Постановление Европейского Суда по правам человека от 21 октября 2013 г. Дело "Яновец и другие [Janowiec and Оthers] против Российской Федерации" (Жалобы NN 55508/07 и 29529/09) (Большая Палата)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата)

Дело "Яновец и другие [Janowiec and Оthers]
против Российской Федерации"
(Жалобы NN 55508/07 и 29529/09)

Постановление Суда

Страсбург, 21 октября 2013 г.

По делу "Яновец и другие против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе:

Йозепа Касадеваля, Председателя Палаты,

Гвидо Раймонди,

Инеты Зимеле,

Изабель Берро-Лефевр,

Корнелиу Бырсана,

Пэра Лоренсена,

Альвины Гюлумян,

Ханлара Гаджиева,

Драголюба Поповича,

Луиса Лопеса Герра,

Кристины Пардалос,

Винсента А. де Гаэтано,

Юлии Лафранк,

Хелены Келлер,

Хелены Ядерблом,

Кшиштофа Войтычека,

Дмитрия Дедова, судей,

а также при участии Эрика Фриберга, Секретаря-канцлера Суда,

заседая за закрытыми дверями 13 февраля и 5 сентября 2013 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано двумя жалобами (NN 55508/07 и 29529/09), поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) пятью гражданами Польши (далее - заявители) 19 ноября 2007 г. и 24 мая 2009 г. соответственно.

2. Имена заявителей перечислены ниже, в §§ 25, 37 настоящего Постановления. Они проживают в Польше и Соединенных Штатах Америки. Интересы заявителей Яновца (Janowiec) и Трыбовского (Trybowski) в Европейском Суде представлял Й. Шевчык (J. Szewczyk), адвокат, практикующий в Варшаве. Интересы остальных заявителей представляли профессор И. Каминьский (I. Kaminski) из Института правовых исследований, Р. Новосельский (R. Nowosielski) и Б. Соханьский (B. Sochanski), польские адвокаты, практикующие в городах Гданьск (Gdansk) и Щецин (Szczecin) соответственно, а также Р. Карпинский (R. Karpinskiy) и А. Ставицкая (A. Stavitskaya), адвокаты, практикующие в Москве.

3. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

4. Власти Польши, вступившие в дело в соответствии с пунктом 1 статьи 36 Конвенции, были изначально представлены своим Уполномоченным Й. Воласевичем (J. Wolasiewicz) из Министерства иностранных дел, а впоследствии заместителем Уполномоченного А. Межиковской (A. Mezykowska).

5. Жалобы были переданы в Пятую Секцию Суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). 7 октября 2008 г. и 24 ноября 2009 г. Председатель Секции принимал решения об уведомлении властей Российской Федерации и Польши о жалобах. Также было принято решение о рассмотрении жалоб в приоритетном порядке, согласно правилу 41 Регламента Суда.

6. Решением от 5 июля 2011 г. Европейский Суд объединил производства по жалобам. Европейский Суд также решил рассмотреть одновременно с существом дела возражения властей Российской Федерации относительно компетенции Европейского Суда ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).) в связи с жалобой на нарушение процессуальной составляющей статьи 2 Конвенции и признал жалобы частично приемлемыми для рассмотрения по существу.

7. 16 апреля 2012 г. Палата Пятой Секции в составе следующих судей: Председателя Д. Шпильманна, К. Юнгвирта, Б.-М. Цупанчича, А. Ковлера, М. Виллигера, Г. Юдкивской и А. Нюссбергер, - вынесла постановление. Четырьмя голосами против трех Палата признала, что не могла рассмотреть жалобу на нарушение статьи 2 Конвенции, пятью голосами против двух - что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в отношении десяти заявителей, и единогласно - что отсутствовало нарушение статьи 3 Конвенции в отношении остальных заявителей. Палата также признала четырьмя голосами против трех, что власти государства-ответчика не выполнили свои обязательства, предусмотренные статьей 38 Конвенции.

8. 5 июля 2012 г. заявители попросили о передаче дела на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда в соответствии со статьей 43 Конвенции и правилом 73 Регламента Суда. 24 сентября 2012 г. Большая Палата Европейского Суда удовлетворила ходатайство заявителей.

9. Состав Большой Палаты был определен в соответствии с пунктами 4 и 5 статьи 26 Конвенции и правилом 24 Регламента Суда.

10. И заявители, и власти Российской Федерации представили в Большую Палату Европейского Суда свои замечания по существу дела.

11. Впоследствии Председатель Большой Палаты Европейского Суда разрешил, согласно пункту 2 статьи 36 Конвенции, следующим организациям представить свои замечания по делу в качестве третьих сторон: Правовая инициатива открытого общества (Open Society Justice Initiative), Международная амнистия (Amnesty International) и Группа публичного международного права и политики. Трем неправительственным организациям: Мемориалу (Memorial), Европейскому центру защиты прав человека (European Human Rights Advocacy Centre) и Сети правосудия переходного периода (Transitional Justice Network), - было также разрешено представить совместное письменное заявление в качестве третьих сторон.

12. Открытое слушание состоялось в здании Европейского Суда в Страсбурге 19 октября 2011 г. (пункт 3 правила 59 Регламента Суда).

В Европейском Суде выступили:

(а) от властей Российской Федерации:

Г.О. Матюшкин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека,

Н. Михайлов,

П. Смирнов, советники;

(b) от заявителей:

Й. Шевчык,

И. Каминьский,

Б. Соханьский, адвокаты,

(c) от властей Польши:

М. Шпунар (M. Szpunar), заместитель министра иностранных дел,

А. Межиковская, заместитель Уполномоченного,

В. Шабас (W. Schabas), советник.

Европейский Суд выслушал обращения Й. Шевчыка, И. Каминьского и Б. Соханьского со стороны заявителей, Г.О. Матюшкина от властей Российской Федерации и А. Межиковскую от властей Польши.

Факты

I. Обстоятельства дела

13. Обстоятельства дела, как они представлены или не оспариваются сторонами, можно кратко изложить следующим образом.

А. Предыстория вопроса

14. 23 августа 1939 г. министры иностранных дел Советского Союза и нацистской Германии подписали договор о ненападении (известный как Пакт Молотова-Риббентропа), к которому прилагался секретный дополнительный протокол, в котором стороны урегулировали "вопрос о границах своих соответствующих сфер влияния в Восточной Европе". В частности, указывалось следующее:

"...2. В случае территориальных или политических переустройств областей, принадлежащих Польше, граница сфер влияния Германии и СССР будет проходить приблизительно по линии рек Нарев, Висла и Сан...".

15. 1 сентября 1939 г. Германия вторглась на территорию Польши, начав Вторую мировую войну. 17 сентября 1939 г. советская Красная армия вошла на территорию Польши предположительно с целью защиты украинцев и белорусов, проживавших в Восточной Польше, поскольку польское государство было сломлено атакой Германии и не могло больше обеспечивать безопасность своих граждан. Польская армия не оказала вооруженного сопротивления. СССР аннексировал полученные под свой контроль территории и в ноябре 1939 года объявил, что 13,5 миллионов польских граждан, проживавших на указанных территориях, с упомянутого момента считались советскими гражданами.

16. После прихода Красной армии были задержаны около 250 000 польских солдат, пограничников, сотрудников полиции, тюремных охранников, государственных должностных лиц и других служащих. После того, как их разоружили, некоторых отпустили, других направили в специальные лагеря для заключенных, организованные НКВД (Народный комиссариат внутренних дел, предшественник КГБ) в городах Козельске и Старобельске, деревне Осташково. 9 октября 1939 г. было принято решение, что польские офицеры должны быть размещены в лагерях в городах Козельск и Старобельск, а остальные служащие, включая сотрудников полиции и тюремных охранников, в деревне Осташково.

17. В начале марта 1940 года Л. Берия, глава НКВД, вынес на рассмотрение Генерального секретаря Коммунистической партии СССР И. Сталина предложение об одобрении расстрела польских военнопленных на том основании, что все они были "врагами советской власти, ненавидящими советскую систему правления", которые "пытались продолжить свою к[онтр]р[еволюционную] работу" и "проводили антисоветскую агитацию". В предложении указывалось, что в лагерях для военнопленных содержались 14 736 бывших военных и полицейских офицеров, из которых более 97% были по национальности поляками, а также что еще 10 685 поляков содержались в тюрьмах в Западной Украине и Белоруссии.

18. 5 марта 1940 г. Политбюро Центрального комитета Коммунистической партии СССР рассмотрело предложение и приняло следующее решение:

"I. Дает НКВД СССР следующие указания:

(1) дела 14 700 лиц, находящихся в лагерях для военнопленных (бывших польских офицеров, государственных должностных лиц, землевладельцев, полицейских, агентов разведки, военных полицейских, осадников и тюремных охранников);

(2) дела арестованных и находящихся в тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии в количестве 11 000 человек (членов различных контрреволюционных шпионских и саботажных организаций, бывших землевладельцев, бывших польских офицеров, государственных чиновников и беженцев) рассмотреть в особом порядке с применением высшей меры наказания - расстрела.

II. Дела должны быть рассмотрены без вызова арестованных или оглашения обвинения и без вынесения постановлений о завершении расследования или обвинительных заключений, в следующем порядке:

(а) в отношении лиц, находящихся в лагерях военнопленных - на основании информации, предоставляемой Управлением по делам военнопленных НКВД СССР;

(b) в отношении арестованных лиц - на основании информации, предоставляемой НКВД Украинской ССР и НКВД Белорусской ССР".

Решение было подписано И. Сталиным, К. Ворошиловым, А. Микояном, В. Молотовым и Л. Кагановичем.

19. Убийства произошли в апреле и мае 1940 года. Заключенных из лагеря в Козельске убили в месте под Смоленском, известном как Катынский лес. Заключенные из Старобельского лагеря были расстреляны в тюрьме Харьковского НКВД, а их тела захоронены рядом с деревней Пятихатки. Полицейские из лагеря в Осташково были убиты в тюрьме НКВД Калинина (Тверь) и похоронены в поселке Медное. Обстоятельства казни заключенных в тюрьмах в Западной Украине и Западной Белоруссии неизвестны до настоящего времени.

20. В 1942 и 1943 годах сначала железнодорожные рабочие в Польше, а затем германская армия обнаружили массовые захоронения рядом с Катынским лесом. Была создана международная комиссия из 12 судебно-медицинских экспертов и вспомогательного персонала из Венгрии, Бельгии, Болгарии, Дании, Италии, Нидерландов, Румынии, Словакии, Финляндии, Франции, Хорватии и Швеции, которая проводила эксгумационные работы с апреля по июнь 1943 года. Были извлечены останки 4 243 польских офицеров, из которых были установлены личности 2 730 человек. Комиссия пришла к выводу, что ответственность за произошедшее несли советские власти.

21. Советские власти обвинили Германию, которая, согласно утверждениям Москвы, летом 1942 года предположительно взяла под свой контроль польских заключенных и убила их. После освобождения Красной армией Смоленского района в сентябре 1943 года НКВД образовал Чрезвычайную государственную комиссию, возглавляемую Н. Бурденко, которая должна была собрать доказательства причастности Германии к убийствам польских офицеров. В заключении от 22 января 1944 года комиссия сообщила, что польские заключенные были казнены немцами осенью 1941 года.

22. В ходе суда над немецкими военными преступниками в Международном военном трибунале убийства под Катынью были упомянуты в обвинительном заключении как пример военного преступления (Обвинение: пункт три - военные преступления, раздел С (2)). 13 февраля 1946 г. заместитель Главного прокурора СССР Покровский обвинил подсудимых в казни 11 000 польских военнопленных осенью 1941 года, ссылаясь на заключение Чрезвычайной комиссии (Суд над главными военными преступниками в Международном военном трибунале, том VII, стр. 425-427). Несмотря на возражения советских прокуроров относительно устных показаний, 1 и 2 июля 1946 г. трибунал заслушал показания трех свидетелей стороны обвинения и трех свидетелей стороны защиты (том XVII, стр. 270-371). По завершении судебного разбирательства катынские убийства не были упомянуты ни в решении Международного военного трибунала, ни в особом мнении советского судьи.

23. 3 марта 1959 г. председатель Комитета государственной безопасности А. Шелепин предложил Генеральному секретарю Коммунистической партии СССР Н. Хрущеву уничтожить документы о казни польских военнопленных:

"В Комитете государственной безопасности при Совете Министров СССР с 1940 года хранятся учетные дела и другие материалы на расстрелянных в том же году пленных и интернированных офицеров, жандармов, [военных] осадников, землевладельцев и других лиц бывшей буржуазной Польши. Всего по решениям специальной тройки НКВД СССР было расстреляно 21 857 человек, из них: в Катынском лесу (Смоленская область) 4 421 человек, в Старобельском лагере возле Харькова 3 820 человек, в Осташковском лагере (Калининская область) 6 311 человек, и 7 305 человек были расстреляны в других лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии.

Вся операция по ликвидации указанных лиц проводилась на основании постановления Центрального комитета Коммунистической Партии СССР от 5 марта 1940 г. ...С момента проведения названной операции, то есть с 1940 года, никаких справок по этим делам никому не выдавалось и все 21 857 дел хранятся в опечатанном помещении.

Для советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей. Наоборот, какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями, особенно учитывая, что в отношении расстрелянных в Катынском лесу существует официальная версия, подтвержденная расследованием, проведенным по инициативе советских органов власти в 1944 году...

Исходя из изложенного представляется целесообразным уничтожить все учетные дела на лиц, расстрелянных в 1940 году по названной выше операции... [м]ожно оставить протоколы заседаний тройки НКВД СССР об осуждении указанных лиц к расстрелу и акты о приведении в исполнение решений.".

24. Оставшиеся документы были помещены в особую папку, известную как "папка N 1", доступ к которой имел только Генеральный секретарь Коммунистической партии СССР. 28 апреля 2010 г. содержимое папки было официально опубликовано на интернет-сайте Российской государственной архивной службы. В папке содержались следующие исторические документы: предложение Л. Берии от 5 марта 1940 г., решение Политбюро от той же даты, страницы, изъятые из протокола заседания Политбюро, и записка А. Шелепина от 3 марта 1959 г.

В. Заявители и их связь с жертвами

1. Заявители по жалобе N 55508/07

25. Первый заявитель, Ежи-Роман Яновец (Jersy-Roman Janowiec), родился в 1929 году. Он является сыном Анджея Яновца (Andrzej Janowiec), родившегося в 1890 году, который был поручиком Польской армии перед Второй мировой войной.

26. Второй заявитель, Антони-Станислав Трыбовский (Antoni-Stanislaw Trybowski), родился в 1940 году. Он является внуком Антони Навратиля (Antoni Nawratil), родившегося в 1883 году, бывшего подполковника Польской армии.

27. Анджей Яновец и Антони Навратиль были взяты в плен во время захвата Польши советскими войсками в сентябре 1939 года и направлены в Старобельский лагерь в СССР. А. Яновец был записан как заключенный N 3914 в списке заключенных лагеря, а А. Навратиль - под N 2407. Впоследствии их перевели в тюрьму в Харькове и казнили в апреле 1940 года.

2. Заявители по жалобе N 29520/09

28. Первая и вторая заявительницы, Витомила Волк-Езерская (Witomila Wolk-Jezierska) и Ойцумила Волк (Ojcumila Wolk), родились в 1940 и 1917 годах соответственно. Они являются дочерью и женой Винсента Волка (Wincenty Woik), родившегося в 1909 году, который был поручиком подразделения тяжелой артиллерии Польской армии перед Второй мировой войной. Он был захвачен в плен Красной армией 19 сентября 1939 г. и содержался в лагере в Козельске (назван в пункте 3 регистрационного списка НКВД 052/3 04.1940). Винсент Волк был убит 30 апреля 1940 г. и захоронен в Катыни. Его тело было идентифицировано в 1943 году во время эксгумации (N 2564).

29. Третья заявительница, Ванда Родович (Wanda Rodowicz), родилась в 1938 году. Она является дочерью Станислава Родовича (Stanislaw Rodowicz), родившегося в 1883 году, который был офицером запаса Польской армии. Он был захвачен Красной армией в плен на венгерской границе около 20 сентября 1939 г. и содержался в лагере в Козельске (записан под N 94 в списке 017/2). Он был убит и захоронен в Катыни. Его тело было идентифицировано в 1943 году во время эксгумации (N 970).

30. Четвертая заявительница, Халина Михальска (Halina Michalska), родилась в 1929 году. Она является дочерью Станислава Ужембло (Stanislaw Uziemblo), родившегося в 1889 году. С. Ужембло был офицером Польской армии. Его взяли в плен советские войска под Белостоком (Bialystok) (Польша) и содержали в лагере для военнопленных в Старобельске (пункт 3 400). Предполагалось, что он был убит в Харькове и похоронен в поселке Пятихатки под Харьковом (теперь Украина).

31. Пятый заявитель, Артур Томашевский (Artur Tomaszewski), родился в 1930 году. Он является сыном Шимона Томашевского (Szymon Tomaszewski), родившегося в 1900 году. Отец пятого заявителя, начальник отделения полиции на польско-советской границе в районе Кобыля (Kobylia), был арестован советскими войсками и доставлен в специальный лагерь НКВД в Осташково (пункт 5 в списке 045/3). Он был убит в Твери и похоронен в поселке Медное.

32. Шестой заявитель, Ежи Лех Велебновский (Jerzy Lech Wielebnowski), родился в 1935 году. Его отец, Александр Велебновский (Aleksander Wielebnowski), родился в 1897 году и был офицером полиции в городе Луцк (Luck), в Восточной Польше. В октябре 1939 года он был арестован советскими войсками и доставлен в специальный лагерь НКВД в Осташково (пункт 10 в списке 033/2). Он был убит в Твери и похоронен в поселке Медное.

33. Седьмой заявитель, Густав Эрхард (Gustaw Erchard), родился в 1935 году. Его отец, Стефан Эрхард (Stefan Erchard), родился в 1900 году и был директором начальной школы в городе Рудка, Польша. Он был арестован советскими войсками и помещен в лагерь в Старобельске (пункт 3869). Предполагалось, что он был убит в Харькове и похоронен в поселке Пятихатки.

34. Восьмой и девятый заявители, Ежи Кароль Малевич (Jerzy Karol Malewicz) и Кшиштоф Ян Малевич (Krzysztof Jan Malewicz), родились соответственно в 1928 и 1931 годах и являются детьми Станислава Августа Малевича (Stanislaw August Malewicz). Отец заявителей родился в 1889 году и служил доктором в Польской армии. Его захватили в плен в Ровно (Rowne), Польша, и держали в лагере в Старобельске (пункт 2219). Предполагалось, что он был убит в Харькове и похоронен в поселке Пятихатки.

35. Десятая и одиннадцатая заявительницы, Кристина Кшышковяк (Krystyna Krzyszkowiak) и Ирена Эрхард (Irena Erchard), родились соответственно в 1940 и 1936 годах и являются дочерями Михаля Адамчика (Michal Adamczyk), который родился в 1903 году и являлся начальником отделения полиции в городе Сарнаки (Sarnaki). Он был арестован советскими войсками, помещен в лагерь в Осташково (пункт 5 в списке 037/2), убит в Твери и похоронен в поселке Медное.

36. Двенадцатая заявительница, Кристина Мещанковская (Krystyna Mieszczankowska), 1930 года рождения, является дочерью Станислава Мелецкого (Stanislaw Mielecki). Ее отец, польский офицер 1895 года рождения, содержался в лагере в Козельске после ареста советскими войсками. Его убили и похоронили в Катыни. Его тело было идентифицировано в 1943 году во время эксгумации.

37. Тринадцатый заявитель, Кшиштоф Романовский (Krzysztof Romanowski), 1953 года рождения, является племянником Рышарда Жоледзиовского (Ryszard Zoledziowski), 1887 года рождения, который содержался в лагере в Старобельске (пункт 1151) и, предположительно, был убит в Харькове и похоронен в поселке Пятихатки. Список пленных из Старобельского лагеря, в котором было указано имя родственника тринадцатого заявителя, был обнаружен в кармане куртки польского офицера, чьи останки с огнестрельной раной головы были обнаружены во время совместных польско-российских работ под Харьковом в 1991 году.

С. Расследования по уголовному делу N 159

38. 13 апреля 1990 г., во время визита Президента Польши В. Ярузельского (W. Jaruzelski) в Москву, Президент СССР М. Горбачев передал ему документы по убийствам в Катыни. Официальные новостные агентства СССР опубликовали сообщение, в котором на базе рассекреченных архивных материалов подтверждалось, что "Берия, Меркулов и их подчиненные несли прямую ответственность за преступление, совершенное в Катынском лесу".

39. 22 марта 1990 г. Харьковская областная прокуратура возбудила уголовное дело по факту обнаружения массовых захоронений в районе городского лесопарка. 6 июня 1990 г. Калининская (Тверская) городская прокуратуры возбудила уголовное дело по факту "исчезновения" в мае 1940 г. польских военнопленных, содержавшихся в лагере НКВД в Осташково. 27 сентября 1990 г. Главный военный прокурор СССР принял уголовное дело N 159 от Харьковской областной прокуратуры и передал его группе военных прокуроров.

40. Летом и осенью 1991 года польские и российские специалисты проводили эксгумации тел в массовых захоронениях под Харьковом, в Катыни и поселке Медное. Они также исследовали архивные документы, связанные с катынскими убийствами, допросили как минимум 40 свидетелей и назначили судебно-медицинские экспертизы.

41. 14 октября 1992 г. Президент Российской Федерации Б. Ельцин заявил, что польские офицеры были приговорены к смерти И. Сталиным и Политбюро Коммунистической партии СССР. Директор Российской государственной архивной службы передал польским властям ряд документов, включая решение от 5 марта 1940 г. Во время официального визита в Польшу 25 августа 1993 г. Президент Б. Ельцин почтил память жертв Катыни перед Катынским крестом в Варшаве.

42. В конце мая 1995 года прокуроры из Белоруссии, Польши, России и Украины провели рабочее совещание в Варшаве, во время которого они оценили ход расследования по делу N 159. Участники совещания договорились, что российские прокуроры попросят коллег из Белоруссии и Украины о правовой помощи для установления обстоятельств казни в 1940 году 7 305 польских граждан.

43. 13 мая 1997 года белорусские власти уведомили российскую сторону, что они не смогли найти каких-либо документов, касающихся казни польских военнопленных в 1940 году. В 2002 году украинские власти представили документы, касавшиеся перевода заключенных из Старобельского лагеря в тюрьму НКВД в Харьковской области.

44. В 2001, 2002 и 2004 годах президент Польского института национальной памяти неоднократно, но безуспешно обращался в Главную военную прокуратуру Российской Федерации с целью получения доступа к материалам следствия.

45. 21 сентября 2004 г. Главная военная прокуратура прекратила производство по делу N 159, по-видимому, на том основании, что лица, предположительно несущие ответственность за преступления, уже умерли. 22 декабря 2004 г. Межведомственная комиссия по защите государственной тайны присвоила 36 из 183 томам уголовного дела гриф "совершенно секретно", а еще восьми томам - гриф "только для внутреннего пользования". Постановление о прекращении расследования имело гриф "совершенно секретно", и о его существовании стало известно только 11 марта 2005 г. на пресс-конференции, которую давал Главный военный прокурор Российской Федерации.

46. На просьбу Европейского Суда о предоставлении копии постановления от 21 сентября 2004 г. власти Российской Федерации ответили отказом, ссылаясь на засекреченность документа. Из замечаний властей Российской Федерации следовало, что расследование было прекращено на основании пункта 4 части первой статьи 24 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи со смертью подозреваемых.

47. С 9 по 21 октября 2005 г. три прокурора из Института национальной памяти, проводивших расследование убийств в Катыни, и главный специалист Центральной комиссии по расследованию преступлений против польского народа посетили Москву по приглашению Главной военной прокуратуры. Они ознакомились с 67 томами следствия по делу N 159, которые не имели грифа секретности, но копии им делать не разрешалось.

48. 8 мая 2010 г. Президент Российской Федерации Д. Медведев передал спикеру Парламента Польши 67 томов Катынского дела. По информации властей Польши, всего власти Российской Федерации передали им заверенные копии 148 томов дела, состоящие из примерно 45 000 страниц.

D. Производство по делу N 55508/07

49. В 2003 году польский адвокат Шевчык, нанятый заявителем Яновцом и матерью заявительницы Трыбовской, обратился в Генеральную прокуратуру Российской Федерации с просьбой о предоставлении документов, касавшихся Анджея Яновца, Антони Навратиля и третьего лица.

50. 23 июня 2003 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации ответила адвокату заявителей, что Главная военная прокуратура Российской Федерации расследовала уголовное дело по факту казни польских офицеров в 1940 году. В 1991 году в ходе следствия было найдено около 200 тел в Харьковской, Тверской и Смоленской областях, и среди них были идентифицированы А. Навратиль и А. Яновец. Их имена также были обнаружены в списках лиц из Старобельского лагеря. Любые другие касавшиеся указанных лиц документы были уничтожены ранее.

51. 4 декабря 2004 г. адвокат Шевчык официально обратился в Главную военную прокуратуру Российской Федерации с ходатайством о признании прав заявителей Яновца и Трыбовского в качестве родственников казненных польских офицеров и предоставить им копии процессуальных документов и личных документов, касавшихся Антони Навратиля и Анджея Яновца.

52. 10 февраля 2005 г. Главная военная прокуратура Российской Федерации ответила, что Антони Навратиль и Анджей Яновец числились в списках заключенных Старобельского лагеря, казненных НКВД в 1940 году и похороненных под Харьковом. Никаких других материалов по указанным лицам в наличии не было. Копии процессуальных документов могли быть выданы только официально признанным жертвам или их представителям.

53. Впоследствии заявители Яновец и Трыбовский наняли российского адвоката Бушуева, который обратился в Главную военную прокуратуру Российской Федерации с ходатайством об ознакомлении с материалами дела. 7 ноября 2006 г. Главная военная прокуратура Российской Федерации отказала адвокату в разрешении на ознакомление с материалами дела, поскольку его доверители не были официально признаны потерпевшими по делу.

54. Адвокат продал в суд жалобу на отказы Главной военной прокуратуры Российской Федерации от 10 февраля 2005 г. и 7 ноября 2006 г. Он утверждал, в частности, что статус жертвы в уголовном деле должен определяться со ссылкой на фактические обстоятельства, такие как понесло ли соответствующее лицо или нет ущерб от преступных действий. С этой точки зрения решение следователя о признании кого-либо потерпевшим по делу должно рассматриваться как формальное признание таких фактических обстоятельств. Адвокат требовал признания заявителей Яновца и Трыбовского потерпевшими по делу и получения разрешения для них на ознакомление с материалами дела.

55. 18 апреля 2007 г. Московский окружной военный суд отклонил жалобу адвоката заявителей. Суд отметил, что, хотя Антони Навратиль и Анджей Яновец числились среди заключенных Старобельского лагеря, их останков не было среди тех, что были установлены следствием. Следовательно, по мнению военного суда, не было правовых оснований полагать, что они умерли в результате рассматриваемого преступления. Что касается материалов дела, военный суд отметил, что постановление о прекращении производства по делу от 21 сентября 2004 г. было объявлено государственной тайной, поэтому иностранные граждане не могли иметь к нему доступа.

56. 24 мая 2007 г. Верховный Суд Российской Федерации оставил указанное решение без изменения, дословно воспроизведя доводы военного суда.

Е. Производство по жалобе N 29520/09

57. 20 августа 2008 г. группа юристов, действовавших в интересах заявителей, обжаловала в суд постановление прокуратуры от 21 сентября 2004 г. Они утверждали, что родственники заявителей были среди заключенных польских офицеров, которые были расстреляны по решению Политбюро Коммунистической партии СССР от 5 марта 1940 г. Однако заявители не были признаны потерпевшими по делу N 159 и не могли подавать ходатайства и заявления, иметь доступ к материалам дела или получать копии решений. Адвокаты также утверждали, что расследование не было эффективным, поскольку не было сделано никакой попытки взять биологические образцы заявителей с целью идентификации эксгумированных человеческих останков.

58. 14 октября 2008 г. Московский окружной военный суд отклонил жалобу. Было установлено, что в 1943 году Международная комиссия и Техническая комиссия Польского Красного Креста эксгумировали останки, а затем перезахоронили их, не пересчитав и не идентифицировав тела. В ходе последующих экскавационных работ, проводившихся в 1991 году, были идентифицированы 22 тела, и среди установленных лиц родственников заявителей не было. Военный суд признал, что имена родственников заявителей были включены в списки НКВД Осташковского, Старобелецкого и Козельского лагерей, тем не менее "Катынское расследование... не установило судьбу указанных лиц". Поскольку их тела не были идентифицированы, не существовало никаких доказательств того, что родственники заявителей погибли в результате преступления, заключавшегося в злоупотреблении властью (статья 193-17 Уголовного кодекса РСФСР от 1926 года), указанного в постановлении от 21 сентября 2004 г. Следовательно, не было никаких оснований для признания заявителей потерпевшими в соответствии со статьей 42 Уголовно-процессуального кодекса. Более того, засекреченные документы не могли быть доступны для "представителей иностранных государств".

59. Адвокаты подали кассационную жалобу, в которой они утверждали, что отсутствие информации о судьбе родственников заявителей явилось результатом неэффективного расследования. Двадцать два человека были идентифицированы только на основании военных личных знаков, найденных в местах захоронений, и следователи не предприняли никаких мер и не назначили никаких судебно-медицинских экспертиз для идентификации эксгумированных останков. Кроме того, общеизвестным фактом является то, что в ходе экскавационных работ в 1943 году были обнаружены останки 4 243 человек, из которых было идентифицировано 2 730 лиц. Среди тех идентифицированных были три лица, чьи родственники являлись истцами в данном разбирательстве. Предоставление истцам статуса жертвы позволило бы идентифицировать останки с применением генетических методов. В заключение адвокаты подчеркнули, что материалы по "Катынскому" уголовному делу не содержат никакой информации, подтверждающей вывод о том, что кто-либо из польских офицеров, которых забрали из лагерей НКВД, выжил или умер от естественных причин.

60. 29 января 2009 г. Верховный Суд Российской Федерации оставил постановление от 14 октября 2008 г. полностью без изменения. Суд привел дословно обширные отрывки из выводов Московского окружного военного суда, а также добавил, что постановление от 21 сентября 2004 г. не может быть отменено, поскольку истек срок исковой давности и разбирательства в отношении некоторых подозреваемых были прекращены по "реабилитационным основаниям".

F. Производство по вопросу о рассекречивании постановления от 21 сентября 2004 г.

61. 26 марта 2008 г. организация "Мемориал", неправительственная правозащитная организация, обратилась в Главную военную прокуратуру Российской Федерации с требованием рассекретить постановление от 21 сентября 2004 г. В своем ответе от 22 апреля 2008 г. прокуратура проинформировала организацию "Мемориал" о том, что в ее компетенцию не входит решение вопроса о снятии грифа секретности, который был утвержден Межведомственной комиссией по защите государственной тайны.

62. 12 марта 2009 г. "Мемориал" обратился в Межведомственную комиссию по защите государственной тайны с требованием рассекретить постановление от 21 сентября 2004 г., утверждая, что засекречивание материалов "Катынского" расследования было морально и юридически неприемлемым и что оно также нарушало статью 7 Закона о государственной тайне* (* Так в тексте. Видимо, речь идет о Законе Российской Федерации от 21 июля 1993 г. N 5485-I "О государственной тайне" (прим. перев.).), которая запрещает засекречивание любой информации, касающейся нарушения прав человека. В письме от 27 августа 2009 г. Межведомственная комиссия по защите государственной тайны ответила организации "Мемориал", что их требование было рассмотрено и отклонено, но не предоставила дополнительных сведений.

63. Организация "Мемориал" обжаловала отказ Межведомственной комиссии по защите государственной тайны в Московский городской суд. На слушании 13 июля 2010 г. суд ознакомился с письмом комиссии от 25 июня 2010 г. на имя председательствующего судьи. В письме говорилось, что 22 декабря 2004 г. комиссия не принимала какого-либо решения о засекречивании постановления Главной военной прокуратуры Российской Федерации от 21 сентября 2004 г.

64. В ходе проведения закрытого судебного заседания 2 ноября 2010 г. Московский городской суд отклонил ходатайство организации "Мемориала" о рассекречивании, установив, в частности, следующее:

"...Суд установил, что 21 сентября 2004 г. Главная военная прокуратура Российской Федерации вынесла постановление о прекращении уголовного дела, которое было возбуждено 22 марта 1990 г. Харьковской областной прокуратурой Украинской ССР в связи с обнаружением останков тел польских граждан в лесополосе Харькова...

Следствие квалифицировало действия ряда известных высокопоставленных должностных лиц СССР как злоупотребление властью при особо отягчающих обстоятельствах, предусмотренное пунктом "б" статьи 193-17 Уголовного кодекса. Уголовное дело в отношении этих должностных лиц было прекращено на основании пункта 4 части первой статьи 24 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (в связи со смертью обвиняемых). Дело в отношении остальных было прекращено на основании пункта 2 части первой статьи 24 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (за отсутствием события преступления).

Главная военная прокуратура Российской Федерации направила проект постановления о прекращении производства по уголовному делу в Федеральную службу безопасности для экспертного заключения относительно того, не содержит ли проект какую-либо конфиденциальную или секретную информацию по смыслу статьи 9 Закона о государственной тайне, поскольку Федеральная служба безопасности имела право по своему усмотрению контролировать информацию, приведенную в постановлении Главной военной прокуратуры.

Комиссия экспертов из Федеральной службы безопасности установила, что проект постановления Главной военной прокуратуры содержал информацию, которая еще не была рассекречена. Кроме того, комиссия отметила, что в проекте постановления содержится информация, доступ к которой был ограничен...

21 сентября 2004 г. сотрудник Главной военной прокуратуры Российской Федерации вынес постановление о прекращении уголовного дела N 159. С учетом вышеупомянутых выводов, сделанных Федеральной службой безопасности, и на основании подпунктов 2 и 3 пункта 4 статьи 5 и статьи 8 Закона о государственной тайне, а также пункта 80 Указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1995 г. N 1203 документу была присвоена наивысшая степень секретности... Следовательно, нет никаких правовых оснований для удовлетворения требования организации "Мемориал" о признании постановления Главной военной прокуратуры Российской Федерации о засекречивании постановления от 21 сентября 2004 г. незаконным и необоснованным...

Что касается утверждения заявителя о том, что информация, касающаяся нарушений закона со стороны государственных органов или должностных лиц, не может быть объявлена государственной тайной или засекречена, в соответствии со статьей 7 Закона о государственной тайне, данный аргумент является несущественным, поскольку постановление Главной военной прокуратуры Российской Федерации от 21 сентября 2004 г. содержало информацию, относящуюся к сфере разведки, контрразведки и оперативно-розыскных мероприятий, которые в соответствии со статьей 4 Закона о государственной тайне являются государственной тайной...".

65. 26 января 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации отклонил кассационную жалобу организации "Мемориал" на решение городского суда.

G. Производство по вопросу "реабилитации" родственников заявителей

66. Большинство заявителей неоднократно обращались в различные российские органы власти, в первую очередь в Главную военную прокуратуру Российской Федерации, для получения информации о расследовании "Катынского" уголовного дела, а также для "реабилитации" их родственников в соответствии с положениями Закона о реабилитации 1991 года (см. § 86 настоящего Постановления).

67. В письме от 21 апреля 1998 г., направленном в ответ на запрос о реабилитации, поданный Ойцумилой Волк (Ojcumila Wolk), Главная военная прокуратура Российской Федерации подтвердила, что ее муж, Винсент Волк (Wincenty Wolk), содержался в качестве военнопленного в Козельском лагере, а затем был казнен вместе с другими заключенными весной 1940 года. В письме говорилось, что ее запрос о реабилитации будет рассматриваться только после завершения расследования дела.

68. После завершения расследования по делу N 159, 25 октября 2005 г., Витомила Волк-Езерская (Witomila Wolk-Jezierska) обратилась в Главную военную прокуратуру Российской Федерации с просьбой предоставить ей копию постановления о прекращении расследования. В письме от 23 ноября 2005 г. прокуратура отказалась предоставить документ, сославшись на высшую степень секретности постановления. 8 декабря 2005 г. Посольство Польши в Москве обратилось с ходатайством в прокуратуру с целью получить разъяснения, касающиеся реабилитации г-на Волк. В письме от 18 января 2006 г. прокуратура выразила мнение, что отсутствовали правовые основания для реабилитации г-на Волк и других польских граждан, поскольку расследование не установило, какое из положений Уголовного кодекса 1926 года явилось основанием для репрессий, которым они были подвергнуты. В аналогично сформулированном письме от 12 февраля 2007 г. была по тем же основаниям отклонена последующая просьба г-жи Волк.

69. 13 марта 2008 г. Главная военная прокуратура Российской Федерации отклонила ходатайство о реабилитации, представленное адвокатом, действующим от имени заявителей. Прокурор утверждал, что не было возможности установить правовую основу репрессий, которым подверглись польские граждане в 1940 году. Несмотря на наличие некоторых документов, устанавливающих, что родственники заявителей были переведены из лагерей НКВД в деревне Осташково, городах Козельск и Старобельск в города Калинин, Смоленск и Харьков, совместные усилия белорусских, польских, российских и украинских следователей не привели к обнаружению каких-либо уголовных дел или других документов, имеющих отношение к их преследованию в 1940 году. При отсутствии таких документов невозможно принять решение о том, применим ли закон о реабилитации. Вместе с тем прокурор заявил, что останки тел родственников заявителей не были обнаружены среди человеческих останков во время эксгумационных работ.

70. Адвокат заявителей обжаловал отказ прокуратуры в суд.

71. 24 октября 2008 г. Хамовнический районный суд Москвы отклонил жалобу. Хотя суд подтвердил, что имена родственников заявителей находились в списках заключенных НКВД, он отметил, что только 20 тел были идентифицированы после эксгумации, проводившейся в рамках дела N 159, и что среди них не было родственников заявителей. Кроме того, суд постановил, что не было никаких оснований предполагать, что десять польских военнопленных (родственники заявителей) действительно были расстреляны, и что российские юристы не имели никакой правовой заинтересованности в реабилитации польских граждан.

72. 25 ноября 2008 г. Московский городской суд в краткой форме отклонил кассационную жалобу на решение районного суда.

H. Заявление Государственной Думы Российской Федерации о Катынской трагедии

73. 26 ноября 2010 г. Государственная Дума Российской Федерации, нижняя палата российского парламента, приняла заявление "О Катынской трагедии и ее жертвах", в котором говорится следующее:

"Семьдесят лет назад были расстреляны тысячи польских граждан, содержавшихся в лагерях для военнопленных НКВД СССР и тюрьмах западных областей Украинской ССР и Белорусской ССР.

В официальной советской пропаганде ответственность за это злодеяние, получившее собирательное название Катынской трагедии, приписывалась нацистским преступникам... В начале 1990-х годов наша страна совершила важные шаги на пути к установлению истины в Катынской трагедии. Было признано, что массовое уничтожение польских граждан на территории СССР во время Второй мировой войны стало актом произвола тоталитарного государства...

Опубликованные материалы, многие годы хранившиеся в секретных архивах, не только раскрывают масштабы этой страшной трагедии, но и свидетельствуют, что Катынское преступление было совершено по прямому указанию Сталина и других советских руководителей...

Копии многих документов, хранившихся в закрытом архиве Политбюро ЦК КПСС, уже переданы польской стороне. Депутаты Государственной Думы уверены, что эта работа должна быть продолжена. Необходимо и дальше изучать архивы, выверять списки погибших, восстанавливать честные имена тех, кто погиб в Катыни и других местах, выяснять все обстоятельства трагедии...".

II. Соответствующее международное право и правоприменительная практика

А. Гаагская Конвенция IV

74. Конвенция IV о законах и обычаях сухопутной войны и, в частности, приложение к ней - Положения о законах и обычаях сухопутной войны (Гаага, 18 октября 1907 г.) предусматривают следующее:

"...Статья 4. Военнопленные находятся во власти неприятельского правительства, а не отдельных лиц или отрядов, взявших их в плен.

С ними надлежит обращаться человеколюбиво...

Статья 23. Кроме ограничений, установленных особыми соглашениями, воспрещается:

...(b) предательски убивать или ранить лиц, принадлежащих к населению или войскам неприятеля;

(c) убивать или ранить неприятеля, который, положив оружие или не имея более средств защищаться, безусловно сдался...

Статья 50. Никакое общее взыскание, денежное или иное, не может быть налагаемо на все население за те деяния единичных лиц, в которых не может быть усмотрено солидарной ответственности населения...".

B. Женевская Конвенция

75. Конвенция об обращении с военнопленными (Женева, 27 июля 1929 г.) предусматривает следующее:

"...Статья 2. Военнопленные находятся во власти неприятельской государства, но отнюдь не в отдельной воинской части, взявшей их в плен.

С ними надо постоянно обходиться человечно, в особенности защищая от насилия, оскорблений и любопытства толпы.

Меры репрессий в отношении их воспрещаются...

Статья 61. Ни один военнопленный не может быть осужден без предоставления ему возможности защиты.

Ни один военнопленный не может быть принужден к признанию себя виновным в деянии, в котором он обвиняется...

Статья 63. Приговоры в отношении военнопленных выносятся теми же судьями и в том же порядке, какие установлены для лиц, принадлежащих к составу армии государства, содержащей пленных...".

C. Устав Международного военного трибунала

76. Статья 6 Устава (статута) Международного военного трибунала (Нюрнбергского трибунала), принятая в соответствии с соглашением, подписанным 8 августа 1945 г. правительствами США, Франции, Соединенного Королевства и СССР, содержит следующее определение преступления:

"Следующие действия или любые из них являются преступлениями, подлежащими юрисдикции Трибунала и влекущими за собой индивидуальную ответственность:

(а) преступления против мира, а именно планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений, или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий;

(b) военные преступления, а именно нарушение законов или обычаев войны. К этим нарушениям относятся убийства, истязания или увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории; убийства или истязания военнопленных или лиц, находящихся в море; убийства заложников; ограбление общественной или частной собственности; бессмысленное разрушение городов или деревень; разорение, не оправданное военной необходимостью и другие преступления;

(с) преступления против человечности, а именно убийства, истребление, порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны или преступления по политическим, расовым или религиозным мотивам в целях осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет".

77. Впоследствии определение было признано как принцип IV, входящий в принципы международного права, принятые в Уставе Нюрнбергского трибунала, и в решении этого трибунала, сформулированном Комиссией международного права в 1950 году в соответствии с резолюцией Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций 177(II) и утвержденном Генеральной Ассамблеей ООН.

D. Конвенция о неприемлемости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества

78. Конвенция о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества (26 ноября 1968 г.), участницей которой является Российская Федерация, предусматривает, в частности, следующее:

"Статья I

Никакие сроки давности не применяются к следующим преступлениям, независимо от времени их совершения:

(a) военные преступления, как они определяются в Уставе Нюрнбергского международного военного трибунала от 8 августа 1945 г. и подтверждаются резолюциями 3(I) от 13 февраля 1946 г. и 95(I) от 11 декабря 1946 г. Генеральной Ассамблеи ООН...

(b) преступления против человечества, независимо от того, были ли они совершены во время войны или в мирное время, как они определяются в Уставе Нюрнбергского международного военного трибунала от 8 августа 1945 г. и подтверждаются в резолюциях 3(I) от 13 февраля 1946 г. и 95(I) от 11 декабря 1946 г. Генеральной Ассамблеей ООН...

Статья IV

Государства - участники настоящей Конвенции обязуются принять в соответствии с их конституционной процедурой любые законодательные или иные меры, необходимые для обеспечения того, чтобы срок давности, установленный законом или иным путем, не применялся к судебному преследованию и наказанию за преступления, указанные в статьях I и II настоящей Конвенции, и чтобы там, где такой срок применяется к этим преступлениям, он был отменен".

E. Венская Конвенция о праве международных договоров

79. Венская Конвенция о праве международных договоров (23 мая 1969 г.), участницей которой является Российская Федерация, предусматривает следующее:

"...Статья 26

Договоры должны соблюдаться "Pacta sunt servanda".

Каждый действующий договор обязателен для участников и должен ими добросовестно выполняться.

Cтатья 27

Внутреннее право и соблюдение договоров.

Участник не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения договора...

Cтатья 28

Договоры не имеют обратной силы.

Если иное намерение не явствует из договора или не установлено иным образом, то положения договора не обязательны для участника договора в отношении любого действия или факта, которые имели место до даты вступления договора в силу для указанного участника, или в отношении любой ситуации, которая перестала существовать до этой даты...".

F. Международный пакт о гражданских и политических правах

80. Статья 7 Пакта, одной из сторон которого является Российская Федерация, гласит:

"Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению или наказанию. В частности, ни одно лицо не должно без его свободного согласия подвергаться медицинским или научным опытам".

81. Замечания Комитета ООН по правам человека общего порядка N 31 [80] "Характер общего юридического обязательства, налагаемого на государства - участников Пакта", принятые 29 марта 2004 г. (2187-я встреча), содержат следующие положения:

"...4. Обязательства по Пакту в целом и статья 2, в частности, являются обязательными для каждого государства-участника в целом. Действия всех ветвей власти (исполнительной, законодательной и судебной) и других общественных или государственных органов любого уровня - внутригосударственного, регионального или местного - могут повлечь за собой ответственность государства-участника. Исполнительная ветвь власти, которая, как правило, представляет государство-участника на международном уровне, в том числе и в Комитете, не может ссылаться на то обстоятельство, что несовместимое с положениями Пакта действие было осуществлено другой ветвью власти в качестве оправдания с целью освобождения государства-участника от ответственности за действия и последующее несоответствие. Понимание этого непосредственно вытекает из принципа, содержащегося в статье 27 Венской Конвенции о праве международных договоров, согласно которому государство-участник "не может ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания невыполнения им договора"...".

82. На заседании 3 апреля 2003 г. Комитет ООН по правам человека, учрежденный в соответствии со статьей 28 Пакта, после рассмотрения жалобы N 886/1999, представленной от имени Натальи Шедко (Natalia Schedko) и Антона Бондаренко (Anton Bondarenko) против Беларуси, высказал следующее мнение:

"...10.2. Комитет отмечает, что утверждение заявительницы о том, что ее семья не была проинформирована ни о дате, ни о часе, ни о месте казни ее сына, ни о точном месте его последующего захоронения, осталось неопровергнутым. При отсутствии какого-либо опровержения данного утверждения государством-участником и какой-либо другой соответствующей информации от государства-участника относительно практики приведения в исполнение приговоров к смертной казни следует уделить дулжное внимание утверждению заявителя. Комитет понимает продолжающиеся душевные страдания и психологический стресс, причиненные заявительнице как матери приговоренного к смертной казни заключенного, в результате продолжающейся неопределенности в отношении обстоятельств, приведших к его казни, а также места его захоронения. Комитет считает, что обстановка полной секретности в отношении даты казни и места захоронения и отказ в выдаче тела для захоронения равноценны запугиванию или наказанию семей, поскольку их намеренно оставляют в состоянии неопределенности и психических страданий. Комитет считает, что первоначальный отказ властей уведомить заявительницу о запланированной дате казни ее сына и их последующий настойчивый отказ сообщить ей место захоронения представляют собой бесчеловечное обращение с заявительницей в нарушение статьи 7 Пакта".

83. На заседании 28 марта 2006 г. Комитет ООН по правам человека на рассмотрении жалобы N 1159/2003, представленной от имени Мариам (Mariam), Филиппа (Philippe), Огюста (Auguste) и Тома (Thomas) Санкара (Sankara) против Буркина-Фасо, высказал следующие мнения:

"...6.2. Комитет принял к сведению аргументы государства-участника, касающиеся неприемлемости жалобы по критерию ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - рассматриваются те деяния, которые произошли после ратификации соответствующего документа государством-ответчиком, "временная компетенция" (прим. перев.).). Принимая также во внимание аргументы заявителей, Комитет считает, что следует проводить различие между жалобой, связанной с Тома Санкара, и жалобой, касающейся г-жи Санкара и ее детей. Комитет считает, что смерть Тома Санкара, которая, возможно, является нарушением ряда статей Пакта, произошла 15 октября 1987 г., то есть до вступления в силу Пакта и Факультативного протокола на территории Буркина-Фасо. Эта часть жалобы является неприемлемой для рассмотрения по критерию ratione temporis. Свидетельство о смерти Тома Санкара от 17 января 1988 г., в котором утверждается, что он умер от естественных причин, что противоречит фактам, которые являются достоянием общественности и подтверждены государством-участником... и неспособность властей исправить выданное свидетельство в течение всего этого времени, необходимо рассматривать с учетом их продолжающегося влияния, оказываемого на г-жу Санкара и ее детей...

12.2. Что касается предполагаемого нарушения статьи 7, Комитет признает страдание и психологическое давление, от которых г-жа Санкара и ее сыновья, семья убитого при сомнительных обстоятельствах, страдали и продолжают страдать, поскольку они до сих пор не знают обстоятельств смерти Тома Санкара и точного места его официального захоронения. Семья Тома Санкара имеет право знать обстоятельства его смерти, и Комитет отмечает, что любые жалобы, касающиеся действий, запрещенных статьей 7 Пакта, должны расследоваться незамедлительно и беспристрастно компетентными органами. Кроме того, Комитет отмечает, как он уже сделал в ходе обсуждения вопроса о приемлемости жалобы, неспособность властей исправить свидетельство о смерти Тома Санкара от 17 января 1988 г., в котором зафиксированы естественные причины смерти, что противоречит общеизвестным фактам, подтвержденным государством-участником. Комитет считает, что отказ провести расследование в связи со смертью Тома Санкара, отсутствие официального признания места его захоронения и неспособность исправить свидетельство о смерти являются бесчеловечным обращением в отношении г-жи Санкара и ее сыновей, в нарушение статьи 7 Пакта...".

III. Соответствующее внутригосударственное законодательство

А. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (от 18 декабря 2001 г. N 174-ФЗ)

84. В части первой статьи 24 изложены следующие основания для прекращения уголовного дела:

"(1) отсутствие события преступления;

(2) отсутствие в деянии состава преступления...

(4) смерть подозреваемого или обвиняемого, за исключением случаев, когда производство по уголовному делу необходимо для реабилитации умершего...".

85. В статье 42 говорится, что "потерпевшим" является лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный или моральный вред. Решение о признании "потерпевшим" принимается дознавателем, следователем, прокурором или судьей.

B. Закон о реабилитации жертв политических репрессий (от 18 октября 1991 г. N 1761-I)

86. Согласно преамбуле целью закона о реабилитации является "реабилитация" всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории Российской Федерации с 7 ноября 1917 г., термин "реабилитация" подразумевает "восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной компенсации материального ущерба".

87. Статья 1 определяет "политические репрессии" как различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, а также иное лишение прав или свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым или социальным, национальным или религиозным признакам.

88. В статье 2 говорится, что закон о реабилитации распространяется на граждан Российской Федерации, граждан государств бывшего СССР, иностранных граждан и лиц без гражданства, подвергшихся политическим репрессиям на территории Российской Федерации после 7 ноября 1917 г.

89. Статья 3 устанавливает категории лиц, которые подлежат "реабилитации". В пункте (б) указаны лица, которые подверглись уголовным репрессиям по решениям Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК), Главного политического управления (ГПУ), Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), Министерства госбезопасности (МГБ), прокуратуры и их коллегий, "особых совещаний", "троек" и иных органов, осуществлявших судебные функции.

С. Засекречивание и рассекречивание государственных тайн в Российской Федерации

90. Согласно преамбуле Закон о государственной тайне (от 21 июля 1993 г. N 5485-I) регулирует отношения, возникающие в связи с отнесением сведений к государственной тайне, их засекречиванием и рассекречиванием и защитой информации в интересах государственной безопасности Российской Федерации.

91. Статья 5 содержит перечень сведений, которые составляют государственную тайну. В частности, в ней говорится следующее:

"...(4) сведения в области разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, а также сведения в области борьбы с терроризмом:

- о силах, средствах, об источниках, о методах, планах и результатах разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, а также данные о финансировании этой деятельности...

- о лицах, сотрудничающих или сотрудничавших на конфиденциальной основе с органами, осуществляющими разведывательную, контрразведывательную и оперативно-розыскную деятельность...".

92. Статья 7 содержит перечень сведений, которые не подлежат отнесению к государственной тайне и засекречиванию. В частности, к ним относятся сведения:

"- о фактах нарушения прав и свобод человека и гражданина...

- о фактах нарушения законности органами государственной власти и их должностными лицами".

93. Статья 13 устанавливает порядок рассекречивания сведений. В ней также говорится следующее:

"Срок засекречивания сведений, составляющих государственную тайну, не должен превышать 30 лет. В исключительных случаях этот срок может быть продлен по заключению Межведомственной комиссии по защите государственной тайны".

94. 2 августа 1997 г. Правительство Российской Федерации утвердило Положение о подготовке к передаче сведений, составляющих государственную тайну, другим государствам и международным организациям (N 973). Оно предусматривает, что передача сведений осуществляется по решению Правительства Российской Федерации при наличии экспертного заключения Межведомственной комиссии по защите государственной тайны (§ 3). Обязательства принимающей стороны по защите передаваемых ей секретных сведений предусматриваются в заключаемом с ней международном договоре, устанавливающем, среди прочего, порядок передачи сведений, обязательства о конфиденциальности и порядок урегулирования спорных вопросов (§ 4).

D. Уголовный кодекс Российской Федерации (от 13 июня 1996 г. N 63-ФЗ)

95. Глава 34 содержит перечень преступлений против мира и безопасности человечества. Статья 356 запрещает, в частности, "жестокое обращение с военнопленными или гражданским населением" и предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок до 20 лет.

96. Пункт 5 статьи 78 устанавливает, что к преступлениям, предусмотренным статьями 353 (планирование, подготовка, развязывание и ведение войны), 356 (применение запрещающих средств и методов ведения войны), 357 (геноцид) и 358 (экоцид), сроки давности не применяются.

Право

I. Могут ли предстать перед Европейским Судом родственники покойных заявителей

97. После смерти заявителя Кшиштофа Яна Малевича (Krzysztof Jan Malewicz) 7 июля 2011 г. его сын, Петр Малевич (Piotr Malewicz), информировал Европейский Суд о своем намерении участвовать вместо отца в рассмотрении поданной жалобы.

98. Палата Европейского Суда напомнила, что в случаях, когда заявитель умирал в ходе судебного разбирательства, Европейский Суд прежде всего принимал во внимание заявления наследников заявителя или близких членов семьи, выразивших желание участвовать в рассмотрении дела в Европейском Суде (см. Постановление Европейского Суда по делу "Карнер против Австрии" (Karner v. Austria), жалоба N 40016/98, ECHR 2003-IX, § 25, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Далбан против Румынии" (Dalban v. Romania), жалоба N 28114/95, ECHR 1999-VI, § 39). Поэтому Палата Европейского Суда согласилась с тем, чтобы Петр Малевич участвовал в рассмотрении жалобы, поданной его покойным отцом.

99. Заявительница Галина Михалская (Halina Michalska) умерла 28 ноября 2012 г. В письме от 30 января 2013 г. ее сын, Казимеж Рачинский (Kazimierz Raczynski), выразил намерение продолжить вместо нее участие в разбирательстве.

100. Большая Палата Европейского Суда установила, что и Петр Малевич, и Казимеж Рачинский являются ближайшими родственниками умерших заявителей. Европейский Суд также отмечает, что одобрение Палаты Европейского Суда, чтобы Петр Малевич предстал перед Европейским Судом, не оспаривала ни одна из сторон. Следовательно, Большая Палата Европейского Суда не видит причин, чтобы прийти к иному выводу как в отношении Петра Малевича, так и в отношении Казимежа Рачинского.

101. Следовательно, Европейский Суд признает, что Петр Малевич и Казимеж Рачинский могут продолжить участие в разбирательстве жалобы в той части, в которой она была подана покойным Кшиштофом Яном Малевичем и покойной Галиной Михалской соответственно.

II. Предполагаемое нарушение статьи 2 Конвенции

102. Заявители жаловались, что власти Российской Федерации не выполнили своих обязательств, установленных процессуальной составляющей статьи 2 Конвенции, которая обязывала их провести адекватное и эффективное расследование гибели их родственников. Статья 2 Конвенции предусматривает следующее:

"1. Право каждого на жизнь охраняется законом. Никто не может быть умышленно лишен жизни иначе как во исполнение смертного приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом предусмотрено такое наказание.

2. Лишение жизни не рассматривается как нарушение настоящей статьи, когда оно является результатом абсолютно необходимого применения силы:

(а) для защиты любого лица от противоправного насилия;

(b) для осуществления законного задержания или предотвращения побега лица, заключенного под стражу на законных основаниях;

(c) для подавления, в соответствии с законом, бунта или мятежа".

А. Постановление Палаты Европейского Суда

103. Напоминая, что в своем решении о приемлемости от 5 июля 2011 г. Европейский Суд объединил рассмотрение существа дела с рассмотрением возражения властей Российской Федерации относительно временной компетенции Европейского Суда в отношении процессуальной составляющей статьи 2 Конвенции Палата Европейского Суда, прежде всего, рассмотрела, следует ли поддержать или отклонить данное возражение. С этой целью Палата изучила правоприменительную практику Европейского Суда и принципы, определяющие временные рамки процессуальных обязательств государств, которые были сформулированы в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" (Silih v. Slovenia) (от 9 апреля 2009 г., жалоба N 71463/01, §§ 160-163) и применялись в ряде дел против Румынии, Украины и Хорватии.

104. В отношении первого принципа - существование "подлинной связи" согласно первому предложению § 163 Постановления по делу "Шилих против Словении" - Палата постановила, что стандарт "подлинной связи" будет соблюден только тогда, когда промежуток времени между инициирующим событием и датой ратификации будет достаточно коротким. Кроме того, Палата отметила, что значительная часть следственных мероприятий, необходимых для соблюдения процессуального обязательства согласно статье 2 Конвенции, должна проводиться после даты ратификации. По мнению Палаты, ни одно из условий не было соблюдено в настоящем деле, в котором промежуток времени между казнью (1940 г.) и датой ратификации (5 мая 1998 г.) в абсолютном выражении являлся чрезмерно длительным, чтобы удовлетворять стандарту "подлинной связи". Палата также не смогла установить ни в материалах дела, ни в представленных сторонами аргументах никаких указаний на то, что в период после ратификации осуществлялись бы какие-либо процессуальные действия, которые были бы сопоставимы по своей значимости с действиями, осуществленными до даты ратификации.

105. Затем Палата Европейского Суда перешла к изучению вопроса о том, могли ли обстоятельства дела оправдать вывод о том, что связь между инициирующим событием и датой ратификации основывалась на "необходимости обеспечить эффективную защиту гарантий и ценностей Конвенции" (§ 139), как указано в последнем предложении § 163 Постановления по делу "Шилих против Словении". Поскольку это было первое дело, в котором Европейский Суд должен был дать толкование этого положения, Палата, основываясь на Постановлении по делу Брекнелла (см. Постановление Европейского Суда по делу "Брекнелл против Соединенного Королевства" (Brecknell v. United Kingdom) от 27 ноября 2007 г., жалоба N 32457/04), разъяснила его следующим образом:

"...Далеко неслучайно ссылка на основополагающие ценности, закрепленные в Конвенции, указывает, что для того, чтобы такая связь была установлена, рассматриваемое событие должно быть значительнее обычного уголовного преступления и само являться отрицанием самих основ Конвенции, таким как, например, военные преступления или преступления против человечества. Хотя к таким преступлениям не применяются сроки давности, как это предусмотрено в Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества... это не означает, что государства постоянно обязаны расследовать их. Тем не менее процессуальное обязательство может быть возобновлено, если новая информация, проливающая свет на обстоятельства этих преступлений, становится общественным достоянием после критической даты. Новое обязательство проведения расследования, в соответствии со статьей 2 Конвенции, не может возникнуть на основании любых утверждений или заявлений. Учитывая фундаментальную важность этого положения, органы государственной власти должны реагировать на любую информацию или материалы, которые могут либо дискредитировать выводы, сделанные в ходе предыдущего расследования, либо позволить продолжить ранее начатое безрезультатное расследование... Если новый материал будет обнаружен в период после ратификации и он будет достаточно убедительным, чтобы оправдать новый этап разбирательства по делу, Европейский Суд будет обладать временной юрисдикцией, чтобы удостовериться, что государство-ответчик выполнило свои процессуальные обязательства согласно статье 2 Конвенции способом, совместимым с принципами, закрепленными в его прецедентном праве" (§ 139, ссылки пропущены).

106. Применяя данные требования к настоящему делу, Палата постановила, что (1) массовое убийство польских военнопленных представителями советских секретных служб имеет признаки военного преступления, но что (2) в период после 5 мая 1998 г. не было представлено или добыто ни одного доказательства, которое по своему характеру или сути могло бы способствовать возобновлению процессуальной обязанности по проведению расследования или поднять новые или более широкие вопросы. Следовательно, Европейский Суд пришел к выводу, что отсутствовали элементы, способные связать далекое прошлое с недавним периодом после ратификации, и что не было продемонстрировано наличие особых обстоятельств, подтверждающих связь между гибелью и ратификацией.

107. Учитывая данные соображения, Палата установила, что Европейский Суд не обладал компетенцией ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).) рассматривать по существу жалобу на нарушение статьи 2 Конвенции.

В. Доводы сторон

1. Доводы властей Российской Федерации

108. Власти Российской Федерации утверждали, что следует проводить правовое различие между двумя ситуациями: первой, в которой нарушение Конвенции произошло в период, находящийся вне временной юрисдикции Европейского Суда, и второй, в которой нарушение Конвенции "юридически вообще отсутствует", поскольку в рассматриваемое время Конвенции не существовало. По мнению властей Российской Федерации, данное различие являлось принципиальным, так как только "существующее в правовом смысле" нарушение основного аспекта статьи 2 Конвенции - которое могло, тем не менее, иметь место вне временной юрисдикции Европейского Суда - может повлечь за собой процессуальное обязательство государства, предусмотренное статьей 2 Конвенции и рассмотренное в совокупности со статьей 1 Конвенции. В ранее рассмотренных Европейским Судом делах события, которые вызвали обязательство проведения расследования, произошли после принятия Конвенции. В настоящем деле предполагаемое нарушение материальной составляющей статьи 2 Конвенции не только не попадает в сферу временной компетенции Европейского Суда, но и не существовало в правовом смысле, поскольку "Катынские события" произошли за 10 лет до принятия Конвенции 4 ноября 1950 г. и за 58 лет до ее ратификации Российской Федерацией 5 мая 1998 г. По мнению властей Российской Федерации, это препятствует рассмотрению Европейским Судом вопроса о соблюдении Российской Федерацией ее процессуальных обязательств. Кроме того, власти Российской Федерации утверждали, что Европейский Суд не обладал компетенцией ratione materiae, чтобы характеризовать катынский расстрел как "военное преступление" с точки зрения международного гуманитарного права.

109. Власти Российской Федерации утверждали, что не могло возникнуть никакого обязательства расследовать "Катынские события" ни в соответствии с внутригосударственным законодательством, ни в соответствии с международным гуманитарным правом, ни в соответствии с Конвенцией. На внутригосударственном уровне было проведено расследование уголовного дела, предусмотренного пунктом "б" статьи 193-17 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года (превышение должностных полномочий, вызвавших тяжкие последствия, совершенные при отягчающих обстоятельствах), которое имело 10-летний срок исковой давности. Современный Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает, что производство по делу прекращается по истечении срока исковой давности. Кроме того, сотрудники НКВД СССР умерли до начала уголовного расследования. Для внутригосударственного уголовного производства их смерть являлась отдельным правовым основанием, исключающим возбуждение уголовного дела против них или продолжение рассмотрения начатого дела. В международном праве смерть подозреваемых или обвиняемых также является общепризнанным основанием для отказа в возбуждении или для прекращения уголовного дела (здесь власти Российской Федерации ссылались на решение судебной палаты Специального суда по Съерра Леоне по делу "Прокурор против Норман, Фофана и Кондева" (Prosecutor v. Norman, Fofana and Kondewa) от 21 мая 2007 г., SCSL-04-14-T-776, и постановление Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии по делу "Прокурор против Слободана Милошевича" (Prosecutor v. Slobodan Milosevic), IT-02-54, постановление о прекращении производства от 14 марта 2006 г.). По мнению властей Российской Федерации, очевидно, что расследование уголовного дела N 159 было проведено "в нарушение уголовно-процессуальных требований, по политическим мотивам, как жест доброй воли по отношению к польским властям".

110. Что касается международного гуманитарного права, власти Российской Федерации считают, что, по крайней мере, до 1945 года не существовало никакого общеобязательного положения международного права в отношении определения военных преступлений или преступления против человечества либо в отношении привлечения к ответственности и наказания за такие преступления. Поскольку Международный военный трибунал являлся специальным трибуналом, положения его Устава, в том числе содержащиеся в нем определения преступлений, предусматривающих уголовное наказание, были ограничены судебным разбирательством над главными военными преступниками, принадлежавшими державам гитлеровской коалиции. Власти Российской Федерации пришли к выводу, что международное право в том виде, в каком оно существовало в 1940 году, не дает достаточных оснований характеризовать "Катынское дело" как военное преступление, преступление против человечества или геноцид, так как оно не было связано с главными военными преступниками, принадлежащими к странам гитлеровской коалиции, и не подпадало под юрисдикцию Нюрнбергского трибунала. Тем не менее по просьбе польских властей российские следователи изучили "версию геноцида" и пришли к выводу, что данное преступление не было совершено, поскольку подозреваемые руководствовались чисто уголовными мотивами, а не намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу (в соответствии с определением, данным в статьях 2 и 3 Конвенции, о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 г.).

111. Что касается процессуального обязательства о проведении расследования, предусмотренного Конвенцией, власти Российской Федерации подтвердили, во-первых, что расследование уголовного дела N 159 проводилось по политическим мотивам как жест доброй воли и, следовательно, не может оцениваться с точки зрения процессуальных требований, предусмотренных статьей 2 Конвенции. Во-вторых, по мнению властей Российской Федерации, только те события, которые имели место после принятия Конвенции, могут инициировать какое-либо процессуальное обязательство. В-третьих, было бы неразумным ожидать от властей Российской Федерации проведения эффективного расследования через 58 лет после событий, когда свидетели уже умерли, а важнейшие документы были уничтожены. В качестве альтернативы власти Российской Федерации утверждали, что "Конвенция не налага[ла] конкретного обязательства... по обеспечению возмещения вреда или ущерба, причиненного до... ратификации" (здесь они ссылались на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Копецки против Словакии" (Kopecky v. Slovakia) жалоба N 44912/98, ECHR 2004-IX, § 38). Другими словами, поскольку Европейский Суд не мог, в силу критерия ratione temporis, рассматривать обстоятельства смерти, не представлялось возможным установить, возникло или нет процессуальное обязательство согласно статье 2 Конвенции (здесь власти Российской Федерации ссылались на Решение Европейского Суда по делу "Холодовы против Российской Федерации" (Kholodovy v. Russia) от 14 сентября 2006 г., жалоба N 30651/05, и Решение Европейского Суда по делу "Молдован и другие против Румынии" (Moldovan and Others v. Romania) от 13 марта 2001 г., жалобы NN 41138/98 и 64320/01).

112. Что касается отделимости процессуального обязательства, власти Российской Федерации отметили, что не каждая смерть влечет за собой процессуальное обязательство и что, прежде всего, Европейский Суд обязан был рассмотреть вопрос, были ли обстоятельства смерти таковы, чтобы вызвать обязательство. Однако в случае, если смерть произошла до даты ратификации, Европейский Суд не будет обладать временной юрисдикцией для проведения подобного анализа. Кроме того, принцип отделимости должен быть сопряжен с определенными ограничениями, чтобы избежать непредвиденного расширения юрисдикции Европейского Суда и сферы действия Конвенции. Во-первых, промежуток времени должен быть достаточно коротким, не таким, как в данном деле. Во-вторых, значительная часть следственных действий должна быть проведена после даты ратификации. Данное условие также не было выполнено в настоящем деле. В заключение, принимая во внимание необходимость обеспечения реальной эффективной защиты основополагающих ценностей Конвенции, власти Российской Федерации признали, что рассматриваемое событие должно быть более масштабным, чем обычное преступление, предусматривающее уголовное наказание. Тем не менее, что касается дела, связанного с "Катынскими событиями", Европейский Суд не обладает ни компетенцией ratione temporis, ни компетенцией ratione materiae, чтобы оценивать дело с точки зрения международного гуманитарного права.

113. Власти Российской Федерации подчеркнули, что все наиболее значимые процессуальные действия в Катынском расследовании были проведены в период с 1990 по 1995 год и что после 5 мая 1998 г. не появилось каких-либо соответствующих "новых материалов". Вопреки утверждениям властей Польши, решение о засекречивании определенных материалов не может считаться "новым материалом", способным возобновить процессуальное обязательство в соответствии со статьей 2 Конвенции. Это же относится к предполагаемому обнаружению украинского списка в 2002 году, которое привело всего лишь к запросу о разъяснениях со стороны украинских властей.

2. Заявители

114. Заявители признали, что Катынская трагедия, произошедшая в 1940 году, являлась преступлением, выходящим за временные рамки действия Конвенции, и что Европейский Суд не обладал компетенцией ratione temporis, чтобы рассматривать материально-правовую составляющую статьи 2 Конвенции. Тем не менее, по их мнению, Европейский Суд должен обладать временной юрисдикцией, чтобы рассмотреть вопрос о том, выполнили ли власти Российской Федерации свое процессуальное обязательство, предусмотренное статьей 2 Конвенции, которое являлось отдельным и независимым обязательством, способным связать государство, даже когда рассматриваемая смерть произошла до даты ратификации.

115. Заявители считали, что подлинная связь, необходимая для установления временной компетенции Европейского Суда, должна основываться в первую очередь на "необходимости обеспечить реальную и эффективную защиту гарантий и основополагающих ценностей Конвенции" (заявители ссылались на упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении", § 163, in fine* (* In fine (лат.) - в конце (прим. перев.).)). Выражение "основополагающие ценности Конвенции" ранее употреблялось Европейским Судом в его выводе о том, что конкретные случаи разжигания ненависти, такие как отрицание Холокоста или оправдание военных преступлений, несовместимы с ценностями, закрепленными в Конвенции (здесь они ссылались на Решение Европейского Суда по делу "Гароди против Франции" (Garaudy v. France) жалоба N 65831/01, ECHR 2003-IX (извлечения), Решение Европейского Суда по делу "Вицш против Германии" (Witzsch v. Germany) от 13 декабря 2005 г., жалоба N 7485/03, и Постановление Европейского Суда по делу "Орбан и другие против Франции" (Orban and Others v. France) от 15 января 2009 г., жалоба N 20985/05, § 35). Поскольку отрицание реальности преступления, определенного международным правом, было признано противоречащим основополагающим ценностям Конвенции, с тем большим основанием этот принцип должен применяться к действиям, которые подрывают саму суть справедливости и всеобщего мира, фундаментальных ценностей, закрепленных в Конвенции, как подчеркнуто в Преамбуле к Конвенции. По утверждению заявителей, упоминание об основополагающих ценностях в § 163 Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" указывало на то, что имели место примеры неких действий, нарушивших саму основу системы Конвенции, характер, важность и значимость которых должны наделить Европейский Суд компетенцией ratione temporis, чтобы рассмотреть вопрос об обязательстве государства провести эффективное расследование.

116. Заявители настаивали на том, что Катынские события являются преступлением согласно международному праву. Польские военнослужащие, взятые в плен Красной армией, имели право на полную защиту, гарантируемую военнопленным, в том числе защиту от актов насилия и жестокого обращения, предусмотренную положениями IV Гаагской Конвенцией 1907 года и Женевской Конвенцией 1929 года. Расстрел польских военнопленных в 1940 году был противоправным актом, который нарушил статью 4, пункт "с" статьи 23 и статью 50 IV Гаагской Конвенции и статьи 2, 46, 61 и 63 Женевской Конвенции. Даже несмотря на то, что СССР не являлся участником Конвенции, он обязан был уважать общеобязательные принципы обычного международного права, которое было кодифицировано в указанных конвенциях. О том, что СССР признал это обязательство юридически обязательным, свидетельствует тот факт, что на Нюрнбергском процессе советский прокурор пытался обвинить нацистских лидеров в убийствах польских военнопленных. Убийство польских военнопленных являлось военным преступлением по смыслу пункта "b" статьи 6 Нюрнбергского устава, а расстрел гражданских лиц - преступлением против человечества, как оно определено в пункте "с" статьи 6 Нюрнбергского устава. Определение Катынской трагедии в качестве военного преступления, как оно предусмотрено Нюрнбергским трибуналом, должно было быть объективным и не зависеть от того, кто в действительности совершил данное злодеяние. Более того, уничтожение военнопленных представляло собой и рассматривалось международным сообществом как военное преступление, и этот факт убедительно подтверждается многочисленными примерами из прецедентного права послевоенных трибуналов над военными преступниками. Поскольку Катынская трагедия является преступлением в соответствии с международным правом, к ней не применялся и не применяется срок давности, и сопутствующее обязательство расследовать данное преступление сохранилось до настоящего времени.

117. Заявители также ссылались на два фактора, которые подтверждали тезис о компетенции Европейского Суда принимать решения относительно выполнения Российской Федерацией процессуальной обязанности, предусмотренной статьей 2 Конвенции. Во-первых, Совет Европы и Конвенция возникли как демократическая, политическая и правовая альтернативы массовым нарушениям, связанным с унижением человеческого достоинства, совершенным двумя тоталитарными режимами - нацизмом и сталинизмом. Преступление в Катыни было совершено тоталитарным режимом, чьи цели и ценности радикально отличаются от целей Конвенции. Для реальной и эффективной защиты Конвенции настоящие Договаривающиеся Стороны обязаны были провести эффективные расследования преступлений, совершенных тоталитарным режимом. Во-вторых, эффективное расследование катынского преступления является необходимым условием для "реабилитации" погибших как жертв политических репрессий, а также для повышения осведомленности общественности о преступлениях тоталитарного режима.

118. Кроме того, заявители полагали, что даже в рамках "нового материального теста", который был разработан и применен в Постановлении Палаты, Европейский Суд может обладать компетенцией рассматривать вопрос о соблюдении Российской Федерацией процессуального обязательства, предусмотренного статьей 2 Конвенции, предполагая, что необходимое новое условие не ограничивается важными новыми доказательствами, ставшими известными в период после ратификации, но и включает в себя новые и достаточно важные процессуальные факты. Указанный тест должен также включать в себя случаи, когда внутригосударственные органы воздержались от сбора новых доказательств или когда они пришли к заключению, которое резко противоречило предыдущим выводам или историческим фактам. Хотя решение о прекращении расследования как таковое не являлось новым материалом для расследования, оно может представлять собой новый процессуальный факт в контексте статьи 2 Конвенции, тем более, что оно отметило резкий поворот в ходе расследовании. Более того, когда значительная часть материалов уголовного дела была засекречена и такой же статус был присвоен окончательному постановлению в расследовании, существовали веские причины полагать, что внезапное и радикальное изменение в ходе расследования произошло на основании соответствующих новых выводов.

119. Возвращаясь к существу жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции, заявители утверждали, что расследование, проведенное Российской Федерацией, не соответствовало основным требованиям данного положения. Власти Российской Федерации не приняли во внимание разницу между количеством убитых (21 857) и гораздо меньшим числом тех, кого называли "погибшими" (1 803). Они не провели полномасштабных раскопок на всех местах захоронений. В ходе судебного разбирательства заявителям было отказано в статусе потерпевших, и в связи с этим расследованию не хватало прозрачности. В заключение заявители отмечали, что расследование не ставило целью установление виновных и привлечение их к ответственности. Заявители ссылались на имена двух высокопоставленных советских чиновников, которые были причастны к Катынской трагедии и которые еще были живы в 1990 году.

3. Доводы властей Польши

120. Власти Польши утверждали, что при интерпретации слов "оговорка при специальных обстоятельствах" в последнем предложении § 163 Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" следует принимать во внимание особый характер совершенных деяний, которые согласно международному праву являлись военными преступлениями. Кроме того, Европейский Суд должен учитывать следующие факторы: 1) до 1990 года расследование Катынского преступления было невозможно по политическим причинам, 2) расследование проводилось в течение шести лет после ратификации Конвенции Российской Федерацией, 3) существовало значительное количество лиц, заинтересованных в выяснении обстоятельств массового убийства, 4) было еще достаточно возможностей для продолжения расследования.

121. Польские власти также утверждали, что в период с 1998 по 2004 год органы прокуратуры Российской Федерации, действуя в рамках расследования Катынского дела, осуществили ряд процессуальных действий, в результате которых были получены новые свидетельства, которые, возможно, могли бы "возобновить" процессуальные обязательства, предусмотренные статьей 2 Конвенции. К ним относятся: 1) обмен письмами в 2002 году между российскими и украинскими органами прокуратуры по вопросу о Катынском преступлении, 2) отправка более 3 000 запросов в российские центры персональных данных о предоставлении информации о судьбе польских граждан, чьи имена упоминались в "Украинском Катынском списке", 3) двусторонние польско-российские консультации, 4) подача более 90 запросов от родственников жертв Катыни, 5) составление двух экспертных заключений по правовой характеристике Катынского преступления, 6) решение о засекречивании материалов дела.

122. Возвращаясь к существу жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции, власти Польши утверждали, что расследование Катынского дела было неэффективным. С одной стороны, прокуратура Российской Федерации подтвердила казни родственников заявителей в 1940 году. Но, с другой стороны, российские военные суды объявили их без вести пропавшими. Власти Российской Федерации не приняли представленных заявителями доказательств и не предприняли никаких действий для проведения судебно-медицинской экспертизы или поиска документов. Они неверно оценили доказательства, переданные им польской стороной, и ошибочно охарактеризовали массовые убийства в Катыни как злоупотребление властью. Заявителям было отказано в праве участия в расследовании, а также им не был присвоен процессуальный статус потерпевших. В заключение, засекретив значительную часть материалов дела, власти Российской Федерации нарушили справедливый баланс между общественным интересом в раскрытии преступления тоталитарного прошлого и частным интересом заявителей в установлении обстоятельств смерти их родственников.

4. Третьи стороны

(а) Открытое общество "Правовая инициатива"

123. Представители открытого общества "Правовая инициатива" утверждали, что государства обязаны, в соответствии с Конвенцией и обычным международным правом, расследовать военные преступления и преступления против человечества так долго, как это практически возможно. Это обязательство следует из запрета на применение срока давности к таким преступлениям, и оно не подлежит никакой временной квалификации. Следует признать, что проведение эффективных расследований с течением времени становится более сложным, однако существующая практика внутригосударственных и международных судов по провозглашению юрисдикции в отношении нарушений, совершенных в прошлом, показала, что успешные судебные преследования были возможны даже спустя несколько десятилетий после произошедших событий. Третья сторона сослалась на Постановления Европейского Суда по делам Брекнелла и Варнавы и на судебную практику Межамериканского суда по правам человека в делах "Хелиодоро Португал против Панамы" (Heliodoro Portugal v. Panama) (постановление от 12 августа 2008 г.) и "Гомес Лунд против Бразилии" (Gomes Lund v. Brazil) (постановление от 24 ноября 2010 г.). Третья сторона утверждала, что эффективное расследование преступлений, совершенных во время Второй мировой войны, было еще возможно после 1998 года. Она приводила примеры расследований совершенных нацистами преступлений, проводившихся в Германии, Венгрии, Италии и Польше, некоторые из которых привели к успешному уголовному преследованию, несмотря на возраст подсудимых. Кроме того, в 2012 году британский суд удовлетворил гражданский иск против британского правительства о возмещении ущерба в связи с предполагаемыми пытками во время кенийского восстания, которое произошло в период с 1952 по 1961 год.

124. Третья сторона также утверждала, что право на установление истины, рассматриваемое в его особом ракурсе, предполагало доступ к результатам расследований, а также к архивным и открытым следственным материалам. Данное раскрытие информации было важно для предупреждения нарушений, борьбы с безнаказанностью и поддержания веры общества в верховенство закона (здесь они ссылались на Постановление Европейского Суда по делу "Келли и другие против Соединенного Королевства" (Kelly and Others v. United Kingdom) от 4 мая 2001 г., жалоба N 30054/96, § 118). В случаях, когда дело касается права на установление истины, засекречивание информации, касающейся нарушений прав человека, допустимо только в исключительных случаях, после демонстрации насущного государственного интереса, под независимым судебным контролем и в течение ограниченного периода времени при условии отсутствия менее ограничивающих альтернатив. Третья сторона представила результаты исследования права на информацию в 93 государствах, из которых следует, что в 44 из указанных государств явно требуется раскрытие информации, если общественный интерес в раскрытии сведений перевешивает заинтересованность в сохранении тайны. Объективная реконструкция правды о нарушениях, совершенных в прошлом, необходима для того, чтобы народы узнали свою историю и приняли меры по предотвращению будущих преступлений (Комиссия по правам человека ООН (UNCHR), Обновленный свод принципов защиты и поощрения прав человека посредством борьбы с безнаказанностью, Резолюция от 8 февраля 2005 г., N 2005/81, принципы 2 и 3).

(b) "Международная амнистия"

125. Представители организации "Международная амнистия" утверждали, что обязательство по расследованию военных преступлений и преступлений против человечества распространяется на такие преступления, которые были совершены до разработки и вступления в силу Конвенции. Убийство и жестокое обращение с военнопленными и гражданскими лицами были запрещены в соответствии с обычным международным правом в 1939 году, и государства обязаны расследовать и преследовать в судебном порядке за военные преступления до 1939 года, без срока давности (здесь они ссылались на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia), жалоба N 36376/04, ECHR 2010, §§ 186 и 232, и на решения Межамериканского суда по правам человека по делу "Веласкес-Родригес против Гондураса" (Velasquez-Rodriguez v. Honduras) от 29 июля 1988 г., § 174, а также по делу "Гомес Лунд против Бразилии" (Gomes Lund v. Brazil) от 24 ноября 2010 г., § 108). Третья сторона подчеркнула, что Межамериканский суд неоднократно устанавливал нарушение со стороны государства-ответчика обязательства по расследованию, преследованию и наказанию за действия, которые имели место до ратификации Американской конвенции по правам человека (здесь они ссылались на упоминавшееся выше решение по делу "Гомес Лунд против Бразилии", а также решение по делу "Алмонасид Арельяно против Чили" (Almonacid Arellano v. Chile) от 26 сентября 2006 г., § 151). Третья сторона отметила, что с течением времени обязанность государства проводить расследование и предоставлять потерпевшим соответствующие и эффективные средства правовой защиты остается неизменной. Право потерпевшего на эффективное участие в правосудии включает право быть выслушанным и право на полное возмещение, к которому относятся возврат имущества, возмещение ущерба, восстановление в правах, выполнение обязательств и гарантии неповторения (была сделана ссылка на упоминавшееся выше решение Межамериканского суда по делу "Гомес Лунд против Бразилии", §§ 261-277, 262 и 297). В заключение третья сторона заявила, снова со ссылкой на упоминавшееся выше решение по делу "Гомес Лунд против Бразилии" (§§ 241-242), что неспособность провести эффективное расследование негативно влияет на право членов семьи на гуманное обращение.

(с) Организация "Мемориал" (Москва), Европейский центр защиты прав человека (Лондон) (EHRAC London) и организация "Сеть правосудия переходного периода" (Эссекс) (Essex)

126. Эти три организации утверждали, что Генеральная Ассамблея ООН, Межамериканская система прав человека и международное договорное право установили обязательство расследовать и преследовать в судебном порядке за военные преступления с целью обеспечения достоверного и прозрачного информирования о нарушениях потерпевших, их семей, широкой общественности и международного сообщества. Право семей знать о судьбе своих пропавших без вести или погибших родственников было независимой составляющей обязанности проведения расследования, которая являлась кодифицированной нормой обычного международного права (здесь они ссылались, в частности, на Правило 117 Обычного международного гуманитарного права, том I, Исследование Международного комитета Красного Креста по вопросам обычного международного права, 2005 год, и на прецедентное право Межамериканского суда по правам человека). Также указанные организации представили описание различных государственных практик, включавших создание комиссий по установлению истины или аналогичных следственных органов в качестве ответной меры на создание комиссии по международным преступлениям, а кроме того, подробную информацию о полномочиях и функциях этих комиссий.

С. Мнение Европейского Суда

127. Власти Российской Федерации заявили предварительное возражение, касающееся компетенции Европейского Суда ratione temporis в отношении рассмотрения по существу жалобы заявителей на нарушение процессуальной составляющей статьи 2 Конвенции. Таким образом, прежде всего Европейский Суд обязан рассмотреть, должно ли это возражение быть поддержано.

1. Общие принципы

128. Европейский Суд напоминает, что положения Конвенции не обязывают Договаривающуюся Сторону в отношении какого-либо действия или факта, которые имели место, либо какой-то ситуации, которая произошла до даты принятия Конвенции этой стороной ("критическая дата"). Данный принцип установлен на основе прецедентной практики Европейского Суда, опирающейся на общую норму международного права, закрепленную в статье 28 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции" (Varnava and Others v. Turkey), жалобы NN 16064/90, 16065/90, 16066/90, 16068/90, 16069/90,16070/90, 16071/90, 16072/90, и 16073/90, ECHR 2009, § 130, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" (Silih v. Slovenia) от 9 апреля 2009 г., жалоба N 71463/01, § 140, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блешич против Хорватии" (Blecic v. Croatia), жалоба N 59532/00, ECHR 2006-III, § 70).

129. В случае, когда действие, бездействие или решение, предположительно нарушившие Конвенцию, имели место до вступления ее в силу, а производство по вопросу получения компенсации за это деяние было возбуждено или продолжено после вступления в силу Конвенции, данные разбирательства не могут рассматриваться как часть фактов, образующих предполагаемое нарушение, и не относят дело под временную юрисдикцию Европейского Суда (см. упоминавшиеся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 130, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блешич против Хорватии", §§ 77-79).

130. Хотя это и правда, что после "критической даты" все действия или бездействие государства должны подпадать под действие Конвенции, Конвенция не налагает никаких конкретных обязательств на Договаривающиеся Государства, касающиеся предоставления возмещения вреда или ущерба, причиненных до этой даты (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Копецкий против Словакии" (Kopecky v. Slovakia), жалоба N 44912/98, ECHR 2004-IX, § 38). Таким образом, в целях установления временной юрисдикции Европейского Суда в каждом конкретном деле важно определить точное время предполагаемого вмешательства. При этом Европейский Суд обязан принять во внимание как факты, которые обжалует заявитель, так и пределы действия права Конвенции, которое было предположительно нарушено (см. упоминавшиеся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 131, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блешич против Хорватии", §§ 72 и 81-82).

131. Европейским Судом был рассмотрен ряд дел, когда факты, касающиеся материальной составляющей статей 2 или 3 Конвенции, находились вне временной компетенции Европейского Суда, в то время как факты, касающиеся процессуальной составляющей, то есть последующие разбирательства, по крайней мере, частично, находились в пределах компетенции Европейского Суда (краткое изложение прецедентного права см. в упоминавшееся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении", §§ 148-150).

132. Европейский Суд пришел к заключению, что процессуальное обязательство по проведению эффективного расследования, в соответствии со статьей 2 Конвенции, превратилось в независимую и самостоятельную обязанность. Хотя оно основывается на фактах, относящихся к материальной составляющей статьи 2 Конвенции, оно может рассматриваться как отделимое обязательство, следующее из статьи 2 Конвенции, которое может налагаться на государство даже в случае, когда смерть произошла до "критической даты" (см. упоминавшиеся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 138, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении", § 159).

133. Однако, принимая во внимание принцип правовой определенности, временная юрисдикция Европейского Суда в отношении соблюдения процессуального обязательства, закрепленного статьей 2 Конвенции, в отношении смерти, произошедшей до "критической даты", не является неограниченной (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении", § 161). В Постановлении по делу "Шилих против Словении" Европейский Суд определил пределы своей временной юрисдикции следующим образом:

"...162. Во-первых, очевидно, что в случае, если смерть произошла до "критической даты", только процессуальные действия и/или бездействие, имевшие место после этой даты, могут подпадать под временную юрисдикцию Европейского Суда.

163. Во-вторых, для возникновения процессуальных обязательств, налагаемых статьей 2 Конвенции, должна существовать подлинная связь между смертью и вступлением в силу Конвенции в отношении государства-ответчика.

Таким образом, значительная часть процессуальных шагов, предписанных данным положением - которые включают в себя не только эффективное расследование по факту смерти соответствующего лица, но и возбуждение соответствующего разбирательства с целью определения причины смерти и привлечения виновных к ответственности, - проводились или должны были проводиться после "критической даты".

Тем не менее Европейский Суд не исключает, что при определенных обстоятельствах связь может также основываться на необходимости обеспечения того, чтобы гарантии и основополагающие ценности Конвенции были реально и эффективно защищены...".

134. В упоминавшемся выше деле "Варнава и другие против Турции" Европейский Суд указал, что необходимо провести важное различие между обязательствами расследовать подозрительную смерть и обязательством расследовать подозрительное исчезновение:

"...148. ...Исчезновение - это особое явление, характеризующееся длящейся ситуацией постоянной неопределенности и бесконтрольности, в которой существует нехватка информации или даже постоянное сокрытие или запутывание произошедших событий... Данная ситуация часто становится растянутой во времени, причиняя страдания родственникам жертвы. Следовательно, нельзя сказать, что исчезновение - это просто условие, связанное с последующим отказом выяснения местонахождения и судьбы пропавшего без вести лица, приводит к длящейся ситуации. Таким образом, процессуальное обязательство потенциально будет существовать до тех пор, пока не будет установлена судьба без вести пропавшего лица; продолжающаяся неспособность обеспечить необходимое расследование будет рассматриваться в качестве длящегося нарушения... То же самое верно и для ситуации, даже когда со временем может предполагаться смерть лица".

135. Далее Европейский Суд подчеркнул, что требование близкого расположения во времени смерти лица и следственных действий к дате вступления в силу Конвенции в отношении государства-ответчика - как это было заявлено в деле "Шилих против Словении" - применяется только в контексте убийства или подозрительной смерти, когда ключевой факт - лишение жизни потерпевшего - точно известен, даже если не установлены подлинный мотив или итоговая ответственность. В таких делах процессуальная обязанность не носила длящегося характера (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 149).

2. Новейшее прецедентное право

136. После вынесения судебного Постановления по делу "Шилих против Словении" принципы, регулирующие временную юрисдикцию Европейского Суда применительно к "отделяемому" обязательству по расследованию смерти человека, следующему из статьи 2 Конвенции, применялись во многих делах.

137. Самая большая группа таких дел состоит из жалоб, поданных против Румынии в связи с предполагаемым неэффективным расследованием смерти протестовавших во время румынской революции в декабре 1989 года, в которых Европейский Суд установил, что он обладал юрисдикцией в связи с тем фактом, что на момент вступления Конвенции в силу в Румынии прокуратура все еще осуществляла производство по делам (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ассоциация "21 декабря 1989 г." и другие против Румынии" (Association "21 December 1989" and Others v. Romania) от 24 мая 2011 г., жалобы NN 33810/07 и 18817/08, Постановление Европейского Суда по делу "Пастор и Тиклет против Румынии "(Pastor and Ticlete v. Romania) от 19 апреля 2011 г., жалобы NN 30911/06 и 40967/06, Постановление Европейского Суда по делу "Лэпушан и другие против Румынии" (Lapusan and Others v. Romania) от 8 марта 2011 г., жалобы NN 29007/06, 30552/06, 31323/06, 31920/06, 34485/06, 38960/06, 38996/06, 39027/06 и 39067/06, Постановление Европейского Суда по делу "Шандру и другие против Румынии" (Sandru and Others v. Romania) от 8 декабря 2009 г., жалоба N 22465/03, и Постановление Европейского Суда по делу "Агаше и другие против Румынии" (Agache and Others v. Romania) от 20 октября 2009 г., жалоба N 2712/02). Подобные решения были приняты по двум последующим делам, которые касались инцидентов с применением насилия, произошедших в июне 1990 года (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мокану и другие против Румынии" (Mocanu and Others v. Romania) от 13 ноября 2012 г., жалобы NN 10865/09, 45886/07 и 32431/08) и в сентябре 1991 года (см. Постановление Европейского Суда по делу "Крейнишеану и Фрумушану против Румынии (Crainiceanu and Frumusanu v. Romania) от 24 апреля 2012 г., жалоба N 12442/04).

138. За исключением дела "Туна против Турции", в котором рассматривалась смерть во время содержания под стражей в отделении полиции, произошедшая примерно за семь лет до признания Турцией права на подачу индивидуальной жалобы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Туна против Турции" (Tuna v. Turkey) от 19 января 2010 г., жалоба N 22339/03, §§ 57-63), в остальных недавних делах рассматриваемые случаи смерти, как утверждалось, не являлись следствием каких-либо действий со стороны государственных служащих и произошли в период от года до четырех лет до даты вступления в силу Конвенции, при этом значительная часть разбирательств была проведена после этой даты (см. Постановление Европейского Суда по делу "Кудра против Хорватии" (Kudra v. Croatia) от 18 декабря 2012 г., жалоба N 13904/07, §§ 110-112: четыре года, случайная смерть в результате несчастного случая из-за небрежности частной компании; Постановление Европейского Суда по делу "Игорь Шевченко против Украины" (Igor Shevchenko v. Ukraine) от 12 января 2012 г., жалоба N 22737/04, §§ 45-48): три года, дорожно-транспортное происшествие; Постановление Европейского Суда по делу "Байич против Хорватии" (Bajic v. Croatia) от 13 ноября 2013 г., жалоба N 41108/10, § 62: четыре года, медицинская халатность; Постановление Европейского Суда по делу "Димови против Болгарии (Dimovi v. Bulgaria) от 6 ноября 2012 г., жалоба N 52744/07, §§ 36-45: три года, смерть в результате пожара; Постановление Европейского Суда по делу "Велчеа и Мазэре против Румынии" (Velcea and Mazare v. Romania) от 1 декабря 2009 г., жалоба N 64301/01, §§ 85-88: один год, семейная ссора; Постановление Европейского Суда по делу "Труфин против Румынии" (Trufin v. Romania) от 20 октября 2009 г., жалоба N 3990/04, §§ 32-34: два года, убийство; Постановление Европейского Суда по делу "Любовь Ефименко против Украины" (Lyubov Efimenko v. Ukraine) от 25 ноября 2010 г., жалоба N 5726/01, § 65: четыре года, ограбление и убийство). В двух случаях факт того, что родственники заявителей лишились жизни от рук боевиков или представителей военизированных формирований, за семь и шесть лет до "критической" даты соответственно, не лишил Европейский Суд юрисдикции для рассмотрения жалобы по существу, в соответствии с процессуальной составляющей статьи 2 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Пачаджы и другие против Турции" (Pacaci and Others v. Turkey) от 8 ноября 2011 г., жалоба N 3064/07, §§ 64-66, и Постановление Европейского Суда по делу "Юларич против Хорватии" (Jularic v. Croatia) от 20 января 2011 г., жалоба N 20106/06, §§ 38 и 45-46). Тринадцатилетний период времени, отделявший смерть сына заявителя в драке от даты вступления в силу Конвенции в Сербии, не рассматривался как превосходящий по важности процессуальные действия, которые были реализованы после "критической" даты (см. Постановление Европейского Суда по делу "Младенович против Сербии" (Mladenovic v. Serbia) от 22 мая 2012 г., жалоба N 1099/08, §§ 38-40).

139. Европейский Суд также рассмотрел ряд дел, в которых заявитель предположительно подвергся обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, в какой-то момент времени до "критической" даты. Европейский Суд постановил, что обладал юрисдикцией для рассмотрения вопроса о выполнении государством-ответчиком требований - в период после вступления в силу Конвенции - закрепленных в процессуальной составляющей статьи 3 Конвенции, предусматривающей проведение эффективного расследования по фактам жестокого обращения в полиции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Яценко против Украины" (Yatsenko v. Ukraine) от 16 февраля 2012 г., жалоба N 75345/01, § 40, и Постановление Европейского Суда по делу "Станимирович против Сербии" (Stanimirovic v. Serbia) от 18 октября 2011 г., жалоба N 26088/06, §§ 28-29), изнасилования (см. Постановление Европейского Суда по делу "П.М. против Болгарии" (P.M. v. Bulgaria) от 24 января 2012 г., жалоба N 49669/07, § 58) и жестокого обращения со стороны частного лица (см. Постановление Европейского Суда по делу "Оташевич против Сербии" (Otasevic v. Serbia) от 5 февраля 2013 г., жалоба N 32198/07).

3. Уточнение критериев в деле "Шилих против Словении"

140. Несмотря на постоянно растущее количество постановлений, в которых Европейский Суд определяет свою компетенцию ratione temporis, ссылаясь на критерии, принятые в деле "Шилих против Словении", их применение на практике иногда приводит к неопределенности, поэтому применение указанных принципов желательно разъяснить.

141. Критерии, изложенные в Постановлении Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" (приведенные выше в § 133 настоящего Постановления), могут быть кратко сформулированы следующим образом. Во-первых, в случае, если смерть произошла до "критической" даты, временная юрисдикция Европейского Суда распространяется на процессуальные действия или бездействие, которые имели место в период после этой даты. Во-вторых, процессуальное обязательство вступит в силу только в случае, если существует "подлинная связь" между смертью как инициирующим событием и вступлением в силу Конвенции. В-третьих, связь, которая не является подлинной, тем не менее может быть достаточной для установления юрисдикции Европейского Суда, если это является необходимым, чтобы гарантии и основные ценности, закрепленные в Конвенции, были защищены реально и эффективно. Европейский Суд рассмотрит каждый из этих критериев поочередно.

(а) Процессуальные действия и бездействие в период после вступления в силу Конвенции

142. Прежде всего Европейский Суд напоминает, что процессуальное обязательство о проведении расследования в соответствии со статьей 2 Конвенции не является процедурой по возмещению ущерба в отношении предполагаемого нарушения права на жизнь, которое могло произойти до критической даты. Предполагаемое нарушение процессуального обязательства заключается в отсутствии эффективного расследования, процессуальное обязательство имеет свою собственную область применения и работает независимо от материальной составляющей статьи 2 Конвенции (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 136, и Постановление Европейского Суда по делу "Шилих против Словении", § 159). Следовательно, временная юрисдикция Европейского Суда распространяется на те процессуальные действия или бездействие, которые происходили или должны были происходить в период после принятия Конвенции государством-ответчиком.

143. Также Европейский Суд считает, что ссылку на "процессуальные действия" следует трактовать в смысле, содержащемся в процессуальном обязательстве, предусмотренном статьей 2 Конвенции, или, в зависимости от обстоятельств дела, статьей 3 Конвенции, а именно как действия, совершенные в рамках уголовного, гражданского, административного или дисциплинарного разбирательства, которые могут привести к установлению и наказанию виновных лиц или к присуждению компенсаций потерпевшей стороне (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, ECHR 2000-IV, § 131, и Постановление Европейского Суда по делу "Макканн и другие против Соединенного Королевства" (McCann and Others v. United Kingdom) от 27 сентября 1995 г., Series A, N 324, § 161). Данное определение исключает другие типы дознания, которые могут проводиться для других целей, таких как установление исторической правды.

144. Термин "бездействие" относится к ситуации, когда не проводилось никакого расследования или предпринимались незначительные процессуальные действия, в то время как утверждается, что эффективное расследование должно было быть проведено. Такое обязательство со стороны властей осуществлять следственные действия может возникнуть, если появляются правдоподобные, заслуживающие доверия заявления, доказательства или информация, которые имеют отношение к установлению виновных лиц и возможному привлечению их к уголовной ответственности или их наказанию (см. Решение Европейского Суда по делу "Гутьерез Дорадо и Дорадо Ортиз против Испании" (Gutierrez Dorado and Dorado Ortiz v. Spain) от 27 марта 2012 г., жалоба N 30141/09, §§ 39-41, Решение Европейского Суда по делу "Чакир и другие против Кипра" (Cakir and Others v. Cyprus) от 29 апреля 2010 г., жалоба N 7864/06, и Постановление Европейского Суда по делу "Брекнелл против Соединенного Королевства" (Brecknell v. United Kingdom) от 27 ноября 2007 г., жалоба N 32457/04, §§ 66 - 72). Если новые материалы появились после вступления в силу Конвенции и они были достаточно весомыми и убедительными, чтобы оправдать новый виток разбирательства, Европейский Суд должен убедиться в том, что государство-ответчик выполнило свое процессуальное обязательство в соответствии со статьей 2 Конвенции способом, совместимым с принципами, провозглашенными в его прецедентном праве. Однако, если инициирующее событие лежит вне юрисдикции Европейского Суда ratione temporis, выявление новых материалов после критической даты может привести к возобновлению обязательства в отношении расследования только в том случае, если были удовлетворены требования либо "подлинной связи", либо "ценностей Конвенции", которые обсуждаются ниже.

(b) Требование "подлинной связи"

145. Первое предложение § 163 Постановления Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" гласит, что наличие "подлинной связи" между инициирующим событием и вступлением в силу Конвенции в отношении государства-ответчика является обязательным условием для возникновения процессуального обязательства на основании статьи 2 Конвенции.

146. Европейский Суд считает, что фактор времени является первым и наиболее важным показателем "подлинности" связи. Как Европейский Суд уже отмечал в постановлении Палаты, промежуток времени между инициирующим событием и критической датой должен быть достаточно коротким, чтобы удовлетворять требованию "подлинной связи". Хотя не существует очевидных правовых критериев, определяющих четкий предел указанного срока, он не должен превышать 10 лет (см. по аналогии упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 166, и Постановление Европейского Суда по делу "Эр и другие против Турции" (Er and Others v. Turkey), жалоба N 23016/04, ECHR 2012, §§ 59-60 (извлечения)). Даже если в исключительных обстоятельствах продление рассматриваемого срока может быть оправдано, оно может осуществляться только в случае удовлетворения требований "ценностей Конвенции".

147. Вместе с тем продолжительность периода между инициирующим событием и критической датой сама по себе не имеет решающего значения для определения "подлинности связи". Во втором предложении § 163 Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" говорится, что связь будет установлена, если бульшая часть расследования факта смерти осуществлялась или должна была осуществляться в период после вступления в силу Конвенции. Это включает в себя проведение следственных действий для определения причины смерти и привлечение виновных лиц к ответственности, а также проведение значительной части процессуальных мероприятий, которые стали решающими для хода расследования. Это следует из принципа, что юрисдикция Европейского Суда распространяется только на процессуальные действия или бездействие, которые имели место после вступления в силу Конвенции. Однако если бульшая часть разбирательства или наиболее важные процессуальные действия произошли до вступления в силу Конвенции, это может окончательно лишить Европейский Суд возможности провести общую оценку эффективности расследования с точки зрения процессуальных требований статьи 2 Конвенции.

148. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд считает, что для установления "подлинной связи" должны быть удовлетворены оба критерия: период времени между смертью как инициирующим событием и вступлением в силу Конвенции должен быть достаточно коротким, и бульшая часть расследования должна быть проведена после вступления в силу Конвенции.

(с) Требование "ценностей Конвенции"

149. Далее Европейский Суд признал, что могут существовать особые ситуации, которые не удовлетворяют требованию "подлинной связи", описанному выше, но в которых необходимость обеспечить реальную и эффективную защиту гарантий и основополагающих ценностей Конвенции будет являться достаточным основанием для признания существования связи. Последнее предложение § 163 Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" не исключает такой возможности, которая является исключением из общего требования "подлинной связи". Во всех приведенных выше делах Европейский Суд признал существование "подлинной связи", поскольку промежуток времени между смертью и критической датой был достаточно коротким и значительная часть разбирательства проводилась после критической даты. Учитывая вышеизложенное, настоящее дело является первым, которое, возможно, подпадает в другую, исключительную категорию. Следовательно, Европейский Суд обязан уточнить критерии для применения требования "ценностей Конвенции".

150. Как и Палата Секции Суда, Большая Палата Европейского Суда считает, что ссылка на основополагающие ценности Конвенции предполагает, что существование связи может быть установлено, если инициирующее событие было более масштабным, чем обычное преступление, предусматривающее уголовную ответственность, и заключалось в отрицании самих основ Конвенции. Это касается серьезных преступлений, предусмотренных международным правом, таких как военные преступления, геноцид и преступления против человечества согласно их определениям, приведенным в соответствующих международных документах.

151. Отвратительная суть и тяжесть подобных преступлений побудили Договаривающиеся Стороны Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества прийти к согласию о том, что на эти преступления не распространяется срок давности во внутригосударственной правовой системе. Тем не менее Европейский Суд считает, что требование "ценностей Конвенции" не может применяться к событиям, произошедшим до даты принятия Конвенции, 4 ноября 1950 г., поскольку только тогда Конвенция начала существовать в качестве международного договора, защищающего права человека. Соответственно, Договаривающиеся Стороны не могут нести ответственность согласно Конвенции за непроведение расследования даже самых тяжких преступлений, предусмотренных международным правом, если они предшествовали принятию Конвенции. Несмотря на то, что Европейский Суд придает особое значение аргументу о том, что даже в настоящее время некоторые страны успешно привлекают к ответственности лиц, виновных в совершении военных преступлений во время Второй мировой войны, Европейский Суд подчеркивает принципиальное различие между возможностью судебного преследования отдельного лица за совершение тяжкого преступления, предусмотренного международным правом, когда обстоятельства позволяют сделать это, и обязанностью привлечения к ответственности на основании Конвенции.

4. Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле

152. Возвращаясь к неоспоримым фактам настоящего дела, Европейский Суд напоминает, что родственники заявителей являлись военнослужащими польской армии, которые были взяты в плен в начале вторжения советских войск на территорию Восточной Польши в сентябре 1939 года. В течение следующих месяцев они содержались в лагерях НКВД в западной части СССР, в городах Козельск и Старобельск, деревне Осташково.

153. 5 марта 1940 г., руководствуясь предложением главы НКВД, члены Политбюро Центрального Комитета Коммунистической партии СССР одобрили казнь польских военнопленных без суда, которую должны были осуществить сотрудники НКВД. Пленные были убиты и похоронены в братских могилах в разные дни в апреле и мае 1940 года. Списки военнопленных, подлежащих расстрелу, были составлены на основании "эшелонных списков" НКВД, в которых, среди прочего, содержались имена членов семей заявителей.

154. Останки трех членов семей заявителей были обнаружены в ходе эксгумации в 1943 году, останки других не были найдены или опознаны. Европейский Суд повторяет, что по многим делам он признавал, что пропавшее без вести лицо может быть признано умершим. Как правило, этот факт устанавливается в ответ на заявление государства-ответчика о том, что человек еще жив или не доказано, что он погиб от действий со стороны представителей органов государственной власти. Такое установление факта смерти не является автоматическим и делается только на основании рассмотрения обстоятельств дела, в которых существенную роль играет время, когда человека видели живым или слышали о нем (см. Постановление Европейского Суда по делу "Аслаханова и другие против Российской Федерации" (Aslakhanova and Others v. Russia) от 18 декабря 2012 г., жалобы NN 2944/06, 8300/07, 50184/07, 332/08 и 42509/10, § 100, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 143, и Постановление Европейского Суда по делу "Вагапова и Зубайраев против Российской Федерации" (Vagapova and Zubirayev v. Russia) от 26 февраля 2009 г., жалоба N 21080/05, §§ 85, 86). Европейский Суд установил факт смерти при отсутствии достоверных сведений о пропавших без вести лицах в течение периода времени от четырех с половиной лет (см. Постановление Европейского Суда по делу "Имакаева против Российской Федерации" (Imakayeva v. Russia), жалоба N 7615/02, ECHR 2006-XIII, § 155 (извлечения)) до более чем 10 лет (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аслаханова и другие против Российской Федерации", §§ 103, 115).

155. Очевидно - и "эшелонные списки" НКВД это подтверждают - что в конце 1939 года и в начале 1940 года родственники заявителей находились в заключении на территории СССР под полным и исключительным контролем советских властей. В решении Политбюро от 5 марта 1940 г. говорилось, что все польские военнопленные, содержащиеся в лагерях НКВД, без исключения должны быть казнены без суда, что и было сделано сотрудниками НКВД в последующие месяцы. Массовые захоронения заключенных в форме польской армии были обнаружены в Катынском лесу уже в 1943 году, после захвата территории нацистами. В записке, написанной в 1959 году главой КГБ, преемника НКВД, признается тот факт, что в общей сложности более 21 000 польских военнопленных были расстреляны сотрудниками НКВД. Семьи перестали получать письма от заключенных в 1940 году и не получали от них никаких известий на протяжении всех этих лет, то есть в течение более 70 лет.

156. Принимая во внимание эти факты, Европейский Суд приходит к выводу, что члены семей заявителей, которые попали в плен в 1939 году, должны быть признаны казненными советскими властями в 1940 году.

157. Российская Федерация ратифицировала Конвенцию 5 мая 1998 г., то есть через 58 лет после казни родственников заявителей. Большая Палата Европейского Суда поддерживает заключение Палаты Секции Суда, что период времени между смертью и критической датой не только во много раз превысил срок, который инициировал процедурное обязательство в соответствии со статьей 2 Конвенции во всех предыдущих делах, но и являлся слишком длительным в абсолютном выражении для того, чтобы установить "подлинную связь" между смертью родственников заявителей и вступлением в силу Конвенции в отношении Российской Федерации.

158. Расследование по выяснению происхождения массовых захоронений началось в 1990 году и было официально прекращено в сентябре 2004 года. Хотя власти Российской Федерации утверждали, что первоначальное решение об инициировании разбирательств было неправомерным, это производство могло способствовать, по крайней мере теоретически, установлению и наказанию виновных лиц. Следовательно, указанные процессуальные действия попадали под определение "процессуальных действий и бездействия" в целях статьи 2 Конвенции.

159. В начале 1990-х годов советские, а впоследствии и российские власти предприняли большое количество процессуальных действий. В 1991 году была проведена эксгумация тел в местах массовых захоронений в Харькове, поселке Медное и Катыни, следователи организовали судебно-медицинские исследования и опросили возможных свидетелей расстрелов. Были осуществлены официальные визиты, проведены координационные совещания между российскими, польскими, украинскими и белорусскими властями. Тем не менее все эти мероприятия были проведены до критической даты. Относительно периода времени после вступления в силу Конвенции информация, имеющаяся в материалах дела и в представленных сторонами замечаниях, не подтверждает проведение каких-либо следственных мероприятий после 5 мая 1998 г. Европейский Суд не может согласиться с тем, что переоценка доказательств, отступление от предыдущих выводов или решение о засекречивании материалов следствия являются "значительной частью процессуальных действий", которая необходима для установления "подлинной связи" в целях статьи 2 Конвенции. Также после критической даты не были обнаружены никакие существенные доказательства или информация. Таким образом, Европейский Суд приходит к выводу, что не подтвердился ни один из критериев для установления наличия "подлинной связи".

160. В заключение необходимо определить, существовали ли в данном деле исключительные обстоятельства, которые могли оправдать несоблюдение требования "подлинной связи" путем применения требования "ценностей Конвенции". Как установил Европейский Суд, события, которые могли бы инициировать возникновение обязательства по расследованию в соответствии со статьей 2 Конвенции, произошли в начале 1940 года, то есть более чем за 10 лет до создания Конвенции. Следовательно, Европейский Суд поддерживает вывод Палаты о том, что нет никаких условий, которые могли бы соединить далекое прошлое и недавнее время после вступления в силу Конвенции.

161. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд поддерживает возражение властей Российской Федерации, касающееся компетенции ratione temporis, и считает, что он не обладает компетенцией рассматривать жалобу на нарушение статьи 2 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции

162. Заявители жаловались, что длительное отрицание исторического факта и сокрытие информации о судьбе их родственников, а также пренебрежительные и противоречивые ответы властей Российской Федерации на их запросы о предоставлении информации являются бесчеловечным и унижающим их достоинство обращением, нарушающим статью 3 Конвенции, которая гласит следующее:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

А. Постановление Палаты Европейского Суда

163. Палата проводит различие между двумя группами заявителей на основании близости родственных уз, которые связывали их с жертвами Катынского преступления. Палата признает, что существуют "близкие семейные узы" в случае вдовы и девяти детей, которые родились до 1940 года, и что данная группа может претендовать на статус жертв нарушения статьи 3 Конвенции. С другой стороны, душевные страдания других пяти заявителей, которые родились в 1940 году или позднее этого срока или являются более дальними родственниками жертв Катыни, не подпадают под действие статьи 3 Конвенции.

164. Далее Палата рассмотрела ситуацию с заявителями из первой группы в различные периоды времени. Во время Второй мировой войны они "находились в состоянии неопределенности относительно судьбы" своих близких, а после войны они "могли все еще надеяться, что, по крайней мере, кто-то из польских военнопленных мог выжить либо находился в отдаленных советских лагерях, либо, совершив побег, скрывался". На протяжении всего времени контроля СССР над Польшей заявителям "не разрешалось по политическим причинам интересоваться правдой о случившемся, и их вынуждали признать исторические факты, искаженные советскими и польскими коммунистическими властями". Даже после признания Катынского расстрела советскими и российскими властями заявители "испытывали разочарование в связи с отсутствием явного прогресса в расследовании".

165. В период времени после вступления в силу Конвенции заявители не имели доступа к материалам следствия или были исключены из разбирательства по причине иностранного гражданства. Палата была особенно поражена "явным нежеланием властей Российской Федерации признать реальность Катынского преступления". Признавая тот факт, что родственники заявителей находились в заключении в лагерях НКВД, российские военные суды последовательно избегали какого-либо упоминания об их последующей казни, ссылаясь на то, что Катынское расследование не выявило никаких доказательств. Палата рассматривает данный подход как "черствое и равнодушное отношение к интересам заявителей, а также преднамеренное сокрытие обстоятельств по Катынской трагедии". Относительно процедуры реабилитации Палата сочла, что "отрицание реальности массовых убийств, подкрепленное предположением, что польские заключенные, возможно, являлись обвиняемыми по уголовному делу и, соответственно, были приговорены к высшей мере наказания, продемонстрировало, что отношение к заявителям было не просто оскорбительным, но и бесчеловечным".

166. Палата признала, что количество времени, прошедшее с тех пор, как заявители расстались со своими родственниками, в данном деле было значительно больше, чем в других случаях, и что заявители более не испытывали страданий от незнания того, живы или мертвы члены их семей. Тем не менее, ссылаясь на судебную практику Комитета ООН по правам человека по аналогичной статье 7 Международного пакта о гражданских и политических правах, Палата постановила, что обязательство властей согласно статье 3 Конвенции не могло исчерпываться простой констатацией факта смерти, они были обязаны предоставить сведения об обстоятельствах смерти и местах захоронения. В данном деле российские власти не предоставили заявителям никакой официальной информации об обстоятельствах смерти их родственников и не предприняли никаких попыток найти их захоронения. Палата признала факт нарушения статьи 3 Конвенции.

B. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

167. Прежде всего власти Российской Федерации утверждали, что для того, чтобы в отношении родственников погибших или пропавших без вести встал вопрос о соблюдении требований статьи 3 Конвенции, должно быть установлено наличие двух существенных условий: 1) заявители должны были пережить период неопределенности относительно судьбы своих родственников, и 2) действия со стороны властей должны усилить их страдания в течение этого периода (здесь власти Российской Федерации ссылались на Постановление Европейского Суда по делу "Лулуев и другие против Российской Федерации" (Luluyev and Others v. Russia), жалоба N 69480/01, ECHR 2006-ХIII, §§ 114, 115 (извлечения)).

168. Относительно первого условия, состояния неопределенности, власти Российской Федерации отметили, что, хотя судьба родственников заявителей не может быть установлена настолько достоверно, насколько это необходимо для целей уголовного или "реабилитационного" производства, неразумно было бы ожидать, что они все были еще живы 5 мая 1998 г., принимая во внимание дату их рождения и отсутствие каких-либо вестей от них со времени Второй мировой войны. В отсутствие первого условия власти Российской Федерации полагали, что не могло возникнуть отдельных вопросов относительно нарушения статьи 3 Конвенции, кроме тех, которые уже были рассмотрены в рамках жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции (здесь они ссылались на Постановление Европейского Суда по делу "Эсмухамбетов и другие против Российской Федерации" (Esmukhambetov and Others v. Russia) от 29 марта 2011 г., жалоба N 23445/03, § 189, Постановление Европейского Суда по делу "Велхиев и другие против Российской Федерации" (Velkhiyev and Others v. Russia) от 5 июля 2011 г., жалоба N 34085/06, § 137, Постановление Европейского Суда по делу "Самбиев и Покаева против Российской Федерации" (Sambiyev and Pokayeva v. Russia) от 22 января 2009 г., жалоба N 38693/04, §§ 74, 75, и Постановление Европейского Суда по делу "Тангиева против Российской Федерации" (Tangiyeva v. Russia) от 29 ноября 2007 г., жалоба N 57935/00, § 104).

169. Власти Российской Федерации также отметили отсутствие "особых факторов", которые могли бы придать страданиям заявителей "глубину и характер, отличные от эмоционального потрясения, которое неизбежно испытывают родственники жертв серьезных нарушений прав человека" (здесь власти Российской Федерации упомянули Постановление Европейского Суда по делу "Гонгадзе против Украины" (Gongadze v. Ukraine), жалоба N 34056/02, ECHR 2005-XI, § 184, и Постановление Европейского Суда по делу "Орхан против Турции" (Orhan v. Turkey) от 18 июня 2002 г., жалоба N 25656/94, §§ 357, 358). Что касается первого "особого фактора", "близости родственных связей", пятеро заявителей родились после задержания их родственников, и Палата не установила нарушения статьи 3 Конвенции в отношении этих заявителей. Второй "особый фактор", "степень, в которой член семьи был свидетелем рассматриваемых событий", отсутствовал, поскольку никто из них не был свидетелем событий, во время которых была причинена смерть их родственникам. Третий критерий, "попытки членов семьи получить информацию о пропавшем без вести лице", также отсутствовал, так как заявители не принимали участие в Катынском расследовании, не подавали ходатайств и не давали показаний. Несмотря на то, что дело широко освещалось в российской и польской прессе в течение более 14 лет, два заявителя обратились с просьбой присвоить им официальный процессуальный статус только после того, как следствие было прекращено (здесь власти Российской Федерации ссылались для сравнения на Постановление Европейского Суда по делу "Мусиханова и другие против Российской Федерации" (Musikhanova and Others v. Russia) от 4 декабря 2008 г., жалоба N 27243/03, §§ 81, 82).

170. Что касается реакции властей Российской Федерации на запросы заявителей, которая являлась четвертым "особым фактором", власти Российской Федерации утверждали, что, во-первых, влияние их действий или бездействия должно было значительно уменьшиться в связи с 58-летним периодом времени, который отделял Катынские события от даты ратификации Конвенции Российской Федерацией, а также в связи с тем фактом, что заявители больше не находились в состоянии неопределенности в отношении судьбы их родственников. Власти Российской Федерации утверждали, что действия внутригосударственных органов власти были оправданными, подчеркивая в первую очередь, что "реабилитация" польских заключенных была невозможна из-за отсутствия какой-либо информации о выдвинутых против них обвинениях. Во-вторых, власти не имели никаких юридических обязательств по розыску заявителей или предоставлению им статуса жертвы, поскольку отсутствовали достаточные доказательства, способствующие установлению причинно-следственной связи между "Катынскими событиями" и смертью родственников заявителей, которые соответствовали бы стандарту доказывания, предусмотренному уголовным судопроизводством. В-третьих, письма из прокуратуры, адресованные заявителям, содержали "неправильные заключения", и "несоответствия" были в результате устранены судами Российской Федерации, которые провели надлежащую оценку документов при участии представителей со стороны заявителей.

171. Власти Российской Федерации не согласились с заключением Палаты о том, что суды Российской Федерации отрицали реальность Катынского преступления, по их мнению, суды только "сослались на недостаточность доказательств для установления обстоятельств смерти родственников заявителей" в соответствии со стандартом доказывания, предусмотренным в уголовном процессе. Власти Российской Федерации также оспорили утверждение о том, что внутригосударственные органы власти были обязаны предоставить отчет о судьбе пропавших без вести лиц, а также предпринять шаги для розыска места их захоронений, поскольку родственники заявителей не являлись "пропавшими без вести" и поскольку такое обязательство не было предусмотрено ни внутригосударственным законодательством, ни международным гуманитарным правом, ни Конвенцией. В заключение власти Российской Федерации утверждали, что у них не было намерения искажать исторические факты или подвергать заявителей какому-либо унижающему достоинство обращению.

2. Заявители

172. Заявители признали позицию, изложенную в решении Палаты, заключавшуюся в том, что обязательство, предусмотренное статьей 3 Конвенции, отличается от обязательства, следующего из статьи 2 Конвенции, в том, что последнее положение предусматривает обязанность государства предпринимать конкретные правовые действия, в то время как первое имеет более общий гуманитарный характер. Они настаивали, что Европейский Суд должен иметь возможность рассмотреть факты, которые имели место до вступления в силу Конвенции, в той части, в которой они могли иметь отношение к событиям, произошедшим после этой даты (заявители ссылались на Решение Большой Палаты Европейского Суда по делу "Брониовский против Польши" (Broniowski v. Poland), жалоба N 31443/96, ECHR 2002-X, § 74, и Постановление Европейского Суда по делу "Хокканен против Финляндии" (Hokkanen v. Finland) от 23 сентября 1994 г., Series A, N 299 A, § 53). Кроме того, у Европейского Суда должна быть компетенция оценивать соблюдение органами государственной власти обязательств, установленных статьей 3 Конвенции, даже в том случае, если исходный факт лишения жизни не подлежит рассмотрению Европейского Суда ratione temporis (здесь заявители провели параллель с решением Комитета ООН по правам человека от 28 марта 2006 г. по делу "Мариам Санкара и другие против Буркина-Фасо" (Mariam Sankara and Others v. Burkina Faso)).

173. Заявители не согласились с решением Палаты о разделении их на две группы по принципу близости родственных связей. Они заявили, что ситуация в послевоенной социалистической Польше и события, которые последовали после признания СССР Катынских событий, повлияли на всех заявителей в равной мере. Они утверждали, в отличие от позиции Палаты Европейского Суда, что те, кто не помнил своих отцов или был лишен возможности лично общаться с ними, еще более ранимы в отношении трагической судьбы их родителей. Кроме того, заявители второй группы - в отношении которых не было установлено нарушение статьи 3 Конвенции - принимали активное участие в различных правовых действиях, а также в других мероприятиях, проводившихся с целью увековечивания памяти их погибших родственников: заявительница Волк-Ежерская (Wolk-Jezierska) написала несколько книг о "Катынской трагедии", заявительница Кшишковяк (Krzyszkowiak) создала издательство, публикующее материалы, имеющие отношение к "Катынским событиям", заявительница Родович (Rodowicz) написала несколько художественных работ, посвященных Катынской трагедии, а заявитель Романовский (Romanowski), самый молодой из заявителей, "унаследовал" от матери наказ чтить память своего убитого дяди. Ссылаясь на прецедентное право Межамериканского суда по правам человека, заявители утверждали, что все они являлись жертвами нарушения статьи 3 Конвенции или как взрослые, ближайшие родственника убитых, или как непрямые родственники, которые продемонстрировали свою непосредственную постоянную личную причастность посредством многочисленных действий в отношении выяснения судьбы убитых членов семей.

174. Что касается реакции со стороны властей Российской Федерации на их запросы, заявители отметили, что в предыдущих делах, рассмотренных Европейским Судом, иногда случалось, что лица, "пропавшие без вести", признавались "умершими", когда обнаруживались их тела. В "Катынском деле" последовательность была обратной: то есть, по мнению властей Российской Федерации, те, кто считались "умершими", стали "без вести пропавшими". Данное превращение продемонстрировало отрицание исторических фактов и причинило сильную боль, страдания и стресс заявителям. Это было равносильно тому, чтобы объявить родственникам жертв Холокоста, что их родственники должны считаться пропавшими без вести, поскольку их судьбу можно проследить только до концлагеря, так как все документы были уничтожены нацистами. Более того, поскольку военные прокуроры заявили, что они не могут определить, "какое положение Уголовного кодекса являлось правовой основой для привлечения к ответственности польских военнопленных", это по сути являлось утверждением о том, что жертвы могли являться преступниками, которые были приговорены к смертной казни. Кроме того, в ходе разбирательства по вопросу реабилитации в московском суде прокурор заявил, что существовали "веские основания" для репрессий в связи с тем, что некоторые польские офицеры являлись "шпионами, террористами и диверсантами", поскольку довоенную польскую армию "готовили к войне против Советского Союза". Заявители подчеркнули, что их моральные страдания не могли быть определены как страдания, связанные с убийствами как таковыми, но были связаны с обращением со стороны властей Российской Федерации.

3. Власти Польши

175. Власти Польши заявили, что власти Российской Федерации подвергли заявителей бесчеловечному и унижающему достоинство обращению. Они отметили, что лица, взятые в плен, содержавшиеся под стражей и впоследствии убитые сотрудниками НКВД, являлись ближайшими родственниками заявителей. В течение многих лет по политическим причинам власти Советского Союза отказывали в предоставлении какой-либо официальной информации, касавшейся судьбы лиц, взятых в плен в конце 1939 года. После возбуждения дела в 1990 году заявители безуспешно пытались получить доступ к материалам следствия, чтобы добиться юридической реабилитации своих родственников. Недостаточный доступ к рассмотрению дела, а также противоречивая информация, предоставленная заявителям, держали их в состоянии длящейся неопределенности и стресса и ставили их в положение, которое полностью зависело от действий властей Российской Федерации, которые были унизительными по отношению к заявителям. Это являлось обращением, нарушавшим статью 3 Конвенции.

4. Доводы третьей стороны

176. Группа публичного международного права и политики представила обзор прецедентного права Европейского Суда, касающийся характера и степени близости семейных отношений, которые необходимы для того, чтобы член семьи заявителя рассматривался бы как жертва, в отношении которой была нарушена статья 3 Конвенции. По их мнению, правоприменительная практика указывала, что Европейский Суд проявлял нарастающую озабоченность действиями членов семьи заявителей и ролью, которую играет государство после получения запросов о предоставлении информации. Третья сторона также утверждала, что подход к присвоению лицу статуса потерпевшего на основании участия члена семьи в попытках получить информацию о лице, пропавшем без вести, и то, как власти реагировали на эти попытки, соответствовали стандартам, которые применялись другими международными судебными инстанциями, включая Межамериканский суд по правам человека (здесь третья сторона сослалась на постановление суда по делу "Гарридо и Байгорриа против Аргентины" (Garrido and Baigorria v. Argentina) от 27 августа 1998 г. и постановление суда по делу "Блейк против Гватемалы" (Blake v. Guatemala) от 24 января 1998 г.) и Чрезвычайные Палаты судов Камбоджи.

С. Мнение Европейского Суда

1. Общие принципы

177. Европейский Суд в своей правоприменительной практике всегда уделял большое внимание глубокому психологическому воздействию, которое оказывает нарушение прав человека на членов семьи жертвы, являющихся заявителями в Европейском Суде. Однако для того, чтобы в отношении родственников жертвы было установлено отдельное нарушение статьи 3 Конвенции, необходимы особые факторы, которые придают их страданиям глубину и характер, отличные от эмоционального потрясения, которое неизбежно следует из самого факта нарушения Конвенции. Данные факторы включают в себя близость родственных связей, конкретные обстоятельства семейных отношений и то, в какой степени член семьи являлся свидетелем рассматриваемых событий, а также участие заявителей в попытках получить информацию, касавшуюся судьбы их родственников.

178. В этой связи Европейский Суд напоминает, что член семьи "пропавшего без вести" может претендовать на присвоение статуса жертвы обращения, которое противоречит статье 3 Конвенции, в тех случаях, когда после исчезновения имел место длительный период неопределенности до момента обнаружения тела лица, пропавшего без вести. В такой категории дел суть вопроса, касающегося статьи 3 Конвенции, заключается не столько в серьезном нарушении прав человека, пропавшего без вести, а в пренебрежительной реакции и отношении властей к данной ситуации, когда она была доведена до их сведения. Признание нарушения по этому основанию не ограничивается делами, когда государство-ответчик несет ответственность за исчезновение лица. Признание нарушения также может иметь место в результате нежелания властей реагировать на попытки со стороны родственников получить информацию или препятствования им в этом деле, когда родственники вынуждены нести бремя выяснения обстоятельств дела, когда такое отношение может рассматриваться как демонстрация явного, длящегося и абсолютного пренебрежения в отношении обязательства предоставлять информацию о судьбе лица, пропавшего без вести (см., в частности, Постановление Европейского Суда по делу "Ачыш против Турции" (Acis v. Turkey) от 1 февраля 2011 г., жалоба N 7050/05, §§36 и 51-54, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции", § 200, Постановление Европейского Суда по делу "Османолу против Турции" (Osmanoolu v. Turkey) от 24 января 2008 г., жалоба N 48804/99, § 96, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лулуев и другие против Российской Федерации", § 114 (извлечения), Постановление Европейского Суда по делу "Базоркина против Российской Федерации" (Bazorkina v. Russia) от 27 июля 2006 г., жалоба N 69482/01, § 139, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Гонгадзе против Украины", § 219, Постановление Европейского Суда по делу "Орхан против Турции" (Orhan v. Turkey) от 18 июня 2002 г., жалоба N 25656/94, § 358, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Чакичи против Турции" (Cakici v. Turkey), жалоба N 23657/94, ECHR 1999-IV, § 98).

179. Европейский Суд применяет ограничительный подход в случаях, когда человек был взят под стражу, но позднее, после относительно короткого периода неопределенности в отношении его судьбы, был найден мертвым (см. Постановление Европейского Суда по делу "Танлы против Турции" (Tanli v. Turkey), жалоба N 26129/95, ECHR 2001-III, § 159, и Постановление Европейского Суда по делу "Битиева и другие против Российской Федерации" (Bitiyeva and Others v. Russia) от 23 апреля 2009 г., жалоба N 36156/04, § 106). По нескольким чеченским делам, в которых заявители не являлись свидетелями убийства своих родственников, а узнали об их смерти только после обнаружения тел, Европейский Суд посчитал, что отсутствует необходимость признавать отдельное нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку им уже было установлено нарушение материально-правовой и процессуальной составляющих статьи 2 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Велхиев и другие против Российской Федерации" (Velkhiyev and Others v. Russia) от 5 июля 2011 г., жалоба N 34085/06, § 137, Постановление Европейского Суда по делу "Самбиев и Покаева против Российской Федерации" (Sambiyev and Pokayeva v. Russia) от 22 января 2009 г., жалоба N 38693/04, §§ 74, 75, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тангиева против Российской Федерации", § 104).

180. Кроме того, в делах, касающихся лиц, которые были убиты представителями власти в нарушение статьи 2 Конвенции, Европейский Суд постановил, что применение статьи 3 Конвенции обычно не распространяется на родственников в связи с кратковременностью события, в результате которого произошла рассматриваемая смерть (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дамаев против Российской Федерации" (Damayev v. Russia) от 29 мая 2012 г., жалоба N 36150/04, § 97, Постановление Европейского Суда по делу "Ясин Атэш против Турции" (Yasin Ates v. Turkey) от 31 мая 2005 г., жалоба N 30949/96, § 135, Постановление Европейского Суда по делу "Удаева и Юсупова против Российской Федерации" (Udayeva and Yusupova v. Russia) от 21 декабря 2010 г., жалоба N 36542/05, § 82, Постановление Европейского Суда по делу "Хашуева против Российской Федерации" (Khashuyeva v. Russia) от 19 июля 2011 г., жалоба N 25553/07, § 154, Постановление Европейского Суда по делу "Индербиева против Российской Федерации" (Inderbiyeva v. Russia) от 27 марта 2012 г., жалоба N 56765/08, § 110).

181. Тем не менее Европейский Суд считает, что признание отдельного факта нарушения статьи 3 Конвенции обосновано в ситуациях подтвержденной смерти, когда заявители являлись прямыми свидетелями страданий членов их семей (см. Постановление Европейского Суда по делу "Салахов и Ислямова против Украины" (Salakhov and Islyamova v. Ukraine) от 14 марта 2013 г., жалоба N 28005/08, § 204), когда заявительница являлась свидетельницей медленной гибели своего сына, содержавшегося под стражей, при этом не имея возможности помочь ему, Постановление Европейского Суда по делу "Эсмухамбетов и другие против Российской Федерации" (Esmukhambetov and Others v. Russia) от 29 марта 2011 г., жалоба N 23445/03, § 190, в котором было установлено нарушение статьи 3 Конвенции в отношении заявителя, который являлся свидетелем убийства всей своей семьи, однако в отношении других заявителей, узнавших позже об убийствах, нарушение не было признано, Постановление Европейского Суда по делу "Хаджиалиев и другие против Российской Федерации" (Khadzhialiyev and Others v. Russia) от 6 ноября 2008 г., жалоба N 3013/04, § 121, в котором заявители не смогли надлежащим образом похоронить расчлененные тела своих детей, Постановление Европейского Суда по делу "Мусаев и другие против Российской Федерации" (Musayev and Others v. Russia) от 26 июля 2007 г., жалоба N 60403/00, § 169, в котором заявитель являлся свидетелем расправы без суда над несколькими своими родственниками и соседями, Постановление Европейского Суда по делу "Аккум и другие против Турции" (Akkum and Others v. Turkey), жалоба N 21894/93, ECHR 2005-II, §§ 258, 259 (извлечения), в котором заявитель получил изувеченное тело сына).

2. Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле

182. Европейский Суд отмечает, что ситуация, которая является основанием для жалобы о нарушении статьи 3 Конвенции, прежде всего, имела признаки дела об "исчезновении". Члены семей заявителей были взяты в плен советскими оккупационными войсками и содержались в советских лагерях. Существует свидетельство того, что переписка между польскими военнопленными и членами их семей продолжалась до весны 1940 года, и поэтому семьи должны были знать, что их родственники живы. После того, как письма от них перестали приходить в Польшу, в течение многих лет их родственники оставались в неопределенности в отношении их судеб.

183. В 1943 году, после обнаружения мест массовых захоронений рядом с Катынским лесом, были проведены частичная эксгумация и опознание останков тел. Однако тогда были опознаны только трое из родственников заявителей: Волк (Mr Wolk), Родович (Mr Rodowicz) и Мелецкий (Mr Mielecki). Власти СССР отрицали тот факт, что ими были казнены польские военнопленные, а не имея доступа к материалам Политбюро или НКВД, невозможно было проследить судьбу тех заключенных, чьи тела не были опознаны. Во время холодной войны никакие дальнейшие попытки опознать жертвы Катынской трагедии не предпринимались, поскольку версия СССР относительно того, что ответственность за данные события несут нацисты, считалась официальной в Польской Народной Республике в течение всего времени существования советского режима, то есть до 1989 года.

184. В 1990 году СССР официально признал ответственность советского руководства в отношении расстрела польских военнопленных. В последующие годы были обнародованы сохранившиеся документы, имевшие отношение к этой расправе, и следствие провело частичную эксгумацию тел из нескольких мест захоронения. Были проведены несколько консультаций между польскими, российскими, украинскими и белорусскими прокуратурами.

185. К тому моменту, как 5 мая 1998 г. Российская Федерация ратифицировала Конвенцию, со времени расправы над польскими военнопленными прошло более 58 лет. Принимая во внимание большой промежуток времени, материалы, обнаруженные в тот период, а также усилия, которые были предприняты различными сторонами в отношении выяснения обстоятельств Катынского преступления, Европейский Суд считает, что относительно периода после даты ратификации нельзя говорить, что заявители находились бы в состоянии неопределенности относительно судеб своих родственников, которые были взяты в плен Советской Армией в 1939 году. Очевидно, что дело, первоначально являвшееся делом об "исчезновении", должно рассматриваться как дело о "подтвержденной смерти". Заявители согласились с такой оценкой данного дела (см., в частности, приведенные выше § 116, а также § 119 Постановления Палаты). На этом выводе никак не сказывается позиция российских судов, которые, по-видимому, воздерживались от открытого признания того факта, что родственники заявителей были убиты в советских лагерях.

186. Европейский Суд не сомневается, что заявители испытали глубокое горе и страдания из-за казни членов их семей без суда. Тем не менее Европейский Суд напоминает, что в интересах соблюдения принципов правовой определенности, предсказуемости и равенства перед законом он не должен игнорировать собственную правоприменительную практику без веских причин (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сабри Гюнеш против Турции" (Sabri Gunes v. Turkey) от 29 июня 2012 г., жалоба N 27396/06, § 50). Приведенная выше правоприменительная практика Европейского Суда гласит, что страдания членов семьи "лица, пропавшего без вести", испытывавших поочередно то надежду, то отчаяние, могут оправдать признание отдельного нарушения статьи 3 Конвенции в связи с особенно безотзывчивым отношением внутригосударственных властей к их стремлению получить доступ к информации. В том, что касается настоящего дела, юрисдикция Европейского Суда распространяется только на период времени после 5 мая 1998 г., после даты вступления в силу Конвенции на территории Российской Федерации. Ранее Европейский Суд установил, что после этой даты не оставалось никакой неопределенности в отношении судеб польских военнопленных. Хотя не все тела были найдены, их гибель официально признана советскими и российскими властями и является установленным историческим фактом. Масштаб преступления, совершенного в 1940 году властями СССР, является сильным эмоциональным фактором, но с чисто юридической точки зрения Европейский Суд не может принять его в качестве веского основания для отступления от своего прецедентного права в отношении признания статуса членов семей "лиц, пропавших без вести", как жертв нарушения статьи 3 Конвенции и присвоения данного статуса заявителям, для которых смерть их родственников являлась установленным фактом.

187. Кроме того, Европейский Суд не установил никаких других особых обстоятельств, которые могли бы привести к признанию отдельного нарушения статьи 3 Конвенции в делах о "подтвержденной смерти" (см. приведенную выше правоприменительную практику в § 181 настоящего Постановления)

188. В таких обстоятельствах Европейский Суд не считает возможным прийти к заключению, что страдания заявителей имели степень и характер, которые отличались бы от эмоционального переживания, которое неизбежно испытывают родственники жертв серьезных нарушений прав человека.

189. Следовательно, Европейский Суд не устанавливает нарушение статьи 3 Конвенции.

IV. Соблюдение статьи 38 Конвенции государством-ответчиком

190. Европейский Суд неоднократно обращался к властям Российской Федерации, являющимся ответчиком по данному делу, с просьбой предоставить копию постановления от 21 сентября 2004 г., в соответствии с которым было прекращено расследование Катынского преступления (см. § 45 настоящего Постановления). После отказа со стороны государства-ответчика предоставить запрашиваемый документ Европейский Суд попросил стороны прокомментировать вопрос соблюдения государством-ответчиком его обязательства создавать все необходимые условия для расследования Европейского Суда, следующего из статьи 38 Конвенции. Это положение гласит следующее:

"Суд рассматривает дело с участием представителей заинтересованных сторон и, если это необходимо, осуществляет исследование обстоятельств дела, для эффективного проведения которого заинтересованные государства создают все необходимые условия".

А. Постановление Палаты

191. Палата напомнила, что "только Суд мог решать... какие должны предоставить стороны для должного рассмотрения дела" и что "стороны обязаны были выполнить их запросы и инструкции, касающиеся доказательств". Далее Палата указала на отсутствие правдоподобных объяснений со стороны государства-ответчика в отношении характера проблем в области безопасности, которые явились основанием для засекречивания запрошенного документа. Палата отметила, что запрошенный документ "имеет отношение к историческим событиям, большинство участников которого уже мертвы, и он не имеет никакого отношения к текущей оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел". Обобщая вышеизложенное, Палата отметила, что открытое и прозрачное расследование преступлений бывшего тоталитарного режима вряд ли может угрожать интересам государственной безопасности современной демократической Российской Федерации, особенно принимая во внимание тот факт, что ответственность советских властей за данное преступление была признана на самом высоком уровне.

В. Доводы сторон

1. Власти Российской Федерации

192. Прежде всего власти Российской Федерации заявили, что засекречивание 36 томов материалов дела и постановления от 21 сентября 2004 г. грифом "совершенно секретно" было законным, поскольку в них содержалась информация, касавшаяся разведки, контрразведки и оперативно-розыскной деятельности, а также потому, что засекречивание было "проверено и оставлено в силе" Федеральной службой безопасности Российской Федерации и Межведомственной комиссией по защите государственной тайны, а также последующими решениями Московского городского суда и Верховного Суда Российской Федерации по заявлению общества "Мемориал". Власти утверждали, что законодательство Российской Федерации не содержит категорического запрета на передачу важной информации международным организациям и что постановление от 21 сентября 2004 г. не было предоставлено Европейскому Суду только потому, что "компетентные внутригосударственные органы не пришли к заключению", что это возможно.

193. Власти Российской Федерации утверждали, что статья 38 Конвенции не может толковаться так, чтобы требовать от Договаривающихся Государств раскрытия информации, которая могла бы причинить ущерб их безопасности. Власти Российской Федерации призвали Европейский Суд проанализировать законы других государств-членов, "которые, вероятнее всего, содержат аналогичные правила". Власти Российской Федерации ссылались на положения Европейской Конвенции о взаимной правовой помощи по уголовным делам и на Соглашения между Российской Федерацией и Польшей о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским и уголовным делам, которые позволяют Договаривающемуся Государству отказать в предоставлении запрашиваемой информации, если это может причинить ущерб суверенитету, безопасности, общественному порядку или другим значимым интересам страны (здесь власти Российской Федерации также ссылались на Постановление Европейского Суда по делу "Лю против Российской Федерации (N 2)" (Liu v. Russia (N 2)) от 26 июля 2011 г., жалоба N 29157/09, § 85, и Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom) от 15 ноября 1996 г., § 138, Reports of Judgments and Decisions 1996-V). Власти Российской Федерации подчеркнули, что Правило 33 Регламента Европейского Суда не предусматривает наказание за несанкционированное разглашение конфиденциальной информации, которая была доведена до Европейского Суда.

194. Власти Российской Федерации утверждали, что они предоставили информацию о содержании постановления от 21 сентября 2004 г., которая является достаточной для выполнения их обязательства в соответствии со статьей 38 Конвенции. Таким образом, власти Российской Федерации информировали о том, какой орган власти засекретил данное решение, какие соображения безопасности были приняты во внимание, какие были основания для прекращения производства по делу, и какая правовая характеристика была дана предполагаемым преступлениям. В рассматриваемом постановлении не упоминались имена заявителей и не содержалось никакой информации о судьбе их родственников или местах их захоронения.

195. В заключение власти Российской Федерации не согласились с тем, что они называли "необычной логикой" постановления Палаты. По их мнению, статья 38 Конвенции должна была рассматриваться в конце Постановления, как это было в предыдущих делах. Власти Российской Федерации подчеркнули, что обязательство в соответствии со статьей 38 Конвенции имеет чисто "процессуальный характер", и, таким образом, предполагаемое нарушение само по себе "не могло причинить какие-либо страдания заявителям" или "превысить тяжесть предполагаемых нарушений статей 2 и 3 Конвенции". Власти Российской Федерации не согласились с тем, что обязательство в соответствии со статьей 38 Конвенции должно выполняться при любых обстоятельствах, по их мнению, по своему характеру оно является вторичным и зависит от наличия приемлемых для рассмотрения жалоб в соответствии с другими положениями Конвенции. В настоящем деле не было необходимости рассматривать соблюдение властями Российской Федерации статьи 38 Конвенции, поскольку Европейский Суд должен был признать, что не обладает юрисдикцией для рассмотрения по существу жалобы в соответствии со статьей 2 Конвенции.

2. Заявители

196. Заявители утверждали, что давно сложившийся принцип обычного международного права предусматривает, что никакие внутренние правила, даже конституционного уровня, не могут оправдать несоблюдение международного права (они ссылались на прецедентное право Постоянной палаты международного правосудия и Международного суда). Данный принцип был закреплен в статье 27 Венской конвенции о праве международных договоров для углубления более общего принципа необходимости соблюдения договоров и применялся часто в практике международных судов и квазисудебных органов, включая Комитет по правам человека, Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии, Межамериканский суд по правам человека, Африканскую комиссию по правам человека и народов, а также арбитражные суды. Столкнувшись с нежеланием государства-участника предоставить запрашиваемые материалы со ссылкой на их конфиденциальность, международные суды проводили слушания в закрытом режиме (заявители ссылались на постановление Межамериканcкого суда по правам человека (по делу "Годинес Крус против Гондураса" (Godinez Cruz v. Honduras) от 20 января 1989 г., и постановление Административного трибунала Международной организации труда "Балло против ЮНЕСКО" (Ballo v. UNESCO) от 15 мая 1972 г., N 191). В деле "Корфу Чэнел" (Corfu Channel) Международный суд не сделал никаких негативных выводов, когда Соединенное Королевство отказалось представить доказательство, которое, по его мнению, имело отношение к военно-морской тайне (постановление от 9 апреля 1949 г.). Однако Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии отклонил ссылку хорватских властей на решение по делу "Корфу Чэнел" в качестве оправдания отказа предоставить некоторые документы и свидетельства военного характера в деле "Прокурор против Тихомира Блашкича" (Prosecutor v. Tihomir Blaskic), постановив, в частности, что безусловное право государств на сокрытие документов, необходимых для разбирательства, по соображениям безопасности может поставить под угрозу саму функцию Трибунала (постановление от 29 октября 1997 г.). Он также отметил, что проблемы, связанные с угрозой государственной безопасности, могли быть решены посредством применения процессуальных механизмов, таких как закрытые слушания и специальные процедуры передачи и регистрации конфиденциальных документов. В более позднем деле "Прокурор против Дарио Кордич и Марио Черкез" (Prosecutor v. Dario Kordic and Mario Cerkez) Международный уголовный трибунал по бывшей Югославии постановил, что вопрос о необходимости запрашиваемых материалов для процесса полностью находился в его компетенции и не мог оспариваться государствами (постановление от 9 сентября 1999 г.). Заявители утверждали, что мотивы, приведенные в этих делах, также применимы mutatis mutandis* (* Mutatis mutandis (лат.) - с соответствующими изменениями (прим. перев.).) к настоящему делу.

197. Заявители напоминали, что власти Российской Федерации не обосновали свои утверждения о соображениях безопасности и не объяснили, почему документы, касавшиеся преступления, совершенного предыдущим тоталитарным режимом, должны быть засекречены. Решение об их засекречивании также противоречит статье 7 Закона о государственной тайне, которая не предусматривает засекречивание информации, касающейся прав человека. Катынское преступление являлось массовым нарушением права на жизнь, совершенным по приказу высших государственных органов СССР.

198. Заявители указали на свое согласие с Постановлением Палаты в той части, в которой Палата признала нарушение статьи 38 Конвенции. Они заявили, что Европейский Суд имел абсолютную свободу усмотрения в отношении определения того, какие свидетельства ему необходимы для рассмотрения дела, и что отказ от содействия Европейскому Суду может привести к установлению нарушения статьи 38 Конвенции даже в делах, в которых не установлены какие-либо нарушения основного права Конвенции.

3. Доводы властей Польши

199. Власти Польши согласились с выводами Палаты, имеющими отношение к установлению факта нарушения статьи 38 Конвенции. Прежде всего они отметили, что даже в ходе разбирательств в Европейском Суде власти Российской Федерации предоставили противоречивую информацию о том, кто принимал решение о засекречивании материалов, и в какой день данное решение было принято. Несмотря на то, что в своих замечаниях от 19 марта 2010 г. власти Российской Федерации утверждали, что решение было принято Межведомственной комиссией по защите государственной тайны, в замечаниях, представленных ими в письменном виде от 30 ноября 2012 г., власти Российской Федерации указывали, что решение принимала Главная военная прокуратура после консультации с Федеральной службой безопасности Российской Федерации.

200. Власти Польши власти полагали, что решение о засекречивании материалов следствия являлось нарушением основополагающих норм, закрепленных законодательством Российской Федерации. Содержание постановления о прекращении уголовного дела четко регулировалось Уголовно-процессуальным кодексом Российской Федерации, и в нем не может содержаться какой-либо информации, составляющей государственную тайну. Даже если в нем содержались данные о лицах, в отношении которых проводилось судебное разбирательство, это не могло послужить основанием для засекречивания всего постановления и присвоения ему грифа "совершенно секретно". Любая информация о высокопоставленных чиновниках СССР относилась к периоду времени до 1970 года, и, следовательно, к моменту принятия решения максимально допустимый 30-летный срок секретности, установленный статьей 13 Закона о государственной тайне, уже истек. Кроме того, поскольку власти Российской Федерации признали, что действия высокопоставленных должностных лиц СССР были признаны законом злоупотреблением властью, очевидно, что данная информация не могла быть засекречена на основании статьи 7 Закона о государственной тайне. Польские власти также подчеркнули, что власти Российской Федерации не предоставили обоснованного решения о засекречивании.

201. В заключение польские власти отметили, что Катынское расследование не было связано с текущими функциями или операциями спецслужб. Даже если часть материалов была засекречена прежним режимом, отсутствовал какой-либо длящийся и фактический общественный интерес в сохранении секретности.

С. Мнение Европейского Суда

1. Общие принципы

202. Европейский Суд напоминает, что для эффективного функционирования системы подачи индивидуальных жалоб в соответствии со статьей 34 Конвенции очень важно, чтобы государства создавали все необходимые условия для надлежащего и эффективного рассмотрения жалоб. Данное обязательство предусматривает создание Договаривающимися Государствами всех необходимых условий для Европейского Суда, независимо от того, проводит ли он расследование по установлению фактов или выполняет свои обязанности общего характера в отношении рассмотрения жалоб. Отказ властей Российской Федерации предоставить имевшуюся у них информацию без исчерпывающего объяснения может не только привести к признанию утверждений заявителей обоснованными, но также негативным образом сказаться на уровне соблюдения государством-ответчиком своих обязательств в соответствии со статьей 38 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Тахсин Аджар против Турции" (Tahsin Acar v. Turkey), жалоба N 26307/95, ECHR 2004-III, §§ 253, 254, Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции" (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, ECHR 2000-VI, §§ 66 и 70, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Танрыкулу против Турции" (Tanrikulu v. Turkey) жалоба N 23763/94, ECHR 1999-IV, § 70).

203. Обязательство предоставлять свидетельства, запрашиваемые Европейским Судом, подлежит строгому выполнению со стороны государства-ответчика с момента получения такого запроса как при первичном уведомлении властей государства-ответчика о жалобе, так и на последующих этапах разбирательства (см. Постановление Европейского Суда по делу "Енукидзе и Гиргвлиани против Грузии" (Enukidze and Girgvliani v. Georgia) от 26 апреля 2011 г., жалоба N 25091/07, § 295, и Постановление Европейского Суда по делу "Бекирски против Болгарии" (Bekirski v. Bulgaria) от 2 сентября 2010 г., §§ 111-113). Основополагающим требованием является то, что запрашиваемый Европейским Судом материал должен предоставляться в полном объеме и что отсутствие каких-либо составляющих должно быть должным образом обосновано (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дамир Сибгатуллин против Российской Федерации" (Damir Sibgatullin v. Russia) от 24 апреля 2012 г., жалоба N 1413/05, §§ 65, 68, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Енукидзе и Гиргвлиани против Грузии", §§ 299, 300, и Постановление Европейского Суда по делу "Давыдов и другие против Украины" (Davydov and Others v. Ukraine) от 1 июля 2010 г., жалобы NN 17674/02 и 39081/02, §§ 167 и последующие). Кроме того, любые запрошенные материалы должны предоставляться незамедлительно и в любом случае в течение срока, установленного Европейским Судом, поскольку длительная и необоснованная задержка может склонить Европейский Суд к выводу о неубедительности объяснений со стороны государства-ответчика (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Дамир Сибгатуллин против Российской Федерации", § 68, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Тахсин Аджар против Турции", § 254, Постановление Европейского Суда по делу "Енукидзе и Гиргвлиани против Грузии", §§ 297 и 301).

204. В предыдущих делах Европейский Суд признавал, что государство-ответчик не выполнило обязательство, предусмотренное статьей 38 Конвенции, в делах, когда государство-ответчик не давало никаких объяснений относительно своего отказа предоставить запрошенные документы (см. для примера упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Бекирский против Болгарии", § 115, Постановление Европейского Суда по делу "Тигран Айрапетян против Российской Федерации" (Tigran Ayrapetyan v. Russia) от 16 сентября 2010 г., жалоба N 75472/01, § 64, и Постановление Европейского Суда по делу "Маслова и Налбандов против Российской Федерации" (Maslova and Nalbandov v. Russia) от 24 января 2008 г., жалоба N 839/02, §§ 128, 129) или предоставляла неполную или неверную копию, отказываясь при этом представить оригинал документа для ознакомления с ним Европейским Судом (см. Постановление Европейского Суда по делу "Трубников против Российской Федерации" (Trubnikov v. Russia) от 5 июля 2005 г., жалоба N 49790/99, §§ 50, 57.

205. В случаях, когда власти государства-ответчика ссылаются на соображения конфиденциальности и безопасности в качестве обоснования непредоставления запрошенных материалов, Европейскому Суду необходимо убедиться в том, что существуют разумные и веские основания для признания этих документов секретными или конфиденциальными. Так, во многих делах, в основном связанных с исчезновением людей в Чеченской Республике, власти Российской Федерации ссылались на положения Уголовно-процессуального кодекса, которые, по их мнению, не позволяли раскрыть содержание материалов дела, по которому продолжалось расследование. Однако Европейский Суд подчеркнул, что данное положение не содержит абсолютного запрета, а устанавливает порядок и рамки, в которых материалы могут быть раскрыты. Европейский Суд также отметил, что по многим подобным делам власти Российской Федерации представляли запрошенные документы без ссылки на данное положение или даже соглашались предоставить документы из материалов следствия, даже когда первоначально они и ссылались на действие данного положения (см. среди прочих Постановление Европейского Суда по делу "Сасита Исраилова и другие против Российской Федерации" (Sasita Israilova and Others v. Russia) от 28 октября 2010 г., жалоба N 35079/04, § 145, и Постановление Европейского Суда по делу "Мусиханова и другие против Российской Федерации" (Musikhanova and Others v. Russia) от 4 декабря 2008 г., жалоба N 27243/03, § 107).

206. Что касается засекречивания документов, Европейский Суд не был удовлетворен в одном из дел разъяснениями властей государства-ответчика о том, что правила, регулирующие процедуру досмотра корреспонденции заключенных, составляли государственную тайну (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Давыдов и другие против Украины", §170), или в другом деле, что внутригосударственным законодательством не была предусмотрена процедура передачи международной организации информации, которая относилась к государственной тайне (см. Постановление Европейского Суда по делу "Нолан и К. против Российской Федерации" (Nolan and K. v. Russia) от 12 февраля 2009 г., жалоба N 2512/04, § 56). Европейский Суд отметил, что при существовании законных интересов государственной безопасности власти государства-ответчика должны были бы изъять из документов ту часть, которая имеет отношение к безопасности, или представить обобщающие фактические объяснения (см. там же). В заключение при рассмотрении характера засекреченной информации Европейский Суд принимает во внимание, был ли документ известен кому-либо, кто не имел отношения к секретным спецслужбам и высшим должностным лицам государства. По общему мнению, секретный характер информации ставится под сомнение, как только выясняется, что рядовые граждане, такие как адвокат лица, обратившегося с иском по гражданскому делу, могли ознакомиться с данными документами (см. там же).

2. Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

207. Ставя в известность государство-ответчика о двух жалобах, лежащих в основе настоящего дела, Европейский Суд обратился к сторонам с рядом вопросов, а также попросил власти Российской Федерации предоставить копию постановления от 21 сентября 2004 г., касавшегося прекращения производства по уголовному делу N 159. Власти Российской Федерации отказались предоставить данный документ, сославшись на имевшийся у него гриф секретности. 5 июля 2011 г. Европейский Суд принял частичное решение о приемлемости и предложил сторонам предоставить любые дополнительные материалы, которые они хотят довести до его сведения, а также поставил вопрос о соблюдении властями Российской Федерации обязательств, предусмотренных статьей 38 Конвенции. Власти Российской Федерации не предоставили копию запрашиваемого постановления. В ходе слушаний в Большой Палате Европейского Суда 30 ноября 2012 г. и 17 января 2013 г. власти Российской Федерации представили ряд дополнительных документов, в которых, тем не менее, отсутствовала запрашиваемая копия постановления от 21 сентября 2004 г.

208. Европейский Суд напоминает, что статья 38 Конвенции предусматривает создание всех необходимых условий со стороны Договаривающихся Государств, независимо от того, проводит ли Европейский Суд расследование по установлению фактов или выполняет свои обязанности общего характера по рассмотрению жалоб. Самостоятельно определяя свои процедуру и правила, Европейский Суд обладает полной свободой при решении не только вопроса о приемлемости и относимости, но также при оценке доказательственной ценности каждого из представленного доказательства. Только Европейский Суд может принять решение, требует ли оценка фактов участия конкретного свидетеля, и если да, то в какой степени, и какие доказательства должны предоставить стороны для надлежащего рассмотрения дела. Стороны обязаны выполнять запросы Европейского Суда о предоставлении доказательств, а также его инструкции, своевременно информировать о препятствиях при их выполнении и предоставлять разумные и убедительные объяснения невыполнения (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Давыдов и другие против Украины", § 174, Постановление Европейского Суда по делу "Невмержицкий против Украины" (Nevmerzhitsky v. Ukraine), жалоба N 54825/00, ECHR 2005-II, § 77 (извлечения), и Постановление Европейского Суда по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom) от 18 января 1978 г., Series A, N 25, § 210). Следовательно, совершенно достаточно, чтобы Европейский Суд рассматривал доказательства, содержащиеся в запрашиваемом постановлении, как необходимые для установления фактов по данному делу (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дедовский и другие против Российской Федерации" (Dedovskiy and Others v. Russia), жалоба N 7178/03, ECHR 2008, § 107 (извлечения), а также Постановление Европейского Суда по делу "Ахмадова и Садулаева против Российской Федерации" (Akhmadova and Sadulayeva v. Russia) от 10 мая 2007 г., жалоба N 40464/02, § 137).

209. Что касается предположительно вторичного характера следующего из статьи 38 Конвенции обязательства о создании всех необходимых условий для расследования, Европейский Суд напоминает, что данное обязательство является следствием соблюдения обязательства не препятствовать эффективной реализации права на подачу индивидуальной жалобы в соответствии со статьей 34 Конвенции. Безусловно, эффективному осуществлению данного права может препятствовать отказ договаривающейся стороны оказывать содействие Европейскому Суду в рассмотрении всех обстоятельств, связанных с делом, включая, в частности, непредоставление доказательств, которые Европейский Суд считает основополагающими для выполнения своей задачи. Оба положения действуют в совокупности, чтобы гарантировать проведение эффективного судебного разбирательства, и они относятся, скорее, к процессуальным вопросам, чем к существу жалоб заявителей, на нарушения основных положений Конвенции или протоколов к ней. Несмотря на то, что постановления Европейского Суда традиционно содержат перечисление статей Конвенции, нередко Европейский Суд в первую очередь рассматривает вопрос о соблюдении государством-ответчиком процессуального обязательства в соответствии со статьей 38 Конвенции, особенно в случаях, если отказ государства-ответчика представить запрашиваемые документы может привести к негативным выводам (см. среди прочего Постановление Европейского Суда по делу "Шахгириева и другие против Российской Федерации" (Shakhgiriyeva and Others v. Russia) от 8 января 2009 г., жалоба N 27251/03, §§ 134, 140, Постановление Европейского Суда по делу "Уцаева и другие против Российской Федерации" (Utsayeva and Others v. Russia) от 29 мая 2008 г., жалоба N 29133/03, §§ 149, 153, Постановление Европейского Суда по делу "Зубайраев против Российской Федерации" (Zubayrayev v. Russia) от 10 января 2008 г., жалоба N 67797/01, §§ 74 - 77, а также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Тангиева против Российской Федерации", §§ 73 - 77). В этой связи Европейский Суд также напоминает, что он может принять решение о невыполнении государством-ответчиком процессуального обязательства даже в отсутствие каких-либо приемлемых жалоб на нарушение материально-правовой составляющей Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Полещук против Российской Федерации" (Poleshchuk v. Russia) от 7 октября 2004 г., жалоба N 60776/00). Кроме того, нет необходимости, чтобы предполагаемое вмешательство государства-ответчика в действительности ограничивало или существенно влияло на осуществление права на подачу индивидуальной жалобы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Макшейн против Соединенного Королевства" (McShane v. United Kingdom) от 28 мая 2002 г., жалоба N 43290/98, § 151). Европейский Суд утверждает, что процессуальные обязательства договаривающейся стороны в соответствии со статьями 34 и 38 Конвенции должны выполняться независимо от конечного вывода судебного разбирательства и таким образом, чтобы избежать действительного или потенциального негативного влияния на заявителей или их представителей.

210. Возвращаясь к представленному властями Российской Федерации оправданию непредставления ими копии запрашиваемого постановления, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации особо подчеркнули тот факт, что данное решение было засекречено в соответствии с внутригосударственным законодательством, а также что существующие законы и нормативные акты не позволяли властям Российской Федерации передавать засекреченные материалы в международные организации при отсутствии гарантий их конфиденциальности.

211. Европейский Суд напоминает, что в другом деле против Российской Федерации им уже было установлено, что простая ссылка на структурный пробел во внутригосударственном законодательстве, который не позволял передавать конфиденциальные документы международным организациям, является недостаточным оправданием сокрытия информации, запрошенной Европейским Судом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Нолан и К. против Российской Федерации", § 56). Европейский Суд также ранее отклонил подобные возражения со стороны властей Российской Федерации, касающиеся предполагаемого отсутствия в процедуре Европейского Суда гарантий конфиденциальности документов или отсутствия установленных санкций в отношении иностранных граждан за нарушение конфиденциальности (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шахгириева и другие против Российской Федерации", §§ 136 - 140). Принимая это во внимание, Европейский Суд напоминает, что Конвенция является международным договором, который, в соответствии с принципом "соглашения должны исполняться", кодифицированном в статье 26 Венской конвенции о праве международных договоров, является обязательным для Договаривающихся Сторон и должен исполняться ими добросовестно. В соответствии со статьей 27 Венской конвенции, положения внутригосударственного законодательства не могут служить оправданием отказа Договаривающегося Государства выполнять свои договорные обязательства. В контексте обязательства, следующего из текста статьи 38 Конвенции, данное требование означает, что государство-ответчик не может ссылаться на внутригосударственные правовые препятствия, такие как отсутствие особого решения другого органа государственной власти, чтобы оправдать непредоставление всех материалов, необходимых Европейскому Суду для рассмотрения дела. Неизменная позиция Европейского Суда заключается в том, что власти государств-участников несут ответственность в соответствии с Конвенцией за действия любых государственных органов, поскольку все дела, рассматриваемые Европейским Судом, связаны с международной ответственностью государства (см. Постановление Европейского Суда по делу "Луканов против Болгарии" (Lukanov v. Bulgaria) от 20 марта 1997 г., Reports 1997 II, § 40).

212. Даже несмотря на то, что в ходе разбирательств в Большой Палате власти Российской Федерации предоставили копии судебных решений внутригосударственных судов, касавшихся рассекречивания информации, это никаким образом не прояснило истинный характер проблем безопасности, на основании которых было вынесено решение о засекречивании части материалов уголовного дела, в том числе запрошенного Европейским Судом постановления от 21 сентября 2004 г. Выяснилось, что решение о засекречивании было принято Главной военной прокуратурой не по ее собственной инициативе, а на основании мнения некоторых представителей Федеральной службы безопасности Российской Федерации, которые имели "право распоряжаться по своему усмотрению информацией, содержащейся в постановлении Главной военной прокуратуры". Было установлено, что постановление от 21 сентября 2004 г. содержало информацию, имевшую отношение к "области разведки, контрразведки и оперативно-розыскной деятельности", без дальнейших разъяснений (см. § 64 настоящего Постановления).

213. Европейский Суд напоминает, что он находится не в том положении, чтобы оспаривать в каждом конкретном случае решение внутригосударственных органов власти о том, что затронуты вопросы государственной безопасности. Однако даже когда государственная безопасность находится под угрозой, понятия законности и верховенства закона в демократическом обществе требуют, чтобы меры, затрагивающие основные права человека, рассматривались в ходе состязательного процесса любой формы перед независимым органом, обладающим компетенцией рассматривать причины принятия решения и соответствующие доказательства. Если бы не было возможности эффективно оспорить заявления органов государственной власти о наличии угрозы государственной безопасности, власти могли бы произвольно нарушать права, защищенные Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лю против Российской Федерации (N 2)", §§ 85, 87, и Постановление Европейского Суда по делу "Аль-Нашиф против Болгарии" (Al Nashif v. Bulgaria) от 20 июня 2002 г., жалоба N 50963/99, §§ 123 и 124).

214. В настоящем деле решение Московского городского суда от 2 ноября 2010 г., оставленное без изменения Верховным Судом Российской Федерации, не содержит предметного анализа причин, по которым материалы дела сохранили статус "секретных". Даже не ясно, была ли представлена городскому суду копия заключений экспертов Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Внутригосударственные суды не проверили надлежащим образом заявление о том, что информация, содержавшаяся в указанном решении, должна оставаться засекреченной в течение более 70 лет после произошедших событий. Они ограничились тем, что убедились, что решение о засекречивании было принято в рамках административной компетенции соответствующих органов, без проведения независимого рассмотрения вопроса о том, был ли достаточно обоснован вывод, что рассекречивание представляет угрозу государственной безопасности. Судами Российской Федерации не были рассмотрены по существу доводы общества "Мемориал" о том, что постановление привело к прекращению расследования массовых убийств безоружных заключенных, то есть одного из наиболее серьезных нарушений прав человека, совершенного по распоряжению высокопоставленных советских чиновников, и, следовательно, оно не могло быть засекречено в соответствии со статьей 7 Закона о государственной тайне. В заключение суды не выдержали баланс между вероятной необходимостью защиты информации, принадлежавшей Федеральной службе безопасности Российской Федерации, с одной стороны, и общественным интересом в проведении прозрачного расследования преступлений, совершенных прошлым тоталитарным режимом, а также частным интересом родственников жертв в раскрытии обстоятельств их гибели, с другой стороны. Принимая во внимание ограниченный масштаб внутригосударственного судебного рассмотрения решения о засекречивании, Европейский Суд не может согласиться с тем, что предоставление запрошенной им копии постановления от 21 сентября 2004 г. могло бы угрожать государственной безопасности Российской Федерации.

215. В заключение Европейский Суд подчеркивает, что проблемы, связанные с законными интересами государственной безопасности, могут быть решены в процессуальном порядке в рамках рассмотрения дела Судом, включая ограниченный доступ к рассматриваемому документу в соответствии с Правилом 33 Регламента Суда или, в крайнем случае, проведение закрытого судебного заседания. Хотя власти Российской Федерации были полностью осведомлены о таких возможностях, они не ходатайствовали о применении подобных мер, несмотря на то, что сделать это и обосновать свое ходатайство должна сторона, требующая конфиденциальности.

216. Следовательно, Европейский Суд считает, что в данном деле государство-ответчик не выполнило свое обязательство, предусмотренное статьей 38 Конвенции, в связи с его отказом предоставить копию документа, запрошенного Европейским Судом.

V. Применение статьи 41 Конвенции

217. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

А. Ущерб

218. Заявители Ежи Кароль Малевич, Яновец и Трыбовский потребовали выплатить компенсации за потерю их отцов и деда соответственно. Все заявители также потребовали выплатить им компенсацию морального вреда в связи с предполагаемыми нарушениями статей 2 и 3 Конвенции, оставив определение размера справедливой компенсации на усмотрение Европейского Суда.

219. Власти Российской Федерации оспорили требования заявителей.

220. Европейский Суд не установил нарушений статьей 2 и 3 Конвенции, на которые жаловались заявители. Нарушение властями Российской Федерации статьи 38 Конвенции является процессуальным вопросом, который не предусматривает присуждения заявителям справедливой компенсации. Следовательно, Европейский Суд отклоняет требования заявителей в отношении выплаты компенсации материального ущерба и морального вреда.

В. Судебные расходы и издержки

221. Заявители потребовали выплатить им следующие суммы:

(i) 25 024,82 евро в качестве компенсации оплаты юридических услуг Й. Шевчыка (без учета правовой помощи, предоставленной Европейским Судом);

(ii) 7 000 евро в качестве компенсации оплаты услуг юристов Карпинского и Ставицкой во время производства в судах Российской Федерации;

(iii) 7 581 евро и 1 199,25 польских злотых в качестве компенсации транспортных расходов и оплаты услуг переводчика во время судебных разбирательств в Палате Европейского Суда;

(iv) 4 129 евро в качестве компенсации транспортных расходов и расходов на проживание, связанных с подготовкой и участием адвокатов и заявителей в слушании, на котором было принято Постановление Палаты, и в слушании Большой Палаты Европейского Суда;

(v) 124 евро в качестве компенсации оплаты услуг переводчика и почтовых расходов, связанных с рассмотрением дела в Большой Палате Европейского Суда.

222. Кроме того, заявитель Ежи Кароль Малевич потребовал выплатить ему 2 219,36 долларов США в качестве компенсации его расходов и расходов его дочери на проезд и проживание, понесенных в связи с их присутствием на слушаниях в Палате Европейского Суда.

223. Власти Российской Федерации отметили, что гонорар адвоката Шевченко является чрезмерным, что необходимость транспортных расходов не была убедительно доказана и что два российских адвоката принимали участие только во внутригосударственных "реабилитационных" разбирательствах, которые выходят за рамки данного дела. Кроме того, требования российского адвоката не были основаны на какой-либо ставке оплаты труда и не были связаны с объемом фактически выполненной работы. Расходы, связанные с присутствием заявителей на слушаниях Палаты и Большой Палаты, не являлись необходимыми, поскольку интересы заявителей представляла группа из трех юристов. В заключение, по их собственному признанию, юристы Каминьский и Соханьский оказывали правовую помощь на безвозмездной основе, что, по мнению властей Российской Федерации, не дает им права требовать какого-либо вознаграждения за подготовку материалов дела.

224. Европейский Суд повторяет, что он не установил нарушений, на которые жаловались заявители. Вместе с тем Европейский Суд признает, что несоблюдение властями Российской Федерации статьи 38 Конвенции создало дополнительную работу для представителей заявителей, которые вынуждены были обратиться к данному вопросу в своих заявлениях, как устных, так и в письменном виде. Тем не менее Европейский Суд считает, что суммы, которые были выплачены представителям заявителей в рамках правовой помощи, были достаточными в данных обстоятельствах. Следовательно, Европейский Суд отклоняет требования в отношении компенсации судебных расходов и издержек.

На основании изложенного Суд:

1) постановил единогласно, что Петр Малевич и Казимеж Рачинский могут поддерживать жалобу вместо покойного Кшиштофа Яна Малевича и покойной Галины Михалской соответственно;

2) постановил 13 голосами против четырех, что Европейский Суд не обладает компетенцией рассматривать жалобу в соответствии со статьей 2 Конвенции;

3) постановил 12 голосами против пяти, что отсутствовало нарушение статьи 3 Конвенции;

4) постановил единогласно, что государство-ответчик не выполнило свои обязательства в соответствии со статьей 38 Конвенции;

5) отклонил 12 голосами против пяти - требования заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском и французском языках, оглашено на открытом слушании во Дворце прав человека в Страсбурге 21 октября 2013 г.

Эрик Фриберг Секретарь- канцлер Суда

Йозеп Касадеваль Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к настоящему решению прилагаются следующие особые мнения:

(а) cовпадающее мнение судьи А. Гюлумян;

(b) совпадающее мнение судьи Д. Дедова;

(c) частично совпадающее и частично несовпадающее мнение судьи К. Войтычека;

(d) совместное частично несовпадающее мнение судей И. Зимеле, В.А. де Гаэтано, Ю. Лафранк и Х. Келлер.

Совпадающее мнение судьи А. Гюлумян

Хотя я и разделяю мнение большинства судей по всем пунктам дела, я, тем не менее, придерживаюсь определенных оговорок более общего характера относительно требований "гуманитарного условия" и "подлинной связи". Подтверждая свою позицию, Европейский Суд сослался на фактор времени, приняв во внимание период, прошедший между смертью родственников заявителей и вступлением Конвенции в силу. Я не считаю это рассуждение убедительным. Когда речь идет о массовых нарушениях прав человека (геноцид, преступления против человечества, военные преступления), затрагивается обязанность государства по проведению тщательного расследования. Один только факт того, что рассматриваемые преступления имели место до создания Конвенции, не является сам по себе решающим. Если расследование проводится до ратификации Конвенции государством-ответчиком, вне компетенции Европейского Суда ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).) могут оказаться жалобы на качество расследования.

Я верю, что нарушения прав человека такого рода могут быть предотвращены и компенсированы в будущем только при желании и готовности государства-ответчика противостоять своему прошлому и не скрывать свою историю. В этом отношении я придаю особое значение тому факту, что расследование было проведено и что значительное число действий было осуществлено советскими и впоследствии российскими властями для признания ответственности за Катынские убийства и воздания должного памяти павших (см. §§ 38, 41 и 73 настоящего Постановления).

Если бы вышеупомянутые действия не были предприняты и не было проведено никакого расследования, то есть если бы имело место абсолютное отрицание преступления, я бы предпочла присоединиться к несовпадающему мнению судей И. Зимеле, В.А. де Гаэтано, Ю. Лафранк и Х. Келлер.

Совпадающее мнение судьи Д. Дедова

Ответственность за действия должна определяться в соответствии с действующим законодательством. С этой целью закон (в данном случае - Конвенция) не должен применяться ретроспективно. Этот принцип подтверждается Постановлением и применим ко всем государствам - участникам Конвенции. Поэтому особый статус преступлений против человечества не может превалировать над данным процессуальным принципом, так как он относится к другим вопросам. Признание того, что Европейский Суд не обладает компетенцией ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).), не является признанием законности ситуации, которая влечет нарушение нормы jus cogens* (* Jus cogens (лат.) - норма права, отклонение от которой недопустимо, императивная норма (прим. перев.).), такой как запрет военных преступлений.

В поддержку выводов, изложенных в настоящем Постановлении, я хотел бы подчеркнуть, что защита, предоставляемая нормами jus cogens, основана, скорее, на ответственности личности, а не государства (начиная с Нюрнбергского трибунала, организованного для привлечения к ответственности видных политических, военных и экономических лидеров фашистской Германии). Даже в международном конфликте важно придерживаться этого подхода и не винить автоматически государство. В частности, Российская Федерация не существовала в 1940 году, а Советский Союз был тоталитарным государством, в котором большое количество семей пострадало от сталинского режима, а миллионы людей были казнены без справедливого суда. Приказ Политбюро санкционировал казнь польских военнопленных и тысяч советских граждан одновременно. Действительно, правильным решением было бы наказать указанных членов Политбюро, а не государство, поскольку все жители этой страны, которые были жертвами, не могут в то же время нести и ответственность рассматриваемого преступления против человечества.

Кроме того, данное преступление против человечества не было встречено гражданами молчанием, а также они не уполномочивали с какими-либо целями своих представителей в Парламенте, как это случается сегодня, когда дело доходит до ввода войск на территорию другой страны. В таком случае государство должно нести полную ответственность за любые потери, которые произойдут при указанном вторжении. Все это заставляет предположить, что система Конвенции и нормы jus cogens в глобальном контексте должны эффективно работать, скорее, в современном мире, а не в прошлом.

Частично совпадающее и частично несовпадающее мнение судьи К. Войтычек

1. Я не разделяю мнения, что отсутствовало нарушение статьи 3 Конвенции властями государства-ответчика. Также я не могу согласиться с доводом большинства относительно применимости статьи 2 Конвенции.

2. Во-первых, в этом случае необходимо подчеркнуть ряд важных обстоятельств для оценки настоящего дела. Заявители не только утратили своих родственников и затем столкнулись с официальной пропагандой, приписывавшей преступления немцам, но также на протяжении многих лет в Советском Союзе и в Польше наказывалась любая попытка провести частное расследование по вопросу Катынских казней, а также распространение собранной по этому вопросу информации. Поэтому будет неточным утверждать, что предполагаемые события имели место 70 лет назад. Наоборот, весь период коммунистического режима в обеих странах характеризовался различными формами нарушений основополагающих прав заявителей. Здесь также следует отметить, что для жертв преступлений или их родственников время не всегда течет одинаково в разных государствах. С точки зрения защиты прав человека, десятилетия в тоталитарном государстве не могут сравниться с тем же временем в демократическом государстве, руководствующемся принципом верховенства права. Следовательно, довод относительно прошедшего времени, на который время от времени ссылаются для оправдания прекращения юридических обязательств в отношении прав человека (см., например, § 157 Постановления Большой Палаты Европейского Суда), всегда должен рассматриваться в особом историческом контексте каждой страны.

Более того, заявители подробно описали различные действия и бездействие властей Российской Федерации, имевших место после вступления в силу для Российской Федерации Конвенции о защите прав человека и основных свобод. В частности, они сообщили об унизительных заявлениях, допущенных в их адрес определенными представителями российских властей. В Постановлении Палаты Европейского Суда был установлен ряд важных фактов, отражавших пренебрежительное и унизительное отношение указанных властей. Я отмечаю, что Большая Палата не посчитала необходимым высказаться по этому вопросу в своем Постановлении.

3. Конвенция о защите прав человека и основных свобод является международным договором, а не конституцией. Нельзя отрицать, что, хотя международные договоры по защите прав человека имеют определенные особенные и важные черты, которые в обязательном порядке влияют на их применение и толкование, они, тем не менее, подчиняются правилам толкования международных договоров, выработанных согласно обычному международному праву и зафиксированных в Венской конвенции о праве международных договоров. Действительно, в ряде дел Европейский Суд прямо подтверждал применимость указанных правил толкования, ссылаясь на положения Венской конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Голдер против Соединенного Королевства" (Golder v. United Kingdom) от 21 февраля 1975 г., Series A, N 18, Постановление Европейского Суда по делу "Джонстон и другие против Ирландии" (Johnston and Others v. Ireland), жалоба N 9697/82, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Саади против Соединенного Королевства" (Saadi v. United Kingdom), жалоба N 13229/03, ECHR 2008, и Решение Европейского Суда по делу "Банкович и другие против Бельгии и других" (Bankovic and Others v. Belgium and Others), жалоба N 52207/00). Хотя последний указанный договор не применяется как таковой к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, он остается источником ссылок в той части, в которой он является письменным сводом норм обычного договорного права.

Согласно общему правилу толкования, изложенному в статье 31 Венской конвенции, договор следует толковать добросовестно в соответствии с обычным значением, придаваемым терминам договора в их контексте и в свете предмета и цели договора. Следовательно, Конвенция о защите прав человека и основных свобод должна читаться в свете ее предмета и цели, которой является эффективная защита ряда основополагающих прав человека, закрепленных Конвенцией.

Конвенция о защите прав человека и основных свобод является, несомненно, живым инструментом, поскольку ее применение должно придавать постоянное материальное выражение общим нормам с помощью правоприменительной практики и в до настоящего времени нерассматриваемых ситуациях. В этом отношении Конвенция не сильно отличается от большинства других международных договоров. Толкование Конвенции как живого инструмента подвержено ограничениям, установленным нормами, регулирующими толкование международных договоров.

Законность международного суда зависит, inter alia* (* Inter alia (лат.) - в числе прочего, в частности (прим. перев.).), от убедительности его решений. Рассмотренное здесь дело затрагивает основополагающие вопросы толкования и применения Конвенции и других норм конвенционного или обычного международного права. Решение Европейского Суда, устанавливающее толкование Конвенции в данном деле, требует самого высокого методологического внимания. Решение о толковании в международном праве предполагает: 1) точное указание и формулировку применимых норм толкования, 2) изложение положений, подлежащих толкованию, и их контекста (по смыслу международных договоров), 3) составление заключения, в котором содержится с достаточной степенью точности сформулированное правило, выведенное из истолкованного международного текста, и 4) обоснование рассматриваемого решения с учетом примененных правил толкования. С сожалением отмечаю, что большинство судей не последовали этому методу. Более того, примененный подход, по-моему, противоречит нормам международного права, касающимся толкования и пределов действия договоров.

4. Главным вопросом в настоящем деле являются временные пределы действия Конвенции. Отвечая на него, необходимо провести четкое разграничение между двумя концепциями: пределы действия Конвенции во времени (другими словами, временнбя суть Конвенции) и компетенция Европейского Суда ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).). В то время как временные рамки договора относятся к сфере действия материального права, пределы компетенции ratione temporis международного органа регулируются нормами о юрисдикции. Кроме того, следует отметить, что пределы действия Конвенции во времени могут быть разными, в зависимости от Высоких Договаривающихся Сторон. На практике согласно нормам права договоров Конвенция вступает в силу для Высокой Договаривающейся Стороны в день ее ратификации и влечет обязательства начиная с указанной даты.

Компетенция ratione temporis международного суда не обязательно совпадает с пределами действия во времени договора, который суд призван исполнять. Тем не менее при составлении текста мотивировочной части настоящего Постановления, по-видимому, не приняли во внимание это всем известное различие, которое могло бы иметь важное практическое значение.

Если предполагаемое нарушение Конвенции не относится к пределам действия Конвенции во времени, вопрос о компетенции Европейского Суда по рассмотрению такого нарушения лишен смысла. И наоборот, тот факт, что предполагаемое нарушение Конвенции относится к сфере действия Конвенции во времени автоматически, не означает, что Европейский Суд правомочен рассматривать такое нарушение. Правовая норма, определяющая пределы компетенции Европейского Суда, может в действительности ограничивать эту юрисдикцию в отношении определенных нарушений международных обязательств, вытекающих из Конвенции. Чтобы проиллюстрировать этот момент, можно сослаться на государства, которые сделали заявление, признавая компетенцию Европейской Комиссии по правам человека в отношении рассмотрения индивидуальных жалоб согласно правовому режиму, существовавшему до 1 ноября 1998 г., то есть до вступления в силу Протокола N 11 к Конвенции, реструктурировавшего контрольный механизм Конвенции. В таком заявлении могла признаваться компетенция Комиссии в отношении вопросов, возникших после или основанных на фактах, имевших место после указанного заявления. Нарушения Конвенции, допущенные в период между датой вступления Конвенции в силу в отношении государства, делающего заявление, и датой самого заявления, попадают в сферу действия Конвенции во времени, но не относятся к компетенции Европейского Суда ratione temporis (см. статью 6 Протокола N 11 к Конвенции).

При рассмотрении любой жалобы о нарушении прав человека до принятия решения о компетенции Европейского Суда относительно времени необходимо, прежде всего, проверить, относятся ли предполагаемые факты к пределам действия Конвенции во времени. Для этого необходимо четко установить конвенционное правило, применимое к Высокой Договаривающейся Стороне, и точно определить пределы его действия во времени.

5. Одним из основополагающих принципов международного права является принцип недопустимости обратного действия договоров. Этот принцип обычного международного права был закреплен в статье 28 Венской конвенции о праве международных договоров, в которой говорится следующее:

"Статья 28. Договоры не имеют обратной силы

Если иное намерение не явствует из договора или не установлено иным образом, то положения договора не обязательны для участника договора в отношении любого действия или факта, которые имели место до даты вступления договора в силу для указанного участника, или в отношении любой ситуации, которая перестала существовать до этой даты".

Когда пределы действия международного договора во времени определены, необходимо проверить, имели ли стороны договора намерение придать ему обратную силу. Ничто в тексте Конвенции о защите прав человека и основных свобод и дополнительных протоколов к ней не заставляет предположить, что Высокие Договаривающиеся Стороны имели бы намерение придать действию Конвенции обратную силу. По моему мнению, такое намерение Высоких Договаривающихся Сторон также и не следует и из других значимых моментов, связанных с толкованием этого договора. Наоборот, по-видимому, цели Конвенции носили исключительно перспективный характер: принимая во внимание болезненное прошлое Европы, вопрос стоял о предупреждении в будущем нарушений прав человека.

Концепции обратной силы правовых норм или отсутствия таковой затрагивают особенно тяжелые вопросы, которые исследовались как в правовой теории, так и международными правовыми школами. Я полностью осознаю, что нелегко безусловно определить содержание принципа отсутствия обратной силы договоров. В частности, нередко может подлежать обсуждению характеристика событий, представляющих единую ситуацию или ряд различных ситуаций. Кроме того, признание ситуации, длящейся (настоящее время) или завершившейся (прошедшее время), часто носит более или менее субъективный характер. В таких обстоятельствах принцип недопустимости обратного действия Конвенции должен толковаться и применяться с определенной гибкостью, принимая во внимание особый характер и предмет этого международного договора. В то же время, несмотря на указанные трудности, принцип недопустимости обратного действия в праве международных договоров имеет достаточное четкое нормативное содержание, что делает возможным, с одной стороны, вынести Постановление в настоящем деле и, с другой стороны, оценить уместность критерия приемлемости в отношении статьи 2 Конвенции, предложенного большинством судей.

Очевидно, что положения Конвенции не обязывают сторону применительно к любому действию или фактам, которые имели место до вступления ее в силу в отношении стороны, или применительно к ситуации, которая уже не имела место по состоянию на указанную дату. Конвенция, прочитанная в свете правил толкования международных договоров, не допускает исключения из этого правила. С другой стороны, она может применяться к длящимся ситуациям, которые существовали на дату вступления в силу Конвенции для соответствующего государства.

Следует также отметить, что, хотя пункт 2 статьи 32 Конвенции позволяет Европейскому Суду принимать решения относительно своей юрисдикции, он не позволяет распространять эту юрисдикцию за пределы действия, установленные другими положениями Конвенции. Принимая решение на основании пункта 2 статьи 32 Конвенции, Европейский Суд связан всеми правовыми нормами, которые определяют его юрисдикцию.

6. Европейский Суд явно признал принцип недопустимости обратного действия Конвенции и неоднократно применял его на протяжении многих лет (см., например, Решение Европейского Суда по делу "Кадикис против Латвии" (Kadikis v. Latvia) от 29 июня 2000 г., жалоба N 47634/99, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блешич против Хорватии" (Blecic v. Croatia) жалоба N 59532/00, ECHR 2006-III, и правоприменительную практику, приведенную в указанном Постановлении). Как подчеркивается в Постановлении по делу Блечича, "Европейский Суд применительно к своей вспомогательной роли в защите прав человека должен быть осторожен, чтобы не заставить в результате своих действий власти государства применять Конвенцию ретроспективно" (§ 90 in fine* (* In fine (лат.) - в конце (прим. перев.).)).

В Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Шилих против Словении" (Silih v. Slovenia) (от 9 апреля 2009 г., жалоба N 71463/01) содержится существенное отступление от правоприменительной практики. В указанном Постановлении Европейский Суд отметил следующее:

"...161. ...компетенция Европейского Суда по времени в том, что касается выполнения процессуальной составляющей статьи 2 Конвенции в отношении смертей, имевших место до рассматриваемой даты, не является неограниченной...

163. ...должна существовать действительная связь между смертью и вступлением в силу Конвенции для соответствующего государства, чтобы в действие вступила процессуальная составляющая статьи 2 Конвенции.

Так, значительное количество процессуальных шагов, требуемых этим положением - к которым относится не только эффективное расследование по факту смерти соответствующего лица, но также проведение соответствующих процедур с целью установления причины смерти и привлечения виновных к ответственности - будут осуществлены или должны будут быть осуществлены после рассматриваемой даты.

Однако Европейский Суд не исключает, что в определенных обстоятельствах связь также может быть основана на необходимости обеспечения того, чтобы гарантии и соответствующие ценности Конвенции были бы защищены в действительности и эффективно...".

Анализ этого Постановления указывает на то, что государство обязано расследовать смерть, которая имела место до даты вступления в силу Конвенции в отношении государства, когда: 1) значительное число процессуальных действий было осуществлено после "критической даты", 2) значительное число процессуальных действий должно было быть осуществлено после "критической даты" или 3) необходимо обеспечить, чтобы гарантии и соответствующие ценности Конвенции были бы защищены в действительности и эффективно. Поэтому рассматриваемое государство может само инициировать применение конвенционного правила, требующего осуществления эффективного расследования, если оно расследует события, имевшие место до ратификации Конвенции. Новый подход, предложенный в деле "Шилих против Словении", был впоследствии подтвержден в ряде новых постановлений.

Я разделяю мнение тех, кто утверждает, что этот подход является наложением ретроспективных обязательств на Высокие Договаривающиеся Стороны, которые они не могли предвидеть на дату ратификации Конвенции. Я также присоединяюсь в крайне критичным замечаниям судей Н. Братца и Р. Тюрмен, высказанным ими в несовпадающем мнении по делу "Шилих против Словении". Рассуждения большинства судей по этому делу не подтверждены, по моему мнению, доводами, которые подтверждали бы намерение Высоких Договаривающихся Сторон придать обратную силу положениям Конвенции. Также следует отметить, что практические последствия критерия, определенного в деле "Шилих против Словении", различаются от государства к государству, в зависимости от даты ратификации Конвенции, и являются особенно важными для тех государств, которые ратифицировали Конвенцию недавно. В таких обстоятельствах Европейскому Суду было бы лучше вернуться к своему первоначальному толкованию принципа недопустимости обратного действия Конвенции.

7. Как правильно указал судья П. Лоренсен в совпадающем мнении к Постановлению по делу "Шилих против Словении", установленные в этом Постановлении критерии не являются достаточно ясными. Термин "подлинная связь" между смертью лица и ратификацией Конвенции не кажется соответствующим и может привести к введению в заблуждение, поскольку его буквенное значение не отражает смысл, приданный ему Европейским Судом. На первый взгляд можно подумать, что имеется связь между ратификацией договора и нарушением прав человека, если указанная ратификация представляет собой реакцию на нарушение прав человека, имевшее место в прошлом. Кроме того, хотя в Постановлении по делу "Шилих против Словении" указывается, что статья 2 Конвенции применима к ситуациям, в которых "требуемые процессуальные шаги... должны были быть* (* Так в тексте. Курсив добавлен Секретариатом Европейского Суда (прим. перев.).) предприняты после рассматриваемой даты", в нем также затрагиваются вопросы относительно характера (внутригосударственной? международной?)* (* Так в тексте. Текст в скобках добавлен Секретариатом Европейского Суда (прим. перев.).) правовой нормы, из которой должно следовать такое обязательство.

Важно отметить, что применение критериев из дела "Шилих против Словении" приводит к выводу о том, что предполагаемое нарушение Конвенции в настоящем деле попадает в пределы действия этого договора во времени. Во-первых, следует отметить, что ратификация Российской Федерацией Конвенции явилась именно реакцией на массовые нарушения прав человека, совершенные во время коммунистического режима, например, казнь польских военнопленных, поскольку была предназначена для предотвращения подобных нарушений в будущем. Наличие "подлинной связи" в обычном смысле этого выражения вряд ли подлежит обсуждению. Во-вторых, согласно российскому законодательству и нормам международного права, применимым в Российской Федерации, власти Российской Федерации были обязаны привлечь к ответственности виновных в казни польских военнопленных. В таких обстоятельствах, учитывая, что расследование, проведенное до ратификации Конвенции Российской Федерацией, было неполным, значительное число процессуальных действий должно было быть* (* Так в тексте. Курсив добавлен Секретариатом Европейского Суда (прим. перев.).) осуществлено после "рассматриваемой даты" (один из критериев в деле "Шилих против Словении". Кроме того, значительное число процессуальный действий действительно было осуществлено после вступления Конвенции в силу для Российской Федерации (альтернативный критерий из дела "Шилих против Словении". В-третьих, учитывая тяжесть допущенного нарушения прав человека, "подлинная связь" здесь основана, независимо от вышеизложенных доводов, на необходимости обеспечения действительной и эффективной и защиты гарантий и ценностей Конвенции.

8. В настоящем деле большинство предложило изменить критерий, установленный в деле "Шилих против Словении", ограничив обратную силу, которой Конвенция была наделена Постановлением по указанному делу. Во-первых, утверждается, что "подлинная связь" между событием и ратификацией Конвенции существует, если между этими двумя событиями прошло относительно мало времени. Во-вторых, максимальный промежуток этого времени был установлен в 10 лет. В-третьих, хотя судьи и пришли к соглашению, что требования защиты конвенционных ценностей могут потребовать установления более длительного срока, они установили предельный срок обратного действия Конвенции - 4 ноября 1950 г. Такое толкование Конвенции представляет собой новое отступление от правоприменительной практики и не находит достаточного подтверждения в применимых в данном деле нормах международного права о толковании договоров.

9. Нет сомнений, что на момент казни польских военнопленных существовали достаточно точные нормы международного гуманитарного права, которые запрещали такие действия и были обязательны для Советского Союза. Это действие является военным преступлением по смыслу международного права. Более того, применимые к России нормы международного права обязывали ее наказать виновных в данном преступлении. В этом отношении я разделяю мнение, высказанное судьями И. Зимеле, В.А. де Гаэтано, Ю. Лаффранк и Х. Келлер в несовпадающем мнении, в котором эти вопросы детально проанализированы.

Я полностью согласен, что Конвенция должна толковаться в свете и в контексте международного права в целом и международного гуманитарного права, в частности. Однако такое толкование не позволяет расширять пределы действия Конвенции, установленные ею самой. Конвенция не налагает обязательства по проведению расследования или наказанию виновных в нарушении прав человека, какими бы серьезными они ни были, которые не относятся к ее сфере действия во времени и пространстве. Обязательство по привлечению к ответственности за военные преступления, как в данном деле, может, наоборот, следовать из других норм международного права. В любом случае Европейский Суд не полномочен выносить постановления по нарушениям прав человека, которые относятся к сфере действия международного гуманитарного права, но не попадают в сферу действия Конвенции и Протоколов к ней.

На основании изложенного следует заключить, что казнь польских военнопленных в 1940 году не попадает в сферу действия Конвенции во времени и что статья 2 Конвенции не налагала обязательства по проведению расследования этого события.

10. Согласно принципу недопустимости обратного действия договоров, Европейский Суд в данном деле полномочен только рассматривать действия или бездействие властей Российской Федерации начиная с даты вступления Конвенции в силу для Российской Федерации.

В соответствии со статьей 3 Конвенции любое действие властей Высокой Договаривающей Стороны должно отвечать правилу запрета пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения. Это обязательство защищает также родственников жертв различных преступлений независимо от того, налагает ли Конвенция или нет обязанность привлечь виновных в преступлении к ответственности. Родственники жертв преступлений чрезвычайно уязвимы для действия или бездействия властей, которые в этом контексте обязаны действовать со всем необходимым в этих обстоятельствах тактом и отзывчивостью.

Заявители посчитали, что действия и бездействие властей Российской Федерации после 1998 года явились нарушением статьи 3 Конвенции. Суть жалоб заключается в безразличном и презрительном отношении властей. Обжалуемые факты выходят далеко за пределы обычных жалоб на исчезновение или внезапную смерть родственников. Предполагаемые нарушения, исходя из их природы и тяжести, отличаются от жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции и поэтому должны быть рассмотрены подробно, отдельно от вопроса о применимости указанной статьи Конвенции, как Палата Европейского Суда сделала в своем Постановлении от 16 апреля 2012 г.

Комитет ООН по правам человека выработал интересную практику на основании статьи 7 Международного пакта о гражданских и политических правах, приведенной в настоящем Постановлении Большой Палаты Европейского Суда. Эта практика позволяет полностью соблюсти принцип недопустимости обратного действия договоров, и Палата опиралась на нее при рассмотрении жалобы на нарушение статьи 3 Конвенции. В этом отношении я в целом согласен с изложенными в Постановлении выводами Большой Палаты Европейского Суда.

Здесь также следует добавить, что на протяжении многих лет заявители испытывали тройную травму: страдания, причиненные утратой родственников, ложью со стороны властей и наказаниями за любые попытки установить истину. На дату ратификации Конвенции Российской Федерацией ситуация была такова, что те заявители, которые знали, что их родственники стали жертвой военного преступления, все еще пытались найти более точные сведения об их судьбе и месте захоронения. Как указала Палата Европейского Суда, заявителям было отказано в доступе к материалам следствия или судебного разбирательства по причине их иностранного гражданства. Военные суды последовательно избегали любых упоминаний о казни жертв. Кроме того, как указали судьи Д. Шпильманн, М. Виллигер и А. Нуссбергер в своем совпадающем мнении, приложенном к Постановлению Большой Палаты Европейского Суда, в отношении родственников заявителей были допущены серьезные утверждения уголовного характера. Эти трое судей правильно указали, что трудно не согласиться с доводом заявителей о том, что такой вывод российских судов, "по-видимому, предполагал, что могли иметься надлежащие основания для казни их родственников, как если бы они были обычными преступниками, заслуживающими смертной казни".

При таких обстоятельствах, принимая во внимание действия властей, в совокупности с различными фактическими обстоятельствами дела имело место нарушение статьи 3 Конвенции. По моему мнению, ситуация заявителей представляет собой очевидный пример страданий, которые имеют "такую степень и характер, что отличают их от эмоциональных переживаний, которые могут считаться неизбежными для близких родственников жертв военных преступлений".

Вывод применим ко всем заявителям настоящего дела. В этом отношении я не соглашаюсь с мнением большинства судей Палаты, которые посчитали необходимым разделить заявителей на две категории. Я полагаю, что все заявители продемонстрировали, что они имели очень тесные семейные связи с жертвами массового убийства и что они принимали участие в попытках установить истину относительно этого события. В частности, я не считаю существенным довод о том, что определенные заявители никогда не видели своих отцов. Наоборот, отсутствие какого-либо контакта с одним из родителей обычно причиняет особые страдания.

11. Следует отметить, что настоящее дело было передано на рассмотрение Большой Палаты Европейского Суда по ходатайству заявителей. Хотя Конвенция не устанавливает запрет reformatio in peius* (* Reformatio in peius (лат.) - изменение к худшему. В юриспруденции означает ухудшение положения стороны судопроизводства при пересмотре дела вышестоящей инстанцией (прим. перев.).), ситуация является парадоксальной, поскольку средство правовой защиты, предоставленное статьей 43 Конвенции и использованное заявителями с целью защиты прав человека, в итоге привело к вынесению Постановления Большой Палаты Европейского Суда, которое содержит намного меньше положений в пользу заявителей, чем Постановление Палаты Европейского Суда по этому же делу.

Совместное частично несовпадающее мнение судей И. Зимеле, В.А. де Гаэтано, Ю. Лафранк и Х. Келлер

1. Мы согласны с выводом большинства судей, что имело место нарушение статьи 38 Конвенции. К нашему сожалению, мы не можем присоединиться к мнению большинства относительно выводов по статьям 2 и 3 Конвенции. Данное дело касается безусловного обязательства по расследованию и привлечению к ответственности за тяжкие нарушения прав человека и гуманитарного права, на которые, согласно международному законодательству, не распространяются сроки давности. Массовые убийства польских военнопленных советскими властями являются военными преступлениями. Очевидно, что в данном деле Европейский Суд должен был установить связь между Конвенцией и одним из наиболее важных обязательств международного права. Поэтому мы убеждены, что Европейский Суд должен был либо выделить настоящее дело из других дел по вопросу компетенции ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).), либо по-другому применить принцип дела "Шилих против Словении" (Silih v. Slovenia). В частности, данное дело было бы идеальной возможностью для применения "гуманитарного условия". Далее приведены доводы в поддержку этих двух утверждений.

2. Мы сконцентрируем свои рассуждения на вопросе компетенции ratione temporis при применении статьи 2 Конвенции. Поскольку, как мы будем доказывать ниже, мы полагаем, что Европейский Суд должен был признать свою компетенцию и установить нарушение статьи 2 Конвенции, нет необходимости проводить различия между разными группами потерпевших (как сделала Палата Европейского Суда, рассматривая статус жертвы в связи с нарушением статьи 3 Конвенции применительно к страданиям разных членов семьи - см. §§ 153 и 154 Постановления Палаты). В делах о нарушении статьи 2 Конвенции Европейский Суд признает жертвами не только родителей, супругов, детей, братьев и сестер, но и братьев и сестер родителей, внуков и родственников супругов (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Исаева против Российской Федерации" (Isayeva v. Russia) от 24 февраля 2005 г., жалоба N 57950/00, § 201, Постановление Европейского Суда по делу "Эстамиров и другие против Российской Федерации" (Estamirov and Others v. Russia) от 12 октября 2006 г., жалоба N 60272/00, § 131).

3. Правовой основой для всех вопросов, связанных с юрисдикцией, является статья 32 Конвенции. Мы напоминаем текст указанной статьи: "В случае спора относительно компетенции Суда по конкретному делу вопрос решает сам Суд".

I. Различия между делами "Шилих против Словении" и "Яновец против Российской Федерации"

4. Настоящее дело едва ли сопоставимо с делом "Шилих против Словении" (Постановление Большой Палаты Европейского Суда от 9 апреля 2009 г., жалоба N 71463/01). В деле Шилиха речь шла о смерти в результате врачебной ошибки, в то время как дело Яновца касалось массового убийства более чем 21 000 польских военнопленных.

5. Мы согласны, что принципы, относящиеся к юрисдикции Европейского Суда, должны быть едины для всех дел. Однако причины признания ситуации в деле Шилиха, находящейся за пределами компетенции Европейского Суда, могут измениться в категории дел, аналогичных делу Яновца. В первом указанном деле довод о том, что по прошествии определенного периода времени сложно провести эффективное расследование, является понятным и правильным. Тем не менее во втором упомянутом деле расследование зависит в основном не от доступных доказательств, а от доброй воли соответствующего государства. В первом указанном деле доказательства носили технический характер, и их сбор затруднялся с течением времени. Во второй деле основные доказательства находятся в российских архивах, несмотря на то, что с момента события прошло 70 лет.

II. Применение принципов из дела "Шилих против Словении" к делу "Яновец против Российской Федерации"

6. Даже если основываться на принципах, изложенных в деле "Шилих против Словении", настоящее дело предоставляет достаточную возможность признать компетенцию Европейского Суда ratione temporis, с учетом особых обстоятельств дела.

7. Мы могли бы согласиться с мнением большинства судей, что принципы, изложенные в деле Шилиха, нуждаются в некотором пояснении (см. §§ 140 - 141 настоящего Постановления). В случае, когда рассматриваемая смерть имела место до даты вступления в силу Конвенции, компетенция Европейского Суда в отношении процессуальных обязательств, вытекающих из статьи 2 Конвенции, ограничена периодом после указанной даты (первый принцип). Чтобы установить компетенцию Европейского Суда ratione temporis, Европейский Суд требует наличия "подлинной связи" между смертью и вступлением в силу Конвенции в отношении рассматриваемого государства (второй принцип). Если подлинной связи нет, Европейский Суд может в порядке исключения признать юрисдикцию, основываясь на необходимости действительного и эффективного обеспечения гарантий и ценностей Конвенции (третий принцип, так называемое гуманитарное условие). Однако мы не согласны с некоторыми аспектами разъяснения указанных принципов и их конкретного применения к рассматриваемому делу, когда вывод большинства судей не учитывает основополагающие фактические и правовые элементы.

(а) Первый принцип из дела "Шилих против Словении": процессуальные действия и бездействие после даты вступления в силу Конвенции

8. Относительно первого принципа большинство судей понимают "процессуальные действия" в узком смысле, то есть как "действия, осуществленные в рамках уголовного, гражданского или административного производства, которые способны привести к установлению и наказанию виновных или к присуждению компенсации", и исключают "другие виды проверок, которые могут проводиться в других целях, таких как установление исторической правды" (§§ 143 и последующие настоящего Постановления).

9. Такое разделение влечет проблемы по двум причинам. Во-первых, два вида производства могут часто сопутствовать друг другу, и на практике будет тяжело отделить их одно от другого. Иногда один процессуальный шаг является необходимым условием для другого. Во-вторых, международное право демонстрирует явную тенденцию в сторону признания права на установление истины в случаях серьезного нарушения прав человека (см. Постановление Комитета по правам человека по делу "Мариам, Филипп, Август и Томас Шанкара против Буркина-Фасо" (Mariam, Philippe, Auguste and Thomas Sankara v. Burkina-Faso), N 1159/2003, § 12.2, и Постановление Комитета по правам человека по делу "Шедко и Бондаренко против Белоруссии" (Schedko and Bondarenko v. Belarus), N 886/1999, § 10.2, см. также абзац 8 преамбулы и пункт 2 статьи 24 Международной конвенции для защиты всех лиц от насильственных исчезновений от 20 декабря 2006 г., Нью-Йорк, действующей с 23 декабря 2010 г., 40 государств-участников). Европейский Суд также признает такое право в своей правоприменительной практике (см. Постановление Европейского Суда по настоящему делу, § 163, см. также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль Масри против "бывшей Югославской Республики Македония"" (El Masri v. former Yugoslav Republic of Macedonia), жалоба N 39630/09, ECHR 2012, § 191, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции" (Varnava and Others v. Turkey) от 10 января 2008 г., жалобы NN 16064/90, 16065/90, 16066/90, 16068/90, 16069/90, 16070/90, 16071/90, 16072/90 и 16073/90, §§ 200-202, и Постановление Европейского Суда по делу "Ассоциация "21 декабря 1989 г." и другие против Румынии" (Association "21 December 1989" and Others v. Romania) от 24 мая 2011 г., жалобы NN 33810/07 и 18817/08, § 144).

10. На основании статей 2 и 3 Конвенции Европейский Суд требует проведения тщательного и эффективного расследования в случаях, когда лицо убито или предположительно убито представителями органов государственной власти (статья 2 Конвенции, см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Скейни и другие против Соединенного Королевства" (Al-Skeini and Others v. United Kingdom), жалоба N 55721/07, ECHR 2011, §§ 163 и 166, 167, Постановление Европейского Суда по делу "Базоркина против Российской Федерации" (Bazorkina v. Russia) от 27 июля 2006 г., жалоба N 69481/01, §§ 117-119, а также Постановление Европейского Суда по делу "Исаева против Российской Федерации" (Isayeva v. Russia) от 24 февраля 2005 г., жалоба N 57950/00, Постановление Европейского Суда по делу "Исаева и другие против Российской Федерации" (Isayeva and Others v. Russia) от 24 февраля 2005 г., жалобы NN 57947/00, 57948/00 и 57949/00, и Постановление Европейского Суда по делу "Хашиев и Акаева против Российской Федерации" (Khashiyev and Akayeva v. Russia) от 24 февраля 2005 г., жалобы NN 57942/00 и 57945/00) или в любом случае жалоб на нарушение статьи 3 Конвенции (см. упомнавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Эль Масри против "бывшей Югославской Республики Македония"", § 182). Например, в деле Эль Масри Большая Палата Европейского Суда установила, что, "если лицо подает подлежащую доказыванию жалобу на обращение, нарушающее статью 3 Конвенции, со стороны сотрудников полиции или аналогичных представителей государственной власти, указанное положение, прочитанное в совокупности со [статьей 1 Конвенции], подразумевает, что должно проводиться эффективное официальное расследование, способное привести к установлению и наказанию виновных лиц" (§ 182). Что касается статьи 2 Конвенции, Европейский Суд указывал, что "расследование должно быть эффективным в том смысле, чтобы быть способно привести к установлению того, была ли примененная сила оправданной или нет в обстоятельствах дела, а также к наказанию виновных. Это обязанность не достижения определенного результата, а использования определенных средств. Власти должны предпринять доступные им меры, чтобы обеспечить сохранность доказательств, касающихся инцидента..." (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Скейни и другие против Соединенного Королевства", § 166). В делах об исчезновении Европейский Суд подчеркивает, что "процессуальное обязательство будет продолжать существовать, пока судьба лица остается неясной; длительное непредоставление требуемой информации будет рассматриваться как длящееся нарушение. Это правило действует также в случаях, когда смерть лица предполагается и даже если смерть имела место до ратификации Конвенции государством-ответчиком" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ташухаджиев против Российской Федерации" (Tashukhadzhiyev v. Russia) от 25 октября 2011 г., жалоба N 33251/04, § 76).

11. При определении того, относится ли процессуальная обязанность по расследованию убийств польских военнопленных к компетенции Европейского Суда ratione temporis, большинство судей ссылаются на соответствующие принципы, недавно уточненные в трех основных постановлениях: упоминавшиеся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Варнава и другие против Турции" и Постановление Европейского Суда по делу "Шилих против Словении", а также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Блечич против Хорватии" (Bleсiс v. Croatia), (жалоба N 59532/00, ECHR 2006-III) (см. §§ 128, 131). Следует отметить, что в деле "Варнава и другие против Турции" Европейский Суд столкнулся с особой ситуацией длящегося нарушения прав человека, в отношении которой Турция не прояснила фактов. Европейский Суд, учитывая свою правоприменительную практику, принял во внимание особенности рассматриваемого дела. В действительности Европейский Суд отклонил ссылку властей на дело Блечича и их довод о том, "что жалобы, касающиеся таких расследований, или непроведения указанных расследований, не согласуются с принципом о том, что процедуры, направленные на восстановление последствий нарушения, не влияют на недостаточность временной юрисдикции в отношении фактов, имевших место ранее" (§ 136). Европейский Суд установил следующее: "Этот довод является необоснованным, поскольку процессуальная обязанность, предусмотренная статьей 2 Конвенции, является не процедурой присуждения возмещения по смыслу пункта 1 статьи 35 Конвенции. Сутью предполагаемого нарушения является само непроведение эффективного расследования. Она имеет свои пределы применения, которые могут действовать независимо от материально-правовой составляющей статьи 2 Конвенции, которая касается ответственности государства за любую незаконную смерть или исчезновение лица при угрожающих жизни обстоятельствах, как показывают многочисленные жалобы, рассмотренные Европейским Судом, когда устанавливалось наличие процессуального нарушения в отсутствие какого-либо вывода о том, что представители органов государственной власти были бы ответственны за применение силы, опасной для жизни (см. среди многих других примеров Постановление Европейского Суда по делу "Финукейн против Соединенного Королевства" (Finucane v. United Kingdom), жалоба N 29178/95, ECHR 2003-VIII)" (§ 136). Европейский Суд очень ясно дал понять, что характер заявленного права влияет на его юрисдикцию. Европейский Суд отметил, что "длящийся характер" затронутых нарушений "повлек последствия для компетенции Европейского Суда ratione temporis" (§ 139). По нашему мнению, Европейский Суд, имея стандартную процедуру для оценки своей компетенции ratione temporis, которая четко обозначена в Постановлении по делу Блечича (касающемся утраты собственности в качестве одномоментного действия), должен также учитывать характер затронутого в деле права.

12. В заключение напоминаем, что обнаружение новых материалов после даты вступления в силу Конвенции может послужить основанием для нового обязательства по проведению расследования. Мы полностью соглашаемся с этими принципами, которые прочно установились в правоприменительной практике Европейского Суда.

13. К сожалению, эти же принципы были неправильно применены в настоящем деле (см. §§ 142, 144).

Процессуальные недостатки

14. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд кратко упоминает, что "невозможно на основании материалов дела и доводов сторон выявить какие-либо реальные следственные действия, которые бы осуществлялись после 5 мая 1998 г." (§ 159). Относительно этого момента мы полагаем, что большинство судей не только упускают из вида тот факт, что производство по делу продолжалось до 2004 года (§ 45), что было подтверждено в 2009 году (§ 60), но также они не придают существенного значения значительным недостаткам в процедуре расследования смертей, явным противоречиям между различными процедурами и частично произвольному поведению российских властей.

15. В 2004 году в рамках внутригосударственного производства 36 томам дела был присвоен статус "совершенно секретно", еще восьми томам был присвоен гриф "только для внутреннего использования" (§ 45). Судьи Д. Шпильманн, М. Виллигер и А. Нуссбергер правильно указали, что "противоречивым и, как следствие, шокирующим" явилось то, что "первоначально прозрачное расследование привело к полному засекречиванию информации" (см. Постановление Палаты, совместное частично несовпадающее мнение судей Д. Шпильманна, М. Виллигера и А. Нуссбергер, § 8). Кроме того, власти Российской Федерации отказались предоставить Европейскому Суду копию постановления Главной военной прокуратуры от 21 сентября 2004 г., которым она приняла решение прекратить производство по расследованию уголовного дела N 159 относительно происхождения массовых захоронений под Харьковом. В качестве обоснования отказа был указан секретный характер постановления (см. §§ 45 и последующие). Попытки добиться снятия грифа секретности оказались безуспешными (см. §§ 61 и последующие).

16. Отсутствие прозрачности процедуры снятия грифа секретности является одним из недостатков внутригосударственного производства по делу. Дальнейшие недостатки, касающиеся жалобы на нарушение статьи 2 Конвенции, включают в себя неспособность властей Российской Федерации объяснить различие между убитыми лицами и теми, кого власти считали "погибшими", а также недостаточную прозрачность в отношении ситуации с отказом предоставить заявителям статус потерпевших. Также заявление российских военных судов о том, что родственники заявителей являлись "пропавшими лицами", нелогично, учитывая, что российские прокуроры ранее подтвердили факт казни указанных лиц (см. § 122). Кроме того, власти Российской Федерации не провели расследования, "направленного на выявление виновных и привлечение их к ответственности", несмотря на тот факт, что как минимум двое из подозреваемых должностных лиц были еще живы в 1990-х годах (см. § 119). В заключение власти Российской Федерации утверждали, что внутригосударственное расследование не могло быть проведено в соответствии со стандартами уголовного процесса, поскольку оно проводилось "в политических целях, как жест доброй воли в отношении властей Польши" (см. §§ 109 и 111). Такое "исключение" из процессуальных требований статьи 2 Конвенции является произвольным и несостоятельным. Дальнейшее подтверждение в целом не направленного на сотрудничество отношения российских властей можно найти в произвольном отказе в реабилитации родственников заявителей (см. §§ 86 и последующие). Эти недостатки делают внутригосударственную процедуру недостаточной применительно к целям статьи 2 Конвенции.

Отдельное нарушение статьи 38 Конвенции

17. В данном контексте важно отметить, что, насколько мы понимаем, это первое дело в практике Европейского Суда, в котором было признано отдельное нарушение статьи 38 Конвенции. До сих пор все дела, в которых Европейским Судом было установлено невыполнение государством обязательств в соответствии со статьей 38 Конвенции, касались также нарушения других прав, закрепленных Конвенцией (в основном в статьях 2 и 3 Конвенции), которые Европейский Суд признавал нарушенными. С одной стороны, настоящее Постановление подчеркивает независимый характер обязательства по сотрудничеству. С другой стороны, это вызывает определенные подозрения относительно выводов, сделанных в отношении статей 2 и 3 Конвенции. В иных случаях, когда отказ государства предоставить информацию Европейскому Суду приводил к признанию нарушения статьи 38 Конвенции, Европейский Суд соотносил такое нарушение с "выводом относительно обоснованности утверждений заявителя" касательно других статей Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции" (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, ECHR 2000-IV, §§ 66 и 70, и Постановление Европейского Суда по делу "Битиева и X против Российской Федерации" (Bitiyeva and X v. Russia) от 21 июня 2007 г., жалобы NN 57953/00 и N 37392/03, § 122).

Обнаружение новых материалов

18. В заключение большинство судей утверждают, что обнаружение новых материалов после критической даты может повлечь за собой новое обязательство по проведению расследования, но - когда инициирующее событие находится вне временной юрисдикции Европейского Суда - только в случае удовлетворения требования "подлинной связи" или требования "ценностей Конвенции" (§ 144). Данная связь между возникновением нового обязательства по расследованию и принципами, изложенными в деле "Шилих против Словении", не так прямолинейна, как это кажется из Постановления. Например, в Постановлении Европейского Суда по делу "Станимирович против Сербии" (Stanimirovic v. Serbia) (от 18 октября 2011 г., жалоба N 26088/06) обнаружение важного нового доказательства кажется альтернативой, а не дополнением к этим принципам (см. §§ 28 и последующие). Это же относится к Решению Европейского Суда по делу "Мрденович против Хорватии" (Mrdenovic v. Croatia) (от 5 июня 2012 г., жалоба N 62726/10).

19. В этой связи необходимо упомянуть о событиях, произошедших с 1998 по 2004 год (§ 121), и, в частности, обнаружение в 2002 году "украинского списка" (§ 113). Кроме того, 2010 год был решающим годом в разбирательстве по двум причинам: во-первых, публикация 28 апреля 2010 г. важных исторических документов на сайте Федеральной архивной службы России продемонстрировала изменение отношения властей Российской Федерации, что дало некоторую надежду заявителям (§ 24), и, во-вторых, мы считаем значительным тот факт, что Государственная Дума Российской Федерации вынесла постановление по Катынской трагедии 26 ноября 2010 г., то есть более чем через 12 лет после критической даты. Крайне редко случается так, что внутригосударственный парламент признает ответственность за серьезные нарушения прав человека. Изменение отношения Российской Федерации являлось важным шагом в процессе примирения с прошлым. Государственная Дума Российской Федерации не только признала, что "массовое истребление польских граждан на территории СССР во время Второй мировой войны было самоуправным действием тоталитарного государства..." и что "Катынское преступление было совершено по прямому указанию Сталина и других советских лидеров...", но и отметила, что необходимо проводить работу по установлению фактов. Мы рассматриваем заявление Государственной Думы Российской Федерации как явное политическое проявление нового подхода со стороны властей Российской Федерации, заключающегося в намерении выявления всех обстоятельств трагедии.

(b) Второй принцип, изложенный в деле "Шилих против Словении": "подлинная связь"

20. Что касается "подлинной связи" между инициирующим событием и вступлением Конвенции в силу на территории государства-ответчика, вывод большинства судей подчеркивает фактор времени и, ссылаясь на классические случаи исчезновения, напоминает, что рассматриваемый период времени не должен превышать 10 лет (§ 146). При исключительных обстоятельствах, согласно выводу большинства, период может быть продлен, но только "при соответствии условию требований "ценностей Конвенции".

21. Мы не согласны с таким толкованием требования "подлинной связи". Исключительные обстоятельства, позволяющие продлить период времени, необходимо толковать независимо от третьего принципа, приведенного в деле "Шилих против Словении". В противном случае два условия будут соединяться в одно и каждое из них не будет иметь самостоятельного значения. Кроме того, совершенно очевидно, что такое толкование несовместимо с нормами международного права в случае военных преступлений, а Европейский Суд в своем толковании Конвенции обязан уважать международное право. Для примера: в подготовительных материалах к Конвенции в 1950 году Комитет экспертов, которому было поручено разработать проект Конвенции о коллективной гарантии прав человека и основных свобод, разъяснил, что в соответствии с нормами международного права об ответственности государства "судебная практика Европейского Суда никогда... не сформирует новых элементов или элементов, которые противоречат международному праву"* (* Комментарий к статье 39 (43) (новая) в Собрании "Подготовительных материалов" Европейской Конвенции по правам человека (Collected Edition of the "Travaux Preparatoires" of the European Convention of Human Rights), 8 томов, Гаага (Hague), 1975-1985 годы, том IV, стр. 44) (прим. оригинального текста Постановления).). Таким образом, история разработки Конвенции демонстрирует, что она не была создана для того, чтобы функционировать изолированно, а была предназначена для согласованного существования с нормами международного права. Данный принцип закреплен в практике Европейского Суда: "По мнению Европейского Суда, принципы, лежащие в основе Конвенции, не могут толковаться и применяться в вакууме. Учитывая особый характер Конвенции как договора, касающегося прав человека, Европейский Суд обязан также учитывать любые соответствующие нормы международного права, принимая решения в спорах, касающихся его юрисдикции в соответствии со статьей 49 Конвенции" (см. Решение Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) от 18 декабря 1996 г., Reports of Judgments and Decisions 1996-VI). В Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Нада против Швейцарии" (Nada v. Switzerland) (жалоба N 10593/08, ECHR 2012) Европейский Суд далее конкретизировал, указав: "Более того, Европейский Суд напоминает, что Конвенция не может толковаться изолированно, а только в совокупности с общими принципами международного права. Необходимо учитывать, как указано в подпункте "с" пункта 3 статьи 31 Венской конвенции 1969 года о праве международных договоров, "все соответствующие нормы международного права, применимые в отношениях между сторонами, и, в частности, правила, имеющие отношение к международной защите прав человека"..." (§ 169).

22. Нет никаких сомнений в том, что Катынское преступление должно квалифицироваться как военное преступление (см. § 140 Постановления Палаты и § 6 совместного, частично несовпадающего мнения судей Д. Шпильманна, М. Виллигера и А. Нюссбергер, прилагаемого к Постановлению Палаты)* (* См. также: Уильям И. Шабас (Schabas, William E.). Справедливость победителя: избранные "дела" в Международном уголовном суде (Victor's Justice: Selecting "Situations" at the International Criminal Court, 43 Обзор судебной практики, Джон Маршал (John Marshall Law Review) 535, ст. 536) (прим. оригинального текста Постановления).). Недавно Европейский Суд отметил, что "[к] маю 1944 года военные преступления были определены как действия, противоречащие законам и обычаям войны, и международное право определило основополагающие принципы, а также широкий спектр действий, составлявших данные преступления. Государства, наконец, получили разрешение (если не обязательство) принимать меры для наказания лиц, совершивших такие преступления, в том числе исходя из ответственности, связанной с выполнением приказа. Следовательно, во время и после Второй мировой войны международные и внутригосударственные трибуналы преследовали военнослужащих за военные преступления, совершенные в годы Второй мировой войны (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии" (Kononov v. Latvia), жалоба N 36376/04, ECHR 2010, § 213). Данное заявление Европейского Суда отражает состояние международного права уже в 1940 году. С тех пор обязательство расследовать и преследовать за серьезные нарушения международного гуманитарного права стало более значимым и более детальным. В своих выводах большинство судей справедливо ссылаются на Конвенцию о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества (§ 151). Соответствующее обязательство закреплено в статье IV, так же как и принцип неприменения сроков давности к обязательству по привлечению к ответственности лиц, ответственных за такие преступления.

23. Также относительно применения срока давности к разбирательствам, касающимся военных преступлений, необходимо напомнить пункт 2 статьи 7 Конвенции. Европейским Судом давно установлено на основании "подготовительных материалов" (travaux preparatoires) к Конвенции, что "целью пункта 2 статьи 7 Конвенции было уточнить, что статья 7 Конвенции не распространяется на законы, которые были приняты в исключительных обстоятельствах в конце Второй мировой войны с тем, чтобы наказывать, в частности, за военные преступления, так что статья 7 Конвенции никаким образом не направлена на вынесение правовых или моральных решений относительно указанных законов (см. Решение Комиссии Европейского Суда по делу "X. против Бельгии" (X. v. Belgium) от 20 июля 1957 г., Ежегодник 1, стр. 241). Далее Европейский Суд отмечает, что "определение военных преступлений, содержащееся в пункте "b" статьи 6 Устава Нюрнбергского международного военного трибунала, было сформулировано на основании международных законов и обычаев войны, принятых в 1939 году..." (см. приведенное выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кононов против Латвии", § 186). Другими словами, Конвенция не препятствует законам, преследующим цель наказания за военные преступления. Как отмечалось в предыдущем параграфе, Конвенцией также признается, что данное обязательство существует в рамках международного права. В своем Решении по делу "Колк и Кислый против Эстонии" Европейский Суд отметил, что никакие сроки давности не применимы к преступлениям против человечества, независимо от того, когда они были совершены (см. Решение Европейского Суда по делу "Колк и Кислый против Эстонии" (Kolk and Kislyiy v. Estonia), жалобы NN 23052/04 и 24018/04, ECHR 2006-I).

24. Мы хотели бы отметить, что в то время как у заявителей есть неоспоримый интерес в выяснении судеб членов своих семей, совершенно очевидно, что обязательство по проведению расследования и привлечению к ответственности виновных в серьезных нарушениях прав человека, а также в серьезных нарушениях гуманитарного права служит основополагающим общественным интересам, позволяя народу узнать свою историю и борясь с безнаказанностью. В ряде международных документов было признано, что "не может быть справедливого и прочного примирения, пока необходимость в справедливости эффективно не удовлетворена" и что "с этой целью должны быть приняты внутригосударственные и международные меры в интересах лиц, являющихся жертвами нарушений, для обеспечения соблюдения права на информацию и права на установление истины, права на правосудие и права на возмещение ущерба, без чего не может существовать эффективных средств правовой защиты от пагубных последствий безнаказанности" (см. Обновленный Свод принципов защиты и поощрения прав человека посредством борьбы с безнаказанностью, (UN Doc. E/CN.4/2005/102/Add.1). Право на установление истины является "важной гарантией против повторных нарушений" и защищает коллективную память пострадавших, которая является частью их наследия (см. там же).

25. Довод властей Российской Федерации (§ 110) о том, что не было никакого обязывающего международного гуманитарного права, определявшего ответственность за военные преступления и преступления против человечества, является несостоятельным. В рассматриваемое время обычное международное право - кодифицированное в IV Гаагской конвенции 1907 года и Женевской конвенции 1929 года - совершенно определенно предусматривавшее гуманное обращение с военнопленными, применялось ко всем заинтересованным государствам.

26. Несмотря на то, что в России в 1907 году существовал другой политический режим, именно это государство инициировало проведение конференций, которые привели к принятию Гаагских законов: царь Николай II созвал Международную мирную конференцию в Гааге в 1899 году, на которой - на втором заседании в 1907 году - была принята IV Гаагская конвенция* (*Преамбула к Заключительному акту Международной мирной конференции, Гаага, 29 июля 1899 г., и Заключительный акт Второй мирной конференции, Гаага, 18 октября 1907 г. (прим. оригинального текста Постановления).). Российская Империя была одним из первых государств, подписавших Гаагскую конвенцию, а затем ратифицировала ее 27 ноября 1909 г. Существуют также достаточные доказательства того, что Российская Федерация является правопреемницей бывшего СССР, приняв на себя обязательства, взятые советским руководством* (* См.: Аман Елена "Распад СССР и проблемы правопреемственности государств" (Hamant Helene. "Demembrement de l'URSS et problemes de succession d'Etats"). Издания Bruylant, 2007, стр. 128. Подтверждение данного аргумента можно найти в признании СССР в 1955 году обязательств в соответствии с Гаагской конвенцией, взятых на себя царской Россией (Нота советского правительства правительству Нидерландов, цитируется в издании: Гордон Б. Болдвин "Новый взгляд на закон войны: ограниченная война и полевые руководства 27-10" (Gordon B. Baldwin. A New Look at the Law of War: Limited War and Field Manual 27-10), Военно-правовое обозрение 10 (Military Law Review 10) (1959), 1-38, 10. (прим. оригинального текста Постановления).). В деле "Илашку и другие против Молдавии и Российской Федерации" Европейский Суд также отметил, что Российская Федерация является государством - преемником СССР согласно положениям международного права (см. Постановление Европейского Суда по делу "Илашку и другие против Молдавии и Российской Федерации" (Ilascu and Others v. Moldova and Russia), жалоба N 48787/99, ECHR 2004-VII, § 378). Нет никаких сомнений, с точки зрения международного права, что, несмотря на смену правительств, Россия всегда существовала как одно и то же государство.

27. Однако даже согласно нормам правопреемственности государств необходимо отметить, что СССР был связан международными обязательствами царской России. В соответствии с международным публичным правом большой объем соответствующей литературы и практики говорит в пользу исключения обязательств государства, вытекающих из международных договоров по правам человека, из круга вновь создаваемых договорных обязательств для нового государства: эти обязательства не заканчиваются с исчезновением государства, которое ратифицировало договор, а передаются его правопреемнику или правопреемникам* (* Камминга Менно Т. "Правопреемственность государств в отношении обязательств по правам человека" (Kamminga Menno T. State Succession in Respect of Human Rights Treaties), Европейский журнал международного права (European Journal of International Law) 4 (1996) 469 - 484, 472 и последующие; Покар Фаусто "Некоторые замечания о преемственности прав человека и международных договоров в сфере гуманитарного права" (Pocar Fausto. Some Remarks On the Continuity of Human Rights and International Humanitarian Law Treaties); в: Каниццаро Энцо "Право международных договоров за пределами Венской конвенции" (Cannizzaro Enzo. The Law of Treaties Beyond the Vienna Convention). Издательство Оксфордского университета (Oxford University Press): Оксфорд (Oxford) 2011 г., стр. 279, 292 и последующие (прим. оригинального текста Постановления).). Для примера: Комитет по правам человека считает, что, "как только народу предоставлена защита его прав согласно договору, такая защита действует на соответствующей территории и остается в силе на этой территории, независимо от смены правительств государства-участника, включая... правопреемственность государств"* (* Комитет по правам человека. Замечание общего порядка 26 (61) о непрерывности обязательств (Human Rights Committee, General Comment 26 (61) on the Continuity of Obligations), CCPR/C/21/Rev.1/Add.8/Rev.1, 8 декабря 1997 г., § 4 (прим. оригинального текста Постановления).). Более того, следует заметить, что в 1954 году СССР ратифицировал Женевские конвенции 1949 года* (* Таблица ратификаций Конвенции (I) об улучшении участи больных и раненых в вооруженных силах в полевых условиях. (Table of Ratifications of the Convention (I) for the Amelioration of the Condition of the Wounded and Sick in Armed Forces in the Field), г. Женева (Geneva), 12 августа 1949 г., доступно по адресу: <http://www.icrc.org/applic/ihl/ihl.nsf/States.xsp?xp_viewStates=XPages_N ORMStatesParties&xp_treatySelected=365>, доступно 26 августа 2013 г. (прим. оригинального текста Постановления).). На Нюрнбергском процессе советский прокурор пытался обвинить высших нацистских лидеров в Катынском преступлении, продемонстрировав этим, что Россия рассматривала запрещение военных преступлений, таких как рассматриваемое здесь, обязательным принципом международного права (см. Постановление Палаты, § 140). В соответствии с правилами непрерывности и преемственности государств, а также принимая во внимание применимые нормы обычного права, заявление властей Российской Федерации о том, что они не связаны международным гуманитарным правом, касающимся военных преступлений, нарушает принцип venire contra factum proprium* (* Venire contra factum proprium (лат.) - не вступать в противоречие со своими собственными предыдущими действиями (прим. перев.).). В свете вышеизложенного мы должны окончательно признать, что расстрел польских военнопленных в 1940 году представлял собой нарушение запрета на военные преступления и преступления против человечества. В соответствии с обычным международным правом государства обязаны "расследовать военные преступления, предположительно совершенные их гражданами или вооруженными силами, или на их территории, а также, при необходимости, осуществлять судебное преследование подозреваемых"* (* Жан-Мари Хенкерст/Луиза Досвальд-Бек "Обычное международное гуманитарное право", Том I: Правила (Henckaerts Jean-Marie/Doswald-Beck Louise. Customary International Humanitarian Law, Volume I: Rules). Издательство Кембриджского университета (Cambridge University Press): Кембридж (Cambridge). 2005, Правило 158, 607; Первая Женевская конвенция (Конвенция (I) об улучшении участи больных и раненых в вооруженных силах в полевых условиях. Женева, 12 августа 1949 г., 195 государств-участников, в силе с 21 октября 1950 г.), ст. 49; Вторая Женевская конвенция (Конвенция (II) об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море. Женева, 12 августа 1949 г., 195 государств-участников, в силе с 21 октября 1950 г.), ст. 50; Третья Женевская конвенция (Конвенция (III) об обращении с военнопленными. Женева, 12 августа 1949 г., 195 государств-участников, в силе с 21 октября 1950 г.), ст. 129; Четвертая Женевская конвенция (Конвенция (IV) о защите гражданского населения во время войны. Женева, 12 августа 1949 г., 195 государств-участников, в силе с 21 октября 1950 г.), ст. 146; Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 2583 (XXIV) от 15 декабря 1969 г. и 2712 (XXV) от 15 декабря 1970 г.; Принципы международного сотрудничества при обнаружении, аресте, экстрадиции и наказании лиц, виновных в совершении военных преступлений и преступлений против человечества, принятые Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 3074 (XXVIII) от 3 декабря 1973 г. (прим. оригинального текста Постановления).). Данное обязательство не имеет срока давности, поскольку к военным преступлениям и преступлениям против человечества срок давности не применим* (* См. Конвенцию о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 г., 754 UNTS 73, в силе с 11 ноября 1970 г., 53 государства-участника (прим. оригинального текста Постановления).).

28. В заключение отметим, что § 148 настоящего Постановления Европейского Суда следует рассматривать с определенной осторожностью. Мы согласны, что в принципе оба приведенных в нем критерия должны быть соблюдены, то есть промежуток времени между смертью и вступлением в силу Конвенции на территории соответствующего государства должен быть достаточно коротким, и большая часть расследования должна быть проведена после даты вступления в силу Конвенции. Тем не менее в такой ситуации, которая сложилась в настоящем деле, когда внутригосударственные власти отрицали какую-либо причастность к Катынскому преступлению или ответственность за него на протяжении более 40 лет, один только подсчет количества лет приводит к абсурдному результату. В частности, период бездействия, когда все процессуальные действия были полностью прекращены и у жертв не было никакой надежды получить какую-либо информацию относительно того, кто несет ответственность за смерть их родственников, не должен быть использован против заявителей.

29. Все вышеизложенное является для нас достаточным, чтобы прийти к заключению, что Европейский Суд обязан был признать свою юрисдикцию ratione temporis* (* Компетенция ratione temporis (лат.) - Европейский Суд по правам человека рассматривает на предмет соответствия Конвенции деяния, которые произошли после ратификации Конвенции государством-ответчиком, "временная компетенция Европейского Суда" (прим. перев.).) на основании двух принципов, приведенных в деле "Шилих против Словении". Однако даже если отрицать существование "подлинной связи", мы считаем, что в данном деле в полной мере применим так называемый гуманитарный принцип.

(с) Третий принцип, приведенный в деле "Шилих против Словении": "гуманитарное обязательство"

30. Согласно третьему принципу, приведенному в деле "Шилих против Словении", связь может не рассматриваться как "подлинная", но, тем не менее, она может быть достаточной для установления юрисдикции Европейского Суда, если "это необходимо для реальной и эффективной защиты гарантий и основных ценностей Конвенции" (§ 141).

31. Мы согласны с определением "основных ценностей Конвенции", приведенным в Постановлении Палаты (§ 119) и повторенным большинством (§ 150). "Гуманитарное обязательство" позволяет Европейскому Суду признать свою юрисдикцию в случаях серьезных нарушений прав человека, совершенных в большем масштабе, чем обычные преступления, предусматривающие уголовное наказание, то есть деяний, которые подпадают под определение военных преступлений, геноцида или преступлений против человечества, предусмотренных соответствующими международными документами.

32. Тем не менее Европейский Суд не применил "гуманитарное обязательство", заявив, что оно "не может применяться к событиям, которые произошли до принятия Конвенции 4 ноября 1950 г." (§ 151). Данная позиция является весьма спорной по нескольким причинам.

33. Во-первых, если ключевое предложение в § 151 Постановления означает именно то, что в нем сказано, большинство судей обязаны были бы прекратить рассмотрение дела на этом этапе. Иначе говоря, расследование событий, имевших место после ратификации Конвенции государством-ответчиком, в §§ 158 и 159 является излишним, если не сказать противоречивым. Во-вторых, такая интерпретация "гуманитарного обязательства" закрывает двери Европейского Суда для жертв каких-либо серьезных нарушений прав человека, которые произошли до принятия Конвенции, несмотря на то, что на сегодняшний день признано, что соответствующие государства имеют постоянное процессуальное обязательство по выяснению фактов для установления виновных и их наказания. В-третьих, позиция большинства противоречит принципу, неоднократно подтвержденному правоприменительной практикой Европейского Суда, а именно, что Конвенция не должна толковаться независимо, а только с учетом соответствующих норм международного права (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Нада против Швейцарии", § 169, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Адсани против Соединенного Королевства" (Al Adsani v. United Kingdom), жалоба N 35763/97, ECHR 2001-XI, § 55, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль-Джедда против Соединенного Королевства" (Al-Jedda v. United Kingdom), жалоба N 27021/08, ECHR 2011, §§ 76 и 105). В параграфе 151 Европейский Суд проводит искусственное разграничение между соответствующими нормами международного права и Конвенцией, указывая, что требование уважения "ценностей Конвенции" не применимо к событиям, которые произошли до принятия Конвенции в 1950 году. Данное разграничение не проводилось в предыдущей правоприменительной практике, что не давало Европейскому Суду возможности рассматривать дела, потенциально подпадавшие под условие уважения "ценностей Конвенции" (§ 149). В заключение следует отметить, что убийства, произошедшие в 1940 году, даже в момент их совершения являлись нарушением обязательств властей согласно обычному международному праву.

34. Таким образом, мы согласны с тем, что "серьезность и масштаб военных преступлений, совершенных в 1940 году в Катыни, Харькове и Твери, в совокупности с отношением властей Российской Федерации к этому преступлению после вступления в силу Конвенции оправдывают применение условия, касающегося особых обстоятельств, которое содержится в последнем предложении § 163 [Постановления по делу "Шилих против Словении"]" (Постановление Палаты, совместное частично несовпадающее мнение судей Д. Шпильманна, М. Виллигера и А. Нюссбергер, § 4). В соответствии с пунктом 2 статьи 32 Конвенции (см. выше, § 3), Европейский Суд обладает компетенцией для определения собственной юрисдикции. В настоящем Постановлении Европейский Суд упустил возможность выполнения этой задачи и, тем самым, подтвердить условие "ценностей Конвенции", изложенное в принципах в деле "Шилих против Словении". При этом Европейский Суд изъял из данного условия гуманитарную составляющую в рассматриваемом деле и потенциально снизил значение условия при применении его в будущем. Подобный подход является несостоятельным, если система Конвенции должна в дальнейшем решать задачу, для которой она предназначена: обеспечивать, чтобы Европейский Суд действовал в качестве "совести Европы"* (* Заявление Линн Ангоед-Томас (Lynn Ungoed-Thomas) (Соединенное Королевство) на первой сессии Консультативной Ассамблеи Совета Европы, Страсбург, в Собрании избранных изданий "Подготовительных материалов Европейской Конвенции по правам человека" (Collected Edition of the "Travaux Preparatoires" of the ECHR), том II, стр. 174 (прим. оригинального текста Постановления).).

35. В соответствии с реализацией роли "совести Европы" Конвенция призвана гарантировать "не теоретические или иллюзорные права, а права, которые применимы на практике и являются эффективными" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Станев против Болгарии" (Stanev v. Bulgaria) жалоба N 36760/06, ECHR 2012, § 231). Толкование гуманитарной оговорки большинством судей противоречит данной задаче. Мы сожалеем, что большинство судей истолковали гуманитарную оговорку самым негуманитарным образом.

III. Заключение

36. Мы высказываем свое принципиальное несогласие и недовольство выводами, к которым пришло большинство судей при рассмотрении настоящего дела, касающегося самых серьезных нарушений прав человека, которые превратили длительные поиски заявителями справедливости в дело, связанное с постоянным отказом в правосудии.