Моделирование управления в свете управления моделированием (О. Осипенко, "Корпоративный юрист", N 1, январь 2008 г.)

Моделирование управления в свете управления моделированием

Подготовленный рабочей группой МЭРТ России проект федерального закона "О внесении изменений в Гражданский кодекс Российской Федерации, Федеральный закон "Об акционерных обществах" и некоторые другие законодательные акты Российской Федерации" (в части регулирования структуры и полномочий органов управления акционерных обществ) находится на согласовании в министерствах и ведомствах. Он открывает широкие перспективы радикальной реформе российского корпоративного права. Автор продолжает анализ законопроекта, ранее начатый на страницах нашего журнала руководителем рабочей группы МЭРТ Е. Макеевой

Объем и характер накопившихся проблем в области нормативно-правового регулирования формирования и функционирования органов управления отечественных акционерных компаний приводит многих экспертов к неутешительному выводу: деятели законодательного искусства в большом долгу перед широкими массами правоприменителей. Рабочая группа МЭРТ России, используя обширный опыт и могучий творческий потенциал своих членов, а равно законотворческие привилегии федерального ведомства, похоже, всерьез взялась за решение задачи недопущения признания должника банкротом.

Обобщая сложившуюся практику

Начать хотелось бы с вещей отрадных. И в этой связи нельзя не отметить, что авторам упомянутого выше проекта закона удалось капитальным образом обобщить и материализовать в нем позитивные итоги творческих дискуссий ученых и практиков в сфере корпоративного управления и корпоративного права, развернувшихся на разного рода форумах, страницах монографий и профессиональных журналов. Слишком многие проблемы институционального регулирования процесса руководства российскими компаниями требуют незамедлительного разрешения. Что в этом плане можно внести в актив авторов реформы?

Первое. Четкое и системное изложение требований к механизму передачи полномочий единоличного исполнительного органа акционерного общества управляющей организации (управляющему) и к содержанию договора между управляемым обществом и управляющей компанией. Предельная лаконичность имеющегося сейчас нормативно-правового регулирования, недопустимая для столь востребованного практикой управленского института, вполне может быть преодолена тремя принципиально новыми статьями закона, предложенными в проекте: ст. 53.1 ГК РФ "Управляющая организация (управляющий)"; ст. 69.1 "Полномочия управляющей организации (управляющего)" и ст. 69.2 "Договор об управлении" Федерального закона от 26 декабря 1995 г. "Об акционерных обществах" (далее - Закон об АО).

Без пресловутой пары ложек дегтя, впрочем, не обошлось. Экзотически выглядит выдвинутое разработчиками проекта допущение безвозмездности договора об управлении, особенно в свете "уроков дела ЮКОСа"*(1) в части привлечения внимания заинтересованной общественности к императивам ст. 575 ГК РФ (да и с экономических позиций плохо верится в такого рода меценатство материнской компании). Кроме того, не просто доктринально уязвимым, но и неоправданно категоричным представляется положение, подводящее черту под дискуссией о правовой природе договора между управляемым обществом и управляющей организацией: "к договору об управлении применяются правила Гражданского кодекса Российской Федерации об агентском договоре и договоре поручения, если иное не предусмотрено законодательством или не вытекает из существа отношений". Непонятно, зачем вообще об этом писать в законе, где и так, по воле авторов проекта, подробно расписаны нюансы такого соглашения.

Второе. В принципиальном плане следует принять негласный методологический посыл авторов проекта: одна из наиболее удачных рекомендаций отечественного модельного Кодекса корпоративного поведения заключается во включении в штат топ-менеджеров компании секретаря компании, ответственного за надлежащее исполнение процедур, явным образом реализующего права и законные интересы акционеров, избираемого и подчиняющегося совету директоров. По итогам пяти лет факультативного применения этой рекомендации нашими крупными компаниями она достойна широкой "нормативизации". В изложении инициализирующей нормы проекта ст. 87.1 "Функции корпоративного секретаря" Закона об АО данная задача воплощается следующим образом: "в целях обеспечения соблюдения органами и должностными лицами общества требований, гарантирующих реализацию прав и законных интересов акционеров, может быть, а в открытых акционерных обществах должен быть назначен (избран) корпоративный секретарь общества".

Третье. Авторы проекта устраняют столь часто и продуктивно используемые рейдерами регулятивные алогизмы п. 8 ст. 55 Закона об АО при помощи следующей формулировки: "в случае если в течение срока, установленного настоящим Федеральным законом, советом директоров не принято решение о созыве общего собрания, или принято необоснованное решение об отказе в его созыве, или сроки, установленные решением о проведении общего собрания акционеров, влекут нарушение прав и законных интересов акционеров и/или общества, то лица, имеющие право требовать созыва общего собрания, вправе обратиться в суд с требованием об обязании общества созвать общее собрание акционеров".

Четвертое. Достойна поддержки реализованная в законодательстве некоторых европейских стран идея разрешить (по демократичной версии авторов отечественного проекта реформы в формате диспозитивной нормы права) разработчикам уставов и акционерам наших компаний создавать "двухпалатный" совет директоров, представленный "управляющим" советом (собственно советом директоров) и "контролирующим советом" (наблюдательным советом), в числе привилегий которого - возможность формировать персональный состав первого.

Пятое. Предложенная разработчиками законопроекта кумулятивная система избрания членов ревизионной комиссии способна серьезно повысить интерес инвестиционной и управленской практики к этому ныне, по сути, бездействующему высшему органу корпоративного контроля.

Шестое. В проекте достигнуто оптимальное сочетание доли императива и усмотрения компании в регулировании правового статуса решения органа управления и общих процедурных подходов к его принятию - на данный момент проблемной сферы корпоративных правоотношений. Предложение авторов реформы посвятить этой теме отдельную главу Закона об АО, включающую пять статей, с учетом канонов законодательной техники и содержания новелл, выглядит вполне обоснованным.

Седьмое. Легализация института "директивы" компетентного органа управления материнской компании ее представителю на общем собрании акционеров или эмиссару в совете директоров дочерней структуры, несомненно, будет способствовать гармонизации отношений группы компаний, обозначенной понятием "холдинг" (увы, пока не закрепленным в специализированном федеральном законе). Связанное с этим общее усиление прозрачности управления крупным бизнесом как группой компаний внесет достойный вклад в общее повышение его инвестиционной привлекательности.

Восьмое. Весьма впечатляет ряд новелл, закрепляющих более рациональные, с экономической и управленческой точек зрения, механизмы и технологии управления отечественными компаниями (хотя в отдельности предлагаемые нововведения едва ли способны вызвать "тектонический сдвиг" в нормативно-правовой институционализации данной сферы). В их числе:

включение в состав инициаторов общего собрания акционеров исполнительных органов;

закрепление за акционерами-"двухпроцентниками" права выдвигать кандидатов во все органы управления, избираемые общим собранием акционеров*(2);

своевременное устранение неопределенности действующей нормы п. 7 ст. 53 Закона об АО, упоминающей о "недостаточном количестве кандидатов, предложенных акционерами для образования соответствующего органа";

указание на право счетной комиссии заверять копию доверенности представителя акционера на общем собрании;

нормативное закрепление позиции п. 4 Информационного письма ВАС РФ от 24 июля 2003 г. N 72;

преодоление встречающегося на практике казуса законного избрания двух и более генеральных директоров;

четкая фиксация критериев "выбытия" члена совета директоров;

внятное легальное определение решения совета директоров (или исполнительного органа) об участии и о прекращении участия общества в других организациях;

признание выборов совета директоров состоявшимися в случае "прохождения" в состав этого органа количества кандидатов, составляющих кворум заседания;

более четкая регламентация статуса и порядка определения лица, временно исполняющего обязанности генерального директора компании;

включение члена совета директоров в состав надлежащих истцов - заявителей косвенных исков.

Приведенный перечень удачных, соответствующих чаяниям практики управления находок разработчиков реформы можно было бы продолжить.

Сомнения, сомнения...

Критиковать почти всегда проще, нежели созидать. В этой связи сразу хотелось бы оговориться, что перед авторами обсуждаемой реформы отечественного корпоративного права стояла крайне сложная проблема: им надлежало ответить на вопрос, кого все-таки регулятивно поддерживать, исключительно или преимущественно, - миноритариев или мажоритариев. И это в ситуации, где большая часть экономических интересов и общая мотивация участия в инвестиционных проектах не совпадают, а по ряду знаковых пунктов представлены жесткими, порой антагонистическими противоречиями.

Как известно, мнение специалистов - ученых и практиков, представляющих разные отрасли знания, резко поляризовались. Одна группа экспертов эмоционально высказывается в том духе, что исключительно высокая концентрация капитала в нашей экономике, ее прочная "холдинговая окраска" и инсайдерский характер (директор и владелец контрольного пакета акций - одно лицо или нечто аналогичное) - черты сложившейся отечественной модели корпоративного управления со своими узнаваемыми особенностями. И в этом смысле ее можно поставить в один ряд с другими национальными моделями корпоративного управления - американской, японской и германской, о которых рассказывают в вузах студентам. Отсюда следует, что ставка на законодательную поддержку миноритариев как, вообще говоря, паразитарного класса инвесторов себя не оправдала, а потому имеет смысл перейти к нормативной поддержке контрольных участников, не прячущихся за институтом подставных лиц и "закольцованными" схемами участия.

Другие специалисты столь же горячо возражают, что российская экономика еще не сформировалась и находится в фазе становления. А поскольку по облику и структуре организма ребенка нельзя в полной мере судить об анатомии взрослой особи, формальные институты не должны канонизировать те моменты, которые с позиций более развитых экономик не способствуют гармоничному развитию национального хозяйства. В частности, известны исследователи, которые даже применительно к данному этапу развития нашей экономики выявили большую эффективность "олигополической" структуры капитала компании в сравнении с формулой жесткой монополии. По мнению этой группы экспертов, миноритарии являются объективными и естественными оценщиками качества корпоративного управления, а также гарантами инвестиционной привлекательности проекта (фактом своего присутствия в нем), их-то и надо поддерживать на уровне закона, ибо за дискретной формулой капитала среднестатистической российской компании - будущее. "Припавших" же к финансовым потокам акционерных обществ и считающих себя их "хозяевами" мажоритариев следует всемерно, в том числе и посредством закона, третировать.

При изучении концепции и текста законопроекта складывается впечатление, что их разработчики хотели угодить обеим сторонам означенного "противостояния". Однако попытка найти золотую середину при прописывании неких частных режимов*(3), к сожалению, не удалась. Что же получилось? Набор положений, которые в одной рубрике ратуют за предоставление регулятивных "удобств" контрольным участникам, а в другой - пресловутым "минорам". При этом непонятно, почему возникла именно эта комбинация, какая институциональная логика заложена в данную рубрикацию, сбалансирована ли в целом и позиционно новая модель распределения такого рода новелл-преференций. К тому же закрадывается подозрение, что предоставлять соответствующие разъяснения в концептуальных комментариях авторы проекта не планировали, что само по себе настораживает.

Отчасти этот, как нам кажется, безусловный резерв проекта иллюстрирует Таблица (стр. 9).

Кроме того, в проекте имеется институциональная недооценка внутренних документов компании как дополнительных, вслед за законом и уставом компании, источников регулирования корпоративного управления, в особенности разного рода общих процедур и частных регламентов. Это, мягко говоря, диссонирует с заявленной авторами проекта концептуальной идеей капитального расширения зоны свободы корпоративного моделирования внутрифирменного управления.

Действующий акционерный закон страдает тем же недостатком. Вполне очевидно, что управленческая практика будет всегда "обгонять" закон, создавая разного рода сложные и неожиданные с позиций формального его прочтения ситуации или даже конфликты*(4). Внесение изменений в устав (как в менее консервативный нормативный источник) не решает проблемы оперативного реагирования экспертов акционерного общества, столкнувшегося с означенными оценочными схемами. Решение по данному вопросу требует квалифицированного большинства, а миноритарии нередко воспринимают внесение процедурных изменений в учредительный документ как коррекцию своих прав и настаивают на применении ст. 75 Закона об АО. Но главное, устав - это конституция акционерного общества. Основной закон страны не должен поглощать отраслевые источники (кодексы, законы и т.д.) - устав не может содержать описание всех управленческих алгоритмов, это задача внутренних положений.

Таблица

Новеллы, поддерживающие мотивацию профессио- нального миноритарного предпринимательства	Новеллы, поддерживающие экономические и управ- ленческие интересы мажоритария
1. Планка для обязательного избрания совета директоров снижена с 50 до 10 акционеров	1. "Открытие" компетенции общего собрания при радикальном сокращении обязательных (в силу закона) вопросов повестки дня, существенное расширение зоны "пересечения компетенции" ор- ганов управления, реставрация института ис- ключительной компетенции общего собрания ак- ционеров и совета директоров
2. "Имущественный ценз" права требования созыва общего собрания акционеров по вопросу избрания нового состава совета директоров снижен с 10 до 2% голосующих акций	2. Отказ от института обязательного годового общего собрания акционеров
3. Миноритарии получают право выдвигать кандидатов во все органы, избираемые общим собранием акционеров	3. Устав как дополнительный источник вопросов общего собрания акционеров, которые могут быть приняты только в очном порядке
4. "Имущественный ценз" права на получение списка участников общего собрания акционеров исключен	4. Трехлетний "жизненный цикл" (в силу общего правила) совета директоров и ревизионной комиссии
5. Одна из ключевых идей проекта - возможность формирования "двухпалатного" совета директоров с передачей контрольной и кадровой миссий наблюдательному совету, членами которого не могут быть работники компании и иные лица, получающие не связанные с этим органом вознаграждения от компании	5. Возрождение института дополнительных тре- бований к членам совета директоров в силу устава или внутреннего положения
6. Право члена совета директоров (наблю- дательного совета) и ревизионной комиссии на особое мнение в протоколе заседания	6. Отмена нормы, устанавливающей обязательность указания в предложении о выдвижении кандидатов в органы управления следующих сведений: имя и данные документа, удостоверяющего личность, каждого предлагаемого кандидата; наименование органа, для избрания в который он предлагается; иные сведения о нем, предусмотренные уставом или внутренними документами общества
7. Закрепление на системной основе института прав члена совета директоров (наблюдательного совета) и ревизионной комиссии	7. Снижение с 5 до 3 членов минимально обязательного количественного состава совета директоров
8. Радикальное усиление прозрачности исполнения функций по руководству компанией, управляющей организацией (управляющим)	8. Допущение привилегии "многоголосого" члена совета директоров
9. Возложение на контрольного участника ответственности в рамках института косвенного иска	9. Необязательность ревизионной комиссии как органа компании
10. Предоставление члену совета директоров права на подачу косвенного иска	10. Исключение из ст. 89 упоминания о внутрен- них документах общества
11. Внедрение кумулятивной системы избрания ревизионной комиссии
12. Введение "образовательного ценза" для членов ревизионной комиссии публичной компании
13. Требование к размещению бухгалтерской и финансовой отчетности на сайте компании
14. Введение института запроса акционера обществу

Экспертная практика исходит из того, что дифференцированная система локальных нормативных актов управленской природы насчитывает несколько десятков подобных институтов, посвященных как органам управления и контроля, так и разного рода корпоративным действиям*(5).

Все дело в том, что в случае возникновения того или иного конфликта суды будут оценивать право дорегулировать закон и устав неким внутренним положением. С некоторым сожалением приходится констатировать, что пресловутая диспозитивность отечественного корпоративного права воспринимается российскими судами специфически: есть прямое указание закона на допустимость такого дорегулирования - источник будет принят, нет - у компаний возникнут серьезные затруднения. Порой отношение к принципиальной возможности принятия внутреннего документа компетентным органом вполне нормальное, но отдельные его режимы воспринимаются по той же самой причине довольно-таки жестко*(6).

Максималистским, но, по нашему убеждению, вполне уместным и реальным решением данной проблемы было бы включение в закон возвышающего роль локальных нормативных актов и адресованного процедурным аспектам корпоративного управления аналога нормы п. 3 ст. 11 Закона об АО (согласно которой "устав общества может содержать другие положения, не противоречащие настоящему Федеральному закону и иным федеральным законам"), но с оговоркой "...положения, не противоречащие настоящему Федеральному закону, иным федеральным законам и уставу общества". Однако даже если у реформаторов есть принципиальные возражения против такой нормы, дающей карт-бланш разработчикам внутренних документов компании, то следует хотя бы дополнить (в порядке общего правила) подобной оговоркой те новеллы, в которых компаниям "дают санкцию" на дорегулирование уставом.

В рассуждениях о нереализованных возможностях проекта нельзя не упомянуть и о странной "идиосинкразии" разработчиков реформы по отношению к американскому опыту гармонизации корпоративно-управленских отношений: в тексте ни разу не упоминаются так называемые постоянно действующие формирования совета директоров (комитеты, комиссии, экспертные группы и т.д.). Известно, сколь серьезное место им отводит Акт Сарбейнса-Оксли и как хорошо они себя зарекомендовали с момента введения этого закона в действие. Со времени выхода в свет отечественного модельного Кодекса корпоративного поведения немалый позитивный опыт деятельности комитетов по аудиту, стратегии, кадрам и вознаграждениям, корпоративному управлению накоплен и нашими публичными компаниями. При этом удивляет, что рекомендованные указанным кодексом (безусловно, прогрессивные) институты корпоративного секретаря и независимого члена наблюдательного совета нашли отражение в проекте, а постоянно действующие формирования совета директоров оказались забытыми.

Может ли это направление институционализации "надлежащего корпоративного поведения" быть исчерпано диспозитивной нормой закона (проекта), дающей компаниям право формировать состоящий из независимых директоров наблюдательный совет? Полагаем, нет. Ведь возможность сделать более профессиональной и эффективной деятельность совета директоров (или совета директоров и наблюдательного совета) компании по созданию групп экспертов (которые будут специализироваться на определенном блоке значимых вопросов из компетенции упомянутых органов и в числе которых будут не только члены совета) значительно повысилась бы с появлением в законе требования, скажем, к обязательному наличию в публичных компаниях комитетов по кадрам, по корпоративному управлению и по стратегии.

Не единожды продекларировано с весьма высоких трибун, что с некоторых пор все принимаемые законы проходят (должны проходить) так называемую антикоррупционную проверку. Честь и хвала криминологам, добившимся этого! Вопрос: почему проекты законов в сфере корпоративного права не проходят "антигринмейлерскую проверку"? Увы, почти не остается сомнений в том, что корпоративный шантаж, этот род инвестиционного бизнеса, основанный на целенаправленном, активном и профессионально окрашенном злоупотреблении акционерными правами, приобретает в нашей стране опасные в социально-экономическом плане масштабы*(7). Господа гринмейлеры достаточно эффективно используют "черные дыры" и "белые пятна" отечественного корпоративного законодательства, а равно и его локальные (в части отдельных норм или даже их фрагментов) недоговоренности для развертывания тотального юридического прессинга в отношении компаний, в том числе весьма крупных. Понятно, что от гринмейла уберечься довольно трудно. Как любят говаривать молодые коллеги, "были бы права - желающие злоупотребить ими всегда найдутся". Однако одно дело, когда гринмейл паразитирует на универсальной корпоративной незащищенности "среднестатистической" российской компании (пользуясь несовершенством устава и системы внутренних документов, нежеланием ее владельцев переходить к жестким юридическим мерам противодействия агрессии и т.п.), и совсем другое, когда этому в высшей степени несимпатичному роду занятий "потворствует" закон.

К сожалению, в проекте довольно много режимов, норм и отдельных положений, во-первых, страдающих "недоговоренностями" и, во-вторых, наделяющих миноритариев априори избыточными управленческими привилегиями. Имея в виду эти два момента, приведем без подробных дополнительных комментариев лишь несколько норм проекта, которые, как представляется, могут активно применяться стратегами и тактиками профессиональных корпоративных войн либо спровоцировать внутрифирменные корпоративные конфликты, не связанные с гринмейлом:

указанный выше институт запроса акционера обществу, который, не будучи конкретизированным соответствующими процедурными положениями, чреват развязыванием новых витков информационного гринмейла против компаний*(8);

одна из новелл ст. 53 закона: "инициатор внесения вопроса в повестку дня должен предоставить имеющуюся у него информацию, достаточную для принятия обоснованного решения";

предложенное без каких-либо уточнений обновление регулирования правоотношений между представителем акционера на общем собрании акционеров и его доверителем: "ответственность представителя перед акционером, выдавшим директиву, за невыполнение директивы определяется договором между ними";

предложенные разработчиками проекта права члена совета директоров: "самостоятельно предпринимать необходимые шаги к получению всесторонней и объективной информации о деятельности общества; самостоятельно предпринимать необходимые шаги к обеспечению должного контроля за деятельностью исполнительных органов общества"*(9);

любопытная современная версия "права первой ночи" применительно к институту управляющей компании: "после заключения договора с обществом осуществление управляющей организацией (управляющим) аналогичных функций в других юридических лицах, а также наличие имущественных отношений с обществом, помимо оказания услуг управляющей организации (управляющего), допускается только с согласия совета директоров (наблюдательного совета) общества";

упоминавшееся выше радикальное снижение "имущественного ценза" для права требования созыва общего собрания акционеров по вопросу избрания нового состава совета директоров с 10 до 2% голосующих акций.

Одновременно вызывает серьезный скепсис заявленный в проекте отказ от института обязательного годового общего собрания акционеров, вместе с идущими с ним в логическом спарринге режимами относительно трехлетнего "жизненного цикла" совета директоров и ревизионной комиссии, а также передачи права утверждения годового отчета компании наблюдательному совету. Легко предвидеть, что к данной революционной идее с восторгом отнесутся наши крупные холдинги (для их корпоративно-управленческих департаментов необходимость "обеспечить надлежащее проведение" годовых общих собраний сотен входящих в холдинг дочерних и зависимых, в том числе "недочерних", компаний является подлинным кошмаром наяву), а также весьма типичные для России инсайдерские акционерные общества (директор и владелец контрольного пакета - одно лицо: по мнению корпоративных секретарей и топ-менеджеров таких фирм, годовые собрания лишены при этих обстоятельствах практического смысла и являют собой ритуальные действа). А вот повысит ли это инвестиционную привлекательность наших компаний, да и отечественной экономики в целом? Очень сомнительно. Миноритарии высококонцентрированных в смысле отношений собственности отечественных ОАО (полагаем, абсолютное большинство российских компаний в указанной форме АО относится именно к этому классу) будут лишены возможности (в формате гарантированного участия в ГОСА) осуществить мониторинг деятельности обществ и подвергнуть публичной критике мажоритарного акционера и топ-менеджеров, а также воспользоваться демократичным институтом кумулятивного голосования при избрании совета директоров, отдав свои голоса за кандидатов - значимых миноритариев. А ведь миноритарии являются наиболее объективными и независимыми оценщиками качества корпоративного управления, низкий уровень которого не без оснований считается одной из самых серьезных причин снижения конкурентоспособности наших компаний*(10).

Если мы правильно понимаем, критерии независимого директора в целях использования в режимах, посвященных формированию персонального состава наблюдательного совета и ревизионной комиссии, авторы проекта решили почерпнуть из ст. 83 Закона об АО*(11). Однако это понятие применительно к сделкам с заинтересованностью и независимый член совета директоров в толковании Кодекса корпоративного поведения (лицо, которое в силу своего социально-экономического статуса поддерживает компромиссные, соответствующие интересам компании в целом решения) - все-таки не одно и то же. Полагаем, законопроект очень выиграл бы, будь в нем закреплены четыре классических критерия независимости: от государства, от крупных акционеров, от крупных контрагентов и от персонала компании.

Резюмируя, честно отметим наше неоднозначное отношение к обсуждаемому проекту. С одной стороны, конечно, есть желание, чтобы дискуссия вокруг него была продолжена и в нее активнее вовлекались те, кому в дальнейшем этот закон придется применять. С другой стороны, учитывая некоторые национальные особенности законотворческого процесса, признаем, что слишком долгое оппонирование может задержать прохождение закона, а то и вовсе похоронить его (прецеденты, увы, имеются). А этого категорически не хотелось бы, если иметь в виду обширную задачу разгона "тины", которая скопилась на глади отечественного "водоема" под названием "надлежащее корпоративное управление"*(12). Существует ли золотая середина? Если нет (а у проекта сейчас, похоже, есть серьезный шанс достаточно динамично пройти через залы и коридоры согласований), тогда пусть эта очень актуальная и в целом весьма профессионально подготовленная реформа все-таки дойдет до стадии тотального одобрения законодателем. А практика в дальнейшем рассудит, кто прав.

О. Осипенко,

доктор экономических наук,

генеральный директор консалтинговой

компании "Ринконгамма"

"Корпоративный юрист", N 1, январь 2008 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Постановление ФАС Московского округа от 30.06.2005 г. по делу N КА-А40/3222-05.

*(2) Хорошо бы еще усилить этот режим привилегией выдвигать кандидата в аудиторы общества.

*(3) Так, в своей статье Е. Макеева пишет: "С учетом изложенного встает вопрос о разумности предоставления бизнесу (в первую очередь, акционерам) больших возможностей для самостоятельного определения того, какие вопросы и в каком порядке (каким органом) должны решаться. Отчасти такой подход обусловлен концентрированной структурой акционерной собственности, сложившейся в России за последние десятилетия. Одновременно необходимо внести поправки, направленные на защиту прав и законных интересов миноритарных акционеров, прежде всего, путем раскрытия (предоставления) информации. В частности, должно быть обеспечено раскрытие информации о проведении заседания и повестке дня совета директоров (наблюдательного совета). Также имеет смысл снабдить акционеров правом получать информацию посредством запросов корпоративному секретарю или иному уполномоченному лицу общества". См.: Макеева Е. Моделирование управления акционерным обществом: гибкость закона как залог эффективности управления // Корпоративный юрист. 2007. N 7. С. 13-21.

*(4) См.: Осипенко О. Конфликты в деятельности органов управления акционерных компаний. М., 2007.

*(5) См.: Осипенко О. Проблемы внутрифирменного регулирования корпоративных отношений // Корпоративные споры. 2007. N 5 (11).

*(6) Весьма показательно, как суды различных инстанций одной "арбитражной вертикали" оценивают положение о предоставлении информации акционерам общества (на наш взгляд, крайне важное в плане "дорегулирования" ст. 91 Закона об АО, известной практике своими "недоговоренностями", локального нормативного акта). См., например: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 26.09.2006 г. по делу N 09АП-12234/2006-ГК; Постановление ФАС Московского округа от 13.12.2006 г. по делу N КГ-А40/11469-06.

*(7) См., например: Осипенко О. Российский гринмейл. Стратеги корпоративной обороны. М., 2006; Осипенко О. Гринмейл как явление: глобальная санитария или вызов обществу? // Слияния и поглощения. 2007. N 6 (52).

*(8) См., например: Осипенко О. Информационный гринмейл // Слияния и поглощения. 2007. N 4 (50); Осипенко О. Открытое акционерное общество: корпоративные действия, управленческие технологии и формальные процедуры. Часть первая. Информационный обмен между компанией, ее акционерами и иными заинтересованными лицами // Журнал для акционеров. 2007. N 1-2.

*(9) См.: Осипенко О. Enemy inside: член совета директоров - гринмейлер // Слияния и поглощения. 2007. N 5 (51).

*(10) См.: Шаповалов А. Корпоративное торможение. Аналитики Давоса считают макроэкономическими проблемы управляемости российских компаний // Ведомости. 01.11.2007.

*(11) В пользу такого предположения свидетельствуют следующие новеллы проекта:

1) "кандидаты в члены ревизионной комиссии должны отвечать требованиям к независимым директорам, установленным настоящим Федеральным законом";

2) "в состав наблюдательного совета не могут входить лица, получающие от общества какое-либо вознаграждение, кроме вознаграждения члена наблюдательного совета. Данное положение не распространяется на независимых директоров. Если после избрания наблюдательного совета общества кто-либо из его членов перестает отвечать требованиям настоящего абзаца, его полномочия прекращаются".

*(12) См.: Осипенко О. Высокие стандарты корпоративного управления в России: победоносное шествие или тотальная профанация? // Журнал для акционеров. 2007. N 9.