Прецедентная практика Европейского суда по правам человека как регулятор гражданских отношений в Российской Федерации (В.А. Канашевский, "Журнал российского права", N 4, апрель 2003 г.)

Прецедентная практика Европейского суда
по правам человека как регулятор гражданских отношений
в Российской Федерации

В связи с присоединением Российской Федерации к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. (далее - Европейская конвенция)*(1) российские граждане и иные лица, находящиеся под юрисдикцией Российской Федерации, а также действующие на ее территории юридические лица получили возможность обращаться для защиты своих имущественных и личных неимущественных прав в Европейский суд по правам человека (далее - Европейский суд). В информационном письме Высшего Арбитражного Суда РФ от 20 декабря 1999 г. "Об основных положениях, применяемых Европейским судом по правам человека при защите имущественных прав и права на правосудие" отмечается: "В результате присоединения к юрисдикции Европейского суда российские механизмы судебного контроля за соблюдением имущественных прав участников экономического оборота в Российской Федерации получили поддержку в виде международного судебного контроля. Это означает, что компетенция арбитражных судов по рассмотрению имущественных споров и компетенция Европейского суда по рассмотрению жалоб на нарушение имущественных прав взаимосвязаны"*(2).

В соответствии с Европейской конвенцией условиями для обращения граждан и юридических лиц, находящихся под юрисдикцией Российской Федерации, в Европейский суд являются: 1) предполагаемое нарушение со стороны Российского государства какого-либо личного неимущественного либо имущественного права лица (из перечисленных в Конвенции); 2) исчерпание всех внутренних средств правовой защиты в России; 3) соблюдение шестимесячного срока после принятия последнего решения российской инстанцией. При этом "исчерпанность" средств правовой защиты применительно к российской правовой системе должна означать, что дело было предметом рассмотрения Высшего Арбитражного Суда или Верховного Суда РФ, а в некоторых случаях - Конституционного Суда РФ. Кроме того, жалоба не должна быть анонимной, а являться по существу аналогичной той, которая уже была рассмотрена Европейским судом или уже стала предметом другой процедуры международного разбирательства или урегулирования, и не содержащей новых относящихся к делу фактов. Суд также объявляет неприемлемой любую жалобу, если сочтет ее несовместимой с положениями Европейской конвенции, явно необоснованной или поданной с нарушением (ст.35 Конвенции).

В связи с разбирательством дела в Европейском суде существенное значение имеет его практика по рассмотрению дел о нарушении прав, которые принято относить к предмету гражданско-правового регулирования, особенно если это касается выяснения правовой природы, содержания рассматриваемых прав. Собственно говоря, для отечественного правопорядка важны не столько нормы в области личных неимущественных и имущественных прав, закрепленные в Конвенции (они уже воплощены в Гражданском кодексе и Конституции РФ, и между ними и отечественными нормами отсутствуют какие-либо серьезные противоречия), сколько опыт реализации положений Конвенции в практике европейских контрольных органов. С учетом новизны многих норм для нашей правовой системы практика Европейского суда позволяет наполнить их реальным содержанием.

Но как далеко может зайти Суд в толковании положений Конвенции при разрешении конкретных дел (речь не идет о консультативных заключениях, касающихся толкования ее положений по просьбе Комитета министров) и в какой степени такое толкование может восприниматься как обязательное судами РФ? При ратификации Европейской конвенции Российская Федерация сделала заявление о признании юрисдикции Европейского суда "обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов".

Речь не идет о признании обязательной всей практики Европейского суда, а лишь той, которая формируется при рассмотрении дел с участием Российской Федерации. Вопрос о значении для отечественного гражданского законодательства прецедентной практики Европейского суда, сформированной без участия России, пока остается открытым. Формально решения Европейского суда не обязательны для неучаствовавших государств, но фактически государства следуют практике, поскольку "контрольные органы Конвенции признают себя связанными прецедентом..."*(3).

Другой аспект проблемы толкования связан с различными вариантами ее применения. Поскольку Конвенция может применяться как часть правовой системы России, следовательно, имеет место толкование ее положений российскими судами. Но толкование осуществляет и сам Европейский суд. В этой связи, как справедливо полагает Т.Н. Нешатаева, возможна ситуация, когда толкование Европейской конвенции в арбитражных судах России будет отличаться от толкования ее норм в Европейском суде*(4). Очевидно, что приоритетным должно стать толкование Конвенции Европейским судом.

Положение об Уполномоченном Российской Федерации при Европейском суде по правам человека*(5) к числу основных его функций относит "изучение правовых последствий решений Европейской комиссии по правам человека и Суда для государств - членов Совета Европы" и подготовку "с учетом прецедентного права Совета Европы рекомендаций по совершенствованию законодательства Российской Федерации и правоприменительной практики" (п.4). Как отмечается в литературе, "значение прецедентов, создаваемых в рамках Совета Европы, состоит в том, что они являются образцом толкования норм... Конвенции". И хотя Россия не связана решениями Суда по другим делам, "применение исключительно "своего", основанного на национальном законодательстве и сложившейся практике, подхода к пониманию положений Конвенции, без учета толкований Европейского суда, может привести к ее нарушению и, как следствие, к ответственности государства"*(6).

Следует отметить, что фактически высшие судебные инстанции России при рассмотрении гражданско-правовых и иных дел опираются на положения прецедентной практики Европейского суда. Так, Конституционный Суд РФ при толковании положения ст.35 Конституции РФ "никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда" пришел к выводу, что конституционно-правовой смысл понятия "имущество" охватывает не только право собственности, но, в частности, вещные права. Суд указал, что такой подход корреспондирует толкованию понятия "свое имущество" Европейским судом по правам человека, лежащему в основе применения им ст.1 Протокола N 1 к Европейской конвенции. Европейский суд исходит из того, что каждый имеет право на беспрепятственное пользование и владение своим имуществом, в том числе в рамках осуществления вещных прав, также подлежащих защите на основании указанного Протокола (решения от 23 сентября 1982 г. по делу "Спорронг и Леннрот (Sporrong and Lonnroth) против Швеции" и от 21 февраля 1986 г. по делу "Джеймс и другие (James and Others) против Соединенного Королевства", а также содержащее ссылки на них решение от 30 мая 2000 г. по делу "Карбонара и Вентура (Carbonara and Ventura) против Италии")*(7). На практику Европейского суда и Европейской комиссии Конституционный Суд РФ ссылался также в других своих постановлениях*(8).

В свою очередь, Высший Арбитражный Суд РФ в уже упоминавшемся информационном письме прямо перечисляет "положения, сформулированные Европейским судом и направленные на защиту имущественных прав и права на правосудие" - частный (гражданско-правовой) характер имущественных прав, принцип баланса частных и публичных интересов при защите имущественных прав физических и юридических лиц, судебная защита имущественных прав частных лиц и т.д. Высший Арбитражный Суд РФ просит нижестоящие арбитражные суды принять во внимание изложенные положения при осуществлении правосудия.

Проблема восприятия российской правовой системой прецедентной практики Европейского суда связана с общим вопросом определения места судебного прецедента в этой системе. В научной литературе подчеркивается роль судебной практики (предыдущих судебных решений) для разрешения конкретных уголовных и гражданских дел, но лишь немногие авторы утверждают, что судебный прецедент является источником российского права. "Необходимо признать де-юре то, что существует де-факто, - отмечает Л.П. Ануфриева, - поскольку функционирование отечественной судебной системы в рамках существовавших и существующих государственно-правовых структур убеждает в том, что по существу она формирует источники права"*(9).

Более категорично по поводу роли судебного прецедента высказывается Т.Н. Нешатаева, по выражению которой ":в российской правовой системе, как и в любой континентальной системе права, в той или иной форме прецедент всегда существовал в качестве источника права", например, "применение закона или права по аналогии"*(10).

Заслуживает внимания и подход М.В. Кучина. Признавая судебный прецедент источником права, он вместе с тем утверждает: "Мы имеем в виду общую, принципиальную сторону рассматриваемого явления и далеки от мысли придавать ему безусловно-обязательную силу независимо от конкретных обстоятельств, в которых он применяется"*(11). Можно привести множество других суждений по этому вопросу.

Интерес представляет позиция самих высших судебных инстанций относительно применения судебного прецедента. Так, Конституционный Суд РФ в Постановлении от 16 июня 1998 г. N 19-П "По делу о толковании отдельных положений статей 125, 126 и 127 Конституции Российской Федерации" отметил, что только Конституционный Суд выносит официальные решения, имеющие общеобязательное значение, в то время как "решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов не обладают такой юридической силой. Они не обязательны для других судов по другим делам, так как суды самостоятельно толкуют подлежащие применению нормативные предписания, следуя при этом Конституции Российской Федерации и федеральному закону:"*(12).

Проблема места судебного прецедента в российской правовой системе, в том числе решений Европейского суда, требует самостоятельного и всестороннего изучения. Вместе с тем какие бы основания для квалификации правила, содержащегося в судебном решении или обзорах высших судебных инстанций в качестве правовой нормы, ни представляла реально существующая практика, решающее слово в признании или непризнании прецедента источником права остается за законодателем. В соответствии же со ст.126-127 Конституции Верховный Суд РФ и Высший Арбитражный Суд РФ дают лишь "разъяснения" по вопросам судебной практики, а не творят нормы права. Об общеобязательности постановлений Конституционного Суда РФ можно говорить применительно к решениям, вынесенным им по вопросам, относящимся к его компетенции (ст.125 Конституции РФ, ст.3 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" от 21 июля 1994 г. (в ред. от 15 декабря 2001 г.*(13)).

Следовательно, ответ на вопрос, является ли судебный прецедент источником российского права, должен быть отрицательным, поскольку законодательство не устанавливает обратное. Судебный прецедент действует в правовой системе наряду с источниками права России. Не являясь источником права, он тем не менее оказывает влияние на законодательство РФ. Так, деятельность Европейского суда, с одной стороны, отражает определенную европейскую практику, а с другой - сама оказывает определенное влияние на законодательство государств - участников Конвенции, в том числе на формирование единых подходов к регулированию гражданских (гражданско-правовых) отношений.

Еще один аргумент в пользу непризнания прецедента Европейского суда источником российского права связан с конструкцией самой категории "источник права". С.Л. Зивс в этом понятии выделяет два элемента: "Во-первых, это внешняя форма... Во-вторых, это элемент конститутивный - сообщение, придание норме качества правовой нормы"*(14). Второй из элементов характеризует связь категории "источник права" с волей создавшего его государства. "Источник права суть внешняя форма установления правовой нормы государством (или по поручению государства, или с санкции, одобрения государства)". И далее: "Право возникает только как результат действий государственных органов. Следовательно, любой правовой нормативный акт исходит от государства или одобрен им, т.е. носит государственный характер"*(15). Утверждения автора не утратили своего значения, хотя с позиций сегодняшнего дня очевидно, что право не всегда является творением государства и заключается не только в нормативных актах, но и в других источниках права (например, в обычаях делового оборота - ст.5 ГК РФ).

Вывод, который логически вытекает из рассуждений ученого, состоит в том, что именно государство путем одностороннего волеизъявления определяет формы существования норм права. В этой связи категория "источник права" не может быть использована для объяснения действия на территории государства норм иных правовых систем. Международная норма не может рассматриваться в отрыве от своей формы, поскольку в этом случае она утрачивает качество правовой нормы. В признании качества за международными нормами государство участвовало совместно с другими государствами. Но они могут быть творением международного органа (в нашем случае - Европейского суда). Следовательно, они не могут рассматриваться в качестве источников права данного государства и занимают обособленное положение в правовой системе страны.

Наряду с источниками (формами) права в науке принято выделять категорию "правовой регулятор". Она не заменяет категорию "источник права" и не тождественна ей. Ее существование обусловлено тем, что в правовой системе государства действуют и применяются не только его собственные правовые нормы, но также нормы иных правовых систем: международные правовые нормы и нормы иностранного права. Категория "источник права" призвана конституировать правило поведения в качестве правовой нормы и, следовательно, имеет жесткую привязку к правовой системе конкретного государства либо к международной правовой системе. Категория "правовой регулятор" обозначает все объективное право, все действующие на территории государства правовые нормы (национальные, иностранные, международные), то есть уже конституированные в качестве таковых в рамках соответствующих правовых систем.

Таким образом, регулирующее действие международных норм, в том числе сформировавшихся в практике Европейского суда, на территории России позволяет характеризовать их в качестве правовых регуляторов, но не источников российского права.

В.А. Канашевский,

старший преподаватель кафедры иностранного государственного

и международного права Уральской государственной

юридической академии, кандидат юридических наук.

"Журнал российского права", N 4, апрель 2003 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: ФЗ "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней" от 30 марта 1998 г. // СЗ РФ. 1998. N 14. Ст.1514. Официальный перевод Конвенции и Протоколов к ней опубликован в СЗ РФ (2001. N 2. Ст.163).

*(2) Вестник ВАС РФ. 2000. N 2. С.93.

*(3) Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия. М., 1998. С.29.

*(4) См.: Нешатаева Т.Н. О компетенции Европейского суда по правам человека в отношении имущественных прав // Вестник ВАС РФ. 1999. N 4. С.96.

*(5) Утв. Указом Президента "Об Уполномоченном Российской Федерации при Европейском суде по правам человека" от 29 марта 1998 г. // СЗ РФ. 1998. N 14. Ст.1540.

*(6) Кучин М.В. Права человека и проблема применения в Российской Федерации прецедентного права Совета Европы // Российский юридический журнал. 1998. N 4. С.84.

*(7) См.: СЗ РФ. 2001. N 52. Ст.5014.

*(8) См.: Постановление КС РФ от 30 июля 2001 г. N 13-П // СЗ РФ. 2001. N 32. Ст.3412; Постановление КС РФ от 12 марта 2001 г. N 4-П // СЗ РФ. 2001. N 12. Ст.1138.

*(9) Ануфриева Л.П. Об источниках международного частного права (некоторые вопросы теории) // Московский журнал международного права. 1994. N 4. С.72.

*(10) Нешатаева Т.Н. Международный гражданский процесс: Учебное пособие. М.: Дело, 2001. С.65.

*(11) Кучин М.В. Судебный прецедент как источник права (дискуссионные вопросы) // Российский юридический журнал. 1999. N 4. С.77-78.

*(12) СЗ РФ. 1998. N 25. Ст.3004.

*(13) См.: СЗ РФ. 1994. N 13. Ст.1447; 2001. N 51. Ст.4824.

*(14) Зивс С.Л. Источники права. М.: Наука, 1981. С.9.

*(15) Там же. С.10.