Постановление Европейского Суда по правам человека от 14 октября 2008 г. Дело "Дюндин (Dyundin) против Российской Федерации" (жалоба N 37406/03) (Третья Секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья Секция)

Дело "Дюндин (Dyundin)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 37406/03)

Постановление Суда

Страсбург, 14 октября 2008 г.

По делу "Дюндин против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Йозепа Касадеваля, Председателя Палаты,

Элизабет Фура-Сандстрем,

Боштьяна Цупанчича,

Анатолия Ковлера,

Альвины Гюлумян,

Луиса Лопеса Герра,

Энн Пауэр, судей,

а также при участии Сантьяго Кесада, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 23 сентября 2008 г.,

вынес в тот же день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 37406/03, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Вячеславом Алексеевичем Дюндиным (далее - заявитель) 18 октября 2003 г.

2. Интересы заявителя представляли А. Соболева и В. Монахов, юристы, практикующие в г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. Заявитель, в частности, жаловался на нарушение своего права на свободу выражения мнения.

4. 13 декабря 2005 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 3 статьи 29 Конвенции он решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

Факты

I. Обстоятельства дела

5. Заявитель родился в 1952 году и проживает в г. Орске Оренбургской области. Он является журналистом.

A. Публикация

6. 21 августа 2002 г. заявитель опубликовал статью в номере 128/382 газеты "Орский вестник". Статья вышла под заголовком "Подозреваемые под пыткой признались в краже, которой не совершали". Она касалась расследования кражи имущества частной компании. Директор компании назвал трех бывших работников в качестве основных подозреваемых. С., один них, добровольно явился в Ленинский районный отдел внутренних дел с тем, чтобы снять с себя подозрения. Затем был приведен рассказ С. от первого лица, который предварялся полужирным курсивом: "Включаю диктофонную запись рассказа С.".

7. С. рассказал, что содержался всю ночь в Ленинском районном отделе внутренних дел. На следующее утро его привели в кабинет, где находились пять сотрудников милиции; Г. был среди них. Далее С. рассказал следующее:

"Была суббота. Они [сотрудники милиции] после обеда собирались на свадьбу; от них еще свежаком разит, видать, уже выпили. Советуются: как, говорят, пытать будем? Ломом, или как? К стулу привязали, ноги - к ножкам, руки - наручниками сзади стула. Сначала несколько раз кулаками в грудь, больно. Я, конечно, в шоке. Потом такой резкий, оглушающий удар в область шеи... Не видел, кто ударил и чем. Кто-то сказал: ну чо? ломом, что ли? [Г.] говорит: так, только мне стол не запачкайте. И все журналы со стола сдвинул. Один, глаза у него немного косят, достает что-то типа монтировки. Не знаю, как они хотели пытать. [Г.] говорит: нет, попробуем сперва противогазом. Одевают противогаз... Не вдохнуть, не выдохнуть не могу - сознание теряю... головой стал мотать..."* (* Здесь и далее статья цитируется по тексту, размещенному на сайте заявителя по интернет-адресу http://www.dundin.narod.ru/sud/podozr.htm. Орфография сохранена, для ясности расставлены знаки препинания (прим. переводчика).) (выделение* (* Выделения принадлежат Секретариату (прим. переводчика).) добавлено, см. ниже).

8. Далее в статье содержался пересказ истории С., представленный в соответствии с его версией событий. Через некоторое время С. подал знак о том, что готов сознаться. Его отвели в соседний кабинет, где молодой человек в гражданской одежде записал его показания. После этого С. был заперт в подвальной камере отдела внутренних дел.

Переключившись вновь на прямую речь, заявитель представил M., друга С., который пришел в отдел внутренних дел, чтобы подтвердить алиби С. После фразы "дадим и ему [M.] слово" повествование продолжалось рассказом M.:

"В Ленинском РОВД меня завели в кабинет N 18 на втором этаже. Беседовал следователь [Г.]. Высокий, рыжий, спортсмен.

- Где вещи?

- Какие вещи?

- ...Твои дружки все написали. Ты - "слабое звено". Ты "чмо" - человек морально опущенный...

Он сразу начал бить. Удары сыпались за каждым словом.

- Где вещи? Все равно скажешь! Я десантник. Я таких, как ты давил, давлю и давить буду! Слышал о пропавших без вести? Вот ты и станешь одним из них, если не отдашь вещи!

Я слышал, что если в милиции случайно сломают руку или ногу, операм приходится добивать жертву и тайно хоронить, чтобы скрыть применение пыток...

[Г.] говорит: "Что ты заладил, как попугай? Адвокат, адвокат... Адвокат тебя на суде будет защищать, а здесь предварительное следствие. В камеру его, к гомикам! Они голодные, пусть объяснят ему, кто он такой". Но бить меня больше не стал. Только кулаком хряснул по столу. Кажется, они начали понимать, что прокололись, но не знали, что делать дальше" (выделение добавлено, см. ниже).

9. В заключение заявитель привел выдержку из медицинского заключения, в котором отмечались многочисленные кровоподтеки и ушибы на теле С. Он критиковал пассивное отношение надзирающих прокуроров, отказавших в возбуждении уголовного дела против Г. и иных сотрудников милиции, и отмечал, что отказы прокуратуры были обжалованы в суд. Настоящий преступник впоследствии был установлен и осужден за кражу.

B. Иск о защите чести, достоинства и деловой репутации

10. Старший оперуполномоченный Ленинского районного отдела внутренних дел Г. обратился в Ленинский районный суд г. Орска с иском о защите чести, достоинства и деловой репутации к заявителю и учредителю газеты. Полагая, что выделенные фрагменты не соответствовали действительности и умаляли его честь, достоинство и деловую репутацию, он требовал компенсации морального вреда и судебных расходов. Он отрицал, что когда-либо применял насилие в отношении С. или M.

11. Заявитель утверждал, что спорные фрагменты являлись дословной передачей собственных рассказов С. и M. и представляли их оценочные суждения о данных событиях. Он действовал добросовестно и убедился, что ни С., ни M. не имели оснований клеветать на Г. или порочить его. Фрагменты не касались Г. лично (такие как "от них свежаком разит...") или не содержали сведений, порочащих его репутацию (такие как утверждение о том, что он являлся десантником). Заявитель представил в качестве доказательства диктофонную запись своего разговора с С., во время которого также присутствовал М. Он также ссылался на медицинское заключение с указанием телесных повреждений С., на протоколы с признательными показаниями С. и M. в Ленинском районном отделе внутренних дел и на их жалобы о жестоком обращении, направленные в прокуратуру.

12. Районный суд заслушал устные показания С. и M. Так, С. подтвердил точность рассказа, воспроизведенного в статье. Отвечая на вопросы сторон, он заявил, что от сотрудников милиции, но не Г., исходил запах алкоголя, что он был привязан к стулу, что Г. сказал им, чтобы не запачкали его стол, что Г. не применял насилие к нему, а "просто присутствовал". M. также подтвердил свой рассказ, изложенный в статье.

13. 29 апреля 2003 г. Ленинский районный суд г. Орска частично удовлетворил требования Г. Он отметил, во-первых, что заявитель и газета не могли быть освобождены от ответственности за распространение недостоверных сведений на том основании, что они лишь воспроизвели высказывания других лиц, поскольку закон о средствах массовой информации не предусматривал такого основания освобождения от ответственности. Соответственно, они были обязаны доказать достоверность спорных утверждений. Однако, по мнению районного суда, ни медицинские заключения о телесных повреждениях M. и С., ни протоколы их допросов, ни их устные показания не могут рассматриваться как относящиеся к делу доказательства, подтверждающие соответствие действительности сведений о том, что Г. пытал их или запугивал.

Кроме того,

"...из пояснений С. в суде следует, что Г. не был в состоянии опьянения в момент его допроса, не предлагал его пытать противогазом и не применял к нему физическое насилие, и он не говорил [заявителю] об этом. Сопоставление прослушанной диктофонной записи рассказа С. с изложением ее в статье позволило сделать вывод о том, что сведения, сообщенные С., изложены в статье в ином хронологическом порядке и в творческой обработке автора публикации с более высокой эмоциональной направленностью и подчеркиванием инициативной роли Г. в применении насилия к задержанным".

14. Районный суд, однако, признал, что утверждение о том, что Г. был десантником, не умаляло его репутацию, и что утверждение М. о том, что милиция "добивает" жертв, не касалось Г. лично. Остальные фрагменты были признаны умаляющими его репутацию и подлежащими опровержению.

15. Районный суд взыскал с заявителя 2 000 рублей (около 70 евро) и судебные расходы в пользу Г.

16. 31 июля 2003 г. Оренбургский областной суд, рассмотрев жалобу заявителя и газеты, оставил решение без изменения.

II. Применимое национальное законодательство

17. Статья 152 Гражданского кодекса предусматривает, что гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство и деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Потерпевший может также требовать возмещения убытков и морального вреда, причиненных распространением подобных сведений.

18. Статья 1100 предусматривает, что компенсация морального вреда осуществляется независимо от вины причинителя вреда в случаях, когда вред причинен распространением сведений, порочащих честь, достоинство и деловую репутацию.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 10 Конвенции

19. Заявитель жаловался на нарушение своего права на свободу выражения мнения, гарантированного статьей 10 Конвенции, которая предусматривает:

"1. Каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ. Настоящая статья не препятствует государствам осуществлять лицензирование радиовещательных, телевизионных или кинематографических предприятий.

2. Осуществление этих свобод, налагающее обязанности и ответственность, может быть сопряжено с определенными формальностями, условиями, ограничениями или санкциями, которые предусмотрены законом и необходимы в демократическом обществе в интересах национальной безопасности, территориальной целостности или общественного порядка, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья и нравственности, защиты репутации или прав других лиц, предотвращения разглашения информации, полученной конфиденциально, или обеспечения авторитета и беспристрастности правосудия".

A. Приемлемость жалобы

20. Европейский Суд считает, что жалоба заявителя не является явно необоснованной в значении пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Доводы стороны

21. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель был привлечен к гражданской ответственности за преднамеренное распространение недостоверных сведений, порочащих честь, достоинство и репутацию иного лица. В частности, он написал и опубликовал статью, содержащую обвинения сотрудника милиции Г. в серьезных преступлениях, а именно в злоупотреблении полномочиями и жестоком обращении с задержанными. Прокуратура провела проверку и отказала в возбуждении уголовного дела в отношении Г. Суды страны, таким образом, пришли к правильному выводу о том, что сведения, распространенные заявителем, являлись недостоверными.

22. Со ссылкой на Решение Европейского Суда от 10 июня 2004 г. по делу "Чернышева против Российской Федерации" (Chernysheva v. Russia), жалоба N 77062/01* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2005.), власти Российской Федерации утверждали, что статья 10 Конвенции не гарантирует неограниченной свободы выражения мнения. Осуществление этой свободы связано с "обязанностями и ответственностью", которые также применяются к прессе. Указанные "обязанности и ответственность" приобретают большее значение, если, как в настоящем деле, идет речь о посягательстве на репутацию конкретного гражданина. Заявитель не исполнил обязанность проверить достоверность распространяемых сведений. Соответственно, вмешательство в его право на свободу выражения мнения было оправданным. Штраф, наложенный на заявителя* (* Так в тексте. Очевидно, идет речь о взысканной с заявителя компенсации морального вреда (прим. переводчика).), был разумным и соразмерным законной цели защиты репутации Г.

23. Заявитель настаивал на том, что он проверил соответствие фактов действительности с разумной степенью тщательности, которая может требоваться от журналиста. Он получил и представил судам страны медицинские заключения о телесных повреждениях С., протоколы с признательными показаниями С. и М. в отделе внутренних дел и копии жалоб С. и M. на жестокое обращение. С. и M. подтвердили точность сведений, содержавшихся в статье. Однако суды страны отклонили эти доказательства как недостоверные без обоснования этого вывода. Отказ властей в возбуждении уголовного дела по заявлениям о жестоком обращении сам по себе не мог служить доказательством недостоверности сведений, опубликованных заявителем. Заявитель упомянул в своей статье, что власти отказали в возбуждении уголовного дела, и критиковал их в связи с этим. Целью статьи было привлечение внимания к тому, что органы власти не желают проводить расследование по фактам жестокого обращения в милиции. Заявитель настаивал на том, что у его утверждений имелась достаточная фактическая основа. Хотя он не доказал в суде, что его описание событий, происходивших в отделе милиции, было достоверным во всех деталях, на него все равно распространялась защита статьи 10 Конвенции. Даже жесткая критика в сильных, полемических выражениях, опубликованная на "скудной фактической основе", защищается статьей 10 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 февраля 2002 г. по делу "Диханд и другие против Австрии" (Dichand and Others v. Austria), жалоба N 29271/95, § 52).

24. Заявитель утверждал, что ответственность независимо от вины, установленная законодательством страны в делах о распространении сведений, умаляющих честь, достоинство или репутацию (см. § 18 настоящего Постановления), противоречила статье 10 Конвенции. По мнению заявителя, журналист был обязан выплачивать компенсацию морального вреда лишь при условии, что он действовал умышленно, и его вина установлена судом. В делах, где журналист опорочил должностное лицо ненамеренно, истцу должны обеспечиваться лишь опровержение и возмещение материального ущерба. Кроме того, заявитель утверждал, что от журналиста нельзя требовать доказать достоверность каждого из своих утверждений в соответствии со стандартом доказывания "вне всякого разумного сомнения", применяемым в уголовном права. От журналиста, опубликовавшего статью о жестоком обращении в милиции, нельзя разумно требовать действий, аналогичных действиям прокурора, и сбора доказательств по уголовному делу. Его роль заключалась в том, чтобы стимулировать органы преследования к возбуждению уголовного дела путем сообщения общественности о фактах жестокого обращения и привлечения к ним внимания.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

25. В соответствии с установившейся прецедентной практикой Европейского Суда свобода выражения мнения составляет одну из существенных основ демократического общества и одно из главных условий для его прогресса и самореализации каждого гражданина. С учетом положения пункта 2 статьи 10 она распространяется не только на "информацию" или "идеи", которые благосклонно принимаются или считаются безвредными или нейтральными, но также на оскорбляющие, шокирующие или причиняющие беспокойство. Таковы требования плюрализма, терпимости и широты взглядов, без которых невозможно "демократическое общество" (см. Постановление Европейского Суда от 7 декабря 1976 г. по делу "Хэндисайд против Соединенного Королевства" (Handyside v. United Kingdom), Series A, N 24, p. 23, § 49, и Постановление Европейского Суда от 23 сентября 1994 г. по делу "Йерсилд против Дании" (Jersild v. Denmark), Series A, N 298, p. 26, § 37).

26. Европейский Суд напоминает, что пункт 2 статьи 10 Конвенции дает мало возможностей для ограничения политических высказываний или дебатов по вопросам, представляющим всеобщий интерес (см. Постановление Большой Палаты по делу "Сюрек против Турции" (Surek v. Turkey) (N 1), жалоба 26682/95, § 61, ECHR 1999-IV). Кроме того, хотя нельзя сказать, что слова и поступки государственных служащих и политических деятелей в равной степени заведомо открыты для наблюдения, государственные служащие, находящиеся при исполнении обязанностей, подобно политикам, подпадают под более широкие пределы допустимой критики, чем частные лица (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тома против Люксембурга" (Thoma v. Luxembourg), жалоба N 38432/97, § 47, ECHR 2001-III).

27. Пресса исполняет важнейшую функцию в демократическом обществе. Хотя она не должна выходить за определенные рамки, в том числе в отношении репутации и прав иных лиц и необходимости предотвращения раскрытия конфиденциальной информации, тем не менее ее обязанностью является распространение - способом, совместимым с ее обязанностями и ответственностью - информации и идей по всем вопросам всеобщего интереса (см. Постановление Европейского Суда от 24 февраля 1997 г. по делу "Де Хас и Гийселс против Бельгии" (De Haes and Gijsels v. Belgium), Reports of Judgments and Decisions 1997-I, pp. 233-234, § 37, и Постановление Большой Палаты по делу "Бладет Тромсе и Стенсос против Норвегии" (Bladet Tromso and Stensaas v. Norway), жалоба 21980/93, § 59, ECHR 1999-III). Не только у прессы есть задача распространять подобную информацию и мнения: общество имеет право на получение указанных сведений. В противном случае пресса не могла бы исполнять свою крайне важную роль "публичного контролера" (см. Постановление Европейского Суда от 25 июня 1992 г. по делу "Торгеир Торгеирсон против Исландии" (Thorgeir Thorgeirson v. Iceland), Series A, N 239, р. 27, § 63). Журналистская свобода распространяется на возможное использование в определенной степени преувеличений или даже провокации (см. Постановление Европейского Суда от 26 апреля 1995 г. по делу "Прагер и Обершлик против Австрии" (Prager and Oberschlick v. Austria) (N 1), Series A, N 313, p. 19, § 38). Данная свобода содержит ряд исключений, изложенных в пункте 2 статьи 10 Конвенции, подлежащем строгому толкованию. Необходимость применения каких бы то ни было ограничений должна быть установлена в отсутствие любого сомнения.

28. Статья 10 Конвенции защищает право журналистов обнародовать информацию по вопросам, представляющим всеобщий интерес, при условии, что они действуют добросовестно и на точной фактической основе, предоставляя "надежную и точную" информацию в соответствии с журналистской этикой. В соответствии с пунктом 2 статьи 10 Конвенции свобода выражения мнения связана с "обязанностями и ответственностью", которые также применяются к средствам массовой информации в отношении вопросов, представляющих серьезный всеобщий интерес. Кроме того, значение этих "обязанностей и ответственности" возрастает, если имеет место вопрос посягательства на репутацию конкретного гражданина и нарушения "прав других лиц". Так, необходимы особые причины для освобождения средства массовой информации от его обычной обязанности проверки утверждений о фактах, умаляющих репутацию частных лиц. Наличие таких причин зависит, в частности, от характера и степени диффамации и от того, насколько средство массовой информации может разумно считать свои источники надежными в отношении данных утверждений (см. Постановление Большой Палаты по делу "Лендон, Очаковски-Лоран и Жюли против Франции" (Lindon, Otchakovsky-Laurens and July v. France), NN 21279/02 и 36448/02, § 67, ECHR 2007-... и Постановление Большой Палаты по делу "Педерсен и Бодсгор против Дании" (Pedersen and Baadsgaard v. Denmark), жалоба N 49017/99, § 78, ECHR 2004-XI).

29. В делах о публикациях, основанных на интервью, необходимо различать, исходят ли утверждения от журналиста или являются цитированием иных лиц, поскольку наказание журналиста за содействие в распространении утверждений, сделанных другим лицом в интервью, серьезно снизило бы вклад прессы в дискуссию по вопросам, представляющим всеобщий интерес, и оно не должно применяться, если отсутствуют особенно убедительные причины для этого (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Педерсен и Бодсгор против Дании", § 77; упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Торгеир Торгеирсон против Исландии", § 65; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Йерсилд против Дании", § 35).

(b) Применение в настоящем деле

30. Европейский Суд отмечает, что заявитель был привлечен к ответственности в порядке гражданского судопроизводства за публикацию интервью с двумя бывшими подозреваемыми в краже, которые утверждали, что были избиты в милиции с целью получения признательных показаний. Интервью сопровождалось комментарием заявителя, осуждающим уклонение властей от расследования их заявлений о жестоком обращении и за отказ привлечь виновных к ответственности.

31. Стороны не оспаривают, что судебные акты, принятые по иску о защите чести, достоинства и деловой репутации, представляли собой "вмешательство" в право заявителя на свободу выражения мнения, защищаемую пунктом 1 статьи 10 Конвенции. Не оспаривается, что данное вмешательство было "предусмотрено Законом", а именно статьей 152 Гражданского кодекса, и "преследовало законную цель" защиты репутации других лиц в смысле пункта 2 статьи 10 Конвенции. Спорный вопрос в данном деле касается того, было ли данное вмешательство "необходимо в демократическом обществе".

32. Решение вопроса о необходимости в демократическом обществе требует от Европейского Суда установить, отвечало ли "вмешательство" "настоятельной общественной необходимости", было ли оно соразмерно преследуемой законной цели, и были ли доводы, приведенные национальными властями в его обоснование, относимыми и достаточными. При оценке того, имелась ли такая "необходимость" и какие меры следовало принять в связи с ней, национальные власти обладают определенной свободой усмотрения. Данная свобода усмотрения, однако, не является неограниченной, а сопровождается европейским надзором, осуществляемым Европейским Судом, чьей задачей является вынесение окончательного решения относительно того, совместимо ли примененное ограничение права со свободой выражения мнения, гарантированной статьей 10 Конвенции. При осуществлении своей надзорной функции задачей Европейского Суда является не замещение национальных властей, а, скорее, проверка на основании статьи 10 Конвенции в свете всех обстоятельств дела, решений, принимаемых ими в рамках их свободы усмотрения. При этом Европейский Суд должен убедиться в том, что национальными властями были применены стандарты, соответствующие принципам, изложенным в статье 10 Конвенции, и, кроме того, что решения властей были основаны на разумной оценке соответствующих обстоятельств дела (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 22 февраля 2007 г. по делу "Красуля против Российской Федерации" (Krasulya v. Russia), жалоба N 12365/03* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2005.), § 34, и Постановление Европейского Суда от 21 июля 2005 г. по делу "Гринберг против Российской Федерации" (Grinberg v. Russia), жалоба N 23472/03, § 27* (* Там же. N 7/2008.)).

33. В настоящем деле заявитель осуществил свободу выражения мнения посредством газетной публикации. Он был привлечен за свою публикацию к ответственности в порядке гражданского судопроизводства, и, следовательно, имевшееся вмешательство должно рассматриваться в контексте существенной роли прессы в обеспечении надлежащего функционирования демократического общества (см. Постановление Европейского Суда от 8 июля 1986 г. по делу "Лингенс против Австрии" (Lingens v. Austria), Series A, N 103, § 41; и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Сюрек против Турции" (N 1), § 59). Сведения о жестоком обращении в милиции, очевидно, являлись вопросом, представляющим всеобщий интерес, и заявитель имел право привлечь к ним внимание общественности посредством прессы. Однако в национальных судебных актах отсутствуют признаки того, что суды попытались установить баланс между необходимостью защиты репутации сотрудника милиции и правом журналиста на распространение информации по вопросам, представляющим всеобщий интерес. Они ограничились исследованием вопроса о вреде, причиненном репутации истца, никоим образом не принимая во внимание право заявителя как журналиста на свободу слова, или тот факт, что истец являлся государственным служащим, находившимся при исполнении обязанностей, и, таким образом, подпадал под более широкие пределы допустимой критики, чем частные лица (см. прецедентны, приведенные в § 26 настоящего Постановления). Таким образом, Европейский Суд полагает, что российские суды оставили без внимания тот факт, что настоящее дело затрагивало конфликт между правом на свободу выражения мнения и защитой репутации (см. аналогичное обоснование в Постановлении Европейского Суда по делу "Квецень против Польши" (Kwiecien v. Poland), жалоба N 51744/99, § 52, ECHR 2007-...).

34. Возвращаясь к содержанию статьи, опубликованной заявителем, Европейский Суд отмечает, что ее важным элементом являлись интервью двух предполагаемых жертв жестокого обращения в милиции, С. и M. Фрагменты данного интервью были признаны национальными судами диффамацией. Делая такой вывод, российские суды не провели различия между собственными высказываниями автора и цитированием иных лиц, считая не имеющим значение для дела тот факт, что спорные утверждения не исходили от заявителя, но ясно определялись как принадлежащие другим лицам (см. § 13 настоящего Постановления). Суды страны не выдвинули какого-либо обоснования для тех санкций, которые были наложены на заявителя за содействие в распространении утверждений, сделанных иным лицом в интервью, хотя они были обязаны обосновать такое решение особо вескими доводами (см. прецеденты, приведенные в § 29 настоящего Постановления).

35. Европейский Суд далее отмечает, что российские суды признали спорные фрагменты утверждений о фактах и привлекли заявителя к ответственности, поскольку он не доказал их соответствие действительности. Европейский Суд признает, что статья содержала серьезные фактические обвинения против милиции, и данные обвинения подлежали доказыванию. Однако Европейский Суд полагает, что при осуществлении сравнительной оценки в соответствии со статьей 10 Конвенции, особенно если дело касается сообщения журналистом утверждений третьих лиц, вопрос заключается не в том, может ли журналист доказать действительность утверждений, но в том, может ли быть установлена в достаточной мере проверенная и надежная фактическая основа, соразмерная природе и характеру обвинения (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Педерсен и Бодсгор против Дании", § 78). В этой связи он отмечает, что заявитель представил документальные доказательства, включая диктофонную запись своего разговора с С. и M., медицинское заключение о травмах С., протоколы допросов, содержащие признательные показания С. и M. в отделе внутренних дел, и копии их жалоб на жестокое обращение. Он также вызвал С. и M. в качестве свидетелей в целях подтверждения того, что их высказывания были точно воспроизведены в статье, без искажения или преувеличения. Доказательства, представленные заявителем, подтверждали, что M. и С. действительно были допрошены сотрудниками милиции в Ленинском районном отделе внутренних дел и признались в совершении кражи, что они получили травмы во время пребывания в милиции и жаловались властям страны на жестокое обращение. Они также показывали, что, несмотря на признательные показания, M. и С. не были предъявлены обвинения, и другое лицо было в конечном счете осуждено за кражу.

36. Суды страны постановили, что материалы, представленные заявителем, не являлись относящимися к делу доказательствами жестокого обращения, не обосновав такой вывод (см. § 13 настоящего Постановления). Из объяснений властей Российской Федерации следует, что суды страны придавали столь важное значение выводам прокурорской проверки по утверждениям С. и M. о жестоком обращении и отказу в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции, что никакое доказательство, представленное заявителем, не могло убедить их в достоверности утверждений, опубликованных им. Европейский Суд напоминает в этой связи, что стандарт доказывания, требуемый для установления обоснованности уголовного обвинения компетентным органом, вряд ли можно сравнить с тем, который должен быть обеспечен журналистом, выражающим мнение по вопросу, представляющему всеобщий интерес (см. Постановление Европейского Суда от 14 декабря 2006 г. по делу "Карман против Российской Федерации" (Karman v. Russia), жалоба N 29372/02, § 42* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2007.), и Постановление Европейского Суда по делу ""Независимая инициатива по многообразию информации" против Австрии" (Unabhaengige Initiative Informationsvielfalt v. Austria), жалоба N 28525/95, § 46, ECHR 2002-I). Таким образом, Европейский Суд не убежден, что российские суды привели существенные и достаточные причины, по которым они отклонили доказательства, представленные заявителем, или что они приняли свои решения, проведя исследование имеющих значение для дела обстоятельств на приемлемом уровне. По мнению Европейского Суда, совокупность имеющихся доказательств обеспечивала достаточную фактическую основу для утверждений о жестоком обращении в милиции. Европейский Суд также не может принять довод властей Российской Федерации о том, что со стороны заявителя было недопустимо публиковать обвинения в жестоком обращении после того, как власти отказали в возбуждении уголовного дела против сотрудников милиции. Заявитель упомянул в статье о том, что прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела на основании жалоб на жестокое обращение со стороны С. и M. Он критиковал пассивное отношение властей к правдоподобным утверждениям о ненадлежащем обращении с подозреваемыми по уголовному делу, тем самым выразив свое мнение по вопросу, представляющему всеобщий интерес.

37. Наконец, суды страны поставили в вину заявителю то, что он творчески обработал сведения, сообщенные С., изложив их с более высокой эмоциональной направленностью и подчеркиванием определенных аспектов. Европейский Суд отмечает, что в своих показаниях в заседании суда С. и M. подтвердили точность рассказа, воспроизведенного в статье. Европейский Суд, таким образом, убежден, что заявитель изложил факты добросовестно, не искажая их. Хотя заявитель действительно не опубликовал интервью целиком, опустив некоторые части и подчеркнув другие с целью усиления эмоционального воздействия публикации, отсутствуют признаки того, что он вышел за пределы обычно приемлемой степени преувеличения или провокации (см. прецеденты, приведенные в § 27 настоящего Постановления).

38. В свете указанных выводов, принимая во внимание роль журналистов и прессы в распространении информации по вопросам, представляющим всеобщий интерес, Европейский Суд находит, что публикация заявителя являлась добросовестным комментарием по вопросу, представляющему всеобщий интерес, с достаточной фактической основой, и что она не вышла за пределы приемлемого уровня критики. Судебные акты по делу о защите чести, достоинства и деловой репутации повлекли нарушение права заявителя на свободу выражения мнения, поскольку суды страны, не проводя сравнительную оценку необходимости защиты репутации истца и права заявителя распространять информацию по вопросам всеобщего интереса, отказываясь делать различие между собственными высказываниями заявителя и цитированием утверждений, сделанных другими лицами в ходе интервью, и не давая надлежащей оценки значимым обстоятельствам, не применили стандарты, предусмотренные статьей 10 Конвенции, и не привели "существенных" и "достаточных" доводов в обоснование спорного вмешательства. Таким образом, Европейский Суд полагает, что суды страны вышли за узкие рамки свободы усмотрения, предоставленной им в отношении ограничений дебатов по вопросам, представляющим всеобщий интерес, и что вмешательство не было "необходимо в демократическом обществе".

Таким образом, имело место нарушение статьи 10 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 6 Конвенции

39. Заявитель жаловался на то, что разбирательство по делу о защите чести, достоинства и деловой репутации было несправедливым. Он ссылался на статью 6 Конвенции, которая предусматривает в соответствующей части:

"Каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях... имеет право на справедливое... разбирательство дела... судом...".

40. В обязанности Европейского Суда входит рассмотрение фактических и правовых ошибок, допущенных национальными судами, лишь если они затрагивают права и свободы, которые гарантированы Конвенцией, и только в этих пределах (см., в частности, Решение Европейского Суда от 9 октября 2003 г. по делу "Чекич и другие против Хорватии" (Сekiс and Others v. Croatia), жалоба N 15085/02). Рассмотрев представленные факты, Европейский Суд не усматривает оснований полагать, что разбирательство не соответствовало требованию справедливости, предусмотренному статьей 6 Конвенции. Следовательно, жалоба в данной части является явно необоснованной и подлежит отклонению в соответствии с пунктами 3 и 4 статьи 35 Конвенции.

III. Применение статьи 41 Конвенции

41. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

42. Заявитель требовал 59 евро в счет компенсации материального ущерба, представляющие сумму, выплаченную им истцу по делу о защите чести, достоинства и деловой репутации. Он также требовал 1 000 евро в счет компенсации морального вреда.

43. Власти Российской Федерации признали требования в части материального ущерба. Они полагали, что требования в части морального вреда являются чрезмерными. По их мнению, установление факта нарушения Конвенции само по себе являлось бы достаточной справедливой компенсацией.

44. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с его прецедентными нормами сумма, выплаченная в качестве компенсации ущерба, подлежит возмещению лишь при наличии причинной связи между нарушением Конвенции и понесенным ущербом. Так, в настоящем деле суммы, которые заявитель был обязан выплатить истцу по делу о защите чести, достоинства и деловой репутации, могут быть приняты во внимание (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тома против Люксембурга", § 71). Таким образом, Европейский Суд присуждает заявителю 59 евро в счет компенсации материального ущерба, а также любой налог, подлежащий начислению.

45. Кроме того, Европейский Суд полагает, что заявителю был причинен моральный вред решениями национальных судов, которые были несовместимы с конвенционными принципами. Достаточной компенсацией такого вреда не может быть признано установление факта нарушения Конвенции. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 1 000 евро, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.

B. Судебные расходы и издержки

46. Ссылаясь на ведомости по учету временных затрат адвокатов, заявитель требовал 1 100 евро в счет представления своих интересов. Его представители затратили 22 часа на подготовку объяснений и требований о справедливой компенсации. Заявителем и его представителями была согласована оплата услуг последних по ставке 50 евро в час.

47. Власти Российской Федерации полагали, что расходы и издержки, требуемые заявителем, не были необходимыми и разумными по размеру. Дело не являлось сложным, и отсутствовала необходимость в привлечении двух адвокатов. Кроме того, заявитель не представил соглашение о размере гонорара адвокатов или документов, подтверждающих, что он действительно уплатил такой гонорар.

48. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. В настоящем деле, учитывая документы, имеющиеся в его распоряжении и указанные критерии, Европейский Суд считает разумным присудить 1100 евро, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную сумму.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

49. Европейский Суд счел, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу приемлемой в части неоправданного вмешательства в право на свободу выражения мнения, а в остальной части неприемлемой;

2) постановил, что имело место нарушение статьи 10 Конвенции;

3) постановил:

(a) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты:

(i) 59 евро (пятьдесят девять евро), а также любой налог, подлежащий начислению, в счет компенсации материального ущерба;

(ii) 1 000 евро (одна тысяча евро), а также любой налог, подлежащий начислению, в счет компенсации морального вреда;

(iii) 1 100 евро (одна тысяча сто евро), а также любой налог, подлежащий начислению, в счет судебных расходов и издержек;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 14 октября 2008 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сантьяго Кесада Секретарь Секции Суда

Йозеп Касадеваль Председатель Палаты Суда