Постановление Европейского Суда по правам человека от 23 октября 2018 г. Дело "Петров и Х (Petrov аnd X) против Российской Федерации" (Жалоба N 23608/16) (Третья секция)

Европейский Суд по правам человека
(Третья секция)

Дело "Петров и Х (Petrov аnd X) против Российской Федерации"
(Жалоба N 23608/16)

Постановление Суда

Страсбург, 23 октября 2018 г.

По делу "Петров и Х против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе:

Винсента А. де Гаэтано, Председателя Палаты Суда,

Бранко Лубарды,

Дмитрия Дедова,

Алёны Полачковой,

Георгия А. Сергидеса,

Жольены Шуккинг,

Марии Элосеги, судей,

а также при участии Фатош Арачи, заместителя Секретаря Секции Суда,

рассмотрев дело в закрытом совещании 25 сентября 2018 г.,

вынес в указанную дату следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 23608/16, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) двумя гражданами Российской Федерации: Даниилом Викторовичем Петровым (далее - первый заявитель) и X (далее - второй заявитель), - 25 апреля 2016 г. Европейский Суд по собственной инициативе решил, что имя второго заявителя не должно разглашаться (пункт 4 правила 47 Регламента Европейского Суда).

2. Власти Российской Федерации первоначально были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкиным, а затем его преемником в этой должности М.Л. Гальпериным.

3. Заявители утверждали, в частности, что отказ вынести решение об определении места жительства второго заявителя в пользу первого заявителя нарушил их право на уважение семейной жизни и, кроме того, был равнозначен дискриминации по признаку пола.

4. 13 сентября 2016 г. жалоба была коммуницирована властям Российской Федерации. В тот же день Председатель Палаты согласно правилу 41 Регламента Европейского Суда принял решение рассмотреть жалобу в приоритетном порядке.

Факты

I. Обстоятельства дела

A. Предыстория дела

5. Первый заявитель родился в 1975 году и проживает в г. Санкт-Петербурге. X, второй заявитель, родился в 2012 году и проживает в Московской области.

6. Заявители - отец и сын. Первый заявитель подал жалобу в Европейский Суд от своего имени и от имени своего сына, который еще не достиг совершеннолетия.

7. До апреля 2013 года первый заявитель, его жена M. и их сын X жили вместе в г. Санкт-Петербурге, где Х был зарегистрирован по месту жительства и получал педиатрическую и специализированную медицинскую помощь в связи с его хроническим заболеванием, и где он стоял в очереди в местный детский сад.

8. 28 апреля 2013 г. M. ушла от первого заявителя и забрала X с собой. По словам M., она рассталась с первым заявителем из-за частых ссор между ними, во время которых первый заявитель кричал на нее. М. оставила записку с обещанием связаться с ним в ближайшее время. Она выехала на свою квартиру в г. Нижнем Новгороде. Она отправила ему электронное письмо 30 апреля 2013 г., указав свое местонахождение. По словам первого заявителя, она не оставила ему своего адреса и не ответила на звонок по мобильному телефону. Первый заявитель безуспешно искал ее в г. Нижнем Новгороде, где у нее была квартира совместно с родителями, и в г. Москве, где в то время жили ее родители.

9. 30 апреля 2013 г. первый заявитель связался со службой социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга* (* Так в тексте. Возможно, имеется в виду Сектор социальной защиты семьи и детства Отдела социальной защиты населения (примеч. редактора).) и попросил ее о помощи в поиске сына и его возвращении по месту регистрации в г. Санкт-Петербурге.

10. Позже в тот же день первый заявитель узнал, что M. и второй заявитель находились в г. Нижнем Новгороде. 17 мая 2013 г. M. разрешила ему навестить их там.

11. С этой даты М. разрешила первому заявителю видеться с сыном в среднем шесть дней в месяц по два часа каждый раз. Иногда она не разрешала ему видеться с сыном неделями или увозила его из города на длительное время, не сообщая первому заявителю о местонахождении сына. Например, 29 декабря 2013 г. первый заявитель пожаловался в службу социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода* (* Так в тексте. Возможно, имеется в виду Отдел организации социального обслуживания семьи и детей Управления социальной защиты населения (примеч. редактора).) на то, что М. увезла Х в неизвестное место и отменила встречу, которая была запланирована по взаимному согласию сторон на 27 декабря 2013 г.

B. Производство по вопросу о месте проживания ребенка

12. 30 августа 2013 г. M. возбудила бракоразводный процесс в Нижегородском районном суде г. Нижнего Новгорода (далее также - районный суд) и попросила суд вынести решение об определении места жительства X. Она, в частности, указала, что находится в отпуске по уходу за ребенком и по-прежнему кормит грудью своего сына. Она имела часть доли в квартире родителей, где они с сыном занимали комнату. М. также утверждала, что она может создать благоприятные условия для развития ребенка, поскольку у нее есть диплом об окончании университета и хорошие рекомендации с предыдущего места работы, а также поскольку она спокойная и любящая мать.

13. М. представила заключение психолога Л., с которым она и первый заявитель консультировались один раз до их расставания по поводу их супружеских проблем. Л. отметила, что подавленная агрессия первого заявителя по отношению к М. и его желание доминировать над ней были причиной их супружеских проблем. Л. считала, что в случае развода в интересах Х будет решение о его проживании с матерью.

14. Первый заявитель просил суд, чтобы ходатайство M. о вынесении решения об определении места жительства Х было отклонено и чтобы X был бы возвращен из г. Нижнего Новгорода в г. Санкт-Петербург. Он указал, что ребенку было бы лучше, если бы он и оба его родителя жили в г. Санкт-Петербурге по следующим причинам. Во-первых, значительные суммы денег будут потрачены первым заявителем на поездки в г. Нижний Новгород, чтобы навестить сына. Если бы вся семья жила в г. Санкт-Петербурге, то эти деньги можно было бы лучше потратить на нужды ребенка. Во-вторых, условия жизни в г. Санкт-Петербурге были лучше, чем в г. Нижнем Новгороде. Первый заявитель имел три просторные квартиры в г. Санкт-Петербурге и дачу в пригороде, в то время как в г. Нижнем Новгороде семья М. владела только небольшой однокомнатной квартирой. В г. Санкт-Петербурге можно обеспечить ребенку лучшее развитие, в нем бульшие образовательные возможности, больше спортивных центров, лучших школ и университетов, а также есть объекты всемирно известного культурного наследия. Кроме того, в г. Санкт-Петербурге лучше медицинское обслуживание, меньше загрязнен воздух и ниже уровень преступности, чем в г. Нижнем Новгороде. В-третьих, второй заявитель родился в г. Санкт-Петербурге и жил там, пока не был увезен М. У ребенка в этом городе была регистрация по месту жительства, ему оказывалась постоянная педиатрическая и специализированная медицинская помощь, он находился в списке очередников в местный детский сад. Дедушка и бабушка Х по линии отца и другие родственники проживали в г. Санкт-Петербурге. Если бы М. согласилась переехать обратно в г. Санкт-Петербург, первый заявитель предложил бы передать ей одну из трех принадлежащих ему квартир. Он предложил составить соглашение, согласно которому Х будет проживать с ним одну треть каждого месяца и две трети каждого месяца с М. до достижения им трехлетнего возраста и половину каждого месяца с каждым из родителей после этого. Он утверждал, что такая договоренность обеспечит поддержание семейных связей ребенка с обоими родителями.

15. Впоследствии первый заявитель подал встречный иск, обратившись с ходатайством о вынесении решения об определении места жительства второго заявителя. Он указал, что один лишь детский возраст X не может оправдать его проживание с матерью. Он был старше полутора лет, и кормить его грудью более не было необходимости. Первый заявитель предоставил копию медицинской карты Х, из которой следовало, что грудное вскармливание Х прекратилось в мае 2013 года. Первый заявитель далее указал, что он имел стабильный доход от процентов по банковскому вкладу, в то время как М. не имела дохода и жила на алименты на ребенка, которые ей платил первый заявитель. Он работал волонтером в ряде социальных неправительственных организаций и имел гибкий график работы, поэтому мог уделять много времени сыну. Действительно, пока они жили вместе, он проводил с ребенком столько же времени и нес ответственность за повседневную заботу о нем, сколько и М. У первого заявителя и сына была очень сильная взаимная привязанность. Учитывая его образование и воспитание, первый заявитель считал, что он может обеспечить ребенку лучшее воспитание. Например, у него был педагогический опыт, в частности, он работал преподавателем в детских летних лагерях. Первый заявитель указал далее, что М. похитила ребенка. Она ограничивала контакты первого заявителя с сыном и иногда забирала мальчика на длительные периоды времени, не сообщая первому заявителю о его местонахождении. Он пообещал, что, если ребенок будет проживать с ним, то он никоим образом не будет препятствовать его контактам с матерью.

16. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода отказал в принятии ходатайства первого заявителя о вынесении решения об определении места жительства ребенка, посчитав, что он должен был подать это ходатайство в начале разбирательства. Районный суд также отказался приобщить к делу медицинские записи X, установив, что они не имеют отношения к делу, и что М. была единственной, кто мог сказать, кормит ли она всё еще грудью ребенка.

17. Наконец, первый заявитель просил суд назначить эксперта-психолога для освидетельствования его, М. и второго заявителя для оценки пригодности каждого родителя для воспитания ребенка и отношений каждого родителя с ним. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода отклонил его ходатайство. Вместе с тем он просил службы социальной защиты детей городов Нижнего Новгорода и Санкт-Петербурга оценить условия жизни первого заявителя и М. и изложить свое мнение по поводу места жительства второго заявителя.

18. Родители первого заявителя подали ходатайство о вступлении в дело в качестве третьих лиц и о том, чтобы место жительства второго заявителя было бы определено в г. Санкт-Петербурге. Они, в частности, утверждали, что не видели внука с 2013 года, поскольку М. отказалась привозить его в г. Санкт-Петербург к ним в гости. Они не могли навестить его в г. Нижнем Новгороде, так как мать первого заявителя была инвалидом и не могла поехать туда, на расстояние более 1 000 километров. Отец первого заявителя не мог оставить свою жену одну и без посторонней помощи, поэтому он также не мог ездить в г. Нижний Новгород. В связи с этим решение определить место жительства ребенка с матерью в г. Нижнем Новгороде, скорее всего, будет означать, что они больше никогда его не увидят. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода отклонил их ходатайство о вступлении в дело в качестве третьих лиц, сочтя, что они могут подать отдельный иск.

19. 20 ноября 2013 г. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода отложил рассмотрение дела до 20 февраля 2014 г., предоставив возможность первому заявителю и M. попытаться прийти к мировому соглашению.

20. 18 февраля 2014 г. служба социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга подготовила свое заключение по делу, установив, что интересам второго заявителя отвечало проживание с отцом. Представитель службы отметила, что М. забрала ребенка и некоторое время скрывала его местонахождение от первого заявителя. Она ограничила контакты первого заявителя с ребенком. М. была безработной и не имела иного дохода, кроме алиментов, выплачиваемых ей первым заявителем. Ее единственным материальным активом была доля в однокомнатной квартире родителей. Родители М. жили в г. Москве. Напротив, первый заявитель имел стабильный и достаточный доход от процентов по банковским вкладам и не нуждался в постоянной работе, поэтому он мог проводить бульшую часть времени с ребенком. Первый заявитель имел право собственности на однокомнатную квартиру в г. Санкт-Петербурге и частично владел двумя другими квартирами. Родители первого заявителя проживали в г. Санкт-Петербурге. Его мать была прикована к инвалидному креслу, что ограничивало ее способность отправляться в поездки, чтобы увидеться с внуком.

21. 31 марта 2014 г. служба социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода также подготовила свое заключение по делу, установив, что в интересах второго заявителя было его проживание с матерью. Эта служба отметила, что у М. были хорошие жилищные условия, она получала на содержание ребенка алименты от первого заявителя и финансовую помощь со стороны родителей. По словам М., она кормила ребенка грудью и находилась в отпуске по уходу за ребенком, посвящая ему всё свое время. Она не хотела возвращаться в г. Санкт-Петербург. Действительно, первый заявитель также имеет хорошие жилищные условия и активно участвует в воспитании и уходе за ребенком. Однако принимая во внимание юный возраст Х, для него было бы лучше до определенного возраста проживать с матерью. В ответ на вопрос заявителя служба социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода объяснила в письме от 12 мая 2014 г., что ребенок считается находящимся в "юном возрасте" до 18 лет и что выражение "до определенного возраста" означает до изменения обстоятельств, например, до достижения ребенком возраста 10 или 14 лет.

22. 4 апреля 2014 г. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода вынес решение о расторжении брака и удовлетворил ходатайство M. о вынесении решения об определении места жительства второго заявителя. Сначала районный суд сослался на заключение 31 марта 2014 г. службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода. Затем он отметил, что семья жила в г. Санкт-Петербурге до тех пор, пока М. не рассталась с мужем и не переехала в г. Нижний Новгород, забрав ребенка с собой. М. владела долей в квартире в г. Нижнем Новгороде, где она в настоящее время жила с X. В этой квартире было всё необходимое для маленького ребенка. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода далее отметил следующее:

"Из доводов [M.] очевидно, что она до сих пор кормит ребенка грудью. [М.] находится в отпуске по уходу за ребенком и всё свое время посвящает ребенку. Родители [М.] помогают ей заботиться о ребенке и [финансово] поддерживают его. [Первый заявитель] добровольно выплачивает [М.] 15 000 рублей каждый месяц. Ребенок стоит в очереди в детский сад.

[Первый заявитель]... принимает активное участие в жизни сына. Он хочет, чтобы ребенок жил там, где им для него созданы все необходимые условия. [М.], однако, категорически отказывается переезжать в г. Санкт-Петербург.

Оба родителя имеют положительные характеристики, хотят жить вместе с ребенком и принимать участие в его воспитании.

В таких обстоятельствах и исходя исключительно из интересов ребенка и ситуации, в которой он находится сейчас, а также с учетом возраста ребенка, суд считает целесообразным вынести в пользу [M.] решение об определении места жительства [X] до определенного времени.

Суд напоминает сторонам, что в соответствии со статьей 66 Семейного кодекса Российской Федерации родитель, проживающий отдельно от ребенка, имеет право на поддержание контактов с ребенком и участие в его воспитании и образовании. Родитель, с которым проживает ребенок, не может препятствовать контакту ребенка с другим родителем, если только такой контакт не подрывает физическое или психологическое здоровье или моральное развитие ребенка.

...Финансовое положение [первого заявителя] позволяет ему навещать ребенка в г. Нижнем Новгороде, (по словам [первого заявителя], его ежемесячный доход составляет около 60 000 рублей).

Доводы [первого заявителя] о том, что в г. Санкт-Петербурге меньше загрязнен воздух, ниже уровень преступности и лучше развита инфраструктура для детей, чем в г. Нижнем Новгороде, юридически неуместны, поскольку место жительства ребенка находится у его родителей. В данном случае суд выносит решение об определении места жительства в пользу матери [М.]; место жительства [М.] в настоящее время в г. Нижнем Новгороде...".

23. Первый заявитель обжаловал решение суда, повторив свои предыдущие доводы. Он также жаловался на то, что районный суд не осуществил углубленного изучения этого дела. В частности, он не принял во внимание заключение от 18 февраля 2014 г. службы социальной защиты г. Санкт-Петербурга. Районный суд даже не процитировал это заключение, не говоря уже о том, чтобы объяснить, почему он не был с ним согласен. Единственный довод, выдвинутый районным судом в обоснование его решения об определении места жительства ребенка в пользу его матери, был возраст ребенка. Возраст ребенка является лишь одним из критериев, упомянутых в статье 65 Семейного кодекса Российской Федерации (далее - СК РФ) (см. ниже § 58), которые должны приниматься во внимание судами Российской Федерации при принятии решений о месте проживания ребенка. Районный суд не принял во внимание другие критерии, указанные в статье 65 СК РФ. Не было также предписано провести психологическую экспертизу для установления отношений ребенка с каждым родителем и выяснения его наилучших интересов. Кроме того, поскольку на момент принятия решения районным судом второму заявителю было более полутора лет, не было каких-либо оснований автоматически отдавать предпочтение проживанию с матерью, а не с отцом. Такое автоматическое предпочтение матери перед отцом в случае, когда отец может обеспечить лучшие условия для жизни и развития ребенка, равносильно дискриминации по признаку пола. Первый заявитель также оспаривал некоторые факты, установленные районным судом. В частности, медицинские документы второго заявителя указывают на то, что его грудное вскармливание прекратилось в возрасте одного года. Согласно официальному медицинскому руководству рекомендуется прекращать грудное вскармливание не позднее полутора лет. Кроме того, М. была безработной, а не находилась в отпуске по уходу за ребенком, поскольку она не имела работы с 2009 года. В любом случае М. вернулась к работе в декабре 2014 года, и с тех пор о втором заявителе днем заботилась бабушка по материнской линии. С другой стороны, первый заявитель имел достаточный несвязанный с работой доход и гибкий график своей социально-волонтерской деятельности, поэтому мог заботиться о ребенке сам. Наконец, первый заявитель утверждал, что неотъемлемым элементом в концепции "наилучших интересов" ребенка является право ребенка не быть отобранным от одного из своих родителей и взятым другим (при этом он ссылался на Постановление Европейского Суда по делу "Маумуссо и Вашингтон против Франции" (Maumousseau and Washington v. France) от 6 декабря 2007 г., жалоба N 39388/05). М. тайно увезла второго заявителя и ограничила количество и продолжительность свиданий с ним первого заявителя, в том числе после вынесения решения районного суда. В общей сложности в течение предыдущих 19 месяцев ему было разрешено увидеться с сыном только 122 раза. Наконец, первый заявитель жаловался на то, что отказ в рассмотрении его встречного иска, то есть его заявления о вынесении решения об определении места жительства ребенка в его пользу, был незаконным.

24. 2 октября 2014 г. первый заявитель подал жалобу в службу социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода на то, что М. продолжала ограничивать его контакты с сыном. В частности, несколько раз она разрешала ему встретиться с сыном, но после того, как он приезжал из г. Санкт-Петербурга, она передумывала и отказывала ему во встрече с ним.

25. 10 марта 2015 г. Нижегородский областной суд по жалобе первого заявителя оставил без изменения решение районного суда 4 апреля 2014 г. Он указал следующее:

"Проанализировав всю совокупность доказательств, имеющихся в материалах дела, в том числе заключения служб социальной защиты детей по существу дела, [районный суд] сделал обоснованный вывод о том, что вынесение решения об определении места жительства [X] в пользу отца не отвечало интересам ребенка, который после расставания родителей воспитывался матерью.

Суд отклоняет доводы жалобы [первого заявителя]... которые по существу означают несогласие с оценкой доказательств [районным судом]. Суд отмечает, что улучшение материального, социального или профессионального положения родителей не является решающим фактором при решении вопроса о месте проживании ребенка...

В настоящем деле [районный суд] произвел тщательную оценку доказательств, представленных сторонами в обоснование своих требований и возражений. Выводы суда основаны на доказательствах в материалах дела. Нет оснований сомневаться в объективности исследования и оценки доказательств...".

Нижегородский областной суд также указал, что вопрос о контактах ребенка с бабушкой и дедушкой должен рассматриваться в отдельном порядке. Кроме того, отказ в рассмотрении встречного иска первого заявителя не нарушает его права, так как суды Российской Федерации должны были вынести решение об определении места жительства ребенка в пользу того родителя, который может лучше удовлетворять потребности ребенка, независимо от того, кто из родителей первым подал заявление о вынесении решения об определении места жительства ребенка в пользу родителя, и может ли другой родитель подать встречный иск или нет.

26. 13 марта 2015 г. сотрудники службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода сообщили первому заявителю, что они провели встречу с М., в ходе которой она сказала, что должна информировать отца ребенка о местонахождении мальчика и что ребенок имеет право поддерживать контакты со своими бабушками, дедушками и другими родственниками.

27. 12 июня 2015 г. скончалась мать первого заявителя. Она не видела своего внука с апреля 2013 года.

28. 6 октября 2015 г. судья Нижегородского областного суда отказал в передаче кассационной жалобы первого заявителя на решение об определении места жительства сына на рассмотрение в президиум этого суда, не усмотрев существенных нарушений норм материального или процессуального права, повлиявших на исход разбирательства по делу. В частности, судья отметил, что основной причиной для вынесения решения об определении места жительства ребенка в пользу М. был малолетний возраст второго заявителя. В таких обстоятельствах аргумент о том, что интересам ребенка отвечало его проживание с отцом, был неубедительным. Действия М. по вывозу ребенка из г. Санкт-Петербурга не квалифицировались как похищение человека, уголовно наказуемое деяние в соответствии со статьей 126 Уголовного кодекса Российской Федерации. М. не совершила преступления, переехав в г. Нижний Новгород со своим сыном. И наконец, судья не усмотрел признаков дискриминации.

29. 27 октября 2015 г. судья Верховного Суда Российской Федерации отказался передать дело на рассмотрение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, не установив существенных нарушений норм материального или процессуального права, которые повлияли на исход разбирательства по делу.

C. Производство по вопросу о свиданиях с ребенком

30. 9 сентября 2015 г. М. переехала в г. Москву, где нашла работу. Х остался в г. Нижнем Новгороде со своей бабушкой.

31. В неуказанную дату первый заявитель обратился в Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода с заявлением о праве на общение с ребенком, утверждая, что М. по собственному желанию решала, в какие дни она разрешит ему увидеться с сыном, не принимая во внимание, что он живет в другом городе и что она иногда запрещала любые контакты между ним и сыном в течение длительных периодов времени.

32. 29 сентября 2015 г. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода удовлетворил заявление первого заявителя о вынесении временного постановления о порядке общения с ребенком. Районный суд определил график общения с ребенком следующим образом: пока продолжается судебное разбирательство по вопросу о свиданиях с ребенком, заявители должны иметь возможность поддерживать контакт с ребенком не более 10 дней подряд начиная с первой среды каждого месяца с 10.00 до 13.00 и с 17.00 до 20.00, если иное не согласовано между родителями. Общение должно происходить по месту жительства X, в присутствии матери или в ее отсутствие, если она согласится с этим, и с правом посещать мероприятия на свежем воздухе для детей, если это позволяет состояние его здоровья. Районный суд также постановил, что М. следует немедленно сообщать первому заявителю по телефону, если Х заболеет, и уведомлять его за два дня о любой временной смене места жительства. Если заявители не видели друг друга более 10 дней, то М. должна обеспечивать их связь по мобильным телефонам не менее пяти минут каждые два дня. M. не должна препятствовать посещению первым заявителем медицинских процедур X или образовательных и развлекательных мероприятий, в которых X принимает участие. Она также должна посоветоваться с первым заявителем в письменной форме прежде, чем принимать какие-либо решения, касающиеся медицинского лечения или образования X.

33. 8 декабря 2015 г. Нижегородский областной суд по жалобе первого заявителя оставил без изменения временное постановление о порядке общения с ребенком.

34. В неуказанную в материалах дела дату Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода назначил экспертизу для выяснения степени взаимоотношения Х с каждым из родителей.

35. 19 января 2016 г. комиссия в составе экспертов-психологов и экспертов-психиатров обследовала заявителей и М. и установила, что Х был привязан к обоим родителям и был эмоционально близок к ним обоим. Они оба занимались воспитанием X, хотя их методы воспитания были разными: M. была более мягкой, терпеливой и позитивной, в то время как первый заявитель был склонен проявлять больше власти и контроля и не всегда был способен учитывать возраст X и степень его развития. Х был более возбудимым и капризным в присутствии отца, а присутствие матери успокаивало его. По словам Х, его семьей являлись мать и бабушка с дедушкой по материнской линии. Эксперты пришли к выводу о важности того, чтобы Х имел стабильные условия проживания, в его возрасте не рекомендуется проживание с родителями по очереди. В то же время постоянный контакт с отцом был необходим для сбалансированного психологического развития ребенка. Нерегулярные контакты с любым из родителей нанесут ущерб его отношениям с этим родителем.

36. 1 февраля 2016 г. M. и X переехали в Московскую область.

37. 29 марта 2016 г. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода установил, что служба судебных приставов-исполнителей не предприняла каких-либо действий для обеспечения исполнения временного постановления о порядке общения с ребенком от 29 сентября 2015 г., и распорядился, чтобы служба судебных приставов-исполнителей загладила бы вред от вытекающего из этого нарушения прав первого заявителя.

38. В связи с этим районный суд постановил, что М. должна советоваться с первым заявителем, прежде чем принимать какое-либо решение относительно лечения или обучения X. Он также определил график общения с ребенком следующим образом: заявители должны иметь возможность общаться (i) по субботам и воскресеньям четных недель с 11.00 до 18.00 по месту жительства Х с правом посещать занятия для детей на свежем воздухе, (ii) в течение двух недель в летний период по месту жительства первого заявителя с правом выезжать в другие регионы Российской Федерации. Установленный график действует до достижения Х семи лет и впоследствии должен быть пересмотрен.

39. 8 июля 2016 г. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода отклонил ходатайство первого заявителя о немедленном исполнении постановления о порядке общения с ребенком от 27 апреля 2016 г., сочтя, что оно не относится к категории дел, по которым немедленное исполнение предусмотрено законом. Не было установлено каких-либо особых обстоятельств, оправдывающих немедленное исполнение, например, при которых задержка в исполнении может привести к серьезному ущербу или сделает его будущее исполнение невозможным.

40. 31 августа 2016 г. Петроградский районный суд г. Санкт-Петербурга удовлетворил заявление о вынесении постановления о порядке общения с ребенком, поданное дедушкой и двоюродной бабушкой Х по отцовской линии. Он установил, что M. не разрешила им видеться с X. Петроградский районный суд г. Санкт-Петербурга постановил, что они должны общаться с X в течение пяти дней подряд каждые два месяца. Ввиду их преклонного возраста и, следовательно, невозможности отправляться в поездки, общение должно было происходить в г. Санкт-Петербурге, куда X должен был быть привезен либо M., либо первым заявителем.

41. 13 сентября 2016 г. M. была оштрафована за воспрепятствование общению между заявителями в нарушение временного постановления о порядке общения с ребенком от 29 сентября 2015 г.

42. 14 сентября 2016 г. Нижегородский районный суд г. Нижнего Новгорода установил, что, несмотря на его решение от 29 марта 2016 г., служба судебных приставов-исполнителей не предприняла каких-либо действий, чтобы исполнить временное постановление о порядке общения с ребенком от 29 сентября 2015 г., и вновь распорядился, чтобы служба судебных приставов-исполнителей компенсировала ущерб, причиненный правам заявителей.

43. 25 октября 2016 г. Нижегородский областной суд по жалобе первого заявителя оставил без изменения постановление о порядке общения с ребенком от 27 апреля 2016 г. Он дополнил график общения с ребенком, указав, что в дополнение к времени общения, определенного Нижегородским районным судом г. Нижнего Новгорода, заявители также должны общаться (i) ежегодно с 15.00 до 19.00 в день рождения X по месту жительства X, (ii) в первую среду и третью пятницу каждого месяца с 15.00 до 19.00 по месту жительства X, (iii) в течение получаса каждый день с помощью Интернета.

44. 13 марта 2017 г. судья Нижегородского областного суда отказался передать кассационную жалобу первого заявителя на постановление о порядке общения с ребенком от 27 апреля 2016 г., оставленного без изменения по жалобе 25 октября 2016 г., на рассмотрение президиума этого суда, не усмотрев существенных нарушений норм материального или процессуального права, повлиявших на исход разбирательства по делу.

45. 4 апреля 2017 г. Санкт-Петербургский городской суд по жалобе первого заявителя внес изменения в постановление о порядке общения с ребенком от 31 августа 2016 г., сочтя, что график общения с ребенком был слишком обременительным для X и М. Санкт-Петербургский городской суд постановил, что дед по отцовской линии Х и двоюродная бабушка должны иметь возможность общаться с ним в течение семи дней каждые шесть месяцев по месту жительства деда.

46. 18 апреля 2017 г. судья Верховного Суда Российской Федерации отказался передать кассационную жалобу первого заявителя на постановление о порядке общения с ребенком от 27 апреля 2016 г., оставленное без изменения по жалобе 25 октября 2016 г., на рассмотрение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации, не усмотрев существенных нарушений норм материального или процессуального права, повлиявших на исход разбирательства по делу.

47. 1 марта 2018 г. Железнодорожный городской суд Московской области предоставил первому заявителю право привозить Х в г. Санкт-Петербург на 10 дней во время летних каникул. Он также увеличил время, которое заявители должны проводить вместе в день рождения X. 11 июля 2018 г. Московский областной суд отменил данное решение и отклонил ходатайство первого заявителя об изменении графика общения с ребенком, установив, что график общения, установленный судебным решением от 27 апреля 2016 г., был действителен до достижения Х семи лет, и что отсутствовали причины изменять его до этого возраста.

48. Согласно информации, предоставленной Европейскому Суду властями Российской Федерации, в настоящее время X проживает в Московской области вместе с матерью. Первый заявитель снимает квартиру в непосредственной близости от нового места жительства Х и регулярно приезжает к нему из г. Санкт-Петербурга. М. не препятствует общению между заявителями. Первый заявитель платит М. алименты на содержание ребенка, но не оказывает иной финансовой помощи.

D. Иск о компенсации за чрезмерную продолжительность производства по вопросам определения места жительства ребенка и порядка его общения с отцом

49. 27 апреля 2015 г. первый заявитель, действуя от своего имени и от имени второго заявителя, обратился с иском в Нижегородский областной суд, требуя компенсации морального вреда, причиненного в результате чрезмерно длительного рассмотрения дела о месте жительства ребенка, и возмещения судебных расходов. Он, в частности, указал, что характер спора требовал проявления особой оперативности со стороны внутригосударственных судов. Действительно, дело касалось спора о месте жительства маленького ребенка, который из-за задержки с рассмотрением дела незаконно проживал со своей матерью почти два года.

50. 8 мая 2015 г. судья Нижегородского областного суда признал иск, поданный от имени второго заявителя, не подлежащим рассмотрению. Он установил, что второй заявитель не являлся участником разбирательства по вопросу об определении места жительства ребенка и поэтому не мог требовать компенсации за предположительно чрезмерную продолжительность данного разбирательства.

51. Первый заявитель обжаловал это решение, указав, что производство по вопросу об определении места жительства ребенка оказало непосредственное влияние на второго заявителя, определяя его место жительства. Таким образом, продолжительность разбирательства по вопросу об определении места жительства ребенка нарушила права второго заявителя.

52. 8 июля 2015 г. Судебная коллегия по административным делам Нижегородского областного суда по жалобе первого заявителя оставила без изменения решение судьи от 8 мая 2015 г., сочтя, что оно было законным, обоснованным и оправданным.

53. 9 июля 2015 г. Нижегородский областной суд присудил первому заявителю 30 000 рублей (около 475 евро) в качестве компенсации морального вреда и 12 886 рублей 40 копеек в качестве возмещения судебных расходов и издержек и расходов, подлежащих выплате Министерством финансов Российской Федерации. Нижегородский областной суд отметил, что разбирательство по делу продолжалось один год, шесть месяцев и семь дней в судах двух инстанций. Он установил, что действия первого заявителя не повлияли на длительность разбирательства. Кроме того, он указал, что рассматриваемое дело было простым, по нему не назначались экспертизы, не допрашивались свидетели. Значительные задержки в разбирательствах были допущены Нижегородским районным судом г. Нижнего Новгорода, в частности, имели место чрезмерно длительные перерывы между судебными заседаниями, перерывы в заседаниях, вызванные неоднократными неизвещениями сторон о датах запланированных судебных заседаний и существенные задержки в предъявлении сторонам мотивированного решения суда от 4 апреля 2014 г., протоколов судебных заседаний и в направлении жалоб сторон в Нижегородский областной суд. Соответственно, дело первого заявителя не было рассмотрено в течение "разумного срока". Решая вопрос о размере компенсации, Нижегородский областной суд отметил, что дело касалось спора об определении места жительства ребенка и что задержка в его рассмотрении создала правовую неопределенность в отношении места жительства ребенка и препятствовала осуществлению первым заявителем своего права на общение с ребенком.

54. 19 августа 2015 г. судья Нижегородского областного суда отказал в передаче кассационной жалобы первого заявителя на решение от 8 мая 2015 г., как оно было оставлено без изменения по жалобе первого заявителя от 8 июля 2015 г., президиуму этого суда для рассмотрения, не установив существенных нарушений норм материального или процессуального права, которые повлияли на исход разбирательства по делу.

55. 30 сентября 2015 г. Судебная коллегия по административным делам Нижегородского областного суда по жалобе первого заявителя оставила без изменения решение суда от 9 июля 2015 г., признав, что оно было законным, обоснованным и оправданным.

56. 27 ноября 2015 г. судья Верховного Суда Российской Федерации отказал в передаче кассационной жалобы первого заявителя на решение от 8 мая 2015 г., как оно было оставлено без изменения по его жалобе от 8 июля 2015 г., на рассмотрение Судебной коллегии по административным делам Верховного Суда Российской Федерации, не усмотрев существенных нарушений норм материального или процессуального права, которые повлияли на исход разбирательства по делу.

57. 5 июля 2017 г. Нижегородский областной суд присудил заявителям 30 000 рублей (около 475 евро) в качестве компенсации морального вреда и 11 398 рублей 34 копеек в качестве возмещения судебных расходов и издержек, подлежащих выплате Министерством финансов Российской Федерации, за чрезмерную продолжительность производства по вопросу о порядке общения с ребенком. Нижегородский областной суд, в частности, установил, что задержка с установлением определенного графика общения заявителей привела к недостаточному их общению и нарушила их личные связи.

II. Соответствующее законодательство Российской Федерации

58. Семейный кодекс Российской Федерации предусматривает, что место жительства детей при раздельном проживании родителей устанавливается соглашением родителей. При отсутствии соглашения спор между родителями разрешается судом исходя из интересов детей и с учетом мнения детей. При этом суд учитывает привязанность ребенка к каждому из родителей, братьям и сестрам, возраст ребенка, нравственные и иные личные качества родителей, отношения, существующие между каждым из родителей и ребенком, возможность создания ребенку условий для воспитания и развития (род деятельности, режим работы родителей, материальное и семейное положение родителей и другое) (статья 65 СК РФ).

59. Родитель, проживающий отдельно от ребенка, имеет права на общение с ребенком, участие в его воспитании и решении вопросов получения ребенком образования. Родитель, с которым проживает ребенок, не должен препятствовать общению ребенка с другим родителем, если такое общение не причиняет вред физическому и психическому здоровью ребенка, его нравственному развитию.

Родители вправе заключить в письменной форме соглашение о порядке осуществления родительских прав родителем, проживающим отдельно от ребенка. Если родители не могут прийти к соглашению, спор разрешается судом с участием органа опеки и попечительства по требованию родителей (одного из них). При невыполнении решения суда к виновному родителю применяются меры, предусмотренные гражданским процессуальным законодательством. При злостном невыполнении решения суда суд по требованию родителя, проживающего отдельно от ребенка, может вынести решение о передаче ему ребенка исходя из интересов ребенка и с учетом мнения ребенка (статья 66 СК РФ в редакции, действовавшей в период, относившийся к обстоятельствам дела).

60. Ребенок имеет право на общение с обоими родителями, дедушкой, бабушкой, братьями, сестрами и другими родственниками. Расторжение брака родителей, признание его недействительным или раздельное проживание родителей не влияют на права ребенка. В случае раздельного проживания родителей ребенок имеет право на общение с каждым из них (часть первая статьи 55 СК РФ).

61. Ребенок вправе выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, а также быть заслушанным в ходе любого судебного или административного разбирательства. Учет мнения ребенка, достигшего возраста десяти лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам (статья 57).

62. Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации предусматривает, что ответчик вправе до принятия судом решения предъявить к истцу встречный иск для совместного рассмотрения с первоначальным иском. Предъявление встречного иска осуществляется по общим правилам предъявления иска (статья 137 СК РФ).

Право

I. Пределы рассмотрения дела

63. Европейский Суд отмечает, что заявители в своих ответах на замечания властей Российской Федерации представили несколько новых пунктов жалобы по статьям 8 и 14 Конвенции. В частности, они жаловались на то, что график общения с ребенком, установленный временным постановлением о порядке общения с ребенком, был дискриминационным в отношении первого заявителя по признаку пола, и что были допущены задержки в исполнении постановлений о порядке общения с ребенком.

64. По мнению Европейского Суда, новые пункты жалобы, представленные заявителями, не являются уточнением их первоначальной жалобы, поданной в Европейский Суд 25 апреля 2016 г. и коммуницированной властям Российской Федерации 13 сентября 2016 г. Следовательно, Европейский Суд не будет их рассматривать (см. аналогичные доводы в Постановлении Европейского Суда по делу "Нурай Шен против Турции (N 2)" (Nuray Sen v. Turkey) (N 2) от 30 марта 2004 г., жалоба N 25354/94, § 200, в Постановлении Европейского Суда по делу "Мельник против Украины" (Melnik v. Ukraine) от 28 марта 2006 г., жалоба N 72286/01, §§ 61-63, в Постановлении Европейского Суда по делу "Копылов против Российской Федерации" (Kopylov v. Russia) от 29 июля 2010 г., жалоба N 3933/04* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. N 6 (примеч. редактора).), §§ 109-110, в Постановлении Европейского Суда по делу "Антонюк против Российской Федерации" (Antonyuk v. Russia) от 1 августа 2013 г., жалоба N 47721/10* (* См.: там же. 2014. N 8 (примеч. редактора).), §§ 93-94, а также в Постановлении Европейского Суда по делу "Малинин против Российской Федерации" (Malinin v. Russia) от 12 декабря 2017 г., жалоба N 70135/14, § 52-53).

II. Предполагаемое злоупотребление правом на обращение в Европейский суд с индивидуальной жалобой и воспрепятствование осуществлению этого права, а также предполагаемый отказ сотрудничать с Европейским судом

65. Власти Российской Федерации в своих замечаниях о приемлемости жалобы в данной части и по существу дела просили Европейский Суд объявить жалобу неприемлемой для рассмотрения по существу в соответствии с пунктом 3 статьи 35 Конвенции как злоупотребляющую правом на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой на том основании, что первый заявитель скрыл информацию от Европейского Суда и использовал ненормативную лексику в отношении Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде.

66. Заявители утверждали в ответ, что тот факт, что Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде скрыл свое близкое знакомство с отцом М. и исказил существенные обстоятельства, представляет собой отказ от сотрудничества с Европейским Судом и воспрепятствование осуществлению его права, предусмотренного статьей 34 Конвенции, на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой. Соответствующие положения Конвенции гласят:

"Статья 34

Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права.

Статья 35

...3. Суд объявляет неприемлемой любую индивидуальную жалобу, поданную в соответствии с положениями статьи 34, если он сочтет, что:

(a) эта жалоба является... злоупотреблением правом подачи индивидуальной жалобы...

Статья 38

Суд рассматривает дело с участием представителей сторон и, если это необходимо, предпринимает расследование обстоятельств дела, для эффективного проведения которого участвующие в нем Высокие Договаривающиеся Стороны создают все необходимые условия".

A. Доводы сторон

67. Власти Российской Федерации указали, что первый заявитель злоупотребил своим правом на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой, поскольку он не информировал Европейский Суд о постановлениях о порядке общения с ребенком, которые были вынесены судами Российской Федерации, и не предоставил в Европейский Суд копию заключения экспертизы от 19 января 2016 г., тем самым представив одностороннюю версию дела. Власти Российской Федерации утверждали, что в силу пункта 7 правила 47 Регламента Европейского Суда первый заявитель был обязан информировать Европейский Суд обо всех обстоятельствах, имеющих отношение к жалобе, в том числе о любых важных событиях, которые произошли после подачи жалобы (они ссылались при этом на Решение Европейского Суда по делу "Познанский и другие против Германии" (Poznanski and Others v. Germany) от 3 июля 2007 г., жалоба N 25101/05, на Решение Европейского Суда по делу "Хадрабова и другие против Чешской Республики" (Hadrabova and Others v. Czech Republic) от 25 сентября 2007 г., жалоба N 42165/02, а также на Решение Европейского Суда по делу "Червенякова и другие против Чешской Республики" (Сervenakova v. Czech Republic) от 23 октября 2012 г., жалоба N 26852/09).

68. Заявители прежде всего указали, что предметом их первоначальной жалобы было вынесение судом решения об определении места жительства ребенка в пользу М. Заявители не жаловались на производство о порядке общения с ребенком, которое всё еще продолжалось, когда они представляли свои замечания. Излишне акцентируя внимание на производстве о порядке общения с ребенком, которое не являлось предметом настоящей жалобы, власти Российской Федерации пытались отвлечь внимание от производства об определении места жительства ребенка и переключить его на второстепенный вопрос, который, хотя и относится к оценке основного вопроса, не может заменить его.

69. Заявители далее отмечали, что постановление о порядке общения с ребенком от 27 апреля 2016 г. было вынесено после того, как они подали свою жалобу в Европейский Суд, и потому они не могли приложить его к формуляру жалобы, однако упомянули, что производство по вопросу о порядке общения с ребенком еще продолжалось. Постановление о порядке общения с ребенком не вступило в законную силу до 25 октября 2016 г., и оно еще не было окончательным, когда заявители подали свои замечания, так как производство по кассационной жалобе еще не было завершено. Следовательно, стороны не могли ссылаться на него в ходе разбирательства в Европейском Суде. В то же время заявители представили временное постановление о порядке общения с ребенком в Европейский Суд 18 октября 2016 г. и упомянули в том же письме о существовании постановления о порядке общения с ребенком от 27 апреля 2016 г. Наконец, экспертное заключение от 19 января 2016 г. не имело прямого отношения к настоящей жалобе, касающейся производства об определении места жительства ребенка. Действительно, это было сделано после окончания производства по вопросу об определении места жительства ребенка в ходе производства о порядке общения с ребенком. В любом случае в этом экспертном заключении подтверждалось, что Х был очень привязан к своему отцу.

70. Заявители также утверждали, что бывший Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде Г.О. Матюшкин был предвзят. Согласно информации, представленной заявителями, отец M. был личным тренером Г.О. Матюшкина по айкидо и его близким другом. Они предоставили фотографию, на которой были изображены Г.О. Матюшкин и отец М., и утверждали, что она была сделана на дне рождения отца М. в 2009 году. Не сообщив о своей личной связи с настоящим делом, Г.О. Матюшкин ввел Европейский Суд в заблуждение, поэтому представленные им замечания не должны приниматься во внимание (правило 44D Регламента Европейского Суда). Эти замечания содержали личные необоснованные нападки на первого заявителя и многочисленные искажения фактов дела. Так, Г.О. Матюшкин скрыл соответствующую информацию и документы, в частности, те, которые свидетельствовали о том, что М. не выполняла постановления о порядке общения с ребенком и что власти Российской Федерации признали, что судебные приставы-исполнители не обеспечили исполнение этих постановлений. Заявители позже сообщили, что они более не настаивают на том, чтобы не принимать эти замечания во внимание, поскольку они были одобрены новым Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде М.Л. Гальпериным, который представил дополнительные замечания, в которых продолжал скрывать и искажать факты дела. Заявители также утверждали, что поведение Г.О. Матюшкина следует толковать как равносильное неспособности стороны эффективно участвовать в деле (правило 44C Регламента Европейского Суда) и, следовательно, как воспрепятствование эффективному осуществлению права на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой (статья 34 Конвенции).

71. Власти Российской Федерации указали в ответ, что Г.О. Матюшкин действительно был знаком с отцом М., но отрицал факт близкой дружбы между ними. По словам Г.О. Матюшкина, с 2004 по 2006 год он посещал клуб айкидо в г. Нижнем Новгороде, где тренировался у отца М. Однако их отношения никогда не были близкими и были полностью прекращены после переезда Г.О. Матюшкина в г. Москву в 2008 году. Вместе с тем он признал, что, возможно, присутствовал на дне рождения отца М. в 2009 году из вежливости, а не из-за каких-либо дружеских чувств. Г.О. Матюшкин подтвердил, что он не был предвзят против первого заявителя и что утверждения первого заявителя о предвзятости, следовательно, были необоснованными, нечестными и оскорбительными. Власти Российской Федерации далее отметили, что Г.О. Матюшкин был представителем стороны в производстве по делу в Европейском Суде. Его статус ближе к статусу адвоката, чем судьи, поэтому требования беспристрастности, предъявляемые к судьям, неприменимы к нему. Власти Российской Федерации также указали, что они эффективно участвовали в производстве по делу, отвечая на все вопросы, заданные Европейским Судом. Их замечания основывались на информации, предоставленной компетентными органами власти Российской Федерации. Тот факт, что Г.О. Матюшкин был знаком с отцом М., не является воспрепятствованием осуществлению права на обращение в Европейский Суд. Наконец, власти Российской Федерации утверждали, что необоснованные обвинения первого заявителя в адрес Г.О. Матюшкина составляли злоупотребление правом на подачу индивидуальной жалобы в Европейский Суд (при этом они ссылались на Решение Европейского Суда по делу "Апинис против Латвии" (Apinis v. Latvia) от 20 сентября 2011 г., жалоба N 46549/06).

B. Мнение Европейского Суда

1. Предполагаемое злоупотребление правом на подачу индивидуальной жалобы

72. Европейский Суд вновь подтверждает, что в силу пункта 3 статьи 35 Конвенции жалоба может быть им отклонена как злоупотребляющая правом на подачу индивидуальной жалобы, если, среди прочих причин, она была сознательно основана на недостоверной информации. Предоставление неполной и, следовательно, вводящей в заблуждение информации также может быть признано злоупотреблением правом на подачу жалобы, особенно если информация касается самой сути дела, и отсутствуют достаточные объяснения для ее нераскрытия. Аналогичным образом, если новые важные события произошли в ходе разбирательства дела в Европейском Суде и, несмотря на то, что это прямо установлено в пункте 7 правила 47 (пункте 6 бывшего правила 47) Регламента Европейского Суда, заявитель не сообщил такую информацию Европейскому Суду, соответственно, он не предоставил Европейскому Суду возможности вынести решение по делу, владея всеми знаниями о фактах. Однако даже в подобных случаях намерение заявителя ввести в заблуждение Европейский Суд всегда должно быть установлено с достаточной определенностью (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гросс против Швейцарии" (Gross v. Switzerland), жалоба N 67810/10, § 28, ECHR 2014, с дальнейшими ссылками).

73. В настоящем деле заявители упомянули в формуляре своей жалобы, что первый заявитель обратился в суд за подтверждением своих прав на общение с ребенком, и что осуществлялось производство по данному вопросу. 18 октября 2016 г. они представили копию временного постановления о порядке общения с ребенком и уведомили Европейский Суд о том, что основное постановление о порядке общения с ребенком было вынесено и обжаловано. Затем они отправили пять писем в Европейский Суд, информируя его о дальнейшем развитии событий в деле, в том числе о производстве о порядке общения с ребенком с приложением соответствующих документов. Действительно, заявители не представили копию заключения экспертизы от 19 января 2016 г., пока власти Российской Федерации не упомянули об этом в своих замечаниях о приемлемости жалобы и по существу дела. Однако это заключение экспертизы касалось вопроса об общении с ребенком, а не вопроса о его месте жительства и было подготовлено после вынесения решения об определении места жительства, обжалуемого в настоящем деле. Оно действительно являлось частью материалов производства по вопросу о порядке общения с ребенком, которое пока всё еще продолжалось. Постановление о порядке общения с ребенком и заключение экспертизы, следовательно, имеют значение только для того, чтобы получить более широкое представление о ходе дела заявителей, но как таковые они не составляют предмет настоящей жалобы и не являются существенными для принятия решения по делу. В связи с этим отсутствуют основания полагать, что заявители предоставили неполную информацию, касающуюся самой сути дела, или не проинформировали Европейский Суд о важных событиях в деле с намерением ввести его в заблуждение.

74. Европейский Суд далее вновь подтверждает, что использование бранных, оскорбительных, угрожающих или провокационных выражений каким-либо заявителем, будь они направлены против властей государства-ответчика, его представителя, органов власти государства-ответчика, самого Европейского Суда, его судей, его Секретариата или его сотрудников, может также рассматриваться как злоупотребление правом на подачу индивидуальной жалобы по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Однако недостаточно того, что выражения заявителя были резки, полемичны или саркастичны, чтобы считаться злоупотреблением, они должны выходить за рамки обычной, общественной и правомерной критики. Если после предупреждения Европейского Суда заявитель прекратит использовать подобные выражения, прямо отзовет их или, что еще лучше, принесет свои извинения, его жалоба более не может быть отклонена как злоупотребляющая правом на подачу жалобы (см. Постановление Европейского Суда по делу "Миролюбовс и другие против Латвии" (Mirolubovs and Others v. Latvia) от 15 сентября 2009 г., жалоба N 798/05, § 64, с дальнейшими ссылками).

75. В настоящем деле заявители информировали Европейский Суд о том, что бывший Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде, который представлял замечания властей государства-ответчика по вопросу о приемлемости жалобы для ее рассмотрения и по существу дела, был знаком с отцом М., что было подтверждено властями Российской Федерации. Заявители затем выразили сомнение в способности Уполномоченного Российской Федерации при Европейском Суде при таких обстоятельствах действовать непредвзято в отношении первого заявителя. Однако эти сомнения были выражены в нейтральной форме. Заявители не использовали бранных, оскорбительных, угрожающих или провокационных выражений по отношению к властям Российской Федерации или их Уполномоченному при Европейском Суде. Следовательно, утверждения заявителей в настоящем деле не могут приравниваться к злоупотреблению правом на подачу индивидуальной жалобы по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции.

76. Соответственно, отсутствуют основания для вывода о том, что заявители злоупотребили своим правом на подачу индивидуальной жалобы. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд отклоняет ходатайство властей Российской Федерации о признании жалобы заявителей неприемлемой для рассмотрения по существу в соответствии с пунктом 3 статьи 35 Конвенции как злоупотребляющей правом на подачу индивидуальной жалобы.

2. Предполагаемые отказ сотрудничать с Европейским Судом и воспрепятствование осуществлению права на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой

77. Европейский Суд вновь подтверждает, что в силу статьи 34 Конвенции Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от действия или бездействия, препятствующего эффективному осуществлению права на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой. В настоящем деле отсутствуют признаки того, что имело место какое-либо воспрепятствование осуществлению права заявителей на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой, будь то в форме вмешательства в переписку заявителей и Европейского Суда или в форме неправомерного давления, оказываемого на заявителей.

78. Предполагаемое непредоставление соответствующей информации и документов не вызывает вопросов в связи со статьей 34 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Оджалан против Турции" (Ocalan v. Turkey), жалоба N 46221/99, § 201, ECHR 2005-IV, и Постановление Европейского Суда по делу "Байсаева против Российской Федерации" (Baysayeva v. Russia) от 5 апреля 2007 г., жалоба N 74237/01* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2008. N 3 (примеч. редактора).), § 168). Статья 34 Конвенции является lex generalis по отношению к статье 38 Конвенции, которая обязывает государства сотрудничать с Европейским Судом и, в частности, предоставлять информацию, которая имеет решающее значение для установления фактов по делу (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Байсаева против Российской Федерации", §§ 161-164 и 168). Поскольку утверждения заявителей могут толковаться по существу как жалоба на то, что власти Российской Федерации не выполнили свои обязательства по статье 38 Конвенции, Европейский Суд отмечает, что власти государства-ответчика предоставили все необходимые сведения и документы, имеющие значение для надлежащего и эффективного рассмотрения жалобы.

79. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд не убежден в том, что имеется достаточное основание для установления того факта, что в настоящем деле имели место какие-либо препятствия для права на обращение в Европейский Суд с индивидуальной жалобой или имел место какой-либо отказ от сотрудничества с Европейским Судом. Таким образом, власти Российской Федерации не допустили нарушения своих обязательств в соответствии со статьей 34 или 38 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции

80. Заявители жаловались на то, что вынесение судом решения об определении места жительства второго заявителя в пользу его матери нарушило их право на уважение семейной жизни. При этом они ссылались на статью 8 Конвенции, которая гласит:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

81. В отношении жалобы заявителей на то, что предположительно чрезмерная продолжительность производства по определению места жительства ребенка de facto привела к решению вопроса, власти Российской Федерации отметили, что первому заявителю была выплачена компенсация за задержки в производстве по делу. Следовательно, его права были восстановлены на внутригосударственном уровне.

82. Европейский Суд считает, что вопрос о том, могут ли заявители по-прежнему утверждать, что они являются жертвами нарушения статьи 8 Конвенции относительно предполагаемой продолжительности производства по определению места жительства ребенка, тесно связан с существом жалобы на нарушение статьи 8 Конвенции. В связи с этим Европейский Суд принимает решение объединить разрешение данного вопроса с рассмотрением жалобы по существу.

83. Власти Российской Федерации не оспаривали, что первый заявитель обладал процессуальной правоспособностью подавать жалобу от имени своего несовершеннолетнего сына. Учитывая, что первый заявитель был отцом X, Европейский Суд считает, что первый заявитель обладал процессуальной правоспособностью действовать от имени своего сына (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Диаманте и Пелличчиони против Сан-Марино" (Diamante and Pelliccioni v. San Marino) от 27 сентября 2011 г., жалоба N 32250/08, § 147, и Постановление Европейского Суда по делу "Z. против Словении" (Z. v. Slovenia) от 30 ноября 2010 г., жалоба N 43155/05, § 116, а также в качестве противоположного примера Постановление Европейского Суда по делу "Эберхард и М. против Словении" (Eberhard and M. v. Slovenia) от 1 декабря 2009 г., жалобы NN 8673/05 и 9733/05, §§ 88-90, с дальнейшими ссылками, и Постановление Европейского Суда по делу "K.B. и другие против Хорватии" (K.B. and Others v. Croatia) от 14 марта 2017 г., жалоба N 36216/13, §§ 109-110).

84. Европейский Суд считает, что жалоба в данной части не является явно необоснованной по смыслу подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он далее отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

(a) Власти Российской Федерации

85. Власти Российской Федерации указали, что вынесение решения об определении места жительства ребенка в пользу матери было законным и основывалось на учете интересов ребенка. Они утверждали, что было бы жестоко разлучать маленького ребенка с матерью, особенно если мать кормит его грудью (они сослались на Постановление Европейского Суда по делу "P., C. и S. против Соединенного Королевства" (P., C. and S. v. United Kingdom), жалоба N 56547/00, ECHR 2002-VI, и на Постановление Европейского Суда по делу "Хаазе против Германии" (Haase v. Germany), жалоба N 11057/02, ECHR 2004-III (извлечения), которые касались передачи новорожденных детей на государственное попечение). В настоящем деле не было каких-либо исключительных обстоятельств, оправдывающих разлучение Х с матерью. Действительно, условия жизни матери были подходящими для маленького ребенка. Она находилась в отпуске по уходу за ребенком, всё свое время она посвящала уходу за Х и, согласно ее собственному заявлению, всё еще кормила его грудью. Ее родители помогали ей в воспитании ребенка, и первый заявитель платил алименты на его содержание.

86. Власти Российской Федерации далее отметили, что прежде, чем вынести свое решение, внутригосударственные суды провели углубленное изучение семейной ситуации и целого ряда факторов, в частности, фактологического, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и осуществили сбалансированную и разумную оценку соответствующих интересов каждого заинтересованного лица. Учитывая возраст ребенка и мнение органа опеки, суды Российской Федерации решили, что интересам ребенка отвечает его проживание с матерью. Внутригосударственные суды приняли во внимание тот факт, что доход первого заявителя был достаточно высоким для того, чтобы он мог регулярно посещать своего сына. Суды Российской Федерации сочли не относящимся к делу такие факторы, как то, что г. Санкт-Петербург был менее загрязнен, в нем были более низкий уровень преступности и лучшая инфраструктура для детей, и пришли к выводу, что ребенок должен жить с матерью, которая предпочитала проживать в г. Нижнем Новгороде.

87. Власти Российской Федерации также считали, что М. не совершила каких-либо противоправных действий, переехав с сыном в г. Нижний Новгород. Она не обязана была жить с первым заявителем в ожидании окончания бракоразводного процесса. Она переехала в свою квартиру, адрес которой был известен первому заявителю, то есть она не скрывалась с мальчиком и не покинула территорию Российской Федерации. Она не нарушила требований какого-либо судебного решения об определении места жительства ребенка, поскольку такого постановления не было вынесено, или любого судебного разбирательства, которое продолжалось в то время, когда она выехала. Следовательно, она могла жить со своим ребенком там, где хотела. В связи с этим настоящее дело отличается от дела "Громадка и Громадкова против Российской Федерации" (Hromadka and Hromadkova v. Russia) (Постановление Европейского Суда от 1 декабря 2014 г., жалоба N 22909/10* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 3 (примеч. редактора).)), касавшегося международного похищения ребенка, который должен был проживать в Чешской Республике вместе со своим отцом в соответствии с постановлением суда). Настоящее дело схоже с делом "Петерсен против Германии" (Petersen v. Germany) (Решение Европейского Суда от 12 января 2006 г., жалобы NN 38282/97 и 68891/01), в котором Европейский Суд установил, что наилучшим интересам ребенка отвечало оставаться с матерью, которой нельзя было помешать переехать за границу. Власти Российской Федерации утверждали, что в настоящем деле запрет на переезд в другой город также нарушил бы право на свободу передвижения М., гарантированное статьей 2 Протокола N 4 к Конвенции. Первый заявитель не мог запретить сыну выезжать за пределы г. Санкт-Петербурга, так как М. имела право сменить место жительства для устройства своей личной и семейной жизни, поиска работы или продвижения по службе.

88. Что касается продолжительности судебного разбирательства, то оно продолжалось один год, шесть месяцев и семь дней. Таким образом, продолжительность разбирательства была меньше, чем в делах, рассмотренных Европейским Судом (при этом власти Российской Федерации сослались на Постановление Европейского Суда по делу "Рибич против Хорватии" (Ribic v. Croatia) от 2 апреля 2015 г., жалоба N 27148/12, в котором производство по делу продолжалось семь лет и восемь месяцев, на Постановление Европейского Суда по делу "Михайлова против Болгарии" (Mihailova v. Bulgaria) от 12 января 2006 г., жалоба N 35978/02, где производство по делу длилось около двух с половиной лет и по которому Европейский Суд не установил нарушения статьи 8 Конвенции, а также на упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Диаманте и Пелличчиони против Сан-Марино", в котором производство по делу продолжалось более четырех лет и 10 месяцев и решение по которому еще не вынесено). В любом случае нельзя сказать, что с течением времени данный вопрос был решен de facto, поскольку к концу разбирательства второму заявителю исполнилось два года, девять месяцев и 21 день.

89. Кроме того, власти Российской Федерации указали, что контакты между заявителями сохранялись всё время, так как М. никогда серьезно не препятствовала контактам между ними или между вторым заявителем и его дедушкой и бабушкой по отцовской линии. Сотрудники службы социальной защиты детей несколько раз беседовали с М. и объясняли ей, что Х имел право поддерживать связь со своим отцом, бабушкой и дедушкой по отцовской линии и другими родственниками. Кроме того, суды Российской Федерации вынесли временное постановление о предоставлении первому заявителю права на общение с ребенком до завершения основного производства о порядке общения с ребенком. Было возбуждено исполнительное производство, в ходе которого выяснилось, что М. переехала в Московскую область. Впоследствии было вынесено новое постановление о порядке общения с ребенком, учитывающее заключение экспертизы по вопросу об отношениях второго заявителя с каждым из его родителей. Отдельное постановление о порядке общения с ребенком были вынесено в отношении дедушки и двоюродной бабушки Х по отцовской линии. М. была подвергнута штрафу за невыполнение постановления о порядке общения с ребенком. Таким образом, власти Российской Федерации выполнили свое обязательство по обеспечению поддержания контактов между Х и его отцом и родственниками по отцовской линии.

90. Кроме того, власти Российской Федерации отметили, что первый заявитель имел возможность изложить свою позицию по делу в судах Российской Федерации. Он присутствовал на всех судебных заседаниях и имел возможность представлять доказательства и вносить представления. Сотрудники службы социальной защиты детей городов Санкт-Петербурга и Нижнего Новгорода участвовали в разбирательстве, и им было предложено представить свои заключения по делу. Суды Российской Федерации рассмотрели оба заключения и решили следовать заключению службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода. Первый заявитель смог оспорить это заключение. Внутригосударственные суды также приняли во внимание заключение психолога Л., с которой заявитель и M. консультировались перед разводом. Ходатайство первого заявителя о назначении психологической экспертизы было отклонено, поскольку суды Российской Федерации сочли, что у них уже имеется достаточно материалов для принятия решения по делу (в частности, заключения служб социальной защиты детей и психолога). В материалах дела не было доказательств того, что Х был привязан к своему отцу. По мнению властей Российской Федерации, настоящее дело схоже с делом "Дренк против Чешской Республики" (Drenk v. Czech Republic) (Постановление Европейского Суда от 4 сентября 2014 г., жалоба N 1071/12), в котором Европейский Суд установил, что отказ внутригосударственных судов следовать устаревшим рекомендациям экспертов или назначить новую экспертизу на том основании, что у них имеется достаточная последняя соответствующая информация, не нарушил процессуальных требований статьи 8 Конвенции. В любом случае именно суды должны были дать оценку представленных им доказательств. Власти Российской Федерации далее указали, что X не был лично опрошен судами, поскольку в соответствии с внутригосударственным законодательством необходимо было принимать во внимание мнение ребенка только старше 10 лет (см. выше § 61). X было менее двух лет, когда дело рассматривалось районным судом, и менее трех лет на момент рассмотрения жалобы, поэтому было невозможно опросить его в суде.

(b) Заявители

91. Заявители утверждали, что суды Российской Федерации не привели важных и достаточных оснований для вынесения их решений об определении места жительства X в пользу его матери. Решение было основано на широко распространенной презумпции, согласно которой ребенок до 10 лет должен проживать со своей матерью. Учитывая, что возраст ребенка перевешивал все остальные факторы, суды Российской Федерации не сочли необходимым их исследовать. Указав, что доводы первого заявителя относительно лучших условий жизни в г. Санкт-Петербурге, в частности, меньшее загрязнение воздуха, низкий уровень преступности и лучшая инфраструктура для развития ребенка, не относились к делу, суды Российской Федерации не смогли провести углубленное обследование всей семейной ситуации и всех относящихся к этому делу факторов.

92. Власти Российской Федерации не учли и тот факт, что М. незаконно забрала X со своего места жительства без ведома первого заявителя. В таких обстоятельствах статья 8 Конвенции требует от внутригосударственных властей принять меры с целью воссоединения заявителей. В случаях, когда один родитель забрал ребенка, презумпция была в пользу скорейшего возвращения ребенка к "оставленному" родителю (при этом заявители ссылались на упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Громадка и Громадкова против Российской Федерации", §§ 148-152). По мнению заявителей, было неважно, что в настоящем деле, в отличие от упомянутого выше дела "Громадка и Громадкова против Российской Федерации", не было развода или производство по определению места жительства ребенка всё еще продолжалось, или что М. оставалась в Российской Федерации и не увезла Х за границу. Единственным обстоятельством, имеющим отношение к делу, было то, что М. против воли первого заявителя увезла X с его законного места жительства. Таким образом, М. получила преимущество над первым заявителем: став родителем, de facto постоянно проживающим с ребенком, она получила преимущество в разрешении спора об определении места жительства ребенка судами Нижегородской области, вдали от места жительства заявителей. Заявители утверждали, что М. не имела права в одностороннем порядке принимать решение в отношении места жительства Х в ожидании определения места жительства ребенка судом. Данное решение должно было приниматься родителями совместно либо в случае спора судом на основании временного постановления. Тем не менее власти Российской Федерации не приняли каких-либо мер для возвращения Х в его законное место жительства. Фактически законодательство Российской Федерации не предусматривает правового механизма для урегулирования ситуаций, когда один из родителей забирает ребенка с его законного места жительства без согласия другого родителя. Забирая Х из г. Санкт-Петербурга в г. Нижний Новгород, на расстояние более 1 000 км (это расстояние соизмеримо с расстоянием между городами Парижем и Берлином, Мадридом или Прагой и значительно больше, чем расстояние между городами Парижем и Лондоном, Берлином и Веной, Веной и Прагой), М. действовала вопреки интересам Х, так как она разлучала его с отцом. Кроме того, первому заявителю пришлось потратить много денег на поездки, чтобы навестить сына, хотя эти деньги могли бы быть лучше потрачены на материальные и образовательные нужды Х.

93. Заявители отмечали, что замечания властей государства-ответчика создавали впечатление, что власти Российской Федерации считали ребенка собственностью матери. Так, они уделили значительное внимание свободе передвижения матери и ее праву брать ребенка с собой, куда бы она ни направилась, независимо от интересов ребенка. Однако Европейский Суд отметил в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Маумуссо и Вашингтон против Франции", что несовершеннолетний имеет право не быть забранным от одного из его родителей и жить с другим. М. действительно имела право переехать в г. Нижний Новгород или куда-либо еще, однако ее свобода передвижения не предоставляла ей права брать X с собой без согласия первого заявителя.

94. Заявители также указали, что М. действовала в противоречие с интересами Х, препятствуя контактам между заявителями и, в частности, иногда забирая Х на длительные периоды, не сообщая первому заявителю о его местонахождении. Власти Российской Федерации не приняли каких-либо мер для пресечения ее противоправного поведения, за исключением одного случая, когда она была оштрафована. Они также не приняли во внимание ее противоправное поведение и неспособность действовать в соответствии с интересами Х, когда выносилось решение об определении места жительства ребенка (см. в качестве противоположной ситуации упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Диаманте и Пелличчиони против Сан-Марино", §§ 22, 28, 38, 50 и 77). М. продолжала препятствовать контакту между заявителями даже после вынесения постановления о порядке общения с ребенком. Кроме того, в 2015 году она переехала в г. Москву, оставив Х в г. Нижнем Новгороде с бабушкой в нарушение решения суда об определении места жительства ребенка, согласно которому Х должен был проживать с матерью. В результате Х жил отдельно от обоих родителей более четырех месяцев, поскольку М. отдавала предпочтение карьере, а не интересам ребенка. Напротив, первый заявитель мог бы проводить много времени с X, поскольку он не был занят на какой-либо работе и имел гибкий график своей социальной волонтерской деятельности. Кроме того, он предложил создать условия, при которых Х мог бы жить рядом с обоими родителями, в частности, предоставив М. квартиру в г. Санкт-Петербурге. Следовательно, он никогда не намеревался разлучать Х со своей матерью, напротив, он хотел, чтобы сына воспитывали оба родителя в равной степени.

95. Заявители считали, что настоящее дело отличается от упомянутого выше Постановления Европейского Суда по делу "Петерсен против Германии", на которое ссылались власти Российской Федерации (см. выше § 87) и которое касалось права на общение с ребенком, а не определения места жительства ребенка. В деле "Петерсен против Германии" ребенок не хотел видеть отца из-за его поведения, поэтому было установлено, что контакт между ними причинял ущерб интересам ребенка. В настоящем деле, напротив, Х был очень привязан к отцу, что продемонстрировала бы экспертиза, если бы суды Российской Федерации удовлетворили ходатайство первого заявителя о ее назначении.

96. Кроме того, заявители отметили, что процессуальный подход судов Российской Федерации не допускал, чтобы первый заявитель представил все свои доводы. Во-первых, суды Российской Федерации без какой-либо уважительной причины отказались рассмотреть его ходатайство об определении места жительства ребенка. Во-вторых, они отклонили его ходатайство о назначении психологической экспертизы, чтобы определить отношения Х с каждым из его родителей. Учитывая малолетний возраст X, психологическая экспертиза была бы единственным способом "заслушать" его, чтобы оценить его привязанность к каждому из родителей. Заключение психолога Л., на которое ссылались власти Российской Федерации (см. выше § 90), не было упомянуто внутригосударственными судами в их решениях. Ее квалификация никогда не проверялась, и, кроме того, впоследствии она была уволена с работы за неэтичное поведение. Что касается заключения службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода, то оно не было составлено психологом, и в нем не оценивались отношения Х с родителями со ссылкой на его возраст как на единственное основание для вывода о том, что проживание с матерью отвечало интересам Х. В-третьих, суды Российской Федерации отклонили ходатайство первого заявителя о приобщении к делу медицинской карты Х, свидетельствующей о том, что М. более не кормила его грудью. В то же время они отказались выслушать утверждения бабушки и дедушки Х по отцовской линии о том, что М. препятствует контакту Х со своими родственниками по отцовской линии. Кроме того, не было принято во внимание заключение службы социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга о том, что проживание в этом городе с отцом отвечало бы интересам Х.

97. Наконец, что касается длительности судебного разбирательства, заявители указали, что суды Российской Федерации признали задержки в производстве по определению места жительства ребенка, и что первый заявитель никоим образом не способствовал им. Принимая во внимание, что производство по делу еще продолжалось, мать Х незаконно удерживала его вдали от отца и его обычного места жительства, было особенно важно, чтобы власти Российской Федерации проявляли исключительную внимательность при рассмотрении этого дела с учетом риска того, что с течением времени данное дело могло бы стать de facto урегулированным. Действительно, кассационный суд установил, что вынесение решения об определении места жительства ребенка в пользу отца не отвечало интересам Х, поскольку он воспитывался матерью после развода родителей. Таким образом, мать извлекла выгоду из своих противоправных действий по отбиранию Х и от задержек в производстве по определению места жительства ребенка.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

98. При определении того, является ли отказ в опеке или доступе к ребенку оправданным в соответствии с пунктом 2 статьи 8 Конвенции, Европейский Суд с учетом обстоятельств дела должен рассмотреть вопрос о том, были ли причины, оправдывающие эту меру, важными и достаточными. Несомненно, вопрос о том, что отвечает интересам ребенка, имеет решающее значение в каждом конкретном случае. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что внутригосударственные власти имеют возможность напрямую контактировать со всеми заинтересованными лицами. Из вышеизложенного следует, что задачей Европейского Суда является не подмена собой властей страны при исполнении ими своих обязанностей, касающихся опеки над детьми и вопросов доступа к ребенку, а, скорее, проверка в свете Конвенции решений, принимаемых властями государства-ответчика при осуществлении ими своих обязательств (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сахин против Германии" (Sahin v. Germany), жалоба N 30943/96, § 64, ECHR 2003-VIII, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Зоммерфельд против Германии" (Sommerfeld v. Germany), жалоба N 31871/96, § 62, ECHR 2003-VIII (извлечения), Постановление Европейского Суда по делу "С. против Финляндии" (C. v. Finland) от 9 мая 2006 г., жалоба N 18249/02, § 52, а также Постановление Европейского Суда по делу "Z.J. против Литвы" (Z.J. v. Lithuania) от 29 апреля 2014 г., жалоба N 60092/12, § 96).

В этой связи Европейский Суд должен удостовериться в том, что суды Российской Федерации провели всестороннее обследование всей семейной ситуации и целого ряда факторов, в частности, содержательного, эмоционального, психологического, материального и медицинского характера, и произвели взвешенную и разумную оценку соответствующих интересов каждого человека с постоянной заботой об определении того, что отвечает наилучшим интересам ребенка (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Нойлингер и Шурук против Швейцарии" (Neulinger and Shuruk v. Switzerland), жалоба N 41615/07, § 139, ECHR 2010, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Антонюк против Российской Федерации", § 134).

99. Пределы усмотрения органов государственной власти варьируются в зависимости от характера вопросов и важности затрагиваемых интересов. Европейский Суд признавал, что власти пользуются широкими пределами усмотрения, в частности, при решении вопроса об опеке над ребенком. Однако требуется более строгий контроль над любыми дополнительными ограничениями, такими, как ограничения, налагаемые этими властями на права родителей доступа к ребенку, а также над любыми правовыми гарантиями, призванными обеспечить эффективную защиту права родителей и детей на уважение их семейной жизни. Данные дополнительные ограничения влекут за собой опасность того, что семейные отношения между ребенком и одним или обоими родителями будут существенно сокращены (см. упомянутые выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делам "Сахин против Германии", § 65, и "Зоммерфельд против Германии", § 63).

100. Статья 8 Конвенции требует, чтобы внутригосударственные власти обеспечивали справедливый баланс между интересами ребенка и родителей и чтобы в процессе уравновешивания особое внимание уделялось интересам ребенка, которые в зависимости от их характера и серьезности могут превалировать над интересами родителей. В частности, родитель не вправе в соответствии со статьей 8 Конвенции принимать такие меры, которые могут причинить вред здоровью и развитию ребенка (см. упомянутые выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делам "Сахин против Германии", § 66, и "Зоммерфельд против Германии", § 64).

101. Европейский Суд не может удовлетворительно оценить, были ли приведенные судами Российской Федерации причины "достаточными" по смыслу пункта 2 статьи 8 Конвенции без определения того, был ли процесс принятия решений в целом справедливым (см. упомянутые выше Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делам "Сахин против Германии", § 68, и "Зоммерфельд против Германии", § 66). Хотя статья 8 Конвенции не содержит четких процессуальных требований, процесс принятия решений, связанный с мерами вмешательства государства в осуществление прав, должен быть справедливым и обеспечивать надлежащее уважение интересов, гарантируемых статьей 8 Конвенции. Таким образом, Европейский Суд должен определить, был ли, учитывая обстоятельства дела и, в частности, важность принимаемых решений, заявитель вовлечен в процесс принятия решений в такой степени, чтобы обеспечить ему необходимую защиту его интересов (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Z.J. против Литвы", § 100, с дальнейшими ссылками).

102. Наконец, Европейский Суд считает, что при проведении своей проверки в контексте статьи 8 Конвенции он может учитывать продолжительность процесса принятия решений местными органами власти и любых связанных с этим судебных разбирательств. В подобных делах всегда существует опасность того, что любая процессуальная задержка de facto приведет к решению вопроса, представленного суду до того, как он проведет свое слушание по нему. Право на уважение семейной жизни требует, чтобы будущие отношения между родителем и ребенком определялись бы только в свете всех соответствующих факторов, а не просто с истечением времени (см. Постановление Европейского Суда по делу "W. против Соединенного Королевства" (W. v. United Kingdom) от 8 июля 1987 г., § 65, Series A, N 121, Постановление Европейского Суда по делу "Силвестер против Австрии" (Sylvester v. Austria) от 24 апреля 2003 г., жалобы NN 36812/97 и 40104/98, § 69, а также упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Z.J. против Литвы", § 100).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

103. Европейский Суд считает, что вынесение решения об определении места жительства ребенка в пользу матери являлось вмешательством государства в осуществление права заявителей на уважение их семейной жизни (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Антонюк против Российской Федерации", § 119, а также Постановление Европейского Суда по делу "G.B. против Литвы" (G.B. v. Lithuania) от 19 января 2016 г., жалоба N 36137/13, § 87). Стороны не оспаривали тот факт, что данное вмешательство имело основание в законодательстве Российской Федерации и преследовало правомерную цель защиты прав других лиц, а именно X и M. Остается выяснить, было ли это вмешательство "необходимым в демократическом обществе".

104. Прежде, чем перейти к анализу причин, выдвинутых судами Российской Федерации, важно отметить, что сфера действия решения об определении места жительства ребенка ограничивалась определением того, где будет жить X, и это не повлияло на правоотношения между заявителями и не лишило первого заявителя родительской власти. Также показательно, что первому заявителю было впоследствии предоставлено право на общение с ребенком.

105. Европейский Суд признает, что при принятии решений о мерах по уходу за детьми внутригосударственные власти и суды часто сталкиваются с чрезвычайно трудной задачей. Европейский Суд не упускает из виду тот факт, что власти государства-ответчика не имели другого выбора, кроме как принять решение об определении места жительства в пользу одного из двух раздельно проживающих родителей, поскольку законодательство не предусматривает возможности вынести решение об определении места жительства в пользу обоих родителей (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Антонюк против Российской Федерации", § 121).

106. В задачу Европейского Суда не входит подмена собой национальных органов при разрешении вопроса об определении места жительства ребенка разведенных родителей. Однако в этой сфере проверка Европейского Суда не сводится к удостоверению того, осуществляли ли власти государства-ответчика свою дискрецию разумно, осторожно и добросовестно. Он должен определить, были ли относимыми и достаточными причины, приводимые внутригосударственными судами в ходе разбирательства по делам, касающимся проживания детей. Европейский Суд, в частности, обладает полномочиями удостовериться в том, что внутригосударственные суды, принимая такое решение, провели всестороннее изучение всей семейной ситуации и целого ряда факторов и осуществили взвешенную и разумную оценку соответствующих интересов каждого человека, заботящегося о том, чтобы принять наилучшее решение по отношению к ребенку (см. примеры, упоминаемые выше, в § 98). Неспособность провести достаточно тщательное рассмотрение вопроса будет равносильна нарушению статьи 8 Конвенции. Напротив, если суды государства-ответчика рассмотрели данный вопрос тщательным образом и в соответствии с принципами, установленными в прецедентной практике Европейского Суда, последнему потребуются весьма убедительные причины, чтобы заменить оценку внутригосударственных судов своими выводами (см. Постановление Европейского Суда по делу "Элита Магомадова против Российской Федерации" (Elita Magomadova v. Russia) от 10 апреля 2018 г., жалоба N 77546/14* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2019. N 4 (примеч. редактора).), § 63, с дальнейшими ссылками).

107. Таким образом, с учетом вышеприведенных принципов и примеров Европейский Суд рассмотрит вопрос о том, провели ли власти Российской Федерации в настоящем деле всесторонний анализ ситуации всей семьи и всех соответствующих факторов.

108. Прежде всего Европейский Суд рассмотрит довод заявителей о том, что не было проведено какой-либо экспертной или иной специальной оценки для определения привязанности X к каждому из родителей и что X не был надлежащим образом "заслушан" по вопросу о месте его проживании. Европейский Суд вновь подтверждает, что дети имеют право на то, чтобы с ними советовались и выслушивали по вопросам, затрагивающим их интересы. В частности, по мере того, как дети взрослеют и со временем становятся способны формулировать свое собственное мнение, суды должны уделять дулжное внимание их взглядам и чувствам, а также их праву на уважение частной жизни (см. Постановление Европейского Суда по делу "N. Ts. и другие против Грузии" (N. Ts. and Others v. Georgia) от 2 февраля 2016 г., жалоба N 71776/12, § 72). Иная ситуация складывается в отношении очень маленьких детей, которые еще не в состоянии сформулировать или выразить свои желания. В упомянутом выше Постановлении Большой Палаты по делу "Сахин против Германии" (§§ 72-75) Европейский Суд установил, что было допустимо не опрашивать пятилетнюю девочку в суде с учетом ее возраста и зрелости. Сделав данный вывод, Европейский Суд принял во внимание, что в этом деле был назначен эксперт, который несколько раз встречался с ребенком и обоими родителями и проанализировал отношение девочки к обоим родителям, а также возможность заслушать ее в суде. В настоящем деле, напротив, никогда не запрашивалось заключение экспертизы по таким важным вопросам, как отношения Х с каждым из родителей, родительские способности каждого родителя или же было ли возможно, учитывая его возраст и зрелость, опросить его в суде, при необходимости с привлечением специалиста в области детской психологии.

109. Европейский Суд не убежден в том, что в данном конкретном случае заключение, представленное службами социальной защиты детей, могло бы заменить экспертную оценку в обстоятельствах настоящего дела. В материалах дела отсутствуют доказательства того, что специалисты службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода, на заключение которых ссылались суды, когда-либо видели X и оценивали его отношение к каждому из родителей. Действительно, их заключение ограничивалось оценкой условий жизни и финансового положения М. и утверждением, что М. находилась в отпуске по уходу за ребенком и кормила его грудью (см. выше § 21). Кроме того, в материалах дела также содержится заключение службы социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга, согласно которому Х лучше было бы проживать с отцом (см. выше § 20). Суды Российской Федерации не объяснили, почему они предпочли заключение службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода заключению службы социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга.

110. Власти Российской Федерации также указали на заключение психолога Л. (см. выше § 13). Однако внутригосударственные суды в своих решениях не ссылались на это заключение. В любом случае оно было вынесено на основе единственной консультации, имевшей место до развода родителей. Эта консультация касалась сложностей в супружеских отношениях между первым заявителем и M., а не их отношений с X. В связи с этим Европейский Суд не убежден в том, что заключение психолога Л. могло заменить собой экспертизу, конкретно посвященную вопросу о месте проживания ребенка и, следовательно, определению привязанности X к каждому из родителей и их способностям к воспитанию ребенка.

111. Европейский Суд далее замечает, что суды Российской Федерации отказались принять во внимание доказательства, представленные первым заявителем в подтверждение его позиции по делу. Во-первых, они отказались рассматривать ходатайство первого заявителя об определении места жительства ребенка в его пользу и приведенные в нем аргументы на том основании, что оно было представлено слишком поздно (см. выше § 16), хотя согласно законодательству Российской Федерации встречный иск мог быть подан в любой момент до вынесения судом своего решения (см. выше § 62). Во-вторых, суды Российской Федерации отказался принять в качестве доказательств и изучить медицинские записи X, из которых следовало, что грудное вскармливание Х прекратилось. Суд кассационной инстанции также не ответил на доводы первого заявителя, подтвержденные документальными доказательствами, о том, что М. более не находилась в отпуске по уходу за ребенком и начала работать. В-третьих, суды Российской Федерации отклонили как не относящиеся к делу доводы первого заявителя, которые были поддержаны службой социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга, в отношении лучших условий жизни и более широких возможностей для развития ребенка в г. Санкт-Петербурге, без их оценки по существу.

112. Исходя из рассмотренной выше информации, Европейский Суд приходит к выводу, что рассмотрение дела судами Российской Федерации не было достаточно тщательным. Из этого следует, что процесс принятия решений сопровождался недостатками и поэтому не позволял определить наилучшие интересы ребенка. Не придерживаясь принципов соразмерности и эффективности, власти не выполнили свою обязанность по обеспечению практической и эффективной защиты прав заявителей, как того требуют статьи 1 и 8 Конвенции. Соответственно, Европейский Суд считает, что власти государства-ответчика не привели важные и достаточные основания для вынесения своего решения об определении места жительства ребенка в пользу его матери (см. для сравнения в качестве противоположного примера Постановление Европейского Суда по делу "Леонов против Российской Федерации" (Leonov v. Russia) от 10 апреля 2018 г., жалоба N 77180/11* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2019. N 12 (примеч. редактора).), §§ 69-76, и упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Малинин против Российской Федерации", §§ 67-78).

113. При подобных обстоятельствах отсутствует необходимость рассматривать вопрос о том, привели ли предполагаемые задержки в производстве по определению места жительства ребенка de facto к разрешению дела. Таким образом, не требуется рассматривать возражение властей Российской Федерации об утрате статуса жертвы нарушения Конвенции в отношении этого аспекта жалобы в соответствии со статьей 8 Конвенции.

114. Европейский Суд считает, что, несмотря на пределы усмотрения, предоставленные внутригосударственным властям, вмешательство в осуществление права заявителей не было соразмерно преследуемой правомерной цели. Следовательно, по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции.

ГАРАНТ:

Нумерация разделов приводится в соответствии с источником

III. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции

115. Первый заявитель, кроме того, жаловался на то, что вынесение решения об определении места жительства второго заявителя в пользу его матери было равносильно дискриминации по признаку пола. Он ссылался на статью 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции. Статья 14 Конвенции гласит:

"Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

A. Доводы сторон

1. Первый заявитель

116. Первый заявитель указал, что юный возраст Х был единственной причиной для вынесения решения об определении его места жительства в пользу матери. Он утверждал следующее: в отношении решений об определении места жительства детей в возрасте до 10 лет в Российской Федерации существует презумпция их проживания с матерями, которую очень трудно опровергнуть. Это предположение основано на гендерных стереотипах, преобладающих в Российской Федерации, в частности, на восприятии женщин в качестве главных лиц, осуществляющих уход, и мужчин в качестве основных кормильцев. Первый заявитель ссылался на аналитическую записку от 23 марта 2017 г. Института права и публичной политики, неправительственной организации, из которой следовало, что решение об определении места жительства в отношении детей всех возрастов выносится в пользу матери в 71,43% случаев, а в пользу отца в 28,57% случаев. Решение об определении места жительства в отношении малолетних детей выносится в пользу матери в 97,22% случаев. Первый заявитель дополнительно указал, что анализ судебной практики, представленный властями Российской Федерации (см. выше § 98), также свидетельствует о том, что решение об определении места жительства ребенка выносится в пользу отца только в исключительных обстоятельствах, в частности, в тех случаях, когда мать характеризуется отрицательно. Равное отношение к отцам и матерям существует только в отношении детей старше 10 лет, возраста, начиная с которого суды должны принимать во внимание мнение ребенка.

117. Первый заявитель утверждал, что касается роли ухода за ребенком в период, соответствующий отпуску по уходу за ребенком, то есть по истечении отпуска по беременности, который должен позволить женщине восстановиться после родов и осуществлять грудное вскармливание, если она того захочет, то мужчины и женщины "находятся в равном положении" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia) от 7 октября 2010 г., жалоба N 30078/06, § 132).

2. Власти Российской Федерации

118. Власти Российской Федерации считали, что решение об определении места жительства второго заявителя, вынесенное в пользу матери, основывалось на учете интересов ребенка, поэтому не было допущено какой-либо дискриминации. Они сослались на Решение Европейского Суда по делу "Тиманн против Франции и Германии" (Tiemann v. France and Germany) (от 27 апреля 2000 г., жалобы NN 47457/99 и 47458/99), в котором решение об определении места жительства ребенка с матерью было признано вынесенным в интересах детей и потому совместимым со статьей 8 Конвенции. Как в деле "Тиманн против Франции и Германии", первый заявитель в настоящем деле пытался отделить второго заявителя от его матери. При таких обстоятельствах суды Российской Федерации установили баланс между интересами первого заявителя, второго заявителя и М., в частности, путем предоставления первому заявителю права на общение с ребенком. Несмотря на то, что первый заявитель жил в другом городе, он мог навещать сына и поддерживать с ним контакт другими способами.

119. Власти Российской Федерации также сослались на Решение Европейского Суда по делу "Гишар против Франции" (Guichard v. France) (от 2 сентября 2003 г., жалоба N 56838/00), где вывоз ребенка матерью не считался "незаконным" по смыслу Гаагской конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей, и в котором Европейский Суд установил, что в связи с этим статья 8 Конвенции не налагает позитивных обязательств на власти Франции добиваться возвращения ребенка.

120. Наконец, власти Российской Федерации указали, что согласно внутригосударственному законодательству оба родителя имеют равные права, и мать не имеет право на какие-либо преимущества. При принятии решения об определении места жительства ребенка суд должен учитывать привязанность ребенка к каждому из родителей, братьям и сестрам, отношения между ребенком и каждым из родителей, возраст ребенка, моральные и иные личные качества родителей и возможности каждого из них для создания условий для воспитания и развития ребенка (с учетом таких соображений, как профессия каждого родителя, график занятости, финансовое и семейное положение) (см. выше § 58). В судебной практике Российской Федерации существует множество примеров, когда решение об определении места жительства ребенка выносится в пользу отца. Власти Российской Федерации предоставили копии 11 судебных решений об определении места жительства ребенка, вынесенных в пользу отца, три из которых касались детей в возрасте до пяти лет. Власти Российской Федерации утверждали, что эти дела свидетельствуют о том, что практика судов Российской Федерации не является дискриминационной.

B. Мнение Европейского Суда

1. Приемлемость жалобы для рассмотрения по существу

121. Как последовательно утверждал в своей прецедентной практике Европейский Суд, статья 14 Конвенции дополняет иные материально-правовые положения Конвенции и Протоколов к ней. Она не имеет автономного существования, поскольку действует исключительно в отношении "пользования гарантированными правами и свободами". Хотя применение статьи 14 Конвенции не предполагает нарушения этих положений, и в этой степени она является автономной, она не может быть применима, если только рассматриваемые факты не попадают в сферу действия одного или нескольких из них. Таким образом, запрещение дискриминации, предусмотренное статьей 14 Конвенции, выходит за рамки пользования правами и свободами, которые каждое государство обязано гарантировать в соответствии с Конвенцией и Протоколами к ней. Она применяется к тем дополнительным правам, которые относятся к общей сфере действия любой статьи Конвенции и которые государство добровольно решило предоставить. Данный принцип прочно устоялся в прецедентной практике Европейского Суда (см. среди многих прочих примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "E.B. против Франции" (E.B. v. France) от 22 января 2008 г., жалоба N 43546/02, §§ 47-48).

122. Стороны не оспаривали, что настоящее дело относится к сфере действия статьи 8 Конвенции. Действительно, Европейский Суд установил, что оспариваемые решения составляли вмешательство государства в осуществление права заявителей на уважение их семейной жизни (см. выше § 103). Из этого следует, что статья 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции применима в настоящем деле

123. Европейский Суд считает, что жалоба в данной части не является явно необоснованной по смыслу пункта 3 статьи 35 Конвенции. Европейский Суд далее отмечает, что она не является неприемлемой по каким-либо иным основаниям. Следовательно, она должна быть объявлена приемлемой для рассмотрения по существу.

2. Существо жалобы

124. В соответствии с устоявшейся прецедентной практикой Европейского Суда для того, чтобы был поднят вопрос в контексте статьи 14 Конвенции, должно иметь место отличие в обращении с лицами, находящимися в схожих ситуациях. Такое различие в обращении является дискриминационным, если оно не имеет объективного и разумного обоснования, иными словами, если оно не преследует правомерную цель или если отсутствует разумная соразмерность между используемыми средствами и преследуемой целью. Договаривающееся Государство пользуется свободой усмотрения при оценке того, оправдывают ли и в какой степени различия в других аналогичных ситуациях иное обращение. Пределы усмотрения будут варьироваться в зависимости от обстоятельств, предмета и предыстории дела, но окончательное решение относительно требований соблюдения Конвенции возложено на Европейский Суд (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Бёрдены против Соединенного Королевства" (Burden v. United Kingdom), жалоба N 13378/05, § 60, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia) от 22 марта 2012 г., жалоба N 30078/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 6 (примеч. редактора).), §§ 125 и 126, ECHR 2012 (извлечения)).

125. Для того, чтобы различие в обращении по признаку пола можно было считать совместимым с Конвенцией, необходимо выдвинуть весьма веские причины (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шулер-Цграгген против Швейцарии" (Schuler-Zgraggen v. Switzerland) от 24 июня 1993 г., § 67, Series A, N 263, Постановление Европейского Суда по делу "Цаунеггер против Германии" (Zaunegger v. Germany) от 3 декабря 2009 г., жалоба N 22028/04, § 51, а также Постановление Европейского Суда по делу "Бухс против Швейцарии" (Buchs v. Switzerland) от 27 мая 2014 г., жалоба N 9929/12, § 67).

126. В настоящем деле первый заявитель жаловался на то, что он подвергся дискриминации на основании пола в нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции, поскольку решение об определении места жительства второго заявителя было принято в пользу его матери.

127. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что законодательство Российской Федерации не проводит какого-либо различия по гендерному признаку: как мужчины, так и женщины имеют равное право на решение об определении места жительства своего ребенка, независимо от возраста ребенка. Суды Российской Федерации должны оценить все соответствующие обстоятельства и способности сторон к воспитанию ребенка, чтобы принять наиболее подходящее решение в интересах ребенка (см. выше § 58). Первый заявитель, однако, утверждал, что решения по его делу основывались на распространенном в Российской Федерации общем предположении о том, что до определенного возраста детям лучше проживать с матерью, а не с отцом.

128. Европейский Суд замечает, что решение об определении места жительства ребенка было основано на оценке интересов ребенка с учетом конкретных обстоятельствах дела, а не на общем предположении в пользу матерей. В частности, суды Российской Федерации установили, что М. была в отпуске по уходу за ребенком, и второй заявитель находился на грудном вскармливании. Они считали, что, учитывая малолетний возраст Х и тот факт, что после разлучения родителей он воспитывался матерью, для него было бы лучше остаться жить с ней.

129. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд считает, что в отношении рассмотрения ходатайства об определении места жительства ребенка не было допущено различия в обращении по признаку пола ни в законодательстве, ни в решениях, принятых по делу заявителя.

130. Следовательно, по делу не было допущено нарушения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи статьей 8 Конвенции.

IV. Применение статьи 41 Конвенции

131. Статья 41 Конвенции гласит:

"Если Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

132. Заявители требовали присудить им справедливую компенсацию в качестве компенсации морального вреда. Они оставили определение суммы компенсации на усмотрение Европейского Суда

133. Власти Российской Федерации считали, что установление факта нарушения Конвенции будет являться достаточной справедливой компенсацией. Заявители уже получили компенсацию за задержки в производстве по определению места жительства ребенка.

134. Европейский Суд присудил заявителям 12 500 евро в качестве компенсации морального вреда плюс сумму любых налогов, которые могут подлежать начислению на указанную сумму.

B. Судебные расходы и издержки

135. Первый заявитель также требовал присудить ему 602 евро в качестве возмещения судебных расходов и издержек, понесенных при разбирательства его дела в судах Российской Федерации, в частности, транспортных и почтовых расходов, и 1 205 евро в качестве возмещения оплаты труда адвоката, канцелярских, почтовых расходов и расходов на перевод, понесенных в ходе разбирательства в Европейском Суде. Он предоставил счета об оплате всех вышеупомянутых расходов.

136. Власти Российской Федерации указали, что первый заявитель не предоставил копию соглашения об оплате юридических услуг, поэтому отсутствуют доказательства того, что он имеет обязательство по оплате юридических услуг. Что касается судебных расходов, понесенных во внутригосударственных судах, то власти Российской Федерации полагали, что какая-либо компенсация не может быть присуждена в качестве возмещения судебных расходов и издержек, которые были бы понесены независимо от того, нарушило ли разбирательство положения Конвенции (они сослались при этом на упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "P., C. и S. против Соединенного Королевства"). Власти Российской Федерации добавили, что расходы на канцелярские принадлежности не имеют отношения к предмету настоящей жалобы. Наконец, они признали, что почтовые расходы и расходы на перевод в размере 415 евро должны быть возмещены.

137. Согласно прецедентной практике Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение судебных расходов и издержек, если только было доказано, что они были фактически понесены, были необходимы и не превышали разумных пределов. В настоящем деле Европейский Суд установил, что рассмотрение судами Российской Федерации дела о месте жительства ребенка не было достаточно тщательным, и процесс принятия решений имел недостатки. Отсутствует какая-либо причинно-следственная связь между этими нарушениями и расходами на участие и подготовку к внутригосударственному разбирательству, в котором заявители приняли бы участие в любом случае (см. для сравнение упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "P., C. и S. против Соединенного Королевства", § 148). В связи с этим Европейский Суд отклоняет требование о компенсации судебных расходов и издержек, понесенных в ходе внутригосударственного разбирательства.

138. Что касается судебных расходов и издержек в производстве по делу в Европейском Суде, то, принимая во внимание имеющиеся в его распоряжении документы и вышеуказанные критерии, Европейский Суд считает разумным присудить первому заявителю 1 000 евро.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

139. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Европейский Суд:

1) решил единогласно объединить рассмотрение дела по существу с возражениями властей Российской Федерации относительно утраты заявителями статуса жертвы нарушения Конвенции в отношении чрезмерной продолжительности производства по определению места жительства ребенка, и объявил жалобу приемлемой для рассмотрения по существу;

2) постановил единогласно, что власти Российской Федерации не нарушили своих обязательств в соответствии со статьям 34 и 38 Конвенции;

3) постановил четырьмя голосами "за" при трех - "против", что по делу было допущено нарушение статьи 8 Конвенции;

4) постановил единогласно, что по делу не было допущено никакого нарушения статьи 14 Конвенции;

5) постановил четырьмя голосами "за" при трех - "против", что:

(a) власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителям следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, действующему на дату выплаты:

(i) 12 500 (двенадцать тысяч пятьсот) евро заявителям совместно плюс любые налоги, которые могут быть начислены на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 1 000 (одну тысячу) евро первому заявителю плюс любые налоги, которые могут быть начислены на указанную сумму, в качестве возмещения судебных расходов и издержек;

(b) по истечении указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на указанные суммы должны начисляться простые проценты в размере предельной годовой кредитной ставки Европейского центрального банка, действующей в период невыплаты, плюс три процента;

6) отклонил единогласно оставшуюся часть требований заявителей о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 23 октября 2018 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Европейского Суда.

Фатош Арачи Заместитель Секретаря Секции Суда

Винсент А. де Гаэтано Председатель Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Европейского Суда к настоящему Постановлению прилагается отдельное мнение судей Дмитрия Дедова, Бранко Лубарды и Алёны Полачковой.

Совместное особое мнение судей Дмитрия Дедова, Бранко Лубарды и Алёны Полачковой

1. Мы сожалеем, что не можем согласиться с выводом большинства судей о нарушении статьи 8 Конвенции в настоящем деле. Мы считаем, что анализ, предпринятый большинством судей Европейского Суда, противоречит устоявшейся прецедентной практике Европейского Суда, точнее, его выводу по недавно рассмотренному, идентичному делу "Леонов против Российской Федерации" (Постановление Европейского Суда от 10 апреля 2018 г., жалоба N 77180/11* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2019. N 12 (примеч. редактора).)). Мы полагаем, что в настоящем деле, как в деле "Леонов против Российской Федерации", решение на внутригосударственном уровне было достигнуто по результатам состязательного процесса, в котором заявитель был поставлен в положение, дающее ему возможность изложить все свои аргументы в подтверждение своего заявления об определении места жительства ребенка в его пользу, и при котором он также имел доступ ко всей соответствующей информации, на которую ссылались суды Российской Федерации. Таким образом, процесс принятия решений был справедливым, поскольку он позволял заявителю представить свою позицию по делу в полном объеме, а мотивы, выдвинутые судами Российской Федерации, были важными и достаточными. Соответственно, вынося решение об определении места жительства ребенка в пользу матери, внутригосударственные суды не вышли за пределы предоставленного им широкого усмотрения (см. упомянутое выше Постановления Европейского Суда по делу "Леонов против Российской Федерации", §§ 74 и 76).

2. В частности, рассмотрев оспариваемые решения судов Российской Федерации (см. §§ 22 и 25 настоящего Постановления), мы не находим причин сомневаться в том, что они были основаны на интересах ребенка. Суды Российской Федерации установили, что М. была в отпуске по уходу за ребенком, второй заявитель находился у нее на грудном вскармливании. Они сочли, что с учетом того факта, что после расставания родителей его воспитывала мать, ребенку было лучше оставаться жить с ней. В материалах дела нет ничего, что указывало бы на то, что выводы, сделанные судами Российской Федерации, которые имели преимущество прямого контакта со всеми заинтересованными лицами, были необоснованными и, таким образом, выходили за рамки их пределов широкого усмотрения. Принимая во внимание, что власти Российской Федерации в принципе располагают лучшими возможностями, чем международный судья, для оценки представленных им доказательств, в задачу Европейского Суда не входит занимать их место в установлении и оценке фактов дела и в определении того, что отвечает интересам ребенка в настоящем деле (см. аналогичную мотивировку в упомянутом выше Постановлении Европейского Суда по делу "Леонов против Российской Федерации", § 72).

3. Что касается вопросов, связанных с заслушиванием ребенка в суде и получением заключения экспертизы относительно его отношений с каждым из родителей, то Европейский Суд отметил, что, как правило, внутригосударственные суды должны оценивать представленные им доказательства, включая средства установления соответствующих фактов. Было бы излишним утверждать, что судам Российской Федерации всегда требуется проводить собеседование с ребенком в суде или привлекать эксперта-психолога по вопросам, касающимся места проживания ребенка. Данный вопрос зависит от конкретных обстоятельств каждого дела с надлежащим учетом возраста и зрелости соответствующего ребенка (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Зоммерфельд против Германии" (Sommerfeld v. Germany), жалоба N 31871/96, § 71, ECHR 2003-VIII, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Сахин против Германии" (Sahin v. Germany), жалоба N 30943/96, § 73, ECHR 2003-VIII).

4. Хотя власти Российской Федерации решили, что в заключении психологической экспертизы не было необходимости (см. § 17 настоящего Постановления), они сослались на заключение службы социальной защиты детей, подготовленное по результатам посещения М. по ее месту жительства, а также изучили заключение психолога, который общался с супругами до развода (см. §§ 21 и 90 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах мы не убеждены в том, что отсутствие экспертного заключения о взаимоотношениях ребенка с каждым из родителей является серьезным недостатком в разбирательстве (см. вывод большинства судей в § 110 настоящего Постановления).

5. Большинство судей также раскритиковали суды Российской Федерации за то, что они не привели каких-либо объяснений, почему они не приняли во внимание заключение службы социальной защиты детей г. Санкт-Петербурга (и отклонили доводы первого заявителя, основанные на этом заключении) о лучших условиях жизни и больших возможностях для развития ребенка в г. Санкт-Петербурге (см. §§ 109 и 111 настоящего Постановления). Мы считаем, что этого аргумента недостаточно для установления нарушения статьи 8 Конвенции. В упомянутом выше Постановлении по делу "Леонов против Российской Федерации" Европейский Суд был удовлетворен тем, что решения на внутригосударственном уровне были достигнуты в результате состязательного процесса, в котором заявитель был поставлен в положение, предоставляющее ему возможность изложить все свои аргументы в поддержку своей позиции по делу (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "Леонов против Российской Федерации", § 74). Мы хотели бы добавить, что роль Европейского Суда в таких обстоятельствах должна ограничиваться фундаментальными факторами, затрагивающими интересы ребенка, как это предусмотрено Конвенцией (право на жизнь, гуманное обращение, уважение человеческого достоинства). В задачу Европейского Суда не входит оценка того, чьи условия жизни лучше, у кого дом больше и у кого больше денег для развития ребенка. Вместо этого в соответствии с его устоявшейся прецедентной практикой Европейскому Суду следует проверить, учитывали ли внутригосударственные власти какой-либо риск для жизни и утверждения о жестоком обращении, а также другие факторы, указывающие на "серьезный риск" (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Х против Латвии" (X v. Latvia), жалоба N 27853/09* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 1 (примеч. переводчика).), §§ 107, 111 и 114, ECHR 2013). В настоящем деле имеются признаки того, что такой риск существовал. М., бывшая жена первого заявителя, сообщила властям, что ее муж кричал на нее. Согласно заключению психолога Л. такое поведение отражало подавленную агрессию по отношению к М. с намерением доминировать и унижать ее. Л. считала, что в случае развода для ребенка было бы лучше проживать с матерью (см. §§ 8 и 13 настоящего Постановления).

6. Европейский Суд выбрал ту же методологию в другой категории дел, касающихся равенства процессуальных возможностей сторон. В деле "C.B. против Австрии" (C.B. v. Austria) (Постановление Европейского Суда от 4 апреля 2013 г., жалоба N 30465/06) Европейский Суд имел возможность рассмотреть данный вопрос в ситуации с противоречащими друг другу заключениями экспертизы, одна из которых была подготовлена частным экспертом (в пользу заявителя), другая - назначенным судом экспертом (не в пользу заявителя из-за его "неупорядоченного поведения" и опасности). Европейский Суд не установил нарушения пункта 1 и подпункта "d" пункта 3 статьи 6 Конвенции, поскольку отказы принять к рассмотрению в суде заключение частной экспертизы, частному эксперту в даче показаний в качестве свидетеля, в ходатайстве о вызове в суд дополнительных свидетелей и поставить некоторые неопределенные вопросы назначенному судом эксперту не поставили заявителя в более неблагоприятное положение, чем противную сторону, и, следовательно, не нарушили принцип равенства процессуальных возможностей сторон в уголовном деле против него. Европейский Суд согласился с тем, что заявитель имел достаточную возможность заявить отвод назначенному судом эксперту и представить любые доводы в свою защиту (см. упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "C.B. против Австрии", §§ 44 и 47).

7. В упомянутом выше Постановлении по делу "C.B. против Австрии" Европейский Суд изложил некоторые общие принципы, касающиеся собственного исследования доказательств:

"39. Европейский Суд далее отмечает, что в его компетенцию не входит подмена своей собственной оценкой фактов и доказательств оценки внутригосударственных судов и, как правило, именно эти суды должны оценивать представленные им доказательства. Задача Европейского Суда состоит в том, чтобы установить, было ли справедливым разбирательство в целом, включая способ, которым были получены доказательства (см. среди прочих примеров Постановление Европейского Суда по делу "Видал против Бельгии" (Vidal v. Belgium) от 22 апреля 1992 г., § 33, Series A, N 235-B, упомянутое выше Постановление Европейского Суда по делу "G.B. против Франции", § 59, и среди последних Постановление Европейского Суда по делу "Грегачевич против Хорватии" (Gregaиeviж v. Croatia) от 10 июля 2012 г., жалоба N 58331/09, § 63).

40. Эксперт в целом помогает рассмотреть вопрос или проблему, поднятую в ходе разбирательства, которые судья не в состоянии решить самостоятельно. Вопрос о том, как внутригосударственные власти организуют свою систему допуска доказательств в уголовном деле, по существу оставлен на усмотрение государств-членов. Роль Европейского Суда заключается не в том, чтобы навязывать одну систему в ущерб другой, а в обеспечении того, чтобы существующая система в данном государстве-члене предусматривала достаточные меры, гарантирующие справедливое разбирательство и уважение равенства процессуальных возможностей участвующих в деле сторон (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Аль Хавайя и Тахери против Соединенного Королевства" (Al-Khawaja and Tahery v. United Kingdom), жалобы NN 26766/05 и 22228/06, § 118, ECHR 2011, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гефген против Германии" (Gofgen v. Germany), жалоба N 22978/05, § 162, ECHR 2010, с дальнейшими ссылками)...

44. ...Европейский Суд отметил выше, что его задача заключается не в организации внутренней системы допуска доказательств к рассмотрению судом в данном государстве-члене, а в обеспечении достаточных гарантий того, чтобы заявитель имел доступ к общему справедливому судебному разбирательству...".

В настоящем деле заявитель имел возможность оспорить заключение службы социальной защиты детей г. Нижнего Новгорода и представить суду любые доводы в свою пользу. К сожалению, Европейский Суд не применил вышеуказанные принципы и тем самым, на наш взгляд, отклонился от своей прецедентной практики в настоящем деле.

8. Обычно Европейский Суд учитывает любые обстоятельства, связанные с препятствованием семейным контактам. Наличие таких обстоятельств должно быть установлено вне всякого разумного сомнения (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "S.H. против Италии" (S.H. v. Italy) от 13 октября 2015 г., жалоба N 52557/14, Постановление Европейского Суда по делу "Крапивин против Российской Федерации" (Krapivin v. Russia) от 12 июля 2016 г., жалоба N 45142/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2017. N 4 (примеч. редактора).), а также Постановление Европейского Суда по делу "Макилрот против Российской Федерации" (McIlwrath v. Russia) от 18 июля 2017 г., жалоба N 60393/13* (* См.: там же. 2018. N 6 (примеч. редактора).)). В настоящем деле большинство судей не установили нарушений (в отношении либо бездействия со стороны властей или враждебного поведения со стороны матери), которые могли бы продемонстрировать, что вынесение решения об определении места жительства ребенка в пользу М. могло бы привести к полной утрате контакта ребенка с отцом и его семьей. Однако большинство судей пришли к выводу, что вмешательство государства в осуществление права заявителей не было соразмерно преследуемой правомерной цели (см. § 113 настоящего Постановления) без какого-либо анализа того, имело ли место вмешательство или каков характер правомерной цели, и без проведения теста на соразмерность вмешательства. Вместо этого Европейский Суд фактически ограничился оценкой того, были ли мотивировки судов Российской Федерации относимыми и достаточными.

9. Кроме того, вопреки собственному заключению в соответствии со статьей 8 Конвенции в настоящем деле, Европейский Суд, рассматривая жалобу в соответствии со статьей 14 Конвенции, признал, что решение об определении места жительства ребенка было основано на оценке интересов ребенка. Европейский Суд сослался на соответствующие обстоятельства настоящего дела (малолетний возраст ребенка, его грудное вскармливание, отпуск по уходу за ребенком), которые должны были преобладать над предполагаемыми процессуальными нарушениями, ведущими Европейский Суд к тому, чтобы установить отсутствие нарушения статьи 8 Конвенции (см. § 128 настоящего Постановления).

10. Большинство судей установили, что отсутствовала необходимость рассматривать вопрос о том, привели ли предполагаемые задержки в производстве по определению места жительства ребенка к de facto разрешению дела, поскольку они уже установили факт нарушения статьи 8 Конвенции. Мы хотели бы подчеркнуть, что суды Российской Федерации фактически признали, что задержки в производстве по определению места жительства ребенка нарушили права первого заявителя (см. § 53 настоящего Постановления). Хотя они признали неприемлемым требование о возмещении ущерба, поданное от имени ребенка, поскольку он не являлся официально участником производства по определению его места жительства, они однозначно подтвердили при рассмотрении утверждения первого заявителя, что задержки в производстве создали правовую неопределенность, что касается места проживания ребенка и трудностей в его общении с первым заявителем. Соответственно, они признали по существу, что определенные задержки в производстве также нарушали права ребенка. Это очевидно, что расчет судами Российской Федерации общей продолжительности разбирательства, а также присужденной компенсации соответствует практике Европейского Суда по делам, касающимся статьи 6 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда по делу "Палачева против Российской Федерации" (Palacheva v. Russia) от 19 июня 2014 г., жалоба N 39814/04* (* См.: Российская хроника Европейского Суда. 2015. N 3 (примеч. редактора).), § 61, и Постановление Европейского Суда по делу "Фатеенков и другие против Российской Федерации" (Fateyenkov and Others v. Russia) от 18 февраля 2016 г., жалоба N 44099/04 и девять других жалоб* (* См.: там же. 2016. N 4 (Ш).)). Мы считаем, что власти признали нарушение прав заявителей, предусмотренных Конвенцией, и предоставили им адекватное и достаточное возмещение. Соответственно, заявители более не могли считаться жертвами нарушения Конвенции, что касается аспекта продолжительности разбирательства в соответствии со статьей 8 Конвенции. Это можно считать дополнительным фактором, позволяющим сделать вывод о том, что суды Российской Федерации тщательно изучили дело (см. в сравнении вывод, сделанный в § 112 настоящего Постановления).

11. Наконец, мы не можем согласиться с тем, что недостатки в производстве (обобщенные в § 111 настоящего Постановления) были такие, что они привели к нарушению статьи 8 Конвенции. Ни один из этих аргументов (лучшие условия для жизни, прекращение грудного вскармливания матерью и окончание ее отпуска по уходу за ребенком) не является достаточным для принятия решения в пользу отца. Суды Российской Федерации не отвергали аргументы, представленные первым заявителем, но сопоставляли их с другими доводами в пользу матери (психологическая и эмоциональная привязанность ребенка к матери, развод, вызванный неоднократным унижением М. первым заявителем, малолетний возраст ребенка, хорошие условия жизни и так далее). Мы считаем, что Европейскому Суду не следовало принимать решение о том, что, поскольку грудное вскармливание прекратилось, то ребенок мог быть автоматически передан отцу. При отсутствии четкой методологии (иными словами, применения стандартов Конвенции) Европейский Суд может произвольно решить, была ли достаточной аргументация властей страны. Задача Европейского Суда состоит не в том, чтобы подменять собственными выводами оценку внутригосударственных властей при выполнении ими своих обязанностей в отношении опеки над детьми или действовать в качестве суда четвертой инстанции, оценивающего каждый аргумент. Европейский Суд должен был удостовериться в том, что суды Российской Федерации провели всестороннее изучение всей семейной ситуации в соответствии с общими принципами, изложенными в § 98 настоящего Постановления. Областной суд в своем решении, действующем в качестве суда кассационной инстанции (см. § 25 настоящего Постановления), дал оценку, основанную на тех же принципах, что были изложены в пункте 5 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 мая 1998 г. N 10* (* Имеется в виду Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 мая 1998 г. N 10 "О применении судами законодательства при разрешении споров, связанных с воспитанием детей" (с изменениями и дополнениями) (примеч. редактора).).