Постановление Европейского Суда по правам человека от 27 июня 2014 г. "Дело "Матыцина (Matytsina) против Российской Федерации" (Жалоба N 58428/10) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая секция)

Дело "Матыцина (Matytsina)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 58428/10)

Постановление от 27 июня 2014 г.
(Окончательное)

Страсбург, 27 марта 2014 г.

Настоящее постановление стало окончательным в соответствии с п. 2 ст. 44 Конвенции. Текст постановления может быть подвергнут редакторской правке.

В деле "Матыцина против Российской Федерации",

Европейский суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой, в состав которой вошли:

Изабелла Берро-Лефевр, Председатель,

Юлия Лаффранк,

Пауло Пинто де Альбукерке,

Линос-Александр Сицильянос,

Эрик Мос,

Ксения Туркович,

Дмитрий Дедов, судьи,

и Андрэ Вампаш, заместитель Секретаря Секции,

проведя 4 марта 2014 года совещание по делу за закрытыми дверями,

выносит следующее постановление, принятое в тот же день:

Процедура

1. Дело было возбуждено по жалобе (N 58428/10) против Российской Федерации, поданной в Европейский суд по правам человека (далее - "Европейский Суд") 22 сентября 2010 года в соответствии со ст. 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - "Конвенция") гражданкой Российской Федерации Вероникой Викторовной Матыциной (далее - "заявитель").

2. Интересы заявителя представляла Е. Карпова, адвокат, практикующий в г. Хабаровске. Интересы Властей Российской Федерации (далее - "Власти") представлял Г. Матюшкин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском суде по правам человека.

3. Заявитель, в частности, утверждает, что вынесенный ей обвинительный приговор по уголовному делу явился следствием непредсказуемого толкования норм уголовного права и что судебное разбирательство дела против нее было несправедливым.

4. 14 декабря 2011 года жалоба была коммуницирована Властям Российской Федерации.

Факты

I. Обстоятельства дела

A. Ситуация с гр. С.Д. (апрель - июнь 2002 года)

5. Заявитель родилась в 1971 году и проживает в Хабаровске.

6. В 1997 году управлением Министерства юстиции РФ по Иркутской области была зарегистрирована некоммерческая общественная организация "Искусство жизни" (далее - "Организация"). Уставные цели Организации включали "содействие социальной адаптации", популяризацию здорового образа жизни, помощь людям в стрессовых ситуациях и улучшение социально-бытовых и семейных отношений. Конкретно деятельность Организации состояла из тренингов, лекций, индивидуальных консультаций и т.д. Организация приглашала всех желающих принять участие в своих "программах", при этом само участие было бесплатным, хотя участникам рекомендовалось вносить добровольные взносы для поддержки деятельности Организации. Кроме того, Организация издавала брошюры с информацией о своих целях и основных принципах. В брошюрах разъяснялось, что в своей деятельности Организация руководствуется учением современного индийского духовного лидера Шри Шри Рави Шанкара. В одной из брошюр сообщалось, что участие в программах Организации поможет побороть бессонницу и депрессию, укрепить сердечно-сосудистую систему, контролировать свои эмоции и активизировать естественные защитные механизмы организма.

7. Организация осуществляла свою деятельность без лицензии. 2 февраля 2001 года Организация обратилась в Комитет по физкультуре и спорту правительства Хабаровского края за получением лицензии. В феврале (точная дата неизвестна) Комитет подтвердил Организации, что для проведения ее программ лицензия ей не требуется:

"...Вид деятельности, осуществляемой вами, [а именно,] семинары по йоге, включающие упражнения в асанах хатха-йоги, бхакти-йоги и крийя-йоги (с практикой крийя-пранаяма, т.е., дыхательной техники с использованием различных ритмов дыхания), не относится к категории видов спорта или оздоровительной гимнастики и не числится во Всероссийском реестре видов спорта".

8. Весной 2002 года, будучи студенткой третьего курса Иркутского государственного педагогического университета (далее - "вуз"), гр. С.Д. записалась вместе со своей сестрой-близнецом гр. Н.Д. на базовый семинар Организации под названием "Исцеляющее дыхание". Заявитель являлась одним из "инструкторов" Организации, ответственным за проведение этого семинара, который включал в себя элементы йоги, специальные дыхательные техники, чтение мантр, медитацию, прослушивание музыки, ароматерапию и тому подобные практики. Участникам рекомендовалось придерживаться определенной диеты и делать упражнения дома. Заявитель утверждала, что она сама регулярно делает эти упражнения с 1994 года.

9. В апреле 2002 года гр. С.Д. и ее сестра стали посещать ежедневные занятия на территории Организации. Гр. С.Д. пожертвовала Организации 700 рублей (около 20 евро). По окончании семинара гр. С.Д. было предложено записаться на продвинутый курс под названием "Вечность", который вел другой инструктор, гр. М.С.

10. В определенный момент гр. С.Д. начала испытывать серьезные психологические проблемы. Ее мать позвонила в Организацию и обвинила инструкторов в том, что они превратили гр. С.Д. "в зомби". По словам заявителя, мать гр. С.Д. - ревностная православная христианка, не одобрявшая интерес своей дочери к группе, которую она называла "сектой".

11. По словам матери гр. С.Д., после занятий у гр. С.Д. начались галлюцинации и бред, она утратила связь со своей семьей, пропускала занятия в вузе и почти полностью перестала питаться. 27 июня 2002 года мать гр. С.Д. вызвала неотложную психиатрическую помощь для дочери; врач сделал ей укол, который не помог. Вскоре после этого гр. С.Д. почувствовала себя дурно и была госпитализирована.

12. В последующие месяцы гр. С.Д. была госпитализирована несколько раз. Изначально ей был поставлен диагноз "реактивный психоз". Позже врачи квалифицировали ее психическое состояние как "связанное со стрессом шизоидное расстройство". Стороны разошлись во мнениях относительно того, было ли расстройство гр. С.Д. достаточно серьезным для того, чтобы квалифицировать его как "шизофрения" в соответствии с классификацией психических расстройств, используемой в России; последующие заключения экспертов не содержали единого мнения по этому вопросу.

13. По мнению врачей клиники, где гр. С.Д. проходила лечение, ее психическое состояние было связано с ее участием в программах Организации, которая согласно записи, сделанной 2 июля 2002 года в ее истории болезни, была названа "сектой". Кроме того, в более поздних записях, сделанных в ее истории болезни, содержалось указание на "религиозный" характер бреда гр. С.Д. После госпитализации гр. С.Д. врачи обследовали ее в клинике и пришли к выводу, что ее заболевание имело "религиозную и оккультную природу" и было вызвано ее участием в программах Организации.

14. В 2003 году Организация прекратила свою деятельность из-за отсутствия финансирования.

15. В последующие годы диагноз, поставленный гр. С.Д., уточнялся несколько раз; в 2009 году врачи пришли к выводу, что она страдает шизофренией.

B. Расследование уголовного дела; заключения экспертиз, полученные сторонами

1. Психиатрическая экспертиза гр. С.Д. (25 июля 2003 года, заключение N 1170) и возбуждение уголовного производства

16. 24 июля 2003 года следователь управления внутренних дел Хабаровского края допросил гр. С.Д. по поводу событий, имевших место в апреле-июне 2002 года. В соответствии с ее показаниями, Организация принимала плату от участников программы; программа включала дыхательные упражнения, прослушивание магнитофонных записей выступлений учителя и тому подобные практики, которые гр. С.Д. назвала промыванием мозгов. Гр. С.Д. показала, что она практически перестала питаться в период занятий в рамках программы, потому что инструкторы сказали ей, что еда является ядом. Она также прекратила обучение в вузе. В какой-то момент она перестала понимать, что происходит, и вернулась в свое нормальное состояние только в клинике.

17. В неустановленный день в первой половине 2003 года следователь управления внутренних дел назначил психиатрическую экспертизу предполагаемой потерпевшей гр. С.Д.

18. 25 июля 2003 года гр. С.Д. обследовала комиссия психиатров, в состав которой вошли д-р Гул., д-р Н. и д-р Иг. Д-р Иг. выступил в качестве "врача-докладчика" комиссии экспертов. В заключении N 1170 эксперты пришли к выводу, что у гр. С.Д. развился "острый шизоидный психоз", связанный с ее участием в программах Организации. Эксперты пришли к выводу, что после 5 сентября 2002 года психическое состояние гр. С.Д. пришло в норму, и на момент проведения экспертизы она могла участвовать в разбирательстве и давать точные показания следователю и суду.

19. 30 июля 2003 года следователь управления внутренних дел Хабаровского края возбудил уголовное дело по ст. 235 УК РФ ("Незаконное осуществление медицинской деятельности"). Следственные органы подозревали членов Организации в незаконном занятии медицинской практикой и оказании медицинских услуг гр. С.Д. ("предполагаемой потерпевшей") без необходимых лицензий и подготовки. Однако на момент возбуждения дела следственные органы никому не предъявили обвинений в совершении этого преступления.

2. Первая экспертиза, проведенная бюро судебно-медицинской экспертизы (19 ноября 2003 года, заключение N 197)

20. 11 августа 2003 года следователь назначил экспертизу деятельности Организации. В частности, следователь хотел установить, оказывала ли Организация медицинские услуги участникам программ, и был ли причинен вред здоровью предполагаемой потерпевшей в результате участия в этих программах. Проведение экспертизы было поручено бюро судебно-медицинской экспертизы (далее - "БСМЭ") Департамента здравоохранения администрации Хабаровского края. Была сформирована комиссия экспертов, в которую вошли д-р Черн. (председатель), д-р Мах., д-р Бес. и д-р Ч.

21. 17 сентября 2003 года следственные органы провели обыск в квартире заявителя и изъяли документы и публикации, имеющие отношение к деятельности Организации.

22. 19 ноября 2003 года БСМЭ представило первое заключение. Это заключение было основано на исследовании материалов уголовного дела. В нем отмечалось, что методики, используемые Организацией в рамках ее программ, известны как в кругах научной медицины, так и в кругах альтернативной ("народной") медицины. Однако в заключении не был дан ответ на вопрос о том, являются ли эти методики медицинскими. В заключении также содержался вывод о том, что заболевание предполагаемой потерпевшей, "вероятнее всего", было связано с ее участием в программах Организации.

3. Вторая экспертиза, проведенная бюро судебно-медицинской экспертизы (9 апреля 2004 года, заключение N 36)

23. 10 декабря 2003 года следователь поручил БСМЭ провести "дополнительную" экспертизу деятельности Организации. В комиссию экспертов БСМЭ вошли д-р Черн. (председатель), д-р Мах. и д-р Ч. Эксперты вновь не обследовали гр. С.Д. лично и в своих выводах руководствовались письменными материалами дела.

24. 9 апреля 2004 года БСМЭ дало второе заключение по поручению следователя (заключение N 36). БСМЭ вновь не дало однозначного ответа на вопрос, оказывала ли Организация медицинские услуги. БСМЭ отметило, что устав Организации и другие относящиеся к ней документы не содержат никаких указаний на медицинский характер ее программ. По мнению экспертов, необходимо было проводить различие между программой "Вечность" и другими программами Организации.

25. Кроме того, эксперты пришли к выводу, что методики, используемые Организацией, в конкретном случае предполагаемой потерпевшей были причиной ее психического расстройства. Базовый курс, который эксперты называли "Искусство жизни", физически ослабил предполагаемую потерпевшую. А ее дальнейшее участие в программе "Вечность" усугубило ее соматическое состояние тем, что привело к возникновению психического расстройства.

4. Позиция Министерства здравоохранения

26. В апреле 2004 года следователь по делу запросил заключение Министерства здравоохранения Хабаровского края о деятельности Организации. 22 апреля 2004 года исполняющий обязанности министра здравоохранения дал следующий ответ:

"Занятие народной медициной... подпадает под требование лицензирования в соответствии с Федеральным законом от 8 августа 2001 года "О лицензировании отдельных видов деятельности", Постановлением Правительства от 4 июля 2002 года N 499 "Об утверждении Положения о лицензировании медицинской деятельности" и Приказом Минздрава РФ от 26 июля 2002 года N 238 "Об организации лицензирования медицинской деятельности", а также в соответствии с "Основами законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан" (утв. 22 июля 1993 года).

Приказ Минздрава от 29 апреля 1998 года N 142... утратил силу. В настоящее время перечень услуг по оказанию медицинской помощи... содержится в Приказе от 26 июля 2002 года N 238.

Дыхательные техники и другие методы, указанные в перечне услуг по оказанию медицинской помощи, а также гипнотическое внушение относятся к категории "медицинской деятельности" и подлежат лицензированию в разделе "Психотерапия" на основании:

(1) Приказа Минздрава РФ от 16 сентября 2003 года N 438 "О психотерапевтической помощи";

(2) Методических рекомендаций... в приложении к Приказу N 438;

(3) Психотерапевтической энциклопедии под редакцией Б.Д. Карвасарского (2002).

Использование трансовых состояний в рамках эриксоновской психотерапии считается медицинской практикой. Однако этот метод не используется в программе "Искусство жизни"; [эта программа основана на использовании] релаксации с помощью традиционной медитации в рамках духовных практик, что не требует наличия лицензии.

Физические упражнения в асанах [(позах)] йоги не являются медицинской деятельностью и не подпадают под требование лицензирования.

Термин "частная медицинская практика" включает в себя как медицинские услуги, так и услуги народной медицины, так что эти понятия отличаются".

5. Экспертиза д-ра А. (5 мая 2004 года)

27. 22 апреля 2004 года следователь снова допросил гр. С.Д. В основном она подтвердила свои прежние показания. Кроме того, она пояснила, что в рамках своего участия в "программе" она взяла на себя обязательство использовать специальные дыхательные техники каждый вечер в течение сорока дней подряд, и что ей было запрещено употреблять в пищу мясо и рыбу в любом виде. Она подробно описала программу "Вечность", которую вел второй ответчик, гр. М.С., и описала воздействие этой программы на свое физическое состояние.

28. 23 апреля 2004 года следователь назначил новую экспертизу деятельности Организации. Ее проведение было поручено д-ру А., главному психотерапевту управления здравоохранения администрации г. Хабаровска.

29. Заключение было подготовлено 5 мая 2004 года. Власти передали Европейскому Суду экземпляр этого заключения, однако текст его частично неразборчив.

30. Первый вопрос, поставленный перед экспертом, касался требований лицензирования практики народной медицины. Эксперт пояснил, что лицензирование практики народной медицины регулируется Приказом Минздрава РФ от 26 июля 2002 года N 238.

31. Следователь также просил разъяснить, принадлежат ли определенные практики (например, "дыхательная гимнастика", "гипнотическое внушение", "физические упражнения в асанах йоги" и "введение в транс") к методам народной медицины, и требуется ли для них лицензия на осуществление медицинской деятельности. Что касается "поз йоги", эксперт пришел к выводу, что они не являются "медицинской деятельностью" и не требуют лицензирования. В отношении "дыхательной гимнастики" и "гипнотического внушения" эксперт подтвердил, что они являются хорошо известными психотерапевтическими методами, но они не использовались в деятельности Организации. Элементы этих программ могут использоваться врачами в качестве дополнительных методов психотерапевтической помощи; однако программы "Искусство жизни" по мнению эксперта не имели медицинского назначения, не были направлены на лечение заболеваний и, следовательно, не были "медицинскими".

6. Первая экспертиза д-ра Ив. (23 ноября 2004 года)

32. 12 августа 2004 года следователь назначил "судебно-правовую экспертизу" деятельности Организации. Ее проведение было поручено Министерству здравоохранения Хабаровского края.

33. 23 ноября 2004 года д-р Ив., врач-психиатр и главный психиатр управления здравоохранения правительства Еврейской автономной области, подготовила заключение, в котором она сделала вывод о том, что деятельность Организации носила "медицинский" характер и, таким образом, требовала лицензирования.

7. Предъявление обвинения заявителю и экспертиза, проведенная Красноярской Государственной медицинской академией

34. 26 ноября 2004 года заявителю было официально предъявлено обвинение. На первом же допросе она не признала себя виновной.

35. 16 декабря 2004 года сторона защиты получила заключение, подготовленное четырьмя специалистами Красноярской Государственной медицинской академии (в числе которых был один профессор медицины). Специалисты обследовали 118 человек, принимавших участие в программах "Искусство жизни" не менее трех месяцев, и пришли к выводу, что большинство людей в группе испытуемых отметили ряд положительных эффектов от участия в программах, включая ослабление хронических заболеваний, восстановление психологического равновесия и повышение эффективности на работе. В заключении подчеркивалось, что "умеренная и последовательная практика йоги в рамках программ "Искусство жизни" не является несовместимой с хроническими заболеваниями или преклонным возрастом и может быть рекомендована в целях восстановления после травм, хирургических операций и заболеваний". Остается неясным, было ли приобщено это письменное заключение к материалам дела.

36. 27 декабря 2004 года защитник заявил следователю ходатайство о проведении дополнительной судебно-медицинской экспертизы. Из материалов дела неясно, должна ли была эта экспертиза охватить деятельность Организации, состояние здоровья гр. С.Д. или какой-то иной вопрос. 28 декабря 2004 года следователь ответил, что все необходимые экспертизы уже проведены, вина заявителя установлена, и в проведении дополнительных экспертиз нет никакой необходимости.

8. Вторая экспертиза д-ра Ив. (1 апреля 2005 года)

37. 5 марта 2005 года следователь поручил провести еще одну экспертизу деятельности Организации, которая была снова поручена д-ру Ив. 12 марта 2005 года сторона защиты получила копию постановления следователя о назначении экспертизы.

38. Заключение было подготовлено 1 апреля 2005 года. Оно было основано на письменных материалах дела. Д-р Ив. начала с анализа действующего законодательства. Ст. 57 "Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан" предусматривала, что правом на занятие альтернативной медициной (также называемой "народной медициной", "традиционной медициной" и "целительством") обладают граждане, получившие "диплом целителя". Ст. 56 "Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан" устанавливала, что право на занятие частной медицинской практикой имеют лица, получившие диплом о высшем или среднем медицинском образовании, "сертификат специалиста" и лицензию (например, на занятие "альтернативной медициной"). Приказ Министерства здравоохранения от 29 апреля 1998 года N 142 предусматривал, что занятие народной медициной подлежит лицензированию.

39. Федеральный закон от 8 августа 2001 года N 128-ФЗ "О лицензировании отдельных видов деятельности" и Постановление Правительства РФ от 11 февраля 2002 года N 135 "О лицензировании отдельных видов деятельности" включали народную медицину в перечень видов деятельности, подлежащих лицензированию.

40. Приказ Минздрава РФ от 10 апреля 2001 года N 113 содержал классификатор "простые медицинские услуги", в который вошли, среди прочих методик, позиции 13.30.005 ("психотерапия") и 13.30.006 ("гипнотерапия"). Эксперт пришла к выводу, что эти услуги подлежат лицензированию и должны оказываться специалистами в соответствующих областях.

41. Кроме того, ссылаясь на Постановление Правительства от 4 июля 2002 года N 499 о лицензировании медицинской деятельности, эксперт указала, что в соответствии с законодательством лицо, предоставляющее медицинские услуги, должно помимо образования и специальной подготовки обладать стажем работы в соответствующей области медицины. Приказ Минздрава РФ от 26 июля 2002 года N 238 содержал номенклатуру "работ и услуг по оказанию соответствующей медицинской помощи", в который вошел раздел, посвященный народной медицине. В Приказе указывалось на то, что занятие народной медициной требует наличия лицензии. 14 ноября 2003 года первый заместитель министра здравоохранения РФ утвердил методические указания "Лицензионные требования и условия работ и услуг по применению методов традиционной медицины", в которых определенные виды деятельности были отнесены к методам народной медицины; в этот перечень вошли "традиционные* (* В соответствии с определением, приведенным в методических указаниях "Лицензионные требования и условия работ и услуг по применению методов традиционной медицины", традиционная медицина представляет собой совокупность основанных на многовековых традициях народного врачевания методов профилактики, диагностики, лечения и медицинской реабилитации, разрешенных к медицинскому применению в установленном порядке и преподаваемых в системе дополнительного медицинского образования, а также взглядов, знаний, навыков и умений в области традиционных оздоровительных систем, передаваемых из поколения в поколение в устной или письменной форме, и не всегда на данный момент имеющих научное обоснование и логическое объяснение. (Прим. пер.)) оздоровительные системы".

42. Эксперт также изучила специальную медицинскую литературу. Она пришла к выводу, что заявитель использовала психотерапевтические методы, которые в медицинской литературе называются "введение в транс", "контроль дыхания" и "лечебная физкультура". В соответствии с методическими рекомендациями Минздрава от 14 марта 2001 года N 2001/13, "лечебная физкультура" может включать в себя элементы йоги. Эксперт пришла к выводу, что использование этих методов позволяет считать деятельность заявителя "частной медицинской практикой", которая подлежит лицензированию по разделам "психотерапия" и "лечебная физкультура".

43. Эксперт сослалась на методические указания Минздрава от 26 февраля 2002 года, в которых йога названа "методом традиционной медицины". В тех же указаниях отмечалось, что "методы традиционной медицины", в том числе йога, официально не рекомендованы Министерством здравоохранения к применению в медицинской практике и, следовательно, не подпадают под режим лицензирования. Отсюда эксперт сделала вывод о том, что в России "официальное применение методов традиционной медицины" не допускается. Эксперт также сослалась на Приказ Минздравсоцразвития от 13 июня 1996 года, которым было запрещено использование "методов и средств оккультно-мистического происхождения" и других не рекомендуемых методов лечения.

44. Эксперт отметила, что в уставе Организации не указано, что она была создана в целях оказания медицинских услуг. Тем не менее в брошюрах Организации результаты участия в "программах" Организации описывались с использованием медицинских терминов, например: "комплекс динамических упражнений для выведения токсинов", "улучшилась работа всех внутренних органов", "гармонизация всех уровней личности", "контролируемая медитация и некоторые другие техники, которые гарантируют глубокое расслабление, смягчение эмоций и помогают преодолеть стресс" и так далее. В брошюрах приводились истории тяжелобольных людей, страдавших, в числе прочего, бессонницей и депрессией, которые исцелились после завершения программ Организации. Техники, используемые в рамках этих программ, были названы "синтезом древней мудрости и современной науки". 10 мая 2003 года Шри Шри Рави Шанкар получил патент N 2203645 на "способ выполнения дыхательной гимнастики", в котором было указано, что эта техника может быть использована в медицинских целях.

45. Эксперт также изучила свидетельские показания бывших участников программ Организации. По словам некоторых участников, инструкторы говорили им, что у них есть диплом врача и что программы обладали лечебным воздействием. Инструкторы просили участников заполнять формы, которые содержали вопросы об их состоянии здоровья. Эксперт также проанализировала то, как они описывали техники, используемые в рамках программ, включая методы релаксации, физические упражнения, дыхательные техники, медитацию и так далее.

46. Для описания деятельности Организации в брошюрах использовались такие термины, как "психологическая адаптация", "аутогенная тренировка" и "релаксация", которые можно встретить в специальной медицинской литературе и которые по сути обозначают методы психотерапевтической и психиатрической помощи. Эксперт сравнила техники, применявшиеся инструкторами, с "холотропной терапией", которая является психотерапевтическим методом, и указала на ряд сходств между ними.

47. На основании этих данных эксперт сделала вывод, что деятельность Организации можно охарактеризовать как занятие "народной медициной", что требовало наличия лицензии. По мнению эксперта, деятельность Организации носила медицинский характер.

9. Попытки защиты реализовать свое право на допрос некоторых свидетелей

48. В неустановленный день в апреле 2005 года защита заявила следователю ходатайство о допросе ряда свидетелей, чтобы разрешить вопрос о том, есть ли необходимость в проведении еще одной психиатрической экспертизы потерпевшей. 29 апреля 2005 года следователь отказал защите, заявив, что личность потерпевшей уже тщательно изучена, и что следователь уже получил заключение эксперта и допросил д-ра Иг., одного из членов комиссии экспертов.

10. Заключение профессора З. из Дальневосточного государственного медицинского университета (1 июля 2007 года)

49. 1 июля 2007 года профессор З. из Дальневосточного государственного медицинского университета в Хабаровске дал заключение по просьбе адвоката заявителя. Профессор З. подверг критике предыдущие экспертизы, квалифицирующие деятельность Организации как "медицинскую". Профессор З. утверждал, что элементы программ Организации могут быть найдены во многих традиционных методиках, таких как йога, цигун и различные боевые искусства. Он также поставил под сомнение предыдущие заключения экспертов о том, что психическое состояние гр. С.Д. было вызвано участием в программах Организации. Он предположил, что ее интерес к деятельности и идеям Организации мог быть обусловлен ее психическим расстройством.

11. Заключение Независимой психиатрической ассоциации России

50. В неустановленный день адвокат заявителя обратился в Независимую психиатрическую ассоциацию России (далее - "НПА") с просьбой дать оценку заключению экспертов, подготовленному 25 июля 2003 года. Адвокат заявителя передал НПА копии некоторых материалов уголовного дела, в частности, заключения N 197 и N 36 и свидетельские показания д-ра Иг.

51. 17 января 2006 года группа экспертов НПА, состоящая из двух психиатров, д-ра Сп. и д-ра Сав., и одного психолога, д-ра Вин., представила письменное заключение, в котором они подвергли критике методику проведения экспертизы от 25 июля 2003 года, результатом которой стало заключение N 1170 (см. п. 16 и следующие), выразили сомнение в обоснованности заключения и признали его недостаточно полным.

C. Судебный процесс

1. Первое разбирательство дела

(a) Позиция защиты

52. Дело заявителя рассматривал судья Ш. Центрального районного суда г. Хабаровска.

53. На суде заявитель и гр. М.С., второй ответчик, не признали себя виновными. Они подтвердили, что ни у них, ни у других инструкторов Организации нет дипломов о медицинском образовании. Они также подтвердили, что предполагаемая потерпевшая была их ученицей и что у нее были проблемы со здоровьем после завершения двух программ. Однако они отрицали причинение какого-либо вреда предполагаемой потерпевшей и настаивали, что ее психическое расстройство было обусловлено уже имеющимся у нее заболеванием или иными жизненными обстоятельствами.

54. В частности, они утверждали, что и предполагаемая потерпевшая, и ее сестра родились и выросли в очень набожной семье, обеих с трудом воспринимали в школе, у них были сложные отношения с матерью. Несколько членов семьи предполагаемой потерпевшей ранее страдали психическими расстройствами, поэтому ее собственные проблемы можно объяснить наследственной предрасположенностью. Она начала заниматься по программе Организации из-за собственных социальных и психологических проблем.

55. Кроме того, заявитель утверждала, что "программы" Организации нельзя считать "медицинской помощью". С момента создания Организацию несколько раз проверяло управление юстиции, которое не обнаружило в ее деятельности ничего противозаконного.

56. Защита также заявила, что программы Организации не являются "медицинскими" по своему характеру и, следовательно, не требуют никакого специального образования или лицензии. Назначение этих программ - помочь людям достичь гармонии с обществом и душевного комфорта, открыть для себя истинный смысл жизни и так далее. Инструкторы не получают никакого вознаграждения за свою работу и участвуют в программах добровольно.

(b) Доказательства, представленные обвинением

57. В ходе первого разбирательства дела суд допросил несколько свидетелей. Они дали показания о психическом и физическом состоянии предполагаемой потерпевшей до, во время и по окончании ее участия в программах Организации. Все они связали проблемы со здоровьем гр. С.Д. с ее участием в программах.

58. Из представленных Властями материалов и пояснений следует, что ни гр. С.Д. (предполагаемая потерпевшая), ни ее сестра-близнец гр. Н.Д. не выступали в суде. Так, в ходе слушания 27 марта 2007 года судья Ш. заявил, что в соответствии с медицинскими справками, датированными 19 января 2006 года и 22 марта 2007 года, врачи не рекомендуют гр. С.Д. участвовать в судебном процессе, поскольку это может привести к рецидиву. Обе медицинские справки были даны по просьбе гр. С.Д. и не содержали ни дополнительной информации о состоянии ее здоровья, ни результатов обследования, проведенного в этой связи.

59. Суд допросил несколько других свидетелей, вызванных по ходатайству стороны обвинения, а именно, гр. О.Л., руководителя Организации; гр. Л.П., члена Организации и бывшего вузовского преподавателя гр. С.Д.; гр. Е.Б., члена Организации, которая участвовала в программе вместе с гр. С.Д. (предполагаемой потерпевшей); а также гр. С.Ч. и гр. В.З. Показания этих свидетелей в целом были созвучны версии защиты.

60. Суд допросил эксперта обвинения, д-ра Н., которая входила в состав комиссий экспертов, ранее исследовавших материалы дела. Д-р Н. не была категорична в своих выводах. Она показала, что ей не были предоставлены информация и материалы о предполагаемой потерпевшей, ее жизни в семье и коллективе, а также ее история болезни, и что ее выводы о связи между программой и недугом гр. С.Д. носили предположительный характер.

61. Д-р Иг., участвовавшая в подготовке заключения N 1170, была вызвана в суд, но на слушание не явилась. Судья пытался добиться явки д-ра Иг. в суд 27 марта 2007 года, обратившись в областную больницу, в которой работала д-р Иг. Однако в ответном письме администрация больницы сообщила о том, что д-р Иг. находится в отпуске до 29 марта 2007 года, после чего ее договор с больницей будет расторгнут, так как она планировала переехать в другую страну. На слушании 27 марта 2007 года по ходатайству стороны обвинения суд принял решение огласить показания, данные ранее д-ром Иг. В своих показаниях д-р Иг. утверждала, что психическое состояние гр. С.Д. напрямую связано с ее участием в программах Организации.

62. Суд исследовал письменные доказательства из материалов дела, представленные стороной обвинения, в частности, протоколы допроса гр. И.Г., бывшего учителя и классного руководителя гр. С.Д., другие документальные доказательства и официальную переписку. Суд исследовал письмо от 17 июня 2003 года от и.о. начальника управления здравоохранения администрации г. Хабаровска. В этом письме проблемы гр. С.Д. связывались с деятельностью Организации, которая была названа в письме "сектой". Суд исследовал протоколы обыска и предметы, изъятые в ходе обысков, в том числе брошюры, книги и аудиокассеты, которые Организация выпускала для своих членов. Суд исследовал историю болезни гр. С.Д., заключение экспертов, подготовленное БСМЭ 19 ноября 2003 года, заключение эксперта от 23 ноября 2004 года и заключение эксперта д-ра Ив. от 1 апреля 2005 года.

63. Суд также допросил других свидетелей, которые предоставили косвенные свидетельства по делу.

(c) Доказательства, представленные защитой

64. Суд допросил ряд свидетелей защиты, а именно, гр. Д., бывшего члена Организации и знакомую гр. С.Д.; гр. К., юриста Организации; и д-ра Л., к которому обратилась мать гр. С.Д. в связи с психическим состоянием гр. С.Д. Все они показали, что психическое состояние гр. С.Д. было обусловлено более ранними причинами.

65. Аналогичное заявление сделал д-р А., который подготовил письменное заключение эксперта по делу гр. С.Д. 5 мая 2004 года. Д-р А. был допрошен в качестве "специалиста".

66. Суд также исследовал письменное заключение профессора З.

(d) Первое решение суда первой инстанции и апелляционное обжалование

67. 23 июля 2007 года Центральный районный суд г. Хабаровска оправдал заявителя и гр. М.С. В частности, суд пришел к выводу, что заявитель и гр. М.С. не представляли, что их деятельность может относиться к медицинской практике или что их деятельность может причинить вред здоровью. Суд также постановил, что программы Организации не являются медицинской практикой.

68. Суд не принял в качестве доказательств заключения экспертов от 25 июля 2003 года, 19 ноября 2003 года, 9 апреля 2004* (* В судебном решении указана дата "8 апреля 2004 года".) года и 1 апреля 2005 года как недостаточно полные, противоречивые и недостаточно обоснованные. Суд также выявил ряд нарушений в том, как эти экспертизы были назначены и проведены. Что касается экспертизы д-ра Ив. (заключения от 23 ноября 2004 года и 1 апреля 2005 года), суд отметил, в частности, что в ее основу были положены законодательные акты, которые вступили в силу после событий, вменяемых заявителю и гр. М.С.

69. Суд отказался принять заключение профессора З. в качестве доказательства, поскольку оно было получено в нарушение национального законодательства, в частности, потому, что профессор З. не был предупрежден следователем или председателем суда об уголовной ответственность за дачу ложного заключения.

70. Сторона обвинения обжаловала решение суда первой инстанции.

71. 20 декабря 2007 года краевой суд отменил оправдательный приговор и вернул дело в суд первой инстанции. Краевой суд не согласился с оценкой доказательств судом первой инстанции и с его решением признать некоторые доказательства недопустимыми, в частности, заключения экспертов. Краевой суд также указал на ряд процессуальных нарушений в ходе судебного разбирательства. Краевой суд отметил, что д-ра А. нельзя было допрашивать, так как ранее он участвовал в этом же разбирательстве в качестве эксперта. Краевой суд среди прочего рекомендовал суду первой инстанции назначить новые психиатрические экспертизы в отношении предполагаемой потерпевшей гр. С.Д.

2. Новое разбирательство дела

72. В ходе нового разбирательства дело рассматривалось районным судом в составе одного судьи. Сначала это был судья З., позднее - судья М.

(а) Исследование доказательств

(i) Разбирательство под председательством судьи З.

73. На суде и сторона обвинения, и сторона защиты представили суду свои доказательства. Сторона обвинения представила письменные заключения экспертов и показания свидетелей, документальные и вещественные доказательства, полученные в ходе первого разбирательства дела и на стадии расследования. Сторона обвинения также представила медицинские справки от 19 января 2006 года и 22 марта 2007 года, в которых врачи рекомендовали предполагаемой потерпевшей воздержаться от участия в судебных заседаниях во избежание рецидива.

74. Предполагаемая потерпевшая (гр. С.Д.) в суд не явилась. Как следует из документов, представленных Властями, ее имя было в списке свидетелей обвинения, которых планировалось вызвать. Вместо этого гр. С.Д. направила в суд письменное заявление с просьбой прекратить уголовное преследование в отношении заявителя и второго ответчика в связи с "примирением". Она также сообщила суду, что не хочет участвовать в судебном разбирательстве.

75. Районный суд допросил гр. З.Д. (мать потерпевшей) и несколько других свидетелей. Эксперт д-р Иг. в суд не явилась; суд сообщил, что направленная ей повестка не была вручена и вернулась по почте обратно. Защита настаивала на том, чтобы с д-ром Иг. связались через ее работодателя.

76. 29 июля 2008 года судья направил в городскую психиатрическую больницу запрос по поводу состояния здоровья гр. С.Д., потерпевшей. Из больницы поступил ответ о том, что связь с гр. С.Д. была потеряна в сентябре 2007 года, и что гр. С.Д. отказалась от дальнейшего амбулаторного лечения у врачей больницы. Судье также сообщили из больницы, что брат гр. С.Д. (гр. Е.Д.) и ее сестра (гр. Н.Д.) ранее проходили в этой же больнице лечение в связи с психическими расстройствами.

77. Согласно протоколам слушания, сторона обвинения ходатайствовала об оглашении показаний гр. С.Д., которые она дала на стадии расследования. Защита против этого не возражала. Как сообщила заявитель, защита ходатайствовала о допросе указанных свидетелей в судебном заседании. Суд принял решение огласить протоколы допроса гр. С.Д., а также показания, которые дали ее мать, брат и сестра в ходе первого разбирательства дела и следственным органам.

78. Свидетель защиты гр. Е.К. дала показания непосредственно в судебном заседании. Суд также допросил несколько других свидетелей защиты, а именно, гр. Е.Д. и гр. Е.Ив. Они дали показания, соответствующие позиции защиты.

79. Суд допросил эксперта д-ра Н., который принимал участие в производстве экспертизы от 25 июля 2003 года (заключение N 1170). Суд также допросил эксперта д-ра Ч., который принимал участие в производстве экспертиз от 19 ноября 2003 года и 9 апреля 2004 года (заключения N 197 и N 36). Они подтвердили выводы этих заключений экспертов и представили дополнительную информацию по делу.

80. Защита ходатайствовала о том, чтобы заключения экспертов, полученные стороной обвинения, не были приняты в качестве доказательств, на том основании, что гр. М.С. (второй ответчик) ничего не было известно о решении следователя провести эти экспертизы. Однако суд все же принял их в качестве доказательств на том основании, что защита имела возможность заявить отвод экспертам и оспорить их выводы после того, как их заключения были подготовлены, или потребовать проведения дополнительных экспертиз в ходе судебного разбирательства.

81. 1 октября 2008 года адвокат гр. М.С. (второго ответчика) ходатайствовал перед судом о назначении дополнительной экспертизы состояния здоровья гр. С.Д. (потерпевшей). Представляется, что аналогичный запрос был сделан и адвокатом заявителя.

82. 31 октября 2008 года прокурор ходатайствовал о назначении повторной экспертизы материалов дела, чтобы определить, оказывались ли в рамках "программ" Организации медицинские услуги. Защита ходатайствовала перед судом о поручении этой экспертизы государственному учреждению, расположенному в Москве, но судья отказал в этом и поручил ее проведение местному экспертному центру в Хабаровске. Однако суд согласился включить в число экспертов специалиста, предложенного защитой. Материалы дела были направлены в компетентное экспертное учреждение для производства экспертизы.

83. 14 апреля 2009 года материалы были возвращены в суд без проведения экспертизы. Экспертное учреждение пояснило, что ответить на поставленные вопросы не представлялось возможным, так как судья сформулировал их в слишком общих выражениях, и что для проведения такого рода экспертизы требуются дополнительные эксперты.

(ii) Разбирательство под председательством судьи М.

84. В первом полугодии 2009 года судья З. отказался от участия в судебном процессе по причинам, которые остаются неизвестными. Его заменил судья М. Судебный процесс был возобновлен 3 июня 2009 года. Представляется, что в связи с заменой судьи разбирательство дела было начато сначала (см. ст. 242 УПК РФ в разделе "Применимое национальное законодательство" ниже).

85. На слушании 3 июня 2009 года сторона обвинения заявила, что она согласна прекратить дело в связи с истечением срока давности уголовного преследования обвиняемых. Однако заявитель и гр. М.С. настаивали на продолжении судебного разбирательства, отметив, что они хотят доказать свою невиновность.

86. Изучив список свидетелей, вызванных в суд, судья М. указал, что д-р Иг. была вызвана в суд, но суд "не получил никакой информации о том, что она была надлежащим образом уведомлена".

87. Обвинение вновь ходатайствовало об оглашении показаний гр. С.Д. и гр. Н.Д., полученных на стадии досудебного расследования, однако защита возражала и ходатайствовала о том, чтобы суд запросил информацию о том, могут ли эти свидетели лично дать показания суду.

88. 2 июля 2009 года судья М. принял решение огласить показания, которые гр. С.Д. дала на стадии досудебного расследования. Исходя из материалов дела и "согласно полученной информации", судья постановил, что состояние здоровья гр. С.Д. не позволяло ей участвовать в процессе.

89. Судья также указал на невозможность допросить привлеченного эксперта д-ра Иг., однако не объяснил, почему именно, и принял решение огласить ее показания, снятые следователем.

90. 4 июля 2009 года судья М. запросил мнение краевой психиатрической больницы о том, позволяет ли состояние здоровья гр. С.Д. и гр. Н.Д. принимать участие в судебном разбирательстве. 11 июля 2009 года из больницы поступил ответ о том, что поскольку гр. С.Д. и гр. Н.Д. не проходили лечение в этой больнице, ответить на вопрос о том, могут ли они участвовать в разбирательстве, не представляется возможным.

91. Затем судья огласил показания нескольких других свидетелей, которые были допрошены на ранних стадиях разбирательства, в том числе показания гр. З.Д. (матери потерпевшей) и гр. Е.Д. (брата потерпевшей).

92. Представляется, что в ходе следующих слушаний судья заслушал устные показания нескольких свидетелей, а именно, гр. Е.Ив. и гр. Д. Однако Власти не представили копии протоколов соответствующих слушаний.

93. 7 декабря 2009 года судья М. допросил двух экспертов - д-ра Ч. (который участвовал в подготовке заключений N 197 и N 36) и д-ра Н. (который участвовал в подготовке заключения N 1170). В ходе допроса д-р Ч. заявил, в частности, что пробелы предыдущих экспертиз можно заполнить, проведя еще одну психиатрическую экспертизу гр. С.Д. Д-р Н. был такого же мнения.

94. Защита ходатайствовала перед судом об оглашении показаний эксперта д-ра А., который подготовил заключение 5 мая 2004 года и был допрошен в ходе первого разбирательства дела. Судья согласился, и протокол показаний д-ра А. был исследован.

95. В тот же день защита ходатайствовала перед судом о назначении дополнительной экспертизы для выяснения причин психического расстройства гр. С.Д. и его связи с ее участием в программах Организации. Защита заявила, что проведенные ранее экспертизы были непоследовательными и не содержали ответы на некоторые важные вопросы.

96. Это ходатайство было отклонено: судья решил, что полученных ранее заключений достаточно, чтобы сделать вывод по существу дела. Судебное следствие было завершено, и судья просил стороны перейти к прениям.

(b) Второе решение суда первой инстанции и апелляционное обжалование

97. 25 декабря 2009 года Центральный районный суд г. Хабаровска признал заявителя и гр. М.С. виновными в соответствии с ч. 1 ст. 235 Уголовного кодекса РФ.

98. Районный суд установил, что в период с 24 апреля по 23 июня 2002 года под видом "программ" и "тренингов" заявитель и гр. М.С. оказывали гр. С.Д. следующие медицинские услуги: "психологическая адаптация"; "аутогенная тренировка", "диетотерапия", "лечебная физкультура" и "психотерапевтическая помощь". Все эти мероприятия относятся к различным отраслям медицины (например, к психотерапии, психиатрии и наркологии). Характер деятельности обвиняемой сам по себе свидетельствует о том, что она действовала обдуманно и осознанно. Для оказания указанных услуг требуются специальная подготовка и лицензия. Подсудимые действовали без лицензии и не имели медицинского образования. Между участием гр. С.Д. в программе и проблемами со здоровьем, которые она испытывала в 2003 году, имеется прямая причинная связь. Таким образом, своими неправомерными действиями заявитель и гр. М.С. причинили гр. С.Д. средней тяжести вред здоровью по неосторожности.

99. В обоснование своих выводов суд сослался на следующее: показания гр. С.Д. от 24 марта 2003 года и 22 апреля 2004 года, показания гр. Н.Д., сестры предполагаемой потерпевшей, данные в ходе досудебного расследования 9 сентября 2003 года, показания гр. З.Д. (матери предполагаемой потерпевшей) и гр. Е.Д. (брата) в суде.

100. Кроме того, суд сослался на заключения экспертов, а именно, заключения экспертов от 25 июля 2003 года (N 1170), 19 ноября 2003 года (N 197) и 9 апреля 2004 года (N 36), заключение эксперта д-ра Ив. от 1 апреля 2005 года и протокол допроса д-ра Иг. у следователя. Суд также сослался на устные показания экспертов д-ра Н. и д-ра Ч., данные в ходе судебного разбирательства.

101. Суд также сослался на другие доказательства, а именно, протоколы свидетельских показаний гр. Е.К., гр. О.Л., гр. Е.Б., гр. И.Г. и других лиц, которые были даны либо следователю на стадии расследования, либо в ходе первого судебного разбирательства. Суд также руководствовался документальными доказательствами, в том числе историей болезни гр. С.Д., уставом Организации, а также ее брошюрами и листовками.

102. Суд исключил как неубедительные свидетельские показания гр. К. (свидетеля защиты) и гр. Д. (свидетеля защиты), а также не исследовал показания д-ра Л. Суд также исключил показания свидетелей, которые сами принимали участие в программах Организации, на том основании, что их мнение о характере и влиянии этих программ было "субъективным".

103. Заключения специалистов, представленные защитой, суд признал недопустимыми доказательствами. В частности, районный суд постановил, что заключения профессора З. и НПА являются недопустимыми на том основании, что они были получены в нарушение ст. ст. 58, 251, 270 УПК РФ. Суд пояснил, что в соответствии с действующим законодательством, "сторона по делу не может по собственной инициативе и вне судебного заседания запрашивать и получать заключение специалиста" (стр. 25-26 решения).

104. Письменные показания д-ра А. были исключены на том основании, что д-р А. ранее подготовил заключение эксперта по этому же делу. Следовательно, в соответствии с ч. 2 ст. 72 УПК РФ, он не мог допрашиваться в качестве "специалиста".

105. Что касается ссылок в заключении д-ра Ив. от 1 апреля 2005 года на законодательные акты, принятые после событий, вменяемых заявителю, то суд отметил, что это не противоречит выводам д-ра Ив., но лишь подкрепляет их, и что д-р Ив. также ссылалась и на законодательные акты, действующие на момент рассматриваемых событий (стр. 27 решения).

106. В заключительной части решения суд отметил следующее:

"Суд считает, что [представленные сторонами] доказательства являются допустимыми, относящимися к делу и достоверными в той степени, в которой они не противоречат фактическим обстоятельствам дела, установленным судом".

Районный суд приговорил заявителя к двум годам лишения свободы; однако она была освобождена от отбывания наказания в связи с истечением соответствующего срока давности, установленного законом. Гр. М.С. была приговорена к одному году и шести месяцам тюремного заключения.

107. Защита обжаловала решение районного суда. В частности, ответчики заявили, что судья М. положил в основу решения показания свидетелей, которых суд не допросил непосредственно в судебном заседании. Они также обжаловали отказ суда первой инстанции принять в качестве доказательств заключения специалистов, представленные стороной защиты, и назначить новую экспертизу состояния здоровья гр. С.Д. 25 марта 2010 года Хабаровский краевой суд оставил обвинительный приговор в силе. Суд апелляционной инстанции не выявил нарушений норм материального права или норм процессуального права при рассмотрении дела судом первой инстанции. Краевой суд определил, в частности, что защита дала согласие на оглашение показаний, данных ранее предполагаемой потерпевшей и ее родственниками. Краевой суд отметил, что протокол допроса гр. С.Д. у следователя является надежным источником информации, поскольку она давала эти показания тогда, когда не страдала психическим расстройством.

II. Применимое национальное законодательство

A. Ответственность за незаконное занятие медицинской практикой

108. Ст. 235 УК РФ в редакции, действующей в соответствующий период времени, устанавливала ответственность за незаконное занятие частной медицинской практикой или частной фармацевтической деятельностью:

Статья 235. Незаконное занятие частной медицинской практикой или частной фармацевтической деятельностью

1. Занятие частной медицинской практикой или частной фармацевтической деятельностью лицом, не имеющим лицензии на избранный вид деятельности, если это повлекло по неосторожности причинение вреда здоровью человека, наказывается штрафом..., либо ограничением свободы..., либо лишением свободы на срок до трех лет.

2. То же деяние, повлекшее по неосторожности смерть человека, наказывается ограничением свободы на срок до пяти лет или лишением свободы на тот же срок.

109. Ст. 15 закона "Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан" 1993 года (Федеральный закон N 5487-1), действовавшего в период, относящийся к обстоятельствам дела, установлены требование о лицензировании медицинской деятельности, а также порядок и основные условия получения лицензии. Постановлением Правительства РФ от 21 мая 2001 года (утратившим силу 4 июля 2002 года) были установлены дополнительные положения и правила, касающиеся порядка получения лицензии на осуществление медицинской деятельности. Кроме того, Постановление содержало перечень работ и услуг, входящих в медицинскую деятельность, в который были включены, помимо прочего, лечебная физкультура, психотерапия и диетология. В ст. 57 закона "Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан" 1993 года было дано определение понятия "народная медицина": "методы оздоровления, профилактики, диагностики и лечения, основанные на опыте многих поколений людей, утвердившиеся в народных традициях и не зарегистрированные в порядке, установленном законодательством". Эта статья предусматривала, что правом на занятие народной медициной в качестве "целителя" обладают граждане, получившие специальный диплом, выдаваемый органами исполнительной власти субъектов Российской Федерации в области здравоохранения. В соответствии с последним абзацем ст. 57, "незаконное занятие народной медициной" влекло за собой уголовную ответственность.

B. Экспертные доказательства и документальные доказательства

110. Ст. 74 УПК РФ содержит полный перечень источников сведений, которые могут использоваться в качестве доказательств в уголовном процессе. В этот перечень входят, в частности, заключение эксперта и показания эксперта, а также "иные документы" (ч. 2 и ч. 6 ст. 74). Ч. 1 ст. 84 УПК РФ предусматривает, что "иные документы" допускаются в качестве доказательств, если изложенные в них сведения имеют значение для установления обстоятельств, установление которых необходимо в рамках уголовного процесса.

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Вместо слов "ч. 2 и ч. 6 ст. 74" следует читать "п.п. 3 и 6 ч. 2 ст. 74"

111. УПК РФ (ст. 57 и ст. 58) разделяет привлечённых экспертов на две группы: "экспертов" proprio sensu (в собственном (узком) смысле) и "специалистов". Их роли в процессуальных действиях иногда схожи, хотя и не идентичны. В то время как "эксперты" часто занимаются проведением сложных судебно-медицинских экспертиз до суда (в числе которых, например, дактилоскопическая экспертиза или исследование трупа), "специалист" призван содействовать стороне обвинения или суду в применении технических средств, исследовании вещественных доказательств, в разъяснении результатов "экспертиз", оценке методов, используемых "экспертами", их компетентности и т.д. И эксперт, и специалист может лично представлять суду письменные заключения и (или) показания (ст. 80 УПК РФ). В соответствии со ст. 57 УПК РФ (со ссылками на прочие положения УПК), право назначать экспертизу принадлежит следователю или суду первой инстанции. Суд может вынести постановление о назначении экспертизы по собственной инициативе или по ходатайству сторон.

112. Ч. 1 ст. 58 УПК РФ определяет функции "специалиста" (в той мере, в какой это относится к данному делу) следующим образом:

"Специалист - лицо, обладающее специальными знаниями, привлекаемое к участию в процессуальных действиях..., для содействия в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов..., применении технических средств..., для постановки вопросов эксперту, а также для разъяснения сторонам и суду вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию".

113. Ч. 2 ст. 58 УПК РФ предусматривает, что вызов специалиста и порядок его участия в судопроизводстве определяются ст. 168 и ст. 270 УПК РФ (см. ниже).

114. Ч. 4 ст. 58 УПК РФ гласит, что специалист не вправе уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя или в суд.

115. Ст. 168 УПК РФ посвящена участию специалиста в следственных действиях на досудебной стадии расследования по требованию следователя. Эта статья предусматривает, со ссылкой на ч. 5 ст. 164, что следователь должен разъяснить специалисту его права и ответственность, удостовериться в его компетентности и выяснить его отношение к подозреваемому, обвиняемому и потерпевшему.

116. В соответствии со ст. 251 УПК РФ, вызванный в суд специалист участвует в судебном разбирательстве в порядке, установленном ст. 58 и ст. 270 УПК РФ.

117. Ст. 270 УПК РФ гласит, что председательствующий судья разъясняет специалисту его права и ответственность.

118. Согласно ст. 75 УПК РФ, доказательства, полученные с нарушением требований УПК РФ, являются недопустимыми. В силу ч. 2 ст. 50 Конституции РФ, при осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона.

119. Ст. 286 УПК РФ предусматривает, что документы, представленные в судебное заседание сторонами, могут быть на основании определения или постановления суда приобщены к материалам дела.

C. Заключения экспертов, полученные следственными органами

120. Глава 27 УПК РФ регулирует производство экспертизы на стадии расследования (то есть, до начала судебного процесса). Ч. 2 ст. 195 предусматривает, что "судебная экспертиза" (то есть, экспертиза для использования в суде) производится "государственными судебными экспертами и иными экспертами из числа лиц, обладающих специальными знаниями". Ч. 3 ст. 195 предусматривает, что следователь знакомит обвиняемого с постановлением о назначении судебной экспертизы. В соответствии со ст. 198, ответчик имеет право заявлять отвод эксперту или ходатайствовать о производстве судебной экспертизы в другом экспертном учреждении, ходатайствовать о внесении в постановление о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту, присутствовать с разрешения следователя при производстве судебной экспертизы, давать объяснения эксперту.

D. Собирание доказательств стороной защиты

121. Старая редакция УПК РФ (действовавшая до 2002 года) предусматривала, что полномочиями по сбору доказательств обладают следственные органы. Новая редакция УПК РФ (применимая в данном деле) признает право защиты на собирание доказательств, хотя и с немаловажными ограничениями. Так, в ч. 2 ст. 53 УПК РФ предусматривается, что защитник вправе "собирать и представлять доказательства, необходимые для оказания юридической помощи, в порядке, установленном частью третьей статьи 86 настоящего Кодекса". Среди других прав защитника в ч. 3 ст. 53 указано право "привлекать специалиста в соответствии со статьей 58 настоящего Кодекса". Однако это не позволяет защите поручать подготовку "заключений экспертов" и подготавливать их.

122. Ст. 86 нового УПК формулирует правила собирания доказательств следующим образом:

"1. Собирание доказательств осуществляется в ходе уголовного судопроизводства... следователем, прокурором и судом путем производства следственных и иных процессуальных действий, предусмотренных настоящим Кодексом.

2. [Обвиняемый] и [его] представители вправе собирать и представлять письменные документы... для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств.

3. Защитник вправе собирать доказательства путем:

1) получения предметов, документов и иных сведений;

2) опроса лиц с их согласия;

3) истребования... документов от органов государственной власти... и организаций, которые обязаны предоставлять запрашиваемые документы или их копии".

123. Право защитника получать экспертные доказательства определено в п. 4 ч. 3 ст. 6 Федерального закона N 63-ФЗ 2002 года "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации":

"... 3. Адвокат вправе (4) привлекать на договорной основе специалистов для разъяснения вопросов, связанных с оказанием [адвокатом] юридической помощи".

124. Ч. 4 ст. 271 УПК РФ предусматривает, что суд не вправе отказать в допросе лица в качестве свидетеля или "специалиста", явившегося в суд по инициативе одной или другой стороны.

E. Позиция Верховного Суда по вопросу экспертных доказательств

125. 21 декабря 2010 года Пленум Верховного Суда Российской Федерации издал Постановление N 28 "О судебной экспертизе по уголовным делам". Это Постановление заменило очень давнее Постановление Верховного Суда СССР 1971 года, основанное на действовавшем в Советском Союзе уголовно-процессуальном кодексе.

126. В соответствии с п. 1 указанного Постановления, если суду требуются специальные знания в науке, технике, искусстве или ремесле, то для разрешения возникших в ходе судебного разбирательства вопросов суд должен обратиться за производством "судебной экспертизы". Если же проведение исследования не требуется, то возможен допрос "специалиста". Суд может обратиться за помощью к негосударственному судебно-экспертному учреждению или отдельным экспертам, но Постановлением установлены дополнительные условия для производства таких судебных экспертиз. В соответствии с п. 6 Постановления, справки, акты, заключения и иные формы фиксации результатов исследования, полученные по запросу органов следствия или суда, не могут рассматриваться как "заключение эксперта".

127. В соответствии с п. 19 Постановления, по ходатайству стороны или по собственной инициативе суд может привлекать "специалиста" для оказания помощи суду в оценке заключения эксперта и допросе эксперта. Разъяснения "специалист" дает в форме устных показаний или письменного заключения. В соответствии с п. 20 Постановления, разъяснения "специалиста", как и заключение и показания "эксперта", могут быть приняты судом, как и любое другое доказательство; однако Верховный Суд подчеркнул, что специалист "не проводит исследование вещественных доказательств" и "не формулирует выводы, а лишь высказывает суждение по вопросам, поставленным перед ним сторонами". Верховный Суд приходит к выводу, что в случае необходимости проведения "исследования" суд должен назначить проведение "экспертизы".

128. В соответствии с п. 22 Постановления, суд должен допросить в судебном заседании "специалиста", явившегося в судебное заседание по инициативе любой стороны. Однако суд может отказать в допросе этого лица, если оно не обладает специальными знаниями в вопросах, поставленных перед ним соответствующей стороной.

F. Оглашение свидетельских показаний в суде

129. Ст. 281 УПК РФ ("Оглашение показаний потерпевшего и свидетеля") в соответствующей части гласит:

"2. При неявке в судебное заседание потерпевшего или свидетеля суд вправе по ходатайству стороны или по собственной инициативе принять решение об оглашении ранее данных ими показаний... в случаях:

1) смерти потерпевшего или свидетеля;

2) тяжелой болезни, препятствующей явке в суд;

3) отказа потерпевшего или свидетеля, являющегося иностранным гражданином, явиться по вызову суда;

4) стихийного бедствия или иных чрезвычайных обстоятельств, препятствующих явке в суд.

3. По ходатайству стороны суд вправе принять решение об оглашении показаний... свидетеля... при наличии существенных противоречий между [устными] показаниями, данными в суде, и ранее данными показаниями".

G. Замена судьи

130. Ст. 242 УПК РФ ("Неизменность состава суда") гласит:

"1. Дело рассматривается одним и тем же судьей или одним и тем же составом суда.

2. Если кто-либо из судей лишен возможности продолжать участие в судебном заседании, то он заменяется другим судьей и судебное разбирательство уголовного дела начинается сначала".

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

131. Заявитель обратилась с жалобой на то, что судебное разбирательство по ее делу не было справедливым и что защита была поставлена в невыгодное положение по сравнению с обвинением в том, что касается принятия и исследования доказательств. Заявитель ссылается на п. 1 и п. 3 (г) ст. 6 Конвенции, которые гласят:

"1. Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое... разбирательство дела...

...

3. Каждый обвиняемый в совершении уголовного преступления имеет как минимум следующие права:

(г) допрашивать показывающих против него свидетелей или иметь право на то, чтобы эти свидетели были допрошены, и иметь право на вызов и допрос свидетелей в его пользу на тех же условиях, что и для свидетелей, показывающих против него..."

A. Доводы сторон

1. Власти

132. Власти не согласились с доводами заявителя.

133. Власти признали, что предполагаемая потерпевшая, гр. С.Д., не была допрошена непосредственно в суде первой инстанции и суде апелляционной инстанции. Когда ее допрашивал следователь, представитель защиты при этом не присутствовал. Тем не менее защита не возражала против того, чтобы обвинение огласило в ходе судебного разбирательства протокол показаний, которые ранее дала гр. С.Д. Кроме того, суд принял решение не вызывать ее в качестве свидетеля в суд, потому что врачи пришли к выводу, что ее участие в судебном процессе может быть для нее травмирующим. Гр. С.Д. была уведомлена о времени и месте проведения слушания в суде апелляционной инстанции; однако она не явилась в суд по неизвестным причинам. Власти заявили, что защита не требовала допросить гр. С.Д. непосредственно во время заседания суда апелляционной инстанции.

134. Мать и брат потерпевшей (гр. З.Д. и гр. Е.Д.) лично давали показания в суде первой инстанции в ходе первого разбирательства дела. Таким образом, защита имела возможность допросить их. Когда в ходе нового разбирательства дела суд принял решение огласить показания этих свидетелей, защита не возражала.

135. Что касается экспертиз, назначенных следователем, Власти отметили, что они были проведены 25 июля 2003 года (заключение N 1170), с 1 по 19 ноября 2003 года (N 197), с 10 января по 9 апреля 2004 года (N 36) и 1 апреля 2005 года. Обвинение было предъявлено заявителю 26 ноября 2004 года; таким образом, она участвовала в производстве только последней экспертизы от 1 апреля 2005 года.

136. Однако в ходе судебного разбирательства защита имела возможность допросить двух экспертов: гр. Ч., который участвовал в подготовке заключений N 197 и N 36, и гр. Н., одного из авторов заключения N 1170 (см. пп. 18, 20, 23 выше).

137. Власти указали, что в соответствии с законодательством Российской Федерации, защита и обвинение равны перед судом. Однако это не означает, что защита имеет неограниченный выбор средств для предоставления доказательство по делу: так, УПК РФ определяет формы, в которых защита может представлять экспертные доказательства. Ст.ст. 197-207, 283 УПК РФ и ст. ст. 19-25 Федерального закона "О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации" предусматривают, что судебная экспертиза в государственном судебно-экспертном учреждении производится по постановлению лица, производящего дознание или следователя, прокурора или по определению суда. Защита не имеет права обращаться в такое учреждение за производством экспертизы.

138. Закон предусматривает определенные процессуальные гарантии, обеспечивающие участие стороны защиты в судебной экспертизе: так, защита может заявить ходатайство следователю о назначении судебной экспертизы. После назначения экспертизы сторона защиты может получить копию постановления следователя, ходатайствовать о производстве экспертизы в другом экспертном учреждении и заявлять отвод экспертам, отвечающим за производство экспертизы, ходатайствовать о внесении в постановление о назначении судебной экспертизы дополнительных вопросов эксперту и т.д. Защита также может оспорить в суде действия или бездействие следователя. В случаях недостаточной ясности или неполноты заключения эксперта защита может ходатайствовать о назначении дополнительной экспертизы или повторной экспертизы по тому же вопросу в другом экспертном учреждении. Власти заявили, что защита реализовала все эти права в ходе судебного разбирательства.

139. В целом Власти утверждали, что защита имела возможность представить свои доказательства в суде. Так, суд допросил двух свидетелей защиты: гр. К. и гр. Д. Национальный суд (в ходе первого разбирательства дела) в своем решении опирался на показания, данные этими свидетелями.

140. Что касается письменных заключений профессора З. и НПА, в которых выводы заключения от 25 июля 2003 года (N 1170) были подвергнуты критике, Власти указали, что эти заключения не являются допустимыми доказательствами в соответствии с п. 3 ч. 2 ст. 75 УПК РФ. Эти "специалисты" были привлечены для дачи заключения в нарушение порядка, установленного ст. ст. 58, 251, 270 УПК РФ.

141. 7 декабря 2009 года суд отказался провести дополнительную экспертизу, ссылаясь на ст. 283 и ст. 207 УПК РФ. В суде апелляционной инстанции защита не пыталась приобщить к делу новые материалы или заключения "специалистов".

142. Власти пришли к выводу, что судебное разбирательство по делу заявителя было "справедливым" по смыслу ст. 6 Конвенции.

2. Заявитель

143. Заявитель подтвердила, что потерпевшая, гр. С.Д., не давала показаний непосредственно ни в суде первой инстанции, ни в суде апелляционной инстанции. Защита не смогла допросить ее ни в суде, ни на стадии расследования.

144. Нет никаких доказательств того, что какое-либо серьезное заболевание мешало гр. С.Д. на протяжение всего разбирательства явиться в суд. В соответствии со ст. 196 УПК РФ, судья обязан был назначить специальную психиатрическую экспертизу состояния здоровья гр. С.Д., чтобы определить, может ли она давать устные показания в суде, но это не было сделано. Остается неясным, почему гр. С.Д. и ее родственники не явились в суд апелляционной инстанции.

145. Несмотря на то, что защита согласилась на оглашение письменных показаний некоторых свидетелей, это согласие не может быть истолковано как отказ от права на непосредственный допрос этих свидетелей. Защите удалось допросить гр. З.Д. и гр. Е.Д. в ходе первого разбирательства дела, но этого было недостаточно, так как судья, признавший заявителя виновной, не оценивал их показания непосредственно. Кроме того, в ходе первого разбирательства дела защите не было известно о том, что брат и сестра потерпевшей страдали психическими расстройствами.

146. Защита не имела возможности участвовать в подготовке заключений экспертов на стадии расследования дела. Следователь отклонил все ходатайства защиты о проведении дополнительных судебных экспертиз.

147. Заявитель также дала свое толкование норм УПК РФ, регламентирующих порядок собирания доказательств сторонами и статус этих доказательств. Заявитель подчеркнула, что Власти признали тот факт, что в то время как защита не имела права получать заключения экспертов, следователь и суд обладали такими полномочиями. Когда защита пыталась приобщить к делу письменное заключение профессора З., суд отказался принять его в качестве доказательства. Кроме того, 7 декабря 2009 года суд отказался назначить дополнительную экспертизу. В своем решении суд не уделил внимания заключению д-ра А.

148. Заявитель также указала, что ухудшение состояния психического здоровья гр. С.Д. в 2002 году было обусловлено более ранними обстоятельствами, а не ее участием в программах Организации. Заявитель также подвергла критике суд в связи с тем, что суд не провёл различий между ее действиями и действиями второго ответчика, гр. М.С., которая единолично курировала программу "Вечность", проведение которой имело место непосредственно перед ухудшением психического состояния гр. С.Д..

149. Заявитель пришла к выводу, что судебное разбирательство по ее делу было несправедливым и настаивала на пересмотре судебного решения.

B. Приемлемость

150. Европейский Суд отмечает, что Власти не выдвинули никаких официальных возражений против приемлемости этой жалобы. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной по смыслу п. 3 (а) ст. 35 Конвенции. Европейский Суд также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, она должна быть признана приемлемой.

C. Существо жалобы

1. Неявка гр. С.Д. в суд

(a) Общие принципы

151. Европейский Суд напоминает, что одним из основных аспектов права на справедливое судебное разбирательство является состязательный характер уголовного процесса, а также равенство процессуальных возможностей сторон обвинения и защиты, что означает, что как стороне обвинения, так и стороне защиты должна быть обеспечена возможность знакомиться с объяснениями и доказательствами, представленными другой стороной, и представлять по ним замечания. (См. постановление по делу "Доусетт против Соединенного Королевства" (Dowsett v. the United Kingdom), жалоба N 39482/98, п. 41, ЕСПЧ 2003-VII, и постановление по делу "Бельзюк против Польши" (Belziuk v. Poland), 25 марта 1998 года, п. 37, Сборник судебных решений, 1998-II.)

152. В п. 3 (г) ст. 6 Конвенции закреплен принцип, состоящий в том, что перед тем, как обвиняемый может быть осужден, все доказательства против него обычно должны представляться в его присутствии в открытом судебном заседании с целью обеспечения состязательного процесса. Исключения из этого принципа возможны, но они не должны нарушать права защиты, которые, как правило, подразумевают предоставление обвиняемому реальной и адекватной возможности заявлять отвод свидетелю, дающему против него показания, и допрашивать его либо когда этот свидетель даёт свои показания, либо на более поздней стадии судебного разбирательства. (См. постановления по делам "Лука против Италии" (Lucа v. Italy), жалоба N 33354/96, п. 39, ЕСПЧ 2001-II; "Солаков против "бывшей Югославской Республики Македония" (Solakov v. "the former Yugoslav Republic of Macedonia"), жалоба N 47023/99, п. 57, ЕСПЧ 2001-X; а также постановление Большой Палаты по делу "Аль-Хавайя и Тахири" (Al-Khawaja and Tahery), жалобы N 26766/05, N 22228/06, п. 118, ЕСПЧ 2011.) В отношении отсутствующих свидетелей Большая Палата Европейского Суда изложила два соображения при определении того, совместимо ли признание допустимыми показаний таких свидетелей с правом на справедливое судебное разбирательство. Во-первых, должно быть установлено, что для неявки свидетеля в суд имелась веская причина. Во-вторых, даже если причина была веской, то права на защиту могут быть ограничены до степени несовместимости с гарантиями ст. 6 Конвенции в случаях, когда приговор основан исключительно или в решающей степени на показаниях человека, которого обвиняемый не имел возможности допросить. Соответственно, если показания отсутствующего свидетеля являются единственным или решающим основанием для вынесения обвинительного приговора, то в таком случае необходимы достаточные уравновешивающие условия, в том числе вполне определенные процессуальные гарантии, обеспечивающие беспристрастную и надлежащую оценку надежности этих показаний (см. постановление по делу "Аль-Хавайя и Тахири", упомянутое выше, пп. 119, 147).

153. Европейский Суд также напоминает, что право защиты допрашивать свидетелей и проверять другие доказательства, представленные обвинением, следует рассматривать с учетом более общей гарантии состязательности процесса, закрепленной в концепции справедливого судебного разбирательства в соответствии с п. 1 ст. 6 Конвенции. (См., в числе прочих источников, постановления по делам "F.C.B. против Италии" (F.C.B. v. Italy), 28 августа 1991 года, п. 29, Серия A N 208 B; "Пуатримоль против Франции" (Poitrimol v. France), постановление от 23 ноября 1993 года, п. 29, Серия A N 277 A; "Аль-Хавайя и Тахири", упомянутое выше, п. 118.) Даже в случаях, когда защита имела возможность провести перекрестный допрос свидетеля или эксперта на стадии полицейского расследования, эта возможность не может заменить собой перекрестный допрос этого свидетеля или эксперта в суде в присутствии судей. Важным элементом справедливого уголовного процесса является конфронтация (очная ставка) обвиняемого и свидетеля "в присутствии судьи, который будет выносить решение по делу", для того чтобы судья заслушал свидетеля непосредственно, понаблюдал за его поведением и сформировал мнение о его надежности. (См. дело "P.K. против Финляндии" (P.K. v. Finland) (реш.), жалоба N 37442/97, 9 июля 2002 года; см. также, mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), дело "Милан против Италии" (Milan v. Italy) (реш.), жалоба N 32219/02, 4 декабря 2003 года; постановление по делу "Питкянен против Финляндии" (Pitkanen v. Finland), жалоба N 30508/96, пп. 62-65, 9 марта 2004 года; см. также постановление по делу "Пичугин против Российской Федерации" (Pichugin v. Russia), жалоба N 38623/03, п. 199, 23 октября 2012 года; и, mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), постановление по делу "Валерий Лопата против Российской Федерации" (Valeriy Lopata v. Russia), жалоба N 19936/04, п. 128, 30 октября 2012 года.)

(b) Применимость в настоящем деле

154. Стороны не оспаривают того, что гр. С.Д. не давала показаний в суде и что защита ее не допрашивала. Вместо этого районный суд использовал ее показания, полученные в ходе полицейского расследования.

(i) Отказывалась ли защита от своего права допросить гр. С.Д.

155. Власти заявили, что согласие заявителя на использование протокола свидетельских показаний гр. С.Д. в ходе разбирательства под председательством судьи М. (см. п. 77 выше) было равносильно отказу заявителя от права на допрос гр. С.Д. в судебном заседании.

156. Европейский Суд напоминает, что ст. 6 не исключает молчаливый отказ от той или иной гарантии справедливого судебного разбирательства (см. постановление по делу "Талат Тунч против Турции" (Talat Tunc v. Turkey), жалоба N 32432/96, п. 59, 27 марта 2007 года). Однако такой отказ должен быть, среди прочего, "однозначно" зафиксирован (см. постановление Большой Палаты по делу "Сейдович против Италии" (Sejdovic v. Italy), жалоба N 56581/00, п. 86, ЕСПЧ 2006-II).

157. Показание свидетеля может быть представлено в ходе судебного разбирательства в одной из двух форм: в виде записи (письменный протокол, звукозапись или видеозапись) или непосредственно, с помощью устного допроса свидетеля сторонами в присутствии суда. Как следует из текста п. 3 (г) ст. 6, в Конвенции придается особое значение прямому состязательному допросу свидетеля в присутствии суда. Тем не менее Конвенция не исключает, что стороны также могут использовать в качестве доказательств заявления и показания, сделанные или данные свидетелем ранее, например, чтобы раскрыть противоречия в его устных показаниях или поставить под сомнение его надежность (см. постановление по делу "Саиди против Франции" (Saidi v. France), 20 сентября 1993 года, п. 43, Серия A N 261-C). С этой точки зрения использование показаний, данных свидетелем ранее, не противоречит п. 3 (г) ст. 6, по крайней мере, само по себе.

158. Таким образом, можно допустить, что в суде могут быть представлены запротоколированные показания свидетеля, а также проведен его устный допрос. УПК РФ предусматривает, что показания свидетеля могут быть оглашены в суде в случае, если свидетель не явился лично, но это не исключает личный допрос этого свидетеля (см. ч. 3 ст. 281 УПК РФ, приводится в п. 129 выше). Свидетель может отсутствовать в определенный день судебного разбирательства, но присутствовать на более позднем заседании. Точно так же за устным допросом свидетеля в суде может последовать оглашение показаний, данных им ранее.

159. Обстоятельства данного дела указывают на то, что судья рассматривал возможность вызова гр. С.Д. в суд, несмотря на то, что ее показания уже были оглашены (так, ее показания были оглашены в суде 2 июля 2009 года, а 4 июля 2009 года судья просил врачей дать заключение относительно того, можно ли гр. С.Д. давать показания в судебном заседании (см. п. 88 и следующие выше)). Кроме того, сторона обвинения внесла гр. С.Д. в список свидетелей, подлежащих вызову в суд. При таких обстоятельствах становится ясно, что решение защиты не возражать против оглашения ранее данных показаний гр. С.Д. в ходе разбирательства под председательством судьи З. не может быть истолковано как однозначный отказ от права защиты лично допросить свидетеля в соответствии с п. 3 (г) ст. 6 Конвенции.

160. Более того, Европейский Суд отмечает, что в ходе слушания под председательством судьи М. (состоявшегося 2 июля 2009 года) защита возражала против оглашения показаний гр. С.Д., полученных на стадии расследования (см. п. 87 выше). Судья М. начал слушание дела заново, и именно судья М. вынес оспариваемый приговор. Таким образом, не имеет значения тот факт, что в ходе предшествующего разбирательства под председательством судьи З. защита согласилась на оглашение показаний, данных ранее гр. С.Д.

161. Власти не упомянули ни об одном другом эпизоде разбирательства, в котором бы защита отказалась от своего права допросить гр. С.Д. Европейский Суд приходит к выводу, что защита не отказывалась от своего права допросить гр. С.Д. в судебном заседании.

(ii) Причины неявки гр. С.Д. в суд и ее важность как свидетеля

162. Европейский Суд напоминает, что судья суда первой инстанции имел в своем распоряжении только письменный протокол показаний, данных гр. С.Д. Эти показания были получены следователем управления внутренних дел без участия защиты.

163. По мнению судьи М., который рассмотрел дело и вынес оспариваемое решение, нестабильное психическое состояние гр. С.Д. не позволяло ей принять участие в судебном процессе. Европейский Суд отмечает, что гр. С.Д. действительно страдала психическим расстройством, которое, как утверждается, было обусловлено действиями заявителя и гр. М.С. Европейский Суд признает, что интересы свидетеля, в частности, физическая и психическая неприкосновенность предполагаемой потерпевшей, являются важными факторами, которые могут иногда предполагать необходимость ограничения прав на защиту в соответствии с п. 3 (г) ст. 6. Решение судей национальных судов не вызывать гр. С.Д. в суд для дачи показаний было основано на двух медицинских справках, выданных в январе 2006 года и в марте 2007 года, в которых говорилось, что ей не рекомендуется являться в суд, так как это может привести к рецидиву (см. пп. 58, 88 выше). Таким образом, решение судьи не вызывать гр. С.Д. в суд для дачи показаний было основано на известных фактических обстоятельствах и подкреплено мнением врачей. Европейский Суд готов признать, что решение по этому вопросу не было произвольным. (См. постановление по делу "Вронченко против Эстонии" (Vronchenko v. Estonia), жалоба N 59632/09, пп. 62, 63, 18 июля 2013 года, применительно к допросу несовершеннолетнего потерпевшего, ставшего жертвой сексуального насилия.)

164. Что гораздо важнее, Европейский Суд считает, что показания гр. С.Д. не содержали никаких убедительных доказательств против заявителя. Так, защита не отрицала, что гр. С.Д. принимала участие в программах, как она об этом и рассказывала, и что после этого у нее наблюдались проблемы со здоровьем. Защита также согласна с рассказом гр. С.Д. о занятиях и практиках, в которых она участвовала. Таким образом, представляется, что защита не пыталась опровергнуть основные пункты показаний гр. С.Д. Версия защиты по делу была построена на других доводах, которые были связаны с исследованием вопросов медицинского характера (существование причинно-следственной связи между психическим расстройством гр. С.Д. и ее участием в программе) и вопросов правового характера (выяснение, носила ли деятельность Организации "медицинский" характер). Маловероятно, чтобы гр. С.Д., не будучи специалистом, могла внести ясность в эти вопросы. Соответственно, Европейский Суд не находит, что показания гр. С.Д. были "единственным и решающим" доказательством против заявителя (см. постановление по делу "Аль-Хавайя и Тахири" (Al-Khawaja and Tahery), п. 152, и ср. с постановлением по делу "Вронченко против Эстонии" (Vronchenko v. Estonia), п. 59, оба упомянуты выше).

165. При таких обстоятельствах и, в частности, учитывая низкий уровень важности показаний гр. С.Д. как свидетеля, Европейский Суд готов сделать вывод о том, что ее неявка в суд не нанесла сколь бы то ни было значительный ущерб интересам защиты, а непосредственная забота о здоровье гр. С.Д. была важнее. Таким образом, по этому пункту не было нарушения п. 3 (г) ст. 6 Конвенции.

2. Работа с экспертными доказательствами

166. Заявитель также обратилась с жалобой на то, как суд первой инстанции отбирал и исследовал "экспертные доказательства". Заявитель утверждает, что районный суд принял для исследования заключения экспертов обвинения, в то время как заключения и мнения специалистов, предложенных стороной защиты, суд не принял как недопустимые. Заявитель также жаловалась на то, что защита не смогла принять участие в подготовке заключений экспертов.

167. При рассмотрении этих жалоб Европейский Суд будет ориентироваться на понятие "экспертные доказательства" во всей его широте, обозначающее источники информации, которые не описывают конкретные фактические обстоятельства дела, а содержат научный, технический или иной подобный анализ этих обстоятельств (что может быть также определено как "доказательства, полученные с помощью эксперта"). В то же время Европейский Суд не будет упускать из вида различие, которое российское законодательство проводит между двумя формами экспертных доказательств: заключения "экспертов" и заключения "специалистов", как устные, так и письменные (см. раздел "Применимое национальное законодательство" выше, п. 111).

(a) Общие принципы

168. Европейский Суд напоминает, что свидетели и эксперты играют разную роль в процессе и имеют различный статус. "Эксперты" не могут в полной мере быть приравнены к "свидетелям", по крайней мере, не во всех смыслах (см. постановление по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации" (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia), жалобы N 11082/06, N 13772/05, п. 711, 25 июля 2013 года). Поэтому при анализе вопроса о том, была ли необходима явка эксперта в суд, Европейский Суд будет в первую очередь руководствоваться принципами, закрепленными в концепции "справедливого судебного разбирательства" в соответствии с п. 1 ст. 6 Конвенции, и, в частности, гарантиями "состязательности" и "равенства процессуальных возможностей". С другой стороны, некоторые позиции Европейского Суда по вопросу допроса "свидетелей" в судебном заседании в соответствии с п. 3 (г) ст. 6, без сомнения, актуальны в случае исследования экспертных доказательств и могут применяться, mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), с учетом разницы в статусе и роли экспертов и свидетелей (см. постановление по делу "Бёниш против Австрии" (Bцnisch v. Austria), 6 мая 1985 года, п. 29, Серия A N 92, с последующими ссылками).

169. Решение вопроса о том, допустимо ли то или иное доказательство, является задачей, прежде всего, национальных судов (см. постановление Большой Палаты по делу "Гарсия Руис против Испании" (Garcia Ruiz v. Spain), жалоба N 30544/96, ЕСПЧ 1999-I, п. 28). Точно так же, в соответствии со ст. 6, обычно в функции Европейского Суда не входит выяснение того, являлось ли то или иное заключение эксперта, имевшееся в распоряжении национального суда, достоверным или нет (см. постановление по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации", упомянутое выше, п. 700). За некоторыми исключениями общее правило заключается в том, что судья национального суда обладает широкой свободой действий при выборе из взаимоисключающих экспертных заключений того, которое судья сочтет правдоподобным и убедительным. Однако правила о допустимости доказательств могут иногда идти вразрез с принципами равенства процессуальных возможностей сторон и состязательности процесса или иным образом повлиять на справедливость судебного разбирательства (см., например, постановление по делу "Тамминен против Финляндии" (Tamminen v. Finland), жалоба N 40847/98, пп. 40-41, 15 июня 2004 года). Применительно к экспертным доказательствам правила об их допустимости не должны лишать сторону защиты возможности эффективно оспорить их, в частности, путем приобщения к делу или получения других мнений и заключений. При определенных обстоятельствах отказ в праве провести альтернативную экспертизу вещественных доказательств может рассматриваться как нарушение п. 1 ст. 6 (см. постановление по делу "Стоименов против бывшей югославской Республики Македония" (Stoimenov v. the former Yugoslav Republic of Macedonia), жалоба N 17995/02, п. 38 и следующие, 5 апреля 2007 года).

(b) Применимость в настоящем деле

170. Обращаясь к данному делу, Европейский Суд отмечает, что во втором судебном решении, то есть, в решении районного суда, согласно которому заявитель была признана виновной, упоминались несколько заключений экспертов, а именно, заключение от 27 июля 2003 года (N 1170), заключение от 19 ноября 2003 года (N 197), заключение от 9 апреля 2004 года (N 36) и второе заключение д-ра Ив. от 1 апреля 2005 года. В своих выводах суд также опирался на протокол допроса д-ра Иг., проведенного следователем.

171. Кроме того, в решении содержались ссылки на устные показания экспертов гр. Ч. и гр. Н., а также историю болезни гр. С.Д.

172. Экспертные доказательства, представленные стороной обвинения суду, были призваны ответить на два ключевых вопроса в этом деле, а именно: (1) был ли причинен какой-либо вред физическому или психическому здоровью гр. С.Д. в результате ее участия в программах Организации; и (2) носили ли эти программы "медицинский" характер. Заключение N 1170 от 25 июля 2003 года должно было ответить на первый вопрос; заключения N 197 и N 36 (от 19 ноября 2003 года и 9 апреля 2004 года соответственно) касались обоих аспектов дела. Другие заключения, полученные следователем, в основном касались второго вопроса.

(i) Как были получены экспертные доказательства, касающиеся психического состояния гр. С.Д.

173. Европейский Суд отмечает, что все заключения экспертов, на которых было основано судебное решение, были получены следователем на стадии досудебного расследования. В случаях, когда следователь назначает экспертизу, ст. 198 УПК РФ даёт защите право на участие в подготовке экспертизы: защита может предлагать экспертов, ставить перед ними вопросы и так далее. Тот факт, что защита может играть определенную роль в подготовке заключения на этой ранней стадии, является важной процессуальной гарантией (см. п. 120 выше). Однако в данном деле защита не имела такой возможности, так как заключения экспертов были получены до того, как заявитель приобрела статус обвиняемого в рамках этого разбирательства (см. пп. 19, 34 выше). К тому моменту, когда заявителю были официально предъявлены обвинения, следователь уже получил несколько заключений экспертов, а именно, заключения N 1170, N 197, N 36, ссылка на которые содержится во вступившем в силу судебном решении, а также два заключения, которые не упомянуты в решении суда: заключение д-ра А. (от 5 мая 2004 года) и первое заключение д-ра Ив. (от 23 ноября 2004 года).

174. Европейский Суд отмечает, что защита пыталась добиться назначения дополнительной судебной экспертизы потерпевшей (см. п. 48 выше). Однако в этой связи следователь дал краткий ответ в том смысле, что в дополнительных экспертизах необходимости нет.

175. Итак, когда началось судебное разбирательство, суд имел в своем распоряжении только заключения экспертов, полученные стороной обвинения без участия стороны защиты. Само по себе это не противоречит Конвенции, при условии, что в ходе судебного процесса у защиты имелись соответствующие процессуальные инструменты для того, чтобы исследовать эти доказательства и эффективно оспорить их в судебном заседании.

(ii) Как экспертные доказательства, касающиеся психического состояния гр. С.Д., были исследованы в суде

(alpha) Отсутствие у защиты возможности допросить главного эксперта обвинения

176. Европейский Суд напоминает, что психическому состоянию гр. С.Д. посвящено заключение N 1170. Это было единственное заключение, основанное на непосредственном обследовании предполагаемой потерпевшей; все последующие экспертизы были основаны исключительно на материалах дела. Таким образом, доказательная ценность заключения N 1170 была особенно высокой.

177. Европейский Суд признает, что защита была хорошо осведомлена о содержании этого заключения, а значит, могла подвергнуть его выводы критике в суде. Однако права защиты этим не ограничивались. В соответствии с обширной прецедентной практикой Европейского Суда, защита должна иметь право изучать и ставить под сомнение не только заключения экспертов как таковые, но и добросовестность лиц, подготовивших эти заключения, подвергая их прямому допросу. (См., среди прочих источников, постановления по делам "Брандштеттер против Австрии" (Brandstetter v. Austria), 28 августа 1991 года, п. 42, Серия A, N 211; "Доорсон против Нидерландов" (Doorson v. the Netherlands), 26 марта 1996 года, пп. 81-82, Сборник судебных решений, 1996-II; и "Мирилашвили против Российской Федерации" (Mirilashvili v. Russia), жалоба N 6293/04, п. 158, 11 декабря 2008 года.)

178. Заключение N 1170 подготовили три эксперта. Один из них, д-р Гул., ни разу не дал показаний в судебном заседании по причинам, которые остаются неизвестными. Еще один член группы экспертов, д-р Н., давала показания в судебном заседании под председательством судьи М. Однако, как следует из ее устных показаний в суде, она считала, что у экспертов имеется неполная информация о характере и истории болезни гр. С.Д., и что выводы заключения N 1170 основаны на предположениях. В ходе нового разбирательства дела она высказала мнение о необходимости проведения еще одной психиатрической экспертизы гр. С.Д. с целью заполнения пробелов, имеющихся в первом заключении (см. пп. 60, 93 выше). Европейский Суд приходит к выводу, что устные показания д-ра Н. не подтверждали в достаточной мере версию обвинения по делу и даже противоречили ей.

179. При таких обстоятельствах защите было крайне важно лично допросить д-ра Иг. - единственного эксперта, которая на допросе у следователя твердо заявила, что, по ее мнению, между психическим расстройством гр. С.Д. и ее участием в программах Организации есть прямая причинная связь (см. п. 61 выше). Кроме того, Европейский Суд подчеркивает, что д-р Иг. выступила в роли докладчика комиссии экспертов, которая подготовила заключение N 1170. Поэтому личный допрос д-ра Иг. был важен для толкования выводов этого заключения.

180. Европейский Суд отмечает, что д-р Иг. не присутствовала в суде в ходе нового разбирательства дела (см. пп. 61, 89 выше). Как следует из протокола судебного заседания, защита настаивала на допросе д-ра Иг. в судебном заседании; однако по причинам, которые в протоколе не раскрываются, суды сочли это "невозможным". В условиях отсутствия объяснений со стороны Властей по этому вопросу и ввиду краткости соответствующей записи в протоколе судебного заседания, Европейский Суд приходит к выводу, что судья М. не установил причину отсутствия д-ра Иг. и не проверил, можно ли было обеспечить ее явку и допрос. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что д-р Иг. не была допрошена и в ходе первого разбирательства дела. Это объяснялось тем, что она собиралась переехать в другую страну (см. п. 61 выше). Однако д-ра Иг. можно было вызвать на перекрестный допрос в суд как минимум вплоть до 29 марта 2007 года. Когда суд принял решение огласить показания, ранее данные д-ром Иг. (27 марта 2007 года), она все еще находилась в стране. Таким образом, имелась возможность допросить этого свидетеля в ходе первого разбирательства дела, однако власти упустили эту возможность. Наконец, Европейский Суд отмечает, что защита не имела возможности допросить д-ра Иг. на стадии предварительного расследования - опять же, по причинам, которые остаются неизвестными.

181. При таких обстоятельствах Европейский Суд считает, что отсутствие д-ра Иг. в суде стало серьезным препятствием для защиты.

(beta) Отсутствие у защиты возможности добиться через суд назначения новой судебной экспертизы гр. С.Д.

182. Европейский Суд отмечает, что перекрестный допрос экспертов в ходе процесса не был единственным инструментом в распоряжении защиты для оспаривания заключения N 1170. Еще одно направление действий, к которым могла прибегнуть защита, состояло в том, чтобы добиться назначения новой судебной экспертизы гр. С.Д. Защита предприняла такую попытку 7 декабря 2009 года (см. п. 95 и следующие). В обоснование своего ходатайства защита сослалась на разъяснения д-ра Н. и д-ра Ч., которые ранее в тот же день дали показания в суде, указав на целесообразность проведения новой психиатрической экспертизы предполагаемой потерпевшей (см. п. 93 выше). Однако суд отказался назначить новую экспертизу.

183. Европейский Суд признает, что в случаях, когда защита ходатайствует перед судом о проведении повторной экспертизы по тому или иному вопросу, а также в случаях, когда защита пытается представить заключение другого специалиста по тем или иным вопросам, оценка того, будет ли это служить какой-либо полезной цели, является задачей, прежде всего, национального суда (см. постановление по делу "H. против Франции" (H. v. France), 24 октября 1989 года, пп. 60-61, Серия А, N 162-А). С другой стороны, Европейский Суд имеет в этой области контрольные полномочия: в исключительных случаях необходимость получения еще одного экспертного заключения по тому или иному важному аспекту дела может быть само собой разумеющейся, и отказ суда получить экспертные доказательства по ходатайству защиты может сделать судебное разбирательство несправедливым (см., например, постановление по делу "G.B. против Франции" (G.B. v. France), жалоба N 44069/98, п. 69, ЕСПЧ 2001-X).

184. Европейский Суд считает, что с учетом обстоятельств данного дела, в котором защита не участвовала в подготовке первого заключения эксперта, при том, что главный эксперт обвинения так и не был допрошен стороной защиты (в открытом судебном заседании или в иной форме), и при том, что два других специалиста в соответствующей области дали устные показания, в которых рекомендовали провести еще одну психиатрическую экспертизу гр. С.Д., отказ национального суда назначить такую экспертизу является сомнительным. Этот вывод подтверждается тем фактом, что в ходе первого разбирательства дела, которое завершилось оправданием заявителя, суд отказался рассматривать спорное заключение эксперта, которое было использовано против заявителя в ходе нового разбирательства дела. Хотя судья в ходе нового разбирательства дела не был связан решением своего предшественника, безоговорочное использование этого заключения в ходе нового разбирательства, без рекомендованной двумя специалистами дополнительной проверки, представляется неоправданным.

(gamma) Отсутствие у защиты возможности приобщить к материалам дела заключение, подготовленное привлеченными защитой специалистами

185. Наконец, Европейский Суд отмечает, что у защиты имелась еще одна возможность опровергнуть выводы заключения N 1170, а именно, защита могла приобщить к материалам дела заключение, подготовленное привлеченными защитой специалистами (в противовес экспертам, назначенным стороной обвинения или судом).

186. Европейский Суд отмечает, что в 2006 году защита обратилась в НПА с просьбой дать заключение и представила его в суд в форме "письменного заключения специалистов" (см. п. 51 выше). В заключении, подготовленном НПА, выводы заключения N 1170 были подвергнуты критике; таким образом, заключение НПА имело прямое отношение к вопросу о том, было ли психическое расстройство гр. С.Д. вызвано ее участием в программе Организации. Однако районный суд отказался принять во внимание заключение НПА (см. п. 103) на том основании, что оно якобы было получено в нарушение статей 58, 251 и 270 УПК РФ. Суд пояснил, что в соответствии с действующим законодательством, "сторона по делу не может по собственной инициативе и вне судебного заседания запрашивать и получать заключение специалиста".

187. В этом отношении Европейский Суд соглашается с Властями в том, что принцип "равенства процессуальных возможностей", закрепленный в п. 1 ст. 6, не требует того, чтобы защита имела точно такие же права, что и сторона обвинения, в том, что касается собирания доказательств. Способы собирания доказательств, которые могут использовать защита и обвинение, нередко отличаются (см. постановление по делу "Мирилашвили против Российской Федерации", упомянутое выше, п. 225). Тем не менее важно, чтобы эти различия не ставили сторону защиты в конечном итоге в невыгодное положение по сравнению с обвинением. Правила принятия и представления доказательств в суде не должны лишать защиту возможности осуществлять свои права, гарантированные ст. 6 Конвенции. В постановлении по делу "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации" (N 2), упомянутом выше (п. 731), Европейский Суд подчеркнул:

"Оспорить заключение эксперта без помощи другого специалиста в соответствующей области может быть затруднительно. Таким образом, простого права защиты ходатайствовать перед судом о назначении еще одной экспертизы не достаточно. Для эффективной реализации этого права защита должны иметь аналогичную возможность представлять свои собственные "экспертные доказательства".

188. Европейский Суд отмечает, что в соответствии с законодательством Российской Федерации, защита не обладает теми же правами, что и сторона обвинения, в части получения заключений экспертов. "Судебная экспертиза" может быть проведена либо по постановлению следователя (который является основным процессуальным оппонентом защиты), либо через суд (см. ст. 57 УПК РФ в кратком изложении в п. 111 выше). Защита лишь может ходатайствовать о производстве судебной экспертизы, предлагать экспертов, а также вопросы для постановки перед экспертами (см. п. 120 выше). Право назначать экспертизу, выбирать экспертов, предоставлять в их распоряжение оригиналы материалов и вещественные доказательства и формулировать вопросы принадлежит следователю или судье. Судя по обстоятельствам данного дела, сторона обвинения и суд могут отклонить ходатайство о производстве дополнительной экспертизы в отношении того или иного лица или вопроса без особых объяснений, мотивируя отказ тем, что, по их мнению, в деле для них и без того всё ясно (см., в частности, ответ следователя на ходатайство такого рода в п. 36 выше).

189. Другая возможность состоит в том, что защита может обращаться за помощью к "специалистам" (см. пп. 121, 122 выше). Однако очевидно, что статус "специалиста" в российском законодательстве отличается от статуса "эксперта". Хотя специалист может "разъяснять сторонам и суду вопросы, входящие в его профессиональную компетенцию", его основная функция заключается в оказании помощи суду и сторонам в проведении следственных действий, которые требуют специальных навыков или знаний. Это различие между "экспертом" stricto sensu (в строгом смысле слова) и "специалистом" хорошо продемонстрировано в Постановлении N 28 Пленума Верховного Суда, в сжатом виде приведенном выше в п. 125 и далее. Хотя это Постановление было вынесено через несколько месяцев после окончания судебного разбирательства по делу заявителя, в нем приводится разъяснение той же нормы права, которая была применена в деле заявителя, и оно отражает толкование Верховным Судом статуса "специалиста" в соответствии с УПК РФ. Так, мнение "специалиста" не может заменить полноценную экспертизу по делу, проведенную экспертом (см. п. 1 Постановления). Специалист не проводит исследование вещественных доказательств; он может высказать лишь "суждение", в то время как эксперт формулирует "выводы" (см. п. 20 Постановления). Если требуется проведение исследования с использованием специальных знаний в науке или технике, суд должен назначить "эксперта", а не "специалиста". В целом, хотя заключения "специалиста" и "эксперта" могут использоваться в качестве доказательств по делу и оба они могут быть специалистами в той или иной области, роль специалиста и значимость его заключения не идентичны, по мнению Верховного Суда, роли "эксперта" и значимости его заключения.

190. Наконец, даже если предположить, что "заключение эксперта", полученное обвинением, можно уравновесить заключением "специалиста", неясно, имела ли защита в обстоятельствах настоящего дела возможность представить такого рода доказательство в ходе судебного разбирательства. Что касается допроса "специалистов", Европейский Суд отмечает, что НПА - экспертное учреждение, находящееся в Москве, а процесс состоялся в Хабаровске, т.е., более чем за шесть тысяч километров от Москвы. Таким образом, защите было бы трудно и обременительно обеспечить личное присутствие своих "специалистов" в суде. Кроме того, специалист должен явиться в суд по вызову следователя или суда (см. п. 114 выше), но не обязан делать это в случаях, когда его допроса добивается сторона защиты.

191. Наконец, можно было представить письменное заключение НПА, чтобы оспорить "заключения экспертов", представленные обвинением. Однако суд первой инстанции отказался принять во внимание заключение НПА на том основании, что оно якобы было получено в нарушение действующих процессуальных норм. В обоснование этого вывода судья М. сослался на три нормы УПК РФ: ст. ст. 58, 251, 270 (см. п. 103 выше). Судья М. не объяснил, как именно эти нормы были нарушены. Европейский Суд, в свою очередь, не понимает, почему эти нормы должны были помешать суду приобщить письменное заключение НПА к материалам дела. Так, ст. 58 не запрещает защите получать письменные заключения "специалистов", по крайней мере, прямо это не запрещено. Ст. 251 и ст. 270 не имеют прямого применения в данном случае, так как они касаются допроса специалиста в судебном заседании, а не исследования его письменного заключения.

192. С другой стороны, Европейский Суд отмечает, что судья М. постановил, что "ни одна из сторон не может по собственной инициативе и вне судебного заседания запрашивать и получать заключение специалиста". Действительно, ч. 3 ст. 53 УПК РФ содержит ссылку на ст. 58, в которой в свою очередь содержится ссылка на ст. 168 и ст. 270 УПК РФ, регламентирующие участие специалистов по требованию обвинения или суда. Трудно понять, как ст. 58 УПК РФ может быть увязана с ч. 3 ст. 53 и ст. 86 УПК РФ, а также с подп. 4 п. 3 ст. 6 Закона "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации" 2002 года (см. пп. 122, 123 выше), которые предусматривают, что защита может воспользоваться услугами специалиста в рамках уголовного судопроизводства. Как бы то ни было, в задачи Европейского Суда не входит разъяснение того, как следует понимать национальное законодательство in abstracto (вне связи с реальными обстоятельствами). Представляется, что судья М. истолковал положения УПК РФ как запрещающие защите получать письменные заключения специалистов иначе чем по постановлению стороны обвинения или суда. Так, защита не имела возможности получить и представить письменные заключения "специалистов", чтобы поставить под сомнение письменные заключения "экспертов", собранные и представленные обвинением.

(delta) Общая оценка работы с экспертными доказательствами по вопросу влияния программы на психическое состояние гр. С.Д.

193. Европейский Суд подчеркивает, что различие между процессуальными статусами "специалиста" и "эксперта" в российском праве не приводит во всех случаях автоматически к нарушению п. 1 ст. 6. Кроме того, у национального законодателя в принципе имеются законные основания для установления определенных правил в отношении того, как защита может собирать и представлять свои собственные экспертные доказательства в суде.

194. Однако в данном случае различие между указанными статусами в сочетании с другими ограничениями, связанными с экспертными доказательствами, с которыми защита сталкивалась в ходе всего процесса, поставило защиту в конечном итоге в невыгодное положение по сравнению с обвинением. Европейский Суд напоминает, что экспертные доказательства, в частности, заключение N 1170, играли ключевую роль в версии обвинения. Главный эксперт обвинения д-р Иг. ни разу не была допрошена защитой. Защита не участвовала в процессе получения заключений экспертов на стадии расследования. Обвинение и суд отказали защите в общих выражениях в проведении дополнительной экспертизы вопреки мнению двух специалистов, допрошенных в ходе судебного разбирательства, и вопреки позиции суда, выраженной в ходе первого разбирательства дела. Наконец, защита практически не имела возможности поставить под сомнение эти заключения, используя собственные контрдоказательства. Защита имела лишь возможность обратиться за помощью "специалистов", чей статус ниже, чем у "экспертов". Кроме того, защите не было разрешено приобщить к делу письменные заключения "специалистов" в суде, в то время как обвинение и суд опирались на письменные заключения "экспертов", собранные следователем на стадии досудебного расследования.

195. Европейский Суд приходит к выводу, что в том, что касается работы с экспертными доказательствами, касающимися психического состояния гр. С.Д., защита была поставлена в настолько невыгодное положение по сравнению с обвинением, что это не может быть совместимо с требованиями принципа равенства процессуальных возможностей сторон в соответствии с п. 1 ст. 6 Конвенции.

(iii) Работа с экспертными доказательствами, касающимися "медицинского" характера программ Организации

196. Теперь Европейский Суд обратится к экспертным доказательствам по второму вопросу, поднятому в данном деле, а именно, носила ли деятельность Организации "медицинский" характер.

197. Европейский Суд отмечает, что работа с этой группой экспертных доказательств имела некоторые недостатки, рассмотренные выше. Так, первые четыре экспертизы программ Организации (заключения N 197, N 36, первое заключение д-ра Ив., а также заключение д-ра А.) были проведены без участия и даже без ведома защиты. Тем не менее защита находилась в несколько лучшем положении в том, что касается этой второй группы доказательств, и вот по каким причинам.

198. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что защита была проинформирована о последней экспертизе, проведенной д-ром Ив., которая вылилась в заключение, датированное 1 апреля 2005 года (см. п. 37 выше). Поэтому защита могла осуществлять свои права, предусмотренные ст. 198 УПК РФ. Даже при том, что соблюдение этих прав зависело от усмотрения следователя, защита могла по крайней мере попытаться ходатайствовать перед следователем о постановке дополнительных вопросов перед экспертом или о назначении другого эксперта.

199. Во-вторых, Европейский Суд отмечает, что в ходе нового разбирательства дела судья М. заслушал устные свидетельские показания только одного из четырех экспертов, принимавших участие в подготовке заключений N 197 и N 36, на которые ссылается суд в решении. Д-р Ив., которая подготовила заключение, датированное 1 апреля 2005 года, тоже не была допрошена в судебном заседании. Однако из материалов дела неясно, ходатайствовала ли защита о допросе этих не присутствовавших в суде экспертов (ср. с ситуацией, связанной с докладчиком комиссии экспертов д-ром Иг., подготовившей заключение N 1170, на вызове которой в суд настаивала защита). При таких обстоятельствах представляется, что защита не считала необходимым их присутствие на суде.

(alpha) Отсутствие у защиты возможности приобщить к материалам дела заключение, подготовленное специалистами, к которым обратилась защита

200. И всё же Европейский Суд не убежден в том, что принцип равенства процессуальных возможностей сторон был соблюдён в том, что касается второй группы экспертных доказательств. Так, защита была не в состоянии поставить под сомнение выводы д-ра Ив., представив противоположное заключение профессора З. (которое содержало в себе определение понятия "медицинская деятельность" и, таким образом, касалось вопроса N 2). Суд отказался допустить это заключение в качестве доказательства по той же самой причине, по которой суд не принял заключение НПА (см. пп. 49, 103 выше). Таким образом, защита не имела возможности "активно защищаться": защита не имела возможности представить письменные заключения своих "специалистов" и, в любом случае, заключение "специалиста" имело бы меньшую значимость, нежели заключение "эксперта".

(beta) Отказ суда приобщить к делу показания д-ра А.

201. Наконец, что касается второй группы экспертных доказательств, особого внимания заслуживает подход обвинения и суда к работе с заключением эксперта д-ра А. (см. п. 29 выше). Европейский Суд отмечает, что заключение эксперта д-ра А. было получено на стадии досудебного расследования по инициативе следователя. Заключение д-ра А. было явно благоприятным для защиты. Однако ни в одном из двух решений, вынесенных по этому делу, это заключение даже не упоминается. Отсюда следует, что заключение д-ра А. либо не было представлено в суде, либо оно было представлено, но суды проигнорировали его. Европейский Суд считает, что при любом раскладе власти нарушили основополагающие принципы справедливого судебного разбирательства. В предыдущих постановлениях Европейского Суда отмечается, что обвинение должно раскрывать перед защитой "все имеющиеся в распоряжении обвинения вещественные доказательства в пользу или против обвиняемого" (см., среди прочих источников, постановление по делу "Эдвардс против Соединенного Королевства" (Edwards v. the United Kingdom), 16 декабря 1992 года, п. 36, Серия N 247-B). Из этого правила допускаются некоторые исключения, но Власти не указали на них. A fortiori (И тем более), принцип раскрытия оправдательных доказательств требует от обвинения передавать такие доказательства суду для исследования. Однако этот принцип не имел бы никакого смысла, если бы судам было позволено не принимать такие доказательства во внимание и даже не упоминать их в своих решениях.

202. Европейский Суд далее отмечает, что защита пыталась представить заключение д-ра А. в другой форме: так, в ходе первого разбирательства (которое завершилось оправданием заявителя) д-р А. был допрошен в качестве "специалиста". Однако в ходе нового разбирательства устные заявления д-ра А. были исключены из доказательной базы на том основании, что д-р А. уже участвовал в этом процессе в качестве "эксперта" (см. п. 104 выше).

203. В данных обстоятельствах национальные суды отказались приобщить показания д-ра А. в качестве доказательства на том основании, что благодаря привлечению лица в качестве "эксперта" обвинение тем самым лишило защиту возможности в дальнейшем привлечь его же в качестве "специалиста". Если же сторону обвинения не устраивало заключение, данное привлеченным ею "экспертом", обвинение могло не ссылаться на него в суде, в результате чего заключение д-ра А. не было исследовано в суде ни в какой форме, что нанесло ущерб интересам защиты.

204. Исключение заключения д-ра А. из доказательной базы представляется особенно неуместным в свете непоследовательного подхода судов к работе с экспертными доказательствами. Европейский Суд отмечает, что судья З., который принял дело из суда апелляционной инстанции, считал необходимым проведение новой экспертизы по вопросу о том, носит ли деятельность Организации "медицинский" характер (см. п. 82). Однако судья М., который сменил судью З., продолжил рассмотрение дела, не получив заключение, которое ранее запросил судья З. (см. п. 83 и следующие).

205. Опять же, Европейский Суд не располагает возможностями для того, чтобы указывать судье национального суда, как лучше поступить. У судьи М. было несколько возможностей: например, он мог бы поручить провести новую экспертизу по делу, мог позволить защите представить письменное заключение одного из своих "специалистов", или же он мог бы исследовать письменное заключение д-ра А. или его устные заявления. Вместо этого судья М. довольствовался использованием тех же письменных заключений экспертов обвинения, которые ранее были отвергнуты другим судьей как недопустимые, ненадежные и неубедительные, то есть, без всякой серьезной проверки их достоверности.

206. Таким образом, Европейский Суд приходит к выводу, что в том, что касается работы с экспертными доказательствами, касающимися характера деятельности Организации, защита была поставлена в невыгодное положение по сравнению с обвинением, а судебное разбирательство не было по-настоящему состязательным. Такое положение вещей противоречит требованиям п. 1 ст. 6 Конвенции.

(c) Краткое изложение выводов Европейского Суда в соответствии со статьей 6 Конвенции

207. Европейский Суд принимает во внимание тот факт, что судья М. заслушал ряд свидетелей защиты, исследовал несколько заключений экспертов и изучил ряд документов. Тем не менее вопрос о том, был ли соблюдён в отношении защиты принцип "равенства процессуальных возможностей" обвинения и защиты и был ли этот судебный процесс "состязательным", нельзя рассматривать исключительно в количественном измерении. В данном случае защите было очень трудно эффективно оспаривать экспертные доказательства, представленные суду стороной обвинения. Европейский Суд подчеркивает, что дело против заявителя было построено на этих экспертных доказательствах. В данных обстоятельствах подход к работе с экспертными доказательствами сделал разбирательство дела заявителя несправедливым. Таким образом, Европейскому Суду нет необходимости рассматривать другие процессуальные нарушения, на которые указал заявитель.

208. На основании вышеизложенного Европейский Суд приходит к выводу о том, что в данном деле имело место нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 7 Конвенции

209. Заявитель обратилась с жалобой на то, что вынесение ей обвинительного приговора было непредсказуемым и основано на правовых актах, принятых после событий, лежащих в основе дела. Заявитель сослалась на ст. 7 Конвенции, которая гласит:

"1. Никто не может быть осужден за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое согласно действовавшему в момент его совершения национальному или международному праву не являлось уголовным преступлением. Не может также налагаться наказание более тяжкое, нежели то, которое подлежало применению в момент совершения уголовного преступления.

2. Настоящая статья не препятствует осуждению и наказанию любого лица за совершение какого-либо деяния или за бездействие, которое в момент его совершения являлось уголовным преступлением в соответствии с общими принципами права, признанными цивилизованными странами".

210. Власти не согласились с этим доводом заявителя. Они утверждают, что уголовная ответственность за незаконное занятие медицинской практикой установлена в УК РФ с достаточной ясностью. Вынося заявителю обвинительный приговор, национальные суды опирались на нормы законодательства РФ в области здравоохранения, которые существовали до событий, которые привели к вынесению заявителю обвинительного приговора.

211. Заявитель поддержала доводы своей жалобы.

212. Власти не выдвинули никаких официальных возражений против приемлемости этой жалобы. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что эта жалоба не является явно необоснованной в значении п. 3 (а) ст. 35 Конвенции. Более того, Европейский Суд отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Поэтому она должна быть признана приемлемой.

213. Обращаясь к существу жалобы, Европейский Суд считает, что для того, чтобы разрешить вопрос о том, могут ли действия, вменяемые заявителю, квалифицироваться в качестве "незаконной медицинской практики" (преступления, наказуемого в соответствии со ст. 235 УК РФ), суды должны были разрешить некоторые вопросы факта, в частности, связанные с характером деятельности Организации, в свете действующих норм права. Как показано выше, порядок рассмотрения судом вопросов, требовавших помощи специалистов в этой области, имел недостатки. Поэтому обвинительный приговор в отношении заявителя был вынесен на основе ненадлежащих доказательств. При таких обстоятельствах и с учетом своих выводов в соответствии со ст. 6, Европейский Суд считает, что нет необходимости в отдельном рассмотрении вопроса о том, имело ли место нарушение ст. 7 Конвенции в связи с вынесением заявителю обвинительного приговора.

III. Применение статьи 41 Конвенции

214. Ст. 41 Конвенции предусматривает следующее:

"Если Суд находит, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутригосударственное законодательство Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Компенсация вреда

215. Заявитель требует 30000 евро в качестве компенсации морального вреда.

216. Власти заявили, что признание нарушения будет достаточной справедливой компенсацией, "так как в таком случае приговор, вынесенный заявителю, будет отменен в порядке, установленном УПК РФ, в рамках процедуры исполнения постановления Европейского Суда".

217. Европейский Суд считает, что пересмотр судебного решения был бы наиболее целесообразной мерой восстановления прав заявителя в соответствии со ст. 6 Конвенции, и отмечает, что эта возможность доступна заявителю в соответствии с национальным законодательством. Тем не менее Европейский Суд не считает, что пересмотр судебного решения сам по себе является достаточной компенсацией при данных обстоятельствах, учитывая продолжительность уголовного процесса и серьезность процессуальных нарушений, выявленных в данном деле. С другой стороны, Европейский Суд считает, что сумма, которую затребовала заявитель, является чрезмерной. С учетом имеющихся в его распоряжении документов, Европейский Суд на справедливой основе присуждает заявителю 4000 евро в качестве компенсации морального вреда плюс налог, который может взиматься с данной суммы.

B. Издержки и расходы

218. Заявитель также требует 500000 российских рублей (примерно 11350 евро) в качестве возмещения судебных издержек, понесенных в ходе разбирательства в Европейском Суде. Заявитель передала Европейскому Суду договор, заключенный между ней и ее адвокатом Карповой 1 августа 2010 года, в котором оговаривается, что часть указанной суммы (90000 рублей) подлежит оплате в течение шести месяцев после коммуницирования настоящей жалобы Властям, а оставшаяся сумма подлежит оплате в течение двух лет после вынесения решения Европейского Суда о приемлемости жалобы. В соответствии с этим договором, заявитель также обязана оплатить командировочные расходы адвоката, почтовые расходы и отдельно расходы на услуги переводчика. Заявитель представила квитанции об оплате, подтверждающие получение 90000 рублей ее адвокатом и 12500 рублей ее переводчиком. Заявитель также представила смету командировочных расходов ее адвоката на трехдневную поездку из Хабаровска в Страсбург.

219. Власти отметили, что заявитель не предъявила документы, подтверждающие, что указанные расходы действительно были понесены. Что касается расходов, связанных с поездкой адвоката заявителя в Страсбург, эти расходы не были понесены "действительно и не являлись необходимыми".

220. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда, заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В данном случае Европейский Суд отклоняет требование о возмещении командировочных расходов, так как в поездке адвоката в Страсбург не было необходимости. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что адвокат заявителя не указала свою почасовую или суточную ставку и не представила подробное описание работы, проделанной в рамках этого дела, с указанием затраченного времени. В данном случае, принимая во внимание документы в распоряжении Европейского Суда и вышеуказанные условия, Европейский Суд считает целесообразным присудить 4000 евро в качестве компенсации всех видов издержек плюс налог, который может быть взыскан с заявителя в связи с получением этой суммы.

C. Проценты за просрочку платежа

221. Европейский Суд считает приемлемым, чтобы процентная ставка при просрочке платежей была установлена в размере, равном предельной учетной ставке Европейского центрального банка, плюс три процента.

По этим основаниям Европейский Суд:

1. Объявляет единогласно жалобу приемлемой;

2. Постановляет единогласно, что имело место нарушение п. 1 ст. 6 Конвенции в связи с недобросовестным подходом к работе с экспертными доказательствами в ходе судебного разбирательства;

3. Постановляет шестью голосами против одного, что не имело места нарушение п. 3 (г) ст. 6 Конвенции в связи с неявкой гр. С.Д. в суд;

4. Постановляет пятью голосами против двух, что нет необходимости рассматривать жалобу на предмет нарушения ст. 7 Конвенции;

5. Постановляет единогласно:

(a) что в течение трех месяцев с того дня, как настоящее постановление станет окончательным в соответствии с п. 2 ст. 44 Конвенции, власти государства-ответчика обязаны выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в российские рубли по курсу на день выплаты, плюс налог, которым может облагаться указанная сумма:

(i) 4000 евро (четыре тысячи евро) плюс налог, которым может облагаться данная сумма, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 4000 евро (четыре тысячи евро) плюс налог, которым может облагаться данная сумма, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) что по истечении вышеуказанного трёхмесячного срока на названные выше суммы до момента их выплаты подлежат начислению простые проценты в размере предельной учетной ставки Европейского центрального банка плюс три процента;

6. Отклоняет единогласно остальные требования заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке с направлением письменного уведомления 27 марта 2014 года в соответствии с пп. 2, 3 Правила 77 Регламента Европейского Суда.

Андре Вампаш Заместитель Секретаря

Изабелла Берро-Лефевр Председатель

В соответствии с п. 2 ст. 45 Конвенции и п. 2 Правила 74 Регламента Европейского Суда, к настоящему постановлению прилагаются следующие особые мнения:

(а) Общее частично несовпадающее особое мнение судей Пинто де Альбукерке и Туркович;

(б) Частично несовпадающее особое мнение судьи Пинто де Альбукерке.

I.B.L. A.M.W.

Общее частично несовпадающее особое мнение судей Пинто де Альбукерке и Туркович

1. Мы сожалеем, что большинство не стало рассматривать наиболее важные вопросы материально-правового характера в деле Матыциной, а именно, вопросы непредсказуемого применения бланкетной нормы уголовного права с приданием ей обратной силы и отказа от права на прекращение уголовного преследования в связи с истечением срока давности. Необычность и важность этих двух вопросов заслуживают внимания Палаты.

Ненадлежащее применение бланкетной нормы уголовного права

2. Заявитель была признана виновной в незаконном занятии медицинской практикой, - уголовном преступлении, предусмотренном ст. 235 УК РФ ("Незаконное занятие частной медицинской практикой или частной фармацевтической деятельностью"), и приговорена к двум годам лишения свободы. Она не отбывала наказание в связи с истечением срока давности уголовного преследования. Обстоятельства дела имели место в трехмесячный период с апреля 2002 года по июнь 2002 года.

3. В период, относящийся к обстоятельствам дела, нормативно-правовая база была крайне противоречивой, причём настолько, что семнадцать экспертов, привлеченных в рамках разбирательства в национальных судах, не смогли сойтись во мнении о том, являлись ли практики, вменяемые Организации, "медицинскими услугами", "научной медициной", "народной медициной" или чем-то еще. Известно, что национальным судам были представлены следующие заключения: (1) заключение N 1170 от 25 июля 2003 года, содержащее вывод о том, что у предполагаемой потерпевшей развился "острый шизоидный психоз" в связи с ее участием в программах Организации, и не содержащее выводов о характере этих программ; (2) заключение N 197 от 19 ноября 2003 года, основанное на письменных материалах дела, не содержащее ответа на вопрос о том, носят ли методики Организации медицинский характер; (3) заключение N 36 от 9 апреля 2004 года, основанное на письменных материалах дела, также не содержащее ответа на этот вопрос; (4) заключение от 22 апреля 2004 года, содержащее вывод о том, что методики, использовавшиеся в Организации, такие как релаксация и практика асан йоги, не требуют лицензирования; (5) заключение от 5 мая 2004 года, содержащее вывод о том, что методики Организации не носят "медицинский" характер; (6) заключение от 16 декабря 2004 года, не содержащее выводов о характере деятельности Организации; (7) заключение от 17 января 2006 года с критикой методов, использованных при производстве заключения N 1170 от 25 июля 2003 года; наконец, (8) заключение от 1 июля 2007 года, содержащее вывод о том, что деятельность Организации не носила "медицинский" характер, и что четкой связи между психическим состоянием предполагаемой потерпевшей и программами Организации установить не удалось.

4. Еще более странным является тот факт, что только один эксперт, д-р Ив., утверждала, что деятельность Организации можно квалифицировать как занятие "народной медициной", требующее лицензии, и что деятельность Организации носила медицинский характер. Д-р Ив. изложила свои выводы в двух заключениях, датированных 23 ноября 2004 года и 1 апреля 2005 года, но ни разу не предстала перед судом для допроса и перекрестного допроса по поводу своих выводов. Кроме того, излагая свои выводы, она руководствовалась только письменными материалами, не обследовав предполагаемую потерпевшую и не задавая вопросов обвиняемой. Но еще хуже то, что в ее заключениях содержатся ссылки на законодательные акты и нормативные документы, вступившие в силу после событий, относящихся к данному делу, такие как Приказ Минздрава РФ от 26 июля 2002 года N 238 и методические указания, утвержденные заместителем министра здравоохранения РФ 14 ноября 2003 года.

5. Действительно, трудно объяснить, почему национальные суды приняли заключение лишь этого эксперта в качестве убедительного доказательства и признали ответчика виновной по всем пунктам. Полная непредсказуемость толкования законодательной базы национальными судами в этом деле усугубляется еще и тем, что наиболее значимые комментарии к УК РФ не содержат ссылок ни на одно ранее рассмотренное судебное дело, связанное с применением ст. 235 УК РФ.

6. Прежде всего, в деле поднимается принципиальный вопрос. Норма ст. 235 УК РФ является бланкетной нормой права, которая ставит наказуемость такого преступления, как незаконное занятие медицинской практикой, в зависимость от "неуголовных" нормативных актов (т.е., нормативных актов иных отраслей права). В рассматриваемом случае и эксперты, и суды ссылались на ряд нормативных актов административного характера, которые якобы содержали определение понятия "медицинская практика" и очерчивали пределы этого понятия. В то время как вопрос о том, совместимы ли бланкетные нормы уголовного права с принципом законности (nullum crimen sine lege praevia, certa et stricta (принцип запрета обратной силы закона, принцип определенности правовой нормы, принцип запрета аналогии)), остается предметом бурного обсуждения, тем не менее принято считать, что эти нормы в принципе необходимы в некоторых областях уголовного права, а именно, в случаях, когда сложное содержание признаков состава преступления раскрывается в других, "неуголовных" нормативных положениях. Таким образом, бланкетная норма уголовного права применяется в сочетании с дополняющими нормами "неуголовных" нормативных положений. Так или иначе, эти "неуголовные" нормативные положения, раскрывающие содержание признаков состава преступления, отсутствующие в бланкетной норме уголовного права, сами по себе должны удовлетворять требованиям принципа законности. Человек должен понять из формулировки нормы уголовного права, толкуемой в сочетании с соответствующими "неуголовными" нормативными положениями (в случае необходимости - при содействии третьего лица, обладающего юридическими знаниями), какие его действия или какое бездействие повлекут уголовную ответственность, и какое наказание будет назначено за его действия или бездействие* (* В сложившейся прецедентной практике Европейского суда по правам человека, см. постановления по делам "Кантони против Франции" (Cantoni v. France), 15 ноября 1996 года, пп. 29-32, Сборник судебных решений 1996-V; "Радиовещательная корпорация "Радио Франс" и другие против Франции" (Radio France and Others v. France), жалоба N 53984/00, пп. 18-20, 30 марта 2004 года; "Лийвик против Эстонии" (Liivik v. Estonia), пп. 101-104, 25 июня 2009 года; "Сорос против Франции" (Soros v. France), жалоба N 50425/06, пп. 55-62, 6 октября 2011 года; и "Ходорковский и Лебедев против Российской Федерации" (Khodorkovskiy and Lebedev v. Russia), жалобы N 11082/06 и N 13772/05, пп. 791-815, 25 июля 2013 года; и в сложившейся прецедентной практике Европейского суда (European Court of Justice), см. постановления по делам "Коэнеке" (Koenecke), дело 117/83, 25 сентября 1984 года, и "Вандемортель НВ" (Vandemoortele NV), дело C-172/89, 12 декабря 1990 года.). Таким образом, "неуголовные" нормативные положения, которые дополняют бланкетную норму уголовного права, должны удовлетворять требованиям lex praevia, certa et stricta (принцип запрета обратной силы уголовного закона, принцип определенности правовой нормы и принцип запрета аналогии). В противном случае государство могло бы назначать наказание за деяние, уголовный характер которого в период его совершения никто не мог бы предвидеть.

7. Именно это и произошло в данном деле. Нормативные акты административного характера, которые должны были дополнить ст. 235 УК РФ, не обладали определенностью. В сущности, тщательный анализ законодательной базы, действовавшей в период, относящийся к обстоятельствам дела (т.е., в период с апреля 2002 года по июнь 2002 года), показывает, что ни один из этих нормативных правовых актов и ни одна методическая рекомендация не содержали четкого определения правовых понятий "медицинская практика", "научная медицина", "процедура на основе научной медицины" и "народная медицина" для целей ст. 235 УК РФ. Нормативные правовые акты, действовавшие в период, относящийся к обстоятельствам дела, лишь устанавливали некоторые организационные принципы в области охраны здоровья, без точного и подробного указания на отличительные черты мероприятий и практик, осуществляемых в областях "научной медицины" и "народной медицины".

8. Следует признать, что в рассматриваемой области регулирования может быть трудно формулировать законы с абсолютной точностью, и может потребоваться определенная степень гибкости для того, чтобы дать судам возможность понять суть научных достижений. В самом деле, элемент судебного толкования правовых норм, как бы четко сформулированы они ни были, неизбежно присутствует, однако в своем толковании суды не могут выходить за рамки того, что можно было бы объективно предвидеть в данных обстоятельствах* (* Например, постановление по делу "Башкайя и Окчуоглу против Турции" (Baskaya and Okcuoglu v. Turkey), жалоба N 23536/94 и др., пп. 39-40, 8 июля 1999 года.). В данном же случае, в связи с неопределенностью в сфере административно-правового регулирования оказания "услуг в области здравоохранения", в период, относящийся к обстоятельствам дела, нельзя было предвидеть, что осуществление Организацией ее деятельности без лицензии будет приравнено к уголовному преступлению. Из формулировок соответствующих административных положений, рассматриваемых в единстве с УК РФ, ответчик не смог бы понять, даже обратившись к специалисту за разъяснениями (о чем свидетельствует наличие взаимоисключающих заключений экспертов), что рассматриваемая деятельность Организации без лицензии грозит ей привлечением к уголовной ответственности* (* См., mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), постановление по делу "Башкайя и Окчуоглу против Турции", упомянутое выше, п. 36.).

9. И хотя толкование и применение норм национального законодательства является задачей, прежде всего, национальных властей, в данном случае широкое и слишком общее толкование судами административных положений даже не согласовывалось с сутью уголовного преступления "занятие частной медицинской практикой"* (* См., mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), постановления по делам "C.R. против Соединенного Королевства" (CR v. the United Kingdom), жалоба N 2190/92, п. 37, 22 ноября 1995 года, и "Кафкарис против Кипра" (Kafkaris v. Cyprus), жалоба N 21906/04, п. 141, 12 февраля 2008 года.). В ходе нового разбирательства дела суд первой инстанции произвольно истолковал административные нормы в ущерб ответчику, отнеся такие практики, как йога, дыхательные упражнения, пение мантр, медитация, ароматерапия и т.п., к категории "медицинских услуг".

10. Кроме того, некоторые нормативные акты и методические указания, на которые сослались эксперт д-р Ив. и национальные суды, вступили в силу уже по прошествии периода, относящегося к обстоятельствам дела, а значит, имело место недопустимое применение бланкетной уголовно-правовой нормы с приданием ей обратной силы. Как правильно указал Центральный районный суд г. Хабаровска в своем решении от 23 июля 2007 года, в основу экспертного заключения д-ра Ив. было положено законодательство, которое вступило в силу после вменяемых заявителю событий. Это же имело место и с заключениями других экспертов, которые в своих выводах, пусть и противоположных, тоже опирались на эти же положения ex post facto (вступившие в силу после событий [данного дела]).

11. Очевидный вывод заключается в том, что административных положений, действовавших в период, относящийся к обстоятельствам дела, не было достаточно для того, чтобы дополнить признаки состава указанного преступления, поэтому в ходе нового разбирательства дела суд первой инстанции вынужден был применить административные положения ex post facto (вступившие в силу после событий [данного дела]), которые были не только применены задним числом, но и к тому же сами по себе подвержены противоречивому толкованию. Коротко говоря, отнеся деятельность Организации и ответчика к категории "медицинских услуг", требующих лицензирования, суды расширили круг уголовных преступлений, предусмотренных УК РФ, до деяний, которые ранее не квалифицировались в качестве уголовных преступлений. По причинам, изложенным выше, заявитель не могла объективно предвидеть, что ее действия будут квалифицированы как уголовное преступление "незаконное занятие частной медицинской практикой или частной фармацевтической деятельностью" в соответствии с УК РФ с учетом его дополнения административными положениями, действовавшими в период, относящийся к обстоятельствам дела* (* См., mutatis mutandis (с соответствующими изменениями), постановление по делу "Лийвик против Эстонии" (Liivik v. Estonia), упомянутое выше, пп. 100-104.). Таким образом, вывод, к которому пришел суд первой инстанции в своем решении от 27 июля 2007 года, был совершенно правильным: для признания заявителя виновной просто не было правовых оснований.

Отказ от права на прекращение уголовного преследования в связи с истечением срока давности

12. Неопределенность уголовно-правовой базы усугублялась еще и тем, что срок давности уголовного преследования заявителя истек, однако в отношении заявителя был вынесен обвинительный приговор с назначением ей наказания. Ч. 2 ст. 27 УПК РФ предусматривает, что если обвиняемый возражает против прекращения уголовного преследования в связи с истечением срока давности, предусмотренного п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, то производство по делу продолжается, а суд должен рассмотреть дело по существу. Из толкования положений ч. 2 ст. 27 УПК РФ неясно, может ли суд, помимо признания подсудимого виновным, назначить ему уголовное наказание. Наиболее значимые комментарии к УПК РФ не содержат единого мнения по этому вопросу: согласно одним комментариям, в случае признания лица виновным в совершении преступления суд в любом случае не может назначить ему наказание, тогда как в других комментариях говорится, что судья может назначить или не назначать наказание по своему выбору, в связи с чем судье дается неограниченная свобода усмотрения при принятии решений, что неприемлемо в соответствии с принципом законности. Нет и единообразной судебной практики по этому вопросу. Из-за недостаточной определенности закона и предоставленной судьям неограниченной свободы действий при его применении заявитель не получила, как того требует принцип законности, заблаговременного прямого предупреждения о последствиях своего отказа от права на прекращение уголовного преследования в связи с истечением срока давности. Таким образом, заявитель не могла принять правильного решения, с учётом всей имеющейся информации, по вопросу отказа от своего права. Хотя заявитель и могла иметь некоторое представление о том риске, на который она идет, отказываясь от своего права на прекращение уголовного преследования в связи истечением срока давности, степень этого риска была полностью непредсказуема. Принципы заблаговременного предупреждения и ограничения свободы усмотрения при принятии официального решения, нашедшие свое воплощение в принципе законности, гарантированном п. 1 ст. 7 Конвенции, следует считать минимально необходимым условием соблюдения принципа верховенства права.

13. Более того, разъяснение, приведенное в ч. 2 ст. 27 УПК РФ, само по себе предосудительно с точки зрения прав человека. Отказ обвиняемого от права на прекращение уголовного преследования в связи с истечением срока давности - это добровольное согласие предстать перед судом, который может состояться в любой момент в будущем, невзирая на действующее законодательство о сроках давности уголовного преследования. На практике это означает, что любое лицо может согласиться предстать перед судом и в конечном счете быть наказанным за любое преступление, включая даже мелкое правонарушение, совершенное очень давно, когда уголовное преследование и осуждение уже не служат законным целям, когда с точки зрения пенологии нужды в наказании нет, и когда доказательства могут быть уже утрачены. Мы считаем, что такой отказ обвиняемого от своего права per se (как таковой) несовместим с Конвенцией, поскольку он сводит на нет как цель устранения причин, условий и последствий правонарушений, заложенную в срок давности, так и его смешанную (материальную и процессуальную) природу.

14. Суть срока давности состоит в погашении правонарушения, что лишает государство полномочий преследовать подозреваемого по закону, привлекать его к суду, признавать его виновным и назначать наказание. Сроки давности предусмотрены в уголовном праве как для того, чтобы препятствовать возбуждению уголовного преследования исходя из фактических обстоятельств, установить которые со временем становится трудно, так и для установления крайних сроков, при превышении которых возникает неопровержимая презумпция того, что деяние более не представляет опасности для общества, а право обвиняемого на справедливое судебное разбирательство будет ущемлено. Таким образом, оценка сроков давности является существенным условием наличия у государства права привлекать подозреваемых к ответственности и назначать наказание за преступление. Это условие лежит в основе суверенного права государства назначать наказания и, таким образом, касается не только приемлемости, но и существа дела.

15. На начальном этапе Европейский Суд колебался в своем подходе к вопросу о природе срока давности. В постановлении по делу "Коэм и другие против Бельгии" (Coлme and Others v. Belgium* (* Coeme and Others v. Belgium, жалобы N 32492/96, N 32547/96, N 32548/96, N 33209/96 и N 33210/96, пп. 149-150, ЕСПЧ 2000 VII.)) остался открытым вопрос о том, имело бы место нарушение ст. 7 Конвенции, если бы срок давности был продлен по закону после его истечения, хотя Европейский Суд признавал допустимым закон, продлевающий срок исковой давности, при условии вступления этого закона в силу до его истечения. В решении по делу "Превити против Италии" (Previti v. Italy* (* Previti v. Italy (реш.), жалоба N 1845/08, пп. 80-85, 12 февраля 2013 года.)) Европейский Суд дал толкование этого фрагмента постановления по делу "Коэм и другие против Бельгии" так, как если бы в нем утверждалось, что срок давности имеет исключительно процессуальную природу и не подпадает под действие гарантий ст. 7 Конвенции. Однако этот подход был справедливо отвергнут в постановлениях Большой Палаты по делам "K.-H.W. против Германии" (K.-H.W. v. Germany) и "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia)* (* K.-H.W. v. Germany [GC], жалоба N 37201/97, пп. 107-112, 22 марта 2001 года, и Kononov v. Latvia [GC], жалоба N 36376/04, пп. 228-233, 17 мая 2010 года.). В настоящее время Европейский Суд имеет четкий и однозначный подход в этом вопросе. Его можно обобщить следующим образом: срок давности соседствует с условиями наличия преступления и имеет с ними одинаковую силу, а значит, их связывает материальная природа элементов состава преступления, из чего логически следует применение ст. 7 Конвенции в полной мере, включая запрет придания обратной силы уголовным законам, предусматривающим более жесткие сроки давности привлечения к ответственности в ущерб интересам обвиняемого. Итак, в свете Конвенции срок давности имеет смешанную природу, как процессуальную, так и материальную.

16. Приведенное выше толкование срока давности имеет ряд юридических последствий. Во-первых, суды имеют право и даже обязаны по собственной инициативе принимать решения о применении сроков давности исходя из высших соображений правопорядка, требующих введения в действие сроков давности. Во-вторых, коль скоро срок давности связан с правом государства преследовать гражданина по закону, привлекать его к суду, признавать виновным и назначать наказание, принцип законности в полной мере распространяется на порядок применения сроков давности. Основания для ограничения, приостановления и прерывания течения срока давности, любые исключения из срока давности и его продление предусматриваются законодателем. Они не могут быть определены судом, на них не может влиять обвиняемый. В-третьих, от применения срока давности нельзя отказаться: его истечение лишает суд права рассматривать дело и назначать обвиняемому наказание, и отказ обвиняемого от его применения не может предоставить суду соответствующие полномочия. В правовом государстве, где соблюдаются права человека, право осуществлять уголовную юрисдикцию не может быть предоставлено суду действием обвиняемого, предпринятым в одностороннем порядке. Любое наказание за погашенное давностью действие или бездействие, даже если лицо выражает желание предстать перед судом, не только безоговорочно несоразмерно, но и к тому же идет вразрез с требованиями принципа законности. Срок давности уголовного преследования - это не просто освобождающее от ответственности обстоятельство, от которого гражданин может отказаться, а отдельная гарантия рационального использования государством его полномочий по реализации норм уголовного права.

Вывод

17. Обобщая вышеизложенное, мы считаем, что помимо того, что заявитель была лишена права оспорить экспертные доказательства и в результате была несправедливо признана виновной, ей к тому же было назначено наказание на основании применения страдающих неопределенностью законодательных норм с приданием им обратной силы. Для торжества правосудия следовало бы прекратить этот судебный процесс и перекрыть все возможности для продолжения этого совершенно необоснованного уголовного преследования. Соответственно, мы приходим к выводу, что имело место грубое нарушение ст. 7 Конвенции и в этой связи выражаем несогласие с решением не анализировать жалобу на предмет ее нарушения.

Частично несовпадающее особое мнение судьи Пинто де Альбукерке

1. Я считаю, что помимо нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции в данном уголовном деле имело место нарушение п. 3 (г) ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека (далее - "Конвенция") в связи с недобросовестным подходом к работе со свидетельскими показаниями. Недобросовестная работа с экспертными доказательствами, обусловившая несправедливость этого судебного процесса, усугублялась еще и отсутствием перекрестного допроса предполагаемой потерпевшей как в ходе первого, так и в ходе нового разбирательства дела.

2. Предполагаемая потерпевшая ни разу не была допрошена в суде, тогда как ее показания были оглашены в открытом судебном заседании в ходе первого и нового разбирательства дела. Так как перед началом нового разбирательства она сообщила суду, что она уже достигла "примирения" с обвиняемой и даже отозвала свое исковое заявление, можно было не опасаться, что ее встреча с обвиняемой в ходе слушания причинит ей какой-либо психологический или физический вред. Тогда как две медицинские справки, выданные 19 января 2006 года и 22 марта 2007 года, не рекомендовавшие ей являться в суд в связи с возможным "обострением заболевания", могли бы оправдать ее отсутствие во время первого разбирательства, эти документы, конечно же, не могли лечь в основу решения суда не вызывать гр. С.Д. в суд для дачи показаний в ходе нового разбирательства в июне 2009 года, т.е., более двух лет спустя, когда суду стала известна новая важная информация о ее психическом состоянии и отношениях с обвиняемой. Ссылка суда первой инстанции на неустановленные источники данных с формулировкой "согласно полученной информации" (п. 88) являет собой апогей произвола в решении, которое и так вынесено при отсутствии убедительных фактических и законных оснований.

3. Кроме того, перекрестный допрос предполагаемой потерпевшей имел решающее значение в связи с тем, что преступление, вменяемое ответчику в данном деле, предполагает причинение вреда здоровью по неосторожности лицам, ставшим жертвами незаконной частной медицинской практики или частной фармацевтической деятельности. Суд первой инстанции должен был оценить, был ли причинен предполагаемой потерпевшей какой-либо психологический или физический вред в период, относящийся к обстоятельствам дела, т.е., с апреля по июнь 2002 года, и если да, был ли этот вред следствием деятельности заявителя. Как вред, причиненный преступлением, так и причинно-следственную связь можно было и следовало установить исходя из свидетельских показаний предполагаемой потерпевшей в ходе ее прямого допроса в суде. Ни суды, ни единственный эксперт (д-р Ив.), заключение которого было использовано национальными судами в качестве основания для вынесения обвинительного приговора, ни разу не видели потерпевшую и уж тем более не допрашивали ее, а равно и не проанализировали, потерпела ли она какой-либо вред, причиненный деятельностью заявителя. Таким образом, показания предполагаемой потерпевшей могли бы пролить свет на важные вопросы факта, отрицаемые стороной защиты, дав тем самым суду необходимую информацию.

4. Решение защиты не возражать против оглашения показаний, ранее данных гр. С.Д., в суде первой инстанции в ходе первого разбирательства дела не может быть истолковано как однозначный отказ защиты от права допросить ее лично. Это же относится и к оглашению показаний других свидетелей, представленных стороной обвинения. Неопровержимым фактом является то, что 2 июля 2009 года на слушании в суде первой инстанции в ходе нового разбирательства защита прямо возражала против оглашения показаний гр. С.Д. и других свидетелей обвинения, полученных на предыдущих стадиях разбирательства. Позиция защиты была ясной и, более того, оправданной: защита хотела допросить свидетелей об обстоятельствах дела в свете новых доказательств, таких как данные об имевшихся ранее проблемах с психикой у членов семьи предполагаемой потерпевшей, о "примирении" и об отзыве искового заявления потерпевшей. Защита имела право дать оценку тому, что полностью отвечало ее интересам, и суду следовало учесть мнение защиты ради обеспечения справедливого судебного разбирательства, что включает в себя основное право допрашивать свидетелей обвинения или право на то, чтобы они были допрошены. Суд первой инстанции просто посчитал, что вклад защиты в разбирательство бесполезен - и это мало отличалось от подхода следователя на стадии досудебного расследования.

5. При допросе предполагаемой потерпевшей на стадии предварительного расследования ни прокурор, ни суд не приняли никаких мер уравновешивающего характера в интересах обвиняемой, дабы предусмотреть определенные процессуальные гарантии для обеспечения справедливого разбирательства и надежности доказательств. К примеру, защитнику не было позволено присутствовать во время допроса свидетеля в полиции.

6. Довод о том, что показания предполагаемой потерпевшей не были единственным и решающим доказательством против обвиняемой, не является убедительным. Помимо заключения эксперта д-ра Ив. и ряда документальных доказательств, включая историю болезни гр. С.Д., устав Организации, ее брошюры и листовки, суд первой инстанции в ходе нового разбирательства в основу своих фактологических выводов положил запись показаний предполагаемой потерпевшей гр. С.Д., которые были даны ею 24 марта 2003 года и 22 апреля 2004 года, а также показания гр. Н.Д. (сестры предполагаемой потерпевшей), данные ею 9 сентября 2003 года (при этом их показания были сняты на стадии досудебного расследования в полиции), показания гр. З.Д. (матери предполагаемой потерпевшей) и гр. Е.Д. (брата предполагаемой потерпевшей), данные в ходе первого разбирательства, записи показаний гр. Е.К., гр. О.Л., гр. Е.Б., гр. И.Г. и других лиц, данных либо следователю на стадии расследования, либо в ходе первого разбирательства дела. Все дело против обвиняемой было выстроено на непроверенных показаниях потерпевшей, подтвержденных одним-единственным экспертом, который ни разу в жизни не встречался с потерпевшей и не подвергался перекрестному допросу в судебном заседании, а также другими свидетелями, чьи показания также не были проверены в ходе перекрестного допроса в суде первой инстанции во время нового разбирательства. Если говорить прямо, доказательная база обвинения по существу была не слабой - она просто отсутствовала. Любой суд признал бы версию обвинения необоснованной и прекратил бы дело ввиду отсутствия надежных доказательств. Как абсолютно правильно и поступил суд первой инстанции в ходе первого разбирательства дела.

7. Вышеизложенные факты требуют некоторых размышлений общего характера. Принцип справедливого судебного разбирательства и принцип получения свидетельских показаний или доказательств при перекрестном допросе требуют дачи свидетельских показаний суду, выносящему вердикт. Оценка надежности таких доказательств зависит от их непосредственного восприятия судом. Принцип непосредственности, т.е., непосредственного заслушивания показаний судом (или Unmittelbarkeitsprinzip, в соответствии с германской доктриной), является составным элементом состязательного процесса, неотделимым от концепции справедливого судебного разбирательства. Таким образом, суд в принципе не может положить в основу обвинительного приговора свидетельские показания, полученные до этого судебного разбирательства, даже в случае, если эти показания были даны в ходе предыдущего разбирательства тому же или другому суду и его решение было впоследствии отменено, а дело направлено на новое рассмотрение, и независимо от того, отличаются ли составы суда первой инстанции в ходе первого и нового разбирательства дела. A fortiori (И тем более), этот вывод применим к свидетельским показаниям, представленным на стадии досудебного расследования уголовного дела. Очевидным следствием этого принципа является то, что свидетельские показания, представленные на стадии досудебного расследования уголовного дела или на стадии судебного разбирательства в случае возврата дела на новое рассмотрение, лишь в исключительных случаях могут считаться допустимыми и использоваться в качестве основания для вынесения решения.

8. Для обеспечения соблюдения принципа справедливого судебного разбирательства и принципа получения свидетельских показаний или доказательств при перекрёстном допросе должен иметься исчерпывающий перечень правовых оснований для оглашения показаний свидетеля, не присутствующего в открытом судебном заседании, таких как смерть, физическая или психическая недееспособность, исчезновение, отъезд за границу и необходимость защищать жизнь, безопасность или здоровье свидетеля. Кроме того, в перечне таких оснований необходимо различать показания свидетелей, данные судье, прокурору или в полиции. Для целей осуществления состязательного и справедливого исследования доказательств показания, данные в полиции или прокурору, не могут быть приравнены к показаниям, данным судье на досудебной стадии. Перечень оснований для оглашения показаний свидетеля, не присутствующего в открытом судебном заседании, должен быть более обширным, если доказательства собирает судебный орган, и менее обширным, если доказательства собирает несудебный орган. В тех же целях при принятии решения о том, следует ли оглашать показания отсутствующего в суде свидетеля, суды должны учитывать, присутствовал или отсутствовал защитник при допросе этого свидетеля. Практика показывает, что при вступлении защитника на более поздней стадии зачастую бывает уже слишком поздно, и этого может оказаться недостаточно для того, чтобы устранить недостатки, обусловленные тем, что свидетель был допрошен ранее с нарушением принципа состязательности. Перечень оснований для оглашения показаний отсутствующего в открытом судебном заседании свидетеля должен быть более обширным, если защитник участвовал или имел возможность участвовать в допросе свидетеля до суда, и менее обширным, если защитник не имел такой возможности.

9. Соответственно, правовой критерий Европейского Суда, сформулированный недавно в постановлениях Большой Палаты по делу "Аль-Хавайя и Тахири против Соединенного Королевства" (Al-Khawaja and Tahery v. the United Kingdom), жалобы N 26766/05 и N 22228/06, ЕСПЧ 2011, должен быть доработан на основе совместной оценки следующих критериев: (1) характер основания, препятствующего присутствию свидетеля на слушании дела в суде; (2) тип государственного органа, которому свидетель дал ранее показания по делу; (3) присутствие или отсутствие защитника на этом конкретном допросе свидетеля; (4) наличие других механизмов, гарантирующих право защиты заявить о недобросовестном собирании показаний и о недоверии свидетелю, а также право подвергнуть сомнению надежность его показаний; (5) значимость, которую имеют оглашаемые показания свидетеля, не подвергнутого перекрестному допросу, в решении суда, рассматривающего дело; и (6) отказ от права на перекрестный допрос отсутствующего свидетеля.

10. Таким образом, систематически лишая защиту всякой возможности оспорить доказательства стороны обвинения и опираясь впоследствии на оглашение показаний свидетелей и экспертов, собранных на стадии досудебного производства и в ходе первого разбирательства, несмотря на решительный протест защиты, суд в ходе нового рассмотрения дела лишил принцип перекрестного допроса всякого практического смысла и по сути превратил разбирательство в фарс, причём создается впечатление, что суд изначально был твердо уверен в неизбежности признания ответчика виновной и действовал в соответствии со своими ожиданиями, вынося раз за разом промежуточные определения, ущемляющие интересы защиты, а в итоге и предсказуемый обвинительный приговор. При этом суд второй инстанции не принял никаких мер для устранения этой вопиющей несправедливости.