Определение Конституционного Суда РФ от 21 сентября 2023 г. N 2175-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Латыпова Константина Евгеньевича на нарушение его конституционных прав частью первой статьи 303 Уголовного кодекса Российской Федерации"

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя B.Д. Зорькина, судей А.Ю. Бушева, Л.М. Жарковой, С.М. Казанцева, C.Д. Князева, А.Н. Кокотова, Л.О. Красавчиковой, С.П. Маврина, Н.В. Мельникова, В.А. Сивицкого,

заслушав заключение судьи С.Д. Князева, проводившего на основании статьи 41 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" предварительное изучение жалобы гражданина К.Е. Латыпова,

установил:

1. Гражданин К.Е. Латыпов оспаривает конституционность части первой статьи 303 УК Российской Федерации, которая, устанавливая ответственность за фальсификацию доказательств по гражданскому либо административному делу участвующим в деле лицом или его представителем, за фальсификацию доказательств по делу об административном правонарушении участником производства по делу об административном правонарушении или его представителем, а равно за фальсификацию доказательств должностным лицом, уполномоченным рассматривать дела об административных правонарушениях, либо должностным лицом, уполномоченным составлять протоколы об административных правонарушениях, предусматривает за указанное преступление наказание в виде штрафа в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период от одного года до двух лет, либо в виде обязательных работ на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительных работ на срок до двух лет, либо ареста на срок до четырех месяцев.

Как следует из обращения заявителя, а также из приложенных к нему и дополнительно полученных документов, приговором Биробиджанского районного суда Еврейской автономной области от 24 мая 2021 года он осужден за фальсификацию доказательств по возбужденному в отношении него - директора ООО "Единые коммунальные системы" - делу об административном правонарушении, предусмотренном частью 1 статьи 9.23 "Нарушение правил обеспечения безопасного использования и содержания внутридомового и внутриквартирного газового оборудования" КоАП Российской Федерации. В обоснование постановленного приговора суд указал, что фальсификация была осуществлена путем изготовления в 2019 году фиктивного акта проверки вентиляционных каналов многоквартирных жилых домов и внесения в таковой заведомо ложных сведений о проведении требуемого осмотра системы вентиляции домов с газовым оборудованием. Придав данному акту проверки форму официального документа и заверив подписями двух введенных им в заблуждение лиц, К.Е. Латыпов представил его в качестве доказательства своей невиновности, что после приобщения подложного акта проверки к материалам дела повлекло прекращение производства по делу в связи с отсутствием состава вмененного ему административного правонарушения. Правомерность квалификации в приговоре содеянного К.Е. Латыповым подтверждена апелляционным постановлением суда Еврейской автономной области от 21 октября 2021 года, постановлением Девятого кассационного суда общей юрисдикции от 23 июня 2022 года и постановлением Верховного Суда Российской Федерации от 5 декабря 2022 года об отказе в передаче его жалобы для рассмотрения в судебном заседании Судебной коллегии по уголовным делам этого суда. С последним решением не нашел оснований не согласиться и заместитель Председателя Верховного Суда Российской Федерации в письме, датированном февралем 2023 года.

Заявитель утверждает, что часть первая статьи 303 УК Российской Федерации не соответствует статье 19 (часть 1) Конституции Российской Федерации, поскольку, закрепляя уголовную ответственность за фальсификацию доказательств по делу об административном правонарушении участником производства по делу, она - в отличие от статьи 17.9 КоАП Российской Федерации, устанавливающей административную ответственность за заведомо ложные показание свидетеля, пояснение специалиста, заключение эксперта или заведомо неправильный перевод при производстве по делу об административном правонарушении, - допускает вопреки конституционным принципам юридического равенства и справедливости различный подход к определению видов юридической ответственности за преднамеренное искажение доказательств по делу об административном правонарушении, притом что такие доказательства подлежат оценке субъектами административно-наказательной юрисдикции в их совокупности и никакие из них не могут иметь заранее установленную силу.

2. Природа и отличительные свойства уголовной ответственности, в том числе в соотношении с ответственностью административной, уже были предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации, который, опираясь на положения, содержащиеся в Конституции Российской Федерации, прежде всего в ее статьях 1 (часть 1), 15 (части 1 и 2), 18, 19, 21 (часть 1), 46 (часть 1), 49, 50 (части 1 и 3), 54 и 55 (часть 3), пришел к выводу, что при регулировании оснований, условий и сроков привлечения к ответственности надо учитывать следующее:

юридическая ответственность может наступать только за те деяния, которые законом, действующим на момент их совершения, признаются правонарушениями, за исключением случаев, когда ответственность за содеянное устранена или смягчена новым законом; это, помимо прочего, подразумевает, что действия или бездействие не могут быть основанием юридической ответственности, даже если в них есть признаки противоправности, пока соответствующее деяние не описано как состав правонарушения, т.е. не запрещено в надлежащем для того законе;

общепризнанным принципом привлечения к ответственности во всех отраслях права является наличие вины - либо доказанной, либо презюмируемой, но опровержимой - как элемента субъективной стороны состава правонарушения, а всякое исключение из этого принципа должно быть выражено прямо и недвусмысленно, т.е. предусмотрено непосредственно в законе;

конституционные требования справедливости и гуманизма предопределяют дифференциацию юридической ответственности в зависимости от существенных обстоятельств, влияющих на выбор той или иной меры государственного принуждения, а потому, предусматривая для совершивших правонарушение лиц конкретный вид ответственности, законодатель обязан соотносить его с характером правонарушения, с опасностью содеянного для находящихся под охраной закона ценностей, с личностью и степенью вины правонарушителя, гарантируя тем самым адекватность порождаемых последствий тому вреду, который причинен в результате правонарушения, не допуская избыточного государственного принуждения и обеспечивая баланс прав привлекаемого к ответственности гражданина и публичного интереса, состоящего в защите личности, общества и государства от противоправных посягательств;

являясь разновидностями ответственности за совершение деяний, представляющих общественную опасность, уголовная и административная ответственность имеют схожие задачи, базируются на рядоположенных принципах, преследуют общую цель защиты прав и свобод человека и гражданина, обеспечения законности и правопорядка и, по сути, во многом дополняют друг друга; этим объясняется наличие смежных составов преступлений и административных правонарушений, что - принимая во внимание известную условность их разграничения и возможность изменения степени общественной опасности некоторых противоправных деяний - не препятствует законодательным решениям, предполагающим допустимость преобразования составов отдельных административных правонарушений в составы преступлений и наоборот;

закрепляя и изменяя составы преступлений и административных правонарушений и меры ответственности за их совершение, законодатель связан вытекающими из статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации критериями необходимости и пропорциональности ограничения прав и свобод конституционно значимым целям, а также обязан соблюдать гарантированное статьей 19 Конституции Российской Федерации равенство всех перед законом, означающее, что любое правонарушение и санкции за его совершение должны быть четко определены в законе, причем так, чтобы исходя непосредственно из текста нормы - в случае необходимости с помощью толкования, данного ей судами, - каждый мог предвидеть правовые последствия своих действий или бездействия;

используя уголовную репрессию, безусловно следует иметь в виду, что преступлению, в отличие от иных правонарушений, должна быть присуща особая, а именно криминальная, общественная опасность, отсутствие которой означает, что деяние не может считаться уголовно наказуемым; будучи в силу своей природы крайним средством государственного реагирования на противоправное поведение, уголовный закон может распространять свое действие лишь на те сферы общественных отношений, охрана которых с помощью норм иной отраслевой принадлежности, включая нормы об административной ответственности, оказывается недостаточной.

Из приведенных правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, неоднократно высказанных им в сохраняющих свою силу решениях (постановления от 27 мая 2008 года N 8-П, от 13 июля 2010 года N 15-П, от 17 июня 2014 года N 18-П, от 16 июля 2015 года N 22-П, от 25 апреля 2018 года N 17-П, от 24 мая 2021 года N 21-П, от 24 ноября 2022 года N 51-П, от 19 апреля 2023 года N 19-П и др.), вытекает, что установление уголовной ответственности может быть признано отвечающим конституционным требованиям, только если она объективно необходима для защиты конституционных ценностей и соразмерна степени общественной опасности криминализируемого деяния (действия или бездействия), признаваемого преступлением, признаки состава которого ясно и недвусмысленно определены уголовным законом в качестве нормативного основания такой ответственности.

2.1. Несмотря на то что конституционно оправданными мотивами признания тех или иных правонарушений преступными могут служить исключительно обстоятельства, в совокупности подтверждающие криминальную степень их общественной опасности (в том числе масштаб распространенности и динамика таких правонарушений, значимость охраняемых законом ценностей, на которые они посягают, существенность причиняемого ими вреда, а также невозможность их преодоления с помощью иных правовых средств), это вовсе не свидетельствует о присущей всем признакам соответствующих деяний - исчерпывающим образом и в полной мере - уголовной степени их общественной опасности.

Криминализация деяния, неразрывно связанная с конструированием состава преступления, системообразующими элементами которого являются объект, объективная сторона, субъект и субъективная сторона, не предполагает, как отметил Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 10 февраля 2017 года N 2-П, обязательного наличия признаков преступной общественной опасности у каждого из них, - такие признаки могут отражать не все, а лишь отдельные элементы состава преступления. Например, криминальная степень социальной опасности деяния может быть обусловлена кумулятивным эффектом противоправного посягательства на охраняемые общественные отношения (объект преступления), временем, местом, способом его совершения и наступившими последствиями, в том числе их масштабом (объективная сторона преступления), особым статусом виновного, его возрастом, наличием судимости или административной наказанности (субъект преступления), формой вины, мотивами и целями противоправных действий или бездействия (субъективная сторона преступления).

Следовательно, в целях надлежащей защиты конституционно значимых ценностей законодатель полномочен прибегать к институту уголовной ответственности и в тех случаях, когда преступная степень общественной опасности конкретных категорий правонарушений охватывает собой не все, а только отдельные их составообразующие элементы.

2.2. Заявитель усматривает неконституционность части первой статьи 303 УК Российской Федерации в том, что она - вопреки законодательному признанию равнозначности доказательств по делу об административном правонарушении - устанавливает уголовную ответственность за их фальсификацию участником (его представителем) производства по такому делу, в то время как статья 17.9 КоАП Российской Федерации определяет заведомо ложные показание свидетеля, пояснение специалиста, заключение эксперта или заведомо неправильный перевод при производстве по делу об административном правонарушении в качестве административно наказуемых.

Указанные противоправные деяния действительно характеризуются наличием ряда схожих составообразующих признаков. Это, в частности, находит подтверждение применительно к объекту правонарушения (всестороннее, полное, объективное и своевременное выяснение обстоятельств дела об административном правонарушении и разрешение дела в соответствии с законом) и к его субъективной стороне (умышленная форма вины). Вместе с тем при оценке соответствующих деяний нельзя не видеть, что если субъектом уголовной ответственности за фальсификацию доказательств может выступать любой участник (его представитель) производства по делу об административном правонарушении, то привлечение к административной ответственности по статье 17.9 КоАП Российской Федерации предусмотрено только в отношении свидетеля, специалиста, эксперта или переводчика, которые в обязательном порядке предупреждаются об административной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, пояснений, заключения или за выполнение заведомо неправильного перевода (часть 5 статьи 25.6, часть 3 статьи 25.8, часть 3 статьи 25.9 и часть 4 статьи 25.10 того же Кодекса).

Но основное различие между фальсификацией доказательств по делу об административном правонарушении (часть первая статьи 303 УК Российской Федерации) и заведомо ложными показанием свидетеля, пояснением специалиста, заключением эксперта или заведомо неправильным переводом при производстве по делу об административном правонарушении (статья 17.9 КоАП Российской Федерации) выражается в признаках их объективной стороны. Фальсификация доказательств - в отличие от правонарушения, предусмотренного статьей 17.9 КоАП Российской Федерации, - всегда сопряжена с преднамеренным искажением информации посредством подлога вещественных доказательств или документов, внесения в документы заведомо ложных сведений, изготовления поддельных доказательств, в том числе письменных документов, а также путем совершения других подобных действий, направленных на приобщение к делу об административном правонарушении подложных (фиктивных) доказательств. Соответственно, фальсификация доказательств по делу об административном правонарушении, предполагая умышленное введение субъектов административно-деликтного производства в заблуждение (что характерно и для правонарушения, предусмотренного статьей 17.9 КоАП Российской Федерации), невозможна без совершения действий, связанных с искажением подлинных или созданием поддельных доказательств по делу об административном правонарушении, которые не ограничиваются рамками дачи участником производства - свидетелем, специалистом, экспертом - собственных заведомо ложных показания, пояснения, заключения или рамками личного осуществления участвующим в деле переводчиком заведомо неправильного перевода.

Аналогичного восприятия рассматриваемой уголовной ответственности придерживается и Верховный Суд Российской Федерации, который, руководствуясь статьей 126 Конституции Российской Федерации, разъяснил нижестоящим судам, помимо прочего, что при совершении фальсификации доказательств участником производства по делу об административном правонарушении (его представителем), в том числе по делам, отнесенным к компетенции арбитражных судов, объективная сторона преступления, предусмотренного частью первой статьи 303 УК Российской Федерации, состоит, в частности, в умышленных действиях по представлению ими должностному лицу, органу, осуществляющему производство по делу об административном правонарушении, либо суду в качестве доказательств заведомо поддельных предметов и документов; участник производства по делу, представивший такие предметы и документы в качестве доказательств через своего представителя (защитника), не осведомленного относительно их подложности и преступных намерений своего доверителя (подзащитного), несет ответственность как исполнитель данного преступления (пункт 13 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2022 года N 20 "О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях против правосудия").

При таких обстоятельствах установление частью первой статьи 303 УК Российской Федерации уголовной ответственности за фальсификацию доказательств по делу об административном правонарушении участником производства по делу об административном правонарушении или его представителем согласуется с повышенной степенью общественной опасности указанных противоправных действий и не вступает в противоречие с конституционными принципами необходимости, соразмерности и справедливости допустимого ограничения прав и свобод, а потому не выходит за конституционные пределы дискреционных полномочий законодателя.

2.3. Не может служить основанием для вывода о неконституционности оспариваемого законоположения и то, что оно включено в главу 31 "Преступления против правосудия" УК Российской Федерации, в то время как производство по делам об административных правонарушениях осуществляется преимущественно не судами, а во внесудебном порядке. Такое законодательное решение учитывает, что и при внесудебном производстве по делу об административном правонарушении в любом случае сохраняется возможность судебного обжалования принимаемых уполномоченными субъектами актов и, как следствие, возможность судебного разбирательства по соответствующим жалобам. Кроме того, хотя такое решение и не лишено некоторых погрешностей, имеющих в основном характер юридико-технических неточностей (дефектов), само по себе оно не в состоянии породить неопределенность, ставящую под сомнение конституционную оправданность отнесения фальсификации доказательств по делу об административном правонарушении к преступлению, и не препятствует приведению уголовного законодательства в соответствие со сложившейся в российской правовой системе структурой (строением) правового регулирования, ориентированной на раздельную регламентацию отдельных сфер общественных отношений (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 14 мая 2018 года N 1113-О, от 9 июня 2022 года N 1453-О и др.).

2.4. Статья 17.9 КоАП Российской Федерации, в сравнении с которой оспариваемое законоположение отступает, по мнению заявителя, от конституционных принципов справедливости и равенства, не применялась и не могла применяться в его деле, так как лицо, в отношении которого ведется производство по делу об административном правонарушении, ни при каких обстоятельствах не может быть субъектом административной ответственности за дачу заведомо ложных показаний в ходе такого производства. Потому Конституционный Суд Российской Федерации полагает, что жалоба К.Е. Латыпова представляет собой, по сути, попытку добиться проверки конституционности части первой статьи 303 УК Российской Федерации во взаимосвязи с названной нормой законодательства об административных правонарушениях в порядке абстрактного нормоконтроля. Между тем согласно статье 96 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" граждане обладают правом на обращение в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой на нарушение конституционных прав и свобод законом только при условии, что таковые, по их мнению, были нарушены его применением в конкретном деле (Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 7 декабря 2010 года N 1618-О-О).

Таким образом, часть первая статьи 303 УК Российской Федерации не может рассматриваться как нарушающая конституционные права и свободы заявителя в обозначенном им аспекте.

Исходя из изложенного и руководствуясь пунктом 2 части первой статьи 43 и частью первой статьи 79 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", Конституционный Суд Российской Федерации

определил:

1. Отказать в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Латыпова Константина Евгеньевича, поскольку она не отвечает требованиям Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации", в соответствии с которыми жалоба в Конституционный Суд Российской Федерации признается допустимой.

2. Определение Конституционного Суда Российской Федерации по данной жалобе окончательно и обжалованию не подлежит.

Председатель Конституционного Суда Российской Федерации

В.Д. Зорькин