Taterschaft - статьи 25 и 212 Уголовного кодекса ФРГ - StGB; см. ниже § 44).

Суд федеральной земли отметил далее, что заявитель не может ссылаться в качестве оправдания на тот факт, что суверенитет ГДР был ограничен ее зависимостью от Советского Союза, так как обязательства, возникающие из союза (Bundnisverpflichtung), не освобождают лицо от уголовной ответственности (strafrechtliche Verantwortung). Назначая срок наказания заявителю, Суд федеральной земли также применил уголовное право ФРГ, так как оно было более мягким, чем уголовное право ГДР.

24. 9 апреля 1998 г. заявитель подал апелляцию на вышеупомянутое судебное решение в Верховный Федеральный суд, сославшись, в частности, на 2 статьи 103 Основного закона и на принцип неприменения обратного действия законов, касающихся уголовных преступлений.

25. Проведя 27 октября 1999 г. слушание, Верховный Федеральный суд вынес решение от 8 ноября 1999 г., поддержав по всем пунктам решение Суда федеральной земли и сославшись на ряд известных решений, которые он принял ранее по аналогичным вопросам, включая, в частности, решение от 26 июля 1994 г. (см. ниже § 20).

Верховный Федеральный суд отметил, кроме того, что Суд федеральной земли тщательно детализировал последовательность инструкций, которые давались в этом случае (Anordnungsketten), начав с решений Политбюро и Национального совета обороны, в работе которых заявитель принимал участие, затем пройдя по цепочке команд, которые отдавали военные (militarische Befehlskette), и закончив приказами, которые давались пограничникам, и смертельными выстрелами.

26. 12 января 2000 г. коллегия из трех судей Федерального Конституционного Суда отказалась принять к рассмотрению жалобу заявителя, сославшись, в частности, на известное решение от 24 октября 1996 г. (см. выше § 22).

II. Соответствующие внутригосударственные и международные правовые нормы

A. Договор об объединении Германии

27. В Договоре об объединении (Einigungsvertrag) от 31 августа 1990 г.*(4). во взаимосвязи с Законом о Договоре об объединении (Einigungsvertragsgesetz) от 23 сентября 1990 г. предусмотрено, что согласно переходным положениям Уголовного кодекса (разделы с 315 по 315 (c) Закона о введении в действие Уголовного кодекса (Einfuhrungsgesetz in das Strafgesetzbuch)) применимым законом в принципе является закон места, где было совершено правонарушение (Tatortrecht). Это означает, что в отношении деяний, совершенных гражданами ГДР на территории ГДР, применимым в принципе является закон ГДР. В силу положений § 3 статьи 2 Уголовного кодекса, закон ФРГ может быть применен, только если он является более мягким, чем закон ГДР.

B. Законодательство, применявшееся в ГДР во время совершения указанных деяний

1. Конституция ГДР 1968 года, в редакции 1974 г., идентичной первоначальной, за исключением положений § 2 статьи 89 (см. ниже).

28. Ниже приводятся соответствующие положения Конституции*(5):

Статья 8

"1. Общепризнанные нормы международного права, служащие миру и мирному сотрудничеству между народами, обязательны (sind verbindlich) для государственной власти и каждого гражданина"*(6).

Параграф 2 Статьи 19

"2. Уважение и защита достоинства и свободы личности являются законом для всех государственных органов, общественных сил и каждого отдельного гражданина (Personlichkeit)".

Параграфы 1 и 2 Статьи 30

"1. Личность и свобода каждого гражданина Германской Демократической Республики неприкосновенны.

2. Ограничения допускаются только в связи с наказуемыми деяниями... и должны быть обоснованы законом. При этом права таких граждан могут быть ограничены лишь в той мере, в какой это допускается законом и является необходимым (unumganglich)".

Статья 73

"1. Государственный Совет принимает принципиальные решения по вопросам обороны и безопасности страны. Он организует оборону страны с помощью Национального совета обороны"*(7).

Параграф 2 Статьи 89

(редакция 1974 г.; в первоначальном тексте 1968 г. это положениее# фигурировало в § 3 статьи 89)*(8)

"Правовые предписания не должны противоречить Конституции"*(9).

2. Редакции Уголовного кодекса ГДР 1968 и 1979 гг. идентичны в отношении положений, относящихся к данному делу, за исключением статьи 213 (см. ниже)

29. В первой главе Особой части (Besonderer Teil) Уголовного кодекса, озаглавленной "Преступления против национального суверенитета Германской Демократической Республики, мира, гуманизма и прав человека", была следующая вводная часть:

"Безжалостное наказание за преступления против национального суверенитета Германской Демократической Республики, мира, гуманизма и прав человека, за военные преступления является необходимой предпосылкой устойчивого мира во всем мире, укрепления веры в фундаментальные права человека (Wiederherstellung des Glaubens an grundlegende Menschenrechte), в достоинство и ценность человеческого существа, и сохранения прав каждого".

30. Статья 95 Уголовного кодекса сформулирована следующим образом:

"Всякий, кто своим поведением нарушает основные права человека, международные обязательства или национальный суверенитет Германской Демократической Республики, не может ссылаться (kann sich nicht berufen auf) на закон, приказ или письменную инструкцию; он несет за это уголовную ответственность".

31. Статьей 84 Уголовного кодекса предусмотрено следующее:

"На преступления против мира, гуманизма или прав человека, а также на военные преступления не распространяются содержащиеся в этом законе нормы, касающиеся срока давности (устанавливающие срок давности для различных категорий правонарушений.)"

32. Параграфом 1 статьи 112 Уголовного кодекса предусмотрено тюремное заключение сроком от 10 лет до пожизненного за убийство (Mord). В § 1 статьи 22 Уголовного кодекса рассматривается правонарушение, касающееся участия (Teilnahme) в преступлении, и, в частности, подстрекательство (Anstiftung) к его совершению. Параграфом 2 статьи 22 предусмотрено, что уголовная ответственность устанавливается законом, содержащим определение преступления. Параграфом 1(5) статьи 82 Уголовного кодекса установлен срок давности в 25 лет для правонарушений, за которые назначается наказание свыше 10 лет тюремного заключения.

33. Статья 119 Уголовного кодекса сформулирована следующим образом:

"Всякий, и присутствии которого произошел несчастный случай или кто оказался в ситуации, когда жизни или здоровью человека грозит опасность, если он не оказал необходимую помощь в пределах его возможностей, хотя и мог сделать это, не создавая реальной угрозы собственной жизни или здоровью и не нарушая других важных обязательств, должен дать удовлетворительный отчет о своем поведении общественному органу правосудия (gesellschaftliches Organ der Rechtspflege). В противном случае он наказывается публичным порицанием, штрафом, условным наказанием или лишением свободы на срок до двух лет".

34. Статьей 213 Уголовного кодекса (редакция 1979 г.) предусмотрено следующее:

"(1) Всякий, кто незаконно пересекает границу Германской Демократической Республики или нарушает положения, регулирующие порядок предоставления временного разрешения на проживание в Германской Демократической Республике или транзит через Германскую Демократическую Республику, наказывается лишением свободы на срок до двух лет, условным приговором с пробацией, тюремным заключением или штрафом...

(3) В серьезных случаях правонарушитель приговаривается к тюремному заключению на срок от 1 года до 8 лет. Серьезными считаются, в частности, случаи, когда:

1) правонарушение (die Tat) создает угрозу жизни или здоровью человека;

2) правонарушение совершено с использованием огнестрельного оружия или опасных средств или методов;

3) правонарушение совершено с особой интенсивностью;

4) преступление совершено с помощью подлога (Urkundenfalschung), с использованием подложных документов (Falschbeurkundung) или документов, используемых мошенническим образом или путем использования тайника (Versteck);

5) преступление совершено совместно с другими; или

6) нарушитель уже был осужден за нелегальный переход границы.

(4) Подготовка к преступлению и попытки совершения правонарушения являются уголовно наказуемыми".

35. Параграф 3 статьи 1 главы второй Уголовного кодекса, в которой дается определение термина "серьезное преступление" (Verbrechen), сформулирована следующим образом:

"Серьезными преступлениями являются опасные для общества деяния (gesellschaftsgefahrliche Angriffe) против суверенитета Германской Демократической Республики, мира, гуманизма или прав человека, военные преступления, правонарушения против Германской Демократической Республики и намеренно совершенные криминальные действия, опасные для жизни (vorsatzlich begangene Straftaten gegen das Leben). Также считаются серьезными преступлениями другие опасные для общества правонарушения, которые намеренно совершаются против прав и интересов граждан, социалистической собственности и других прав и интересов общества, которые представляют собой серьезные нарушения социалистической законности и которые по этой причине наказываются, по меньшей мере, двумя годами тюремного заключения или за которые в пределах применимых наказаний приговаривают к тюремному заключению на срок свыше двух лет".

36. Статьей 258 Уголовного кодекса предусмотрено:

"(1) Военнослужащие не несут уголовной ответственности за действия, совершенные во исполнение приказа, отданного вышестоящим начальником, за исключением тех случаев, когда приказ явно нарушает признанные нормы международного публичного права или уголовный закон.

(2) В тех случаях, когда исполнение подчиненным приказа явно нарушает признанные нормы международного публичного права или уголовного закона, начальник, отдавший этот приказ, также несет за это уголовную ответственность.

(3) Уголовная ответственность не предусмотрена за отказ выполнить или за невыполнение приказа, который является нарушением норм международного публичного права или уголовного закона".

3. Закон 1968 года о Народной полиции ГДР

37. Разделом 17 Закона о Народной полиции, который вступил в силу 11 июня 1968 г., предусмотрено следующее:

"(2) Применение огнестрельного оружия является оправданным:

(a) если необходимо предотвратить неминуемое совершение или продолжение совершения правонарушения (Straftaf), которое, в соответствии с обстоятельствами, представляет собой:

- серьезное преступление (Verbrechen) против суверенитета Германской Демократической Республики, мира, гуманизма или прав человека;

- серьезное преступление против Германской Демократической Республики;

- серьезное преступления против личности (Personlichkeit);

- серьезное преступление против общественной безопасности или государственного порядка;

- любое другое серьезное преступление, особенно совершенное с использованием огнестрельного оружия или взрывчатых веществ;

(b) для предотвращения побега или для повторного ареста (Wiederergreifung) лиц,

- в отношении которых есть серьезные подозрения, что они совершили серьезное преступление или что они были арестованы или подверглись тюремному заключению за совершение серьезного преступления;

- в отношении которых есть серьезные подозрения в том, что они совершили менее опасное преступление (Vergehen), или которые были арестованы, взяты под стражу или приговорены к тюремному заключению за совершение правонарушения, когда есть доказательства того, что они намеревались использовать огнестрельное оружие или взрывчатые вещества или совершить побег с применением других насильственных мер или с нападением на лиц, в обязанности которых входят их арест, помещение в тюрьму, содержание под стражей или наблюдение за ними, или совершить побег совместно с другими лицами;

- которым вынесен приговор, связанный с лишением свободы, и которые были помещены в тюрьму с высокой степенью изоляции заключенных или обычную тюрьму;

(c) против лиц, которые пытаются насильственными методами освободить или помочь в освобождении лиц, арестованных, взятых под стражу или приговоренных к тюремному заключению за совершение серьезного или менее опасного преступления.

(3) Применению огнестрельного оружия должен предшествовать предупредительный окрик (Zuruc) или предупредительный выстрел (Warnschuss), за исключением тех случаев, когда неминуемую опасность можно предотвратить или устранить только огнем на поражение.

(4) При применении огнестрельного оружия следует использовать любую возможность для сохранения жизни человека. Раненым должна быть оказана первая помощь с соблюдением необходимых мер безопасности, как только позволит обстановка, определяемая операцией, проводимой полицией.

(5) Огнестрельное оружие не должно применяться против лиц, которые, судя по их внешнему виду, являются детьми или когда возникает опасность для третьих лиц. Если возможно, огнестрельное оружие не следует применять против подростков (Jugendliche) или лиц женского пола...".

Согласно разделу 20(3) Закона, эти положения также применимы и в отношении военнослужащих Национальной Народной Армии.

4. Закон о государственных границах ГДР 1982 г.

38. Разделом 27 Закона о государственных границах, который вступил в силу 1 мая 1982 г. и который заменил Закон о Народной Полиции 1968 г., предусмотрено следующее:

"(1) Применение огнестрельного оружия представляет собой крайнюю меру, влекущую за собой использование силы против личности. Огнестрельное оружие может быть применено только в тех случаях, когда использование физической силы (korperliche Einwirkung) с применением и без применения механических средств оказалось безуспешным или не имеет перспектив на успех. Применение огнестрельного оружия против людей разрешается только в тех случаях, когда выстрелы, нацеленные на объекты или животных, не дали желаемых результатов.

(2) Применение огнестрельного оружия оправданно, когда нужно предотвратить неминуемое совершение или продолжение совершения правонарушения (Straftat), которое является при данных обстоятельствах серьезным преступлением (Verbrechen). Оно также оправданно в тех случаях, когда нужно арестовать человека, в отношении которого есть обоснованные подозрения, что он совершил серьезное преступление.

(3) Применению огнестрельного оружия в принципе должен предшествовать предупредительный окрик или предупредительный выстрел, за исключением тех случаев, когда неминуемую опасность можно предупредить или устранить только путем стрельбы из огнестрельного оружия на поражение.

(4) Огнестрельное оружие не должно применяться, когда может оказаться под угрозой здоровье или жизнь третьих лиц; люди, судя по их внешнему виду, являются детьми; или выстрелы были бы направлены в сторону территории соседнего суверенного Государства.

(5) При применении огнестрельного оружия жизнь человека должна быть, по возможности, сохранена. Раненым должна быть оказана первая помощь с соблюдением необходимых мер безопасности."

5. Правовые нормы по вопросам паспортов и виз в ГДР

39. В соответствии с правовыми нормами по вопросам паспортов и виз в ГДР (Закон о паспорте - Passgesetz - 1963 года и Распоряжение о паспортах и визах от 28 июня 1979 г., дополненное Распоряжением от 15 февраля 1982 г. - Passgesetz und Pass - und Visaanordnung vom 28. Juni 1979, erganzt durch die Anordnung vom 15. Februar 1982), до 1 января 1989 г. лица, не пользовавшиеся политическими привилегиями, не достигшие пенсионного возраста или не составлявшие исключения по причине наличия важных семейных дел определенного рода, не могли покинуть территорию ГДР на законном основании.

Согласно статье 17 Распоряжения от 28 июня 1979 г., до 1 января 1989 г. причины принятия решений по заявлениям с просьбой разрешить выезд из страны не объяснялись и до обнародования Распоряжения о визах от 30 ноября 1988 г. такие решения не могли быть обжалованы.

C. Международный пакт о гражданских и политических правах

1. Соответствующие положения

40. Международный пакт ООН о гражданских и политических правах был ратифицирован ГДР 8 ноября 1974 г. (см. § 20 выше).

Соответствующие положения Пакта сформулированы следующим образом*(10):

Пункты 1 и 2 статьи 6

"1. Право на жизнь есть неотъемлемое право каждого человека. Это право охраняется законом. Никто не может быть произвольно лишен жизни.

2. В странах, которые не отменили смертной казни, смертные приговоры могут выноситься только за самые тяжкие преступления в соответствии с законом, который действовал во время совершения преступления и который не противоречит постановлениям настоящего Пакта и Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него. Это наказание может быть осуществлено только во исполнение окончательного приговора, вынесенного компетентным судом".

Пункты 2 и 3 Статьи 12

"2. Каждый человек имеет право покинуть любую страну, включая свою собственную.

3. Упомянутые выше права не могут быть объектом никаких ограничений, кроме тех, которые предусмотрены законом, необходимы для охраны государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности населения или прав и свобод других и совместимы с признаваемыми в настоящем Пакте другими правами".

2. Практика Организации Объединенных Наций

41. До объединения Германии ряд членов Комитета ООН по правам человека, на который в соответствии со статьей 28 Пакта возложена задача обеспечения соблюдения Договаривающимися Сторонами своих обязательств, выступили с критикой режима охраны границы, установленного в ГДР.

В протокольной записи 533 и 534 заседаний Комитета ООН по правам человека наряду с другими критическими высказываниями упоминаются следующие комментарии.

19 июля 1984 г. сэр Винсент Эванс, член Комитета, представитель Великобритании, указал:

"(что в) отношении автоматического оружия, установленного вдоль границы... пункт 2 Статьи 6 Пакта разрешает применять смертную казнь "только за самые тяжкие преступления". Попытку пересечь границу, даже нелегально, ни в коем случае нельзя считать самым тяжким преступлена ем. Убийство человека при таких обстоятельствах попросту является смерной# казнью в порядке упрощенного производства, без суда - практика, которой нет оправдания в свете Статьи 6".

Сэр Винсент также заявил,

"что... он не уверен, что Германская Демократическая Республика действительно соблюдает положения Статьи 12 Пакта. Одной из основных свобод является возможность свободно выехать из собственной страны; некоторые ограничения допускаются пунктом 3 Статьи 12, но только по трем причинам. Главным принципом, на основании которого определялось, может человек выехать из Германской Демократической Республики или нет, являлось соответствие правам и интересам этой страны; такой подход представляется чрезмерно широким в сравнении с положениями Статьи 12, п. 3, Конвенции".

В тот же день Бираме Ндьяй, член Комитета, представитель Сенегала, заявил,

"что... как представляется, правительство Германской Демократической Республики предусмотрело возможность ограничения свободы передвижения по причинам, отличающимся от тех, что предусмотрены Статьей 12 Пакта".

42. Резолюцией 1503, принятой в 1970 году, Экономический и Социальный Совет ООН ввел порядок, согласно которому люди могли направлять жалобы в Комитет ООН по правам человека, на который была возложена обязанность изучения вопроса о том, были ли в соответствии с этими жалобами выявлены "неоднократные грубые и достоверно подтвержденные нарушения прав человека и основных свобод".

Из-за своей политики ограничения свободы передвижения ГДР неоднократно подвергалась критике вследствие порядка, введенного Резолюцией 1503, и, в частности, за то, что она не соблюдала общее обязательство уважать права человека, содержащееся в части третьей статьи 1, а также в статьях 55 и 56 Устава ООН. Таким образом, в период с 1981 по 1983 гг. ГДР фигурировала в списке стран, в отношении которых следовало провести расследование в соответствии с порядком, введенным Резолюцией 1503, так как более пятидесяти человек (число, необходимое для того, чтобы можно было говорить о "неоднократных грубых нарушениях") пожаловались в Комиссию ООН по правам человека на то, что ГДР держит свой народ в качестве пленника. Однако ГДР разрешила некоторым из тех, кто обратился с жалобами, покинуть страну, сумев, таким образом, избежать порицания, так как их число стало меньше пятидесяти.

D. Законодательство, применявшееся в ФРГ во время совершения действий, о которых идет речь

43. Параграфом 2 статьи 103 Основного закона (Grundgesetz) предусмотрено:

"Действие не является наказуемым, если оно не было таковым определено законом до момента его совершения".

44. Статья 212 Уголовного кодекса ФРГ предусматривает в особо серьезных случаях за умышленное убийство (Totschlag) санкцию в виде тюремного заключения на срок от пяти лет до пожизненного. Статьей 25 Уголовного кодекса предусмотрено, что исполнителем преступления является лицо, его совершившее, или тот, кто заставил другого действовать вместо себя (mittelbare Taterschaff).

III. Оговорка ФРГ относительно пункта 2 Статьи 7 Конвенции

45. Документ о ратификации Конвенции, сданный правительством Германии на хранение 13 ноября 1952 г., включал оговорку и заявление, сформулированные следующим образом:

"В соответствии со Статьей 64 Конвенции (Статьей 57 после вступления в силу Протокола N 11) Федеративная Республика Германия делает оговорку, что она будет применять положения пункта 2 Статьи 7 Конвенции в рамках § 2 Статьи 103 Основного закона Федеративной Республики Германии. Она предусматривает, что любое действие является наказуемым только в том случае, если оно яшшюсь# таковым по закону до совершения правонарушения.

Территория, на которой будет применяться Конвенция, также включает и Западный Берлин".

Право

I. Предполагаемое нарушение пункта 1 Статьи 7 Конвенции

46. Заявители утверждали, что действия, за которые они были привлечены к ответственности, не являлись правонарушениями во время их совершения согласно праву ГДР или международному праву и что поэтому их осуждение германскими судами является нарушением пункта 1 Статьи 7 Конвенции, который предусматривает, что:

"Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву, не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления".

A. Доводы лиц, представших перед Судом

1. Заявители

47. Согласно мнению заявителей, их осуждение после объединения Германии было непредвиденным, более того, они никогда не преследовались в ГДР. Они утверждали, что якобы даже германские суды согласились с тем, что их не преследовали во время совершения упомянутых действий по той причине, что действия, за которые их осудили, не являлись правонарушениями согласно уголовному праву ГДР, принимая во внимание формулировку раздела 27(2) Закона о государственных границах ГДР. Ex post facto толкование уголовного права ГДР судами объединенной Германии не основывалось на судебной практике судов ГДР, и заявители не могли этого предвидеть в то время, когда произошли события, в результате которых против них были выдвинуты такие обвинения. Следовательно, то, что произошло, представляло собой не постепенное совершенствование толкования права ГДР, а скорее, полный отказ согласиться с теми оправдательными доводами, на которые ссылались заявители, на том основании, что они противоречили Основному закону ФРГ (формула Радбруха о "несправедливости закона" - Radbruch'sche Fornel des "gesetzlichen Unrechts"). Кроме того, соблюдение режима охраны границы было необходимо для существования ГДР.

В то время как все трое заявителей считали, что действовали согласно праву ГДР, третий заявитель утверждал, в частности, что к тому времени, когда в 1983 году он стал членом Политбюро и Национального совета обороны, последним было принято решение убрать противопехотные мины и системы автоматической стрельбы. Поэтому он был осужден только за применение пограничниками огнестрельного оружия. Однако даже это осуждение не было оправданным, так как заявитель не участвовал ни в одном заседании Политбюро или Национального совета обороны, на котором был отдан недвусмысленный приказ применять огнестрельное оружие на границе.

Заявители утверждали далее, что рассматриваемые действия якобы не являются правонарушениями согласно и международному праву. Что касается Международного пакта о гражданских и политических правах, ратифицированного ГДР, они отметили, что ни один международный орган не осудил ГДР за нарушение его положений и что, даже если бы это произошло, существует фундаментальное различие между ответственностью государства по международному праву и уголовной ответственностью отдельного лица согласно внутреннему уголовному праву. Кроме того, в большинстве государств доступ к границе запрещен или строго регламентирован и использование огнестрельного оружия пограничниками разрешено, если лица, которых они окликнули, не обращают внимания на их предупреждения.

2. Власти Германии

48. Власти Германии утверждали, что заявители, являясь руководителями ГДР, вполне могли осознавать, что режим охраны границы ГДР с его не имеющей аналогов технической сложностью и безжалостным использованием огнестрельного оружия был направлен против лиц, которым был запрещен выезд из ГДР административными властями, постоянно отказывавшими гражданам ГДР без объяснения причин в разрешении ездить в ФРГ и, особенно в Западный Берлин. Следовательно, они могли предвидеть, что уничтожение безоружных перебежчиков, которые ни для кого не представляли опасности, могло повлечь за собой уголовное преследование в силу соответствующих правовых положений, несмотря на то, что режим ГДР придерживался противоположной практики. В частности, любой мог предвидеть, что в случае смены режима в ГДР эти действия могли стать уголовными преступлениями, вызванными нарушением семейных и прочих связей между людьми, жившими по обе стороны границы, разделявшей Германию.

Власти Германии заявили, что германские суды толковали право ГДР законным путем. Если бы власти ГДР правильно применяли свои собственные правовые положения с учетом международных обязательств ГДР после ратификации Международного пакта о гражданских и политических правах и общечеловеческих принципов соблюдения прав человека, включая, в частности, право на жизнь, они пришли бы к такому же его толкованию. В этом плане вопрос о том, был ли Международный пакт учтен во внутреннем праве ГДР, не имеет значения.

B. Мнение Суда

1. Общие принципы

49. Во-первых, Суд вновь подтверждает установленные его прецедентной практикой основополагающие принципы толкования и применения внутреннего права.

Хотя обязанностью Суда, согласно Статье 19 Конвенции, является обеспечение выполнения обязательств Высоких Договаривающихся Сторон в соответствии с Конвенцией, в его функции не входит рассмотрение ошибок фактического или правового характера, якобы допущенных судом в стране, если и поскольку они не могут представлять собой нарушения прав и свобод, защищаемых Конвенцией (см. в числе многих других Постановление Европейского Суда по делу "Шенк против Швейцарии" (Schenk v. Switzerland) от 12 июля 1988 г., Серия А, N 140, p. 29, § 45).

Кроме того, прежде всего именно власти страны, особенно суды, должны заниматься толкованием и применением внутреннего права (см., mutatis mutandis, Постановление Европейского Суда по делу "Коп против Швейцарии" (Корр v. Switzerland) от 25 марта 1998 г., Reports, 1998-II, p. 541, § 59).

50. Во-вторых, Суд вновь излагает основополагающие принципы, определяемые его судебной практикой по Статье 7 Конвенции, в частности в Постановлениях Европейского Суда по делу "S.W. против Соединенного Королевства" (S.W. v. United Kingdom) и "C.R. против Соединенного Королевства" (C.R. v. United Kingdom) от 22 ноября 1995 г. (Серия А, NN 335-В и 335-С, pp. 41-42, §§ 34-36, и pp. 68-69, §§ 32-34, соответственно):

"Гарантия, содержащаяся в Статье 7, которая является существенным элементом верховенства права, занимает важное место в системе защитных инструментов Конвенции, что подчеркивается тем фактом, что, согласно Статье 15, отступления от нее не допускаются ни во время войны, ни в условиях других чрезвычайных ситуаций в стране. Она должна толковаться и применяться, как следует из ее объекта и цели, таким образом, чтобы обеспечить эффективную защиту от незаконного преследования, осуждения и наказания.

Соответственно, как Суд постановил 25 мая 1993 г. по делу "Коккинакис против Греции" (Kokkinakis v. Greece), Серия А, N 260-А, p. 22, § 52), Статья 7 не ограничивается запрещением ретроспективного применения уголовного права в ущерб обвиняемому; она также воплощает в более общем плане принцип, согласно которому только закон определяет преступление и предписывает наказание (nullum crimen, nulla poena sine lege), и принцип, согласно которому уголовное право не должно толковаться расширительно в ущерб обвиняемому, например по аналогии. Из этих принципов следует, что правонарушение должно быть четко определено в законе. В вышеупомянутом Постановлении Суд добавил, что это требование удовлетворяется в тех случаях, когда человек может понять из формулировки соответствующего положения и, при необходимости с помощью толкования его судами, какие действия или бездействие влекут за собой уголовную ответственность. Суд, таким образом, указал на то, что, говоря о "законе", Статья 7 ссылается именно на ту самую концепцию, которую Конвенция всегда имеет в виду, используя этот термин; концепцию, которая включает писаное и неписаное право, а также предполагает качественные требования, особенно требования доступности и предсказуемости (см. Постановление Европейского Суда по делу "Толстой, Милославский против Соединенного Королевства" (Tolstoy, Miloslavsky v. United Kingdom) от 13 июля 1995 г., Серия А, N 316-В, pp. 71-72, § 37).

Однако, как бы ясно ни было сформулировано правовое положение, в любой правовой системе, в том числе и в уголовном праве, неизбежно присутствует элемент судебной интерпретации. Всегда будет существовать необходимость прояснения сомнительных моментов и адаптации к меняющимся обстоятельствам. Действительно, в... странах, присоединившихся к Конвенции, прогрессивное развитие уголовного права посредством судебного нормотворчества является давно укоренившейся и необходимой частью правовой традиции. Статью 7 Конвенции нельзя рассматривать как исключающую законность постепенного прояснения норм уголовной ответственности путем их толкования судами применительно к различным делам при условии, что происходящее в результате этого их развитие согласуется с сутью правонарушения и его можно было в разумных пределах предвидеть."

2. Применение вышеперечисленных принципов в отношении данного дела

51. В свете вышеперечисленных принципов, касающихся сферы осуществляемого им надзора, Суд отмечает, что в его задачи не входит вынесение решений относительно индивидуальной уголовной ответственности заявителей, чем, в первую очередь, занимаются суды внутри страны. В компетенцию Европейского Суда входит установление, с точки зрения пункта 1 Статьи 7 Конвенции, являлись ли действия заявителей во время их совершения правонарушениями, определенными с достаточной степенью доступности и предсказуемости правом ГДР или международным правом.

52. В этой связи Суд отмечает, что одной из особенностей настоящего дела является то, что его предысторией является слияние двух государств, имевших различные правовые системы, и что после их объединения немецкие суды осудили заявителей за преступления, которые они совершили в качестве руководителей ГДР.

(a) Внутреннее право

i. Правовая основа осуждения заявителей

53. Суд отмечает, что германские суды сначала признали заявителей виновными в подстрекательстве к убийству на основании уголовного права, применявшегося в ГДР во время совершения действий, о которых идет речь (§ 2 статьи 22 и § 1 статьи 112 Уголовного кодекса ГДР - см. выше § 32). После отклонения оснований для оправдания, на которые сослались заявители, основывавшихся на праве и правоприменительной практике ГДР, германские суды постановили, что заявители, в силу того что они занимали очень высокие должности в государственном аппарате ГДР, также несут ответственность за гибель нескольких человек в возрасте от 18 до 28 лет, которые пытались покинуть территорию ГДР в период с 1971 по 1989 гг. путем пересечения границы между двумя германскими государствами. Затем германские суды применили уголовное право ФРГ как более мягкое по сравнению с уголовном правом ГДР, приговорив заявителей по ряду пунктов обвинений за умышленное убийство как основных косвенных исполнителей в соответствии со статьями 25 и 212 Уголовного кодекса ФРГ к пяти с половиной годам, семи с половиной годам и шести с половиной годам тюремного заключения соответственно (см. выше §§ 19, 20, 23 и 25).

54. Германские суды, таким образом, применили принцип, сформулированный в Договоре об объединении от 31 августа 1990 г. и в Законе о Договоре об объединении от 23 сентября 1990 г., согласно которому в отношении действий, совершенных гражданами ГДР на территории ГДР, применимо право ГДР, а право ФРГ применяется только в тех случаях, когда оно является более мягким (lex mitius - см. выше § 27).

55. Правовой основой для осуждения заявителей, следовательно, являлось уголовное право ГДР, применявшееся во время совершения упомянутых действий, и их приговоры, в принципе, соответствуют тем, которые предусмотрены соответствующими положениями законодательства ГДР; в данном случае приговоры, вынесенные заявителям, были менее суровыми в силу принципа применения более мягкого права, каковым являлось право ФРГ.

ii. Основания для оправдания согласно праву ГДР

56. Однако заявители утверждали, что в силу оснований для оправдания, предусмотренных в разделе 17 (2) Закона о народной полиции и в разделе 27 (2) Закона о государственных границах, взятых во взаимосвязи со статьей 213 Уголовного кодекса ГДР (см. выше §§ 34, 37 и 38), они действовали в соответствии с правом ГДР и, кроме того, никогда не преследовались в ГДР по этой причине.

57. Так как термин "право" в пункте 1 Статьи 7 Конвенции включает как писаное, так и неписаное право, Суд первоначально должен рассмотреть соответствующие нормы писаного права ГДР, а уже потом изучать вопрос о том, соответствует ли толкование этих норм немецкими судами пункту 1 Статьи 7. При этом он должен также проанализировать с учетом этого положения характер государственной практики ГДР, наложившей отпечаток на эти нормы во время совершения действий, о которых идет речь.

58. Так как рассматриваемые действия были совершены в период между 1971 и 1989 гг., нормы писаного права, применявшиеся тогда, включали нормы Уголовного кодекса 1968 и 1979 гг., нормы Закона о народной полиции 1968 года, которые в дальнейшем были изменены нормами Закона о государственных границах 1982 года, а также положения Конституции ГДР 1968 и 1974 гг.

59. Действительно, раздел 17(2) Закона о народной полиции и раздел 27 (2) Закона о государственных границах оправдывали использование огнестрельного оружия "для предупреждения неминуемого совершения или продолжения совершения правонарушения, которое представляет собой в данных обстоятельствах серьезное преступление" или "для того, чтобы арестовать лицо, в отношении которого есть обоснованные подозрения в совершении серьезного преступления". Термину "серьезное преступление" было дано определение в § 1 статьи 213 Уголовного кодекса, перечисляющей случаи, в которых правонарушение, заключающееся в незаконном пересечении границы, считалось серьезным, а именно когда оно "ставило под угрозу жизнь или здоровье людей", когда оно "совершалось с использованием огнестрельного оружия или с использованием опасных средств или методов", когда оно "совершалось с особой интенсивностью" или когда оно "совершалось совместно с другими".

60. В разделе 17 Закона о народной полиции и разделе 27 Закона о государственных границах, таким образом, полностью определяются условия, в которых использование огнестрельного оружия и разрешено, и предусмотрено в дальнейшем, соответственно в подразделах 4 и 5: "При использовании огнестрельного оружия жизнь человека должна быть сохранена в тех случаях, когда это возможно. Раненым должна быть оказана первая помощь". Разделом 27 (1) предусмотрено: "Использование огнестрельного оружия является крайней мерой применения силы в отношении человека". Раздел 27 (4) гласит: "Если возможно, огнестрельное оружия не должно применяться против подростков (Jugendliche)". К тому же, статья 119 Уголовного кодекса определяет правонарушение, заключающееся в неоказании помощи лицу, находящемуся в опасности (см. выше § 33).

61. Эти положения, которые явно выдержаны в духе принципа пропорциональности и принципа, заключающегося в том, что жизнь человека должна быть сохранена, следует также рассматривать в свете принципов, содержащихся в самой Конституции ГДР. Параграфом 2 статьи 89 Конституции предусмотрено: "Правовые предписания не должны противоречить Конституции"; § 2 статьи 19 предусмотрено: "Уважение и защита достоинства и свободы личности являются законом для всех государственных органов, общественных сил и каждого отдельного гражданина"; и наконец, в §§ 1 и 2 статьи 30 предусмотрено: "Личность и свобода каждого гражданина Германской Демократической Республики неприкосновенны"; "права граждан могут быть ограничены лишь в той мере, в какой это допускается законом и является необходимым (Unumgdnglich)" (см. выше § 28).

62. Кроме того, первой главой Особой части Уголовного кодекса предусмотрено: "Безжалостное наказание преступлений против... мира, человечества и прав человека... является обязательной предпосылкой стабильного мира во всем мире, восстановления веры в основные права человека (Wiederherstellung des Glaubens an grundlegende Menschenrechte), достоинство и ценность людей и соблюдения прав всех" (см. выше § 29).

63. В данном случае германские суды осудили заявителей по причине того, что они несут ответственность за гибель ряда лиц, которые пытались пересечь границу между двумя германскими государствами, часто используя очень примитивные средства, например лестницы. Эти лица были в большинстве случаев очень молоды (самому молодому было 18, а четырем другим - только 20), они не были вооружены, не представляли угрозы для кого-либо, и их единственная цель заключалась в том, чтобы покинуть пределы ГДР, так как в то время простым гражданам сделать это легально было почти невозможно, если не считать пенсионеров и нескольких привилегированных лиц (положения, касающиеся вопроса о выдаче паспортов и виз в ГДР, см. выше § 39). Следовательно, их попытки пересечь границу, хотя это и было запрещено законодательством ГДР, не могли классифицироваться как серьезные преступления, так как ни один из этих случаев не подпадает под категорию серьезных правонарушений, как они определены § 3 статьи 213 Уголовного кодекса ГДР.

64. Учитывая вышеупомянутые принципы, содержащиеся в Конституции и других правовых нормах ГДР, Суд считает, что осуждение заявителей германским судами, которые толковали приведенные выше положения и применяли их в отношении рассматриваемых дел, на первый взгляд, не представляется произвольным или противоречащим пункту 1 Статьи 7 Конвенции.

65. Правда, у германских судов были различные подходы к толкованию оснований для оправдания, выдвинутых заявителями на основании, в частности, раздела 27(2) Закона о государственных границах ГДР.

Суд Земли Берлин постановил, что на эти основания для оправдания нельзя ссылаться, потому что они вопиющим образом и в недопустимой мере нарушают "элементарные нормы правосудия и права человека, которые защищены международным правом" (см. выше §§ 19 и 23).

Верховный Федеральный Суд счел, что даже во время совершения рассматриваемых действий правильное толкование раздела 27 (2) Закона о государственных границах показало, что такие основания для оправдания нельзя выдвигать по причине ограничений, содержащихся в самом Законе, а также в свете Конституции ГДР и ее обязательств согласно международному публичному праву (см. выше §§ 20 и 25).

И, наконец, Федеральный Конституционный Суд постановил: "В этой совершенно исключительной ситуации требование объективного правосудия, которое также включает необходимость уважения прав человека, признанных международным сообществом, лишает суд возможности согласиться с такого рода защитой. Абсолютной защите доверия, предусмотренного гарантией, которую дает § 2 статьи 103 Основного закона, должно быть отдано предпочтение, иначе отправление правосудия по уголовным делам в ФРГ расходилось бы с ее посылками касательно верховенства права" (см. выше §§ 22 и 26).

66. Однако, поскольку толкование и применение внутреннего права относятся к числу вопросов, которые должны определяться внутренними судами, в функции Суда не входит выражение мнения относительно различных подходов к решению вопроса, которые иллюстрируют сложность этого дела с правовой точки зрения. Суду достаточно того, что результат, достигнутый германскими судами, соответствует Конвенции, и, в частности, пункту 1 Статьи 7.

iii. Основания для оправдания, вытекающие из правоприменительной практики ГДР

67. Так как термин "право" в Статье 7 Конвенции включает и неписаное право, Суд, ко всему прочему обязан перед тем, как углубиться в рассмотрение дела по существу, проанализировать характер правоприменительной практики ГДР, которая оказала влияние на нормы писаного права во время совершения рассматриваемых действий.

68. В этом контексте следует указать, что во время совершения рассматриваемых правонарушений никто из заявителей не преследовался за них в ГДР. Это было вызвано противоречием между принципами, заложенными в Конституции ГДР и ее законодательстве, с одной стороны, которые были очень близки к принципам государства, руководствующегося верховенством права, и репрессивной практикой режима охраны границы в ГДР и приказами, издаваемыми в целях охраны границы, с другой.

69. Чтобы остановить бесконечный поток перебежчиков, ГДР 13 августа 1961 г. построила Берлинскую стену и усилила все меры безопасности вдоль границы между двумя немецкими государствами, установив противопехотные мины и системы автоматической стрельбы. В дополнение к этим мерам пограничникам был дан приказ "не допускать пересечения границы, арестовывать нарушителей границы (Grenzverletzer) или уничтожать их (vernichten) и защищать границу любой ценой". Находившиеся в наряде пограничники знали, что в случае успешного пересечения нарушителями границы военным прокурором будет проведено расследование; в другом случае они могли надеяться на поощрение (см. выше §§ 19 и 23).

70. Как установлено германскими судами, решения относительно вышеупомянутых мер и приказов принимались органами управления ГДР, упомянутыми в статье 73 Конституции (см. выше § 28), а именно, Государственным советом и Национальным советом обороны, членами которых являлись заявители: первый заявитель (Стрелец) был членом Национального совета обороны начиная с 1971 года, второй (Кесслер) - начиная с 1967 года; третий заявитель (Кренц) был членом Центрального Комитета СЕПГ с 1973 года, Государственного совета с 1981 года и Национального совета обороны с 1983 года.

71. Таким образом, целью вышеупомянутой государственной правоприменительной практики, осуществлявшейся заявителями, была защита "любой ценой" границ между двумя германскими государствами для того, чтобы обеспечить существование ГДР, которой грозил массовый исход ее собственного населения.

72. Тем не менее, Суд указал, что такого рода аргументация государства, на которую оно ссылается, должна быть ограничена принципами, провозглашенными в Конституции, Законе о народной полиции и Законе о государственных границах с учетом того факта, что даже во время совершения действий, о которых идет речь, право на жизнь уже было высшей ценностью в международном плане в иерархии прав человека (см. ниже § 94).

73. Суд считает, что использование противопехотных мин и систем автоматической стрельбы, принимая во внимание их автоматическое действие независимо от цели, по которой ведется стрельба, а также категоричный характер приказов пограничникам "уничтожать нарушителей границы (Grenzverletzer) и защищать границу любой ценой", вопиющим образом нарушают основные права, предусмотренные статьями 19 и 30 Конституции ГДР, которые были существенным образом подтверждены Уголовным кодексом ГДР (статья 213) и последующими статутами касательно границ ГДР (раздел 17 (2) Закона о народной полиции 1968 года и раздела 27 (2) Закона о государственных границах 1982 года). Такая правоприменительная практика также являлась нарушением прав человека и других международных обязательств ГДР, которая 8 ноября 1974 г. ратифицировала Международный пакт о гражданских и политических правах, в котором прямо признается право на жизнь и на свободу передвижения (см. выше § 40) с учетом того факта, что у простых граждан ГДР практически отсутствовала возможность покинуть пределы страны легально. Хотя использование противопехотных мин и систем автоматической стрельбы было прекращено примерно в 1984 году, приказы, Которым следовали пограничники, не менялись вплоть до разрушения Берлинской стены в ноябре 1989 года.

74. Суд отмечает далее, что заявители не отрицали наличия приказа открывать огонь, который они сами дали пограничникам, и на последовавшую за этим практику, за которую они были осуждены. Однако, согласно общим принципам права, обвиняемые не имеют права оправдывать поведение, которое вызвало их осуждение, простой демонстрацией того, что такое поведение действительно имело место и поэтому представляло собой практику.

75. Кроме того, независимо от ответственности ГДР как государства, действия заявителей как отдельных лиц были определены как уголовно наказуемые статьей 95 Уголовного кодекса ГДР, которым уже было предусмотрено в его редакции 1968 года в повторенных в 1977 году формулировках следующее: "Всякий, кто своим поведением нарушает основные права человека... не может ссылаться на закон, приказ или письменную инструкцию; он несет за это уголовную ответственность" (см. выше § 30).

76. Соответственно, нет сомнений в том, что заявители несут личную ответственность за рассматриваемые действия.

iv. Предсказуемость осуждения

77. Заявители, однако, возражают, что в свете реальной ситуации в ГДР их осуждение германскими судами не было предсказуемым и что у них не было возможности предвидеть, что им однажды придется выступать в суде в качестве обвиняемых по уголовному делу вследствие изменившихся обстоятельств.

78. Эти аргументы Суд не убедили. Широкое несоответствие законодательства ГДР практике государства в немалой степени являлось результатом деятельности самих заявителей. Занимая очень высокие посты в государственном аппарате, они явно не могли не иметь представления о Конституции ГДР и законодательстве ГДР или о международных обязательствах страны и критике ее режима охраны границы, которая звучала в международных кругах (см. выше §§ 41 и 42). Более того, они сами осуществляли или поддерживали этот режим, дополняя законы, публиковавшиеся в "Official Gazzette" ГДР, секретными приказами и служебными инструкциями об укреплении и совершенствовании установок по защите границы и о применении огнестрельного оружия. В приказе о его использовании, который был дан пограничникам, они настаивали на необходимости защищать границы ГДР "любой ценой" и арестовывать "нарушителей границы" или "уничтожать" их (см. выше § 15). Поэтому заявители несут прямую ответственность за положение, которое сложилось на границе между двумя германскими государствами с начала 1960-х годов до разрушения Берлинской стены в 1989 году.

79. Кроме того, тот факт, что заявители не преследовались в ГДР, а подверглись преследованию и были осуждены германскими судами только после воссоединения страны на основании правовых положений, применявшихся в ГДР во время совершения действий, о которых идет речь, ни в коей мере не означает, что их действия не были правонарушениями согласно праву ГДР.

80. В этой связи Суд отмечает, что проблема отношения к лицам, которые совершили преступления при бывшем режиме, с которой Германия столкнулась после воссоединения, также возникала и у ряда других государств, которые пережили переход к демократическому режиму.

81. Суд считает, что для государства, руководствующегося верховенством права, является законным возбуждение уголовных дел против лиц, которые совершили преступления при прежнем режиме; точно так же и суды такого государства, заняв место тех, которые существовали прежде, не могут подвергаться критике за применение и толкование правовых положений, действовавших во время совершения каких-либо действий, в свете принципов, которыми руководствуется каждое правовое государство.

82. Действительно, Суд еще раз подчеркивает, что для целей пункта 1 Статьи 7, как бы ясно ни было сформулировано какое-либо положение уголовного права, в любой правовой системе неизбежно присутствует элемент его толкования судьями. Всегда будет существовать необходимость прояснения сомнительных моментов и приспособления к меняющимся обстоятельствам (см. Постановления Европейского Суда по делу "S.W. против Соединенного Королевства" (S.W. v. United Kingdom) и "C.R. против Соединенного Королевства" (C.R. v. United Kingdom) от 22 ноября 1995 г. (Серия А, NN 335-В и 335-С, pp. 41-42, §§ 34-36, и pp. 68-69, §§ 32-34, соответственно - § 50 выше). Правда, эта концепция в принципе касается постепенного совершенствования судебной практики в данном правовом государстве и в условиях демократического режима - факторов, которые представляют собой краеугольные камни Конвенции, как гласит ее преамбула (см. выше § 83), однако она сохраняет правомерность в тех случаях, когда одно государство сменяет другое, как это произошло в данном случае.

83. Противоположная аргументация шла бы вразрез с самими принципами, на которых зиждется система защиты, установленная Конвенцией. Создатели Конвенции сослались на эти принципы в преамбуле к ней, в которой они подтвердили "свою глубокую приверженность основным свободам, которые являются основой справедливости и всеобщего мира и соблюдение которых наилучшим образом обеспечивается, с одной стороны, подлинно демократическим политическим режимом и, с другой стороны, всеобщим пониманием и соблюдением прав человека, которым они привержены", и заявили, что они "движимы единым стремлением" и имеют "общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права".

84. Следует также указать, что парламент ГДР, избранный демократическим путем в 1990 году, недвусмысленно потребовал от германских законодателей обеспечить уголовное преследование за неправомерные действия, которые совершала СЕПГ (см. выше § 18). Это дает основание предположить, что даже если бы объединения Германии не произошло, демократический режим, пришедший на смену режиму СЕПГ в ГДР, применял бы законодательство ГДР и подверг бы заявителей преследованию, как это сделали германские суды после объединения страны.

85. Кроме того, принимая во внимание доминирующую роль права на жизнь во всех международных инструментах, касающихся защиты прав человека (см. ниже §§ 92, 93 и 94), включая и саму Конвенцию, в которой право на жизнь гарантировано Статьей 2, Суд считает, что строгое толкование германскими судами законодательства ГДР в данном случае соответствует пункту 1 Статьи 7 Конвенции.

86. Суд отмечает в этой связи, что первое предложение пункта 1 Статьи 2 Конвенции предписывает государствам предпринять соответствующие шаги, чтобы защитить жизнь тех, кто находится под их юрисдикцией. Это подразумевает, в первую очередь, обязанность гарантировать право на жизнь путем установления эффективных положений уголовного права с целью сдерживания совершения правонарушений, которые создают угрозу жизни, подкрепленных правоприменительным механизмом, предназначенным для предупреждения нарушений таких положений, борьбе с ними и наказания за них (см. в числе прочих прецедентов Постановление Европейского Суда по делу "Осман против Соединенного Королевства" (Osman v. United Kingdom) от 28 октября 1998 г., Reports 1998-VIII, p. 3159, § 115, и "Аккоч против Турции" (Akkoc v. Turkey) от 10 октября 2000 г., по жалобам NN 22947/93 и 22948/93, § 77).

87. Суд считает, что государственная практика вроде политики охраны границы ГДР, которая вопиющим образом нарушает права человека и прежде всего право на жизнь, являющееся высшей ценностью в международной иерархии прав человека, не может быть оправдана на основании пункта 1 Статьи 7 Конвенции. Такая практика, лишившая законодательство, на которое она должна была опираться, содержания и навязанная всем органам ГДР, включая ее судебные органы, не может характеризоваться как "право" по смыслу Статьи 7 Конвенции.

88. Соответственно, Суд придерживается мнения, что заявители, которые, являясь руководителями ГДР, создали видимость законности правовой системы ГДР, и позже начали осуществление или продолжили практику, которая вопиющим оборазом# игнорировала сами принципы этой системы, не могут ссылаться на защиту, предусмотренную пунктом 1 Статьи 7 Конвенции. Другая аргументация противоречила бы объекту и цели этого положения, которое предназначено для обеспечения того, чтобы никто не подвергался произвольному преследованию, осуждению или наказанию.

89. Учитывая все перечисленные выше соображения, Суд считает, что во время их совершения действия заявителей представляли собой правонарушения, определенные с достаточной степенью доступности и предсказуемости в праве ГДР.

(в) Международное право

i. Применимые нормы

90. Суд считает, что его обязанностью также является рассмотрение данного дела с точки зрения принципов международного права, в частности тех, которые связаны с международной защитой прав человека, особенно потому, что германские суды использовали аргументы, основывавшиеся на этих принципах (см. выше § 19 in fine и § 20).

91. Следовательно, необходимо рассмотреть вопрос о том, представляли ли собой действия заявителей в то время, когда они были совершены, правонарушения, определенные с достаточной степенью доступности и предсказуемости в соответствии с международным правом, особенно с нормами международного права касательно защиты прав человека.

ii. Международная защита права на жизнь

92. Суд, в первую очередь, отмечает, что в ходе их совершенствования соответствующие конвенции и другие акты постоянно подтверждали первоочередное значение права на жизнь.

93. Статьей 3 Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 г., например, предусмотрено: "Каждый имеет право на жизнь". Это право было подтверждено Международным пактом о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., ратифицированным ГДР 8 ноября 1974 г., статьей 6 которого предусмотрено, что "каждый человек от рождения имеет право на жизнь" и что "что никто не может быть произвольно лишен жизни" (см. выше § 40). Это также включено в Конвенцию, пункт 1 Статьи 2 которой гласит:

"Право каждого лица на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание".

94. Совпадение содержания вышеупомянутых норм символично: оно указывает, что право на жизнь является неотъемлемым правом людей и представляет собой высшую ценность в иерархии прав человека.

95. Тем не менее заявители утверждали, что их действия оправданны исключениями, содержащимися в пункте 2 Статьи 2 Конвенции, которой предусмотрено следующее:

"Лишение жизни не рассматривается как совершенное в нарушение данной статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

a) для защиты любого лица от противоправного насилия;

b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях;

c) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа".

96. Суд считает, что с учетом аргументов, приведенных выше, гибель перебежчиков ни в коей мере не была результатом применения силы, которое было "абсолютно необходимым"; государственная правоприменительная практика, осуществлявшаяся заявителями в ГДР, не защищала кого-либо от незаконного насилия, проводила аресты, которые нельзя охарактеризовать как "законные" в соответствии с правом ГДР, и не могла быть оправдана подавлением бунта или мятежа, так как единственная цель перебежчиков заключалась в том, чтобы покинуть пределы страны.

97. Следовательно, действия заявителей не были в каком-либо отношении оправданны в соответствии с пунктом 2 Статьи 2 Конвенции.

iii. Международная защита свободы передвижения

98. Как и пунктом 2 Статьи 2 Протокола N 4 к Конвенции, пунктом 2 статьи 12 Международного пакта о гражданских и политических правах предусмотрено: "Каждый человек имеет право покинуть любую страну, включая свою собственную". Ограничения этого права допускаются только в тех случаях, когда они предусмотрены законом, необходимы для защиты государственной безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности, или прав и свобод других лиц и совместимы с признаваемыми в Пакте другими правами (см. выше § 40).

99. Заявители ссылались на эти ограничения, чтобы оправдать введение и сохранение режима охраны границы в ГДР.

100. Однако Суд считает, что в данном случае не может быть применено ни одно из вышеперечисленных ограничений. Во-первых, рассматриваемые действия представляли собой отдававшиеся и исполнявшиеся приказы, которые не соответствовали ни Конституции, ни законодательству. Во-вторых, нельзя утверждать, что мера общего характера, препятствовавшая выезду из государства почти всего его населения, была необходима для защиты его безопасности или других интересов, упомянутых в этой связи. И, наконец, способ, которым ГДР ввела в практику запрет на выезд своих граждан за ее пределы и наказывала за его нарушение, находится в противоречии с еще одним правом, гарантированным Пактом, а именно, правом на жизнь, гарантированным статьей 6 тем, кто стал жертвой этого.

101. Еще раз в связи с правом на свободу передвижения Суд указывает на то, что когда Венгрия 11 сентября 1989 г. открыла границы с Австрией, она расторгла двустороннее соглашение с ГДР, прямо сославшись на статьи 6 и 12 Международного пакта о гражданских и политических правах и статью 62 (коренное изменение обстоятельств) Венской конвенции о праве международных договоров (см. выше § 17).

iv. Ответственность ГДР как государства и личная ответственность заявителей

102. Таким образом, устанавливая вдоль границы противопехотные мины и системы автоматической стрельбы и дав приказ пограничникам "уничтожать нарушителей границы и защищать ее любой ценой", ГДР установила режим охраны границы, который явно игнорировал необходимость сохранения человеческой жизни, отраженную в Конституции ГДР и ее законодательстве, и право на жизнь, защищенное вышеупомянутыми международными актами; этот режим также нарушал право на свободу передвижения, упомянутое в статье 12 Международного пакта о гражданских и политических правах.

103. Рассматриваемая государственная правоприменительная практика в немалой степени являлась результатом деятельности самих заявителей, которые, будучи политическими лидерами страны, знали - или должны были знать, - что она нарушала основные права и свободы человека, так как они не могли быть неосведомленными о законодательстве своей страны. Статьей 8 и § 2 статьи 19 Конституции 1968 года предусматривалось соответственно: "Общепризнанные нормы международного права, служащие миру и мирному сотрудничеству между народами, обязательны для государственной власти и каждого гражданина" и "Уважение и защита достоинства и свободы личности являются законом для всех государственных сил и каждого отдельного гражданина" (см. выше § 28). Далее, уже в начале 1968 года, первая глава Особой части Уголовного кодекса содержала введение, которое предусматривало следующее: "Безжалостное наказание за преступления против человечества и прав человека... является необходимой предпосылкой стабильного мира, укрепления приверженности основным правам человека, достоинству и ценности людей и соблюдения прав всех". Точно так же, как уже отмечалось выше (§ 78), заявители не могли не знать о международных обязательствах, которые взяла на себя ГДР, или о повторявшейся критике ее режима охраны границы, звучавшей в международных кругах.

104. Если бы ГДР все еще существовала, она бы несла ответственность за рассматриваемые действия с точки зрения международного права. Остается установить, что наряду с государственной ответственностью заявители лично несли уголовную ответственность во время совершения действий, о которых идет речь. Даже если предположить, что такого рода ответственность не следует из вышеупомянутых международных актов о защите прав человека, она может быть выведена из этих инструментов в их взаимосвязи со статьей 95 Уголовного кодекса ГДР, которая недвусмысленно предусматривает начиная с 1968 года, что личную уголовную ответственность несут те, кто нарушил международные обязательства ГДР или права и основные свободы человека.

105. В свете всех вышеприведенных соображений Суд считает, что в то время, когда заявители совершали свои действия, последние также представляли собой правонарушения, определенные с достаточной доступностью и предсказуемостью нормами международного права по защите прав человека.

106. К тому же действия заявителей можно рассматривать также в свете пункта 1 Статьи 7 Конвенции, с точки зрения других норм международного права, в частности тех, которые касаются преступлений против человечества. Однако вывод, к которому пришел Суд (см. выше § 105), делает рассмотрение этого момента ненужным.

(c) Вывод

107. Таким образом, осуждение заявителей германскими судами после объединения страны не было нарушением пункта 1 Статьи 7 Конвенции.

108. В свете этого вывода Суду нет необходимости рассматривать вопрос о том, было ли их осуждение оправданным в соответствии с пунктом 2 Статьи 7 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение Статьи 1 Конвенции

109. Заявители утверждают, что решение Федерального Конституционного Суда несовместимо со Статьей 1 Конвенции, которой предусмотрено следующее:

"Высокие Договаривающиеся Стороны обеспечивают каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I настоящей Конвенции".

110. По мнению заявителей, Федеральный Конституционный Суд своим решением создал дискриминационную систему правосудия, сославшись на "формулу Радбруха" (см. выше § 22) для того, чтобы лишить бывших граждан ГДР, а теперь граждан ФРГ, возможности ссылаться на принцип отсутствия обратной силы уголовных законов, содержащийся в пункте 1 Статьи 7 Конвенции.

111. Суд считает, что под его юрисдикцию подпадает пересмотр обстоятельств, на которые жалуется заявитель в свете всей полноты требований Конвенции. При выполнении этой задачи он, что примечательно, волен давать обстоятельствам дела, установленным на основании представленных доказательств, правовую квалификацию, отличающуюся от той, которую дает заявитель, или, если есть необходимость, рассматривать эти обстоятельства иным образом (см., среди прочих прецедентов, Постановления Европейского Суда по делам "Фоти и другие против Италии" (Foti and Others v. Italy) от 10 декабря 1982 г., Серия А, N 56, p. 15, § 44, и "Ребок против Словении" (Rehbock v. Slovenia), от 28 ноября 2000 г., по жалобе N 29462/95, § 63).

112. Таким образом, в данном случае жалоба заявителей не может быть подана на основании Статьи 1 Конвенции, которая является системным положением, которое само по себе невозможно нарушить (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Серия А, N 25, p. 90, § 238). Ее, однако, можно рассмотреть на основании Статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со Статьей 7, так как заявители жаловались, по сути, на дискриминацию, которой они якобы подвергались как бывшие граждане ГДР.

Статьей 14 Конвенции предусмотрено следующее:

"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

113. Тем не менее Суд считает, что принципы, применявшиеся Федеральным Конституционным Судом, носят общий характер и, следовательно, в равной степени действительны в отношении лиц, не являющихся бывшими гражданами ГДР.

114. Таким образом, здесь не было дискриминации, идущей вразрез со Статьей 14 во взаимосвязи со Статьей 7 Конвенции.

На основании вышеизложенного Суд единогласно

1. Постановил, что § 1 Статьи 7 Конвенции не был нарушен.

2. Постановил, что не имела место дискриминация, идущая вразрез со Статьей 14 во взаимосвязи со Статьей 7 Конвенции.

Совершено на английском и французском языках и оглашено на открытом заседании во Дворце прав человека в Страсбурге 22 марта 2001 г.

Секретарь-канцлер Суда

М. де Сальвиа

Председатель Суда

Л.Вильдхабер

В соответствии с пунктом 2 Статьи 45 Конвенции и § 2 Правила 74 Правил процедуры Суда к этому судебному решению прилагаются следующие особые мнения:

(a) совпадающее мнение судьи Л.Лукайдеса;

(b) совпадающее мнение судьи Б.Цупанчича;

(c) совпадающее мнение судьи Э.Левитса.

Л.В. М. де С.

Совпадающее мнение судьи Л.Лукайдеса

Я согласен с выводами, изложенными в Постановлении Суда, но я бы хотел объяснить свой собственный подход к вопросу о том, представляло ли собой поведение заявителей правонарушение по международному праву во время совершения действий, о которых идет речь, по смыслу пункта 1 Статьи 7 Конвенции.

Большинство пришло к выводу, что заявители были осуждены за действия, которые во время их совершения представляли собой правонарушения, определенные с достаточной степенью доступности и предсказуемости международными нормами по защите прав человека. В этом отношении большинство ссылалось на нормы международного права касательно защиты права на жизнь или свободу передвижения. Что касается личной уголовной ответственности заявителей за нарушение этих норм, то большинство ссылалось на статью 95 Уголовного кодекса ГДР, которой предусмотрено, что личную уголовную ответственность должны нести те, кто нарушил международные обязательства ГДР в области прав человека и основных свобод. Другими словами, большинство, принимая решение относительно того, представляло ли собой поведение заявителей "уголовное преступление согласно международному праву", ссылалось на обязательства по международному праву, обязательные для государства ГДР, а что касается личной уголовной ответственности заявителей, то большинство ссылалось на внутренние право ГДР. Я не согласен с этим подходом. Я считаю, что если в Статье 7 говорится об "уголовном преступлении согласно международному праву", то явно имеется в виду правонарушение, которое делает уголовным именно международное право как в отношении запрещенного поведения, так и в отношении личной уголовной ответственности за такое поведение.

Следовательно, надо определить, действительно ли поведение заявителей представляет собой уголовное преступление с точки зрения норм международного права в отличие от норм внутреннего права.

Я полагаю, что ответ должен быть утвердительным. Если говорить более конкретно, то я думаю, что поведение, за которое заявители были осуждены (как сказано в Постановлении Суда), представляло собой преступление по международному праву, известное как "преступление против человечества", которое в то время, когда такое поведение имело место, уже было определено как часть общих принципов международного обычного права.

В этой связи я не считаю необходимым углубляться в историю соответствующих явлений в рамках международного права, касающихся статуса и концепции преступления против человечества. Достаточно, по моему мнению, сослаться на следующее:

Статья 6 (c) Устава Международного Военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси стала первым инструментом, который определил "преступления против человечества" в позитивном международном праве.

Устав включил в "преступления против человечности" "убийство... совершенное в отношении гражданского населения до или во время войны..."*(11).

Нюрнбергский трибунал применил Устав и возложил на отдельных лиц уголовную ответственность за "преступления против человечности". Однако это преступление было связано с ведением военных действий. Далее, в то время не было четко установлено, что такое преступление является частью международного обычного права, особенно когда оно не связано с военными действиями. Однако постепенно это было установлено.

Резолюция 95 (I) Генеральной Ассамблеи ООН от 11 декабря 1946 г. в прямой форме подтвердила "принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского трибунала и решением Трибунала", и формулирование этих принципов было доверено Комиссии по международному праву "в контексте общей кодификации правонарушений против мира и безопасности человечества, или Международного уголовного кодекса". Эта Резолюция является свидетельством преобладающего мнения государств и государственной практики в том, что касается рассматриваемых принципов и, в этой связи, дает солидное правовое обоснование утверждению о том, что эти принципы являются частью обычного международного права*(12).

Связь преступлений против человечества с военными действиями не считалась одним из требований для установления такого рода преступлений*(13).

Лорд Миллет в судебном решении по делу Пиночета (3), вынесенном Палатой Лордов*(14), справедливо подметил:

"Нюрнбергский трибунал постановил, что преступления против человечества подпадают под его юрисдикцию, только если они совершены в процессе совершения военных преступлений или преступлений против мира. Однако это является, по-видимому, юрисдикционным ограничением, основывающимся на языке Устава. Нет оснований полагать, что это считалось основным требованием международного права. Необходимость установления такой связи было естественной сразу после Второй мировой войны. По мере того, как память о войне стала стираться, она отпала",

Точка зрения, согласно которой нюрнбергские принципы являются частью международного обычного права, стала неоспоримой после Резолюции 3074 (XXVIII) Генеральной Ассамблеи ООН от 3 декабря 1973 г., которая провозгласила необходимость международного сотрудничества в деле обнаружения, ареста и наказания лиц, виновных в военных преступлениях и преступлениях против человечества. Можно добавить здесь, что в решениях международных специальных трибуналов по уголовным делам была также подтверждена и принята позиция, согласно которой "со времени принятия Нюрнбергского устава обычный статус запрета преступлений против человечества и вменение личной уголовной ответственности за их совершение никогда серьезно не ставилось под сомнение"*(15).

В любом случае, для целей нашего дела важен тот факт, что в то время, когда совершались преступления, приписываемые заявителям, преступления против человечества, вне всякого сомнения, уже были признаны правонарушениями согласно международному обычному праву.

Что касается элементов преступлений против человечества, можно взять недавний Римский Статут Международного уголовного суда, который разъясняет определение этого преступления в международном праве и служит необходимым руководством по его применению в нашем деле.

В статье 7 Статута мы обнаруживаем следующее:

"Преступление против человечности" означает любое из следующих деяний, когда они совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, и если такое нападение совершается сознательно:

(a) убийство;...

2. Для целей пункта 1:

(a) "Нападение на любых гражданских лиц" означает линию поведения, включающую многократное совершение актов, указанных в пункте 1, против любых гражданских лиц, предпринимаемых в целях проведения политики государства или организации, направленной на совершение такого нападения, или в целях содействия такой политике;..."*(16).

Но даже если руководствоваться только концепцией "преступлений против человечности", содержащейся в Уставе Нюрнбергского международного военного трибунала - принципы которого были подтверждены резолюциями ООН, упомянутыми выше, - и рассматривать данное дело только в свете минимальных требований такой концепции в той мере, в какой она относится к фактам данного дела, нетрудно сделать вывод, что деятельность, которая была вменена заявителям в вину, несомненно, может классифицироваться как "преступления против человечности" самого серьезного характера. Минимальными элементами рассматриваемого правонарушения, как представляется, является следующее:

(a) убийство;

(в) деяние, совершенное в отношении гражданского населения; и

(c) систематическое или организованное поведение, направленное на содействие осуществлению определенной политики.

Последний элемент подразумевается сочетанием элементов (a) и (б).

По перечисленным выше основаниям я считаю, что действия, за которые заявители были осуждены, действительно представляли собой во время их совершения уголовные преступления согласно внутреннему германскому праву, а также согласно международному праву.

Совпадающее мнение судьи Б.Цупанчича

Я проголосовал за то, что в этом деле нет нарушений, потому что считаю применение уголовного права ГДР судами ФРГ в правовом отношении последовательным (§§ 19-39). Для целей пункта 1 Статьи 7 Конвенции этого достаточно.

Я также согласен с тем, что пункт 2 Статьи 2 в этом деле не может быть применен (§§ 95-97), хотя и может быть применен в других случаях, когда сопоставление личной честности с оправданным и законным арестом дает другой результат (см., например, мое особое мнение в Постановлении Европейского Суда по делу "Ребок против Словении" (Rehbock v. Slovenia) от 28 ноября 2000 г.).

Важно понять, что в этом Постановлении Суда нет ссылок на пункт 2 Статьи 7 или на концепцию "международного правонарушения" по смыслу пункта 1 Статьи 7 Конвенции.

Пункт 2 Статьи 7 является исключением из принципа nullum crimen, nulla poena sine lege praevia, сформулированного знаменитым немецким теоретиком в области уголовного права Ансельмом фон Феербахом (Anselm von Feuerbach). Франц фон Лист (Franz von Liszt) позже утверждал, что основные гарантии, заключающиеся в принципе законности, являются Magna Carta Libertatum обвиняемых по уголовным делам. Эта традиция основательной защиты в уголовном праве возникла самое позднее в 1764 году и берет свое начало в классической работе Чезаре Беккариа (Cezare Beccaria) "Dei delitti e delle реnе", которая решающим образом повлияла на всю континентальную традицию законности в уголовном праве. Это тем более важно потому, что в отличие от англо-саксонской правовой модели (хотя Великая хартия вольностей и имела аналогичное положение в клаузуле 39 (lex terras)) гарантии гораздо чаще встречаются в материальном, нежели процессуальном праве. Таким образом, принцип законности (Legalitatsprinzip, principe de legalite) обычно понимается как предполагающий ограничительное толкование полномочия государства наказывать.

В этом деле, как мы увидим, принцип законности дает противоположный эффект. Он мешает заявителям полагаться на свое собственное толкование закона.

Мне трудно согласиться с предложением в § 105, содержащим ссылку на "правонарушения, определенные с достаточной степенью доступности и предсказуемости нормами международного права по защите прав человека" (курсив мой). Мощные объективные гарантии материального уголовного права, заключающиеся в принципе законности, не могут быть сведены к субъективному праву уведомлять о том, что является наказуемым согласно позитивному праву.

Смысл принципа законности связан с объективными, жесткими семантическими и логическими правовыми ограничениями (lex certa) полномочия государства наказывать. Там, где закон дает правонарушителю формальную возможность предвидеть уголовный и наказуемый характер его действий или бездействия, независимо от его повседневных ссылок на превалирующую и установленную "государственную правоприменительную практику" безнаказанности, верховенство права разрешает его привлечение впоследствии к уголовной ответственности. Если утверждать обратное, то исполнитель преступления превратился бы в законодателя in casu propio. В этом заключается реальное значение этого дела.

И наоборот, чрезмерный упор на субъективные критерии доступности и предсказуемости облегчил бы защиту заявителей на основании принципа законности. Они могли бы утверждать, что фактически полагались на официальную, доступную и предсказуемую интерпретацию права в то время и на "государственную правоприменительную практику ГДР, которая повлияла на нормы писаного права во время совершения известных действий" (§ 67 Постановления Суда). Заявители могли затем также утверждать, что их опора на государственную практику, которая лишь позже оказалась ошибочной в свете строгого толкования позитивного уголовного права, в то время, однако, соответствовала официальной, постоянной и предсказуемой государственной практике. Такой аргумент позволил бы говорить о защите простительной юридической ошибки (error juris).

Например, разделом 2.04 (3)(b)(iv) Типового уголовного кодекса Соединенных Штатов предусмотрено следующее:

"Мнение о том, что поведение в правовом отношении не представляет собой правонарушения, является защитой от преследования за это преступление, основанное на таком поведении, когда (исполнитель преступления) (курсив мой) действует с разумной опорой (...) на официальное толкование, которое дает государственный чиновник или орган, несущий по закону ответственность за толкование и применение норм права, определяющего это правонарушение".

В зависимости от касающихся юридической ошибки положений в уголовном материальном праве как ГДР, так и ФРГ, заявителей за их действия можно было бы тогда простить (не оправдать!).

В этом контексте юридическая ошибка могла бы стать мостом между объективным значением права, устанавливающего правонарушение, и субъективным пониманием этого права. Если последнее не является полностью субъективным и произвольным, потому что основывается на таких объективных элементах, как соответствующая "государственная правоприменительная практика", "официальное толкование государственного чиновника" и т.д., юридическая ошибка может стать оправдывающим обстоятельством, т.е. в германском праве "основанием для освобождения от уголовной ответственности" (Schuldausschliessungsgrund).

Субъективная опора заявителей на "государственную правоприменительную практику ГДР, которая повлияла на нормы писаного права во время совершения действий", по существу означала бы, что их шизофреническое толкование (и толкование ГДР), т.е. освобождение от позитивного права в своде законов, каким бы реалистичным это ни было с точки зрения "государственной правоприменительной практики ГДР", преобладало бы над объективным значением соответствующих определений правонарушений в уголовном праве самой ГДР.

В этом деле, однако, сделан, по меньшей мере, еще один шаг в этом направлении. Заявители не просто "опирались" на "государственную правоприменительную практику ГДР". Они помогали создавать самую реальную государственную практику безнаказанности. Эта государственная практика безнаказанности, однако, не была оформлена законодательными средствами, несомненно, потому, что для внешнего мира ГДР хотела создать образ правового государства. Если бы практика безнаказанности была бы узаконена посредством позитивного законодательства, тогда было бы совсем другое дело, так как оно, вероятно, подпадало бы под действие пункта 2 Статьи 7 Конвенции.

С точки зрения уголовного права их страны, заявители были участниками обширного и последовательно осуществлявшегося заговора с целью игнорирования объективного значения права в своде законов, т.е. они участвовали в заговоре с целью создания и сохранения двойственного положения, при котором так называемая "государственная практика" безнаказанности и даже вознаграждения за криминальное поведение других участников заговора находилась в безусловном противоречии с официальным языком соответствующих уголовных законов. Отличительной характеристикой этого дела является то, что сами заявители и являлись "государственным(и) чиновником(ами) или (членами) органа, на который законом были возложены толкование и применение права, определявшего правонарушение".

Здесь возникла ситуация со ссылкой на самого себя, в которой те же самые люди, на которых была возложена ответственность за толкование и применение права, определяющего правонарушение, осуществляли "государственную правоприменительную практику", которая, как они сейчас утверждают, была источником их собственного понимания права и, таким образом, служила их оправданием по закону. Более того, заявители утверждают, что государственная правоприменительная практика ГДР была составной частью современной объективной безнаказанности, и, следовательно, недопустимо ex post возлагать на них уголовную ответственность за их действия.

Очевидно, что здесь возникает вопрос о верховенстве права и, более конкретно, вопрос о верховенстве материального уголовного права. Если бы Европейский Суд по правам человека согласился с этой "государственной правоприменительной практикой" как с составной частью "права, определяющего правонарушение" в свете пункта 1 Статьи 1 Конвенции или согласился бы с защитой правовой ошибки, он бы одобрил это косвенное самооправдание, что противоречило бы верховенству права.

Легко представить себе аналогичное дело, в котором заявителями являлись бы высокопоставленные судебные чиновники бывшей ГДР, которые сами участвовали в создании судебной "практики" безнаказанности. Сказали бы мы тогда, что этот "элемент судебного толкования" (§ 82 Постановления Суда) представлял бы собой "право, определяющее правонарушение"?

Как справедливо подчеркивал немецкий теоретик права фон Иеринг (Еринг) (Ihering - Jhering), верховенство права покоится на формальном значении юридических формулировок. Для сохранения верховенства права это объективное значение должно оставаться независимым и, в конечном итоге, ни в коем случае не подвергаться субъективному и произвольному толкованию, независимо от того, какими преимуществами оно обладает как "государственная правоприменительная практика" - тем более, если это превалирующее произвольное толкование "права в действии", противоречащее праву в своде законов, является результатом сговора исполнительной, законодательной и судебной ветвей государства. Единственным способом обеспечения такого положения, при котором никто не стоит выше закона, является сохранение разделения объективного и субъективного в праве.

Совпадающее мнение судьи Э.Левитса

1. Я согласен с выводами, изложенными в данном Постановлении Суда.

Тем не менее я бы хотел объяснить свой подход по двум пунктам: во-первых, в отношении толкования права при демократических и недемократических (социалистических) режимах и подходе к этой проблеме после перехода к демократии и, во-вторых, в отношении термина "преступление против человечности" в международном праве.

2. Постановление Суда основывается на толковании международного права (например, Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.) и внутреннем праве ГДР (например, Конституции ГДР, Законе о Народной Полиции и других законах). Суд приходит к выводу, что поведение заявителей во время совершения их действий противоречило как международному, так и внутреннему праву ГДР (§§ 64, 72, 75, 102, 104 и др.).

3. Заявители оспаривали такой подход (также использовавшийся германскими внутренними судами), утверждая, что в ГДР международное и внутреннее право толковалось и применялось по-разному (§ 47) и что в свете такого толкования и применения закона их поведение было законным.

4. Мне представляется, что это возражение поднимает один из наиболее серьезных вопросов данного Постановления Европейского Суда - вопрос, который очень важен в ситуациях, когда предшествующий недемократический (например, социалистический) режим был отменен, а новый демократический режим установлен. Из этого ясно видно, что толкование и применение закона зависят от общего политического порядка, в котором закон функционирует как подсистема.

5. Фактически суды ГДР, применяя те же положения Конституции ГДР (статьи 19 и 30) и другие законы, а также Международный пакт о гражданских и политических правах (статья 12), никогда не пришли бы к тому же самому результату, к какому пришли германские суды после объединения страны и Европейский Суд в настоящем Постановлении, из-за их совершенно различного подхода к толкованию и применению права.

6. Различия в толковании и применении права у демократических и социалистических систем охватывают все элементы права в широком смысле - особенно источники права, автономность правового обоснования и толкования правовых норм (особенно независимыми судьями), методы толкования правовых норм, иерархию правовых норм и обязательный характер права для государственных властей. Поэтому одни и те же правовые тексты (Конституция ГДР или Международный пакт о гражданских и политических правах) при их применении в соответствии с различными методиками применения права, присущими определенному политическому порядку, приведут к различным результатам.

7. Это приводит нас к вопросу о том, законно ли после замены социалистического режима на демократический применять "старое" право, установленное предшествующим недемократическим режимом, в соответствии с подходом к толкованию и применению права, присущему новому демократическому политическому порядку.

8. Я бы хотел подчеркнуть, что, с моей точки зрения, здесь отсутствует возможность принятия других решений. Демократические государства могут позволить своим учреждениям применять право - даже предыдущее право, возникшее в условиях додемократического режима, - только таким образом, который присущ демократическому политическому порядку (в том смысле, в каком это понятие толкуется в государствах традиционной демократии). Использование любого другого метода применения права (который подразумевает достижение различных результатов на основании одних и тех же правовых текстов) разрушил бы саму сердцевину ordre public демократического государства.

9. Те же самые принципы в равной степени действительны и в отношении толкования и применения норм международного права, таких, как Международный пакт о гражданских и политических правах. Этот Пакт был подписан и ратифицирован большинством государств мира - демократических и недемократических (включая бывшую ГДР). Демократическое государство может толковать и применять Пакт (и другие международные правовые нормы) только в соответствии с методологией применения права, которая присуща демократическому политическому порядку. В настоящем случае это было сделано германскими судами (см. решение Федерального Конституционного Суда, процитированное в § 22).

10. Следовательно, толкование и применение внутренних и международных правовых норм в соответствии с социалистической или другой недемократической методологией (с результатами, нетерпимыми для демократической системы) следует расценивать с точки зрения демократической системы как неправильные. Это относится как к ex post facto оценке правовой практики предшествовавших недемократических режимов (как в данном случае, хотя та же ситуация, очевидно, может возникнуть в других новых демократиях), так и к оценке фактической правовой практики (например, в отношении Пакта) нынешних недемократических режимов. Такую практику следует расценивать как неправильное применение закона. После перехода к демократическому политическому порядку ответственные лица не могут ссылаться в оправдание своего поведения на "специфический" способ толкования права недемократическими режимами.

11. С моей точки зрения, это неизбежный вывод, который вытекает из присущей правам человека и демократическим ценностям универсальности, которая объединяет все демократические институты. По крайней мере, со времени Нюрнбергского Трибунала эту концепцию демократического порядка хорошо понимают в мире, и, следовательно, каждый может ее предвидеть.

12. Это, с моей точки зрения, также подтверждается выводами настоящего Постановления Суда.

13. Параграф 107 Постановления Суда подтверждает, что поведение заявителей можно было бы также рассматривать согласно пункту 1 Статьи 7 Конвенции с точки зрения других норм международного права, особенно тех, что касаются преступлений против человечества, но что в свете выводов Суда после применения международных норм в области прав человека во взаимосвязи с нормами внутреннего права бывшей ГДР нет необходимости рассматривать этот вопрос.

14. В принципе я согласен с этим подходом. Однако выводы, содержащиеся в настоящем судебном решении, были сделаны, главным образом, потому, что Конституция и другие законы ГДР были хорошо сформулированы с использованием языка, который был аналогичен языку конституционных и других правовых положений демократических государств, руководствующихся верховенством права (например, конституционными положениями по правам человека). Они не отражали реальных намерений недемократического режима ГДР. Положения по правам человека в конституциях бывших социалистических государств носили, скорее, пропагандистский характер. Тем не менее, германские суды и этот Суд по, как я считаю, обязывающим причинам, как объяснено выше, "отнесся к этим правам серьезно" (Рональд Дворкин) (Ronald Dworkin), придав им значение, вытекающее из формулировок различных правовых норм, толкуемых согласно методологии применения права, присущего демократической системе.

15. Я полагаю, что способность судов во вновь созданных демократиях использовать "наследство" бывших недемократических режимов не должна зависеть только от формулировок правовых норм недемократических режимов, сформулированных прежде всего в пропагандистских, а не в правовых целях.

16. Это Постановление Европейского Суда также оставляет открытой дверь для рассмотрения такого поведения, как поведение заявителей, в ракурсе уголовного преступления согласно международному праву (§ 107).

17. В этой связи я бы хотел сделать упор на последних явлениях в международном праве в плане его совершенствования в отношении усиления защиты прав человека, включая нормы в отношении преступлений против человечества. Несмотря на тот факт, что многие правовые проблемы в этой области пока еще полностью не решены, направление их совершенствования очевидно.

18. Я поэтому одобряю тот убедительный анализ, который дал в своем совпадающем мнении судья Лукайдес, согласно которому во время совершения действий, о которых идет речь, поведение заявителей представляло собой не только уголовное преступление согласно внутреннему праву, но и могло также рассматриваться как правонарушение согласно международному праву.

------------------------------

*(1) Перевод Ю.Берестнева и Е.Крючковой.

*(2) Здесь и далее текст Уголовного кодекса ФРГ приводится по переводу, опубликованному издательством "Зерцало". М., 2000. - Прим, переводчика.

*(3) Густав Радбрух (1878-1949), немецкий юрист, профессор. Оказал значительное влияние на развитие философии права. Исследуя преступления нацистов, он сформулировал принцип, известный как "формула Радбруха" (Radbruch 'sche Formel), согласно которому позитивное право следует считать противоречащим справедливости в тех случаях, когда противоречие между статутным правом и справедливостью до такой степени нетерпимо, что первое должно уступить место последней.

*(4) Так в тексте. Полное наименование данного Договора на русском языке: "Договор между Федеративной Республикой Германией и Германской Демократической Республикой о строительстве германского единства". - Прим. переводчика.

*(5) Здесь и далее текст Конституции ГДР приводится по переводу, опубликованному в кн. "Конституции социалистических государств. Сборник в двух томах". М., 1987. С. 239-264. - Прим. переводника.

*(6) В тексте Постановления Европейского Суда § 2 данной статьи опущен. - Прим. переводчика.

*(7) В тексте Постановления Европейского Суда § 2 данной статьи опущен. - Прим. переводчика.

*(8) Очевидно, Европейским Судом здесь допущена ошибка: и в первоначальной редакции Конституции ГДР 1968 года, и в редакции 1974 года нижеприведенное положение содержится в § 3, хотя вторая фраза этого параграфа (опущенная в тексте Постановления ЕСПЧ) действительно была изменена. - Прим. переводчика.

*(9) Текст параграфа в Постановлении Европейского Суда приведен неполностью. - Прим. переводчика.

*(10) Перевод соответствующих положений Пакта приводится по официальной публикации аутентичного текста на русском языке в "Ведомостях Верховного Совета СССР". 1976. N 17. ст. 291.

*(11) Перевод приводится по официальному тексту на русском языке, опубликованном в Сборнике действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных СССР с иностранными государствами. Вып. XI. М., 1955. С. 165-172. - Прим. переводника.

*(12) См., inter alia, Daillier and Pellet, "Droit international public", 6 edition, p. 677.

*(13) См.: Вопрос о наказании военных преступников и лиц, совершивших преступления против человечности: Примечание Генерального секретаря. UN GAOR, 22-я сессия, пункт 60 прилагаемой повестки дня, 1, 6-7, UN DOC A/6813 (1967). См. также: ICTY, дело Tadic IT-94-1, § 623.

*(14) (1999) 2 weekly Law Reports § 825, pp. 909 et seq.

*(15) См.: Tadic case, op. cit.

*(16) Перевод приводится по официальному тексту на русском языке, подготовленному МИД России (не публиковался). - Прим. переводчика.