Право на эффективное средство правовой защиты в позициях Европейского суда по правам человека (С.Е. Чаннов, "Гражданин и право", N 11, ноябрь 2011 г.)

Право на эффективное средство правовой защиты в позициях Европейского суда по правам человека

Статья 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод*(1) (далее - Конвенция) предусматривает право каждого, чьи права и свободы, признанные в указанной Конвенции, нарушены, на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве.

Данное право в виде, предусмотренном Конвенцией, не отражено в Конституции РФ, которая в принципе воспринимает большинство международно признанных прав и свобод. Наиболее близкими к праву на эффективное средство правовой защиты являются гарантии, закрепленные в ст. 45 и 46 Конституции РФ, - государственной защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации и судебной защиты соответственно. Вместе с тем "право на эффективное средство правовой защиты" является, очевидно, более широким понятием, чем "гарантия судебной защиты", так как охватывает не только судебные, но и иные способы защиты. Необходимость их создания и функционирования устанавливается в ст. 45 Конституции РФ, которая говорит о системе государственной защиты. В то же время статья 13 Конвенции носит гораздо более конкретный характер, чем ст. 45 Конституции РФ, и, что самое важное, указывает на необходимость обеспечения реальной эффективности средств правовой защиты.

Право на эффективные средства правовой защиты наряду о взаимосвязанным с ним правом на доступ к беспристрастному суду устанавливается также таким важнейшим международно-правовым документом, как Хартия основных прав Европейского союза*(2) (далее - Хартия), которая во многом базируется на Конвенции. При этом в Хартии рассматриваемое право в определенной степени изменено по сравнению с Конвенцией 1950 г.

Во-первых, если статья 13 Конвенции распространяется только на лиц, обладающих субъективными правами и обязанностями в соответствии с Конвенцией, то статья 47 Хартии распространяется на любых лиц, обладающих субъективными правами и свободами в соответствии со всеми нормами права Европейского союза.

Во-вторых, параграф 1 ст. 47 Хартии закрепляет право эффективного обжалования в отношении значительно более широкого круга прав.

В-третьих, если Конвенция дает право обжалования "перед национальными властями", что предполагает как судебное, так и иное обжалование, то часть первая ст. 47 Хартии гарантирует субъектам этого права исключительно судебную защиту нарушенных прав и свобод, что значительно улучшает правовую защищенность субъектов этого права*(3).

Тем не менее и в виде, закрепленном в ст. 13 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, право на эффективное средство правовой защиты играет большую роль в обеспечении прав человека в государствах - членах Совета Европы и нередко становится предметом рассмотрения Европейского суда по правам человека.

По состоянию на 2009 г. среди нарушений, констатированных Европейским судом, нарушения права на эффективное средство правовой защиты занимали пятое место среди всех предусмотренных Конвенцией. Нарушения ст. 13 Конвенции Судом были отмечены в 7,81% всех вынесенных им постановлений*(4) (см. рисунок).

"Рисунок 1 "Нарушение прав, предусмотренных Конвенцией о защите прав человека и основных свобод (состояние на 2009 г.)"

При этом нельзя не отметить, что в большинстве случаев нарушения права на эффективное средство правовой защиты констатировались Судом не изолированно, а во взаимосвязи с нарушениями, предусмотренных Конвенцией других прав, эффективной защиты которых заявителям предоставлено не было.

За пятьдесят лет функционирования Европейский суд по правам человека выработал ряд позиций относительно толкования ст. 13 Конвенции, в частности того, какие средства правовой защиты, предусмотренные национальным законодательством, следует считать эффективными и в каких случаях данное право следует считать нарушенным. Важность позиций Европейского суда относительно права на эффективное средство правовой защиты объясняется не только значимостью его самого по себе, но также и тем, что одним из важнейших критериев приемлемости индивидуальной жалобы, подаваемой Европейский суд, является исчерпание эффективных средств внутригосударственной правовой защиты. Таким образом, от толкования Судом понятия "эффективное средство правовой защиты" напрямую зависит и возможность обращения в него граждан государств - членов Совета Европы в конкретных случаях.

Как отмечает в связи с этим К.А. Москаленко, "основным критерием, которым руководствуется Европейский суд по правам человека, определяя, какие средства правовой защиты необходимо исчерпать внутри государства, является эффективность.

Средства внутренней правовой защиты отвечают требованию "эффективности", во-первых, если заявитель может самостоятельно возбудить судебное рассмотрение; во-вторых, если его дело будет рассмотрено по существу заявленного требования или вопроса и, в-третьих, если заявитель может получить судебное решение, которое будет определять его права, обязанности и правовое положение, то есть имеет потенциальную возможность успеха при обращении в указанный орган. Судебный способ защиты признается наиболее эффективным. Любые административные процедуры необходимо исчерпывать только в том случае, если они являются обязательным условием для обращения в суд"*(5).

Применительно к вопросу об исчерпанности эффективных средств правовой защиты в Европейском суде существует распределение бремени доказывания. Так, правительство, возражающее против приемлемости жалобы на этом основании, должно представить доказательства существования эффективных средств правовой защиты в отношении жалобы заявителя. В случае если правительству удается это сделать, заявитель, в свою очередь, должен доказать, что такое средство было им на самом деле исчерпано, или являлось неадекватным и неэффективным в конкретном деле заявителя, или существовали особые условия, освобождающие заявителя от обязанности исчерпать его*(6).

Как отмечает сам Европейский суд, статья 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне средства правовой защиты, обеспечивающего использование существа конвенционных прав и свобод, независимо от того, в какой форме они воплощены в правовой системе страны. Пределы обязательств государств-участников, согласно ст. 13 Конвенции, колеблются в зависимости от характера жалобы заявителя; "эффективность средства правовой защиты" в значении ст. 13 Конвенции не зависит от определенности благоприятного исхода для заявителя*(7).

В то же время важным условием признания средств национальной защиты эффективными является их эффективность не только в теории ("в законодательстве"), но и на практике, в смысле воспрепятствования предполагаемому нарушению, или устранения оспариваемого положения дел, или предоставления адекватного возмещения за любое нарушение, которое уже случилось*(8); в частности, его реализации не должны необоснованно препятствовать действия или бездействие властей государства-ответчика*(9).

Также заявитель не должен исчерпывать средства правовой защиты, которые теоретически предоставляют возмещение, однако на практике не предоставляют шанса восстановить нарушенные права*(10). Более того, если избранное средство правовой защиты было теоретически адекватным, но с течением времени доказало свою неэффективность, заявитель не обязан исчерпывать его*(11). В определенных случаях эффективным может быть признана и совокупность средств правовой защиты, даже если по отдельности средства правовой защиты эффективными не являются. "Если одно из средств правовой защиты в отдельности не удовлетворяет требованиям статьи 13 Конвенции, совокупность средств правовой защиты, предусмотренных национальным законодательством, может им отвечать"*(12).

Применительно к вопросу о наличии эффективного средства правовой защиты нарушенного права ключевое значение для Европейского суда имеет наличие "доказуемой жалобы" о том, что конкретное лицо является жертвой нарушения прав, гарантируемых Конвенцией*(13). Понятие "доказуемость" в данном случае связано с принципиальной возможностью доказывать факт нарушения Конвенции, однако эффективность средства правовой защиты для целей ст. 13 Конвенции не зависит от уверенности в благоприятном для лица исходе его использования*(14).

Как уже отмечалось выше, Европейский суд по правам человека накопил богатый опыт рассмотрения дел относительно наличия или отсутствия эффективных средств правовой защиты нарушенных конвенционных прав. Обзор практики в аспекте применения ст. 13 Конвенции демонстрирует ряд достаточно однотипных случаев, когда Европейский Суд констатирует отсутствие эффективных средств правовой защиты. Можно выделить несколько наиболее распространенных случаев констатации Судом нарушения права на эффективное средство правовой защиты.

Отсутствие законодательных процедур

Наиболее очевидным, по мнению Евросуда, случаем нарушения ст. 13 Конвенции является ситуация, когда в национальном законодательстве положения, позволяющие защитить нарушенное право, отсутствуют как таковые. Так, например, из дел, рассмотренных в последнее время, в постановлении от 22 сентября 2009 г. по делу "Абдолхани и Каримниа (Abdolkhani and Karimnia) против Турции" (жалоба N 30471/08) Европейский суд указал, что по делу допущено нарушение требований ст. 13 Конвенции (принято единогласно), так как "в отсутствие ясных законодательных положений, предусматривающих процедуру заключения под стражу и продления срока последнего в целях высылки, а также установления сроков такого заключения, национальная система не защитила заявителей от произвольного содержания под стражей, которое, соответственно, не может считаться "законным".

Отсутствие практической возможности использовать существующие процедуры

Также неэффективными признаются средства правовой защиты, если они в принципе в законодательстве присутствуют, однако применение их затруднительно либо в отношении них сложилась противоречивая практика. Так, в постановлении от 9 июля 2009 г. по делу "Хидер (Khider) против Франции" (жалоба N 39364/05), в рамках которого заявитель жаловался на невозможность защитить себя в период нахождения под стражей по обвинениям в вооруженном ограблении в составе банды, похищении людей с добровольным освобождением в течение недели, попытке убийства сотрудника тюремной администрации, заговоре, пособничестве и подстрекательстве к покушению на побег от применения к нему таких мер, как длительное одиночное заключение, систематические переводы из одной тюрьмы в другую, постоянные личные обыски, Европейский суд посчитал, что заявитель не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении его жалоб со ссылкой на ст. 3 Конвенции в связи с систематическими переводами и частыми личными обысками.

Что касается систематических переводов, то заявитель представил несколько решений административного суда, отклонявших иски заключенных, которые оспаривали свои систематические переводы, или устанавливавших, что переводы представляли собой чисто внутреннюю организационную меру. Эффективность средства правовой защиты, на которую ссылались власти государства-ответчика в отношении систематических переводов заявителя из одной тюрьмы в другую, не была установлена. Что же касается личных обысков, то жалоба заявителя затрагивала частоту обысков. Единственное дело, на которое власти государства-ответчика указывали как на средство правовой защиты, квалифицировало личные обыски как незаконные и унижающие достоинство в 2006 г. Однако заявитель представил приказ председателя административного суда от 2008 г., в котором указывалось, что решение об обыске заключенного на основании Уголовно-процессуального кодекса не подлежит обжалованию. Таким образом, Судом не было установлено, что в отношении решения о проведении личного обыска было доступно внутреннее средство правовой защиты.

В то же время характерно, что в рамках данного дела Европейский суд по правам человека признал наличие в законодательстве Франции эффективных средств правовой защиты против длительного одиночного заключения, так как в рассматриваемом случае заявитель предъявил требование о судебной проверке длительного одиночного заключения, и административный суд отменил эту меру. Соответственно, по мнению Евросуда, заявитель в данном случае располагал эффективным средством правовой защиты.

Невозможность для заявителя использовать средства правовой защиты самостоятельно

Неэффективность существующих национальных средств правовой защиты отмечается Европейским судом во всех случаях, если их использование зависит не только от заявителя, но и от действий третьих лиц. В связи с этим Суд на протяжении длительного времени не признавал эффективным средством правовой защиты надзорное производство в гражданском, арбитражном и уголовном процессе в России, Украине и некоторых других странах.

Так, еще в одном из первых дел против России - "Тумилович против России (Tumilovich v. Russia)" - Европейский суд указал, что "надзорная инстанция не признается эффективным средством правовой защиты, так как заявитель не обладает правом самостоятельно инициировать процедуру судебного разбирательства по своему делу, а может только просить уполномоченное лицо об этом. Возбуждение процедуры целиком зависит от усмотрения должностного лица (использовать либо не использовать свои полномочия), а потому успех такого средства защиты сомнителен"*(15).

Аналогичная позиция Европейского суда позднее была изложена в решении по делу "Питкевич против Российской Федерации", в котором указано, что "пересмотр дела в порядке надзора в Российской Федерации не может инициироваться частным лицом. Это относится к сфере дискреционного усмотрения определенных законом должностных лиц; вследствие этого пересмотр дела в порядке надзора не является эффективным средством правовой защиты по смыслу п. 1 ст. 35 Конвенции"*(16).

Аналогичную позицию относительно надзорного производства в уголовном процессе Европейский суд сформулировал в решении от 4 мая 1999 г. по делу "Кучеренко против Украины (Kucherenko v. Ukraine)".

В то же время Европейский суд по правам человека признал эффективным средством правовой защиты надзорное производство в рамках российского арбитражного процесса, в котором эта и некоторые другие проблемы были устранены*(17).

Зависимость возможности использования средств правовой защиты от решений государственных органов и должностных лиц по другим делам

Характерным для дел против Российской Федерации, рассматриваемых Европейским Судом, является признание факта отсутствия эффективных средств правовой защиты в тех случаях, когда существующие средства фактически блокируются решениями государственных органов и должностных лиц по другим делам. Суд, в частности, в нескольких случаях констатировал фактическую невозможность потерпевших лиц защитить свои права в порядке гражданского судопроизводства, если уголовное дело по факту нарушения их прав не завершилось вынесением обвинительного приговора.

В постановлении от 3 июля 2008 г. по делу "Чембер (Chember) против Российской Федерации" (жалоба N 7188/03) Европейский суд прямо указал, что любое другое средство правовой защиты, кроме привлечения виновных к уголовной ответственности, доступное заявителю, включая иск о компенсации вреда, имело ограниченные шансы на успех, было теоретическим и иллюзорным и не обеспечивало получения заявителем соответствующего возмещения. В то время как теоретически суды, рассматривающие гражданские дела, вправе давать независимую оценку фактам, на практике значимость предшествующего уголовного расследования настолько велика, что даже самые убедительные доказательства, противоречащие выводам такого расследования, представленные истцом, отвергаются, и средство правовой защиты становится лишь теоретическим и иллюзорным*(18). Отклонение городским и областным судами иска заявителя о компенсации вреда со ссылкой на отсутствие выводов о виновных лицах в постановлении следователя, по мнению Суда, продемонстрировало это. Суды просто согласились с мнением следователя о том, что жалоба заявителя безосновательна, не проведя оценки фактов по делу.

Таким образом, в данных конкретных ситуациях гражданское судопроизводство о компенсации вреда было признано Европейским судом неэффективным средством правовой защиты.

Отсутствие возможности ускорить чрезмерно длительное судебное или иное разбирательство

Значительное количество дел, рассмотренных Европейским судом, в которых он признал отсутствие у заявителей эффективных средств правовой защиты их нарушенных прав, связано с чрезмерной длительностью судебного разбирательства по гражданским, уголовным и другим делам. Здесь следует иметь в виду, что сама по себе чрезмерная длительность судебного разбирательства не является, по мнению, Суда, нарушением ст. 13 Конвенции, а может при определенных обстоятельствах рассматриваться как нарушение ст. 6, гарантирующей право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона.

Применительно к праву на обращение в суд пункт 1 ст. 6 Конвенции рассматривается как lex specialis в отношении ст. 13 Конвенции*(19). При этом обоснованность длительности судебного разбирательства должна оцениваться в свете всех обстоятельств дела и со ссылкой на следующие критерии: сложность дела, действия заявителя и соответствующих органов власти и важность рассматриваемого в рамках дела вопроса для заявителя*(20). Более того, лицо, которому предъявлено обвинение в совершении преступления, имеет право на то, что его дело будет рассмотрено с особым усердием, а положения ст. 6 Конвенции в их уголовно-правовом аспекте нацелены на недопущение того, чтобы обвиняемый слишком долго пребывал в состоянии неопределенности относительно его судьбы*(21).

Нарушением же ст. 13 Конвенции при чрезмерной длительности судебного разбирательства Европейский суд считает отсутствие у заявителя реальной возможности это разбирательство ускорить. Во многих делах Суд указывал, что пункт 1 ст. 6 Конвенции возлагает на государства-участники обязанность организовать свои судебные системы таким образом, чтобы суды отвечали всем требованиям этого положения, включая обязанность рассмотрения дел в разумный срок*(22). Если судебная система имеет в этом отношении недостатки, наиболее эффективным решением является средство правовой защиты, обеспечивающее ускорение разбирательства и не допускающее его чрезмерной продолжительности (см. упоминавшееся выше постановление Большой палаты по делу "Скордино против Италии", § 183).

Так, например, по делу от 31 июля 2003 г. "Дораны (Doran) против Ирландии" (жалоба N 50389/99) Европейский суд указал, что ни в одном из прецедентов ирландской судебной практики, на которые ссылалось государство-ответчик, не упоминалось, что эти права включают право обжаловать задержки в производстве по делу, которые происходят по вине судебных властей. Более того, даже предполагая, что право на завершение производства по делу в разумный срок можно было бы считать одной из гарантий, вытекающих из Конституции страны, и что жалоба на волокиту могла быть подана в любое время, государство-ответчик не продемонстрировало Европейскому суду, что средство было "эффективным, адекватным или доступным". Государство-ответчик не упомянуло никакого прецедента из практики ирландских судов, в котором рассмотрение жалобы, направленной в суд по поводу волокиты такого же свойства, как и в данном деле, завершилось бы либо предотвращением чрезмерной задержки, либо предотвращением продолжения волокиты, либо возмещением ущерба за задержку, которая уже произошла. В таких обстоятельствах Суд посчитал, что власти государства-ответчика не продемонстрировали Суду, что обращение в ирландский суд, основанное на праве на конституционное правосудие и праве на рассмотрение дела судом, составляет эффективное внутригосударственное средство правовой защиты в отношении чрезмерно длительного производства по делу в суде.

В то же время следует обратить внимание на то, что эффективным средством правовой защиты против чрезмерно длительного судебного разбирательства, по мнению Европейского Суда, является не только наличие способов, позволяющих ускорить процедуру, но и наличие определенных компенсаторных механизмов. Таким образом, государство, желающее не быть обвиненным в отсутствии эффективных средств правовой защиты против чрезмерного затягивания судебных процессов, может либо предоставлять своим гражданам возможность ускорения разбирательства, либо получать компенсацию за такое затягивание. Если такое компенсаторное средство доступно в национальной правовой системе, то Европейский суд признает за государством широкие пределы усмотрения в части организации средства способом, совместимым с его правовой системой и традициями и соответствующим уровню жизни в данной стране*(23).

Однако при этом следует помнить, что вывод об "эффективности" средства правовой защиты, позволяющего ускорить продолжающееся разбирательство или предоставить потерпевшей стороне адекватную компенсацию за имевшие место задержки, может быть сделан только при условии, что обращение за компенсацией само по себе остается эффективным, адекватным и доступным средством правовой защиты в отношении чрезмерной длительности судебного разбирательства*(24). Европейский суд установил следующие критерии, которые могут влиять на эффективность, адекватность или доступность такого средства правовой защиты:

- требование о компенсации должно быть рассмотрено в разумный срок (Постановление Большой палаты по делу "Скордино против Италии", заключительная часть § 195);

- компенсация должна быть выплачена незамедлительно и, как правило, не позднее чем в шестимесячный срок с даты, когда решение о присуждении компенсации вступает в силу (§ 198);

- процессуальные правила, регулирующие иск о компенсации, должны соответствовать принципу справедливости, гарантированному статьей 6 Конвенции (§ 200);

- правила о юридических издержках не должны возлагать избыточное бремя на участников спора, если их иск является обоснованным (§ 201);

- уровень компенсации не должен выглядеть неразумным в сравнении с суммами, присуждаемыми Европейским судом по аналогичным делам (§ 202-206 и 213).

К вопросу о чрезмерно длительном судебном или ином разбирательстве вплотную примыкает вопрос о чрезмерно длительном исполнении уже вынесенных судебных решений. В постановлении от 15 января 2009 г. по делу "Бурдов (Burdov) против Российской Федерации" (N 2), жалоба N 33509/04 Европейский суд указал, что в делах, касающихся неисполнения решения, любые национальные средства, препятствующие нарушению путем обеспечения своевременного исполнения, в принципе имеют наибольшую ценность. Однако, если решение вынесено в пользу лица против государства, взыскатель в принципе не обязан прибегать к использованию поданных средств: бремя исполнения такого решения возлагается прежде всего на государственные органы, которые обязаны использовать все предусмотренные в национальной правовой системе средства для ускорения исполнения, предупреждая тем самым нарушения Конвенции. При этом исполнение решения Суда является составной частью "судебного разбирательства" для целей п. 1 ст. 6 Конвенции*(25).

В современной российской правовой системе эффективные средства правовой защиты против чрезмерно длительного рассмотрения судебных дел и исполнения судебных решений, в том смысле, который вкладывает в это понятие Европейский Суд, в течение длительного времени отсутствовали. Правда, надо сказать, что власти Российской Федерации неоднократно предпринимали попытки доказать Суду как их существование, так и эффективность.

Так, например, в деле "Бакиевец (Bakiyevets) против Российской Федерации" (жалоба N 22892/03, постановление ЕСПЧ от 15 июня 2006 г.) они в обоснование своей позиции указали, что 9 апреля 2004 г. заявитель добилась вынесения "частного определения", в котором Амурский областной суд подтвердил наличие "необоснованных задержек" в рассмотрении ее дела. Европейский суд, однако, отказался воспринимать частные определения в качестве эффективного средства правовой защиты, так как, по его мнению, власти Российской Федерации не объяснили, как "частное определение" от 9 апреля 2004 г. могло ускорить судебное разбирательство по делу и предоставить заявителю соответствующее возмещение.

В другом деле - "Ольшанникова (Olshannikova) против Российской Федерации" (жалоба N 77089/01, постановление ЕСПЧ от 29 июня 2006 г.), - доказывая наличие эффективных средств правовой защиты против необоснованных задержек в рассмотрении дела, власти Российской Федерации подчеркнули, что жалобы заявителя в судебные органы в конечном счете привели к вынесению решения Областной квалификационной коллегией судей от 24 апреля 2002 г., согласно которому судья, ответственная за рассмотрение дела заявителя, была лишена статуса судьи. Однако и в данном случае Европейский суд не посчитал это эффективной правовой защитой, отметив, что "жалоба заявителя в Квалификационную коллегию судей была не более чем информацией, поданной в надзорный орган, с просьбой использовать свои полномочия в случае, если это будет необходимо. Эти полномочия могут осуществляться точно так же и без инициативы со стороны заявителя. Когда подается такая жалоба, коллегия лишь обязана предпринять меры в отношении судьи, против которого подана жалоба, если она не расценит жалобу как явно необоснованную. Когда инициируется разбирательство, оно касается лишь коллегии и судьи, в то время как заявитель не является стороной этого разбирательства. Действие любого принятого решения касается лишь личного положения соответствующего судьи, но оно не будет иметь прямых незамедлительных последствий для разбирательства, послужившего основанием для жалобы".

В некоторых случаях властями Российской Федерации была сделана попытка доказать, что российское законодательство предусматривает компенсаторные механизмы возмещения морального вреда, причиненного несвоевременным исполнением решений суда, наличие которых, согласно отмеченной выше позиции Европейского суда, следует признать эффективным средством правовой защиты. Так, например, в уже упоминавшемся деле "Бурдов (Burdov) против Российской Федерации" они утверждали, что глава 59 Гражданского кодекса является основанием для требования о возмещении материального ущерба и морального вреда в связи с просрочкой исполнения, и это средство доказало свою эффективность на практике. В обоснование своей позиции они привели четыре примера из прецедентной практики о присуждении компенсации морального вреда или сослались на них*(26).

В данном случае Европейский суд отметил, что власти Российской Федерации приводили те же примеры в других аналогичных делах, и подтверждает свое мнение о том, что они выглядят исключительными и изолированными примерами, а не доказательствами существования распространенной и последовательной прецедентной практики. Кроме того, по его мнению (с которым сложно не согласиться), даже в таких исключительных случаях применения главы 59 ГК РФ размер присужденной компенсации морального вреда иногда составлял неразумно малую сумму в сравнении с компенсациями, присуждаемыми Судом по аналогичным делам о неисполнении решений. Например, в деле Бутко, на которое ссылались власти Российской Федерации, в пользу истца было присуждено 2000 рублей (55 евро) в качестве компенсации морального вреда (решение от 3 августа 2004 г.). Та же сумма была присуждена по данному основанию в пользу В. Мухлыновой по делу Акугиновой и др., также упоминавшемуся властями Российской Федерации (решение от 22 января 2006 г.). Кроме того, компенсация была присуждена в рамках чрезвычайно длительного судебного разбирательства по первому делу и выплачена со значительной просрочкой по второму.

Таким образом, можно сделать вывод, что отсутствие механизмов влияния на чрезмерную длительность рассмотрения судебных и иных дел, а также исполнения судебных решений является серьезным пробелом в правовой системе Российской Федерации, позволяющей Европейскому суду по правам человека регулярно отмечать отсутствие национальных эффективных средств правовой защиты в данном случае.

Как следствие всех этих процессов, 15 января 2009 г. Европейский суд впервые в отношении России вынес "пилотное" постановление по жалобе "Бурдов против России" N 2*(27). В нем он выразил серьезную озабоченность по поводу того, что нарушения, констатированные в данном постановлении, имели место несколько лет спустя после вынесения Судом первого постановления в пользу того же самого заявителя и вопреки обязательству России в соответствии с Конвенцией принять под контролем Комитета министров Совета Европы необходимые меры для разрешения проблемы. В связи с этим Суд счел уместным в данном деле применить процедуру пилотного постановления, учитывая повторяющийся и длящийся характер лежащих в его основе проблем, широкий круг лиц, затронутых ими в России, и срочную необходимость обеспечить быстрое и надлежащее восстановление их прав, включая возмещение причиненного им ущерба на внутригосударственном уровне.

На основании изложенного Европейский суд предложил властям Российской Федерации в течение 6 месяцев с момента вступления в силу настоящего решения создать эффективное внутригосударственное средство правовой защиты или комплекс таких средств, которые обеспечат быстрое и адекватное восстановление нарушенных прав, включая возмещение ущерба, в случае неисполнения или длительного неисполнения национальных судебных решений.

Хотя установленный Европейским судом шестимесячный срок в итоге властями Российской Федерации соблюден не был, их усилия по решению данной проблемы увенчались принятием Федерального закона от 30 апреля 2010 г. N 68-ФЗ "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок"*(28) и Федерального закона от 30 апреля 2010 г. N 69-ФЗ "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с принятием Федерального закона "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок"*(29). Рассмотрение данных законодательных актов заслуживает отдельного исследования, но уже выходит за рамки настоящей статьи.

С.Е. Чаннов,

Поволжская академия государственной службы им. П.А. Столыпина,

доктор юридических наук, заместитель заведующего кафедрой административного права

и государственного строительства, доцент

"Гражданин и право", N 11, ноябрь 2011 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Заключена в Риме 4 ноября 1950 г. (с изм. от 13 мая 2004 г.) // СЗ РФ. 2001. N 2. Ст. 163.

*(2) Принята в Ницце 7 декабря 2000 г. // Московский журнал международного права. 2003. N 2. С. 302-314.

*(3) См. более подробно: Хартия Европейского союза об основных правах. Комментарий (постатейный) / Под ред. С.Ю. Кашкина. М., 2005.

*(4) См.: http://europeancourt.ru/statistika-evropejskogo-suda-za-1959-2009-gody/.

*(5) Международная защита прав человека с использованием некоторых международно-правовых механизмов: Научно-практическое исследование Центра содействия международной защите / Под общ. ред. К.А. Москаленко. М., 2001.

*(6) См.: Akdivar v. Turkey judgment, cited above, § 68; Eur. Comm. H.R. decs. Austria v. Italy, no. 788/60, 11.1.61, Yearbook 4; Donnelly and others v. the United Kingdom (no. 1), no. 5577-5583/72, 5.4.73, Yearbook 16; Int. Am. Ct. H.R. the Velasques Rodrigues v. Uruguay Judgment (Preliminary Objections) of 26 June 1987, Series С. no. 1, § 88; Int. Am. Ct. H.R. Advisory Opinion of 10 August 1990 on "Exceptions to the Exhaustion of Domestic Remedies" (Articles 46(1), 46(2)(a) and 46(2)(b) of the American Convention on Human Rights), Series A, no. 11, § 41.

*(7) См.: Постановление ЕСПЧ от 10 апреля 2008 г. по делу "Вассерман (Wasserman) против Российской Федерации" (N 2), жалоба N 21071/05.

*(8) См.: Постановление ЕСПЧ от 20 июля 2004 г. по делу "Балог против Венгрии (Balogh v. Hungary)", жалоба N 47940/99, § 30; Постановление Большой палаты по делу "Кудла против Польши (Kudla v. Poland)", жалоба N 30210/96, § 157-158, ECHR 2000-XI.

*(9) См.: Постановление ЕСПЧ от 26 июля 2007 г. по делу "Кобзару против Румынии (Cobzaru v. Romania)", жалоба N 48254/99, § 80-82; Постановление ЕСПЧ по делу "Ангелова против Болгарии (Anguelova v. Bulgaria)", жалоба N 38361/97, § 161-162, ECHR 2002 IV; Постановление ЕСПЧ от 24 мая 2005 г. по делу "Сюхейла Айдын (Suheyla Aydyn v. Turkey)", жалоба N 25660/94, § 208; Постановление ЕСПЧ по делу "Чембер (Chember) против Российской Федерации", жалоба N 7188/03.

*(10) См.: Постановление ЕСПЧ от 13 января 1997 г. по делу "Йойлер против Турции", N 26973/95; Постановление от 30 августа 1996 г. по делу "Акдивар и другие против Турции", § 68, р. 1210, 1996-VI.

*(11) См.: Решение Комиссии от 25 ноября 1996 г. по делу "Тепе против Турции", 27244/95.

*(12) См.: Постановление Большой палаты по делу "Кудла против Польши", § 157-158; Постановление ЕСПЧ от 10 апреля 2008 г. по делу "Вассерман против Российской Федерации (Wasserman v. Russia)" (N 2), жалоба N 21071/05, § 45.

*(13) См. Постановление ЕСПЧ от 27 апреля 1988 г. по делу "Бойл и Раис против Соединенного Королевства (Boyle and Rice v. United Kingdom)", Series A, N 131, § 52.

*(14) См.: Постановление ЕСПЧ от 19 декабря 1994 г. по делу "Ферайнигунг Демократишер Зольдатен Остеррайхс и Губи против Австрии (Vereinigung Demokratisher Soldaten Osterreichs and Gubi v. Austria)", Series A, N 302, § 55.

*(15) Решение ЕСПЧ от 22 июня 1999 г. по вопросу приемлемости жалобы N 47033/99 "Тумилович против России (Tumilovich v. Russia)".

*(16) Решение ЕСПЧ от 8 февраля 2001 г. по вопросу приемлемости жалобы N 47936/99 "Галина Питкевич (Galina Pitkevich) против Российской Федерации".

*(17) См.: Информация о решении ЕСПЧ от 25 июня 2009 г. по делу "Ковалева и другие (Kovaleva and Others) против России" (жалоба N 6025/09).

*(18) См.: Постановление ЕСПЧ от 9 марта 2006 г. по делу "Менешева против Российской Федерации (Menesheva v. Russia)", жалоба N 59261/00, § 77; Постановление ЕСПЧ от 4 апреля 2006 г. по делу "Корсаков против Молдавии (Corsacov v. Moldova)", жалоба N 18944/02, § 82.

*(19) См. среди недавних прецедентов: Решение ЕСПЧ от 26 октября 2004 г. по делу "Джаллох против Германии (Jalloh v. Germany)", жалоба N 54810/00; Решение ЕСПЧ от 10 февраля 2004 г. по делу "Карндафф против Соединенного Королевства (Carnduff v. United Kingdom)", жалоба N 18905/02.

*(20) См. среди прочих прецедентов: Постановление Большой палаты ЕСПЧ по делу "Фридлендер против Франции (Frydlender v. France)", жалоба N 30979/96, ECHR 2000-VII, § 43.

*(21) См.: Постановление ЕСПЧ от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации (Nakhmanovich v. Russia)", жалоба N 55669/00, § 89.

*(22) См., в частности: Постановление ЕСПЧ от 16 сентября 1996 г. по делу "Зюсман против Германии (Susmann v. Germany)", Reports 1996-IV, p. 1174, § 55.

*(23) См.: Постановление ЕСПЧ от 10 апреля 2008 г. по делу "Вассерман (Wasserman) против Российской Федерации" (N 2)", жалоба N 21071/05.

*(24) См.: Постановление Большой палаты по делу "Скордино против Италии", § 195, с послед. ссылками.

*(25) См., например: Постановление ЕСПЧ по делу от 19 марта 1997 г. "Хорнсби против Греции" (Hornsby v. Greece)", § 40, Сборник 1997-II.

*(26) См.: Решение от 23 октября 2006 г., вынесенное по делу Хакимовых Ново-Савиновским районным судом г. Казани, Республика Татарстан; решения, вынесенные в неустановленную дату по делу Акугиновой и др. Элистинским городским судом, Республика Калмыкия; решение от 3 августа 2004 г., вынесенное по делу Бутко Кировским районным судом г. Астрахани; решение от 28 марта 2008 г., вынесенное по делу Шубина Белорецким городским судом Республики Башкортостан.

*(27) Информация ЕСПЧ от 15 декабря 2008 г. по делу "Бурдов (Burdov) против России" (N 2), жалоба N 33509/04.

*(28) См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. N 18. Ст. 2144.

*(29) См.: Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. N 18. Ст. 2145.