Обзор постановлений и решений Европейского суда по правам человека по российским жалобам за апрель 2007 г.

Обзор
постановлений и решений Европейского суда по правам человека за апрель 2007 г.
(подготовлен юристами Центра содействия международной защите и Центра "Демос")

Темы выпуска:

Общие сведения о постановлениях и решениях Суда, принятых в апреле 2007 г.

Дело Vozhigov v. Russia (Вожигов против России, N 5953/02, Брянская область): пределы реализации права на выбор адвоката и права допрашивать свидетелей обвинения

Baysayeva v. Russia (Байсаева против России): защита права на жизнь и права на свободу и личную неприкосновенность в спецоперации

Church of Scientology Moscow v. Russia (Сайентологическая церковь г. Москвы против России Сайентологическая церковь Москвы против России, N 18147/02, Москва): регистрация религиозных организаций и принципы свободы совести и свободы объединений

Исполнение постановлений Европейского Суда: опубликован меморандум по вопросу о содержании под стражей в России

Исполнение постановлений Европейского Суда: проведен семинар "Применение Европейской Конвенции о защите прав человека в Чечне"

Общие сведения о постановлениях и решениях Суда, принятых в апреле 2007 г.

В апреле 2007 года Европейский Суд вынес четыре решения по вопросу о приемлемости жалоб в отношении России.

Из четырех жалоб, чья приемлемость рассматривалась в апреле, две - Solovyev v. Russia (Соловьев против России, N 804/03, Владимирская область) и Adeyev v. Russia (Адеев против России, N 30162/04, Республика Северная Осетия) - были вычеркнуты из списка дел, рассматриваемых Судом. Производство по жалобе Адеева, касавшейся длительного неисполнения судебного решения о выплате заявителю компенсации за участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, было прекращено в связи с тем, что стороны заключили мировое соглашение. Жалоба Соловьева, который также жаловался на неисполнение судебного решения, была исключена из списка дел, поскольку заявитель утерял интерес к своей жалобе и не отвечал на запросы Европейского Суда.

Две другие жалобы - Budayeva v. Russia (Будаева против России, N 15339/02, Республика Кабардино-Балкария) и Ryabikin v. Russia (Рябикин против России, N 8320/04, Санкт-Петербург) - были признаны приемлемыми.

Жалоба Будаева против России представляет большой интерес, поскольку касается действий органов власти по защите населения от стихийных бедствий. В одно производство были объединены обращения шести человек: Будаевой, Атмирзаевой, Шогеновой, Хахловой, Шишкина и Шишкиной. Все они проживали в городе Тырнауз в предгорьях Эльбруса. Эта местность часто страдает от схода селевых потоков. Построенные для защиты от селей дамбы и прочие сооружения в девяностые годы пришли в негодность, но мер по их восстановлению не принималось. В результате, 18 июля 2000 года на город Тырнауз обрушился селевой поток, который унес жизнь одного человека. 19 июля, увидев, что уровень селевых масс снизился, жители вернулись в свои дома. Однако в час дня город второй раз накрыл более мощный селевой поток. По официальным данным от этого бедствия погибли 8 человек.

В своей жалобе заявители утверждали, что государство не выполнило своих позитивных обязательств по защите права на жизнь, так как из-за отсутствия ремонта защитных сооружений и несвоевременном извещении населения о надвигающемся стихийном бедствии жизнь заявителей была поставлена под угрозу, а муж одной из заявительницы погиб. Заявители также жаловались на нарушение права собственности и права на неприкосновенность жилища, поскольку селевые потоки разрушили их дома.

Кроме того, заявители указывали, что на национальном уровне им не был обеспечен доступ к эффективным средствам защиты нарушенных прав: они ни раз возбуждали судебные процессы на национальном уровне, пытаясь возместить нанесенный им материальный вред, однако решения судов были не в их пользу.

Государство-ответчик оспаривало утверждения заявителей, ссылаясь на то, что власти издали указ о срочной эвакуации, что жители были своевременно уведомлены о готовящейся катастрофе через центральную систему оповещения, а все меры по минимизации вреда были предприняты, а заявители нарушили приказ об эвакуации, вернувшись в свои дома. Помимо этого, государство-ответчик настаивало на том, что жалоба на нарушение права на жизнь неприемлема, так как не были исчерпаны национальные средства защиты: заявители не обжаловали решений органов прокуратуры об отсутствии необходимости проводить расследование обстоятельств катастрофы.

Европейский Суд решил, что в данном деле невозможно решить вопрос об исчерпании средств без рассмотрения дела по существу. На этом основании жалоба была признана полностью приемлемой.

Рябикин - гражданин Туркменистана русского происхождения - был задержан и помещен под стражу в связи с тем, что власти Туркменистана объявили его в розыск. Заявитель жаловался на то, что планы экстрадировать его в Туркменистан, нарушают установленный статьей 3 Конвенции запрет пыток. Кроме того, заявитель выдвинул ряд жалоб на нарушение статьи 5 Конвенции, устанавливающей гарантии права на свободу и личную неприкосновенность. Так, заявитель оспаривал законность своего содержания под стражей в течение длительного времени, утверждал, что не мог добиться пересмотра решений о содержании под стражей, отмечал, что его адвокат не имел доступа к документам, связанным с его арестом и предполагаемой экстрадицией. Кроме того, заявитель жаловался, что ему не были сообщены в должной форме причины его ареста. Европейский Суд отметил, что заявитель еще до своего задержания из разных источников был осведомлен о том, что он объявлен в розыск властями Туркменистана, поэтому его жалоба на ненадлежащее уведомление о причинах ареста является необоснованной и неприемлемой. Остальные жалобы заявителя были признаны приемлемыми и будут рассмотрены Судом по существу.

В апреле месяце Суд также принял двадцать два постановления по существу жалоб в отношении России.

В одном постановлении - Vozhigov v. Russia (Вожигов против России, N 5953/02, Брянская область) - Суд пришел к выводу об отсутствии нарушений Конвенции. В двенадцати постановлениях Суд констатировал наличие тех или иных нарушений Конвенции. Оставшиеся девять постановлений предусматривают вычеркивание жалоб из списка рассматриваемых Судом дел. Это постановления по жалобам: Dremlyugin v. Russia (Дремлюгин против России, N 75136/01), Gaydukov v. Russia (Гайдуков против России, N 75038/01), Grechko v. Russia (Гречко против России, N 75037/01), Oleg Zolotukhin v. Russia (Олег Золотухин против России, N 75032/01), Saplenkov v. Russia (Сапленков против России, N 8190/02), Sevostyanov v. Russia (Севостьянов против России, N 76736/01), Shabalin v. Russia (Шабалин против России, N 75027/01), Shishlov v. Russia (Шишлов против России, N 75035/01), Usanov v. Russia (Усанов против России, N 75030/01). Все указанные жалобы были поданы жителями Ростовской области и касались неисполнения в разумные сроки решений российских судов по гражданским делам. Эти жалобы были исключены из списка дел, рассматриваемых Судом, потому что заявители заключили с государством-ответчиком мировые соглашения.

Из двенадцати постановлений, в которых устанавливается нарушение положений Конвенции государством-ответчиком, десять касаются проблемы несвоевременного исполнения решений российских судов. Это дела: Aleksandr Popov v. Russia (Александр Попов против России, N 38720/03, Ростовская область) Glushakova v. Russia (Глушакова против России, N 38719/03, Ростовская область), Grigoryev and Kakaurova v. Russia (Григорьев и Какаурова против России, N 13820/04, Иркутская область), Kletsova v. Russia (Клецова против России, N 24842/04, Волгоградская область), Kozyyakova and Gureyev v. Russia (Козиякова и Гуреев против России, N 16108/06, Воронежская область), Korolev v. Russia (Королев против России, N 25550/05, Оренбургская область), Mizyuk v. Russia (Мизюк против России, N 9253/06, Омская область), Neofita v. Russia (Неофита против России, N 3311/06, Республика "Саха" Якутия), Furman v. Russia (Фурман против России, N 5945/04, Республика "Саха" Якутия) и Khvorostina and others v. Russia (Хворостина и другие против России, N 20098/03, Краснодарский край). Оставшиеся два постановления - Baysayeva v. Russia (Байсаева против России, N 74237/01, Чеченская Республика) и Church of Scientology Moscow v. Russia (Сайентологическая церковь Москвы против России, N 18147/02, Москва) - касались, соответственно, исчезновений в Чечне, и отказа зарегистрировать религиозную организацию.

Наибольший интерес среди принятых в марте постановлений вызывают постановления по делам Вожигов против России, Байсаева против России, и Сайентологическая церковь Москвы против России. Читателям обзора предлагается подробное описание содержания этих постановлений.

Дело Vozhigov v. Russia (Вожигов против России, N 5953/02, Брянская область): пределы реализации права на выбор адвоката и права допрашивать свидетелей обвинения

Постановление по этому делу было вынесено 26 апреля 2007 года жителем Брянска. Основанием для обращения заявителя в Суд послужили следующие обстоятельства.

В октябре 2000 года заявитель был задержан в связи с подозрением в причастности к убийству и доставлен в отделение милиции Бежицкого района города Брянска. Заявитель утверждает, что после задержания его допрашивали в отсутствие адвоката и подвергли его жестокому обращению, в результате чего заявитель письменно признался в совершении преступления.

Через десять дней после задержания было проведено медицинское освидетельствование заявителя, в результате которого телесных повреждений не обнаружили. Заявитель утверждал, что освидетельствование проводилось с запозданием - после того, как исчезли видимые следы побоев.

В последствии органы прокуратуры возбудили уголовное дело в отношении сотрудников милиции, на которых жаловался заявитель. Проведя расследование, прокуратура постановила прекратить дело ввиду отсутствия признаков преступления.  

21 октября 2000 года в отношении заявителя была избрана мера пресечения в виде содержания под стражей. Во время допроса 26 октября 2000 года заявитель подтвердил свой отказ от права на юридическую помощь, что было также отмечено в протоколе допроса.  27 октября 2000 года заявителю было предъявлено обвинение в убийстве. На допросе в тот же день заявитель отказался давать показания и отрицал свою вину.

В ходе следствия была найдена свидетельница Y. Она показала, что видела, как заявитель избивал человека. Органы следствия провели очную ставку заявителя с Y., во время которой свидетельница повторила ранее данные показания.

30 октября 2000 года заявитель направил прокурору ходатайство о предоставлении юридической помощи. Он указал, что хочет, чтобы его защищал один из следующих адвокатов: В. - адвокат московской юридической компании "Ведищев и партнеры", М. - адвокат Московской городской коллегии адвокатов, или какой-либо адвокат из юридической консультации Бежицкого района города Брянска. По сообщению государства-ответчика, это ходатайство было получено прокуратурой 8 ноября 2000 года и было передано следователю, ведущему дело в отношении заявителя.

21 декабря 2000 года следователь направил три письма адвокатам с просьбой сообщить его, смогут ли они участвовать в предъявлении обвинительного заключения заявителю и в ознакомлении с материалами дела, намеченных на 21, 25 и 26 декабря 2000 года. Юридическая консультация Бежицкого района города Брянска получила письмо следователя 21 декабря 2000 года, а юридическая компания "Ведищев и партнеры" - 10 января 2001 года. Получила ли письмо адвокат Московской городской коллегии адвокатов неизвестно.

Заявитель утверждал, что процессуальные действия, назначенные на 21 и 25 декабря 2000 года, не были отложены. Государство-ответчик сообщало, что в эти дни никакие процессуальные действия не проводились.

25 декабря 2000 года из-за отсутствия ответов от адвокатов, выбранных заявителем, защитником заявителя был назначен адвокат К. из Брянской коллегии адвокатов. 26 декабря 2000 года адвокат К. помогал ему знакомиться с материалами дела. Заявитель отказался подписать протокол об ознакомлении, однако этот протокол подписал адвокат К.

12 января 2001 года юридическая компания "Ведищев и партнеры" направила два ответа - следователю и заявителю. В ответе следователю говорилось, что адвокаты компании были слишком поздно уведомлены о предполагающихся следственных действиях, поэтому участвовать в них не смогли. В письме предлагалось определить новые даты следственных действий и уведомить о них данную юридическую компанию.

Уголовное дело по обвинению заявителя в убийстве было направлено в суд. В ходе судебного разбирательства заявитель пользовался помощью адвоката К.

30 января 2001 года Бежицкий районный суд Брянска постановил вызвать в судебное заседание ряд свидетелей, включая единственного очевидца - свидетельницу Y. Заседание было назначено на 19 февраля 2001 года. В этот день судебный пристав направился по месту проживания Y., но не застал ее дома, поскольку, по словам ее матери, с декабря 2000 года она проживала в Москве.

Слушания по делу заявителя дважды откладывались - до 19 марта и до 19 апреля 2001 года. Откладывая заседания, суд каждый раз постановлял вызвать свидетельницу Y. на заседание. В соответствии с рапортом пристава от 19 апреля 2001 года, Y. перестала проживать адресу, известному суду, а ее новое место жительства неизвестно. 7 мая 2001 года суд потребовал у прокурора Бежицкого района установить место пребывания г-жи Y. Прокурор 29 мая 2001 года информировал суд, что Y. не зарегистрирована ни в Москве, ни в Московской области. Суд вновь постановил вызвать г-жу Y. на заседание 4 июня 2001 года. На заседании 4 июня 2001 года Бежитский районный суд Брянска принял решение исследовать показания г-жи Y., данные в ходе предварительного следствия. Ни защита, ни обвинение не возражали против этого.

В ходе судебного разбирательства был исследован вопрос о том, позволяло ли состояние здоровья заявителя совершить инкриминируемое деяние. Для этого суд заслушал врача Р., который наблюдал заявителя с апреля 2000 года в связи с переломом бедра, случившегося у него в августе 1999 года. Р. заявил, что, ввиду улучшения состояния здоровья, заявителя не оперировали, но ему было рекомендовано не поднимать тяжести свыше 12 килограммов. Кроме того, суд рассмотрел утверждения заявителя о насилии со стороны сотрудников милиции: были заслушаны показания сотрудников милиции и исследованы результаты прокурорского расследования по жалобе заявителя и медицинская справка, в соответствии с которой у заявителя не было телесных повреждений.

Заявитель был признан виновным в убийстве и приговорен к 11 годам и 6 месяцам лишения свободы. Приговор основывался на показаниях свидетельницы Y., данных во время предварительного следствия, на показаниях косвенных свидетелей и экспертных заключениях. Кроме того, хотя заявитель отказался от этих показаний, суд при вынесении приговора учел сделанное заявителем в начале расследования признание в совершении преступления.

7 июня 2001 года заявитель ходатайствовал перед Бежитским районным судом Брянска об ознакомлении с протоколом судебного заседания. 21 июня 2001 года заявитель письменно удостоверил, что он ознакомился с протоколом.

Заявитель подал кассационную жалобу на приговор суда, указав, что во время предварительного следствия он был незаконно лишен юридической помощи и что власти сознательно лишили его помощи выбранных им адвокатов. Он также жаловался, что его признание было сделано под давлением сотрудников милиции, а основная свидетельница преступления не была допрошена в суде.

6 июля 2001 года Брянский областной суд оставил приговор без изменения. Брянский областной суд указал, что суд первой инстанции был вправе положиться на данные во время предварительного следствия показания свидетельницы Y., поскольку ее не удалось вызвать в судебное заседание. Кроме того, в деле заявителя не было допущено существенных процессуальных нарушений, которые бы делали приговор незаконным.

В своем обращении в Европейский Суд заявитель жаловался на различные нарушения стандартов справедливого судебного разбирательства, установленных статьей 6 Конвенции. Так, заявитель утверждал, что во время предварительного следствия в отношении него не была проведена медицинская экспертиза. Он считал, что такая экспертиза показала бы, что из-за перелома бедра он не мог совершить преступление. С точки зрения заявителя это противоречило общему принципу справедливости разбирательства. Кроме того, заявитель жаловался, что вопреки параграфу 3 (b) статьи 6 Конвенции, требующему предоставить обвиняемому адекватные условия для подготовки своей защиты, ему не была дана возможность ознакомиться с материалами дела. Заявитель также жаловался на нарушение параграфа 3 (с) статьи 6, в соответствии с которым подозреваемые и обвиняемые имеют право на помощь адвоката по своему выбору. Заявитель указывал, что следователь слишком поздно направил его ходатайство выбранным им адвокатам, и таким образом исключил возможность участия кого-либо из этих адвокатов в процессе. На основании параграфа 3 (d), гарантирующего право обвиняемого допрашивать лиц, свидетельствующих против него, заявитель жаловался на то, что основная свидетельница Y. не была допрошена в судебном заседании.

Государство-ответчик сообщило Суду, что заявитель дважды - 18 и 26 октября 2000 года - отказывался от своего права на юридическую помощь. После ходатайства о предоставлении юридической помощи 30 октября 2000 года заявителю был назначен адвокат К., который помогал ему в ознакомлении с материалами дела 26 декабря 2000 года. То есть, первое процессуальное действие после ходатайства заявителя о предоставлении юридической помощи было проведено в присутствии адвоката. Государство-ответчик также указало, что в ходатайстве о предоставлении юридической помощи заявитель указал, что готов получить помощь от адвоката юридической консультации Бежицкого района города Брянска. Адвокат К. отвечал этим требованиям, т.к. был членом Брянской коллегии адвокатов и работал в юридической консультации Бежицкого района. В отношении свидетельницы Y., государство-ответчик сообщило, что суд предпринял все возможные меры для обеспечения ее участия в слушаниях, однако установить место ее пребывания оказалось невозможно. Кроме того, заявитель не возражал против оглашения показаний, данных Y. в ходе предварительного следствия.

Оценивая аргументы сторон, Европейский Суд отметил, что заявитель не предоставил подтверждений тому, что он просил у властей государства-ответчика провести медицинскую экспертизу. Более того, требования статьи 6 Конвенции не означают, что национальные органы должны назначать и проводить экспертизы только потому, что сторона дела просит об этом. Именно национальный суд должен принять решение о том, насколько требуемая стороной мера необходима для разрешения дела. В случае с заявителем, вопрос о том, мог ли он совершить преступление, имея перелом бедра, был рассмотрен в ходе судебного заседания. В частности, был допрошен Р. - врач, который лечил заявителя от перелома бедра. Таким образом, в распоряжении национального суда было достаточно информации по этому вопросу.

В отношении жалобы на невозможность ознакомиться с материалами дела, Суд отметил, что 26 октября 2000 года заявитель был ознакомлен с материалами расследования. Несмотря на то, что заявитель отказался подписать соответствующий протокол, факт ознакомления подтверждает подпись адвоката К. Заявитель также был ознакомлен с протоколом судебного заседания, о чем свидетельствует его подпись.

По вопросу о помощи адвоката, Суд указал, что, несмотря на важность доверительных отношений между юристом и его клиентом, право на выбор адвоката не является абсолютным. Это право может подвергаться определенным необходимым ограничениям, когда речь идет о бесплатной юридической помощи. Разумеется, при назначении защитника национальные инстанции, безусловно, должны принимать во внимание пожелания обвиняемого. Однако пожелания обвиняемого могут быть отклонены, если есть достаточные основания полагать, что это необходимо в интересах правосудия. Суд также указал, что право на квалифицированную юридическую помощь касается не только той стадии процесса, когда дело уже передано в суд, но и досудебных процедур.

Применительно к ситуации Вожигова, Суд принял во внимание, что 18 и 26 октября он отказывался от юридической помощи. Поданный им 30 октября запрос о предоставлении помощи был удовлетворен и следователь направил письма указанным заявителем адвокатам, хотя, по мнению Суда, письма были направлены с задержкой. Суд установил, что 25 декабря 2000 года заявителю был назначен защитник, который 26 декабря помогал заявителю знакомиться с материалами дела. Что касается проведения процессуальных действий, которые якобы имели место до 26 декабря, то заявитель не предоставил никаких убедительных данных о том, что они имели место. Суд также отметил, что заявитель сам указал три возможные кандидатуры защитников, включая кого-либо из адвокатов юридической консультации Бежицкого района. Заявитель не отрицал сообщения государства-ответчика, что адвокат К. принадлежал к указанной юридической консультации. Заявитель также не предоставил никакой информации о том, что он возражал против назначения этого конкретного адвоката или подавал какие-либо жалобы на его работу.

Рассматривая вопрос о необходимости присутствия свидетельницы Y. в судебном заседании, Европейский Суд отметил, что по общему правилу показания даются во время публичных слушаний в присутствии обвиняемого с тем, чтобы стороны процесса могли их оспорить. Вместе с тем, использование показаний, полученных на досудебных стадиях процесса, не противоречит требованиям статьи 6 конвенции, если при этом были соблюдены права защиты. Эти права подразумевают, что обвиняемому была предоставлена возможность допросить свидетеля и оспорить его показания сразу после того, как такие показания были даны, либо на более поздних стадиях уголовного процесса. Приговор будет не соответствовать требованиям статьи 6 Конвенции, если он основывается исключительно или преимущественно на показаниях свидетеля, допросить которого в суде или во время следствия обвиняемому не предоставили возможности. Однако национальный суд имеет возможность обратиться к использованию письменных показаний свидетеля, когда его вызов невозможен, если при этом обеспечены права защиты и имеются другие доказательства, подкрепляющие показания этого свидетеля.

Применительно к делу заявителя, Суд отметил, что национальные органы предпринимали попытки обеспечить явку Y. на судебные слушания, однако не смогли сделать это в силу объективных причин. Хотя заявитель не смог допросить Y. в зале суда, во время следствия проводилась очная ставка с Y., во время которой у заявителя была возможность оспорить и прокомментировать заявления этой свидетельницы. Во время судебных слушаний заявитель не пытался оспаривать показаний Y. Кроме того, обвинительный приговор не основывался исключительно на показаниях Y. Национальный суд принял во внимание и другие доказательства, включая показания косвенных свидетелей и экспертные заключения.

Таким образом, Суд пришел к выводу о том, что в отношении заявителя не были нарушены положения статьи 6 Конвенции.

С переводом постановления Европейского Суда по данному делу можно ознакомиться на сайте Центра содействия международной защите

Baysayeva v. Russia (Байсаева против России): защита права на жизнь и права на свободу и личную неприкосновенность в спецоперации

Постановление по данному делу было вынесено 5 апреля 2007 года.

Основание для вынесения этого постановления стало обращение жительницы Чеченской Республики Асмарт Байсаевой, которая жаловалась на исчезновение ее мужа.

Утром 2 марта 2000 года муж заявительницы ушел на работу в соседний населенный пункт. Дорога туда проходила через блокпост российских федеральных сил, рядом с которым располагалась воинская часть. Около 10 часов утра того же дня заявительница услышала стрельбу и взрывы со стороны дороги. Перестрелка продолжалась до часа дня. Позже заявительница узнала, что на дороге была обстреляна колонна ОМОНа из города Сергиев Посад, многие служащие пострадали. После перестрелки прошла "зачистка" в деревне Подгорное, откуда был открыт огонь. Во время перестрелки и после нее в течение дня блокпост оставался закрытым, а дорога была заблокирована. В тот вечер муж заявительницы не вернулся домой, и с тех пор она его больше не видела.

Заявительница пыталась узнать о судьбе своего мужа. Из разговоров с очевидцами заявительница узнала, что в результате "зачистки" более 50 человек было задержано и отправлено во временный отдел внутренних дел (ВОВД) города Грозный. Один из очевидцев рассказал ей, что видел, как ее мужа задерживали представители федеральных сил в селе Подгорном. Со слов свидетеля ее муж был избит. 4 марта 2000 года заявительница встретила нескольких человек, которые были задержаны в селе Подгорное 2 марта, а потом освобождены. Они узнали ее мужа по показанной им фотографии и сообщили, что его задержали на блокпосту и увели, но в ВОВД, куда их доставили, они его не видели. Другие очевидцы говорили, что ее муж закончил работу в Подгорном и пошел домой, но его не пропустили через блокпост из-за перестрелки. Он вернулся в Подгорное и был задержан там во время "зачистки".

Заявительница попыталась узнать на блокпосту, задерживали ли ее мужа. Но военнослужащие, с которыми она разговаривала, ничего не могли ей сообщить, так как их перебросили на этот блокпост после 2 марта 2000 года. Начиная со 2 марта 2000 года, заявительница несколько раз обращалась в органы прокуратуры разных уровней, в МВД, администрацию Чечни, к специальному представителю по правам и свободам при Президенте России в Чеченской Республике и в другие органы власти и к общественным деятелям. Она также лично посещала прокуратуру города Грозного, ВОВД и базу российских федеральных сил в Ханкале. Однако в ответ на запросы и обращения заявительнице не удавалось получить практически никакой информации о судьбе мужа.

В августе 2000 года неизвестный предложил заявительнице купить видеозапись задержания мужа. За 1 000 долларов заявительница получила запись, на которой был заснят муж заявительницы, лежащий на земле в окружении представителей российских федеральных сил. Они адресовали мужу заявительницы угрозы, используя ненормативную лексику. Один из них пинал мужа заявительницы, приказывая ему встать. После этого видно, как мужа заявительницы увели в сторону разрушенных зданий. Видеозапись была датирована 2 марта 2000 года. Заявительнице сообщили, что о существовании этой записи известно органам прокуратуры. Вместе с видеозаписью заявительнице передали карту четырех мест захоронения, включая место захоронения ее мужа.

23 августа 2000 года заявительница вместе со следователем отправилась на место захоронения, которое было указано на карте. Это место находилось на территории военной части около блокпоста и военные не разрешили пройти туда. В конце сентября 2000 года заявительница вместе со следователем вновь поехали на предполагаемое место захоронения. На этот раз их пропустили, но следователь отказался начать поиск, потому что место захоронения было определено неточно, и проводить поиски надо было на большой территории.

8 декабря 2001 года заявительница со следователем и криминалистом из прокуратуры города Грозного вновь прибыли на место предполагаемого захоронения Шахида Байсаева. Там они нашли здание, к которому, как следует риз видеозаписи, солдаты отвели Басаева. На предполагаемом месте захоронения они нашли кусок ткани, похожий на ткани, из которого было сшито пальто Байсаева. Следователь собрал найденные куски материи и человеческие останки.

9 декабря 2001 года заявительнице сообщили, что машина, в которой ехали следователь и криминалист, взорвалась по дороге к прокуратуре. После гибели следователя заявительницу вызвали в прокуратуру, где ее пытались обвинить в причастности к взрыву. Сотрудники прокуратуры также потребовали, чтобы она прекратила поиски своего мужа в интересах ее собственной безопасности, а также безопасности ее детей.

По информации, поступившей заявительнице из органов прокуратуры, уголовное дело по факту исчезновения ее мужа было возбуждено 10 мая 2000 года. Расследование неоднократно приостанавливалось в связи с невозможностью установить виновных. Следствие установило, что муж заявительницы не был зарегистрирован как задержанный в ВОВД города Грозного и не значился в списках лиц, содержащихся в местах лишения свободы. По версии следствия, муж заявительницы был ранен в ходе перестрелки, а затем похищен неизвестным лицом. Следствие не установило ни лиц, ни подразделения, ответственных за похищение.

В жалобе в европейский Суд заявительница указывала, что российские власти нарушили право ее мужа на жизнь и на свободу и личную неприкосновенность; право не подвергаться пыткам и бесчеловечному обращению в отношении нее самой и ее мужа; а также право на эффективные средства правовой защиты, включая эффективное расследование.

Оценивая обстоятельства этого дела, Европейский Суд отметил, что заявительница, утверждая факт задержания своего мужа во время спецоперации операции, ссылается на ряд фактов, ни один из которых не был оспорен государством-ответчиком. В частности, не оспаривался тот факт, что Шахид Басаев был задержан 2 марта 2000 года в деревне Подгорное вооруженными людьми в камуфляже. Государство-ответчик не оспаривало, что 2 марта 2000 года в Подгорном проводилась спецоперация, в ходе которой был задержан ряд лиц. Проводившееся органами прокуратуры следствие также основывалось на этой версии событий и пыталось установить вовлеченных военнослужащих и частей. Более того, государство-ответчик не высказывало предположений, что лица, которые задержали Байсаева, принадлежали, к незаконным вооруженным формированиям. На этом основании Суд счел установленным тот факт, что задержание Шахида Байсаева совпало со спецоперацией, проводимой в Подгорном 2 марта 2000 года. Существенным доказательством в поддержку жалобы заявительницы стала предоставленная ей видеокассета. Европейский Суд отметил, что органы власти государства-ответчика не оспаривали тот факт, что на видеозаписи можно увидеть представителей федеральных сил и мужа заявительницы. Таким образом, было установлено, что Шахида Байсаева задержали представители федеральных сил.

Суд отметил, что со 2 марта 2000 года о месте нахождения т мужа заявительницы ничего не было известно. Его имя не значилось в списках лиц, содержащихся под стражей. Кроме того, государство-ответчик не представило объяснений, что случилось с мужем заявительницы после его задержания. Суд отметил, что в его производстве есть значительное число аналогичных дел, что свидетельствует о распространенности феномена "исчезновений" в Чечне. В таком контексте, если человек задерживается неустановленными военнослужащими без составления требуемых законом документов о задержании, можно предположить, что жизнь этого человека в опасности. На этом основании, Суд счел, что Шахида Байсаева следует считать погибшим в результате задержания представителями федеральных сил. Соответственно, в отношении мужа заявительницы государство-ответчик нарушило статью 2 Конвенции, гарантирующую право на жизнь.

Суд отметил, что недокументированное задержание является самым грубым нарушением статьи 5 Конвенции, поскольку полностью отрицает принцип защиты от произвольного лишения свободы, установленного этой статьей. В настоящем деле было установлено, что муж заявительницы был задержан 2 марта 2000 года федеральными властями. Его задержание не было оформлено, и не существует документальных подтверждений его дальнейшего местонахождения и судьбы. Отсутствие документов о задержании, содержащих дату, время и место задержание, имя задержанного, а также основания задержания и имя задержавшего лица, должно рассматриваться как противоречащее самой цели статьи 5 Конвенции.

Суд рассмотрел вопрос о том, было ли проведено по факту исчезновения эффективное расследование, как того требует статья 2 Конвенции. Суд отметил, что власти были немедленно уведомлены об исчезновении Шахида Байсаева, поскольку заявительница лично посещала ВОВД и органы прокуратуры сразу же после исчезновения ее мужа. Однако расследование по ее жалобам началось только 10 мая 2000 года. Органы следствия не допрашивали заявительницу до конца июня 2000 года. Свидетелей из числа местных жителей допросили только весной 2004 года, а свидетелей из ОМОН - в 2005 году, после коммуникации жалобы заявительницы государству-ответчику. Суд отметил, что некоторые отсрочки в проведении следственных действий могут быть объяснены сложной ситуацией в Чечне. Однако в целом длительность следствия превысила разумные пределы, допустимые при расследовании таких серьезных преступлений. Эти задержки поставили под угрозу эффективность расследования и его способность установить истину.

Суд отметил, что в данном деле у органов следствия имелось уникальное доказательство - видеокассета, на которой было записано задержание мужа заявительницы. Однако, к февралю 2006 года лица, запечатленные на записи,

все еще не были установлены следствием, не говоря уже об их допросе. Согласно представленной в Суд информации, в июне 2005 года органы следствия собрали фотографии служащих участвовавших в спецоперации подразделений ОМОН. Однако сведений о результатах изучения фотографий в Суд не поступило. Исходя из предоставленных материалов Суд также пришел к выводу, что в ходе следствия не устанавливались и не допрашивались служащие, находившиеся на блокпосту у села Подгороное, и проводившие "зачистку" в селе. Кроме того, не была надлежащим образом проверена информация о возможном месте захоронения мужа заявительницы. Суд также отметил, что в течение 6 лет следствие приостанавливалось и возобновлялось как минимум двенадцать раз. Заявительницу, несмотря признание статуса потерпевшей, не информировали надлежащим образом о ходе следствия.

На этом основании Европейский Суд признал, что по обстоятельствам исчезновения и предполагаемой смерти Шахида Байсаева не было проведено эффективного расследования, как того стребует статья 2 Конвенции.

Рассматривая вопрос о том, имело ли место в отношении заявительницы нарушение статьи 3 Конвенции, запрещающей пытки и жестокое и унижающее обращение, Суд отметил, что заявительница является женой пропавшего Шахида Байсаева. Заявительница лично не присутствовала при задержании, но она получила видеозапись, на которой был снят ее муж в окружении агрессивно настроенных вооруженных людей. В течение более 6 лет она не получала никаких известий о судьбе мужа. В течение данного периода заявительница неоднократно обращалась в различные официальные органы с письменными и устными запросами. Несмотря на все попытки заявительница никогда не получала какого-либо правдоподобного объяснения или информации о том, что произошло с ее мужем после задержания 2 марта 2000 года. Большинство полученных ответов просто информировали ее, что по делу ведется расследование. С учетом вышеуказанного Суд признал, что заявительница страдала и продолжает страдать из-за исчезновения ее мужа и неспособности узнать, что с ним случилось. Реакция властей на ее жалобы должна рассматриваться как бесчеловечное обращение. Таким образом, Суд признал, что в отношении заявительницы было допущено нарушение статьи 3 Конвенции.

Заявительнице была назначена компенсация морального вреда в размере 50 000 евро.

Church of Scientology Moscow v. Russia (Сайентологическая церковь г. Москвы против России Сайентологическая церковь Москвы против России, N 18147/02, Москва): регистрация религиозных организаций и принципы свободы совести и свободы объединений

Постановление по данному делу было принято 5 апреля 2007 года. Заявителем по делу выступала Сайентологическая церковь г. Москвы.

25 января 1994 года церковь-заявитель была официально зарегистрирована как религиозное объединение в соответствии с законом РСФСР "О свободе вероисповеданий" от 25 октября 1990 года. 1 октября 1997 года вступил в силу новый закон "О свободе совести и о религиозных объединениях". В соответствии со статьей 27 указанного закона, все религиозные организации должны были привести свои уставные документы в соответствие с ним и пройти перерегистрацию.

11 августа 1998 года церковь-заявитель направила в Главное управление юстиции г. Москвы (ГУЮ) заявление о регистрации и предусмотренный законом пакет документов. Решением от 1 июня 1999 года ГУЮ отказалось перерегистрировать церковь-заявителя. Основанием для отказа послужило то, что цель и деятельность церкви-заявителя противоречили требованиям закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" и уголовному кодексу, поскольку в то время в отношении президента церкви-заявителя велось расследование.

29 декабря 1999 года церковь-заявитель повторно подала заявление на перерегистрацию. На тот момент уголовное преследование президента церкви было прекращено ввиду отсутствия состава преступления. 28 января 2000 года заместитель начальника ГУЮ сообщил заявителю об отказе в регистрации. При этом он сослался на неверные формулировки в поданных документах. Так, организация приняла "новую редакцию устава" вместо того, чтобы "внести изменения в устав". Также церковь указала в уставе, что "может иметь" представительства иностранных религиозных организаций, вместо того, чтобы указать, что "обладает правом иметь" представительства иностранных религиозных организаций. Заместитель начальника ГУЮ также сообщил, что в документах имеются другие нарушения российского законодательства, но не указал, какие именно.

10 февраля 2000 года президент церкви-заявителя послал письменный запрос в ГУЮ г. Москвы с просьбой указать, какие именно нарушения российского законодательства были выявлены в документах. При этом он ссылался на статью 12.2 закона "О свободе совести и о религиозных объединениях", где сказано, что основания для отказа в регистрации должны быть указаны. В ответном письме заместитель начальника ГУЮ г. Москвы сообщил о том, что в обязанности ГУЮ г. Москвы не входит разъяснения или проверка уставов или иных документов. ГУЮ лишь проводит юридическую оценку представленных документов, на основании которой оно принимает решение о перерегистрации или об отказе в ней.

30 мая 2000 года, после исправлений предполагаемых недочетов в документах, церковь-заявитель в третий раз подала документы на перерегистрацию. В ответ ГУЮ Москвы сообщило, что заявление было "оставлено без рассмотрения", поскольку на перерегистрацию был представлен неполный пакет документов. В ответ на последовавший запрос о том, какие же документы необходимо приложить, заявителю было сообщено, что ГУЮ Москвы неправомочно указывать, какие данные не были предоставлены, и какие дополнительные документы нужно было представить. 17 июля 2000 года церковь-заявитель в четвертый направила в ГУЮ Москвы пакет документов на перерегистрацию. Документы вновь были оставлены без рассмотрения на том же основании. То же произошло с пятым заявлением о регистрации, поданным 10 октября 2000 года. А 31 декабря 2000 года истек срок перерегистрации религиозных организаций, предусмотренный законом "О свободе совести и о религиозных объединениях".

Президент церкви обжаловал отказ в перерегистрации их организации в Никулинском межмуниципальном суде г. Москвы. Суд пришел к заключению, что отказ в перерегистрации от 28 января 2000 года не был основан на законе. По мнению суда, оспоренные ГУЮ Москвы формулировки устава церкви-заявителя, были идентичны формулировкам, содержащимся в законе "О свободе совести и о религиозных объединениях", притом, что религиозное объединение "не обязано дословно цитировать текст закона в своем уставе". Суд также отметил, что ГУЮ Москвы могло бы предложить церкви-заявителю отредактировать устав не отказывая в перерегистрации. Суд также счел незаконным отказ в регистрации от 29 июня 2000 года. Суд пришел к выводу, что все документы, требуемые в соответствии со статьей 11 закона "О свободе совести и о религиозных объединениях", были приложены к заявлению о перерегистрации. В пакете документов отсутствовало только подтверждение существования религиозной группы на данной территории не менее 15 лет, или документа, подтверждающего ее вхождение в состав централизованной религиозной организации. Однако суд отметил, что в предоставлении этого документа не было необходимости, поскольку в соответствии с решениями Конституционного Суда религиозные организации, учрежденные до вступления в силу Закона 1997 года, освобождаются от выполнения данного требования. Судебным решением ГУЮ г. Москвы было обязано перерегистрировать церковь-заявителя. Это решение не было обжаловано и вступило в законную силу 19 декабря 2000 года.

27 декабря 2000 года церковь получила в Никулинском межмуниципальном суде исполнительный лист, а 4 января 2001 года вместе с исполнительным листом в шестой раз были поданы документы на перерегистрацию. Однако 2 февраля 2001 года заявление о перерегистрации было вновь оставлено без рассмотрения. В ответе ГУЮ г. Москвы говорилось, что заявитель представил неполный комплект документов. При этом не уточнялось, каких именно документов недоставало.

ГУЮ Москвы обратилось в прокуратуру г. Москвы с ходатайством о внесении протеста в порядке надзора на вступившее в силу судебное решение. Протест был внесен. Президиум Московского городского суда удовлетворил ходатайство прокурора: 29 марта 2001 года решение суда от 8 декабря 2000 года было отменено, а дело направлено на новое рассмотрение. Президиум подверг критике суд первой инстанции за то, что тот не проверил, соответствуют ли закону поправки, внесенные в представленный 29 декабря 1999 года для перерегистрации устав церкви-заявителя. Что же касается отказа в регистрации от 29 июня 2000 года, Президиум признал, что книга "Сайентология: теория и практика современной религии" не содержит достаточной информации об основах вероучения и практиках церкви-заявителя. Однако такая информация требуется для регистрации в соответствии со статьей 11.5 закона "О свободе совести и о религиозных объединениях". А значит, на перерегистрацию был представлен неполный пакет документов.

8 июня 2001 года Верховный суд Российской Федерации отклонил ходатайство церкви-заявителя о вынесении протеста в порядке надзора на решение Президиума Московского городского суда от 29 марта 2001 года. А 7 августа 2001 года Никулинский межмуниципальный суд г. Москвы вынес новое решение по делу. В этот раз суд принял решение в пользу ГУЮ Москвы, отказав заявителям в удовлетворении их жалобы на отказ в перерегистрации. Суд пришел к выводу, что церковь-заявитель не выполнила требований статьи 11 закона "О свободе совести и о религиозных объединениях". А именно: к заявлению о перерегистрации были приложены не оригиналы, а копии устава и свидетельства о регистрации; книга, представленная церковью-заявителем, не может считаться "информацией об основах вероучения и соответствующей ему практики религии"; заявитель не представил документ с указанием юридического адреса церкви-заявителя. В суде заявитель безуспешно пытались доказать, что ГУЮ г. Москвы имело в своем распоряжении оригинал устава и свидетельства о регистрации и документ с указанием юридического адреса церкви-заявителя. Эти документы были представлены в ГУЮ Москвы вместе с первым заявлением о перерегистрации, а ГУЮ Москвы так эти документы и не вернуло. Тем не менее, суд пришел к выводу, что "тот факт, что некоторые документы находились в здании ГУЮ Москвы, не освобождает заявителей от обязанности предоставить на регистрацию полный пакет документов". Суд заявил, что "все требуемые документы должны представляться единовременно". Кассационная инстанция оставила это решение в силе.

16 января 2002 года заявитель подал заявление о перерегистрации в седьмой раз. Во исполнение судебных решений они включили в свое заявление о перерегистрации: оригинал устава и свидетельства о регистрации; "информацию об основах вероучения и соответствующей ему практики" в виде документа на четырех страницах вместо книги; и новый документ, подтверждающий юридический адрес. Документы заявителя были вновь оставлены без рассмотрения. В качестве основания заявителю указали на истечение срока перерегистрации, предусмотренного в статье 27(4) закона "О свободе совести и о религиозных объединениях", а также на то, что на рассмотрении в районном суде находится гражданский иск о ликвидации церкви-заявителя. В последствии церковь подавала заявление о регистрации еще три раза и всяки раз ей отказывали на том же основании.

24 апреля 2003 года церковь-заявитель обратилась в Пресненский районный суд с жалобой на отказ ГУЮ Москвы в перерегистрации. Пресненский районный суд г. Москвы 1 сентября 2003 года отказал в удовлетворении жалобы, указав, что закон "О свободе совести и о религиозных объединениях" не предусматривает возможность перерегистрации религиозных организаций, пропустивших предусмотренный для этого срок. Это решение было отменено 22 января 2004 года Московским городским судом. В результате повторного рассмотрения жалобы 3 ноября 2004 года Пресненский районный суд удовлетворил иск заявителя и обязал Минюст перерегистрировать измененный в 2002 году устав заявителя. 31 мая 2005 года церковь- заявитель вновь обратилась с заявлением о перерегистрации. Ей вновь было отказано на том основании, что вместе с заявлением не был предоставлен документ, подтверждающий существование религиозной группы на данной территории не менее 15 лет, или документ, подтверждающий ее вхождение в состав централизованной религиозной организации.

В Европейский Суд церковь-заявитель жаловалась на нарушение гарантирующей свободу объединений статьи 11 Европейской Конвенции, поскольку ей не дали образовать юридическое лицо. Церковь также ссылалась на нарушение статьи 9 Конвенции, так как отказ в предоставлении статуса юридического лица ограничил возможность пользоваться свободой вероисповедания, поскольку в соответствии с законом только зарегистрированные религиозные организации обладали широким спектром прав, необходимых для свободного исповедания религии (например, правом строить молитвенные дома, распространять религиозную литературу, и т.д.). Со ссылкой на статью 10 Конвенции церковь утверждала, что, не обладая статусом юридического лица, она не могла распространять религиозную литературу и приглашать иностранных граждан для участия в службах и чтения проповедей, что равносильно нарушению права на получение информации. Со ссылкой на статью 14 Конвенции, взятую отдельно или в сочетании со статьями 9, 10 и 11, церковь утверждала, что подверглась дискриминации.

Государство-ответчик утверждало, что церковь-заявитель не может считаться жертвой вмешательства в право на свободу объединения: церковь не была ликвидирована и продолжает свою деятельность, а 10 августа 2002 года ее внесли в Единый государственный реестр юридических лиц. По мнению государства-ответчика, вмешательства в свободу вероисповедания также не имело места, поскольку наложенные на церковь ограничения мотивировалась не религиозными соображениями, а несоблюдением закона "О свободе совести и о религиозных объединениях" и нарушением административной процедуры. Кроме того, отказ в перерегистрации церкви не повлек за собой запрета на ее деятельность. Члены церкви продолжали исповедовать свою веру, отправляли религиозные обряды и церемонии и наставляли своих последователей.

Приступая к рассмотрению жалобы, Европейский Суд отклонил возражения государства-ответчика, о том, что церковь-заявитель не может считаться жертвой вмешательства в право на объединение. С точки зрения Суда, отказ в регистрации, даже если он не повлек ликвидации объединения, влияет на его правовой статус. Кроме того, ГУЮ г. Москвы в российских судах утверждало, что внесение сведений в Единый государственный реестр не представляет собой "перерегистрацию" в смысле закона "О свободе совести и о религиозных объединениях". Кроме того, Суд напомнил, что заявители считаются жертвой нарушений Конвенции до тех пор, пока национальные власти не признали нарушений их прав.

Суд отметил, что возможность создавать юридическое лицо для совместного действия в сфере общих интересов является одним из наиболее важных аспектов свободы объединений, без которого это право было бы лишено какого-либо значения. Отказ предоставить статус юридического лица может быть расценено как вмешательство в свободу ассоциации. Право верующих на свободу вероисповедания подразумевает то, что религиозному сообществу будет позволено функционировать в мирных условиях, свободных от вмешательства государства. Отказ признать религиозное сообщество также представляет собой вмешательство в свободу вероисповедания.

Статьи 9 и 11 Конвенции допускают вмешательство государства в свободу вероисповедания и в свободу объединений, если это вмешательство предусмотрено законом, преследует легитимные цели (в интересах общественной безопасности, для охраны общественного порядка, здоровья или нравственности или для защиты прав и свобод других лиц) и является "необходимым в демократическом обществе". Таким образом, Европейский Суд рассматривал вопрос о том, соответствовал ли вышеуказанным требованиям отказ в перерегистрации церкви-заявителя.

Поскольку российские судебные инстанции в качестве законного основания для отказа в перерегистрации церкви-заявителя признали только отсутствие достаточной информации об основах вероучения и неполноту предоставленного пакета документов, Суд начал свой анализ именно с этого.

Европейский Суд констатировал, что подход ГУЮ г. Москвы к вопросу о полноте представленных церковью-заявителем документов был противоречивым. С одной стороны, ГУЮ признало свою компетенцию устанавливать, что пакет документов неполный, а с другой стороны, отрицало свою компетенцию указать, какие документы отсутствуют. Такой подход не только лишил заявителя возможности исправить предполагаемые недостатки и вновь представить документы, но и противоречил прямому требованию национального законодательства о том, что любой отказ должен быть обоснованным. Не указав четких причин для отказа в принятии заявления на перерегистрацию, ГУЮ г. Москвы действовало произвольно. Соответственно, Суд пришел к выводу, что данное основание для отказа не было предусмотрено законом.

Европейский Суд отметил, что районный суд выдвинул более конкретные основания для отказа в регистрации церкви-заявителя. В частности, в вину заявителю ставилось непредставление подлинника устава, свидетельства о регистрации и документа, подтверждающего юридический адрес заявителя. Рассматривая это основание для отказа, Европейский Суд напомнил, что согласно сложившейся прецедентной практике, выражение "предусмотренный законом" требует, чтобы обжалуемая мера была основана на национальном законе, а также чтобы этот закон был сформулирован с достаточной точностью, которая позволила бы гражданам предвидеть последствия своих действий и, соответственно, регулировать свое поведение. Суд отметил, что закон "О свободе совести и о религиозных объединениях" содержит исчерпывающий перечень документов, которые должны быть приложены к заявлению на перерегистрацию, однако не указывает конкретную форму представления этих документов. Требование о представлении документов в подлиннике не вытекает из текста закона, а в ходе разбирательств в национальных судах не прозвучало ссылки на какие-либо иные нормативные документы, которые устанавливали бы это требование. В этих обстоятельствах Суд пришел к выводу о том, что национальное законодательство не было сформулировано с достаточной ясностью, которая позволила бы заявителю предвидеть неблагоприятные последствия, связанные с представлением копий вместо подлинников. Более того, Суд считает, что требование о приложении к каждому заявлению подлинников было бы чрезмерно обременительным, а в данном случае возможно неисполнимым. Поскольку имеется лишь ограниченное количество подлинных документов, требование о представлении подлинников вместе с каждым заявлением о регистрации могло бы привести к невозможности повторного представления исправленных заявлений на перерегистрацию по причине исчерпания подлинников, так как закон не возлагал на управления юстиции обязанности по возвращению документов, приложенных к заявлению, в рассмотрении которого было отказано. При таких обстоятельствах вывод районного суда о том, что заявитель несет ответственность за непредставление этих документов, лишен как фактических, так и юридических оснований.

Вторым основанием для отказа в регистрации, признанным районным судом было отсутствие достаточной информации об основах вероучения и религиозной практики церкви-заявителя. Европейский Суд напомнил, что в соответствии с его прецедентной практикой, отказ от регистрации ввиду непредставления информации о фундаментальных принципах религии допускается, если это необходимо для определения того, представляет ли соответствующая конфессия угрозу для демократического общества или нет. Однако в рассматриваемом деле ситуация была иная. Факт представления заявителем книги с описанием теологических догматов и практики сайентологии никем не оспаривался. Районный суд не разъяснил, почему эта книга не была сочтена содержащей достаточные сведения об основах вероучения и соответствующей ему практике, как того требует закон "О свободе совести и о религиозных объединениях". Соответственно, Европейский Суд счел данное основание для отказа в перерегистрации не обоснованным.

Прочие основания для отказа в перерегистрации церкви-заявителя были признаны незаконными российскими судами.

Исходя из этого, Европейский Суд признал, что в отношении церкви-заявителя были нарушены положения статей 9 и 11 Конвенции. Заявителю назначили компенсацию морального вреда в размере 10 000 евро.

С переводом постановления Европейского Суда по данному делу можно ознакомиться на сайте Славянского правового центра.

Исполнение постановлений Европейского Суда: опубликован меморандум по вопросу о содержании под стражей

В соответствии со статьей 46 Конвенции Комитет Министров Совета Европы ведет надзор за исполнением государствами-участниками Конвенции постановлений Европейского Суда. Для облегчения диалога государств-участников Конвенции с Комитетом Министров секретариат этого органа готовит меморандумы и иные информационные материалы по вопросам исполнения постановлений Суда (дополнительная информация о работе Комитета Министров и его секретариата размещена на сайте Центра "Демос"

В апреле 2007 года секретариат Комитета Министров Совета Европы опубликовал меморандум, в котором анализируется российская практика использования меры пресечения в виде содержания под стражей. Дело в том, что за последние годы Европейский Суд принял значительное число постановлений в отношении России, в которых констатировалось нарушение статьи 5 Конвенции (право на свободу и личную неприкосновенность) в связи с содержанием под стражей. По мнению экспертов Совета Европы, эти постановления свидетельствуют о наличии системных проблем с использованием мер пресечения в России. В меморандуме также отмечено, что российские власти (в частности, Верховный Суд и Генеральная прокуратура) также признают избыточное применение ареста.

В меморандуме перечислены основные причины, приводящие к нарушениям статьи 5 Конвенции при помещении под стражу. Это, в частности:

- несоблюдение установленных национальным законодательством сроков содержания под стражей и сроков рассмотрения ходатайств об освобождении;

- отсутствие в законе четко сформулированного требования указывать основания и сроки ареста при рассмотрении жалоб на первичное решение о помещении под стражу судами кассационной и надзорной инстанций;

- уклонение от рассмотрения конкретных фактов и персональных обстоятельств при принятии решения об аресте, а также практика вынесения решений о продлении содержания под стражей в отношении группы лиц;

- отказ рассматривать возможность применения иных мер пресечения, несмотря на то, что этого четко и недвусмысленно требует уголовно-процессуальное законодательство.

В меморандуме рассмотрены меры, уже принятые российскими властями, для упорядочивания практики ареста: принятие нового уголовно-процессуального кодекса, вынесение ряда решений Конституционным Судом, разработка и принятие разъяснительных документов Верховным Судом и т.п. Давая положительную оценку этим мерам, меморандум указывает на необходимость дальнейших усилий, направленных на решение проблемы избыточного и необоснованного ареста.

В частности, указывается на необходимость усовершенствовать уголовно процессуальное законодательство:

- уточнить обязанности судебных органов при рассмотрении кассационных и надзорных жалоб на первичное решение об аресте;

- установить обязанность суда рассматривать вопрос о мере пресечения при принятии решения о возвращении уголовного дела для устранения процессуальных недостатков;

- установление требования о проверке вопроса о содержании под стражей после поступления дела в суд;

- изменение и уточнение перечня оснований для применения ареста.

В меморандуме также предложены меры по усовершенствованию судебной практики: принятие специального руководства для судей, основанного на анализе прецедентов Европейского Суда; обучение и информирование судей. В этом документе отмечена необходимость усовершенствования работы прокуроров и начальников следственных изоляторов. Кроме того, рекомендуется расширять сферу применения иных мер пресечения, установленных уголовно-процессуальным законом, а также внедрять новые меры пресечения, альтернативные аресту.

С текстом меморандума можно ознакомиться на сайте Совета Европы

Исполнение постановлений Европейского Суда: проведен семинар "Применение Европейской Конвенции о защите прав человека в Чечне"

По сообщению информационного агентства Регнум, 24 апреля 2007 года в городе Голицыно Московской области состоялся семинар на тему "Применение Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод в Чеченской Республике". Семинар проводился в рамках программ сотрудничества Российской Федерации и с Советом Европы. В нем приняли участие сотрудники аппарата уполномоченного по правам человека в Чечне, парламента, правоохранительных структур и судебных органов Чечни. В ходе семинара его участники были ознакомлены с информацией об исполнении решений Европейского суда по правам человека в Российской Федерации.

По словам директора международного центра проектов и программ развития федеративных отношений и региональной политики Светланы Бастанжиевой, главная цель прошедшего семинара - обратить внимание чеченских правоохранительных органов на соблюдение стандартов Европейской Конвенции о защите прав и основных свобод в Чечне. "Чеченской Республике необходимо совершенствование правовых механизмов защиты прав граждан. Мы считаем, что такой разговор в этом году мы должны были провести с руководством правоохранительных органов республики", - сказала Бастанжиева. По ее словам, данный семинар стал первым в нынешнем году и до конца 2007 года планируется провести еще два обучающих семинара для сотрудников правоохранительных структур Чечни среднего звена.