Предъявление нового обвинения в ходе ознакомления с материалами уголовного дела: возможности преодоления формализма (А.А. Тимошенко, журнал "Законность", N 11, ноябрь 2016 г.)

Предъявление нового обвинения в ходе ознакомления с материалами уголовного дела: возможности преодоления формализма

А.А. Тимошенко,

профессор кафедры Академии

Генеральной прокуратуры РФ,

кандидат юридических наук, доцент

Журнал "Законность", N 11, ноябрь 2016 г., с. 49-53.

В международном праве существует универсальный принцип толкования международного договора - оно должно осуществляться добросовестно, в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам, использованным в нём, в их контексте, а также в свете объекта и целей договора*(1).

Следование этому принципу позволяет избежать многих неразрешимых коллизий международных отношений.

Однако в российском национальном законодательстве, к сожалению, не хватает подобного положения, что приводит к "несуразностям" применения внутреннего законодательства. Особенно опасны они в сфере реализации уголовно-процессуального законодательства.

Дело в том, что использование одних, казалось бы, второстепенных норм приводит к нивелированию других, специальных положений.

Речь идёт о практике применения ст. 217 и 219 УПК РФ в ситуации, когда следователь, объявив об окончании следственных действий и предъявив для ознакомления материалы уголовного дела обвиняемому и его защитнику, понимает, что в ходе следствия допустил "техническую" ошибку в постановлении о привлечении в качестве обвиняемого. Для её устранения сотрудник органа предварительного расследования решается без возобновления производства следственных действий предъявить новое обвинение, а затем уже заново ознакомить с материалами уголовного дела (вариант - лишь с дополнительными материалами).

Связано это с нежеланием "механически" изменять обвиняемому избранную меру пресечения на более мягкую, не связанную с лишением или существенным ограничением свободы, ведь возобновление следствия не позволит применять ч. 7 ст. 109 УПК и продлевать срок содержания под стражей (домашним арестом) за пределом ограничений, установленных законом (6 месяцев - для лиц, обвиняемых в совершении преступлений небольшой и средней тяжести, 12 месяцев - тяжких, а 18 месяцев - особо тяжких преступлений).

Суды по-разному оценивают подобную "самодеятельность" следствия.

Показательна в этом плане практика Московского городского суда.

Если ранее его различные инстанции лояльно относились к подобным фактам, даже если речь шла об изменении объёма обвинения*(2), то теперь провозглашается необходимость полного искоренения из практики любых попыток предъявления обвинения на стадии ознакомления с материалами уголовного дела ввиду существенного нарушения УПК в этом случае. Уникальны последствия подобного отступления от процессуального закона, если уголовное дело направлено в суд, - оно возвращается прокурору в порядке ст. 237 УПК, а если дело находится ещё у следователя на стадии ознакомления с материалами обвиняемых и их защитников, то мера пресечения отменяется или изменяется на более мягкую - с заключения под стражу на домашний арест*(3).

Если в первом случае логика суда более или менее ясна - дело возвращается прокурору для устранения нарушений, то во втором - смысл подобной "санкции" не совсем понятен: в отношении лица избирается не менее строгая мера пресечения - домашний арест.

В таком вольном истолковании закона и видится опасность отсутствия в законодательстве специального предписания, направленного на обеспечение единообразной правоприменительной практики.

Попытаемся выявить действительный смысл уголовно-процессуального закона, после чего найти наиболее оптимальный способ разрешения коллизии.

Для этого требуется разобраться прежде всего с самой природой нарушений уголовно-процессуального закона подобного рода.

Буквальное толкование ст. 217, 219 и 175 УПК позволяет совершенно точно утверждать: напрямую возможность предъявлять обвинение на стадии ознакомления с материалами уголовного дела закон не предусматривает.

Однако в названных решениях Московского городского суда приводилось вполне логичное обоснование прямо противоположного тезиса:

- закон не запрещает предъявлять новое обвинение на этой стадии;

- процессуальное действие осуществляется в период течения срока предварительного следствия, так как в соответствии со ст. 162 УПК он истекает в момент направления уголовного дела прокурору с обвинительным заключением;

- статья 219 УПК "прямо предусматривает" проведение следственных действий в это время.

Надо сказать, что на возможность более широко посмотреть на букву закона в этом контексте указывал до недавнего времени и Верховный Суд РФ*(4).

Например, в апелляционном определении судебной коллегии по уголовным делам от 15 декабря 2015 г. N 72-АПУ15-50, вопреки ч. 1 ст. 219 УПК, говорится о возможности дополнить следствие сбором доказательств уже на стадии ознакомления с материалами уголовного дела не только по ходатайству граждан, вовлечённых в уголовный процесс, но и по требованию руководителя следственного органа, тем более что это действие осуществляется в период срока предварительного расследования.

И наконец, в кассационном определении от 23 октября 2012 г. N 11-О12-24 проверялась сама возможность предъявления нового обвинения на стадии ознакомления с материалами дела. Суд признал, что так как дополнить материалы следствия можно и на этой стадии, то предъявление нового обвинения как раз и является таким дополнением.

Надо сказать, что на наличие у правоприменителя возможности расширительно толковать уголовно-процессуальный закон, исходить из его диспозитивности неоднократно указывал Конституционный Суд РФ.

Так, в постановлении от 17 октября 2011 г. N 22-П отмечено, что наличие в уголовно-процессуальном законе элементов диспозитивности "не меняет ни характера публично-правовых отношений, порождаемых фактом совершения преступления, ни природы принимаемых в связи с этим судебных решений как государственных правовых актов". Однако в этом судебном решении диспозитивность рассматривается предельно узко - как возможность гражданина-потерпевшего не допустить возбуждение уголовного дела частного или частно-публичного обвинения.

Также известна позиция высшего органа конституционного надзора относительно применения уголовно-процессуального закона по аналогии: она приветствуется особенно в тех случаях, когда такое толкование обеспечивает реализацию конституционных прав граждан в уголовном судопроизводстве*(5).

В нашей ситуации процессуальная аналогия не применялась и речь идёт скорее о двух взаимоисключающих дискреционных подходах: первый говорит о том, что следствие может выполнить любые процессуальные действия, которые законом не запрещены, а второй указывает на необходимость императивного толкования УПК - разрешено только то, что прямо предписано.

Надо сказать, что второй подход явно устарел, является следствием косности юридического мышления правоприменителя, он фактически игнорирует живое право, которое в наш уголовный процесс привносит Конституционный Суд РФ и, забегая вперёд, добавим - Европейский суд по правам человека.

С одобрением процессуальной аналогии классическая диспозитивность первого подхода фактически в уголовно-процессуальном праве легализована.

Иначе вообще невозможно продвижение в жизнь провозглашённого Конституционным Судом РФ принципа процессуальной экономии, который наряду с требованием эффективности реализации публичных функций обеспечивает оптимизацию уголовно-процессуальной деятельности*(6).

Отметим также то обстоятельство, что все попытки обращения в Конституционный Суд РФ в связи с запросом о разъяснении конституционности чч. 1 и 2 ст. 219 УПК ввиду их расширительного толкования на практике, со ссылкой на неконституционность предъявления нового обвинения, потерпели неудачу: орган конституционного надзора указал, что само по себе проведение дополнительных следственных действий только гарантирует права участников уголовного процесса, а вопрос о том, насколько названная заявителями практика отвечает этому принципу, а также иным предписаниям законодателя, является предметом рассмотрения судов общей юрисдикции*(7).

Действительно, законодатель, вводя в процессуальную форму ознакомления с материалами уголовного дела саму возможность дополнения материалов дела за счёт приобщения к нему результатов проведённых следственных действий, особо подчеркнул, что всё это делается в правозащитных целях - по ходатайству заинтересованных в исходе дела лиц - обвиняемых, потерпевших, их защитников и представителей.

Логично предположить, что последствием удовлетворения ходатайства обвиняемого, защитника или потерпевшего может стать появление оснований для уточнения предъявленного обвинения.

Дело в том, что, как правило, дополнительные материалы следствием добываются по инициативе участников уголовного процесса, находящихся под впечатлением от недавно прочитанного уголовного дела, которые могут приводить обоснованные аргументы против предъявленного обвинения.

Изучение автором 120 уголовных дел о преступлениях экономической направленности, отличающихся от других в силу участия в производстве по ним высококвалифицированных адвокатов и поэтому характеризующихся активной позицией стороны защиты, показало, что в более чем 70 процентов случаев (по 85 уголовным делам) стороной защиты заявлены ходатайства об уточнении обвинения и о проведении в связи с этим дополнительных следственных действий. При этом по 20 уголовным делам (24% от общего числа дел) с замечаниями стороны защиты следствие согласилось.

Однако, несмотря на востребованность процедуры дополнения материалов дела, УПК не содержит указания на право следователя возобновить производство предварительного следствия с тем, чтобы выполнить это процессуальное действие.

Требуется направить такое уголовное дело с протоколом, подтверждающим выполнение требований ст. 217 УПК в отношении всех соучастников, прокурору или руководителю следственного органа, и уже они, если сочтут необходимым, возвращают его следователю, который и возобновляет производство по делу (п. 2 ч. 1 ст. 221, п. 11 ч. 1 ст. 39 УПК).

Между тем принцип процессуальной экономии, направленный на сбережение сил и средств, тратящихся на официальную деятельность уполномоченных органов по уголовному делу*(8), требует немедленно устранить выявленный недочёт в обвинении.

При этом в рассматриваемом контексте такая экономия не носит узко утилитарный характер, предполагающий удовлетворение только лишь государственных интересов*(9), а направлена на защиту конституционных прав граждан.

Исходя из изложенного, на наш взгляд, вполне допустимо сделать это путём предъявления нового обвинения без возобновления производства по делу. При таком подходе главным является соблюдение основных прав и свобод участников уголовного процесса. Ведь закон должен применяться всегда с целью обеспечения правового статуса личности, а не быть предметом в этом смысле "чистой" практики (применение закона только лишь ради закона без учёта интересов лиц, вовлечённых в уголовный процесс).

Поэтому и предъявление нового обвинения на этой стадии должно сопровождаться дополнительными процессуальными действиями, имитирующими гарантии, которые есть у участников уголовного процесса на стадии предварительного следствия.

Среди них можно перечислить следующие:

- извещение лица, привлекаемого к уголовной ответственности, и его защитника о дне предъявления обвинения заблаговременно;

- разрешение ходатайств стороны защиты, поступивших по результатам выполнения этого следственного действия;

- направление уведомления об окончании производства дополнительных следственных действий с разъяснением обвиняемому и его защитнику права заявить различного рода ходатайства, включая те, которые вызваны оценкой стороной защиты всей совокупности собранных по делу доказательств;

- ознакомление обвиняемого и защитника с дополнительными материалами уголовного дела с разъяснением им права дополнительно ознакомиться с любыми материалами дела;

- соблюдение общей процедуры, предусмотренной ст. 217 УПК, в полном объёме, включая разъяснение порядка рассмотрения уголовного дела в суде и выяснение желания заявить соответствующие ходатайства.

Эти рекомендации распространяются на всех обвиняемых и их защитников, включая тех, кто не заявлял ходатайство о дополнении материалов уголовного дела.

Нас могут упрекнуть в нивелировании значения стадий уголовного судопроизводства.

Однако этот процесс является необратимым.

Конституционный Суд предельно чётко проводит эту мысль - для него не важно, возбуждено уголовное дело или нет, главное - определить, ограничены ли конституционные права граждан действиями сотрудников правоохранительных органов*(10).

Европейский суд по правам человека здесь вообще выступает "буревестником" глобальных изменений в уголовно-процессуальное законодательство.

Так, по жалобе Ляпина С.В. против РФ, поданной в Европейский суд 27 августа 2009 г. (N 46956/09), в процессе рассмотрения была установлена "ущербность" российской стадии возбуждения уголовного дела, включая процедуру доследственной проверки, по причине слабой защиты прав пострадавшего (в сравнении со статусом потерпевшего, наделение которым, как известно, возможно уже в ходе предварительного следствия).

Это обстоятельство привело к внесению в УПК изменений Федеральным законом от 4 марта 2013 г. N 23-ФЗ. На следователя и дознавателя теперь законодатель возложил обязанность обеспечивать права участников уголовного процесса, вовлечённых в него по воле должностных лиц уполномоченных государственных органов, при первом обращении, ещё до возбуждения уголовного дела. Стало возможным назначать судебную экспертизу, получать объяснения, которые при соблюдении процессуальной формы, характерной для допроса (например, путём разъяснения необходимых прав), могут стать доказательствами.

Государством была предпринята попытка обеспечить проведение "эффективного расследования" уже на стадии доследственной проверки.

Как видим, для внешней оценки российского уголовно-процессуального закона значение имеет не стадия процесса и её соблюдение, а эффективность реализации конкретных процессуальных гарантий.

Конституционный Суд РФ прямо указывает: по смыслу ст. 22, 46 (ч. 1), 48, 118, 120 и 123 Конституции РФ, суд как орган правосудия призван обеспечить справедливую процедуру принятия решения о применении меры пресечения в виде заключения под стражу исходя из одинаковой природы и значения судебных гарантий для защиты прав и законных интересов личности при принятии решений, связанных с ограничением свободы и личной неприкосновенности, вне зависимости от того, на какой стадии уголовного судопроизводства эти решения принимаются*(11).

В связи с этим принятие решения о применении меры пресечения в отношении обвиняемых должно производиться не в зависимости от предъявления обвинения на стадии ознакомления стороны защиты с материалами дела, а в связи с обстоятельствами, учитываемыми при её избрании, продлении и изменении, - поведением самих обвиняемых, характеристиками их личности, наличием фактов следственной волокиты по делу.

Подводя итог изложенному, приведём слова известного дореволюционного правоведа профессора И. Покровского: "Закон, даже самый обширный, даже представляющий весьма полную кодификацию, неизбежно имеет пробелы, так как, несмотря на все свое старание, он не может охватить всего бесконечного разнообразия житейских отношений. Закон, даже самый совершенный, неизбежно отстает от жизни: раз изданный, он остается неподвижным, меж тем как жизнь идет непрерывно вперед, творя новые потребности и новые отношения. Искать для этих новых явлений решения в старом законе, даже в общем его духе - значит либо насиловать жизнь, либо создавать из этих ссылок на закон очевидную фикцию, недостойную высокого положения суда"*(12). Надо заметить, что и уголовно-процессуальный закон здесь не исключение.

Поэтому "обычным" для правоприменителя способом толкования закона должно стать не стремление во что бы то ни стало мотивировать своё решение ссылкой на выявленное нарушение УПК, а желание обеспечить реализацию основных гарантий прав личности, вовлечённой в сферу уголовного судопроизводства, в том числе потерпевшего и пострадавшего от преступления*(13).

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Венская Конвенция о праве международных договоров (заключена в Вене 23 мая 1969 г.).

*(2) См., напр.: Апелляционное постановление Московского городского суда от 1 октября 2014 г. по делу N 10-13226; постановление судьи Московского городского суда от 29 июня 2015 г. N 4/у-3461/15.

*(3) См.: Сергеев Н. За хищения на Восточном наказали следователя СКР. Фигуранты громкого дела освобождены под домашний арест. - Коммерсантъ (Владивосток), 2016, 25 февраля.

*(4) Хотя практика в этом направлении ещё не до конца сформирована: противоположный вывод содержится в определении судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РФ от 25 мая 2011 г. N 45-О11-49.

*(5) См., напр.: Определение Конституционного Суда РФ от 24 апреля 2002 г. N 114-О "По жалобе граждан Вахонина Александра Ивановича и Смердова Сергея Дмитриевича на нарушение их конституционных прав частью третьей статьи 2202 УПК РСФСР"; определение Конституционного Суда РФ от 15 декабря 2000 г. N 239-О "По запросу Останкинского межмуниципального (районного) суда города Москвы о проверке конституционности части второй статьи 53 и пункта 1 части второй статьи 120 УПК РСФСР" и др.

*(6) См. подробнее: Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июля 2015 г. N 23-П "По делу о проверке конституционности положений частей третьей-седьмой статьи 109 и части третьей статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина С.В. Махина".

*(7) Определение Конституционного Суда РФ от 29 мая 2012 г. N 1148-О; определение Конституционного Суда РФ от 16 июля 2009 г. N 979-О-О; определение Конституционного Суда РФ от 23 июня 2015 г. N 1519-О; определение Конституционного Суда РФ от 25 февраля 2013 г. N 184-О.

*(8) К примеру, в информации Конституционного Суда РФ "Развитие судебной системы Российской Федерации: конституционно-правовые аспекты" (на основе решений Конституционного Суда РФ 2012-2013 годов) в п. 7 отмечается, что игнорирование федеральным законодателем принципа процессуальной экономии влечёт неоправданное и лишённое смысла использование временных, финансовых и кадровых ресурсов государства для рассмотрения дела (подготовлена Секретариатом Конституционного Суда РФ; одобрена решением Конституционного Суда РФ от 22 апреля 2014 г.

*(9) Например, профессор Ю. Ляхов именно в таком негативном контексте отзывается о "процессуальной экономии" (Гольцов А.Т., Роговая С.А. Информация о работе секции уголовно-процессуального права. - Евразийский юридический журнал, 2010, N 3 (22), с. 119).

*(10) Постановление Конституционного Суда РФ от 27 июня 2000 г. N 11-П "По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 47 и части второй статьи 51 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина В.И. Маслова".

*(11) Постановление Конституционного Суда РФ от 22 марта 2005 г. N 4-П "По делу о проверке конституционности ряда положений Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регламентирующих порядок и сроки применения в качестве меры пресечения заключения под стражу на стадиях уголовного судопроизводства, следующих за окончанием предварительного расследования и направлением уголовного дела в суд, в связи с жалобами ряда граждан".

*(12) Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 2013, с. 96.

*(13) Подробнее о последствиях игнорирования этого пожелания см.: Тимошенко А.А. Разумность как средство от формализма в науке и практике (уголовно-процессуальный аспект). - Российский журнал правовых исследований, 2014, N 4 (1), с. 162-169.