Статья 3 Конвенции (запрет пыток)

Статья 3 Конвенции (запрет пыток)

Дело "E.G. v. the Republic of Moldova" (no. 37882/13). Постановление от 13 апреля 2021 года.

Статьи 3 и 8 Конвенции: амнистия и неэффективное исполнение приговора за преступление против сексуальной свободы.

Заявительница стала жертвой сексуального насилия со стороны трех человек. В декабре 2009 года трое насильников (которые находились на свободе во время уголовного разбирательства) были осуждены по приговору апелляционного суда и приговорены к тюремному заключению. После вынесения приговора двое из них были немедленно арестованы и лишены свободы. В мае 2010 года власти выдали ордер на розыск в отношении третьего (В.Б.). Находясь на свободе, В.Б. попросил (через своего адвоката) освободить его от наказания на основании Закона об амнистии 2008 года. Его ходатайство было первоначально отклонено в первой инстанции (как и ходатайство одного из других нападавших), но в мае 2012 года апелляционный суд удовлетворил его апелляцию и амнистировал его. Несколькими более поздними судебными актами данное постановление было сначала отменено, а затем В.Б. был снова амнистирован. В это время В.Б. был арестован, после чего освобожден на основании решения апелляционного суда, принятого в мае 2012 года. Наконец, 18 ноября 2013 года принято решение об отклонении ходатайства В.Б. об амнистии, и в конце января 2014 года прокурор сообщил полиции, что амнистия В.Б. отменена, и потребовал, чтобы его разыскали. Однако позже было установлено, что 16 ноября 2013 года В.Б. покинул страну в направлении Украины. Несмотря на международный ордер на арест (выданный в 2015 году), его так и не разыскали. Ссылаясь на статьи 3 и 8 Конвенции, заявительница жаловалась на решение властей об амнистии В.Б. и на их неспособность эффективно исполнить приговор в отношении В.Б. о лишении его свободы. Суд признал нарушение статей 3 и 8 Конвенции.

Постановление заслуживает внимания, поскольку оно содержит разъяснение судебной практики Суда в отношении: 1) соблюдения шестимесячного срока в контексте длящихся, непрерывных обстоятельств; 2) применения амнистии в контексте частного насилия; и 3) процессуального обязательства по исполнению приговора в данном контексте.

1. Что касается применения шестимесячного срока к длящимся обстоятельствам, Суд подтвердил: не все они имеют одинаковый характер (дело "Mocanu and Others v. Romania [GC]" ²⁰, § 262). Хотя существует очевидная разница между различными длящимися обстоятельствами, Суд подчеркнул следующее - заявители должны подавать свои жалобы "без неоправданной задержки", как только станет очевидно, что нет реальной перспективы благоприятного исхода или прогресса на национальном уровне (дело "Sokolov and Others v. Serbia (dec.)" ²¹, конец § 31). В названном деле в ответ на довод Правительства о том, что заявительница должна была подать заявление в течение шести месяцев с момента принятия решения об амнистии в мае 2012 года. Суд отметил - ключевой аспект ее жалоб по статьям 3 и 8 Конвенции состоит в фактической безнаказанности за преступление сексуального насилия, совершенного В.Б. в отношении нее. Конкретные недостатки, на которые она ссылалась (применение, как предполагается, незаконной амнистии и последующее бездействие властей в отношении розыска Б.В.), были неразрывно связаны, что означало следующее - весь период неисполнения уголовного наказания можно рассматривать целиком для целей шестимесячного правила. Ничто не указывало Суду на то, что исполнение приговора В.Б. в ходе соответствующего национального разбирательства стало невозможным, в этой связи Суд отклонил возражение Правительства.

2. Относительно применения амнистии Суд сослался на свою судебную практику, разработанную в контексте жестокого обращения со стороны государственных служащих, где было установлено что амнистии и помилования не следует допускать (дело "Mocanu and Others", упомянутое выше, § 326), таким образом Суд уже рассматривал применимость амнистии в контексте частного насилия, где обращение, на которое подана жалоба, достигает порога жестокости в соответствии со статьей 3 Конвенции (дело "Pulfer v. Albania"²², § 83). Однако Суд также подтвердил, что помилование и амнистия являются в первую очередь вопросами национального законодательства и, в принципе, не противоречат международному праву, за исключением случаев, когда они касаются действий, представляющих собой серьезные нарушения основных прав человека (дела "Margu v. Croatia [GC]"²³, § 139; и "Makuchyan and Minasyan v. Azerbaijan and Hungary"²⁴, § 160).

В данном деле Суд счел, что совершенное сексуальное насилие над заявительницей серьезно нарушило ее физическую и моральную неприкосновенность, поэтому амнистия В.Б. могла противоречить обязательствам государства по статьям 3 и 8 Конвенции, в соответствии с которыми рассматривалось настоящее дело (см. также, например, дело "Y v. Bulgaria" ²⁵, § 63-64). В этой связи Суд отметил отсутствие последовательности со стороны национальных судов в применении амнистии в соответствии с Законом 2008 года: амнистия не была предоставлена другому нападавшему на заявительницу, который находился в аналогичной ситуации с В.Б. Суд также отметил, что, хотя в конце концов амнистия была отменена, тот факт, что В.Б. пользовался амнистией в течение года, а затем воспользовался возможностью сбежать, противоречит процессуальным обязательствам государства по статьям 3 и 8 Конвенции.

3. Что касается обязанности государства по исполнению приговора, Суд сослался на свою судебную практику по статье 2 Конвенции, согласно которой исполнение вынесенного приговора должно рассматриваться как неотъемлемая часть процессуального обязательства государства (дела "Kitanovska Stanojkovic and Others v. the former Yugoslav Republic of Macedonia"²⁶, § 3233; "Akelien v. Lithuania"²⁷, § 85; и упомянутое выше дело "Makuchyan and Minasyan", § 50). Суд счел, что то же самое применимо в данном контексте в отношении осуждения за совершенное сексуальное насилие, подпадающее под статьи 3 и 8 Конвенции.

По фактическим обстоятельствам дела Суд отметил - между властями отсутствовала координация в отношении различных решений о предоставлении и отмене амнистии В.Б. Он также отметил неоправданные значительные задержки в действиях, предпринятых для определения местонахождения В.Б. (в отношении полицейского розыска и выдачи международного ордера на арест) (см. контраст с выводами по упомянутому выше делу "Akelien", § 9193). Поэтому Суд пришел к выводу: меры, предпринятые властями для приведения приговора в отношении В.Б. в исполнение, были ненадлежащими и не соответствовали процессуальным обязательствам государства по статьям 3 и 8 Конвенции в данном контексте.

Дело "X and Others v. Bulgaria" (no. 22457/16). Постановление Большой Палаты от 2 февраля 2021 года.

Статья 3 Конвенции: позитивные обязательства государства относительно утверждений о сексуальном насилии над несовершеннолетними, находящимися на попечении государства; толкование процессуального обязательства в свете Лансаротской конвенции ²⁸.

Заявители, трое братьев и сестер, родившихся в Болгарии, были усыновлены итальянской семьей. Вскоре после усыновления дети рассказали своим приемным родителям о сексуальном насилии, совершенном в отношении них во время пребывания в детском доме в Болгарии. Родители обратились с заявлением к властям Италии. Они, в свою очередь, передали их властям Болгарии. Родители также связались с итальянским журналистом, опубликовавшем статью о широко распространенном сексуальном насилии над детьми в детском доме, которая привлекла внимание средств массовой информации Болгарии. Расследование, начатое в Болгарии, было прекращено за отсутствием доказательств совершения уголовного правонарушения. Большая Палата постановила, что нарушения статей 3 Конвенции (материально-правовой и процессуальной части), а также статьи 8 Конвенции не было. Большая Палата сочла следующее - жалобы должны рассматриваться только в соответствии со статьей 3 Конвенции и не обнаружила нарушения материально-правового аспекта этого положения, однако установила нарушение процессуального (следственного) аспекта этой статьи.

Это постановление Большой Палаты заслуживает внимания, поскольку в нем разъясняется содержание позитивных обязательств государства при расследовании случаев сексуального насилия над несовершеннолетними, находящимися на попечении государства.

1. В отношении позитивных обязательств в соответствии с материально-правовой частью статьи 3 Конвенции Большая Палата вновь заявила, опираясь на дела "О'Keeffe v. Ireland [GC]" ²⁹ и "Nencheva and Others v. Bulgaria" ³⁰ (дело по статье 2 Конвенции), что государства несут повышенную обязанность по защите детей, находящихся на государственном попечении, поскольку они пребывают в особо уязвимом положении. В этом отношении в постановлении проводится четкое разграничение между, с одной стороны, обязательством создать законодательную, нормативную базу для обеспечения защиты и, с другой стороны, обязательством принимать оперативные меры для защиты конкретных лиц от риска жестокого обращения в различных конкретных обстоятельствах. Относительно рассмотренного дела отмечено следующее.

То, каким образом была составлена нормативная база (включая соответствующие положения уголовного законодательства, а также механизмы контроля и выявления), не приводило к нарушению статьи 3 Конвенции. В частности, важно отметить, что не было зафиксировано никакой системной проблемы, связанной с сексуальным насилием над малолетними детьми в интернатных учреждениях, которая требовала бы более жестких мер со стороны властей.

Поскольку заявители были переданы на попечение исключительно государственным органам, обязанность последних принимать превентивные оперативные меры возросла и требовала от них проявления особой бдительности. Однако, применив тест дела "Osman v. United Kingdom [GC"] ³¹, Большая Палата установила, что в этой части нарушение не было доказано: не предоставлено достаточной информации для того, чтобы установить, что болгарские власти знали или должны были знать о существовании реальной и непосредственной угрозы заявителям подвергнуться жестокому обращению для того, чтобы, например, породить вышеупомянутое обязательство защищать их от такого риска.

2. Относительно предусмотренного статьей 3 Конвенции процессуального обязательства провести эффективное расследование спорных утверждений о совершении сексуального насилия над детьми Большая Палата сделала два ключевых разъяснения о его сфере действия и содержании.

Во-первых, такое процессуальное обязательство должно толковаться в свете обязательств, вытекающих из применимых международных документов, в частности, Конвенции о защите детей от сексуальной эксплуатации и сексуальных надругательств (Лансаротская конвенция) ³².

Во-вторых, по аналогии с судебной практикой по статьей 2 Конвенции (дело "Gzelyurtlu and Others v. Cyprus and Turkey [GC"]³³) и ссылаясь на Лансаротскую конвенцию, Большая Палата рассмотрела обязанность сотрудничать с властями другого государства как составляющую часть процессуального обязательства в соответствии со статьей 3 Конвенции по делам о насилии в транснациональном контексте, подобном рассмотренному.

С этой точки зрения Большая Палата сочла, что болгарские следственные органы, которые не использовали имеющиеся механизмы расследования и международного сотрудничества, не приняли всех разумных мер для того, чтобы выяснить факты, и не провели полного и тщательного анализа представленных им доказательств. В частности, inter alia:

- они не пытались связаться с родителями заявителей (усыновителями), чтобы своевременно предоставить им необходимую информацию и поддержку, с тем чтобы они могли принять активное участие в различных процедурах;

- беседы с другими детьми из детского дома не всегда были адаптированы к их возрасту и зрелости, а также не были записаны на видео;

- власти Болгарии не оценили необходимость в проведении беседы с заявителями и их родителями; в то же время они могли бы принять меры для оказания помощи и поддержки заявителям в их двойном качестве потерпевших и свидетелей, а также могли бы выехать в Италию в рамках взаимной правовой помощи или обратиться к итальянским властям с просьбой вновь опросить заявителей (даже если бы они не стремились опросить заявителей напрямую, они могли бы, по крайней мере, запросить у своих итальянских коллег видеозаписи, сделанные заявителями, с целью оценки их достоверности; психологи, которые беседовали с заявителями в Италии, также могли бы предоставить соответствующую информацию);

- аналогичным образом власти Болгарии, опять же в контексте международного правового сотрудничества, могли бы потребовать, чтобы заявители прошли медицинское обследование;

- власти Болгарии не пытались опросить всех детей, названных заявителями, которые якобы либо стали жертвами жестокого обращения, либо совершили жестокое обращение (некоторые из предполагаемо совершенных актов были приравнены к жестокому обращению и, таким образом, подпадали под процессуальное обязательство расследовать эти предполагаемые факты);

- власти также не предусмотрели последовательного и соразмерного осуществления следственных мероприятий более скрытого характера, таких как наблюдение за периметром детского дома, прослушивание телефонных переговоров или перехват телефонных и электронных сообщений, а также использование агентов под прикрытием;

- несмотря на утверждения о том, что фотограф сделал снимки, следователями не рассматривалась возможность обыска его студии и изъятия носителей, на которых могли храниться материалы.

Таким образом, отмеченные недостатки были достаточно серьезными, чтобы Большая Палата сочла, что расследование не было эффективным для целей статьи 3 Конвенции, толкуемой в свете других применимых международных актов, в частности, Лансаротской конвенции.

Дело "Sabali v. Croatia" (no. 50231/13). Постановление от 14 января 2021 года.

Статьи 3 и 14 Конвенции: процессуальное обязательство в отношении гомофобных ³⁴ актов насилия.

Заявительница подверглась нападению в ночном клубе со стороны мужчины М.М., который во время нападения сделал ряд дискриминационных заявлений относительно сексуальной ориентации заявительницы. Реагирование полиции состояло не в том, чтобы проинформировать уполномоченную Государственную прокуратуру (что они были обязаны сделать в соответствии с национальным законодательством), а в том, чтобы возбудить дело о совершении М.М. мелких правонарушений, которые не касались преступного нападения, совершенного на почве ненависти. Заявительница не была проинформирована о производстве по делу о мелких правонарушениях и не получала никакой информации от властей. Поэтому она подала жалобу на М.М. в Государственную прокуратуру, обвиняя его в совершении преступления, связанного с совершением актов насилия на почве ненависти и дискриминации. Хотя Государственная прокуратура возбудила уголовное дело, но в конечном итоге отклонила жалобу на том основании, что привлечение М.М. к ответственности за совершение незначительных правонарушений создало формальное препятствие для уголовного преследования на основе принципа ne bis in idem. Национальные суды оставили это решение в силе. Заявительница подала в Суд жалобу на отсутствие надлежащей реакции со стороны национальных властей в отношении насилия, примененного к ней на почве ненависти. Суд установил нарушение статьи 3 Конвенции (процессуальная часть) в совокупности со статьей 14 Конвенции.

Это постановление заслуживает внимания, поскольку, во-первых, оно содержит всеобъемлющее изложение соответствующих принципов по статьям 3 и 14 Конвенции, касающихся процессуального обязательства государства при расследовании инцидентов насилия, вызванных предполагаемым дискриминационным отношением. Во-вторых, Суд впервые подробно рассмотрел вопрос о том, каким образом неполное выполнение процессуального обязательства по статьям 3 и 14 Конвенции может рассматриваться как "фундаментальное нарушение", которое может повлечь исключение из принципа res judicata и позволить возобновить производство в ущерб обвиняемому на основании пункта 2 статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции.

1. Что касается процессуального обязательства государства по статьям 3 и 14 Конвенции, то постановление Суда основывается на установленных принципах, изложенных, например, в делах "Identoba and Others v. Georgia"³⁵, § 6667; "M.C. and A.C. v. Romania"³⁶, § 108115; и "korjanec v. Croatia"³⁷, § 5257. Так, описываются три контекста, в которых Суд до настоящего момента находил нарушения процессуального обязательства по этим статьям:

а) в случае отсутствия принятия национальными властями всех разумных мер для эффективного расследования того, могло ли дискриминационное отношение сыграть определенную роль в произошедших событиях;

b) если уголовное дело прекращено по формальным основаниям без рассмотрения обстоятельств дела компетентным судом, что стало следствием недостатков в действиях соответствующих органов государственной власти;

c) в случае явной несоразмерности тяжести проступка и его последствий на национальном уровне, создающей ощущение, что акты жестокого обращения были проигнорированы соответствующими органами власти, а эффективные средства правовой защиты от актов жестокого обращения отсутствуют.

В рассматриваемом деле Суд установил, что производство по делу о мелких правонарушениях, совершенных М.М., не отвечало необходимым стандартам эффективности в соответствии с судебной практикой Суда: оно никоим образом не касалось совершенного преступления на почве ненависти, выразившегося в физическом нападении на заявительницу, которое привело к применению меры наказания, явно несоразмерной тяжести рассматриваемого жестокого обращения.

2. Что касается принципа ne bis in idem, использованного национальными властями в качестве основания для прекращения уголовного преследования в отношении М.М., то Суд в первую очередь отметил, что национальные власти сами создали ситуацию, в которой они, необоснованно возбуждая производство по делам о мелких правонарушениях, подорвали возможность надлежащего применения на практике соответствующих положений и требований национального уголовного законодательства.

Суд также счел важным вновь подчеркнуть, что принцип правовой определенности в уголовных делах не является абсолютным. Действительно, пункт 2 статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции прямо разрешает Договаривающимся государствам вновь открывать дело в ущерб обвиняемому, если, в частности, в ходе разбирательства было обнаружено "фундаментальное нарушение" (сравните с делом "Tademir v. Turkey (dec.)"³⁸, где указано, что могут существовать фактические или юридические препятствия для возобновления дела). Такое "фундаментальное нарушение" возникает, когда обвиняемый был оправдан по обвинению в совершении преступления или понес наказание за преступление менее серьезное, чем то, которое предусмотрено применимым законодательством, если имеется серьезное нарушение процессуальной нормы, подрывающей целостность разбирательства (см. дело "Mihalache v. Romania [GC]"³⁹, § 129 и 133). Кроме того, согласно принципу ne bis in idem не может даже возникнуть вопроса о серьезном нарушении основных прав человека в результате ошибочного прекращения разбирательства (см. дело "Margu v. Croatia [GC]"⁴⁰). Вместе с тем Суд счел, что национальные власти могли бы устранить предполагаемые нарушения статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции на национальном уровне: в делах, когда национальные власти возбуждают два производства, но позже признают нарушение принципа ne bis in idem и предлагают соответствующее возмещение путем, например, прекращения или отмены необоснованного производства и устранения его последствий, Суд может счесть положение исправленным (см. дело "Сергей Золотухин против России [GC]"⁴¹, § 114115).

В данном деле Суд установил, что как неспособность расследовать мотивы ненависти, стоящие за насильственным нападением, так и отсутствие учета таких мотивов при определении меры наказания за насильственные преступления на почве ненависти представляют собой "фундаментальные нарушения" в производстве по смыслу пункта 2 статьи 4 Протокола N 7 к Конвенции. Суд также отметил следующее - национальные власти не смогли исправить оспариваемую ситуацию, хотя нельзя сказать, что de jure существовали препятствия для этого: они могли бы предложить ответчику соответствующее возмещение, например, прекратив или отменив необоснованное производство по делу о мелких правонарушениях, ликвидировав его последствия и повторно рассмотрев дело.

Таким образом, Суд установил, что, возбудив неэффективное производство по делам о совершении мелких правонарушений, и, следовательно, ошибочно прекратив производство по уголовному делу по формальным основаниям, национальные власти не выполнили надлежащим образом свое процессуальное обязательство по статье 3 Конвенции в сочетании со статьей 14 Конвенции.