Настоящее обобщение проведено в соответствии с п. 4.2 раздела IV Плана работы Забайкальского краевого суда на первое полугодие 2021 года.
Оно основано на анализе представленных районными (городскими) судами края актов (решений, апелляционных и кассационных определений).
По сообщениям этих судов, в 2019 году рассмотрено 37 гражданских дел указанной категории. Из них 27, или 73%, с удовлетворением требований; 10, или 27%, с отказом в удовлетворении требований. В апелляционном порядке обжалован 21 судебный акт (отменено 10 (28%), изменено 4, оставлено без изменения 7 (33%)); в кассационном порядке обжаловано 7 (отменено 2, оставлено без изменения 5).
В 2020 году разрешено 33 дела (27, или 82%, с удовлетворением требований; 6, или 18%, с отказом в удовлетворении требований). В апелляционном порядке обжаловано 8 судебных актов (отменен 1 (12,5%), изменено 4, оставлено без изменения 3 (37,5%)), в кассационном порядке отменено 1 апелляционное определение.
Приведенные цифры свидетельствуют о высоком проценте удовлетворения исков, мотивированных доводами о некачественном, неквалифицированном оказании медицинской помощи.
Право на охрану здоровья и медицинскую помощь является неотъемлемой составляющей общих прав человека, а его охрана - одним из приоритетных направлений государственной политики (ст. ст. 2, 17, 18, 41 Конституции РФ).
Под медицинской помощью понимается комплекс мероприятий, направленных на поддержание и (или) восстановление здоровья и включающих в себя предоставление медицинских услуг (ст. 2 Федерального закона от 21.11.2011 N 323-ФЗ "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации" (далее - Федеральный закон об охране здоровья).
В силу ч. 1 ст. 37 Федерального закона об охране здоровья (в ред. Федерального закона от 08.03.2015 N 55-ФЗ) медицинская помощь организуется и оказывается в соответствии с порядками оказания медицинской помощи, обязательными для исполнения на территории Российской Федерации всеми медицинскими организациями, а также на основе стандартов медицинской помощи, за исключением медицинской помощи, оказываемой в рамках клинической апробации.
В настоящее время ч. 1 ст. 37 действует в редакции Федерального закона от 25.12.2018 N 489-ФЗ и гласит, что медицинская помощь, за исключением медицинской помощи, оказываемой в рамках клинической апробации, организуется и оказывается:
1) в соответствии с положением об организации оказания медицинской помощи по видам медицинской помощи, которое утверждается уполномоченным федеральным органом исполнительной власти;
2) в соответствии с порядками оказания медицинской помощи, утверждаемыми уполномоченным федеральным органом исполнительной власти и обязательными для исполнения на территории Российской Федерации всеми медицинскими организациями;
3) на основе клинических рекомендаций (данный пункт вступает в силу с 01.01.2022);
4) с учетом стандартов медицинской помощи, утверждаемых уполномоченным федеральным органом исполнительной власти.
Порядок оказания медицинской помощи разрабатывается по отдельным ее профилям, заболеваниям или состояниям (группам заболеваний или состояний) и может включать этапы оказания медицинской помощи, стандарт оснащения медицинской организации для оказания медицинской помощи, иные положения исходя из особенностей оказания медицинской помощи (например, Порядок оказания педиатрической помощи, утв. приказом Минздравсоцразвития России от 16.04.2012 N 366н, Порядок оказания медицинской помощи взрослому населению по профилю "терапия", утв. приказом Минздрава России от 15.11.2012 N 923н).
Стандарт медицинской помощи - унифицированная совокупность медицинских услуг, лекарственных препаратов, медицинских изделий и иных компонентов, применяемых при оказании медицинской помощи при определенном заболевании (состоянии). Стандарт медицинской помощи разрабатывается с учетом номенклатуры медицинских услуг и может включать в себя перечень диагностических медицинских услуг с указанием количества и частоты их предоставления, перечень используемых лекарственных препаратов с указанием суточных и курсовых доз и др. (например, Стандарт скорой медицинской помощи при ангионевротическом отеке, крапивнице, утв. приказом Минздрава России от 24.12.2012 N 1430н). Юридической гарантией охраны и защиты права каждого на медицинскую помощь является институт качества медицинской помощи, закрепленный в Федеральном законе об охране здоровья и в Федеральном законе от 29.11.2010 N 326-ФЗ "Об обязательном медицинском страховании в Российской Федерации" (далее - Федеральный закон о медицинском страховании).
Так, Федеральный закон об охране здоровья включает доступность и качество медицинской помощи в число основных принципов охраны здоровья (ст. 4).
Этот же нормативный правовой акт определяет качество медицинской помощи как совокупность характеристик, отражающих:
- своевременность оказания медицинской помощи;
- правильность выбора методов профилактики, диагностики, лечения и реабилитации при оказании медицинской помощи;
- степень достижения запланированного результата (ст. 2).
Одним из инструментов для применения института качества медицинской помощи служит экспертиза качества медицинской помощи, целями которой являются оценка правильности выбора медицинской технологии; степень достижения запланированного результата; установление причинно-следственных связей выявленных дефектов в оказании медицинской помощи (п. 6 ч. 2 ст. 58, ст. 64 Федерального закона об охране здоровья; ч. ч. 6, 7 ст. 40 Федерального закона о медицинском страховании).
Порядок организации и проведения контроля объемов, сроков, качества и условий предоставления медицинской помощи по обязательному медицинскому страхованию утвержден приказом Федерального фонда обязательного медицинского страхования от 28.02.2019 N 36.
Порядок осуществления экспертизы качества медицинской помощи, за исключением медицинской помощи, оказываемой в соответствии с законодательством Российской Федерации об обязательном медицинском страховании, утвержден приказом Минздрава России от 16.05.2017 N 226н.
Критерии оценки качества медицинской помощи формируются по группам заболеваний или состояний на основе соответствующих порядков оказания медицинской помощи, стандартов медицинской помощи и клинических рекомендаций (протоколов лечения) по вопросам оказания медицинской помощи, утверждаются Минздравом России в соответствии с ч. 2 ст. 64 Федерального закона об охране здоровья.
В настоящее время действуют Критерии качества медицинской помощи, утв. приказом Минздрава России от 10.05.2017 N 203н.
Медицинская помощь может быть предоставлена бесплатно в гарантированном объеме в соответствии с программой государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи; за плату при получении платных медицинских услуг и иных услуг, в том числе в соответствии с договором добровольного медицинского страхования (ст. 19 Федерального закона об охране здоровья).
Федеральным законом об охране здоровья предусмотрено право пациента на возмещение вреда, причиненного здоровью при оказании ему медицинской помощи (п. 9 ч. 5 ст. 19).
Медицинские организации, медицинские работники и фармацевтические работники несут ответственность в соответствии с законодательством РФ за нарушение прав в сфере охраны здоровья, причинение вреда жизни и (или) здоровью при оказании гражданам медицинской помощи. Вред, причиненный жизни и (или) здоровью граждан при оказании им медицинской помощи, возмещается медицинскими организациями в объеме и порядке, установленными законодательством Российской Федерации (ч. ч. 2, 3 ст. 98 Федерального закона об охране здоровья).
При рассмотрении названной категории дел суды руководствовались, в частности, нормами:
- Конституции РФ;
- Конвенции о защите прав человека и основных свобод (ст. 8);
- Гражданского кодекса РФ (ст. ст. 150, 151, 1064 - 1101);
- Федерального закона "Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации";
- Закона РФ "О защите прав потребителей";
- Правил предоставления медицинскими организациями платных медицинских услуг, утв. постановлением Правительства РФ от 04.10.2012 N 1006;
- приказа Минздравсоцразвития России от 24.04.2008 N 194н "Об утверждении медицинских критериев определения степени тяжести вреда, причиненного здоровью человека";
- приказа Минздравсоцразвития России от 15.05.2012 N 543н "Об утверждении Положения об организации оказания первичной медико-санитарной помощи взрослому населению";
- приказа Минздрава России от 07.06.2019 N 381н, действ. до 01.01.2021 "Об утверждении требований к организации и проведению внутреннего контроля качества и безопасности медицинской деятельности".
Также суды учитывали разъяснения Пленума Верховного Суда РФ в постановлениях от 20.12.1994 N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда", от 26.01.2010 N 1 "О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни и здоровью гражданина".
Истцами по рассмотренным делам о качестве медицинской помощи выступили пациенты, лица, состоявшие с ними в кровном родстве (родители, дети, братья, сестры) и в брачных отношениях (мужья, жены); ответчиками - лечебные учреждения и субсидиарные должники.
К участию в деле в качестве третьих лиц, не заявляющих самостоятельных требований относительно предмета спора, на стороне ответчика привлекались медицинские работники, непосредственно участвовавшие в оказании медицинской помощи (уклонившиеся от ее оказания).
Подавляющее число дел разрешено с участием прокурора, который обращался в суд с заявлением в интересах пациентов и их родственников (ч. 1 ст. 45 ГПК РФ) либо вступал в процесс для дачи заключения в порядке ч. 3 ст. 45 ГПК РФ. Исключением является, в частности, рассмотренное Центральным районным судом г. Читы дело N 2-3808/2019 по иску З. к больнице о компенсации морального вреда, в решении по которому отсутствует информация о прокуроре.
Истцы, обращаясь в суд за защитой предполагаемо нарушенных прав, требовали компенсации морального вреда, в отдельных случаях - возмещения материального ущерба в связи с получением платных медицинских услуг, приобретением за свой счет лекарственных препаратов, прохождением дополнительного медицинского обследования, погребением.
Диапазон исковых требований о компенсации морального вреда составил от 50 000 руб. до 5 000 000 руб.
Примечание - Взысканы суммы компенсации морального вреда от 10 000 руб. (минимальная сумма) до 2 000 000 руб. (максимальная сумма) (см. приложение к обобщению).
Как правило, при определении предмета доказывания и распределении бремени доказывания суды учитывали нормативные положения гражданского законодательства (ст. ст. 151, 1064, 1068, 1099, 1101 ГК РФ) и правовые позиции Верховного Суда РФ (п. 1 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.1994 N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда", п. 11 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 26.01.2010 N 1 "О применении судами гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина", п. 2 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ N 2 (2019), определения от 09.12.2019 N 78-КГ19-50, от 13.04.2020 N 34-КГ20-2, от 15.06.2020 N 9-КГ20-5 и др.) о том, что:
- необходимыми условиями для возложения обязанности по возмещению вреда, в том числе по компенсации морального вреда, являются наступление вреда, противоправность поведения причинителя вреда, наличие причинной связи между наступлением вреда и противоправностью поведения причинителя вреда, вина причинителя вреда;
- юридически значимо, имели ли место дефекты оказания медицинской помощи, все ли меры приняты медицинским учреждением для оказания пациенту необходимой и своевременной помощи, могли ли выявленные нарушения оказания медицинской помощи повлиять на правильность постановки пациенту диагноза, назначения ему соответствующего лечения, развитие неблагоприятных последствий течения заболевания;
- потерпевший должен представить доказательства, подтверждающие факт наличия вреда (физических и нравственных страданий - если это вред моральный), а также доказательства того, что ответчик является причинителем вреда или лицом, в силу закона обязанным возместить вред;
- на потерпевшего не может быть возложено бремя доказывания обстоятельств, касающихся некачественного оказания медицинской помощи и причинно-следственной связи между ненадлежащим оказанием медицинской помощи и наступившими для пациента неблагоприятными последствиями;
- законом установлена презумпция вины причинителя вреда, которая предполагает, что доказательства отсутствия его вины должен представить ответчик.
Суды учитывали существенные особенности исследуемой категории споров и значимость для их исхода такого доказательства, как заключение эксперта (ст. 79 ГПК РФ). В связи с чем для выяснения вопросов о качестве оказанной медицинской помощи по большинству дел назначали судебные медицинские экспертизы.
Также суды исследовали первичные медицинские документы (истории болезни, выписные эпикризы, медицинские карты), заключения специалистов и экспертов, выполненные в рамках доследственной проверки и расследования уголовных дел, акты проверок территориального органа Росздравнадзора, акты экспертиз качества медицинской помощи, проведенных в соответствии с законодательством РФ об обязательном медицинском страховании, документы внутренних служебных проверок.
Судебно-медицинские экспертизы проводились в государственных судебно-экспертных учреждениях и в негосударственных экспертных организациях (ГУЗ "Забайкальское краевое бюро судебно-медицинский экспертиз", КГБУЗ "Бюро судебно-медицинских экспертиз" министерства здравоохранения Хабаровского края, Институт по повышению квалификации специалистов здравоохранения (Хабаровск), КГБУЗ "Красноярское бюро судебно-медицинских экспертиз", ГБУЗ "Иркутское областное бюро судебно-медицинских экспертиз", ФГБУЗ "Российский центр судебно-медицинских экспертиз" Минздрава РФ, Санкт-Петербургское ГБУЗ "Бюро судебно-медицинских экспертиз", ГАУЗ Чукотского АО "Бюро судебно-медицинских экспертиз", КУ Ханты-Мансийского АО - Югры "Бюро судебно-медицинских экспертиз", АНО "Региональный медико-правовой центр", ООО "Международное бюро судебно-медицинских экспертиз, оценки и медиации", АНО "Судебный эксперт" и др.).
О наличии каких-либо проблем и трудностей, связанных с рассмотрением дел исследуемой категории, суды не сообщили.
Согласие пациента на медицинское вмешательство должно быть информированным; информация о медицинском вмешательстве обязана носить исчерпывающий характер
1. И.О.В. обратилась в суд с иском о взыскании с медицинского исследовательского центра (далее - МИЦ) компенсации морального вреда в размере 200 000 руб. В обоснование требований указала, что до оперативного вмешательства по замене хрусталиков обоих глаз ей не была представлена полная информация об услуге, о возможных осложнениях и последствиях, вследствие чего истец была лишена выбора, делать или нет данную дорогостоящую операцию.
Судом установлено, что в июле 2017 г. по результатам осмотра в МИЦ у истца выявлена миопия обоих глаз различной степени; даны рекомендации.
В ноябре 2017 г. И.О.В. повторно обратилась в МИЦ с целью проведения операции; подписала информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство (лечение и анестезиологическое обеспечение). Ей проведено хирургическое вмешательство в предложенном объеме.
В октябре 2019 г. И.О.В. обратилась в МИЦ с жалобами на снижение зрения левого глаза, частичный туман перед правым глазом. После осмотра установлен клинический диагноз: "правый глаз - артифакия, миопия в анамнезе сложный миопический астигматизм", левый глаз "вторичная катаракта".
И.О.В. была госпитализирована в дневной стационар, подписала информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство (диагностическое обследование). Врачом проведено медицинское вмешательство; на следующий день И.О.В. выписана с рекомендацией о наблюдении у окулиста по месту жительства.
Нормами Закона РФ "О защите прав потребителей" (ст. ст. 8, 10) установлена обязанность изготовителя (исполнителя, продавца) своевременно предоставлять потребителю необходимую и достоверную информацию о товарах (работах, услугах), обеспечивающую возможность их правильного выбора.
Применительно к сфере медицинских услуг законодатель в императивном порядке предусмотрел, что необходимым предварительным условием медицинского вмешательства является информированное добровольное согласие гражданина или его законного представителя на медицинское вмешательство на основании предоставленной медицинским работником в доступной форме полной информации о целях, методах оказания медицинской помощи, связанном с ними риске, возможных вариантах медицинского вмешательства, о его последствиях, а также о предполагаемых результатах оказания медицинской помощи (ч. 1 ст. 20 Федерального закона об охране здоровья).
По мнению районного суда, содержание подписанного истцом добровольного согласия на лечение не позволяет сделать однозначный вывод, что И.О.В. до проведения операции получила в полной и доступной форме информацию обо всех возможных осложнениях избранного метода медицинского вмешательства.
Из объяснений истца следовало, что информирование было формальным; ей рассказали о первых двух-трех послеоперационных месяцах, о необходимости соблюдения выданных рекомендаций, а о возможности такого осложнения, как вторичная катаракта, не сообщили.
По объяснениям третьего лица врача П., гражданину невозможно рассказать обо всех последствиях медицинского вмешательства. Пациенту говорят о возможном затуманивании в глазах, но будет ли это катаракта или какой-то другой диагноз, не сообщают; задачей медицинского работника является донесение до пациента информации на простом и понятном языке.
Отсюда суд сделал вывод, что ответчиком не выполнены в полном объеме требования закона о необходимости предоставления истцу информации о предстоящем лечении. В связи с чем взыскал в пользу И.О.В. 10 000 руб. компенсации морального вреда и 5 000 руб. штрафа.
В апелляционном порядке решение не обжаловано.
(Из практики Центрального районного суда г. Читы (N 2-866/2020))
Нарушение прав пациента на получение в доступной форме имеющейся в медицинской организации информации о состоянии его здоровья явилось одним из оснований для компенсации морального вреда
2. К.Е.Г. обратилась к районной больнице с иском о признании медицинской помощи ненадлежаще оказанной, взыскании компенсации морального вреда. В обоснование требований указала, что в марте 2018 г. она проходила медицинский осмотр в районной больнице, в ходе которого были взяты анализы на атипичные клетки и в медицинской карте сделана запись о том, что пациент здоров. В сентябре 2018 г. из больницы сообщили, что анализы плохие, поставлен диагноз "дисплазия шейки матки второй степени". В ноябре 2018 г. ее направили в онкологический диспансер, где выставили диагноз "рак шейки матки третьей степени". Истец полагала, что в связи с поздним (спустя полгода) получением результатов первого анализа было упущено время для обследования и лечения, болезнь прогрессировала.
Разрешая спор, суд признал не основанными на законе доводы ответчика о том, что больница не обязана доводить до сведения пациента результаты его анализов.
Согласно ч. 1, 2 ст. 22 Федерального закона об охране здоровья каждый имеет право получить в доступной для него форме имеющуюся в медицинской организации информацию о состоянии своего здоровья, в том числе сведения о результатах медицинского обследования, наличии заболевания, об установленном диагнозе и о прогнозе развития заболевания, методах оказания медицинской помощи, связанном с ними риске, возможных видах медицинского вмешательства, его последствиях и результатах оказания медицинской помощи. Информация о состоянии здоровья предоставляется пациенту лично лечащим врачом или другими медицинскими работниками, принимающими непосредственное участие в медицинском обследовании и лечении.
Исходя из смысла профилактического осмотра, направленного на раннее выявление патологий, обследование и лечение, медицинское учреждение обязано было довести до пациента информацию о результатах его обследования.
В связи с этим суд принял решение об удовлетворении требований истца, взыскав с ответчика компенсацию морального вреда в размере 15 000 руб.
В апелляционном порядке решение не обжаловано.
(Из практики Сретенского районного суда Забайкальского края (N 2-21/2020))
3. К. обратился в суд с иском к краевой больнице о взыскании компенсации морального вреда, ссылаясь на отсутствие своевременной диагностики и лечения повреждений шейки бедренной кости и ключицы, что привело к удлинению сроков лечения. Истец указывал, что после выписки из больницы состояние его здоровья не улучшилось, рука не двигалась, имелся сильный отек в плечевом суставе и пальцах, долгое время он не мог ходить, испытывал сильные боли в пояснице, коленном суставе.
По делу установлено, что в июле 2018 г. К. был доставлен в больницу после ДТП с многочисленными травмами, ему проведена операция по поводу перелома бедренной кости.
После выписки в связи с сохраняющимися болями в руке и ноге истец продолжил обследование и лечение в других медицинских учреждениях.
В октябре 2018 г. у него был выявлен застарелый перелом правой ключицы с расхождением отломков по ширине и длине, нижний подвывих правой плечевой кости, признаки повреждения плечевого сплетения на уровне подключичной ямки, признаки повреждения надостной и подостной мышц, а в феврале 2019 г. - консолидированный вколоченный перелом основания шейки правой бедренной кости.
Разрешая спор и отказывая в иске, суд первой инстанции со ссылкой на заключение судебно-медицинской экспертизы (СМЭ) исходил из того, что перелом ключицы не был распознан в связи со стертой картиной из-за отсутствия чувствительности движений в руке; отсутствие в выписном эпикризе больного информации о наличии перелома шейки бедренной кости, перелома ключицы не повлияло на тактику лечения, на состояние здоровья пациента, течение и исход заболевания и не находится в прямой причинно - следственной связи с ухудшением состояния здоровья, в связи с чем не может расцениваться как ненадлежащее оказание медицинской помощи.
Суд апелляционной инстанции, руководствуясь приведенными выше нормами ст. 22 Федерального закона об охране здоровья, отменил решение и частично удовлетворил исковые требования, указав следующее.
О наличии у пациента перелома шейки бедренной кости лечащий врач знал, поскольку при первичном КТ исследовании в день поступления истца на лечение данный перелом был диагностирован. Однако эту информацию до К. не довел (иного не доказано).
Согласно ответам министра здравоохранения Забайкальского края, актам проверки качества медицинской помощи при оказании истцу специализированной медицинской помощи имело место отсутствие диагностики и лечения закрытого перелома правой ключицы и закрытого перелома шейки бедренной кости, что привело к удлинению сроков лечения.
Районный суд при вынесении решения учел лишь заключение СМЭ об отсутствии причинно-следственной связи между имевшими место дефектами оказания медицинской помощи истцу и вредом его здоровью, хотя выводы экспертов в этой части в нарушение ст. 86 ГПК РФ не были мотивированными.
Коллегия указала, что в ходе рассмотрения дела ответчик не представил доказательств невозможности информирования истца о наличии у него перелома шейки бедренной кости, дачи рекомендации по дальнейшему лечению. Лечебное учреждение не доказало невозможность диагностирования у К. перелома правой ключицы. Тяжелая сочетанная травма при жалобах на боли в области плеча, а также видимых признаках перелома ключицы, при имеющихся в распоряжении лечебного учреждения технических возможностях диагностики этому не препятствовала.
(Определение N 33-2941/2020)
Ошибки организационно-диагностического характера признаны дефектом оказания медицинской помощи
4. Б.И.А., Б.Р.О. обратились к детскому клиническому центру (ДКЦ) в своих интересах и интересах малолетнего Б.З. с требованиями о компенсации морального вреда. В иске они указали, что приходятся родителями Б.З., здоровью которого по вине участкового врача-педиатра Ш. причинен тяжкий вред. Преступная небрежность врача обусловила позднюю диагностику у ребенка наследственного заболевания "фенилкетонурия" (ФКУ), что привело к необратимым последствиям для головного мозга, умственному и физическому отставаниям в развитии. Истцы лишились возможности рассчитывать на самостоятельное взросление своего сына; вместо этого они несут постоянную ответственность за состояние его здоровья.
Установлено, что постановлением мирового судьи прекращено уголовное дело в отношении Ш., обвиняемой в совершении преступления, предусмотренного ч. 2. ст. 118 УК РФ, в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа. Вина Ш. установлена в виде преступной небрежности, повлекшей причинение тяжкого вреда здоровью и последующую инвалидизацию Б.З.
В постановлении указано, что в начале сентября 2017 г. у Б.И.А. родился сын Б.З. В период пребывания в роддоме ребенку не провели неонатальный скрининг на наследственные заболевания по причине отсутствия в лечебном учреждении тест-систем. Мать об этом не предупредили.
После выписки Б.З. был принят на диспансерный учет на участок поликлинического подразделения ДКЦ, где Ш. являлась участковым врачом-педиатром.
Во время первого патронажа Ш. заполнила бланк о непроведении неонатального скрининга, передала его на проверку заведующей поликлиникой, но в последующем при диспансерном наблюдении ребенка не организовала его обследование, не направила на консультацию к генетику.
Наследственное заболевание у Б.З. было выявлено только спустя 9 месяцев после его рождения, что привело к необратимым последствиям для головного мозга, умственному и физическому отставаниям в развитии.
Из заключения комиссионной судебно-медицинской экспертизы, проведенной по уголовному делу, следует, что между дефектами оказания медицинской помощи Б.З. на всех ее этапах и наступившими неблагоприятными последствиями усматривается прямая причинно-следственная связь. Выявленный дефект оказания медицинской помощи в части не выполненного своевременно неонатального скрининга на наследственные заболевания является дефектом организационно-диагностического характера.
При доказанности фактов виновного неоказания ответчиком надлежащей медицинской помощи, приведшего к инвалидности ребенка, и причинения истцам морального вреда суд взыскал в пользу Б.З. 1 500 000 руб., в пользу Б.И.А., Б.Р.О. по 750 000 руб. (решение в апелляционном порядке не обжаловано).
(Из практики Центрального районного суда г. Читы (N 2-1327/2020))
5. М.О.Н. и С.А., действующие в своих интересах и в интересах несовершеннолетней М.И.С., обратились к городской больнице с требованиями о взыскании компенсации морального вреда.
Истцы указали, что в феврале 2009 г. при первичном обращении ребенку выставлен диагноз "ОРВИ. Подмышечный лимфаденит. Лимфаденопатия"; необходимые обследования специалистами узкого и широкого профиля не проводились. В последующем истцы неоднократно обращались в лечебное учреждение за медицинской помощью с жалобами на серьезные проблемы с лимфоузлами, однако врачи ссылались на проявление защитной реакции организма на воспалительные, простудные заболевания. При обращении в медицинское учреждение в 2016 г. было проведено обследование и рекомендовано лечение у онколога. В дальнейшем была проведена операция по удалению всей щитовидной железы, пораженной раковой опухолью, удалены отдельные группы лимфоузлов, пораженные метастазами. По причине запущенности болезни понадобилось повторное оперативное вмешательство по удалению метастазов. В результате непрофессионального отношения медицинских работников, несвоевременного установления диагноза, длительного и безуспешного лечения ребенка истцы пережили тяжелое душевное состояние, особо сильные страдания, качество их жизни существенно ухудшилось, они лишились полноценной и счастливой жизни.
Суд на основании исследования и оценки собранных доказательств, в том числе полученных в результате экспертного исследования, пришел к выводу о наличии дефектов оказания медицинской помощи (непроведение дифференциальной диагностики, непроведение УЗИ мягких тканей шеи и щитовидной железы, невыполнение пальпации щитовидной железы, направление М.И.С. на консультацию не по профилю имеющегося заболевания, несоблюдение сроков диагностики заболевания), повлиявших на своевременность выявления у ребенка онкологического заболевания.
Суд взыскал с городской больницы в пользу М.И.С. компенсацию морального вреда в размере 600 000 руб. и штраф 300 000 руб., в пользу М.О.Н. и С.А. компенсацию морального вреда в размере по 100 000 руб. каждому.
Судом апелляционной инстанции решение оставлено без изменения (в кассационном порядке судебные акты не обжалованы).
(Определение N 33-2942/2019)
Отсутствие показаний к проведению оперативного вмешательства явилось основанием для обращения пациента за судебной защитой
6. М.Ю.Н. обратилась к клиническому медицинскому центру (КМЦ) и клинической больнице с иском о компенсации морального вреда, возмещении материального ущерба. В обоснование требований указала, что врачи пришли к ошибочному мнению о необходимости удаления истцу щитовидной железы, поскольку заболевание можно было лечить медикаментозно. В ходе операции были повреждены возвратные нервы, вследствие чего истец практически утратила голос, возникли трудности с дыханием и проглатыванием пищи. Потребовалось проведение повторной операции по ларингопластике гортани и трахеи.
Судом установлено, что по результатам УЗИ щитовидной и паращитовидных желез и цитологического исследования врач-эндокринолог КДЦ выставил истцу диагноз "эндемический многоузловой зоб, эутиреоз"; в рекомендациях указал "показана тиреоидэктомия".
Далее истец осмотрена эндокринологом КМЦ. Установлен диагноз "эндемический многоузловой зоб 1 степени (по ВОЗ). Эутиреоз", рекомендовано оперативное лечение.
После осмотра хирургом КМЦ М.Ю.Н. направлена на госпитализацию и оперативное лечение, при этом сам осмотр, показания и обоснование необходимости проведения оперативного лечения в медицинской документации не указаны. Перед направлением на госпитализацию не были проведены консультация оториноларинголога и непрямая ларингоскопия.
В клинической больнице проведено оперативное вмешательство, во время которого удалена щитовидная железа.
Заключением эксперта установлено, что у М.Ю.Н. не было показаний к операции. Врачи на амбулаторном приеме (эндокринолог КДЦ, эндокринолог и хирург поликлинического подразделения КМЦ) пришли к ошибочному мнению о необходимости удаления щитовидной железы у М.Ю.Н., что привело к причинению вреда здоровью средней степени тяжести.
При оказании медицинской помощи в период пребывания М.Ю.Н. на стационарном лечении были допущены следующие недостатки: при поступлении и осмотре хирургом не было принято во внимание отсутствие показателей гормонов щитовидной железы (необходимо для исключения возможности гипертиреоидного криза во время операции); при поступлении и осмотре хирургом не были определены и описаны показания к проведению оперативного лечения.
Развившееся у М.Ю.Н. после проведения операции состояние в виде гипотиреоза квалифицируется как средний тяжести вред здоровью и имеется причинно-следственная связь между непоказанным удалением щитовидной железы и причинением вреда здоровью.
Районный суд взыскал в пользу М.Ю.Н. с клинического медицинского центра 400 000 руб. компенсации морального вреда и 200 000 руб. штрафа, с клинической больницы 200 000 руб. компенсации морального вреда и 100 000 руб. штрафа.
Судебная коллегия, проверяя законность и обоснованность решения, сочла возможным увеличить размер компенсации морального вреда до 800 000 руб. (300 000 руб. с клинической больницы, 500 000 руб. с клинического медицинского центра) и исключила из резолютивной части решения вывод о взыскании с ответчиков штрафа.
Коллегия указала на неубедительность и бездоказательность доводов апеллянтов о наличии у истца прямых показаний к операции по удалению щитовидной железы и о том, что в спорный период практически каждому при таких же медицинских показаниях проводились аналогичные операции в связи с отнесением края к регионам с дефицитом йода.
Восьмой кассационный суд общей юрисдикции решение и апелляционное определение оставил без изменения.
(Определения N 33-1996/2020; 88-16109/2020)
Неправильный диагноз явился основанием для компенсации морального вреда
7. Ц.О.П., М.А.В., Ц.Д.В. обратились в суд с иском к онкологическому диспансеру о взыскании компенсации морального вреда в размере 1 000 000 руб. в пользу каждого, возмещении расходов на погребение. В обоснование указали, что смерть Ц.В.С. (их супруга и отца) наступила из-за непрофессиональных действий врачей.
Судом установлено, что при прохождении стационарного лечения у Ц.В.С. была выявлена острая язва двенадцатиперстной кишки. Перед выпиской выполнена контрольная ФГДС, показавшая зарубцевавшуюся язву; биопсионный материал направлен в патологоанатомическое бюро.
Согласно гистологическому заключению в присланном материале обнаружен рост плоскоклеточного рака; выставлен патологоанатомический диагноз "злокачественное образование пищевода".
После дообследования на амбулаторном этапе Ц.B.C. осмотрен врачом - онкологом онкологического центра С., которым выдано направление в профильный стационар для хирургического лечения.
03.10.2014 Ц.B.C. госпитализирован на плановое оперативное лечение с диагнозом "рак нижней трети пищевода". 08.10.2014 выполнена операция.
13.10.2014 в связи с ухудшением состояния выполнено повторное оперативное вмешательство. Операционный материал отправлен на гистологическое исследование.
22.10.2014 констатирована смерть пациента. Диагноз заключительный клинический основной "рак нижней трети грудного отдела пищевода".
По результатам окончательного патологоанатомического диагноза рак нижней трети грудного отдела пищевода у Ц.B.C. не подтвердился, основное заболевание - хроническая язва нижней трети пищевода, обострение. Причина смерти - гнойный медиастинит.
В соответствии с постановлением следователя в действиях сотрудников онкологического центра Б., П. усматриваются признаки состава преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 109 УК РФ, в виду наличия дефектов оказания медицинской помощи; в возбуждении уголовного дела отказано в связи с истечением сроков давности уголовного преследования.
В соответствии с заключением экспертной комиссии допущены следующие дефекты оказания медицинской помощи: неверно диагностировано основное заболевание из-за отсутствия пересмотра гистологического материала, подтверждающего наличие у пациента злокачественного новообразования пищевода, поверхностный сбор жалоб и анамнеза, что повлекло необоснованное оперативное вмешательство у возрастного пациента с сопутствующей патологией без дообследования и предоперационной подготовки и привело к развитию осложнений оперативного лечения, приведших к смерти. Выявить имеющуюся патологию (хроническая язва нижней трети пищевода, обострение), которая была расценена как рак нижней трети пищевода, и устранить недостатки диагностики и оказания медицинской помощи можно было на поликлиническом и предоперационном этапе.
Между дефектами обследования, лечения и наступившими последствиями имеется причинная связь. Гипердиагностика рака пищевода привела к выполнению у пожилого пациента с сопутствующей патологией сложного, длительного (5 часов), объемного (с вскрытием брюшной полости и плевральной полости) оперативного вмешательства. Послеоперационные осложнения привели к летальному исходу. Характер возникших послеоперационных осложнений, несмотря на проводимое лечение, выполнение операции, не давали шансов на благоприятный исход заболевания.
Городской суд на основании исследования и оценки собранных доказательств вынес решение о частичном удовлетворении исковых требований, взыскав в пользу Ц.А.П. 900 000 руб. компенсации морального вреда, расходы на погребение, в пользу М.А.В. и Ц.Д.В. по 500 000 руб. компенсации морального вреда.
Суд апелляционной инстанции отменил решение, перейдя к рассмотрению дела по правилам производства в суде первой инстанции; привлек к участию в деле в качестве соответчика департамент государственного имущества и земельных отношений края, в качестве третьих лиц на стороне ответчика министерство здравоохранения края и С.
По заключению комплексной судебной медицинской экспертизы, назначенной судом апелляционной инстанции, дефекты имели место:
- на амбулаторном этапе (гипердиагностика рака пищевода по причине низкой квалификации врача-патологоанатома, исследовавшего биопсионный материал; неверно выбранная тактика лечения врачом-онкологом онкологического диспансера в виде непоказанного оперативного лечения);
- на стационарном этапе (проведение не показанного пациенту оперативного вмешательства).
Осложнения, развившиеся после оперативного вмешательства, находятся в прямой причинной связи с оперативным вмешательством.
Между названными дефектами и наступлением смерти Ц.В.С. имеется прямая причинно-следственная связь.
По результатам оценки имеющихся в деле доказательств суд апелляционной инстанции пришел к выводу, что истцы вправе требовать возмещения причиненного морального вреда.
Суд учел длительность нахождения Ц.О.П. и Ц.В.С. в браке (с 1972 г.), возраст детей (1979, 1982 г.р.), близость, единство и тесное общение всех членов этой семьи, тяжесть понесенной ими утраты, в том числе от осознания того, что оперативное вмешательство не требовалось, и взыскал в пользу каждого из истцов по 300 000 руб.
Также было взыскано 195 597,41 руб. в возмещение расходов на погребение (санитарную обработку тела, приобретение одежды, гроба, памятника, оградки, услуг ритуальной бригады, венков, ритуальных лент, поминального обеда в день похорон).
В кассационном порядке апелляционное определение не обжаловалось.
(Определение N 33-1/2020)
8. Г.А.Н., Г.И.В. обратились в суд к инфекционной больнице с исковыми требованиями о компенсации морального вреда. В обоснование ссылались на то, что их пятимесячный сын Г.А. в связи с подъемом температуры тела был госпитализирован с диагнозом "лакунарная ангина", проходил лечение. Состояние ребенка в течение последующих дней ухудшилось, он умер. Смертью сына истцам причинены нравственные страдания.
Установлено, что малолетний Г.А. поступил в стационар в среднетяжелом состоянии, обусловленном синдромом интоксикации (температура, вялость, снижение аппетита). Предварительный диагноз "лакунарная ангина неуточненной этиологии, средней степени тяжести, ОРВИ, бронхит средней степени. Цель госпитализации? Обследование, лечение. Прогноз благоприятный". В дальнейшем Г.А. экстренно доставлен в реанимационное отделение без сознания, где наступила его смерть.
Согласно заключению судебно-медицинской экспертизы на момент наступления смерти у Г.А. имелись выраженные гнойно-некротические изменения со стороны аппендикса, тонкой и толстой кишки, брыжейки, выпот в брюшной полости, которые гарантировано (при любой степени подготовки функционалиста) были бы выявлены при ультразвуковом исследовании.
У ребенка в период нахождения на стационарном лечении хирургическая патология не диагностирована, хирургическая помощь не оказана.
Дефектами оказания медицинской помощи указаны: запоздалая госпитализация (на 4-е сутки), недооценка степени тяжести состояния пациента, недиагностированное основное заболевание - острый флегмонозный аппендицит, недиагностированные смертельные осложнения основного заболевания: перитонит, сепсис; отсутствие консультации врача-хирурга, гипердиагностика внебольничной двусторонней бронхопневмонии и инфекционного гастроэнтерита.
Допущенные при оказании Г.А. лечебно-диагностические дефекты состоят в причинно-следственной связи с наступлением смерти.
Разрешая спор на основании исследования и оценки представленных доказательств и взыскивая в пользу каждого из родителей по 1 000 000 руб., суд первой инстанции исходил из того, что медицинской организацией не представлено доказательств, подтверждающих отсутствие вины в оказании пациенту некачественной медицинской помощи.
Суды апелляционной и кассационной инстанций согласились с выводами суда первой инстанции, их правовым обоснованием и размером компенсации морального вреда.
Суды указали, в частности, что отсутствие дифференциальной диагностики, недооценка тяжести состояния ребенка, отсутствие дополнительных методов исследования (УЗИ, рентгенография органов брюшной полости) привели к неверному лечению и ведению Г.А. Представленные доказательства указывают на наличие причинно-следственной связи между недостатками оказания медицинской помощи и наступлением неблагоприятного исхода. Надлежащее оказание медицинской помощи однозначно позволило бы избежать смерти ребенка. Присужденные суммы компенсации морального вреда в полной мере соответствуют понесенным истцами страданиям.
(Определения N 33-1233/2020; N 88-13583/2020)
Выбор неверного способа оказания медицинской помощи признан дефектом оказания медицинской помощи.
9. Б.О.В., Б.С.В. обратились к перинатальному центру с иском о компенсации морального вреда, указав, что Б.О.В. в плановом порядке поступила в перинатальный центр на третьи роды. В результате непрофессионального оказания медицинской помощи ребенок пострадал от гипоксии и вскоре скончался. Здоровью самой Б.О.В. причинен тяжкий вред.
Установлено, что постановлением суда прекращено уголовное дело по обвинению акушера-гинеколога К. по ч. 2 ст. 118 УК РФ, ч. 2 ст. 109 УК РФ за истечением сроков давности уголовного преследования.
Приговором суда врач родильного отделения В. признана виновной в совершении преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 109 УК РФ, ч. 2 ст. 118 УК РФ; от назначенного наказания освобождена в связи с истечением срока давности привлечения к уголовной ответственности.
Согласно приговору Б.О.В., находящаяся в группе высокого перинатального риска ввиду отягощенного акушерского анамнеза, 14.03.2017 поступила в перинатальный центр в плановом порядке для родоразрешения путем "кесарева сечения".
Врач В., будучи осведомленной об этих обстоятельствах и имея реальную возможность применить единственный показанный способ родоразрешения в начале родовой деятельности, осознавая общественную опасность своих действий и предвидя возможность наступления общественно-опасных последствий в виде полного разрыва матки потерпевшей с последующей экстирпацией, острого дистресса плода и впоследствии смерти ребенка, но без достаточных к тому оснований приняла решение о продолжении консервативных родов через естественные пути при очевидной вероятности неблагоприятного исхода для пациента.
16.03.2017 в операционном зале без технических сложностей проведена операция "кесарево сечение", в ходе которой установлен трансмуральный разрыв матки и мочевого пузыря; извлечен мальчик с ишемией мозга третьей степени с осложнением в виде церебральной лейкомаляции новорожденного, атрофией головного мозга, судорожным синдромом и др.
24.04.2017 наступила смерть ребенка ввиду осложнений тяжелого гипоксического поражения головного мозга вследствие дефекта оказания медицинской помощи в процессе родов (выбора неверного способа родоразрешения и необоснованной отсрочки проведения операции врачами перинатального центра).
Согласно заключению экспертов между дефектами оказания медицинской помощи и наступлением асфиксии плода, а также формированием у него тяжелого органического поражения головного мозга и наступлением его смерти имеется прямая причинно-следственная связь. Вследствие дефекта оказания медицинской помощи в процессе родов возникло угрожающее жизни Б.О.В. состояние, вызвавшее расстройство жизненно-важных функций, которое не может быть компенсировано организмом самостоятельно, и привело к потере производительной способности, которое оценивается как повреждение, причинившее тяжкий вред здоровью. Между дефектом оказания медицинской помощи Б.О.В. в родах и ухудшением её состояния, с последующим наступлением неблагоприятного исхода для пациентки имеется прямая причинно-следственная связь.
Суд первой инстанции, учитывая, что факт нарушения врачами прав пациента на оказание качественной медицинской помощи, причинная связь между наступлением вреда и противоправностью поведения причинителей вреда, вина причинителей вреда установлены, взыскал в пользу истцов компенсацию морального вреда: 2 000 000 руб. в пользу Б.О.В., 500 000 руб. в пользу Б.С.В.
В апелляционном порядке решение не обжаловано.
(Из практики Центрального районного суда г. Читы (дело N 2-1853/2020))
Отсутствие наблюдения за пациентом в послеоперационном периоде, небрежное осуществление осмотра пациента, недооценка степени его тяжести привели к диагностированию послеоперационного осложнения в период абдоминальной катастрофы
10. М.Н.А., М.В.И., М.А.И., М.О.И., М.Ю.В., Ц.А.Б. обратились в суд с требованием о компенсации морального вреда в связи с некачественным оказанием М.И.И. (их супругу, отцу и деду) медицинской помощи врачом краевой больницы А.
В ходе судебного разбирательства установлено, что органами следствия вынесено постановление о прекращении в отношении врача А. уголовного дела и назначении судебного штрафа.
А. обвинялся в совершении преступления при следующих обстоятельствах.
Он являлся лечащим врачом пациента М.И.И., поступившего на плановое лечение в хирургическое отделение краевой больницы, где 26.10.2018 ему удален полип толстой кишки.
А., зная о состоянии пациента, о том, что полиэктомия эндоскопическая имеет риск ранних и поздних осложнений, в том числе опасных для жизни человека, не осуществлял наблюдение за пациентом, не организовал должного проведения ежедневных обходов больного с фиксацией его состояния в карте стационарного больного.
29.10.2018 А. при осмотре пациента недооценил степень тяжести его состояния, не оценил данные рентгенологических исследований органов брюшной полости о признаках перфорации, при которых М.И.И. нуждался в экстренной помощи, не выполнил в полной мере клинические обследования. В результате перитонит у М.И.И. был диагностирован за 5 часов до летального исхода.
А. при явных признаках того, что состояние пациента не улучшается, продолжил небрежно относиться к своим обязанностям. 29.10.2018 по окончании рабочего дня А. при уходе из отделения не сообщил дежурному врачу о М.И.И., требующем особого врачебного наблюдения.
В 20.00 29.10.2018, когда последствия неоказания медицинской помощи стали необратимы, дежурный врач отметил ухудшение общего состояния больного, выставил диагноз "кишечная непроходимость". Несмотря на комплексную интенсивную терапию, 30.10.2018 М.И.И. скончался.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, проведенной по уголовному делу, имеется прямая причинно-следственная связь между дефектами оказания медицинской помощи и наступлением смерти пациента. При данных обстоятельствах суд пришел к выводу о праве истцов требовать компенсации морального вреда.
Присуждая в пользу вдовы 100 000 руб., детей по 30 000 руб., внуков по 10 000 руб., суд указал, что учтена тяжесть перенесенных истцами переживаний в связи с утратой близкого человека и осознанием наличия шанса его спасти; нахождение М.Н.А. и М.И.И. в браке с 1976 г.; отсутствие между детьми, внуками и М.И.И. совместного хозяйства и сильной эмоциональной привязанности.
В апелляционном порядке дело не рассматривалось.
(Из практики Центрального районного суда г. Читы (дело N 2-3262/2020))
Применение медицинским работником запрещенного метода признано дефектом оказания медицинской помощи
11. Р.Е.С., Р.М.П., действующие в своих интересах и интересах дочери Р.А., обратились к перинатальному центру с требованиями о компенсации морального вреда, причиненного им в результате преступных действий медсестры Ч.
Истцы указали, что Ч., работник ответчика, ввела во влагалище новорожденной девочки для остановки кровотечения несколько салфеток. В дальнейшем об этом забыла. Салфетки были обнаружены через несколько месяцев. Ребенка госпитализировали, провели болезненную манипуляцию по очистке влагалища от обильного гноя. В связи с возбуждением уголовного дела были допрошены истцы, их старшая малолетняя дочь, иные родственники, поскольку все попали под подозрение следствия; покой в семье был надолго утрачен.
Судом установлено, что Р.Е.С., Р.М.П. приходятся родителями малолетней Р.А.
Из постановления о прекращении уголовного дела в отношении медсестры перинатального центра Ч., обвиняемой в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1. ст. 115, ст. 125 УК РФ, следовало, что 13.01.2017 у Р.Е.С. родилась здоровая девочка Р.А.
В этот же день медицинская сестра отделения новорожденных Ч., которой ребенок был передан после рождения на курацию, обнаружила у новорожденной девочки влагалищное кровотечение.
Вопреки положениям должностной инструкции Ч. не доложила лечащему врачу о выявленных изменениях в состоянии здоровья ребенка; с целью остановки кровотечения умышленно применила запрещенный метод: медицинским пинцетом глубоко за девственную плеву ввела во влагалище ребенка две синтетические салфетки размером 135x185 мм и три лоскутка идентичной салфетки примерным размером 55x25x45x20 мм. Ребенок пребывал в больнице неделю до выписки, однако медсестра Ч. за это время не извлекла салфетки, не сообщила при выписке о содеянном лечащему врачу, медицинскому персоналу и матери ребенка. Ребенок прожил с салфетками 3 месяца, в результате чего у него была повреждена девственная плева, образовался пролежень и возник вульвовагинит.
По заключению экспертов, между действиями Ч. и развитием у Р.А. заболевания имеется причинно-следственная связь.
Материалами дела подтверждено, что до настоящего времени ребёнок истцов в связи с указанными обстоятельствами нуждается в постоянном контроле со стороны врачей, регулярно проходит лечение.
Суд первой инстанции пришел к выводу о наличии правовых оснований для привлечения перинатального центра к ответственности и взыскал в пользу Р.А. 500 000 руб. компенсации морального вреда и 250 000 руб. штрафа, в пользу ее родителей - по 250 000 руб. компенсации морального вреда.
Апелляционным определением из резолютивной части исключено указание о взыскании штрафа, в остальной части решение оставлено без изменения.
(Определение N 33-4989/2020)
Необеспечение медицинской организацией безопасности больничной среды явилось основанием для удовлетворения иска о компенсации морального вреда
12. Р.Т.М. обратилась к краевой больнице с требованием о взыскании компенсации морального вреда, ссылаясь на следующее.
Р.Т.М. находилась в родильном отделении перинатального центра краевой больницы, где у нее начали отходить воды. Врачом в ночное время был произведен внеплановый осмотр в гинекологическом кресле, рядом с которым в качестве подставки стоял незакрепленный табурет с металлическими ножками. При схождении с кресла истец была вынуждена встать ногой на табурет, который сдвинулся в сторону. Пол был скользким от излившихся околоплодных вод, в результате чего она упала и сломала руку. Вследствие перелома она испытывала на протяжении длительного времени физическую боль; кроме того, не могла без значительных затруднений и посторонней помощи осуществлять кормление, надлежащий уход за новорожденным ребенком. Все эти обстоятельства причинили истцу физические и нравственные страдания.
Разрешая спор, суд указал, что работники краевой больницы после осмотра Р.Т.М. должны были убедиться, что пол в кабинете сухой, а также, учитывая физиологическое и психологическое состояние пациентки в период предродовой деятельности, удостовериться, что она благополучно сошла с гинекологического кресла, поддержать ее, предупредив падение, чего не было сделано вопреки требованиям приказа Минздрава России от 07.06.2019 N 381н "Об организации и проведении внутреннего контроля качества и безопасности медицинской деятельности".
Суд отметил, что краевой больницей были разработаны правила профилактики падений среди пациентов, посетителей и сотрудников учреждения, однако они не были утверждены в установленном порядке. Информация об ознакомлении с ними пациентов и сотрудников учреждения отсутствует. Отсюда суд пришел к выводу о нарушении ответчиком прав Р.Т.М. на безопасную медицинскую среду и наличии оснований для взыскания в пользу Р.Т.М. 15 000 руб. компенсации морального вреда.
На решение подана апелляционная жалоба.
(Из практики Оловяннинского районного суда Забайкальского края (N 2-231/2020))
Лицо, причинившее вред, освобождается от его возмещения, если докажет, что вред причинен не по его вине
13. О.О.С., действуя в своих интересах и интересах О.В., обратилась в суд с требованием о компенсации морального вреда, возмещении расходов на приобретение медицинских препаратов. В обоснование указала, что ее сыну О.В., 01.08.2012 г.р., после проведения пробы Манту были назначены медицинские препараты. В дальнейшем ребенок был госпитализирован в тяжелом состоянии. В настоящее время он вынужден постоянно проходить лечение, соблюдать диету, иметь ограничения по здоровью.
В ходе судебного разбирательства установлено, что в декабре 2016 г. врач-фтизиатр районной больницы С. выставила О.В. диагноз "ранний период первичной туберкулезной инфекции". Ребенок был поставлен на диспансерный учет; с профилактической целью ему назначено предупредительное лечение против туберкулеза двумя противотуберкулезными препаратами; выданы таблетки сроком на 15 дней
07.02.2017 О.В. госпитализирован с диагнозом "хронический гепатит неуточненной этиологии, высокой степени активности". Ребенку проведен полный спектр диагностических процедур, консультация гастроэнтеролога.
Из заключения судебно-медицинской экспертизы следовало, что в представленной медицинской документации на имя О.В. отсутствуют сведения о наличии у него показаний для химиопрофилактики на момент осмотра фтизиатром. В связи с чем следует считать, что при оказании медицинской помощи имеется недостаток - отсутствие показаний при назначении химиопрофилактического лечения. В период амбулаторного обследования и лечения допущены недостатки оказания медицинской помощи: не назначены общелабораторные общеклинические и биохимические анализы; не соблюден контроль приема противотуберкулезных препаратов в амбулаторных условиях; не назначены препараты гепатопротекторы для профилактики и лечения возможных побочных реакций на противотуберкулезные препараты.
Экспертами не были установлены причины возникновения токсического гепатита, причинно-следственная связь между назначенным лечением врачом-фтизиатром и наступившим заболеванием, факт причинения вреда здоровью ребенка действиями врачей.
Разрешая спор и взыскивая в пользу ребенка 50 000 руб. компенсации морального вреда, в пользу матери 30 000 руб. компенсации морального вреда, отказывая в возмещении материального ущерба, суд первой инстанции исходил из недоказанности факта причинения вреда здоровью О.В. действиями ответчика, но учел наличие дефектов оказания медицинской помощи.
Судебная коллегия частично отменила и изменила решение ввиду следующего.
По заключению судебно-медицинской экспертизы, токсические гепатиты представляют собой группу заболеваний неинфекционного поражения печени в результате попадания в организм продуктов, содержащих ядовитые вещества, в том числе лекарственных средств. Одним из нарушений, допущенных при оказании ребенку медицинской помощи, явилось неназначение препаратов (гепатопротекторов) для профилактики и лечения возможных побочных реакций на противотуберкулезные препараты.
Ответчик каких-либо доказательств отсутствия своей вины в возникновении у несовершеннолетнего О.В. токсического гепатита не представил, довод истца о возникновении гепатита у ее сына в результате некачественно оказанной медицинской помощи не опроверг.
То обстоятельство, что не представилось возможным определить вещество, которое привело к возникновению хронического гепатита, вины лечебного учреждения не исключает (п. 2 ст. 1064 ГК РФ).
Оснований для отказа в удовлетворении исковых требования в части возмещения подтвержденных документально и необходимых расходов, понесенных на лечение ребенка, у суда первой инстанции не имелось в силу ст. 1085 ГК РФ.
Также коллегия признала обоснованными доводы истца о неверном определении размера компенсации морального вреда.
По мнению апелляции, не было учтено, что в результате виновных действий медицинского работника ребенок получил хроническое заболевание, вынужден был проходить стационарное и амбулаторное лечение. В настоящее время он имеет ряд ограничений (в питании, в физической активности), находится под медицинским наблюдением, продолжает принимать лечение.
Компенсация в размере 50 000 руб. является заниженной, неспособной возместить понесенные О.В. физические и нравственные страдания; она подлежит увеличению до 100 000 руб.
В кассационном порядке решение и апелляционное определение оставлены без изменения.
(Определения N 33-676/2020; N 88-12048/2020)
Вывод суда о размере взыскиваемой в пользу истца компенсации морального вреда должен быть мотивированным
14. М.К.В. обратилась к районной больнице с иском о компенсации морального вреда в размере 1 000 000 руб., ссылаясь на то, что 10.03.2017 врач - хирург районной больницы М. провел З.И.Ю. лапароскопическую операцию в связи с трубной беременностью. На следующий день в области поясницы пациента появился синяк, который увеличивался с каждым днем. Жалобы лечащему врачу на плохое самочувствие были безрезультатными. После выписки из больницы у З.И.Ю. произошла внезапная остановка сердца. По заключению экспертов, во время операции врач-хирург М. не диагностировал осложнение оперативного вмешательства в виде опасного кровотечения.
В ходе судебного разбирательства установлено, что 18.03.2017 умерла З.И.Ю., родная сестра истца.
Ее смерть наступила от обширных гематом прямых мышц живота, мягких тканей передней брюшной стенки, тазовой и забрюшинной клетчатки на шестые сутки раннего послеоперационного периода, возникших после операции вследствие массивной кровопотери с полиорганной недостаточностью, которые вызвали угрожающее жизни состояние - шок тяжелой степени, острую обильную или массивную кровопотерю.
Указанные обстоятельства подтверждаются приговором суда, которым врач-хирург М. признан виновным в совершении преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 109 УК РФ, ч. 2 ст. 159 УК РФ.
Учитывая степень родства истца с погибшей и то, что смерть родного человека является наиболее тяжелым и необратимым по своим последствиям событием, влекущим глубокие нравственные страдания, переживания, связанные с такой утратой, затрагивающие психику, здоровье, самочувствие и настроение, исходя из требований разумности и справедливости, суд взыскал в пользу М.К.В. 100 000 руб. компенсации морального вреда.
Суд апелляционной инстанции согласился с размером компенсации морального вреда.
Восьмой кассационной суд общей юрисдикции, отменяя апелляционное определение и направляя дело на новое апелляционное рассмотрение, со ссылкой на ст. ст. 2, 17 Конституции РФ, ст. ст. 150, 1064, 1099, 1101 ГК РФ, Конвенцию о защите прав человека и основных свобод указал на то, что право на компенсацию морального вреда возникает при наличии предусмотренных законом оснований и условий ответственности за причинение вреда.
Поскольку закон устанавливает лишь общие принципы для определения размера такой компенсации, суду при разрешении спора о компенсации морального вреда необходимо в совокупности оценить конкретные незаконные действия причинителя вреда, соотнести их с тяжестью причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий и индивидуальными особенностями его личности, учесть заслуживающие внимание фактические обстоятельства дела, а также требования разумности и справедливости, соразмерности компенсации последствиям нарушения прав как основополагающие принципы, предполагающие установление судом баланса интересов сторон. При этом соответствующие мотивы о размере компенсации морального вреда должны быть приведены в судебном постановлении.
Суд первой инстанции ограничился лишь ссылкой на общие принципы определения размера компенсации морального вреда, не применил их к спорным отношениям, не выяснил тяжесть причиненных истцу физических и нравственных страданий в связи с гибелью ее сестры, не учел индивидуальные особенности личности истца, ее возраст, психологическое состояние, семейную, психологическую связь с сестрой, не дал оценку доводам, что утрата близкого человека привела к резкому ухудшению здоровья истца.
Суд первой инстанции не привел мотивы и не обосновал, почему пришел к выводу о том, что сумма в 100 000 рублей является достаточной компенсацией причиненных ответчиком нравственных страданий.
Допущенные судом первой инстанции нарушения норм материального и процессуального права не были устранены судом апелляционной инстанции.
При новом апелляционном рассмотрении судебная коллегия изменила решение и взыскала в пользу М.К.В. 600 000 руб.
Коллегия указала, что при определении размера компенсации морального вреда приняты во внимание обстоятельства смерти З.И.Ю., которая погибла в возрасте 29 лет в результате неправильно оказанной медицинской помощи, вина врача-хирурга установлена приговором суда. Также учтены индивидуальные особенности М.К.В., характер причиненных ей нравственных страданий, а именно то, что М.К.В. в возрасте 22 лет понесла невосполнимую утрату - потеряла единственную сестру, с которой была очень близка, поддерживала тесную связь и крепкие родственные отношения. В связи с внезапной смертью близкого человека истец испытала сильную душевную боль, глубокие нравственные страдания, она была вынуждена обратиться за помощью к психотерапевту, который рекомендовал ей занятия с психологом. Меньшей суммой компенсировать причиненный истцу вред невозможно.
(Определения N 33-1718/2020;N88-14878/2020; N 33-3823/2020)
В соответствии с действующим правовым регулированием медицинская организация несет бремя доказывания обстоятельств, касающихся некачественного оказания медицинской помощи, и причинно-следственной связи между ненадлежащим оказанием сотрудниками учреждения медицинской помощи и наступившими негативными последствиями
15. Б.Л.Г. обратилась в суд с требованиями о взыскании с краевой и городской больниц компенсации морального вреда в связи со смертью супруга Б.Н.Ф. в результате оказания некачественной медицинской помощи.
Судом установлены следующие обстоятельства.
02.08.2015 Б.Н.Ф., высказывающий жалобы на резкую боль в паховой области, иррадиирущую в правое бедро, доставлен в региональный сосудистый центр краевой больницы для исключения инфаркта миокарда. В 17.50, после осмотра врачом-кардиологом, не выявившим признаков этого заболевания, Б.Н.Ф. бригадой скорой медицинской помощи направлен в дежурный стационар городской больницы.
После осмотра в приемном отделении дежурным врачом-кардиологом и анестезиологом-реаниматологом Б.Н.Ф. госпитализирован в отделение реанимации и интенсивной терапии с основным диагнозом "ИБС; острый коронарный синдром". Пациенту проведена противошоковая терапия; после стабилизации состояния выполнены рентгенография органов грудной клетки, обзорная рентгенография мочевыводящих путей, рентгенография поясничного отдела позвоночника, УЗИ абдоминальное; в 19:30 осмотрен врачом урологом, которым рекомендовано дообследование, консультация травматолога, невролога.
В 22:20 состояние Б.Н.Ф. ухудшилось, начаты реанимационные мероприятия. В 23:30 констатирована биологическая смерть Б.Н.Ф.; выставлен основной клинический диагноз: "ИБС. Инфаркт миокарда".
Протоколом патологоанатомического вскрытия установлен патологоанатомический диагноз: основной "мешковидная аневризма правой подвздошной артерии с расслоением и разрывом стенки"; осложнения основного заболевания "гемоперитонеум, геморрагический шок".
Также установлены дефекты оказания медицинской помощи в городской больнице: недиагностирование аневризмы подвздошной артерии и смертельно-опасного осложнения - гемоперитонеума, геморрагического шока; в краевой больнице - недиагностирование аневризмы подвздошной артерии. Констатировано, что расхождение клинического и патологоанатомического диагнозов по основному заболеванию произошло по объективной причине (кратковременность пребывания в стационаре, редкость патологии), что отнесено к 1 категории расхождений.
Перечисленные дефекты отражены также в акте проверки качества оказания медицинской помощи, в акте проверки территориального органа Росздравнадзора по Забайкальскому краю.
На основании обращений истца о ненадлежащем оказании ее супругу медицинской помощи было возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 109 УК РФ, в рамках расследования которого проведены две комиссионные судебно-медицинские экспертизы.
Суд первой инстанции, оценивая письменные доказательства, указал, что наличие дефектов оказания медицинской помощи в городской больнице установлено. Однако подлежат учету выводы экспертов об объективных причинах, воспрепятствовавших правильному и своевременному диагностированию ввиду тяжести состояния пациента, наличия сопутствующих заболеваний, ограниченного времени пребывания в стационаре, а также об отсутствии прямой причинной связи между действиями врачей и наступившими неблагоприятными последствиями из-за начавшегося неуправляемого процесса аневризмы подвздошной области.
Что касается краевой больницы, суд учел, что пациент не был госпитализирован; его дополнительная транспортировка в дежурную больницу являлась отягощающим фактором для больного и способствовала потери времени для принятия мер к диагностированию и лечению.
Суд взыскал в пользу Б.Л.Г. с краевой больницы 10 000 руб. компенсации морального вреда и 5 000 руб. штрафа, с городской больницы 20 000 руб. компенсации морального вреда и 10 000 руб. штрафа.
Апелляционным определением решение отменено с принятием нового решения об отказе в иске в связи с отсутствием доказательств виновного поведения врачей при оказании медицинской помощи Б.Н.Ф., которые бы причинили вред его здоровью.
Восьмой кассационный суд общей юрисдикции отменил апелляционное определение и направил дело на новое апелляционное рассмотрение, указав, в частности, что в соответствии с действующим правовым регулированием медицинские организации должны доказать отсутствие своей вины в причинении вреда здоровью Б.Н.Ф. и в причинении морального вреда истцу при оказании медицинской помощи Б.Н.Ф.
Кассация отметила, что суд апелляционной инстанции ограничился выводом о том, что дефекты в оказании медицинской помощи не находятся в причинно-следственной связи со смертью Б.Н.Ф. Однако имеющимся дефектам в оказании медицинской помощи при лечении Б.Н.Ф. правовой оценки не дал. Суд не выяснил, предприняли ли ответчики все необходимые и возможные меры по спасению Б.Н.Ф. из опасной для его жизни ситуации, способствовали ли выявленные нарушения оказания медицинской помощи развитию неблагоприятного исхода.
Рассматривая дело повторно, суд апелляционной инстанции указал, что со стороны ответчиков имеет место неоказание надлежащей квалифицированной медицинской помощи больному по основному заболеванию.
Отсутствие прямой причинно-следственной связи между установленными дефектами оказания медицинской помощи и наступлением смерти Б.Н.Ф. не может свидетельствовать об отсутствии оснований для взыскания в пользу истца компенсации морального вреда, поскольку выявленные дефекты оказания медицинской помощи способствовали наступлению неблагоприятного исхода; эти нарушения, безусловно, причиняли нравственные страдания истцу, которая вправе была рассчитывать на квалифицированную и своевременную медицинскую помощь супругу.
По мнению коллегии, при определении размера компенсации морального вреда не в полной мере учтены конкретные обстоятельства дела и степень нравственных страданий Б.Л.Г. с учетом её индивидуальных особенностей (утрата близкого человека, с которым она длительное время состояла в браке; возраст истца, в котором она потеряла мужа; невосполнимость потери, являющаяся причиной постоянных тревог и переживаний).
Исходя из требований закона о разумности и справедливости возмещения морального вреда, судебная коллегия признала необходимым увеличить размер компенсации морального вреда до 500 000 руб. (с городской больницы 300 000 руб., с краевой больницы 200 000 руб.), исключив указание на взыскание штрафа.
(Определения N 33-3010/2019; N 88-5940/2020; N 33-2256/2020)
При разрешении вопроса о наличии (отсутствии) дефектов оказания медицинской помощи суд вправе принять любые средства доказывания, предусмотренные процессуальным законодательством
16. М.И.А. обратился к МСЧ ФСИН России и ФСИН России с иском о компенсации морального вреда за ненадлежащее оказание медицинской помощи.
В обосновании исковых требований М.И.А. указал, что в период отбывания наказания в условиях изоляции по приговору суда ему был выставлен диагноз "кавернозный туберкулез левого легкого". Длительное ненадлежащее оказание медицинской помощи, несвоевременное направление на операцию негативно сказалось на состоянии его здоровья, причинило глубокие нравственные и физические страдания.
Суд первой инстанции отказал в иске исходя из недоказанности обстоятельств ненадлежащего оказания медицинской помощи. Относительно представленного истцом в подтверждение его доводов заключения независимой медико-социальной экспертизы суд отметил, что оно не отвечает требованиям процессуального закона о допустимости доказательств, получено во внесудебном порядке.
Суд апелляционной инстанции не согласился с выводами нижестоящего суда, не усмотрев оснований для признания недопустимым доказательством заключения независимой медико-социальной экспертизы.
Судебная коллегия пришла к выводу, что специалистами, проводившими экспертизу, исследовалась медицинская документация, которая была истребована судом и изучена в ходе судебного разбирательства. Сам по себе факт использования специалистами копии медицинской документации, представленной МСЧ ФСИН России и изготовленной представителем истца с помощью технических средств, не свидетельствует о недостоверности заключения и невозможности его оценки в качестве допустимого доказательства.
Судебная коллегия приняла заключение в качестве допустимого и относимого доказательства, подтверждающего доводы истцовой стороны о ненадлежащем оказании медицинской помощи, и пришла к выводу о несоблюдении ответчиками порядка оказания медицинской помощи в период пребывания М.И.А. в лечебном учреждении уголовно-исполнительной системы, несвоевременность и недостаточность оказания этой помощи.
Апелляционным определением, оставленным без изменения в кассационном порядке, решение районного суда отменено, исковые требования М.И.А. частично удовлетворены.
(Определения N 33-1215/2020; N 88-13587/2020)
Вступивший в законную силу приговор обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях совершенного лицом преступления
17. П.Е.В. обратилась в суд с иском о компенсации морального вреда, ссылаясь на то, что в апреле 2019 г. умерла её мать П.Н.Н., причиной смерти которой стал не выявленный вовремя врачом-хирургом Ф. острый аппендицит.
Установлено, что вступившим в законную силу приговором суда лечащий врач Ф. признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 109 УК РФ.
Из приговора следовало, что 01.04.2019 П.Н.Н. была доставлена в больницу бригадой скорой помощи, осмотрена врачом-хирургом Ф., который выставил диагноз "острый энтероколит неизвестной этиологии". П.Н.Н. была госпитализирована. Хотя у пациента отсутствовала положительная динамика течения заболевания, имелась очевидная клиника аппендицита на момент поступления в лечебное учреждение, а данные наблюдения и анализы крови свидетельствовали о воспалительном процессе, Ф. не заподозрил у П.Н.Н. острый аппендицит, не принял единственно правильное решение в пользу оперативного лечения. 06.04.2019 П.Н.Н. была переведена в другую больницу, где, несмотря на выполненное хирургическое лечение и оказанную медицинскую помощь, 09.04.2019 скончалась от острого деструктивного (флегмонозно-гангренозного) аппендицита с перфорацией в виде разлитого перитонита.
Разрешая спор, суд первой инстанции учел наличие вступившего в законную силу приговора, согласно которому смерть П.Н.Н. наступила вследствие допущенных врачом больницы дефектов оказания медицинской помощи, и взыскал с больницы в пользу истца 1 000 000 руб. компенсации морального вреда.
Суд апелляционной инстанции оставил решение без изменения, указав, в частности, что размер компенсации определен нижестоящим судом с учетом тяжести причиненных истцу физических и нравственных страданий в связи со смертью матери, учел индивидуальные особенности личности П.Е.В., ее возраст, психологическое состояние. Отвергая довод апеллянта о необоснованном применении завышенных международных стандартов по вопросам определения компенсации за человеческую жизнь к районной больнице, которая выживает в условиях критического недофинансирования, судебная коллегия отметила, что статус лечебного учреждения не является законным основанием для снижения компенсации.
(Определение N 33-3617/2020)
18. Ч.Л.А. обратилась с иском к краевой больнице с требованием о взыскании компенсации морального вреда. Она указала, что в результате виновных действий врача Г. причинен вред здоровью Ч.Л.А. и ее сыну, который впоследствии скончался.
Вступившим в законную силу приговором суда, Г. осуждена за совершение преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 118 УК РФ.
Являясь врачом акушером-гинекологом отделения патологии беременности акушерского стационара, Г. ненадлежащим образом исполняла свои профессиональные обязанности по оказанию медицинской помощи беременной. При наличии у Ч.Л.А. показаний для родоразрешения путем планового "кесарева сечения", не предприняла должных действенных и своевременных мер, направленных на изменение тактики родов пациентки, а также на перерасчет срока беременности и предполагаемой массы плода пациентки. Выбрав выжидательную тактику лечения, вследствие собственной небрежности допустила дефекты оказания медицинской помощи пациентке в виде принятия решения о дальнейшем наблюдении беременной, продолжении ведения родов пациентки через естественные родовые пути, назначении препарата для усиления родовой деятельности, который при клиническом несоответствии головки плода и таза матери был ей противопоказан, что привело к резкому нарушению маточно-плацентарного кровотока и быстрому истощению компенсаторных возможностей плода роженицы, усугублению уже имевшейся у него длительной гипоксии.
Г. несвоевременно выставила Ч.Л.А. диагноз "острая гипоксия плода", и, осознав ошибочность своих действий, с целью экстренного оперативного родоразрешения назначила пациентке лечение в виде наложения вакуум-экстрактора, которое в указанный период времени уже не могло привести к благоприятному исходу.
Разрешая требования истца о компенсации морального вреда в пользу удовлетворения, взыскивая сумму в размере 300 000 руб., суд первой инстанции учел наличие вступившего в законную силу приговора суда, которым установлено, что в результате виновных действий Г. истцу причинен тяжкий вред здоровью. Кроме того, суд пришел к выводу о нарушении нематериальных прав Ч.Л.А. дефектами оказания медицинской помощи, вследствие которых она лишилась ребенка.
При апелляционном рассмотрении решение было изменено в части размера присужденной компенсации морального вреда (он увеличен до 1 000 000 руб.).
Мотивируя свою позицию, судебная коллегия указала, что суд не в полной мере учел фактические обстоятельства, на которые ссылалась истец, не принял во внимание индивидуальные особенности Ч.Л.А., ее возраст, что беременность была первой после диагноза "бесплодие", ребенок являлся желанным, на проведение родоразрешения истец явилась в медицинское учреждение в установленный срок, а в результате действий врача, противоречащих принципам оказания медицинской помощи, наступили тяжкие последствия в виде гибели плода. Также в недостаточной степени учтено последующее поведение Г., выразившееся в сокрытии своей халатности - внесении недостоверных сведений в историю родов Ч.Л.А.
(Определение N 33-3771/2020)
Основанием для взыскания в пользу потребителя штрафа в соответствии с п. 6 ст. 13 Закона Российской Федерации "О защите прав потребителей" является отказ исполнителя платных медицинских услуг в добровольном порядке удовлетворить названные в Законе требования потребителя этих услуг
19. Решением суда первой инстанции в пользу малолетнего ребенка за причинение вреда его здоровью при оказании медицинских услуг ненадлежащего качества взыскана компенсация морального вреда и штраф на основании ст. 13 Закона РФ "О защите прав потребителей" (далее - Закон о защите прав потребителей).
Судебная коллегия по гражданским делам Забайкальского краевого суда исключила из резолютивной части решения указание о взыскании штрафа ввиду следующего.
Из преамбулы Закона о защите прав потребителей следует, что этот закон регулирует отношения, возникающие между потребителем и изготовителями, исполнителями, импортерами, продавцами, владельцами агрегаторов информации о товарах (услугах) при продаже товаров (выполнении работ, оказании услуг), устанавливает права потребителей на приобретение товаров (работ, услуг) надлежащего качества и безопасных для жизни, здоровья, имущества потребителей и окружающей среды, получение информации о товарах (работах, услугах) и об их изготовителях (исполнителях, продавцах), о владельцах агрегаторов информации о товарах (услугах), просвещение, государственную и общественную защиту их интересов, а также определяет механизм реализации этих прав.
Названный закон определяет исполнителя услуг как организацию независимо от ее организационно-правовой формы, а также индивидуального предпринимателя, выполняющего работы или оказывающего услуги потребителям по возмездному договору.
Законом о защите прав потребителей (п. 6 ст. 13) предусмотрено, что при удовлетворении судом требований потребителя, установленных законом, суд взыскивает с изготовителя (исполнителя, продавца, уполномоченной организации или уполномоченного индивидуального предпринимателя, импортера) за несоблюдение в добровольном порядке удовлетворения требований потребителя штраф в размере пятьдесят процентов от суммы, присужденной судом в пользу потребителя.
Отсюда следует, что основанием для взыскания в пользу потребителя штрафа является отказ исполнителя платных медицинских услуг в добровольном порядке удовлетворить названные в Законе РФ "О защите прав потребителей" требования потребителя этих услуг.
Из материалов дела следует, что медицинская помощь ребенку оказана бесплатно в соответствии с программой государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской помощи, что в силу ч. 8 ст. 84 Федерального закона об охране здоровья, Закона о защите прав потребителей исключает возможность взыскания штрафа.
(Определение N 33-4989/2019)
При невыполнении основным должником своих обязательств перед пациентом отвечает дополнительный (субсидиарный) должник
20. Ш.Н.В. обратилась к медицинским учреждениям, министерству здравоохранения края, департаменту государственного имущества и земельных отношений края с иском о компенсации морального вреда, причиненного неквалифицированным оказанием медицинской помощи.
По результатам рассмотрения спора суд первой инстанций пришел к выводу, что лечебно-диагностические мероприятия, проведённые в городской и районной больницах по поводу имевшегося у истца заболевания, были неполными.
Это послужило основанием для взыскания с медицинских учреждений в пользу Ш.Н.В. компенсации морального вреда и возложения на департамент государственного имущества и земельных отношений Забайкальского края (далее - департамент) субсидиарной ответственности по обязательствам больниц при недостаточности у них денежных средств.
Судебная коллегия, оценивая доводы апелляционной жалобы департамента и уточняя резолютивную часть решения, указала следующее.
В п. 3 ст. 123.21 ГК РФ определено, что учреждение отвечает по своим обязательствам находящимися в его распоряжении денежными средствами, а в случаях, установленных законом, также иным имуществом. При недостаточности указанных денежных средств или имущества субсидиарную ответственность по обязательствам учреждения в случаях, предусмотренных п. п. 4 - 6 ст. 123.22 и п. 2 ст. 123.23 настоящего Кодекса, несет собственник соответствующего имущества.
Согласно п. 5 ст. 123.22 ГК РФ бюджетное учреждение отвечает по своим обязательствам всем находящимся у него на праве оперативного управления имуществом, в том числе приобретенным за счет доходов, полученных от приносящей доход деятельности, за исключением особо ценного движимого имущества, закрепленного за бюджетным учреждением собственником этого имущества или приобретенного бюджетным учреждением за счет средств, выделенных собственником его имущества, а также недвижимого имущества независимо от того, по каким основаниям оно поступило в оперативное управление бюджетного учреждения и за счет каких средств оно приобретено.
По обязательствам бюджетного учреждения, связанным с причинением вреда гражданам, при недостаточности имущества учреждения, на которое в соответствии с абзацем первым настоящего пункта может быть обращено взыскание, субсидиарную ответственность несет собственник имущества бюджетного учреждения.
В соответствии с п. п. 1.3, 1.4, 1.5 и 4.1 Уставов больниц данные учреждения имеют тип бюджетных, собственником их имущества является Забайкальский край, функции учредителя и собственника имущества учреждений от имени Забайкальского края осуществляют министерство здравоохранения Забайкальского края и департамент.
Согласно Положению о департаменте, утв. постановлением правительства Забайкальского края от 29.12.2017 N 585, департамент осуществляет полномочия собственника имущества государственных унитарных предприятий, государственных учреждений края в соответствии с федеральным законодательством (п. 12.3.12 Положения).
Суд верно возложил субсидиарную (дополнительную) ответственность по обязательствам медицинских учреждений, связанным с причинением истцу морального вреда, именно на департамент как на собственника имущества указанных медицинских учреждений.
Одновременно заслуживает внимания довод апеллянта о том, что собственник имущества бюджетного учреждения несет субсидиарную ответственность в случае недостаточности у учреждения имущества, на которое может быть обращено взыскание, а не при недостаточности у него денежных средств.
(Определение N 33-4043/2019)
21. К.Л.Б. обратилась к С.И.О. с иском о взыскании в субсидиарном порядке 162 500 руб. по обязательствам ООО "С", оказавшего истцу некачественные платные стоматологические услуги.
По делу установлено, что вступившим в законную силу решением суда от 10.08.2017 с ООО "С" в пользу К.Л.Б. взыскано 127 500 руб. основного долга и 35 000 руб. судебных расходов.
На основании данного решения в отношении ООО "С" возбуждены исполнительные производства, которые в марте 2019 г. окончены из-за отсутствия у должника имущества, на которое может быть обращено взыскание.
Ответчик С.И.О. является учредителем ООО "С"; на момент оказания истцу медицинских услуг она была генеральным директором общества.
Удовлетворяя исковые требования, суды первой и апелляционной инстанций указали следующее.
В соответствии с п. 2 ст. 56 ГК РФ субсидиарная ответственность учредителей (участников) по обязательствам юридического лица возможна в случаях, предусмотренных ГК РФ или другим законом.
В п. 2 ст. 10 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в ред., действ. до 30.07.2017 предусмотрено, что нарушение обязанности по подаче заявления должника в арбитражный суд в случаях и в срок, которые установлены ст. 9 настоящего Федерального закона, влечет за собой субсидиарную ответственность лиц, на которых настоящим Федеральным законом возложена обязанность по принятию решения о подаче заявления должника в арбитражный суд и подаче такого заявления, по обязательствам должника, возникшим после истечения срока, предусмотренного подп. 2 и 3 ст. 9 настоящего Федерального закона.
В связи со вступлением в силу 30.07.2017 Федерального закона от 29.07.2017 N 266-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О несостоятельности (банкротстве)" и Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях" (далее - Закон N 266-ФЗ) указанная норма права утратила силу. Однако в действие введена гл. III.2 "Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве", положениями которой определен порядок привлечения к субсидиарной ответственности контролирующего должника лица.
Согласно ч. 3 ст. 4 Закона N 266-ФЗ рассмотрение заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности, предусмотренной ст. 10 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в ред., действ. до дня вступления в силу Закона N 266-ФЗ, которые поданы с 1 июля 2017 г., производится по правилам Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" в ред. Закона N 266-ФЗ.
Нормами ст. 61.12 Федерального закона "О несостоятельности (банкротстве)" (далее - Закон о банкротстве) предусмотрены обстоятельства, при наличии хотя бы одного из которых субсидиарная ответственность по обязательствам должника может быть возложена на контролирующего должника лицо.
Абз. 6 п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве обязывает руководителя должника обратиться с заявлением в арбитражный суд, в том числе в случае, если должник отвечает признакам неплатежеспособности и (или) признакам недостаточности имущества.
В п. 8 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 N 53 "О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве" разъяснено, что руководитель должника может быть привлечен к субсидиарной ответственности по правилам ст. 61.12 Закона о банкротстве, если он не исполнил обязанность по подаче в суд заявления должника о собственном банкротстве в месячный срок, установленный п. 2 ст. 9 Закона о банкротстве.
В силу абз. 2 п. 2 ст. 61.12 Закона о банкротстве презюмируется причинно-следственная связь между неподачей руководителем заявления о банкротстве должника и невозможностью удовлетворения требований кредиторов, обязательства перед которыми возникли в период просрочки подачи такого заявления (п. 12 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 N 53).
Учредитель и руководитель ООО "С" С.И.О. не предпринимала действий к погашению имевшейся у общества задолженности, заявление в арбитражный суд о банкротстве общества при наличии признаков такового не подавала. Это указывает на наличие оснований для привлечения С.И.О. к субсидиарной ответственности.
(Определение N 33-1859/2020)
|
Судебная коллегия по гражданским делам |
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Обобщение судебной практики рассмотрения в 2019 - 2020 годах гражданских дел, связанных с разрешением споров по искам к медицинским учреждениям о возмещении вреда, причиненного некачественным оказанием медицинской помощи (утв. президиумом Забайкальского краевого суда 11 февраля 2021 г.)
Текст обобщения опубликован на официальном сайте Забайкальского краевого суда (http://oblsud.cht.sudrf.ru) 15 февраля 2021 г.