О применимости юридико-режимного подхода к трактовке объекта правоотношения публичной собственности (М.В. Бородач, журнал "Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2015 г.)

О применимости юридико-режимного подхода к трактовке объекта правоотношения публичной собственности

М.В. Бородач,

кандидат юридических наук, профессор

Тюменского государственного университета (Тюмень)

Журнал "Российский юридический журнал", N 6, ноябрь-декабрь 2015 г., с. 111-124.

Вопрос об объекте юридического отношения публичной собственности составляет самостоятельный и весьма непростой предмет исследования с точки зрения разработки целостной, логически завершенной конституционно-правовой концепции публичной собственности.

Сегодня абсолютное большинство ученых-юристов считают объект неотъемлемым элементом любого правоотношения. Уже этого факта было бы достаточно, чтобы, опираясь на общетеоретическое учение о правоотношении, специально исследовать вопрос об объекте юридического отношения публичной собственности. Но если при этом обратиться к истории развития учения о правоотношении, сложившегося в рамках общей теории права, а также провести обзор сформулированных в юридической науке точек зрения на вопрос об объекте как элементе любого правоотношения, то становится очевидным следующее.

Во-первых, общепринятое сегодня в рамках общей теории права учение о правоотношении сформировалось в цивилистике, что имеет вполне логичное объяснение с точки зрения последовательности этапов развития общей правовой теории. Уже в работах видных дореволюционных исследователей отмечалось, что учение о правоотношении разрабатывалось преимущественно цивилистами*(1), вследствие чего многие наблюдения за имущественным оборотом, получившие объяснение и закрепление в цивилистических концепциях правоотношения, нашли отражение и в общетеоретических подходах к пониманию данного явления.

Во-вторых, взгляды современных ученых-юристов, несмотря на заметную общность фундаментальных представлений об объекте правоотношения, обусловленную сходным пониманием философской категории объекта, разнятся, как это часто случается, в деталях. Сегодня в отечественной юридической науке существует разнообразная палитра воззрений на вопрос об объекте правоотношения, в том числе на его специфику в отдельных отраслях права. Даже в рамках общей теории права (не говоря уже об отраслевых юридических науках) наблюдаются противоречия в представлениях о том, как соотносятся юридические и фактические отношения и что именно необходимо рассматривать в качестве блага, составляющего аксиологический центр притяжения разнообразных социальных интересов.

При этом юридическое благо предстает как форма правового бытия соответствующего фактического блага, но не всякое фактическое благо имеет или может обрести качество блага юридического. Отсюда и разница во взглядах ученых. Одни предлагают считать объектом правоотношения соответствующее фактическое благо, вводимое в правовое поле посредством установления для него определенного юридического режима, и рассматривают объект правоотношения как некоторую его статичную составляющую, по сути, приравнивая его к объекту субъективного права, существующего в рамках этого правоотношения. Другие, напротив, полагают, что фактическое благо, даже обладающее правовым режимом, само по себе не может подвергаться правовому воздействию, а потому предлагают понимать под объектом правоотношения соответствующее юридическое благо, каковым выступает правомерное поведение участников правоотношения, и тем самым отождествляют объект правоотношения с объектом правового регулирования*(2).

К сказанному остается добавить, что в настоящее время в силу упомянутой традиции учение о правоотношении в ряду отраслевых юридических наук по-прежнему наиболее развито именно в цивилистике; в других отраслевых юридических науках вопросы, связанные со спецификой (в том числе структурой) исследуемых в их рамках правоотношений, в основном раскрываются с позиции того или иного подхода, принятого в общей теории права. Подобная логика отражения в отраслевых юридических науках характерных черт, изучаемых в их рамках правоотношений, хотя и основана на верной методологии - ведь, безусловно, выводы и результаты общетеоретических исследований считаются справедливыми и достоверными для любой из отраслевых юридических наук - не предполагает, тем не менее, критического осмысления аксиом и конвенциональных понятий общей теории права и их применения к отдельным родам или видам правоотношений, образующих предмет той или иной отраслевой юридической науки. Если исходить из тезиса о том, что феномен публичной собственности должен составлять предмет конституционно-правового регулирования, то становится очевидной необходимость специального исследования вопроса об объекте юридического отношения публичной собственности как родовой группы конституционно-правовых отношений, поскольку он к настоящему времени недостаточно разработан в науке конституционного права.

Объект правоотношения является тем элементом в его структуре, в котором сосредоточены и логика правового регулирования фактических отношений в обществе, соответствующих закрепляемой в норме права модели правоотношения, и raison d'etre юридически значимого социального поведения каждого из участников правоотношения. Именно объект юридического отношения указывает на то социальное благо (не будучи этому благу тождествен), которое представляет собой аксиологически значимый центр притяжения фактических интересов и устремлений участников правоотношения. Иными словами, объект юридического отношения имеет непосредственную связь с аксиологией фактических социальных взаимодействий, получающих правовое опосредование. Следовательно, объект выступает тем элементом в правоотношении, который обеспечивает в его структуре связь правовой нормы с фактической социальной практикой.

В действительности такая предельно общая характеристика объекта как элемента любого юридического отношения служит важным отправным моментом в исследовании проблемы объекта применительно к правоотношениям того или иного рода или вида. От правильного понимания данного элемента во многом зависят квалификация его правовой природы, а значит, и выбор наиболее подходящих форм и методов его правового конституирования. В связи с этим Ю.К. Толстой справедливо отметил, что спор о понимании объекта правоотношения не есть умозрительная спекуляция, так как его исход во многом определяет место юридического отношения в ряду других социальных явлений*(3).

В настоящее время в отечественной юридической науке превалируют два подхода к трактовке объекта в структуре юридического отношения: согласно первому объектом правоотношения считается поведение его участников, в рамках второго в качестве объектов правоотношения воспринимаются непосредственно социальные блага, служащие удовлетворению различных интересов и нужд людей. Эти подходы можно назвать традиционными для российской юриспруденции, поскольку их принципиальные положения были сформулированы ведущими российскими учеными-юристами еще в дореволюционный период.

Ф.В. Тарановский по поводу объекта в юридических отношениях писал: "Так как юридическая норма регулирует поведение людей, и юридическое отношение вследствие этого есть отношение взаимоупорядоченного поведения двух лиц, то, следовательно, объектом юридического отношения вообще является неизменно поведение людей. В зависимости от различного характера устанавливаемого юридическою нормою поведения различаются отдельные виды или категории объектов"*(4). При этом ученый считал возможным рассматривать объект в правоотношении двояко: как поведение людей (объект первого порядка) и как вещь, нематериальное благо или действие лица (объект второго порядка). Ф.В. Тарановский исходил из того, что объект первого порядка складывается из сочетания объектов юридической обязанности и субъективного права, входящих в структуру правоотношения, в то время как "юридический объект второго порядка один и тот же и для обязанности, и для права"*(5).

Г.Ф. Шершеневич высказывал мнение о том, что объект юридического отношения есть средство реализации интереса, и относил к таким средствам вещи и действия лиц*(6). При этом ученый использовал термины "объект юридического отношения" и "объект права" в синонимичном (если не тождественном) значении*(7), что, вероятно, было обусловлено весьма распространенным в правовой теории той эпохи мнением о том, что субъективное право, по сути, и есть правоотношение*(8).

Н.М. Коркунов объект юридического отношения как таковой не выделял*(9). Он писал о прочной связи объекта именно с субъективным правом, существующим в рамках определенного юридического отношения: "Так как содержание права составляет пользование, а пользоваться необходимо чем-нибудь, то всякое право имеет объект. Всякое действительное право есть право на что-нибудь.

Допущение некоторыми... безобъектных прав обусловлено обращением исключительного внимания на один лишь формальный момент в праве, на одно лишь правопритязание. Но содержание права составляет всегда обеспеченное правопритязанием пользование, непременно предполагающее объект.

Объектом права может быть все то, что служит средством осуществления разграничиваемых правом интересов. Но все наши интересы осуществляются не иначе, как с помощью какой-нибудь силы. Поэтому общим образом можно сказать, что объектом прав служат силы"*(10).

Руководствуясь данным суждением, Н.М. Коркунов утверждал, что необходимо различать четыре категории объектов: "1) собственные силы субъекта; 2) силы природы; 3) силы других людей и 4) силы общества"*(11). При этом под силами природы он понимал вещи как предметы материального мира, восприимчивые к воздействию со стороны человека*(12). Любопытно также, что к силам общества ученый относил прежде всего силу организованных человеческих союзов, проявляющуюся как их власть над своими членами и составляющую в этом качестве объект соответствующих субъективных прав; наиболее важными союзами он считал государство, церковь и семью*(13).

В советский период развития юриспруденции также не удалось выработать унифицированной точки зрения на вопрос об объекте юридического отношения. Например, Р.О. Халфина отмечала: "В литературе подчеркивались органическая связь материального содержания правоотношения и юридической формы, единство правоотношения как формы и материального содержания. Однако при анализе правоотношения, его элементов, состава, содержания и т.п. исследователи нередко ограничиваются анализом правовой формы. Так, С.С. Алексеев, справедливо указывая на то, что реальные жизненные отношения, урегулированные нормами социалистического права, представляют собой прочное единство фактического (материального) содержания и юридической формы, в дальнейшем становится на позиции разграничения материального и юридического содержания, абстрагируя, таким образом, правовую форму от ее реального содержания. Нельзя также согласиться с его попыткой конструировать "чисто" правовую связь между лицами в правоотношениях, выражающих динамическую функцию права. С.С. Алексеев считает, что на определенном этапе развития правоотношения могут реально существовать в виде "чистых" правовых связей"*(14). Далее Р.О. Халфина писала: "Из анализа структуры правоотношения... вытекает, что объект не является элементом правоотношения. Мнение о том, что объект права не входит в состав правоотношения, обосновывается различными соображениями, в том числе и такими: поскольку правоотношение представляет собой идеологическое отношение, в его содержание не могут входить предметы материального мира, являющиеся объектом различных видов правоотношений.

Широко распространена точка зрения, согласно которой объектом правоотношения признаются не только предметы материального мира, продукты духовного творчества в объективированной форме, но и действия людей и их поведение. Такое расширение понятия объекта права - результат попыток согласовать понятие правоотношения как единства правовой формы и материального содержания с тем, что при конкретном анализе рассматривается только правовая форма - права и обязанности. Отсюда возникают интерпретации объекта как действия, поведения наряду с материальными объектами или независимо от них и, наконец, как это наиболее последовательно выражено у Ю.К. Толстого, - как фактического общественного отношения, на которое правоотношение воздействует"*(15). При этом сама Р.О. Халфина считала, что поскольку "субъективное право - всегда элемент правоотношения, понятия "объект права" и "объект правоотношения" фактически совпадают"*(16).

Нельзя не отметить, что концепция Р.О. Халфиной, несмотря на ее глубокие теоретические основания и сохраняющуюся по сей день высокую научную ценность, несколько уязвима. Рассматривая правоотношение в качестве системы элементов, она исходила из общефилософского понимания объекта, согласно которому объект - нечто внешнее по отношению к воздействующему на него явлению, и отстаивала позицию о том, что объект правоотношения не может быть причислен к элементам последнего, не может входить в его структуру.

Между тем правоотношение, выступая единичным социокультурным взаимодействием - актом правового общения, выступает, тем не менее, сложной саморазвивающейся системой, как и вообще все феномены социокультурной сферы. В современных исследованиях по философии социальные объекты и явления, взятые в динамике, расцениваются именно как саморазвивающиеся системы. Например, В.С. Степин отмечает, что "все социальные объекты, рассмотренные с учетом их исторического развития, принадлежат к типу сложных саморазвивающихся систем"*(17), и выделяет следующие их признаки: "Саморазвивающимся системам присуща иерархия уровневой организации элементов, способность порождать в процессе развития новые уровни. Причем каждый такой новый уровень оказывает обратное воздействие на ранее сложившиеся, перестраивает их, в результате чего система обретает новую целостность. С появлением новых уровней организации система дифференцируется, в ней формируются новые, относительно самостоятельные подсистемы. Вместе с тем перестраивается блок управления, возникают новые параметры порядка, новые типы прямых и обратных связей"*(18).

Из приведенной характеристики саморазвивающихся систем видно, что правоотношение, взятое в динамике его временного развития, представляет собой как раз такую систему. Соответственно правоотношение наряду с возможным и действительным воздействием на внешнюю среду производит еще и воздействие, обращенное "внутрь" самого правоотношения, что выступает непременным условием его саморазвития. Если объект правоотношения считать чем-то внешним, находящимся вне самого правоотношения, пришлось бы охватывать категорией объекта не только прогнозируемые и закономерные последствия реализации правоотношения, но и то случайное влияние, которое оно гипотетически способно оказывать на социокультурную реальность. Не нужно особых интеллектуальных усилий, чтобы понять, что изложенная интерпретация объекта правоотношения может привести к крушению всей логики правового регулирования, ибо каждая правовая норма определяет правовые последствия того или иного регулируемого ею акта взаимодействия в первую очередь для его участников и лишь во вторую (если не в последнюю) - для тех не участвующих в правоотношении субъектов, чьи права и законные интересы могли бы быть затронуты этим правоотношением. В подавляющем же большинстве случаев внешние эффекты реализации правоотношения остаются за рамками предусматривающей его правовой нормы, ибо считаются юридически незначимыми. Именно по этой причине сложно согласиться с предложением Р.О. Халфиной рассматривать объект правоотношения вне элементной структуры последнего.

Безусловно, методология исследования объекта правоотношения, при которой объект выводится за границы элементной структуры правовой связи, удобна, поскольку позволяет воспринимать объект правоотношения в каждом случае сугубо в общетеоретическом значении и не требует определять его правовую природу, в том числе при решении насущных задач отраслевых юридических наук либо отраслевого правового регулирования. Между тем рассмотрение правоотношения в качестве саморазвивающейся системы, образованной на основе целостной взаимосвязи его элементов, неизбежно наводит на мысль о том, что правовая природа самого правоотношения и правовая природа его элементов должны быть идентичны. Исключение могут составлять лишь правоотношения, относимые к области регулирования комплексных "новообразований" в системе права, да и то логично предположить, что комплексный характер соответствующих отраслей права предопределяет комплексную (плюралистическую) правовую природу и конституируемых этими отраслями правоотношений, и каждого из образующих такое правоотношение элементов. Иными словами, если речь идет о конституционно-правовом отношении, то все его структурные элементы должны обладать конституционно-правовой природой. В противном случае такое отношение невозможно урегулировать нормой конституционного права как единичным (а значит, логически и функционально целостным) правилом поведения.

Следовательно, юридическое отношение публичной собственности, если исходить из тезиса о его конституционно-правовой природе, должно включать обладающие такой же конституционно-правовой природой субъективное право, субъект (если говорить об активном начале в правоотношении) и объект. При этом не исключено, что социальное благо, выступающее потенциальным или действительным объектом субъективного права публичной собственности, послужит соответственно действительным или потенциальным аксиологическим аттрактором в системе имущественных социальных взаимодействий, разворачивающихся в разных плоскостях общественной жизни (в публичном правопорядке или имущественном обороте), приобретая либо утрачивая различные качества отраслевой юридической квалификации соответствующей группы (рода или вида) социальных благ. Такое положение вещей обусловлено тем, что одно и то же социальное благо в разных сферах социальной деятельности может по-разному проявляться через фактор полезности, который к тому же может иметь как объективный характер, так и субъективную оценку.

Остановимся более подробно на вопросе о том, какие подходы к разрешению проблемы объекта правоотношения сохраняются в современной российской юриспруденции.

В.И. Сенчищев, обстоятельно исследовавший общетеоретические подходы к определению объекта правоотношений в контексте задач и отраслевой специфики гражданского права, пишет: "Существует несколько различных подходов к трактовке понятия "объект правоотношения": первый - признающий в качестве такового предметы материального мира и тем самым исключающий эту категорию из структуры правоотношения; второй - присваивающий свойство "объекта" фактическому общественному отношению, то есть урегулированному правом поведению, направленному на изменение предмета материального мира (например, вещи); третий - весьма абстрактно описывающий "объект" как вообще любое благо; четвертый - вообще отрицающий необходимость самой категории "объект правоотношения" и выделяющий в противовес общефилософскому и специально-юридическому пониманию "объекта" два других понятия: "объект интереса" и "объект правовой деятельности", которые в действительности в ряде случае совпадают; пятый - квалифицирующий объект правоотношения (объект прав) как объект господства управомоченного лица, в качестве которого могут выступать в ряде случаев вещи или люди, что недопустимо ни в первом ни, тем более, во втором случае"*(19).

Можно констатировать, что, например, первый, третий и пятый подходы методологически отвечают одной из генеральных теоретических линий, согласно которой объект правоотношения, рассматриваемый в том или ином ракурсе, отождествляется с объектом субъективного права, существующего в рамках этого правоотношения. Соответственно первый из обозначенных В.И. Сенчищевым подходов согласуется с воззрениями Р.О. Халфиной, третий коррелирует с идеями, отстаивавшимися в советское время С.С. Алексеевым, пятый черпает основания во взглядах, излагавшихся И.Л. Брауде*(20). Второй и четвертый подходы представляют собой варианты теоретического развития того из двух главных доктринальных направлений, при котором объектом правоотношения считается поведение его участников. Соответственно второй подход основывается на положениях теоретических разработок Ю.К. Толстого, а четвертый представлен в концепции В.Н. Протасова*(21).

Два традиционных подхода к трактовке объекта правоотношения, условно называемые "поведенческим" и "материально-вещественным", сегодня все чаще подвергаются критике, поскольку их применение в свете кардинального усложнения общественной практики и многократно возросшего объема нормативного материала уже не позволяет на приемлемом уровне решать стоящие перед юридической наукой задачи, даже те, что связаны с объяснением некоторых вовлекаемых в ее предметное поле новых правовых явлений, не говоря уже о задаче полноценной реализации прогностической и эвристической функций. В частности, С.А. Зинченко и В.А. Лапач, возражая против отождествления объекта правоотношения и объекта субъективного права, существующего в рамках этого правоотношения, пишут: "Общность здесь проявляется лишь в том, что по поводу материальных и нематериальных благ складываются как имущественные и неимущественные отношения (предмет регулирования), так и возникающие на этой основе сами правоотношения. Но собственный объект правоотношения другой и он несет иную нагрузку"*(22).

Критики традиционного направления, в рамках которого под объектом правоотношения понимается поведение его участников (реже - составляющее суть правоотношения действие одной из его сторон - обязанной или управомоченной), сегодня, как и в советское время, исходят из того, что поведение неотделимо от личности актора, поскольку всегда носит сознательно-волевой характер. А потому трактовка объекта правоотношения как поведения того или иного участника, по существу, означает, что право воздействует на его волю и сознание, т.е. на самого участника; соответственно подразумевается "превращение" участника правоотношения (субъекта) в его объект, что, разумеется, невозможно.

Критическое осмысление двух основных подходов к решению проблемы объекта правоотношения, каждое из которых представляет собой "ответвление" в рамках монистического направления исследований объекта, привело к выдвижению концепций плюралистического толка, сторонники которых пытаются примирить названные подходы*(23). Чаще всего такое примирение "достигается" на основе их сочетания, что ведет к рассмотрению в качестве объекта правоотношения и поведения участников правоотношения, и социальных благ, хотя и в различных аспектах. В настоящее время такого подхода придерживаются многие российские ученые - как представители общей теории права или цивилистики, так и специалисты в сфере конституционного, административного права, иных отраслевых наук публично-правового цикла*(24).

Между тем вместо попыток отыскать по сути несуществующие*(25) основания для примирения "поведенческого" и "материально-вещественного" подходов монистического толка, современные российские правоведы все активнее отстаивают идею о том, что объектом правоотношения следует считать правовой режим, в рамках которого возникает и развивается конкретное правоотношение.

Отдельные положения указанного юридико-режимного подхода сформулировали авторы известного учебника по гражданскому праву*(26). Они утверждают, что "режим на самом деле устанавливается не для различных благ, а для людей, совершающих по поводу этих благ различные юридически значимые действия. Иначе говоря, он определяет поведение участников правоотношений, касающееся соответствующих материальных и нематериальных благ. Именно правовым режимом (а не своими физическими свойствами) отличаются друг от друга различные объекты гражданского оборота, и именно эта их сторона имеет значение для гражданского права"*(27). Однако в целом авторы стоят на позиции плюралистической трактовки объекта гражданского правоотношения: "Объекты гражданских правоотношений - это различные материальные (в том числе вещественные) и нематериальные (идеальные) блага либо процесс их создания, составляющие предмет деятельности субъектов гражданского права"*(28).

Подход, в соответствии с которым объектом правоотношения предлагается считать правовой режим, в наиболее развернутом виде представлен в работе В.И. Сенчищева, который пишет: "Представляется, что точкой приложения правового воздействия и, следовательно, объектом правоотношения является не поведение обязанного лица и не вещь как таковые, но правовое значение (правовая характеристика) вещи, поведения или иных категорий имущества... и неимущественных прав. Иными словами - их правовой режим.

Представляется важным при определении объекта правового отношения верно ограничить саму возможную сферу его существования. Так, материально-вещественные предметы являются объектом тождественного им по природе физического (и иного естественного) воздействия, в результате которого изменяются некие характеристики предмета... Для вещи (предмета материального мира) основной характеристикой является ее физическая... характеристика, для поведения основной характеристикой является совокупность деяний как психофизиологическое явление, для объекта интеллектуальной деятельности основной характеристикой будет совокупность идей, образов, форма и т.д., для объекта права основной характеристикой является правовая характеристика, определение его положения в сфере действия права или - правовой режим (курсив наш. - М.Б.)"*(29).

Продолжая логику своих рассуждений, В.И. Сенчищев определяет правовой режим как "совокупность всех позитивно-правовых предписаний, содержащихся в императивных и диспозитивных нормах, и основанных на них (или им не противоречащих) субъективно-правовых притязаний, существующих и действительных с точки зрения права и в соответствующих случаях определяющих права, обязанности, дозволения, запреты и предписания абсолютно всех лиц (или в отношении абсолютно всех лиц) по поводу того предмета (явления), в отношении которого они установлены. Правовой режим - это правовая характеристика явления объективной действительности.

Правовой режим объединяет, таким образом, всю совокупность прав, обязанностей, дозволений и запретов безотносительно к личности субъектов, которым они принадлежат или адресованы"*(30). В.И. Сенчищев также отмечает, что "относительно каждого явления объективной действительности можно утверждать наличие некоего отраслевого правового режима, который преимущественно и определяет правовое значение данного явления в типичной для него правовой сфере. Внутри отраслевого режима можно вычленить институционный правовой режим, в некоторых случаях - индивидуальный правовой режим данного явления"*(31).

И. Сенчищев, не проводя сопоставительного анализа воззрений, высказанных в отечественной юриспруденции по поводу понятия "правовой режим"*(32), все же недвусмысленно ограничивает его только теми явлениями действительности, которые могут считаться социальными благами с учетом действия во всех социальных обменных процессах фактора полезности. При этом исследователь совершенно неоправданно оставляет за рамками своей концепции обширный комплекс других явлений действительности, без которых любая трактовка понятия правового режима - если исходить из представления о правоотношении как о системе - крайне одномерна и чаще всего ошибочна. Речь идет, в частности, о таких явлениях действительности*(33), как правовые статусы участников правового общения, посредством которых они приобретают конкретное олицетворение в правоотношении; содержание присущих участникам правового общения прав (юридических возможностей) и обязанностей (долженствований); правовые эффекты взаимодействия участников правового общения, включая рефлективное действие права, а также юридические факты, с которыми соответствующая норма права связывает возможность изменения или прекращения установившегося правоотношения.

В российской юридической науке невелико количество работ, в которых понятие правового режима исследовалось бы с фундаментальных позиций и предлагалось бы какое-либо его универсальное определение. Наиболее значимыми в этом отношении следует назвать труды С.С. Алексеева, а также Н.И. Матузова и А.В. Малько; безусловно, имеется и ряд других разработок*(34).

С. Алексеев подчеркивал, что "каждый правовой режим есть именно режим. Здесь следует учитывать, что он насыщен многообразными правовыми средствами... а главное - следует принимать во внимание основные смысловые оттенки слова "режим", в том числе и то, что правовой режим выражает степень жесткости юридического регулирования, его дозволительную или запретительную направленность, наличие известных ограничений и льгот, допустимый уровень активности субъектов, пределы их правовой самостоятельности"*(35).

Н.И. Матузов и А.В. Малько отмечали, что "правовой режим - это не столько результат, сколько система условий и методик осуществления правового регулирования, определенный "распорядок" действия права, необходимый для оптимального достижения соответствующих целей. Правовой режим призван обеспечить наступление желаемого социального эффекта, состояния, так как выражает собой прежде всего путь к подобному результату. Правовой режим - это функциональная характеристика права"*(36). Ученые также подчеркивали: "Правовые режимы, направленные на урегулирование социальных процессов (состояний), должны иметь соответствующую структуру, позволяющую им эффективно выполнять поставленные перед ними цели. Помимо элементов механизма правового регулирования (нормы права, юридические факты, правоотношения, акты реализации прав и обязанностей, правоприменение), в рамках которых осуществляется правовой режим, структура последнего включает в себя еще и такие слагаемые, как субъекты, их правовые статусы, объекты, методы взаимосвязи конкретных видов субъектов с объектами, систему гарантий (прежде всего юридическую ответственность за нарушение режима).

Для правового режима важнейшее значение имеют такие условия, как время, пространство, круг лиц, на которых он распространяется"*(37).

Не углубляясь в подробный сопоставительный анализ приведенных научных точек зрения, отметим, что несмотря на пока недостаточную проработку в современной отечественной юриспруденции затронутого вопроса о понятии и сущностных признаках правового режима как правового феномена, имеющегося теоретико-эмпирического материала вполне достаточно для определения объекта юридического отношения публичной собственности: синтез всех изложенных воззрений позволяет сформулировать ряд ключевых положений, лежащих в основе понимания и толкования его характеристик.

Во-первых, при обсуждении вопроса об объекте юридического отношения публичной собственности недостаточно охарактеризовать правоотношение лишь в качестве некой системы. Юридическое отношение публичной собственности, как и любое другое правоотношение, представляет собой акт правового общения, который отличает прежде всего наличие четких пространственно-временных контуров и конкретной телеологической составляющей, что так или иначе обусловлено неотъемлемым характером цели и процедурно-процессуальной формы как свойств управления, осуществляемого в вещной среде публичного собственника. Эти признаки юридического отношения публичной собственности придают ему относительно замкнутое (иначе говоря, "сферическое") качество, которое позволяет считать его своего рода микрокосмом - базовой "ячейкой" в общей сетке (матрице) нормативно-регулятивного компонента в механизме правового регулирования соответствующей сферы общественной жизни.

Следовательно, допустимо и даже необходимо признать юридическое отношение публичной собственности не просто некой системой, складывающейся из совокупности взаимосвязанных элементов, а такой системой, которая (если абстрагироваться от побочных в данном контексте вопросов рефлективного действия права) в процессе своего существования и развития обращена как бы "внутрь" самой себя. В этом смысле юридическое отношение публичной собственности следует характеризовать как саморазвивающуюся систему.

Во-вторых, надо признать, что в саморазвивающихся системах именно взаимосвязь системных элементов задает потенциал, который обеспечивает динамику аутомодуляции как всей системы, так и ее элементов, причем и в отсутствие внешних воздействий на них, и в отсутствие критически значимого для системы "выхода" результатов ее саморазвития за ее структурно-логические границы.

В этом контексте решение вопроса об объекте юридического отношения публичной собственности неизбежно приобретает характер поиска феномена, умещающегося в структурно-логических границах самого правоотношения и выступающего в роли своего рода "плазмы". С одной стороны, этот феномен определяет, подобно плазме в органической клетке, природу, качество и состояние юридического отношения и влияет на правовое соотношение других необходимых и случайных элементов в его структуре, а с другой - он выступает в качестве среды, которая обеспечивает транзит интеллектуально-волевых (в том числе поведенческих) "импульсов" от одного участника акта правового общения к другим посредством тех изменений, которые происходят в самой этой среде-"плазме" в результате воздействия на нее передаваемых ею "импульсов".

В-третьих, с учетом сказанного становится очевидным, что в феноменологическом смысле качество подобной среды-"плазмы" в структурно-логических границах юридического отношения публичной собственности может быть обеспечено только таким правовым явлением, которое в современной юридической науке принято обозначать понятием "правовой режим". Правда, здесь необходимо сделать немаловажное уточнение: это не только правовой режим какого-либо социального блага, выступающего центром притяжения разнообразных интересов и потребностей участников правоотношения, не только правовой режим (статусы) этих участников и не только правовой режим (характер корреляции) долженствований или конкретных юридических обязанностей с противоположенным им субъективным правом, ключевым для существования самого правоотношения. Речь должна идти о том, что объектом юридического отношения публичной собственности, трактуемого как саморазвивающаяся система взаимосвязанных элементов, является правовой режим правоотношения в целом*(38).

Данный вывод основывается на понимании того, что внутри самого юридического отношения публичной собственности взаимосвязь и взаимодействие структурных элементов имеет характер интерференции. Наличие этого качества подтверждается при анализе эмпирических данных о динамике различных видов правоотношений, связанных с осуществлением управления в вещной среде публичного собственника, в частности правоотношений по планированию такого управления, по реализации конкретных управленческих воздействий в вещной среде публичного собственника, по обеспечению контроля (в том числе общественного) за соответствием достигнутых эффектов управленческих воздействий тем показателям, которые определялись на стадии планирования. В этом смысле правовой режим того или иного юридического отношения публичной собственности выступает не просто объектом воздействия со стороны других элементов указанного правоотношения (и одновременно средством интерферентного влияния на последние), но и эмпирическим субстратом данного акта правового общения, который должен согласовываться и с общим (родовым) правовым режимом, установленным для соответствующей сферы общественной жизни, и с абстрактной моделью поведения, нормативно предусмотренной для юридических отношений конкретного вида.

Таким образом, правовой режим юридического отношения публичной собственности, будучи объектом данного правоотношения, под действием интерферентного влияния со стороны других элементов последнего претерпевает определенные изменения. Если такие изменения имеют правовой характер, они обеспечивают развитие правоотношения в целом и позволяют достичь нормативно заданного правового эффекта в вещной среде публичного собственника. Если же изменения правового режима обладают девиантным характером, то в зависимости от существа и степени этих изменений юридическое отношение публичной собственности может трансформироваться в правоотношение иного рода или вида, с другим нормативно установленным правовым результатом. Подобная трансформация может быть настолько глубокой, что в ее результате появляется вероятность не только изменения правовых статусов участников юридического отношения публичной собственности и характера корреляции субъективного права публичной собственности с противоположенными ему долженствованиями, но и возникновения в структуре трансформированного правоотношения совершенно иного правового режима, введения в него новых участников и (или) выбытия прежних, а также изменения набора ключевых для существования данного трансформированного правоотношения субъективных прав и юридических обязанностей. Типичным примером могут служить случаи преобразования юридического отношения публичной собственности в отношение уголовно-правовой или иной охранительной направленности, когда в результате поведения соответствующих акторов первоначального правоотношения происходит подмена или искажение заданных публичных интересов, юридически ассоциированных с публичным собственником, в целях удовлетворения их (акторов) интересов.

Список литературы

Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2001.

Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. М., 1981. Т. 2.

Бахрах Д.Н. Административное право России. М., 2000.

Беляева Г.С. Правовой режим: общетеоретическое исследование: дис. ... д-ра юрид. наук. Курск, 2013.

Брауде И.Л. К вопросу об объекте правоотношения по советскому гражданскому праву // Сов. государство и право. 1951. N 3.

Винницкий А.В. Публичная собственность. М., 2013.

Елистратов А.И. I. Понятие о публичном субъективном праве; II. "Теория субъективных публичных прав" А.А. Рождественского. М., 1913.

Зинченко С., Лапач В. Правовой статус имущества как объекта гражданских прав // Прил. к ежемесячному журн. "Хозяйство и право". 2000. N 8.

Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. Критика теории "хозяйственного права" // Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права". Сер. Классика российской цивилистики. М., 2000.

Конституционное право России: учеб. 4-e изд., пересмотр. и доп. / отв. ред. А.Н. Кокотов, М.И. Кукушкин. М., 2010.

Конституционное право Российской Федерации: учеб. / под ред. М.И. Кукушкина, В.Д. Перевалова. Екатеринбург, 1995.

Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. М., 2010.

Лапач В.А. Что такое объекты гражданских прав, или "Феномен кубка Кремля" // Законодательство. 2002. N 5.

Матузов Н.И., Малько А.В. Правовые режимы: вопросы теории и практики // Правоведение. 1996. N 1.

Протасов В.Н. Правоотношение как система. М., 1991.

Российское гражданское право: учеб.: в 2 т. Т. 1: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права. 4-е изд., стереотип. / отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2014.

Сенчищев В.И. Объект гражданского правоотношения. Общее понятие // Актуальные проблемы гражданского права: сб. ст. М., 1999. Вып. 1.

Степин В.С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность // URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000249.

Султыгов М.М. Конституционно-правовой режим ограничения государственной власти: дис. ... д-ра юрид. наук. СПб., 2005.

Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев, 1917.

Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959.

Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М., 1974.

Шамсумова Э.Ф. Правовые режимы (теоретический аспект): дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.

Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1912. Вып. 3.

Шершеневич Г.Ф. Учебник русскаго гражданскаго права. 9-е изд. М., 1911.

------------------------------------------------------------------------

*(1) Подробнее см.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. М., 1912. Вып. 3. С. 571; Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. М., 2010. С. 203; Елистратов А.И. I. Понятие о публичном субъективном праве; II. "Теория субъективных публичных прав" А.А. Рождественского. М., 1913. С. 12-13 и др.

*(2) Хотя, безусловно, нельзя забывать о том, что правоотношения составляют, наряду с правовыми нормами, неотъемлемый элемент механизма правового регулирования. Соответственно правоотношение в механизме правового регулирования не может выполнять ту же функцию, что и правовая норма, а объект правовой нормы (как единичного правила поведения) не может одновременно являться и объектом правоотношения. Иначе в чем тогда состояло бы различие правоотношения и правовой нормы как самостоятельных элементов в механизме правового регулирования? (подробнее о структуре механизма правового регулирования см.: Алексеев С.С. Общая теория права: в 2 т. М., 1981. Т. 2. С. 24-27).

*(3) Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959. С. 49.

*(4) Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев, 1917. С. 155.

*(5) Там же. С. 156.

*(6) Шершеневич Г.Ф. Учебник русскаго гражданскаго права. 9-е изд. М., 1911. С. 70.

*(7) Там же.

*(8) Подробнее см.: Елистратов А.И. Указ. соч. С. 12.

*(9) Коркунов Н.М. Указ. соч. С. 206.

*(10) Там же. С. 219.

*(11) Там же. С. 220.

*(12) Там же. С. 223.

*(13) Там же. С. 225.

*(14) Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 209-210.

*(15) Там же. С. 212-213.

*(16) Там же. С. 212.

*(17) Степин В.С. Саморазвивающиеся системы и постнеклассическая рациональность // URL: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000249.

*(18) Степин В.С. Указ. соч.

*(19) Сенчищев В.И. Объект гражданского правоотношения. Общее понятие // Актуальные проблемы гражданского права: сб. ст. М., 1999. Вып. 1. С. 120-121.

*(20) Подробнее см.: Брауде И.Л. К вопросу об объекте правоотношения по советскому гражданскому праву // Сов. государство и право. 1951. N 3. С. 56-58.

*(21) Подробнее см.: Протасов В.Н. Правоотношение как система. М., 1991. С. 88-89.

*(22) Зинченко С., Лапач В. Правовой статус имущества как объекта гражданских прав // Прил. к ежемесячному журн. "Хозяйство и право". 2000. N 8. С. 3. Правда, позже В.А. Лапач изложил собственное видение проблемы, имеющее заметное расхождение с процитированным суждением и основанное на отождествлении объекта правоотношения и объекта субъективного права (подробнее см.: Лапач В.А. Что такое объекты гражданских прав, или "Феномен кубка Кремля" // Законодательство. 2002. N 5. С. 17-21).

*(23) Одним из первых в отечественной юриспруденции так называемую плюралистическую концепцию решения проблемы объекта правоотношения выдвинул О.С. Иоффе, который в одной из своих работ писал, что "юридический и материальный объекты... имеют для правоотношения существенно различное значение. На юридический объект (поведение обязанных лиц) правоотношение воздействует непосредственно. На вещи (материальный объект) правоотношение может воздействовать не непосредственно, а лишь через поведение его участников" (Иоффе О.С. Спорные вопросы учения о правоотношении. Критика теории "хозяйственного права" // Иоффе О.С. Избранные труды по гражданскому праву: из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории "хозяйственного права". Сер. Классика российской цивилистики. М., 2000. С. 679-680).

*(24) См., например: Конституционное право России: учеб. 4-e изд., пересмотр. и доп. / отв. ред. А.Н. Кокотов, М.И. Кукушкин. М., 2010. С. 32-33 (автор главы - А.Н. Кокотов); Конституционное право Российской Федерации: учеб. / под ред. М.И. Кукушкина, В.Д. Перевалова. Екатеринбург, 1995. С. 24; Бахрах Д.Н. Административное право России. М., 2000. С. 48; Винницкий А.В. Публичная собственность. М., 2013. С. 209 и др.

*(25) Против плюралистической концепции объекта правоотношения (в целом) могут быть суммарно выдвинуты те же доводы, которые по отдельности выдвигаются против каждого из подходов, образующих монистическое направление.

*(26) Российское гражданское право: учеб.: в 2 т. Т. 1: Общая часть. Вещное право. Наследственное право. Интеллектуальные права. Личные неимущественные права. 4-е изд., стереотип. / отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2014.

*(27) Там же. С. 298.

*(28) Там же. С. 297.

*(29) Сенчищев В.И. Указ. соч. С. 139.

*(30) Сенчищев В.И. Указ. соч. С. 140.

*(31) Там же. С. 142.

*(32) Надо признать, что единодушия в понимании понятия "правовой режим" нет, как нет и единообразия в подходах к трактовке объекта правоотношения.

*(33) Принимая во внимание, что далее перечисляются компоненты, без учета которых получить всестороннее представление о правовом режиме, действующем в той или иной области общественной жизни, весьма затруднительно (если вообще возможно), следует специально оговориться о том, что все эти компоненты безусловно выступают явлениями правовой (т.е. юридизированной) действительности. В свою очередь правовая действительность служит одним из измерений социальной действительности. В этом смысле перечисляемые здесь явления правовой действительности в социуме не менее реальны, чем социальные блага, изначально считающиеся "вопросом" факта и лишь затем, при наличии юридически значимых поводов к их юридизации, становящиеся "вопросом" права.

*(34) См., например: Беляева Г.С. Правовой режим: общетеоретическое исследование: дис. ... д-ра юрид. наук. Курск, 2013; Султыгов М.М. Конституционно-правовой режим ограничения государственной власти: дис. ... д-ра юрид. наук. СПб., 2005; Шамсумова Э.Ф. Правовые режимы (теоретический аспект): дис. ... канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2001.

*(35) Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М., 2001. С. 336.

*(36) Матузов Н.И., Малько А.В. Правовые режимы: вопросы теории и практики // Правоведение. 1996. N 1. С. 16-29.

*(37) Матузов Н.И., Малько А.В. Указ. соч.

*(38) Несмотря на то что в современной отечественной научной литературе, посвященной исследованию проблематики правовых режимов, такие режимы относятся преимущественно к определенным и часто крупным сферам общественной жизни, сопоставляемым с соответствующими отраслями права, подотраслями или по меньшей мере правовыми институтами, использовать понятие "правовой режим" применительно к отдельно взятому правоотношению все же вполне допустимо и уместно. Возможность существования индивидуальных правовых режимов упоминается в работах, например, С.С. Алексеева и В.И. Сенчищева. С этих позиций правовой режим конкретного правоотношения вполне может считаться разновидностью индивидуального правового режима и, имея сходство с правовым режимом, установленным для правоотношений определенного рода или вида, соотноситься с родовым или видовым режимом как часть с целым или - в зависимости от содержания относимых к индивидуальному правовому режиму норм права - как специальное с общим.