Влияние судебной практики на отдельные аспекты деятельности органов службы судебных приставов по наложению ареста на имущество должника
Поступательное повышение значения судебных решений в отечественной правоприменительной деятельности продиктовано стремлением придать больший авторитет судебной ветви власти, оптимизировать зачастую несовершенное законодательство и создать тем самым сбалансированное и устойчивое правовое регулирование общественных отношений.
Судебная практика традиционно для доктрины романо-германской правовой семьи рассматривается в качестве инструмента, способствующего правильному пониманию воли законодателя, что, однако, вовсе не исключает придания ей статуса источника права. Как справедливо отмечал известный правовед А.И. Рарог, "разъяснения, например, Пленума Верховного Суда Российской Федерации по вопросам судебной практики носят и должны носить рекомендательный характер, но с учетом высокого авторитета этого органа, квалифицированности и научной обоснованности его рекомендаций служат ориентиром для правильного и единообразного применения закона"*(1).
Судебная практика, будучи обобщением конкретных правовых позиций судебных органов, позволяет более оперативно и точно определять потребности правового регулирования, что, в конечном счете, повышает эффективность правового воздействия в целом. При этом категория "судебная практика" за последнее столетие стала наполняться несколько иным содержанием, отражающим тенденцию усиления роли решений вышестоящих судебных органов над нижестоящими*(2).
Более того, надлежит подчеркнуть все возрастающую роль и судебного прецедента как единичного решения, влияющего на весь процесс последующего правоприменения. "В романо-германской правовой семье, - по словам М.Н. Марченко, - реальный статус и реальная юридическая сила прецедента определяются не формально-юридическими актами, а фактическими жизненными обстоятельствами. Решающим для определения его реального правового статуса и его юридической силы будет не статут или любой иной формально-юридический акт, а реальные жизненные обстоятельства, а также практическая необходимость и потребность в прецеденте как источнике права"*(3).
В этой связи следует солидаризироваться с М.Л. Белкиным в том, что в настоящее время является неактуальным утверждение, согласно которому романо-германской системе права не присуще прецедентное право*(4). Признание и последовательное его применение гармонизируют деятельность суда, делают правосудие более предсказуемым и прозрачным, без чего невозможно построение правового государства. Причем скорейшее формирование унифицированного правоприменения необходимо, в первую очередь, в сферах, наиболее значимых с точки зрения их социальной направленности, а также в рамках осуществления стратегических функций государства.
В данном контексте следует отметить, что исполнение судебных решений и актов иных юрисдикционных органов выступает сегодня в качестве одного из важнейших механизмов защиты прав и законных интересов лиц, а соответственно в целом обеспечения стабильности складывающихся правоотношений.
Процедура исполнительного производства характеризуется вариативностью совершаемых исполнительных действий и применяемых мер принудительного исполнения. Особую роль при этом играет институт ареста, благодаря которому обеспечивается собственно возможность обращения взыскания на имущество должника. Примечательно, что многие из произошедших законодательных изменений, равно как и реализация правовых норм о наложении ареста в рамках исполнительного производства, в значительной степени подвержены воздействию судебного прецедента.
Принципиальным положением Федерального закона от 2 октября 2007 г. N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве"*(5) (далее - Закон об исполнительном производстве, Закон) стало исключение ареста из понятия обращения взыскания на имущество должника*(6). Если прежнее законодательство определяло, что обращение взыскания состоит из его ареста (описи), изъятия и принудительной реализации (ч. 1 ст. 46)*(7), то действующий Закон в указанную процедуру включает изъятие имущества и (или) его принудительную реализацию либо передачу взыскателю (ч. 1 ст. 69). Отсюда возникает вопрос о том, являются ли произошедшие изменения лишь следствием своеобразия юридической техники изложения нормативного материала или же за ними скрывается что-то большее? С учетом систематического толкования норм Закона об исполнительном производстве более вероятным выглядит второй вариант. Все дело в том, что ранее действовавшее законодательство устанавливало очередность наложения ареста на имущество должника-организации (ст. 59), что находило свое подтверждение также в арбитражных судебных актах*(8) и являлось логическим продолжением установленной очередности обращения взыскания на имущество должника в целом. Сейчас же судебный пристав-исполнитель, накладывая арест, вправе не применять правила очередности обращения взыскания на имущество должника, поскольку арест теперь не рассматривается законодателем в качестве элемента обращения взыскания*(9). Указанное решение позволяет судебному приставу-исполнителю более эффективно противодействовать недобросовестным должникам, пытающимся "вывести" имущество последующих очередей (как правило, наиболее ликвидное недвижимое имущество) из-под обращения взыскания путем заключения так называемых освободительных сделок, о которых еще будет сказано ниже.
Закон об исполнительном производстве 1997 г. предусматривал возможность наложения ареста на имущество должника одновременно с вынесением постановления о возбуждении исполнительного производства лишь при условии наличия соответствующего заявления взыскателя (ч. 5 ст. 9), что, безусловно, снижало эффективность предпринимаемых судебным приставом-исполнителем действий. При этом, как показывала практика, наложение в этой ситуации ареста судебным приставом-исполнителем по собственной инициативе влекло признание его действий незаконными*(10). Действующий Закон об исполнительном производстве под влиянием сложившейся судебной практики исправил ситуацию, закрепив в ст. 80 право судебного пристава-исполнителя по собственной инициативе налагать указанный арест.
Согласно ч. 5 ст. 80 Закона арест имущества должника производится с обязательным участием понятых с составлением акта о наложении ареста (описи имущества)*(11). При этом одним из основных требований к понятым является их незаинтересованность в исходе исполнительного производства (ст. 59 Закона об исполнительном производстве). Арбитражные суды, в свою очередь, склонны трактовать данный критерий достаточно широко. Участие, к примеру, в качестве понятых лиц, проходящих практику в службе судебных приставов, ВАС РФ было рассмотрено как обстоятельство, не свидетельствующее об их заинтересованности при проведении оспариваемых исполнительных действий*(12). Хотя указанный вывод суда представляется небесспорным.
Действующее законодательство в четком виде разграничивает исполнительные действия, совершаемые судебным приставом-исполнителем, примерный перечень которых приводится в ст. 64 Закона, и меры принудительного исполнения, под которыми понимаются действия, указанные в исполнительном документе, или действия, совершаемые судебным приставом-исполнителем в целях получения с должника имущества, в том числе денежных средств, подлежащих взысканию по исполнительному документу (ст. 68 Закона). По существу исполнительные действия носят подчиненный характер, основным предназначением которых является обеспечение надлежащего применения судебным приставом-исполнителем мер принудительного исполнения. Отсюда наложение ареста, по общему правилу, признается исполнительным действием (п. 7 ч. 1 ст. 64 Закона), однако если арест накладывается во исполнение судебного акта об аресте имущества, то он рассматривается уже в качестве меры принудительного исполнения (п. 5 ч. 3 ст. 68 Закона). В этом контексте не вполне понятна логика законодателя, который, устанавливая правило, согласно которому по приостановленному исполнительному производству до его возобновления применение мер принудительного исполнения не допускается (ч. 6 ст. 45 Закона), тем самым нисколько не ограничивает возможность совершения исполнительных действий. По приостановленному исполнительному производству вполне оправданным будет совершение таких исполнительных действий, как: вызов сторон, запрос необходимых сведений и т.д. Однако наложение ареста, вход в нежилые и жилые помещения, установление ограничений на выезд должника из Российской Федерации также рассматриваются законодателем в качестве исполнительных действий, и, следовательно, их совершение является допустимым даже по приостановленному исполнительному производству. Это противоречит устоявшейся судебной практике применения Закона 1997 г.*(13) и порождает целый комплекс проблем сегодня. Можно с уверенностью говорить о том, что установление подобных правил представляется далеко не во всех случаях обоснованным.
Определенные сложности, связанные с арестом имущества, возникают в ситуациях, когда возбужденные в отношении одного должника несколько исполнительных производств имущественного характера объединяются в сводное исполнительное производство (ст. 34 Закона). В частности, встает вопрос о том, сохраняется ли арест, наложенный в рамках отдельного исполнительного производства при погашении задолженности перед конкретным взыскателем в случае, когда оно, в свою очередь, объединено в сводное исполнительное производство, а судебным приставом-исполнителем никаких дополнительных постановлений о наложении ареста не выносилось. Арбитражные суды придерживаются мнения о необходимости распространения постановления судебного пристава-исполнителя о наложении ареста по отдельному исполнительному производству на все сводное исполнительное производство, ссылаясь при этом на отсутствие установленного в законе запрета*(14). Разумеется, распространение ареста на действующее сводное исполнительное производство служит непрерывности обеспечения прав взыскателей в пределах общей суммы взыскания исходя из размера задолженности*(15). Отметим, что предпосылкой для возникновения спорных ситуаций была ст. 55 прежнего Закона, устанавливавшая необходимость наложения ареста судебным приставом-исполнителем при объединении нескольких исполнительных производств в сводное исполнительное производство. И хотя, как показано выше, сам факт невынесения отдельного постановления о наложении ареста в порядке ст. 55, по мнению судов, не свидетельствовал о незаконности сохранения ареста, тем не менее с формальной точки зрения требование закона в этом случае не соблюдалось. Закон об исполнительном производстве (ст. 34) не закрепляет правила о необходимости вынесения судебным приставом-исполнителем дополнительного постановления о наложении ареста в рамках сводного исполнительного производства, что в целом соответствует сложившейся арбитражной практике.
Арест может быть наложен на любое имущество должника, за исключением того имущества, на которое в соответствии с федеральным законом не может быть обращено взыскание. В свою очередь, законодательно закреплено право должника на опцион, т.е. право указать имущество, на которое он просит обратить взыскание в первую очередь (ч. 5 ст. 69 Закона). К сожалению, в законодательстве не определены пределы осуществления указанного права должника на опцион, следствием чего является нерешенность, к примеру, вопроса о том, способен ли должник указать такое имущество для обращения взыскания в первую очередь, на которое в соответствии с правилами ст. 446 ГПК РФ не может быть обращено взыскание, и как в данной ситуации должен поступить судебный пристав-исполнитель, а также вправе ли он наложить арест на данное имущество. Судебной практики по данному вопросу как таковой, к сожалению, не сложилось. С одной стороны, должник реализует свое субъективное право, закрепленное в законе, однако, с другой, - ст. 446 ГПК РФ направлена на защиту интересов не только самого должника, но и членов его семьи. Судебный пристав-исполнитель же в рамках исполнительного производства не наделен полномочиями, которые позволили бы ему исследовать вопрос о том, нарушаются ли подобным решением должника интересы членов его семьи или нет. При таких условиях, полагаем, приоритет должен принадлежать императивным требованиям гражданского процессуального законодательства, и, соответственно, в этой части мнение должника учитываться не будет. Кроме того, данный вывод согласуется и с правилом о том, что окончательно очередность обращения взыскания на имущество должника определяется судебным приставом-исполнителем (ч. 5 ст. 69 Закона). Следовательно, при указании должником имущества, на которое он просит обратить взыскание в первую очередь из числа имущества, указанного в ст. 446 ГПК РФ, судебный пристав-исполнитель не вправе обращать на него взыскание, а, соответственно, и налагать арест.
Достаточно часто предметом рассмотрения судами становятся иски об освобождении имущества от наложения ареста, которые выступают в качестве способа защиты вещных прав наряду с виндикационными или негаторными исками, а также исками о признании права собственности. Главной задачей данного иска является защита прав собственника или титульного владельца в случае ареста принадлежащего ему имущества по долгам другого лица, что подчеркивается и арбитражными судами*(16).
Статья 119 Закона об исполнительном производстве предусматривает формулировку "иск об освобождении имущества от наложения ареста или исключении его из описи". Следует, однако, подчеркнуть, что требования об исключении из описи или освобождении от наложения ареста являются равнозначными по правовому результату*(17).
Одним из следствий предъявления данного иска в арбитражный суд должно быть обязательное приостановление исполнительного производства, что закреплено в п. 1 ч. 1 ст. 39 Закона об исполнительном производстве и нашло свое подтверждение в многочисленной арбитражной практике*(18). Причем обязанность по приостановлению исполнительного производства в данном случае возлагается именно на суд и не относится к компетенции судебного пристава-исполнителя*(19).
Неоднозначное толкование в арбитражной практике получил вопрос о том, кто может быть истцом по иску об освобождении имущества от наложения ареста (об исключении его из описи).
Так, Законом об исполнительном производстве установлено, что в случае возникновения спора, связанного с принадлежностью имущества, на которое обращается взыскание, с подобным иском вправе обратиться заинтересованные лица (ч. 1 ст. 119). Вместе с тем законодатель не определяет, кто может быть признан "заинтересованным лицом" и, следовательно, истцом по данному делу. Гражданское процессуальное законодательство также не содержит достаточно четких указаний по данному поводу. Как следует из абз. 1 ч. 2 ст. 442 ГПК РФ, заявленный лицами, не принимавшими участия в деле, спор, связанный с принадлежностью имущества, на которое обращено взыскание, рассматривается судом по правилам искового производства.
При сопоставлении абз. 1 ч. 2 ст. 442 ГПК РФ и ст. 119 Закона об исполнительном производстве следует, что истцом является лицо, не принимавшее участия в деле. Такое указание, однако, нельзя считать достаточно определенным. Кроме того, некоторые суды придерживаются противоположной точки зрения, отказывая в удовлетворении заявленных требований со ссылкой на то, что истец не являлся стороной исполнительного производства*(20). Безусловно, подобные выводы судебных органов являются не основанными на нормах Закона об исполнительном производстве и противоречат сущности данного средства процессуальной защиты лиц при совершении исполнительных действий. Разъяснение о лице, которое является истцом по иску об освобождении имущества от ареста, ранее содержалось в абз. 1 п. 28 постановления Пленума ВАС РФ от 25 февраля 1998 г. N 8 "О некоторых вопросах практики разрешения споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав"*(21), согласно которому в случае наложения ареста в порядке обеспечения иска или исполнения исполнительных документов на имущество, не являющееся собственностью должника и не принадлежащее ему на праве хозяйственного ведения или оперативного управления, собственник имущества (законный владелец) вправе обратиться с иском об освобождении имущества от ареста. Данный вывод полностью подтвержден и в п. 50 постановления Пленума ВС РФ и ВАС РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав".
Таким образом, можно сделать вывод, что истцом по иску об освобождении имущества от наложения ареста является собственник или титульный владелец арестованного имущества, который не является должником в исполнительном производстве. Данный подход находит свое подтверждение и в судах кассационной инстанции*(22).
В то же время весьма спорной является ситуация, когда взыскатель или один из взыскателей в сводном исполнительном производстве выступает в качестве лица, считающего себя собственником или другим титульным владельцем. В этом случае, как представляется, иск об освобождении имущества может быть предъявлен и лицом, участвующим в деле, т.е. взыскателем.
С учетом положений ст. 442 ГПК РФ иски об освобождении имущества от наложения ареста (исключении его из описи) должны предъявляться к должнику и взыскателю. На это обращается внимание в п. 51 постановления Пленума ВС РФ и ВАС РФ от 29 апреля 2010 г. N 10/22, в соответствии с которым ответчиками по искам об освобождении имущества от ареста являются: должник, у которого произведен арест имущества, и те организации или лица, в интересах которых наложен арест на имущество.
Если арест наложен в рамках сводного исполнительного производства, то в качестве ответчиков помимо должника привлекаются также все взыскатели по сводному исполнительному производству.
В том случае, если арест или опись имущества произведены в связи с конфискацией имущества, в качестве ответчиков привлекаются лицо, чье имущество подлежит конфискации, и соответствующий государственный орган. Если же арестованное или включенное в опись имущество уже реализовано в рамках исполнительного производства (ст. 87 Закона), иск предъявляется также к приобретателю имущества.
Следовательно, ответчиками по иску об освобождении имущества от наложения ареста являются стороны исполнительного производства (взыскатель и должник), а также в отдельных случаях могут быть и приобретатели имущества.
Иски об освобождении имущества от наложения ареста на практике зачастую инициируются лицами, которые пытаются использовать данный процессуальный механизм в качестве средства уклонения от надлежащего исполнения исполнительного документа, и "вывести" имущество из-под обращения взыскания на него. С этой целью должник после наложения ареста нередко заключает с третьими лицами договоры купли-продажи или совершает иные сделки об отчуждении арестованного имущества. В самом же договоре дата его заключения указывается ранее момента наложения ареста. Подобные договоры именуются также "освободительными сделками". Суды же склонны рассматривать их в качестве мнимых, т.е. сделок, совершенных лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия (ст. 170 ГК РФ), и, соответственно, не могущих использоваться в качестве доказательств наличия у истца права собственности на арестованное имущество*(23). Более того, если переход права собственности по договору подлежит государственной регистрации и к моменту наложения ареста данный переход права на арестованное имущество зарегистрирован не был, то требования истца об освобождении имущества от наложения ареста не подлежат удовлетворению*(24). При этом наличие исполненного договора не является подтверждением права собственности покупателя, так как единственным доказательством его существования является факт государственной регистрации. После же получения спорного имущества по акту приема-передачи истец стал владеть им лишь как предметом исполнения обязательства по договорам купли-продажи. Иными словами, у истца в рассматриваемом случае возникло обязательственное, но не вещное право.
При совершении исполнительного действия по наложению ареста может сложиться ситуация, когда судебный пристав-исполнитель описывает не все находящееся у должника имущество. Взыскатель в этом случае вправе обратиться в суд с заявлением о признании незаконным бездействия судебного пристава-исполнителя, выразившегося в непроведении описи и ареста принадлежащего должнику имущества. Доказать, однако, факт нахождения у должника иного имущества в момент проведения описи, как показывает арбитражная практика, крайне сложно*(25). С этой целью целесообразно в акте описи и ареста делать замечания по существу произведенных действий судебным приставом-исполнителем, указывая, в частности, на неосуществление действий по включению в опись имущества должника с обязательным указанием его индивидуализирующих признаков.
О необходимости отражения в акте описи и ареста со стороны должника всех обстоятельств наложения ареста на его имущество свидетельствует, в частности, и следующее.
Исходя из норм Закона об исполнительном производстве арест может включать в себя не только запрет распоряжаться имуществом, но и при необходимости - ограничение права пользования им. Так, при аресте имущества, расположенного на товарном складе, судебный пристав-исполнитель вправе опломбировать склад должника. На практике же возникают случаи, когда находящееся на опломбированном складе имущество должника не указывается в акте описи и ареста, составленном судебным приставом-исполнителем. Акт ревизии при этом не может служить надлежащим доказательством по делу, поскольку констатирует нахождение на складе иного имущества на момент проведения ревизии, но не свидетельствует о нахождении на складе спорного имущества на момент описи и ареста имущества*(26). В этой ситуации наиболее оптимальным решением для должника является указание в акте описи и ареста возражений относительно количества, наименований и технического состояния арестованного имущества. В противном случае доказать подобные факты в арбитражных судах крайне затруднительно.
Таким образом, проведение даже краткого анализа отдельных вопросов, возникающих в части наложения ареста на имущество должника, убедительно доказывает наличие существенного влияния судебной практики как на сам процесс совершенствования законодательства об исполнительном производстве, так и на правоприменительную деятельность в обозначенной сфере, что, в свою очередь, заставляет нас переосмысливать подлинное место судебной практики и прецедента в системе источников права Российской Федерации.
Библиографический список
1. Белкин М.Л. Роль судебного прецедента в реализации принципов правового государства // Мировой судья. 2010. N 3.
2. Марченко М.Н. Особенности судебного прецедента в системе романо-германского права // Государство и право. 2006. N 8.
3. Рарог А.И. Правовое значение разъяснений Пленума Верховного Суда РФ // Государство и право. 2001. N 2.
4. Тепляшин П.В. Перспективы судебного прецедента в сфере исполнения уголовных наказаний // Российский судья. 2010. N 10.
В.А. Гуреев,
кандидат юридических наук, заведующий
кафедрой организации службы судебных приставов
и исполнительного производства Российской
правовой академии Минюста России
"Законы России: опыт, анализ, практика", N 1, январь 2012 г.
-------------------------------------------------------------------------
*(1) Рарог А.И. Правовое значение разъяснений Пленума Верховного Суда РФ // Государство и право. 2001. N 2. С. 53.
*(2) См.: Тепляшин П.В. Перспективы судебного прецедента в сфере исполнения уголовных наказаний // Российский судья. 2010. N 10.
*(3) Марченко М.Н. Особенности судебного прецедента в системе романо-германского права // Государство и право. 2006. N 8. С. 28.
*(4) См.: Белкин М.Л. Роль судебного прецедента в реализации принципов правового государства // Мировой судья. 2010. N 3. С. 10-12.
*(5) СЗ РФ. 2007. N 41. Ст. 4849.
*(6) В соответствии с ч. 4 ст. 80 Закона об исполнительном производстве арест имущества должника включает запрет распоряжаться имуществом, а при необходимости - ограничение права пользования имуществом или изъятие имущества.
*(7) Речь идет о Федеральном законе от 21 июля 1997 г. N 119-ФЗ "Об исполнительном производстве" (утратил силу).
*(8) См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 9 июня 2007 г. по делу N 09АП-5558/2007-АК.
*(9) Более того, законодатель, по всей видимости, желая подчеркнуть данный факт, прямо указал на возможность неприменения судебным приставом-исполнителем правил об очередности обращения взыскания на имущество к аресту (ч. 1 ст. 80).
*(10) См.: Постановление ФАС Центрального округа от 21 сентября 2006 г. по делу N А54-915/2006С10. Хотя встречалась и противоположная позиция арбитражных судов, указывающих, что арест имущества должника как мера принудительного исполнения принимается судебным приставом-исполнителем по его усмотрению вне зависимости от наличия соответствующего заявления взыскателя. См.: Постановление ФАС Восточно-Сибирского округа от 18 декабря 2006 г. по делу N А19-7628/06-36-Ф02-7197/06-С2.
*(11) Присутствие понятых и составление акта о наложении ареста не требуются при аресте, исполняемом регистрирующим органом, аресте денежных средств, находящихся на счетах в банке или иной кредитной организации, аресте ценных бумаг и денежных средств, находящихся у профессионального участника рынка ценных бумаг на счетах.
*(12) См.: Определение ВАС РФ от 5 марта 2007 г. N 1775/07.
*(13) См.: Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 11 июля 2007 г. по делу N Ф08-4156/07; постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 21 марта 2005 г. N Ф04-1678/2005(9833-А27-12) и др.
*(14) См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 1 октября 2007 г. по делу N 09АП-11181/2007-АК, которым было оставлено без изменения решение Арбитражного суда г. Москвы от 20 июня 2007 г. по делу N А40-22081/07-146-139.
*(15) Новый Закон устанавливает, что размером задолженности признается размер, необходимый для исполнения требований, содержащихся в исполнительном документе, с учетом взыскания расходов по совершению исполнительных действий, исполнительского сбора и штрафов, наложенных судебным приставом-исполнителем в процессе исполнения исполнительного документа (ч. 2 ст. 69 Закона).
*(16) См.: Постановление Десятого арбитражного апелляционного суда от 27 февраля 2008 г. по делу N А41-К2-18259/07.
*(17) См.: Постановление ФАС Северо-Западного округа от 23 ноября 2004 г. по делу N А56-8385/04.
*(18) См.: Постановления ФАС Поволжского округа от 4 марта 2008 г. по делу N 14483/2006-13; ФАС Западно-Сибирского округа от 5 апреля 2007 г. по делу N Ф04-1607/2007(32673-Ф45-28), от 13 марта 2006 г. по делу N А05-18993/2005-2; Постановление ФАС Центрального округа от 22 июня 2005 г. по делу N А35-2113/05-С5 и др.
*(19) См.: Решение Арбитражного суда г. Москвы от 19 июля 2007 г. по делу N А40-27310/07-79-196.
*(20) См.: Решение Арбитражного суда Республики Башкортостан от 11 июля 2007 г. по делу N А07-9389/07 // http://kad.arbitr.ru/.
*(21) В настоящее время отменено.
*(22) См.: Постановление ФАС Уральского округа от 4 октября 2007 г. по делу N Ф09-8113/07-С1.
*(23) См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 17 мая 2007 г. по делу N 09АП-5606/2007-ГК // http://kad.arbitr.ru.
*(24) См.: Постановление ФАС Московского округа от 10 сентября 2007 г. по делу N А40/8880-07.
*(25) См.: Постановление Девятого арбитражного апелляционного суда от 9 июня 2007 г. по делу N 09АП-5558/2007-АК.
*(26) См.: Определение ВАС РФ от 22 августа 2007 г. по делу N 10060/07.
Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.
Влияние судебной практики на отдельные аспекты деятельности органов службы судебных приставов по наложению ареста на имущество должника
Автор
В.А. Гуреев - кандидат юридических наук, заведующий кафедрой организации службы судебных приставов и исполнительного производства Российской правовой академии Минюста России
"Законы России: опыт, анализ, практика", 2012, N 1