Принцип добросовестности при толковании гражданско-правового договора (Н.В. Степанюк, "Законы России: опыт, анализ, практика", N 9, сентябрь 2010 г.)

Принцип добросовестности при толковании гражданско-правового договора

Впервые нормы о толковании договоров появились в нашем законодательстве специально для договоров, заключаемых частными лицами с казной в положении от 17 октября 1830 г.*(1). Впоследствии в виде общих правил они были закреплены в ст.ст. 1538 и 1539 Свода законов Российской Империи. Статья 1538 предусматривала, что "при исполнении договоры должны быть изъясняемы по словесному их смыслу". Статья 1539 указывала, что "если словесный смысл представляет важные сомнения, тогда договоры должны быть изъясняемы по намерению их и доброй совести", и содержала ряд правил толкования. Содержащиеся в проекте Гражданского Уложения правила толкования договоров открываются общим требованием изъяснять договоры "по точному их смыслу, по доброй совести и намерению сторон" (ст. 65)*(2).

Таким образом, проект Гражданского Уложения, как и Свод законов Российской Империи, повторял первый принцип § 157 Германского Гражданского Уложения - принцип "доброй совести", хотя ставил рядом с ним не обычаи гражданского оборота, а намерения сторон. С одной стороны, в этой статье устранялось имевшее место различие двух случаев - представляет ли словесный смысл договора "важные" сомнения или нет - и давалось общее положение для толкования всех договоров. С другой, такая формулировка оставляла открытым "единственный интересный в данном случае вопрос о том, как быть, когда точный смысл расходится с намерением сторон"*(3). Кроме того, в отличие от § 157 Германского Гражданского Уложения, содержащего два критерия толкования - принцип доброй совести и обычаи гражданского оборота, в проекте сохранялся лишь один - принцип доброй совести. А это означало, что этот принцип оказывался "единственным вспомогательным началом, вносящим в толкование необходимую объективность"*(4). В дальнейшем и это начало будет утрачено.

Гражданский кодекс РСФСР 1922 г. и Гражданский кодекс РСФСР 1964 г. не содержали норм, посвященных толкованию договора.

Впервые за столь долгое время норму о толковании договора ввели Основы гражданского законодательства 1991 г. (ст. 59). С незначительными изменениями она воспроизведена в ст. 431 Гражданского кодекса РФ.

Действующее гражданское законодательство придерживается общего правила о буквальном толковании судом содержащихся в договоре слов и выражений. Это правило действует, когда условия договора ясны и понятны. В противном случае закон предписывает обратиться к логическому способу толкования путем сопоставления неясного значения условия договора с другими условиями и смыслом договора в целом (п. 1 ст. 431 ГК РФ). Если это не позволяет определить смысл неясного условия, суд должен прибегнуть к установлению действительной общей воли сторон с учетом цели договора. При этом необходимо принимать во внимание все соответствующие обстоятельства, в частности, предшествующие договору переговоры и переписку; практику, установившуюся во взаимоотношениях сторон; обычаи делового оборота и последующее поведение сторон, т.е. применять систематический и исторический способы толкования. Принцип доброй совести как основное начало толкования не называется.

Концепция развития гражданского законодательства исходит из того, что в ГК должно содержаться указание на добросовестность как общий принцип гражданского права, который должен распространяться на действия участников оборота при: а) установлении прав и обязанностей; б) приобретении прав и обязанностей; в) осуществлении прав и исполнении обязанностей; г) защите прав*(5). Несомненно, что на каждом из этих этапов необходимо обращаться к институту толкования. Ведь несмотря на то, что толкование договора, как это предусматривает ст. 431 ГК РФ, составляет исключительно обязанность суда, к институту толкования обращается более широкий круг субъектов и в гораздо большем количестве случаев, чем рассмотрение в суде спора о праве. Необходимость в толковании условий договора возникает уже в процессе ведения переговоров о заключении договора, а также при осуществлении прав и исполнении обязанностей по договору. Суд как субъект толкования появляется не во всех случаях.

Обращение же к действующему гражданскому законодательству показывает, что в настоящее время возможность толкования договора без рассмотрения в суде спора о праве не предусматривается*(6). Это, конечно, не отвечает природе толкования. Но это и не отражает другую особенность. Ведь необходимость получить юридически значимое и юридически обязательное толкование может возникнуть и до возникновения спора и нарушения договора. Это может быть вызвано тем, что стороны по-разному понимают содержание как договора в целом, так и его отдельных условий. В качестве примера можно привести дело, когда спорная формулировка условия договора об оплате поставки продукции казалась понятной на стадии заключения договора, но в процессе его исполнения действия контрагента показали другой возможный смысл этого условия, в связи с чем истец и обратился в суд с иском о внесении изменений в договор поставки в части изменения формулировки спорного условия.

Суть дела заключается в следующем. Между истцом и ответчиком был заключен договор поставки продукции. Согласно условиям договора истец (поставщик) взял на себя обязанности по поставке мазута в цистернах в количестве 2000 тонн. Ответчик (покупатель) в свою очередь обязался произвести 100-процентную оплату за поставленную по количеству продукцию согласно железнодорожным накладным в течение двух банковских дней после приемки. Фактически истцом была осуществлена поставка мазута в количестве 1000 тонн. Ответчик оплатил поставленную продукцию частично. Дальнейшую оплату продукции покупатель не осуществлял, ссылаясь на условие договора, предусматривающее 100-процентную оплату продукции после поставки поставщиком всего количества мазута, т.е. 2000 тонн. Это и послужило основанием для обращения истца в суд с иском об изменении условий договора в части количества мазута, подлежащего поставке.

При толковании этого условия договора все судебные инстанции почему-то исходили из того, что 100-процентная оплата должна была осуществляться покупателем при приемке им конкретного количества принятого мазута, а не после поступления всего объема продукции, предусмотренного договором*(7). Примечательно в этом деле и то, что истец мотивировал свое обращение существенным изменением ответчиком условий договора, тогда как на самом деле ответчик своими действиями по исполнению договора просто показал другое значение спорного условия и свое понимание этого условия. На самом деле трудно согласиться с выводами суда, потому что даже тот факт, что истец потребовал изменить это условие, говорит о том, что правильнее было толкование, предложенное ответчиком. В противном случае истцу было бы достаточно обратиться в суд с иском об исполнении договора.

В качестве другого примера, иллюстрирующего проблему неодинакового понимания сторонами того или иного условия договора, можно привести следующий случай. В договоре аренды нежилого помещения (комнаты) стороны установили, что арендатор должен участвовать в расходах арендодателя на ремонт кровли. При этом арендатор считает, что должен нести такие расходы пропорционально общей площади занимаемой им комнаты, арендодатель, напротив, считает, что арендатор должен нести половину расходов на ремонт*(8).

Несмотря на то, что стороны прямо не отнесены законом к субъектам, осуществляющим толкование договора, на практике они осуществляют его толкование, прежде всего, своими действиями по исполнению договора. Приступая к исполнению договора, стороны тем самым показывают свое толкование, и принятие исполнения другой стороной означает, что стороны достигают соглашения о толковании договора. Исключать стороны из числа субъектов толкования нельзя, так как иное означало бы, что толкование договора осуществляется не всегда, а только при возникновении спора между сторонами и только при рассмотрении этого спора в суде. А это противоречит природе толкования как особого интеллектуального процесса, необходимо предшествующего исполнению договора, что все же не исключает возможности проведения толкования договора и после его исполнения сторонами в суде с целью установить, какое поведение сторон соответствовало бы содержанию договора и соответствует ли ему то поведение, которое действительно имело место. В свою очередь толкование, которое дано сторонами, суд должен принять во внимание наряду с другими обстоятельствами и дать его оценку с помощью внешнего мерила, которым и выступает принцип доброй совести.

Здесь мы сталкиваемся со следующей проблемой. Если суд при толковании договора должен руководствоваться, прежде всего, принципом добросовестности, а именно на это и ориентирует Концепция развития гражданского законодательства, говоря, что этому принципу "должна подчиняться и оценка содержания прав и обязанностей сторон"*(9), то он не должен ориентироваться на буквальное значение содержащихся в договоре "слов и выражений". Поведение той или иной стороны может полностью соответствовать буквальному значению условия договора, но являться недобросовестным. И если мы берем в качестве руководящего начала принцип доброй совести, значит необходимо поменять подход законодателя к толкованию договора.

Подход современного законодателя к проблеме толкования договора нельзя признать удачным по нескольким основаниям. Во-первых, толкование как процесс познания характеризуется единством объективного и субъективного элементов. А это значит, что неясность буквального смысла, наличие которой, по смыслу ст. 431 ГК РФ, является условием перехода на "другой уровень" толкования, может быть обусловлена субъективными особенностями лица, осуществляющего толкование, его способностями, уровнем правосознания, личным опытом и другими качествами.

Во-вторых, толкование должно быть единым процессом, имеющим одно направление. Нельзя сначала ставить целью толкования буквальный смысл договора и только в случае невозможности его установления - общую волю сторон хотя бы уже потому, что необходимость толкования чаще всего и вызвана тем, что буквальный смысл договора вызывает сомнения.

Подобная формулировка в законе может привести к путанице понятий и отрицанию ценности института толкования договора как такового. Речь идет о ч. 2 ст. 431 ГК РФ, а именно о той части, где говорится, что "если правила, содержащиеся в части первой настоящей статьи, не позволяют определить содержание договора, должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора". Во-первых, ч. 1 ст. 431 ГК РФ говорит исключительно о толковании отдельных условий договора, а не его содержания в целом, поэтому эти "правила" изначально не направлены на выявление содержания договора; во-вторых, в данном случае происходит неправомерное противопоставление содержания договора и общей воли сторон. Такое противопоставление ограничивает содержание договора преимущественно его буквальным выражением, нашедшим отражение непосредственно в тексте соглашения, исключая те права и обязанности сторон, которые прямо предусмотрены в законе или подразумевались сторонами при заключении договора. Целью толкования договора должны стать уяснение его смысла, определение совместного намерения контрагентов, а также той правовой цели, которой стремились достичь стороны, заключая договор того или иного вида.

Практика же применения ст. 431 ГК РФ показывает, что она редко применяется целиком, суды чаще ограничиваются применением только первого пункта этой статьи, где говорится о буквальном значении содержащихся в договоре слов и выражений*(10). Аналогичные рекомендации можно встретить и в юридической литературе*(11). Таким образом, основной недостаток подхода современного законодателя к толкованию договора заключается в том, что он неправильно ориентирует суд на буквальное содержание, что уменьшает значение института толкования, суть которого выражает стремление разглядеть мысль за словами.

Нельзя также забывать, что в процессе толкования договора можно столкнуться с тем, что стороны не выразили в тексте соглашения всех условий, необходимых для определения их прав и обязанностей, т.е. налицо пробел в содержании договора. С другой стороны, можно столкнуться и с прямо противоположной ситуацией, когда стороны выразили свою волю по одному и тому же вопросу несколько раз, причем в противоположном смысле. Это может иметь место при наличии двух различных текстов договора, при наличии двух взаимоисключающих условий договора и во многих других случаях. Все эти проблемы также должны получить разрешение в рамках толкования договора.

Поэтому перед интерпретатором стоят несколько задач: уяснить смысл договора, определив совместное намерение контрагентов и ту правовую цель, которую они стремились достичь; восполнить в случае необходимости пробелы, а также устранить возможные противоречия в содержании договора. Это, несомненно, подчеркивает творческий характер процесса толкования договора. Достигнуть этого возможно, если иметь перед собой какой-то критерий, "известное внешнее мерило"*(12), каким и выступает принцип добросовестности. Этот принцип "таит в себе такие элементы, как знание о другом, о его интересах; знание, связанное с известным доброжелательством; элемент доверия, уверенность, что нравственные основы оборота принимаются во внимание, что от них исходит каждый в своем поведении"*(13). В определенной степени этого схоже с понятием "разумного лица", о котором говорят международные правовые акты, посвященные толкованию договора, например ст.ст. 4.1, 4.2 Принципов международных коммерческих договоров (Принципов УНИДРУА), ст. 5:101 Принципов Европейского договорного права, хотя эти понятия нельзя считать тождественными. Эти же документы говорят и о необходимости в некоторых случаях принимать во внимание "добросовестность и честную деловую практику" (пп. "с" п. 2 ст. 4.8 Принципов УНИДРУА, п. "g" ст. 5:102 Принципов Европейского договорного права). В данном случае нам хотелось подчеркнуть, что нельзя придавать принципу добросовестности субъективный характер, "нельзя свести понятие добросовестности к внутреннему чувству, к внутреннему голосу, подсказывающему, как нужно поступить при данной комбинации, как отнестись к другим людям"*(14). И такого рода опасения не напрасны. Так, в Концепции совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации, более обстоятельно говорящей об этом принципе, указано, что толкование условий договора должно основываться на презумпции добросовестности сторон*(15), иначе говоря, речь идет о добросовестности в субъективном смысле. Вместе с тем добросовестность в субъективном смысле "определяется не честным образом мыслей как таковым, а знанием или незнанием фактов. В основе здесь лежит заблуждение, будет ли то незнание тех или иных действительных фактов, отражающихся на правовых отношениях, или ошибочная уверенность в их наличности", но и в этом случае для того чтобы определить, добросовестно заблуждается лицо или нет, необходимо исходить из объективной действительности, и "нельзя говорить о добросовестности лица, если оно заблуждается в нормах права, когда заблуждение хотя и касается фактов, но основывается на грубой небрежности данного лица"*(16). Аналогичный вывод необходимо сделать и для того случая, когда заблуждение касается содержания договора или его отдельных условий. Презумпция добросовестности сторон в этом случае никак не может способствовать толкованию договора, например в вопросе, какая из сторон добросовестнее? Кроме того, наличие или опровержение этой презумпции не приближает к определению содержания договора, а только характеризует поведение сторон. Между тем перед интерпретатором, прежде всего судом, стоит другая задача: не оценить поведение сторон, а определить меру их должного или возможного поведения, причем так, чтобы само содержание прав и обязанностей сторон соответствовало принципу добросовестности и ни одна из сторон не могла бы злоупотребить своим правом, опираясь на букву договора. Необходимо сначала спросить себя, как поступило бы лицо, действующее добросовестно, а затем сопоставить это с поведением сторон. Только в этом случае принцип добросовестности обеспечивает объективность толкования, привносит во внутреннюю мыслительную деятельность внешний ориентир. В связи с этим и сам институт толкования приобретает более глубокий смысл и выходит по своему значению далеко за пределы отдельных договоров, касаясь всего гражданского оборота в целом. С помощью толкования можно не только претворять этот принцип в жизнь, способствуя добросовестному поведению сторон, но и повышать правовую культуру в обществе.

Библиографический список

1. Винавер М.М. Из области цивилистики. СПб., 1908.

2. Медовщикова Е.О. Толкование гражданско-правового договора // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.: Статут, 2002.

3. Неволин К.А. История российских гражданских законов. Ч. 3: Книга вторая об имуществах. Раздел третий о правах на действия лиц и раздел четвертый о наследстве. М.: Статут, 2006.

4. Новицкий И.Б. Принцип доброй совести // Вестник гражданского права. 1916. N 7.

5. Соцуро Л.В. Толкование договора судом. М.: Проспект, 2008.

6. Туранин В.Ю., Самострелова О.И. Толкование гражданско-правовых договоров: некоторые проблемные аспекты // Юрист. 2007. N 2.

Н.В. Степанюк,

кандидат юридических наук, преподаватель кафедры гражданского и семейного права

Московской государственной юридической академии им. О.Е. Кутафина

"Законы России: опыт, анализ, практика", N 9, сентябрь 2010 г.

------------------------------------------------------------------------

*(1) См.: Неволин К.А. История российских гражданских законов. Ч. 3: Книга вторая об имуществах. Раздел третий о правах на действия лиц и раздел четвертый о наследстве. М.: Статут, 2006. С. 19.

*(2) Гражданское Уложение. Кн. 5. Обязательства. Т. 1. Проект Высочайше учрежденной Редакционной комиссии по составлению Гражданского Уложения с объяснениями. СПб., 1899. С. 149.

*(3) Винавер М.М. Из области цивилистики. СПб., 1908. С. 203.

*(4) Новицкий И.Б. Принцип доброй совести // Вестник гражданского права. 1916. N 7. С. 91.

*(5) Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации.

*(6) Примечательно, что одна из последних работ, посвященных толкованию договора, прямо отражает этот подход в названии книги. См.: Соцуро Л.В. Толкование договора судом. М.: Проспект, 2008.

*(7) См.: Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 16 июня 1999 г. N Ф04/1199-286/А27-99.

*(8) Пример взят из статьи: Медовщикова Е.О. Толкование гражданско-правового договора // Цивилистические записки: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. М.: Статут, 2002. С. 404, 405.

*(9) Пункт 1.1 Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации.

*(10) См.: Постановление ФАС Центрального округа от 31 марта 2003 г. N А23-2814/02Г-10-253; постановление ФАС Московского округа от 7 июля 2003 г. N КГ-А40/4165-03; постановление ФАС Московского округа от 9 июля 2003 г. N КГ-А41/4522-03; постановление ФАС Волго-Вятского округа от 27 октября 2005 г. N А43-5314/2005-2-86; постановление ФАС Северо-Западного округа от 1 октября 2007 г. N А56-38013/2006; постановление ФАС Уральского округа от 8 ноября 2007 г. N Ф09-8611/07-С5; определение ВАС РФ от 14 ноября 2007 г. N 12389/07; определение ВАС РФ от 16 декабря 2008 г. N 15554/08; определение ВАС РФ от 22 декабря 2008 г. N 16630/08; определение ВАС РФ от 18 декабря 2009 г. N ВАС-16328/09; определение ВАС РФ от 25 декабря 2009 г. N ВАС-14401/09; определение ВАС РФ от 7 июня 2010 г. N ВАС-7019/10; определение ВАС РФ от 17 мая 2010 г. N ВАС-5679/10.

*(11) См.: Туранин В.Ю., Самострелова О.И. Толкование гражданско-правовых договоров: некоторые проблемные аспекты // Юрист. 2007. N 2. С. 24.

*(12) Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 58.

*(13) Там же. С. 64.

*(14) Там же.

*(15) Концепция совершенствования общих положений Гражданского кодекса Российской Федерации.

*(16) Новицкий И.Б. Указ. соч. С. 68.