Постановление Европейского Суда по правам человека от 2 октября 2012 г. Дело "Абдулхаков (Abdulkhakov) против Российской Федерации" (Жалоба N 14743/11) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая Секция)

Дело "Абдулхаков (Abdulkhakov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 14743/11)

Постановление Суда

Страсбург, 2 октября 2012 г.

По делу "Абдулхаков против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Нины Ваич, Председателя Палаты,

Анатолия Ковлера,

Пэра Лоренсена,

Элизабет Штейнер,

Ханлара Гаджиева,

Линоса-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 11 сентября 2012 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 14743/11, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Узбекистана Муроджоном Адихамжоновичем Абдулхаковым (далее - заявитель) 6 марта 2011 г.

2. Интересы заявителя представляли Е. Рябинина и Д. Тренина, адвокат, практикующая в Москве. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что выдача Узбекистану подвергнет его угрозе жестокого обращения, что его содержание под стражей в целях выдачи являлось незаконным и что отсутствовала эффективная судебная проверка его содержания под стражей.

4. 8 марта 2011 г. председатель Первой Секции решил применить правило 39 Регламента Суда и указал властям Российской Федерации, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления.

5. 6 мая 2011 г. Европейский Суд коммуницировал жалобу властям Российской Федерации. В соответствии с пунктом 1 статьи 29 Конвенции Европейский Суд решил рассмотреть данную жалобу одновременно по вопросу приемлемости и по существу.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1979 году. В настоящее время он скрывается в Таджикистане.

A. Сведения о заявителе и его прибытие в Россию

7. Заявитель проживал в селе Султанабод Андижанской области, расположенном в Ферганской долине Узбекистана. Он работал плотником.

8. Описанные заявителем события, предшествовавшие его выезду из Узбекистана, могут быть кратко изложены следующим образом.

9. 25 мая 2009 г. в соседнем городе Ханабаде был сожжен отдел милиции. Несколько свидетелей рассказали, что видели автомобиль, принадлежащий жителю Султанабода. Владелец автомобиля был задержан. Милиция установила, что он является мусульманином и регулярно посещает мечеть.

10. Имам местной мечети был задержан, его пытали, заставляя раскрыть имена прихожан мечети. В частности, он назвал К., который обучал Корану. К. был также задержан и подвергнут пыткам. Он назвал милиции имена своих учеников, включая имя заявителя.

11. Заявителя вызвали в местный отдел милиции, где он был избит с целью получения признания в причастности к экстремистской деятельности. Однако он был освобожден после подкупа милиционеров его родственниками. Заявитель был оштрафован за участие в незаконных религиозных собраниях и молениях вне мечети.

12. Как утверждает заявитель, все задержанные после событий 25 мая 2009 г. были осуждены за антиправительственную деятельность и приговорены к лишению свободы.

13. 24 августа 2009 г. заявитель выехал в Казахстан. Его семья, включая родителей, одного из братьев, жену и трех малолетних детей, осталась в Узбекистане.

14. 8 сентября 2009 г. в доме заявителя в Султанабоде прошел обыск, во время которого была найдена книга религиозного содержания. Ему позвонил местный сотрудник милиции, который потребовал от него вернуться в Узбекистан.

15. 4 ноября 2009 г. заявитель выехал из Казахстана в Россию. Сначала он направился в Казань, где проживал другой его брат, а затем, 8 декабря 2009 г., выехал на поезде в Москву. Он намеревался следовать в дальнейшем на Украину, где планировал просить о признании беженцем.

B. Возбуждение уголовного дела против заявителя в Узбекистане, задержание заявителя в России и запрос о его выдаче Узбекистану

16. 20 сентября 2009 г. Управление внутренних дел Андижанской области обвинило заявителя в участии в экстремистской организации религиозного, сепаратистского или фундаменталистского характера (часть 1 статьи 244.2 узбекского Уголовного кодекса).

17. 9 октября 2009 г. Андижанский городской суд принял решение об аресте заявителя. 13 октября 2009 г. он был объявлен в розыск.

18. 24 октября 2009 г. Управление внутренних дел Андижанской области изменило обвинения, выдвинутые против заявителя. Он обвинялся в участии в экстремистской организации религиозного, сепаратистского или фундаменталистского характера, контрабанде экстремистских материалов, хранении и распространении материалов, содержащих экстремистские, сепаратистские и фундаменталистские идеи, использовании религии в целях нарушения гражданского согласия, распространении клеветнических, дестабилизирующих обстановку сообщений и совершении иных деяний, направленных против установленных правил поведения в обществе и общественной безопасности, и призывах к неконституционному изменению существующего государственного строя, захвату власти либо к неконституционному нарушению единства территории Республики Узбекистан (преступлениях, предусмотренных частью 1 статьи 244.2, частью 1 246, частью 3 статьи 244.1, частью 3 статьи 159 узбекского Уголовного кодекса). В частности, заявитель обвинялся в членстве в запрещенной организации "джамаат", которая предположительно распространяла "сепаратистские, фундаменталистские или экстремистские идеи ваххабизма". Предполагалось, что члены этой организации проводили регулярные религиозные собрания и собирали денежные средства. Заявитель также обвинялся в контрабанде религиозной литературы Мухаммада Рафика Камолиддина и Абдували Мирзаева, которая предположительно "распространяла неконституционные и антиправительственные настроения" и содержала "клеветнические взгляды, враждебные по отношению к традиционному исламу". Управление внутренних дел заключило из вышеизложенного, что, будучи членом запрещенной религиозной организации и ввозя контрабандным способом экстремистскую религиозную литературу, заявитель распространял идеи ваххабизма, призывал к созданию исламского халифата, основанного на шариате, и "клеветал на демократическую систему, существующую в Республике Узбекистан".

19. 8 декабря 2009 г. Управление внутренних дел Москвы уведомило антитеррористический орган Андижанской области о том, что согласно имеющейся у него информации заявитель прибудет в Москву. На следующий день антитеррористический орган Андижанской области подтвердил, что заявитель разыскивается узбекскими властями по обвинениям в членстве в экстремистской организации религиозного, сепаратистского или фундаменталистского характера и что в отношении него выдан ордер на арест. Он просил Управление внутренних дел Москвы содержать заявителя под стражей до получения запроса о выдаче, который будет направлен безотлагательно.

20. 9 декабря 2009 г., сразу после прибытия в Москву, заявитель был задержан.

21. 30 декабря 2009 г. Генеральная прокуратура Российской Федерации получила запрос о выдаче заявителя от Генерального прокурора Узбекистана. Узбекская прокуратура предоставила заверение о том, что заявитель не будет выдан третьему государству, преследоваться или наказываться за любые преступления, совершенные до выдачи и не указанные в запросе о выдаче, без согласия России. Она также указала, что после отбытия наказания он сможет покинуть Узбекистан.

22. 31 декабря 2009 г., 19 января и 3 февраля 2010 г. Министерство иностранных дел, Федеральная миграционная служба и Федеральная служба безопасности Российской Федерации (далее - ФМС) уведомили Генерального прокурора о том, что заявитель не имеет российского гражданства, и отсутствуют препятствия для его выдачи Узбекистану.

23. 5 мая 2010 г. заместитель генерального прокурора Узбекистана дал дополнительные заверения. Он предоставил гарантию того, что заявитель не будет подвергнут пытке, насилию или иным формам бесчеловечного или унижающего достоинство обращения и что будут соблюдаться права защиты. Он также заверил, что узбекские власти не намерены преследовать заявителя по политическим мотивам или в связи с его расой или религиозными взглядами.

C. Решения о содержании заявителя под стражей

24. 10 декабря 2009 г. московско-рязанский транспортный прокурор вынес решение о заключении заявителя под стражу. Он ссылался на выдачу ордера на арест Андижанским городским судом, на статью 61 Минской конвенции 1993 года и на статью 108 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ).

25. 18 января 2010 г. московско-рязанский транспортный прокурор повторно вынес постановление о содержании заявителя под стражей. Он ссылался на запрос о выдаче, полученный от узбекских властей, и на часть 2 статьи 466 УПК РФ.

26. 8 февраля 2010 г. Мещанский районный суд Москвы продлил срок содержания заявителя под стражей до 9 июня 2010 г. со ссылкой на статью 109 УПК РФ. 7 апреля 2010 г. Московский городской суд оставил это постановление без изменения.

27. 9 июня 2010 г. Мещанский районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 9 сентября 2010 г. со ссылкой на статью 109 УПК РФ. 28 июля 2010 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил это постановление без изменения. Он, в частности, указал, что содержание заявителя под стражей соответствует статье 61 Минской конвенции 1993 года и части 2 статьи 466 УПК РФ.

28. 7 сентября 2010 г. Мещанский районный суд дополнительно продлил срок содержания заявителя под стражей до 9 декабря 2010 г.

29. Заявитель подал жалобу 9 сентября 2010 года. 1 декабря 2010 г. Московский городской суд отклонил его жалобу и оставил постановление от 7 сентября 2010 г. без изменения.

30. 8 декабря 2010 г. Московский городской суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 9 июня 2011 г. на том основании, что разбирательство по поводу его выдачи еще продолжается.

31. 16 декабря 2010 г. заявитель подал жалобу. 20 января 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу, оставил решение о продлении срока без изменения.

32. 9 июня 2011 г. московско-рязанский транспортный прокурор распорядился об освобождении заявителя под личное поручительство его адвоката. Ссылаясь на статью 109 УПК РФ (см. § 84 настоящего Постановления), он нашел, что максимальный срок содержания под стражей, предусмотренный российским законодательством, истек и что в настоящее время выдача заявителя невозможна в связи с указанием предварительной меры Европейским Судом.

D. Ходатайства о признании беженцем и предоставлении временного убежища

33. 22 декабря 2009 г. заявитель обратился в ФМС по вопросу о предоставлении статуса беженца. В частности, он указал, что преследовался в Узбекистане за свои религиозные взгляды. Заявитель боялся применения пытки с целью принуждения к признанию в преступлениях, которых он не совершал.

34. 13 апреля 2010 г. Управление ФМС по Москве отклонило его ходатайство.

35. 6 сентября 2010 г. это решение было подтверждено заместителем руководителя ФМС. Он нашел, что ввиду того, что большинство населения Узбекистана составляют мусульмане, преследование заявителя за приверженность исламу маловероятно. Хотя, по данным, предоставленным Министерством иностранных дел, узбекские власти осуществляют плотный контроль религиозной жизни населения, это оправдывается их законным намерением ограничить влияние радикальных исламских организаций, таких как "Джамаат-и-Ислами". Федеральная миграционная служба не имеет полномочий для проверки обоснованности обвинений, выдвинутых против заявителя в Узбекистане. Таким образом, представляется, что ходатайство о признании беженцем мотивировалось стремлением заявителя избежать уголовной ответственности. Что касается утверждений заявителя об угрозе жестокого обращения в Узбекистане, они не могут служить основанием для предоставления статуса беженца. В то же время наличие подобной угрозы в случае ее обоснованности может служить основанием для предоставления временного убежища.

36. Заявитель обжаловал отказ в Басманный районный суд Москвы. Он указал, что ФМС презюмировала его виновность в совершении вменявшихся ему преступлений и пренебрегла его доводом о том, что он преследовался за религиозные убеждения. Он утверждал, что подвергся пытке и штрафу за моление вне мечети и что уголовное дело было возбуждено против него после обнаружения в его доме религиозной книги, которая никогда не признавалась экстремистской и не запрещалась властями. Он также сослался на прецедентную практику Европейского Суда, в частности, на дела "Юлдашев против Российской Федерации" (Yuldashev v. Russia) (жалоба N 1248/09, Постановление от 8 июля 2010 г.* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2011.)), "Абдулажон Исаков против Российской Федерации" (Abdulazhon Isakov v. Russia) (жалоба N 14049/08, Постановление от 8 июля 2010 г.* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2011.)) и "Каримов против Российской Федерации" (Karimov v. Russia) (жалоба N 54219/08, Постановление от 29 июля 2010 г.* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2011.)), в которых Европейский Суд при сходных обстоятельствах установил, что принудительное возвращение заявителей в Узбекистан повлечет нарушение статьи 3 Конвенции.

37. 19 ноября 2010 г. Басманный районный суд подтвердил решение от 6 сентября 2010 г. Он указал, что мотивы отказа в признании беженцем, выдвинутые ФМС, являлись убедительными и что заявитель не обосновал свое утверждение о том, что преследуется за религиозные убеждения.

38. Заявитель подал жалобу. Он повторил доводы, выдвинутые в ФМС и Басманном районном суде. Заявитель также сослался на доклады организации "Международная амнистия", упоминающие преследования и жестокое обращение с членами религиозных исламских групп меньшинства.

39. 24 декабря 2010 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение от 19 ноября 2010 г. без изменения, найдя его законным, обоснованным и мотивированным.

40. 16 июня 2011 г. заявитель обратился в ФМС с ходатайством о предоставлении временного убежища, сославшись на угрозы жестокого обращения и преследования за религиозные убеждения.

41. 13 июля 2011 г. Управление ФМС по Москве отклонило ходатайство. Оно установило, что заявитель не мог преследоваться за религиозные убеждения, поскольку относился к суннитскому направлению ислама, которому следуют 80% населения Узбекистана. Выдвинутые против него обвинения представляются обоснованными. Также существенно, что заявитель никогда не обращался за разрешением на проживание или работу в России. Таким образом, не имелось оснований для предоставления ему временного убежища.

42. В неустановленную дату в октябре 2011 года заместитель руководителя ФМС отменил решение от 13 июля 2011 г. и направил ходатайство о предоставлении временного убежища на новое рассмотрение в Управление ФМС по Москве.

43. По-видимому, разбирательство о предоставлении временного убежища еще продолжается.

44. Письмом от 18 ноября 2011 г. Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (далее - УВКБ) уведомило адвоката заявителя о том, что заявителю предоставлен статус беженца. Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев установило, что он испытывает обоснованное опасение в связи с преследованием и жестоким обращением в Узбекистане из-за религиозных и вменяемых политических взглядов.

E. Решение о выдаче заявителя и последующее обжалование

45. 14 мая 2010 г. заместитель Генерального прокурора принял решение о выдаче заявителя Узбекистану. Прокурор перечислил выдвинутые против заявителя обвинения и нашел, что его действия являются наказуемыми в соответствии с российским уголовным законодательством. Решение о выдаче было вынесено в связи с попыткой свержения конституционного строя Узбекистана и распространением материалов, представляющих угрозу для национальной безопасности и общественного порядка. Прокурор установил, что вышеперечисленные преступления соответствуют действиям, направленным на насильственное изменение конституционного строя, и публичным призывам к осуществлению экстремистской деятельности, которые преследуются в соответствии с российским уголовным законодательством. Однако прокурор отказал в выдаче заявителя в связи с контрабандой экстремистских материалов, поскольку она не признавалась преступлением согласно российскому уголовному законодательству, и членством в "Джамаате", поскольку эта организация не была признана в России экстремистской или террористической.

46. Заявитель обжаловал решение о выдаче в Московском городском суде. Он утверждал, что выдвинутые против него обвинения являются необоснованными и фактически он преследовался узбекскими властями в связи с религиозными убеждениями. В случае выдачи Узбекистану ему угрожали бы пытка и другие формы жестокого обращения. Из докладов органов ООН и авторитетных международных неправительственных организаций следует, что пытка широко распространена в Узбекистане, и обвиняемые часто дают признательные показания под давлением. Заявитель также ссылался на прецедентную практику Европейского Суда, в частности, на дела "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov and Others v. Russia) (жалоба N 2947/06, Постановление от 24 апреля 2008 г.* (* Там же. N 2/2009.)) и "Муминов против Российской Федерации" (Muminov v. Russia) (жалоба N 42502/06, Постановление от 11 декабря 2008 г.) относительно выдачи Узбекистану.

47. На слушании Р., специалист по беженцам из Средней Азии, подтвердила, что обвинения в соответствии со статьей 159 узбекского Уголовного кодекса (покушение на свержение конституционного строя Узбекистана, захват власти и нарушение территориальной целостности Узбекистана) в большинстве случаев являются политически мотивированными. Обвинения на основании статьи 159 часто предъявлялись против лиц, критикующих власти или принадлежащих к религиозным направлениям, которые не одобряются государством. Такие лица подвергаются намного более высокому риску жестокого обращения. По ее мнению, заявитель преследовался за религиозные убеждения и отправление религиозных обрядов. Она сделала этот вывод, в частности, из того факта, что он преследовался за хранение религиозной книги Абдували Мирзаева, авторитетного имама, последователи которого часто привлекали внимание узбекских властей. Существенно то, что книги этого автора не запрещены в Узбекистане или какой-либо другой стране. Она также сослалась на прецедентную практику Европейского Суда, согласно которой дипломатические заверения не являются достаточными для обеспечения адекватной защиты от угрозы жестокого обращения.

48. Свидетель со стороны заявителя Н., ранее работавший следователем в Узбекистане, утверждал, что жестокое обращение широко распространено в этой стране. Подозреваемые подвергаются пыткам для получения признательных показаний, которые в дальнейшем используются против них в суде. Он также подтвердил объяснения Р. о том, что обвинения в соответствии со статьей 159 узбекского Уголовного кодекса часто предъявляются верующим, посещающим мечеть, молящимся или носящим бороду. Все лица, обвиняемые на основании статьи 159, подвергались пыткам.

49. Заявитель просил суд рассмотреть доклады органов ООН и правозащитных организаций о ситуации в Узбекистане и постановления Европейского Суда. Его ходатайство было отклонено.

50. На слушании заявитель также оспаривал вывод прокурора о том, что вменяемые ему действия наказываются в соответствии с российским уголовным законодательством. Заявитель утверждал, что в соответствии с российским законодательством преследуется только покушение на насильственное свержение конституционного строя, тогда как он не обвинялся в применении насилия. Хранение религиозных книг также не может квалифицироваться как публичные призывы к экстремистской деятельности.

51. 29 декабря 2010 г. Московский городской суд оставил без изменения решение о выдаче. Он указал, что узбекские и российские органы соблюдали процедуру выдачи, предусмотренную применимым международным правом и национальным законодательством. Заявитель обвинялся в совершении преступлений, наказываемых в соответствии с узбекским и российским уголовными законодательствами, и не имеется данных о том, что он преследовался за политические взгляды или религиозные убеждения. Московский городской суд установил, что международные доклады, экспертные заключения и прецедентная практика Европейского Суда, на которые ссылался заявитель, не имеют значения, поскольку они характеризовали общую ситуацию в Узбекистане, а не личные обстоятельства заявителя. Показания Н. также не имеют значения, так как он ссылался на ситуацию, имевшую место в 1999 - 2002 годах. Узбекские власти предоставили заверения о том, что заявитель не подвергнется пытке. Не имелось оснований ставить под сомнение действительность этих заверений, которые были предоставлены компетентным государственным органом - Генеральной прокуратурой Узбекистана. Таким образом, городской суд решил, что заверения были достаточными для исключения любой угрозы жестокого обращения. Он также указал, что вопрос виновности или невиновности заявителя не входил в пределы проверки, предпринятой экстрадирующими органами.

52. Заявитель обжаловал решение. Он повторно изложил свои доводы, выдвинутые в Московском городском суде, и ссылался на статью 3 Конвенции. Он также утверждал, что дипломатические заверения о том, что он не будет подвергнут жестокому обращению, являлись недостоверными в отсутствие механизма мониторинга их соблюдения или ответственности за нарушение подобных заверений.

53. 14 марта 2011 г. Верховный Суд Российской Федерации отклонил жалобу и оставил решение от 29 декабря 2010 г. без изменений, найдя его законным и обоснованным. Он согласился с выводом городского суда о том, что международные доклады о ситуации в Узбекистане не имеют значения, поскольку они не основаны на "реальных данных". Он также указал, что дипломатические заверения, предоставленные узбекскими властями, являлись достаточными для обеспечения адекватной защиты от последующего жестокого обращения с заявителем, так как в случае нарушения заверений в отношении заявителя Россия отказала бы в выдаче других лиц. Кроме того, заявитель не предоставил доказательств того, что подобные заверения нарушались в прежних делах.

F. Похищение заявителя и его передача Таджикистану

54. Как утверждает заявитель, днем 23 августа 2011 г. он встретился в центре Москвы с двумя знакомыми, К. и А. Они были остановлены милиционером, который проверил их удостоверения личности.

55. Сразу после этого пять или шесть человек в гражданской одежде схватили их за руки и заставили сесть в фургон. Похитители надели черные пластиковые мешки им на головы и положили их на пол фургона.

56. Примерно в 16.00 они приехали в лес за пределами Москвы. Их избили, угрожали им оружием, а также обжигали им руки зажигалкой.

57. В начале ночи на них надели наручники, заставили сесть в фургон и отвезли в аэропорт 24 августа 2011 г., в 1.00. Их доставили прямо на взлетную полосу, они остановились рядом с самолетом. Затем их отвели на борт самолета в сопровождении двух охранников. Пассажиры зашли позже. Самолет взлетел в 1.40 и приземлился в Худжанде (Таджикистан) через три с половиной часа.

58. В Худжандском аэропорту заявитель, K. и A. были переданы таджикской милиции. Им на головы вновь надели черные пластиковые мешки, их разделили и посадили в разные автомобили.

59. Заявитель был доставлен в отдел милиции Худжанда, где находился три дня. Он подвергался жестокому обращению, и от него требовали дать показания против К. Сотрудники милиции угрожали связать его и бросить в реку, говоря, что никто не знает о его нахождении в Таджикистане, поскольку он не проходил проверки перед вылетом.

60. 26 августа 2011 г. заявитель был доставлен в Душанбе. Его отвезли в отдел милиции и допросили. На следующий день его перевели в изолятор, где он находился до 2 сентября 2011 г.

61. 30 августа 2011 г. Шохмансурский районный суд заключил заявителя под стражу в целях выдачи Узбекистану.

62. 2 сентября 2011 г. заявитель был переведен в следственный изолятор N 1 Душанбе.

63. 22 ноября 2011 г. заявителю сообщили, что суд принял решение о его освобождении. Он был освобожден на следующий день.

64. В справке, выданной Министерством юстиции Таджикистана, указывалось, что заявитель отбыл "срок лишения свободы" с 27 августа по 22 ноября 2011 г.

65. Заявитель скрывался с этого времени. Намереваясь вернуться в Россию, он просил УВКБ оказать ему содействие в восстановлении паспорта, изъятого ФМС в Москве.

G. Официальная проверка по поводу похищения заявителя

66. В неустановленную дату следователь Следственного комитета Замоскворецкого района Москвы начал проверку обстоятельств похищения заявителя.

67. 20 января 2012 г. следователь отказал в возбуждении уголовного дела по факту происшествия.

68. 26 марта 2012 г. исполняющий обязанности руководителя Замоскворецкого районного следственного комитета отменил постановление от 20 января 2012 г. и назначил дополнительную проверку. Он счел необходимым допросить адвоката заявителя и получить информацию о пересечении заявителем российской границы.

69. Проверка была возобновлена. В неустановленные даты с 26 марта по 5 апреля 2012 г. следователь поручил местной полиции найти свидетелей похищения заявителя. В тот же период он направил запросы о информации относительно заявителя в Федеральную службу безопасности, местный отдел транспортного управления Министерства внутренних дел, ФМС, орган пограничного контроля в аэропорту Домодедово и другие государственные органы.

70. Представляется, что проверка еще продолжается.

II. Применимое международное право и национальное законодательство и практика

A. Процедура выдачи

1. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации

71. Глава 54 УПК РФ 2002 года регулирует процедуру выдачи.

72. Решение Генерального прокурора о выдаче может быть обжаловано в суд (часть 1 статьи 463). В этом случае выдача не производится вплоть до вступления в законную силу судебного решения (часть 6 статьи 462).

73. Проверка законности и обоснованности решения о выдаче лица производится в течение одного месяца со дня получения жалобы судом. Решение принимается в открытом судебном заседании составом из трех судей с участием прокурора, лица, в отношении которого принято решение о выдаче, и его защитника (часть 4 статьи 463).

74. В ходе судебного рассмотрения суд не обсуждает вопросы виновности лица, подавшего жалобу, ограничиваясь проверкой соответствия решения о выдаче данного лица законодательству и международным договорам Российской Федерации (часть 6 статьи 463).

75. Часть 1 статьи 464 содержит условия отказа в выдаче. Так, выдача лица не допускается, если: лицо, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, является гражданином Российской Федерации (пункт 1), лицу, в отношении которого поступил запрос иностранного государства о выдаче, предоставлено убежище в Российской Федерации (пункт 2), в отношении указанного в запросе лица на территории Российской Федерации за то же самое деяние вынесен вступивший в законную силу приговор или прекращено производство по уголовному делу (пункт 3), в соответствии с законодательством Российской Федерации уголовное дело не может быть возбуждено или приговор не может быть приведен в исполнение вследствие истечения сроков давности или по иному законному основанию (пункт 4), имеется вступившее в законную силу решение суда Российской Федерации о наличии препятствий для выдачи данного лица в соответствии с законодательством и международными договорами Российской Федерации (пункт 5 части 1 статьи 464). Наконец, в выдаче должно быть отказано, если деяние, послужившее основанием для запроса иностранного государства о выдаче, согласно уголовному законодательству Российской Федерации не является преступлением (пункт 6 части 1 статьи 464).

76. В случае, когда иностранный гражданин, в отношении которого поступил запрос о выдаче, подвергается уголовному преследованию или отбывает наказание за другое преступление на территории Российской Федерации, его выдача может быть отсрочена до прекращения уголовного преследования, освобождения от наказания по любому законному основанию либо до исполнения приговора (часть 1 статьи 465).

2. Практика Верховного Суда Российской Федерации

77. В Постановлении от 14 июня 2012 г. N 11 Пленум Верховного Суда Российской Федерации указал со ссылкой на статью 3 Конвенции, что лицо также не подлежит выдаче в случае, если имеются серьезные основания полагать, что в запрашивающем государстве оно может быть подвергнуто не только пыткам, но и бесчеловечному либо унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. В выдаче лица может быть отказано, когда исключительные обстоятельства свидетельствуют о том, что выдача повлечет опасность для его жизни и здоровья, в том числе с учетом его возраста и физического состояния. Российские органы, рассматривающие вопрос о выдаче, должны проверять, имеются ли основания полагать, что заинтересованное лицо может быть приговорено к смертной казни, подвергнуто жестокому обращению или преследованиям в связи с его расой, религиозными убеждениями, гражданством, этническим или социальным происхождением или политическими взглядами. Судам необходимо принимать во внимание как общую ситуацию, касающуюся соблюдения прав и свобод человека в запрашивающем государстве, так и конкретные обстоятельства дела, которые в своей совокупности могут свидетельствовать о наличии или об отсутствии серьезных оснований полагать, что лицо может быть подвергнуто вышеупомянутому обращению или наказанию. Суды могут учитывать, например, показания лица, в отношении которого принято решение о выдаче, свидетелей, заключение Министерства иностранных дел Российской Федерации о ситуации с соблюдением прав и свобод человека в запрашивающем государстве, гарантии запрашивающего государства, а также доклады и иные документы, принятые в отношении такого государства компетентными органами ООН и Европейским комитетом по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания.

B. Заключение под стражу для обеспечения возможной выдачи и судебная проверка содержания под стражей

1. Конституция Российской Федерации

78. Конституция Российской Федерации гарантирует право на свободу (статья 22):

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность.

2. Арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению. До судебного решения лицо не может быть подвергнуто задержанию на срок более 48 часов".

2. Минская конвенция 1993 года

79. Конвенция СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 года (далее - Минская конвенция), сторонами которой являются Россия и Узбекистан, предусматривает, что при исполнении поручения об оказании правовой помощи запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны (пункт 1 статьи 8).

80. К требованию о выдаче должно быть приложено постановление о заключении под стражу (пункт 2 статьи 58). По получении требования о выдаче запрашиваемая Договаривающаяся Сторона немедленно принимает меры к розыску и взятию под стражу лица, выдача которого требуется, за исключением случаев, когда выдача не может быть произведена (статья 60).

81. Лицо, выдача которого требуется, по ходатайству может быть взято под стражу и до получения требования о выдаче. В ходатайстве должны содержаться ссылка на постановление о взятии под стражу и указание на то, что требование о выдаче будет предоставлено дополнительно (пункт 1 статьи 61). О взятии под стражу или задержании до получения требования о выдаче необходимо немедленно уведомить другую Договаривающуюся Сторону. Лицо может быть задержано и без такого ходатайства, если имеются основания подозревать, что оно совершило на территории другой Договаривающейся Стороны преступление, влекущее выдачу* (* Последнее предложение цитирует пункт 3 той же статьи (прим. переводчика).) (пункт 2 статьи 61).

82. Лицо, взятое под стражу согласно пункту 1 статьи 61 Минской конвенции, должно быть освобождено, если требование о выдаче со всеми приложенными к нему документами не будет получено запрашиваемой Договаривающейся Стороной в течение 40 дней со дня взятия под стражу (пункт 1 статьи 62).

3. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации

83. Термин "суд" раскрывается в УПК РФ как "любой суд общей юрисдикции, рассматривающий уголовное дело по существу и выносящий решения, предусмотренные настоящим Кодексом" (пункт 48 статьи 5). Термин "судья" определяется УПК РФ как "должностное лицо, уполномоченное осуществлять правосудие" (пункт 54 статьи 5).

84. Глава 13 УПК РФ регулирует применение мер пресечения. Такие меры включают содержание под стражей, которое применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений, за которые уголовным законом предусмотрено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения (части 1 и 3 статьи 108). Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать двух месяцев (часть 1 статьи 109), но этот срок может быть продлен до шести месяцев судьей (часть 2 статьи 109). Срок содержания под стражей может быть продлен до 12 месяцев или при исключительных обстоятельствах до 18 месяцев только в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений (часть 3 статьи 109). Дальнейшее продление срока по истечении 18 месяцев не допускается, и заключенный подлежит немедленному освобождению (часть 4 статьи 109). Мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает необходимость, или изменяется на более строгую или более мягкую, когда изменяются основания для избрания меры пресечения. Отмена или изменение меры пресечения производится по постановлению следователя, прокурора либо по определению суда (статья 110).

85. Глава 16 УПК РФ ("Обжалование действий и решений суда и должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство") предусматривает судебную проверку решений и действий или бездействия следователя или прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства (часть 1 статьи 125). Компетентным судом считается суд, к территориальной юрисдикции которого относится место проведения предварительного следствия (там же).

86. Глава 54 УПК РФ ("Выдача лица для уголовного преследования или исполнения приговора") регулирует порядок выдачи. При получении запроса о выдаче лица, если при этом не предоставлено решение судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, прокурор в целях обеспечения возможности выдачи лица решает вопрос о необходимости избрания ему меры пресечения в установленном порядке (часть 1 статьи 466). При получении запроса о выдаче лица, если при этом предоставлено решение судебного органа об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу, прокурор может поместить лицо, выдача которого требуется, под домашний арест или заключить его под стражу в отсутствие предварительного одобрения его решения судом Российской Федерации (часть 2 статьи 466).

4. Относимая прецедентная практика Конституционного и Верховного Судов Российской Федерации

ъ87. 4 апреля 2006 г. Конституционный Суд рассмотрел жалобу Н., который утверждал, что отсутствие ограничений сроков содержания лица под стражей в целях выдачи несовместимо с конституционными гарантиями против произвольного содержания под стражей. В Определении N 101-O от той же даты Конституционный Суд отказал в принятии жалобы к рассмотрению. По его мнению, отсутствие в части 1 статьи 466 УПК РФ положений, которые прямо бы устанавливали основания применения заключения под стражу в качестве меры пресечения, не указывает на неопределенность в вопросе о ее соответствии Конституции Российской Федерации. Пункт 1 статьи 8 Минской конвенции предусматривает, что при исполнении поручения об оказании правовой помощи запрашиваемое учреждение применяет законодательство своей страны, то есть порядок, который установлен УПК РФ. Этот порядок определен, например, частью 1 статьи 466 УПК РФ и нормами его главы 13 ("Меры пресечения"), действие которых как общих норм, предусмотренных частью первой УПК РФ, распространяется на все стадии и формы уголовного судопроизводства, в том числе на производство по запросам иностранных государств об оказании им по уголовным делам правовой помощи путем выдачи лиц для уголовного преследования. Соответственно, часть 1 статьи 466 УПК РФ не дает властям возможности применять меру пресечения в виде содержания под стражей без соблюдения порядка, предусмотренного УПК РФ, или сроков, установленных этим кодексом. Европейский Суд также уклонился от анализа части 2 статьи 466 УПК РФ, отметив, что она не применялась в деле Н.

88. 1 марта 2007 г. Конституционный Суд в Определении N 333-О-П указал, что статьи 61 и 62 Минской конвенции, регулирующие содержание лица под стражей до получения запроса о выдаче, не определяют орган или должностное лицо, уполномоченные принимать решение о заключении под стражу, порядок его принятия или сроки. В соответствии со статьей 8 Минской конвенции применимый порядок и срок устанавливаются национальным законодательством.

89. Конституционный Суд также напомнил свой последовательный подход, согласно которому объем конституционного права на свободу и личную неприкосновенность является одинаковым для иностранных граждан, лиц без гражданства и граждан Российской Федерации. К иностранным гражданам и лицам без гражданства не может быть применено без судебного решения задержание на срок более 48 часов. Это конституционное требование служит гарантией не только от произвольного продления срока задержания свыше 48 часов, но и от неправомерного задержания как такового, поскольку суд в любом случае оценивает законность и обоснованность применения задержания к конкретному лицу. Конституционный Суд указал, что часть 1 статьи 466 УПК РФ во взаимосвязи с положениями Минской конвенции не может быть истолкована как обеспечивающая возможность задержания лица на основании ходатайства иностранного государства на срок свыше 48 часов без решения российского суда. Мера пресечения в виде заключения под стражу может применяться к такому лицу только в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законодательством, и с соблюдением сроков, установленных главой 13 УПК РФ.

90. 19 марта 2009 г. Конституционный Суд Определением N 383-О-О отказал в принятии жалобы на нарушение конституционных прав положением части 2 статьи 466 УПК РФ, пояснив, что она "не устанавливает сроки содержания под стражей и не определяет основания и порядок избрания меры пресечения, она лишь закрепляет правомочие прокурора на исполнение уже состоявшегося решения компетентного судебного органа иностранного государства о заключении под стражу лица, обвиняемого в совершении преступления. Таким образом, оспариваемая_ норма не может рассматриваться как нарушающая конституционные права [заявителя]...".

91. 10 февраля 2009 г. Пленум Верховного Суда принял Постановление N 1, в котором разъяснил, что постановление прокурора о помещении лица под домашний арест или заключении под стражу для обеспечения возможной выдачи может быть обжаловано в суд на основании статьи 125 УПК РФ.

92. 29 октября 2009 г. Пленум Верховного Суда принял Постановление N 22, в котором указал, что согласно части 1 статьи 466 УПК РФ применение заключения под стражу к лицу, в отношении которого проводится экстрадиционная проверка, допускается лишь по судебному постановлению, если не предоставлено решение судебного органа запрашивающего государства об избрании в отношении данного лица меры пресечения в виде заключения под стражу. Суд санкционирует заключение под стражу в данной ситуации в соответствии со статьей 108 УПК на основании ходатайства прокурора о применении меры пресечения в виде заключения под стражу. При принятии решения о применении меры пресечения в виде заключения под стражу судье надлежит проверить фактические и правовые основания для избрания этой меры пресечения. Если к запросу о выдаче прилагается решение судебного органа иностранного государства о заключении такого лица под стражу, то прокурор вправе заключить его под стражу без подтверждения судом указанного решения (часть 2 статьи 466 УПК РФ) на срок, не превышающий два месяца, и решение прокурора может быть обжаловано в суд в соответствии со статьей 125 УПК РФ. Продлевая срок содержания под стражей в отношении такого лица, суду необходимо руководствоваться положениями статьи 109 УПК РФ.

93. В своем недавнем Постановлении от 14 июня 2012 г. N 11 Пленум Верховного Суда разъяснил, что до получения запроса о выдаче мера пресечения, в том числе в виде заключения под стражу, может быть избрана судом только в случаях, непосредственно предусмотренных международным договором Российской Федерации, таким как статья 61 Минской конвенции. Решение о заключении под стражу и продлении срока содержания под стражей принимается российским судом в соответствии с порядком и соблюдением сроков, установленных статьями 108 и 109 УПК РФ. В постановлении должны быть указаны срок заключения под стражу и дата его истечения. Если надлежащим образом оформленный запрос о выдаче не получен в течение месяца или 40 дней, если запрашивающее государство является стороной Минской конвенции, лицо, выдача которого требуется, подлежит немедленному освобождению из-под стражи.

C. Статус беженцев

1. Женевская конвенция 1951 года о статусе беженцев

94. Статья 33 Конвенции ООН о статусе беженцев 1951 года, которая была ратифицирована Россией 2 февраля 1993 г., предусматривает следующее:

"1. Договаривающиеся Государства не будут никоим образом высылать или возвращать беженцев на границу страны, где их жизни или свободе угрожает опасность вследствие их расы, религии, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений.

2. Это постановление, однако, не может применяться к беженцам, рассматриваемым в силу уважительных причин в качестве угрозы безопасности страны, в которой они находятся, или осужденным вошедшим в силу приговором в совершении особенно тяжкого преступления и представляющим общественную угрозу для страны".

2. Закон о беженцах

95. Закон о беженцах (Закон от 19 февраля 1993 г. N 4258-I) включил определение термина "беженец", которое содержится в статье 1 Женевской конвенции 1951 года, дополненной Протоколом 1967 года, касающимся статуса беженцев. Закон определяет беженца как лицо, которое не является гражданином Российской Федерации и которое в силу вполне обоснованных опасений стать жертвой преследований по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений находится вне страны своей гражданской принадлежности и не может пользоваться защитой этой страны или не желает пользоваться подобной защитой вследствие таких опасений, или, не имея определенного гражданства и находясь вне страны своего прежнего обычного местожительства в результате подобных событий, не может или не желает вернуться в нее вследствие этих опасений (подпункт 1 пункта 1 статьи 1).

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Номер названного Закона от 19 февраля 1993 г. следует читать как "4528-I"

96. Закон не распространяется на лицо, в отношении которого имеются серьезные основания предполагать, что оно совершило преступление против мира, военное преступление или преступление против человечества либо тяжкое преступление неполитического характера вне пределов страны убежища и до того, как оно было допущено в эту страну в качестве лица, ходатайствующего о признании беженцем (подпункты 1, 2 пункта 1 статьи 2).

97. Лицо, ходатайствующее о признании беженцем или признанное беженцем, не может быть возвращено на территорию государства, где его жизни или свободе будет угрожать опасность по признаку расы, вероисповедания, гражданства, национальности, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений (пункт 1 статьи 10).

98. Если лицо отвечает критериям, установленным в подпункте 1 пункта 1 статьи 1, или если оно не отвечает данным критериям, но не может быть выдворено или депортировано из России по гуманным побуждениям, ему может быть предоставлено временное убежище (пункт 2 статьи 12). Лицо, получившее временное убежище, не может быть возвращено против его воли на территорию государства своей гражданской принадлежности или своего прежнего обычного местожительства (пункт 4 статьи 12).

III. Международные материалы

A. Доклады органов ООН и неправительственных организаций о ситуации в Узбекистане

1. Ситуация относительно жестокого обращения и религиозных преследований в Узбекистане

(a) Органы ООН

99. В своем докладе от 3 февраля 2003 г., представленном в соответствии с Резолюцией Комиссии ООН по правам человека 2002/38 (E/CN.4/2003/68/Add.2), специальный докладчик по вопросу о пытках Тео ван Бовен охарактеризовал ситуацию в Узбекистане следующим образом:

"_66. Сочетание несоблюдения принципа презумпции невиновности, хотя он гарантирован Конституцией (статья 25) и УПК (статья 23), дискреционных полномочий следователей и прокуроров в отношении свиданий адвокатов и родственников с лицами, находящимися под стражей, а также отсутствие независимости судебной системы и якобы имеющей место безудержной коррупцией в судебной системе и правоохранительных органах, по-видимому, способствуют использованию незаконных методов расследования. Чрезмерные полномочия в общем уголовном судопроизводстве прокуроров, которые, как предполагается, одновременно ведут предварительное уголовное расследование и осуществляют надзор за ним, предъявляют обвинение и следят за соблюдением существующих правовых гарантий против пыток в ходе уголовного расследования и в местах содержания под стражей, ставят расследование жалоб в слишком большую зависимость от их доброй воли...

68. Исходя из многочисленных свидетельских показаний (в том числе в связи с рядом смертей лиц, находившихся под стражей), которые специальный докладчик получил в ходе своей миссии, в том числе и от тех, чей явный страх вынудил их просить не раскрывать их имена и, следовательно, кто не мог извлечь никакой личной выгоды из своих утверждений, он считает, что пытки или аналогичные виды жестокого обращения носят систематический характер, как это было определено Комитетом против пыток. Хотя с абсолютной определенностью можно подтвердить лишь очень небольшое число случаев применения пыток, собранные многочисленные свидетельские показания, лишь ограниченная часть которых представлена в дополнении II к настоящему докладу, дают настолько четкое описание методов пыток, а также мест и обстоятельств, в которых применяются пытки, что невозможно отрицать широкое распространение и устойчивый характер практики применения пыток в ходе следствия. Специальный докладчик также отмечает, что пытки и другие формы жестокого обращения, похоже, применяются неизбирательно в отношении лиц, обвиняемых в деятельности, которая квалифицируется как тяжкие преступления, например, действия против государственных интересов, а также в отношении мелких преступников и других лиц_".

100. Впоследствии специальный докладчик ООН по вопросу о пытках заявил на 2-й сессии Совета ООН по правам человека 20 сентября 2006 г. следующее:

"_Применение пыток в Узбекистане носит систематический характер, как указывается в отчете о визите в страну в 2002 году моего предшественника Тео ван Бовена. В подтверждение этих заключений в рамках моего мандата продолжают поступать тревожные сообщения о применении пыток узбекскими правоохранительными органами... С учетом таких значительных, серьезных и убедительных доказательств систематических пыток, применяемых сотрудниками правоохранительных органов в Узбекистане, я продолжу призывать правительства воздерживаться от передачи лиц в Узбекистан. Запрет пыток является абсолютным, и государства рискуют нарушить данный запрет - свои обязательства по международному праву, - передавая лиц в страны, где они рискуют подвергнуться пыткам. Я повторяю, что дипломатические заверения не носят обязательного характера, подрывают существующие обязательства государств по запрещению пыток, являются неэффективными и ненадежными в обеспечении защиты возвращенных лиц и поэтому государства не должны полагаться на них".

101. Вернувшись к ситуации относительно пыток в Узбекистане, специальный докладчик ООН заявил на 3-й сессии Совета ООН по правам человека 18 сентября 2008 г.:

"_741. Специальный докладчик... подчеркнул, что продолжает получать серьезные утверждения о пытках со стороны должностных лиц узбекских правоохранительных органов...

744. С учетом вышеизложенного имеется недостаточно данных, включая поступившие от правительства, которые могли бы устранить эти сведения или иным образом убедить специального докладчика в том, что положение с пытками значительно улучшилось после визита 2002 года...".

102. В соответствующей части своего доклада 2010 года (CCPR/C/UZB/CO/3) Комитет по правам человека ООН указал следующее:

"_11. Комитет с озабоченностью отмечает продолжающие поступать сообщения о пытках и жестоком обращении, ограниченном количестве обвинительных приговоров в отношении виновных и в целом мягкости применяемых мер наказания, включая простые дисциплинарные меры, а также свидетельства того, что лица, несущие ответственность за такие деяния, были амнистированы, и что расследования утверждений о пытках/жестоком обращении носят в целом неадекватный или недостаточный характер. У него также вызывают озабоченность сообщения об использовании судами доказательств, полученных под принуждением, несмотря на решение Верховного суда 2004 года о недопустимости доказательств, полученных незаконным путем...

19. У Комитета вызывают тревогу установленные ограничения на свободу вероисповедания и убеждений, в том числе для членов незарегистрированных религиозных групп. У него вызывают обеспокоенность по-прежнему поступающие сообщения о предъявлении обвинений этим лицам и лишении их свободы. У него также вызывает озабоченность установленная в статье 216.2 Уголовного кодекса уголовная ответственность за "обращение верующих одних конфессий в другие (прозелитизм) и другую миссионерскую деятельность" (CCPR/C/UZB/3, пункт 707) (статья 18)...".

(b) Неправительственные организации

103. В своем докладе от 29 марта 2004 г. "Создавая врагов государства: религиозные преследования в Узбекистане"* (* На сайте этой организации название доклада переведено как "Создавая образ врага: религиозные преследования в Узбекистане" (прим. переводчика).) ("Creating Enemies of the State: Religious Persecution in Uzbekistan") организация "Хьюман райтс уотч" отметила:

"_В течение последнего десятилетия правительство Узбекистана преследовало независимых мусульман. Эта кампания религиозного преследования повлекла задержание, пытки, публичное унижение и содержание под стражей в крайне бесчеловечных условиях примерно 7 000 человек.

Кампания направлена против не склонных к насилию верующих, которые проповедуют или изучают ислам вне официальных учреждений и указаний. К их числу относятся независимые имамы и их последователи, так называемые ваххабиты - термин, который некорректно используется правительством для поношения лиц в качестве "фундаменталистов". Наиболее многочисленными объектами кампании являлись приверженцы ненасильственной группы "Хизб ут-Тахрир" (Партия освобождения), чье учение об исламском государстве правительство находит мятежным...

Международное право прав человека гарантирует лицам право на исповедание религии или выражение убеждений. Политика и практика узбекского правительства прямо противоречат этим стандартам, поскольку они наказывают определенных верующих за содержание их убеждений, обмен информацией с другими лицами или участие в ненасильственной ассоциации. В обращении с независимыми мусульманами применяемые узбекскими властями систематические пытки, жестокое обращение, публичные унижения и отказ в надлежащей процедуре также нарушают обязательства страны с точки зрения международного права.

В настоящем докладе задокументированы эти нарушения. Он разъясняет, как государство криминализует законные религиозные обряды и убеждения и как оно квалифицирует осуществление прав на свободу совести, выражения мнения и объединения с другими в качестве попыток свержения правительства. Доклад подробно описывает суровые испытания, через которые независимые мусульмане прошли после задержания и на всем протяжении содержания под стражей, которое в отдельных случаях продолжается до 20 лет. Большинство лиц, истории которых задокументированы в этом докладе, остаются в заключении. Они подвергались пыткам и другим формам ненадлежащего обращения со стороны милиции в целях получения признательных показаний. Они претерпевали одиночное заключение, отказ в доступе к защитнику и справедливом судебном разбирательстве, осуждались на основании сфабрикованных доказательств. Они продолжают страдать от пыток и жестокого обращения при отбытии наказания в узбекских тюрьмах. Мы также задокументировали задержания, запугивание и устрашение членов их семей, включая публичные осуждения в советском стиле, которые организуют должностные лица на местах против предполагаемых исламских "фундаменталистов"...

Наконец, в докладе описываются препятствия, с которыми независимые мусульмане сталкиваются при обращении в государственные органы, включая суды, управление омбудсмана и прокуратуру. В нем также отмечается запугивание, с которым они иногда сталкиваются при подаче жалоб в международные организации...

После 2000 года задержания и осуждения независимых мусульман - в основном, членов "Хизб ут-Тахрир", но и других лиц, обвиняемых в "ваххабизме", - продолжались и превысили количество лиц, вышедших на свободу после применения президентских указов об амнистии 2001 и 2002 годов. Начиная с 25 сентября 2003 г. "Хьюман райтс уотч" проанализировала и внесла дела 1 229 независимых мусульман в свою базу данных религиозных заключенных в Узбекистане. Ожидают рассмотрения и включения в базу данных дела еще примерно 150 лиц, осужденных по обвинениям, связанным с религиозной деятельностью, убеждениями или членством. Исследователи российской правозащитной организации "Мемориал" задокументировали дела 1 967 независимых мусульман.

В то время как правоохранительные органы проводят кампанию по всей стране, представляется, что наиболее масштабные задержания имели место в столичном городе Ташкенте и ряде городов Ферганской долины. Подавляющее большинство дел, задокументированных "Хьюман райтс уотч" и "Мемориалом", касаются задержаний лиц из этих регионов.

Как сообщается в настоящем докладе, действия правительства были направлены на устранение предполагаемой угрозы исламского "фундаментализма" и "экстремизма" путем подавления и наказания мусульман, не согласных с правительственным контролем религии. Политика была задумана и направлена на удаление харизматического ислама из политического баланса, на предотвращение потенциального соперничества правительства Каримова и независимо мыслящими мусульманскими лидерами за авторитет и лояльность населения. Опасения относительно религии как конкурента в сердцах и умах людей являются частью советского наследства, но правительство Каримова освоило этот проект, применив унаследованные методы контроля и введя новую тактику предотвращения вызова правительственной власти со стороны религии.

В числе первых объектов правительственной кампании были мусульманские духовные лидеры, которые отказались ограничить свои проповеди и учения тем, что диктовала государственная власть. Иные действия "неподчинения" колебались в диапазоне сопротивления правительственному запрету на призыв людей к молитве, отказа от восхваления Президента Каримова во время религиозных обрядов и открытой дискуссии относительно преимуществ исламского государства или применения мусульманского права до отказа информировать органы безопасности о прихожанах и других религиозных лидерах. Правительственные органы безосновательно причисляли этих духовных лидеров к "ваххабитам" и запугивали или задерживали лиц, имевших тесные или случайные связи с ними: прихожан, включая тех, кто иногда посещал их богослужения до того, как эти лидеры впали в немилость, учеников имамов, служащих мечетей и даже их родственников...

Для целей настоящего доклада термин "независимые мусульмане" применяется к тем мусульманам, которые не подчиняются правительственной политике в своих религиозных обрядах, убеждениях и при выражении мнения. Те, кто рискуют быть отнесенным к "фундаменталистам", не разделяют идентичный набор убеждений и обрядов. Судьи узбекского правительства считают подозрительными всех мусульман, выражающих свои религиозные убеждения способом, выходящим за пределы установленных им параметров. Независимость в этом контексте не обязательно означает разрыв с традиционными религиозными обрядами, и она не предполагает, что независимые мусульмане принимают активное решение оспаривать волю государства. Предпринятая в Узбекистане кампания против независимого ислама направлена против мусульман, которые не проявляют объективной независимости от государства, но просто кажутся представителям государства "слишком благочестивыми".

Члены "Хизб ут-Тахрир", как и те мусульмане, которых государство считает "ваххабитами", в большинстве случаев сами определяют себя как суннитов-ханафитов, как и большинство мусульман в Узбекистане, а не как приверженцев ваххабизма, понимаемого в контексте Саудовской Аравии. Некоторые так называемые ваххабиты были отнесены к этой категории потому, что молились пять раз в день, что некоторые местные власти в областях Узбекистана считают свидетельством чрезмерного или подозрительного благочестия, или слишком заметно проявляли свои религиозные убеждения путем ношения бороды или чалмы, закрывавшей лицо_".

104. В докладе "Международной амнистии" по Узбекистану 2009 года, опубликованном в мае этого же года, сообщалось, что данная организация продолжает получать сведения о распространении пыток и жестокого обращения от лиц, подозреваемых в членстве в запрещенных исламских группах или в совершении террористических преступлений. В докладе подчеркивалось, что узбекские власти продолжают активно добиваться выдачи этих лиц от соседних государств, включая Россию, и что большинство возвращенных Узбекистану лиц содержатся в одиночном заключении, что повышает риск применения пытки или жестокого обращения.

105. 1 мая 2010 г. Организация "Международная амнистия" опубликовала документ под названием "Узбекистан: краткий обзор текущих проблем прав человека" ("Uzbekistan: A Briefing on Current Human Rights Concerns"), в котором указывалось следующее:

"_"Международная амнистия" полагает, что после так называемых Андижанских событий мая 2005 года в Узбекистане имело место серьезное ухудшение ситуации с правами человека...

Особенное беспокойство в свете заявленных Узбекистаном усилий по устранению безнаказанности и ограничению жестокого, бесчеловечного и унижаюшего достоинство обращения вызывают продолжающиеся утверждения о пытке и ином жестоком обращении со стороны должностных лиц правоохранительных органов и тюремного персонала, включая сообщения об изнасиловании заключенных женщин...

Несмотря на заявления Узбекистана о том, что пыточная практика значительно уменьшилась, "Международная амнистия" продолжает получать сообщения о распространении пыток и иного жестокого обращения с лицами, содержащимися под стражей и отбывающими наказание в виде лишения свободы.

Согласно этим сообщениям в большинстве случаев власти уклонялись от проведения безотлагательного, тщательного и беспристрастного расследования утверждений о пытках или ином жестоком обращении. "Международная амнистия" обеспокоена преобладанием безнаказанности, поскольку преследование лиц, подозреваемых в пытках или ином жестоком обращении, остается исключением из правила...

Также поступают утверждения о том, что лица, возвращаемые в Узбекистан из других стран по запросам о выдаче, содержатся в одиночном заключении, что увеличивает риск применения пыток или иного жестокого обращения, и лишены справедливого судебного разбирательства. Например, в одном деле 2008 года лицо, возвращенное в Узбекистан из России, было приговорено к 11 годам лишения свободы после несправедливого судебного разбирательства. Его родственники сообщили, что после возвращения в Узбекистан он содержался в одиночном заключении три месяца, в течение которых он подвергался пыткам и иному жестокому обращению под стражей. Он не имел доступа к адвокату по своему выбору, и судья признал допустимыми доказательства, предположительно полученные за счет пыток_".

106. В январе 2011 года организация "Хьюман райтс уотч" опубликовала ежегодный Всемирный доклад 2010 года. В соответствующей части главы "Узбекистан" указывалось следующее:

"_В 2010 году ситуация с правами человека в Узбекистане оставалась вопиюще неудовлетворительной, каких-либо существенных изменений к лучшему не наблюдалось. Продолжались преследования гражданских активистов, представителей оппозиции и независимых журналистов, а также внесистемных верующих...

Пытки по-прежнему носили массовый характер. Несмотря на вступление в силу в 2008 году норм о судебном санкционировании заключения под стражу, права задержанных нарушались на всех стадиях уголовного судопроизводства. Рекомендации по искоренению пыток, предложенные профильным спецдокладчиком ООН в 2003 году, на деле оставались нереализованными.

Подозреваемым отказывали в доступе к адвокату, в то время как это является важнейшей гарантией предупреждения пыток при досудебном содержании под стражей. Пытки и другие незаконные методы применялись милицией для принуждения задержанных к признанию и к даче нужных показаний. При этом власти, как правило, отказывались расследовать заявления обвиняемых о недозволенном обращении...

Несмотря на конституционные гарантии свободы религии, власти продолжали многолетнюю кампанию произвольных арестов и пыток мусульман, чья религиозная практика не санкционирована государством, или тех, кто принадлежит к незарегистрированным религиозным организациям. В 2010 году по делам о религиозном экстремизме было арестовано или осуждено свыше 100 человек_

Сотрудничество правительства Узбекистана с международными институтами оставалось проблемным. Ташкент так не предоставил приглашений восьми тематическим механизмам ООН, запросившим посещение страны, в том числе по пыткам и по правозащитникам...".

107. В соответствующей части главы об Узбекистане ежегодного доклада организации "Международная амнистия" за 2011 год, опубликованного в мае того же года, указывалось следующее:

"_Сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать так же часто, как и прежде. Десятки последователей малых течений ислама были приговорены к длительным срокам лишения свободы по итогам несправедливых процессов...

Пытки и другие виды жестокого обращения

Несмотря на утверждения властей о том, что применение пыток значительно сократилось, сообщения о пытках и других видах жестокого обращения продолжали поступать с той же частотой. В большинстве случаев власти не проводили незамедлительных, тщательных и беспристрастных расследований этих утверждений.

Несколько тысяч человек, осужденных за принадлежность к исламским партиям и движениям, запрещенным в Узбекистане, а также критики и политические противники правительства продолжали отбывать длительные сроки лишения свободы в условиях, равносильных жестокому, бесчеловечному и унижающему достоинство обращению.

Узбекистан вновь отказал специальному докладчику ООН по вопросу о пытках в посещении страны, несмотря на многократные просьбы_

Борьба с терроризмом и общественная безопасность

В числе множества задержанных в качестве подозреваемых или сочувствующих ИДУ, СИД и "Хизб-ут-Тахрир" в 2009 году оказались лица, которые посещали незарегистрированные мечети, учились у независимых имамов и ездили за границу либо подозревались в связях с запрещенными исламскими организациями. Считается, что многих длительное время содержали под стражей без суда и следствия. Поступали сообщения о пытках и несправедливых процессах_

Свобода вероисповедания

Правительство сохраняло жесткий контроль над религиозными общинами, мешая им осуществлять право на свободу вероисповедания. Наиболее болезненно это коснулось представителей незарегистрированных течений, таких как христиане-евангелисты и мусульмане, посещающие неподконтрольные государству мечети_".

2. Реакция на террористические акты в Ташкенте и Ферганской долине 2009 года

108. Организация "Международная амнистия" выпустила 1 мая 2010 г. документ, озаглавленный "Узбекистан: краткий обзор текущих проблем прав человека" ("Uzbekistan: A Briefing on Current Human Rights Concerns"), в котором указывалось следующее:

"_"Международная амнистия" обеспокоена сообщениями о нарушениях прав человека, допускаемых в контексте заявленной цели защиты национальной безопасности и борьбы с терроризмом после ряда нападений и убийств, имевших место по всей стране в 2009 году_

"Международная амнистия" обеспокоена тем, что реакция властей на нападения, имевшие место в мае и августе 2009 года, несовместима с обязательствами соблюдения запретов произвольных задержаний и пыток или иного жестокого обращения и правом на справедливое судебное разбирательство, предусмотренным Международным пактом о гражданских и политических правах.

Сообщалось о нападениях в Ферганской долине и столице Ташкенте в мае и августе 2009 года соответственно. В июле 2009 года в Ташкенте были убиты симпатизировавший правительству имам и высокопоставленный сотрудник милиции. "Союз исламского джихада" (СИД) принял ответственность за нападения в Ферганской долине: на отдел милиции, пограничный пункт и правительственное учреждение в Ханабаде 26 мая 2009 г., а также за взрыв бомбы с участием смертника в отделе милиции Андижана в тот же день...

За этими преступлениями последовали сообщения о новых волнах произвольных задержаний. Среди десятков задержанных в качестве подозреваемых членов или сторонников трех вышеупомянутых организаций были мужчины и женщины, которые посещали незарегистрированные мечети, обучались у независимых имамов, выезжали за границу или обучались там или имели родственников, проживающих за границей, или подозревались в принадлежности к запрещенным исламистским группам. По-видимому, многие заключались под стражу без предъявления обвинений или суда в течение длительного времени, предположительно подвергались пыткам и/или осуждались после несправедливых судебных разбирательств.

В сентябре 2009 года, в начале первого судебного разбирательства в отношении лиц, обвиненных в связи с майскими нападениями в Ферганской долине, правозащитники сообщали, что разбирательство является закрытым, несмотря на имевшие место ранее заверения президента и генерального прокурора о том, что судебный процесс будет открытым и справедливым. Однако независимые наблюдатели не были допущены в зал судебных заседаний. Родственники некоторых обвиняемых сообщили правозащитникам, что привлеченные ими адвокаты не были ознакомлены с материалами дела и не были допущены в зал судебных заседаний...".

109. В своем ежегодном докладе 2011 года, опубликованном в мае того же года, "Международная амнистия" указывала следующее:

"_Борьба с терроризмом и общественная безопасность

В январе начались закрытые судебные процессы по делам почти 70 лиц, обвиняемых в причастности к нападениям в Ферганской долине и столице страны Ташкенте в мае и августе 2009 года, а также к убийству лояльного правительству имама и высокопоставленного сотрудника органов внутренних дел в Ташкенте в июле 2009 года. Власти обвиняли в нападениях и убийствах "Исламское движение Узбекистана" (далее - ИДУ), "Союз исламского джихада" (далее - СИД) и исламистскую партию "Хизб-ут-Тахрир" (все эти организации запрещены в Узбекистане). В числе множества задержанных в качестве подозреваемых или сочувствующих ИДУ, СИД и "Хизб-ут-Тахрир" в 2009 году оказались лица, которые посещали незарегистрированные мечети, учились у независимых имамов и ездили за границу либо подозревались в связях с запрещенными исламскими организациями. Считается, что многих длительное время содержали под стражей без суда и следствия. Поступали сообщения о пытках и несправедливых процессах...".

110. В соответствующей части главы об Узбекистане Международного доклада о религиозной свободе 2010 года, опубликованного в ноябре 2010 года Государственным департаментом США, сообщалось:

"_Летом 2009 года произошли два громких убийства, одно покушение на убийство и одна перестрелка в Ташкенте, что, как утверждает правительство, имело религиозную основу (например, нападение было совершено на главного имама города Ташкента). В последующие месяцы по меньшей мере 200 человек были задержаны якобы в связи с этими преступлениями, многим были предъявлены обвинения в принадлежности к экстремистской религиозной организации и попытке свержения конституционного строя. В период с января по апрель 2010 года в ходе различных закрытых судебных процессов были осуждены по меньшей мере 50 человек, приговоренных на сроки от условного до 18 лет заключения. Поступали неподтвержденные сообщения, что еще 150 человек были осуждены в ходе соответствующих процессов. За тот же период власти возбудили сотни дел против предполагаемых экстремистов (особенно "ваххабитов" и "джихадистов") по обвинению в преступлениях, не связанных с этими убийствами. Правозащитники сообщают, что семьи некоторых из этих лиц обвинили власти в применении пыток для получения признательных показаний, и многие сомневаются в надлежащих процессуальных гарантиях....".

B. Документы Совета Европы об исчезновении заявителей, в отношении которых были приняты предварительные меры Европейским Судом

111. В решении Комитета министров (CM/Del/ /Dec(2012) 1136/19), принятом 8 марта 2012 г. на 1136-м заседании заместителей министров, указано следующее:

"Заместители министров_

4) что касается дела Искандарова, напомнили, что нарушения Конвенции в этом деле были связаны с похищением заявителя неизвестными лицами, которых Европейский Суд признал представителями российского государства, и его принудительным перемещением в Таджикистан после того, как российские власти отказали в его выдаче;

5) с глубокой озабоченностью отметили указание Европейского Суда на то, что нарушения такого рода недавно вновь имели место в отношении четырех других заявителей, дела которых находятся на рассмотрении Европейского Суда, применившего предварительные меры для предотвращения их выдачи в связи с непосредственной угрозой серьезных нарушений Конвенции, которой они подвергались;

6) приняли к сведению позицию российских властей о том, что эта ситуация составляет предмет их глубокой обеспокоенности;

7) также отметили, что российские власти в настоящее время изучают эти происшествия и обязались предоставить результаты наблюдения, полученные ими в России, Европейскому Суду в рамках рассмотрения данных дел и Комитету в отношении дела Искандарова;

8) предложили российским властям продолжать принимать все необходимые меры для установления обстоятельств похищения Искандарова и обеспечить исключение подобных происшествий в будущем, а также информировать Комитет министров об этом...".

112. В своем решении (CM/Del/Dec(2012)1144/18), принятом 6 июня 2012 г. на 1144-м заседании заместителей министров, Комитет министров повторно выразил озабоченность по поводу неоднократных случаев исчезновения заявителей, в отношении которых Европейский Суд принимал предварительные меры, и указал следующее:

"Заместители министров_

3) осудили тот факт, что, несмотря на серьезную озабоченность, выраженную в отношении этих инцидентов Председателем Европейского Суда, Комитетом министров и самими российскими властями, была получена информация, что еще один заявитель исчез 29 марта 2012 г. в Москве и вскоре после этого оказался в заключении в Таджикистане;

4) обратили внимание на позицию российских властей, согласно которой расследование по делу Искандарова продолжается и в настоящее время причастность российского государства к похищению заявителя не установлена;

5) тем не менее выразили сожаление в связи с тем, что вплоть до настоящего момента ни по делу Искандарова, ни по другим делам подобного типа власти не смогли достигнуть ощутимого прогресса в отношении внутригосударственного расследования похищений заявителей и их перемещения, а также не установили ответственность представителей государства...".

Право

I. Установление фактов

113. Ввиду того, что стороны не пришли к согласию относительно обстоятельств перемещения заявителя в Таджикистан, Европейскому Суду необходимо установить факты по настоящему делу.

114. Власти Российской Федерации утверждали, что после освобождения в июне 2011 года заявитель не находился под контролем властей. Не имеется доказательств причастности властей к его перемещению в Таджикистан. Проверка обстоятельств его похищения продолжается. Адвокат заявителя Рябинина была вызвана для объяснений, но она не явилась на допрос.

115. Заявитель утверждал, что был похищен и тайно перевезен в Таджикистан и что имелись убедительные указания на причастность российских властей к этому перемещению. Во-первых, он и его друзья были похищены неизвестными лицами в поле зрения милиционера и сразу после проверки документов. Во-вторых, они были доставлены непосредственно на летное поле и прямо на борт самолета, в обход регистрации, пограничного контроля и проверки безопасности. По его мнению, это было бы невозможно без участия или, по крайней мере, без согласия компетентных органов. Также существенно, что, несмотря на запрос Европейского Суда, власти Российской Федерации не предоставили извлечение из реестра пограничного контроля, фиксировавшего пересечение заявителем российской границы. Они также не объяснили свое уклонение. Кроме того, поскольку паспорт заявителя удерживался российскими властями, он едва ли мог пройти пограничный контроль без содействия властей. Из вышеизложенного следует, что российские власти непосредственно участвовали в похищении заявителя и его перемещении в Таджикистан.

116. Что касается официальной проверки по поводу похищения, заявитель указал, что по истечении многих месяцев после происшествия она не дала никаких результатов. Только через восемь месяцев после похищения были направлены запросы информации в службу пограничного контроля и другие государственные учреждения, и ответы до сих пор не получены. Следственные органы не допросили свидетелей, например, из числа персонала аэропорта. При таких обстоятельствах проверка не могла считаться адекватной и эффективной. Рябинина не получала повесток от следователя. Напротив, другой адвокат заявителя, Тренина, вызывалась дважды. Она предоставила следователю всю имеющуюся информацию относительно обстоятельств исчезновения заявителя.

117. Прежде всего Европейский Суд отмечает, что он сознает субсидиарный характер своих функций и учитывает необходимость проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты, если это не является неизбежным при обстоятельствах конкретного дела (см. Решение Европейского Суда от 4 апреля 2000 г. по делу "Маккерр против Соединенного Королевства" (McKerr v. United Kingdom), жалоба N 28883/95, и Постановление Европейского Суда от 1 июня 2004 г. по делу "Алтун против Турции" (Altun v. Turkey), жалоба N 24561/94, § 42). Тем не менее, когда заявитель ссылается на статью 3 Конвенции, Европейский Суд обязан осуществлять особенно тщательную проверку, даже если национальное разбирательство и расследование уже имели место (см. Постановление Европейского Суда по делу "Мэтью против Нидерландов" (Mathew v. Netherlands), жалоба N 24919/03, § 155, ECHR 2005-IX).

118. Европейский Суд также напоминает, что при оценке доказательств он применяет стандарт доказывания "вне всякого разумного сомнения". Однако при разбирательстве дела в Европейском Суде отсутствуют процессуальные препятствия для приемлемости доказательств или предустановленный порядок их оценки. Европейский Суд принимает выводы, которые, с его точки зрения, подкреплены свободной оценкой всех доказательств, включая такие заключения, которые могут следовать из фактов и доводов сторон. Согласно его последовательной прецедентной практике доказывание может строиться на совокупности достаточно надежных, четких и последовательных предположений или аналогичных неопровергнутых фактических презумпций. Кроме того, степень убедительности, необходимая для конкретного вывода и, в этой связи, распределение бремени доказывания неразрывно связаны со спецификой фактов, природой предположений и рассматриваемым правом, предусмотренным Конвенцией (см., в частности, Постановление Большой Палаты по делу "Начова и другие против Болгарии" (Nachova and Others v. Bulgaria), жалобы NN 43577/98 и 43579/98, § 147, ECHR 2005-VII).

119. Европейский Суд также отмечает, что конвенционное производство не во всех случаях характеризуется строгим применением принципа affirmanti incumbit probatio* (* Affirmanti incumbit probatio (лат.) - принцип, согласно которому доказывание возлагается на утверждающего (прим. переводчика).), так как в некоторых случаях только государство-ответчик имеет доступ к информации, подтверждающей или опровергающей жалобы на нарушение Конвенции. Непредоставление государством-ответчиком такой информации без убедительного объяснения причин может привести к выводу об обоснованности утверждений заявителя (см. в числе других примеров Постановление Европейского Суда по делу "Фадеева против Российской Федерации" (Fadeyeva v. Russia), жалоба N 55723/00, § 79, ECHR 2005-IV* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2006.), и Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2004 г. по делу "Ахмет Ёзкан и другие против Турции" (Ahmet Ozkan and Others v. Turkey), жалоба N 21689/93, § 426, см. также правило 44C Регламента Суда). Отсюда следует, что, если рассматриваемые события в целом или в большей степени относятся к сфере исключительной компетенции властей, следует считать, что на властях лежит бремя доказывания с целью представить достаточные и убедительные объяснения (см. Постановление Большой Палаты по делу "Салман против Турции" (Salman v. Turkey), жалоба N 21986/93, § 100, ECHR 2000-VII, и Постановление Большой Палаты по делу "D.H. и другие против Чехии" (D.H. and Others v. Czech Republic), жалоба N 57325/00, § 179, ECHR 2007-XII).

120. Не оспаривается, что заявитель исчез из Москвы 23 августа 2011 г., после чего оказался под стражей в Таджикистане. Европейский Суд учитывает, что заявитель изложил весьма подробное описание его похищения и перемещения (см. §§ 54-65 настоящего Постановления). Он также принимает во внимание, что заявитель не мог предоставить доказательств, подтверждающих его описание, поскольку лишь власти могли иметь доступ к документам (таким, например, как документы пограничного контроля, имена членов экипажа или список пассажиров, вылетавших в Таджикистан) и получить свидетельские показания, способные подтвердить или опровергнуть версию заявителя. При таких обстоятельствах на власти Российской Федерации возлагается бремя опровержения утверждений заявителя и представления удовлетворительного и убедительного объяснения его нахождения в Таджикистане.

121. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации не предоставили данных, способных опровергнуть утверждения заявителя. Действительно, российские органы начали проверку, которая продолжается до настоящего времени. Однако из материалов дела следует, что единственной следственной мерой являлось направление запросов информации в службу пограничного контроля и другие государственные учреждения в конце марта или начале апреля 2012 года, через восемь месяцев после исчезновения заявителя (см. § 69 настоящего Постановления). Европейский Суд не имеет сведений о том, был ли получен ответ на эти запросы информации.

122. В материалах дела отсутствуют данные о том, принимались ли меры для выявления и допроса свидетелей, способных подтвердить или опровергнуть выдвинутую заявителем версию его похищения. Поскольку заявитель указал время его вылета из Москвы и прибытия в Худжанд, можно было установить рейс, на котором был отправлен заявитель, и допросить бортпроводников и пассажиров относительно присутствия на борту трех лиц в наручниках и двоих конвоиров. Можно было также установить личность сотрудников милиции, патрулировавших центр Москвы 23 августа 2011 г., чтобы выявить и допросить милиционера, проверявшего документы заявителя и его друзей непосредственно перед предполагаемым похищением. Тем не менее не было совершено никаких действий для допроса возможных свидетелей. Отсюда следует, что власти Российской Федерации не предоставили доказательств, способных опровергнуть утверждения заявителя о его похищении и принудительном перемещении в Таджикистан.

123. Власти Российской Федерации не выдвинули также убедительного объяснения его присутствия в Таджикистане. Насколько их доводы можно понять как предполагающие, что заявитель выехал в Таджикистан добровольно, они не указали, каким образом он мог преодолеть российскую границу в отсутствие паспорта, удерживавшегося российскими властями. Кроме того, несмотря на запрос Европейского Суда, власти Российской Федерации не предоставили извлечения из реестра пограничного контроля, указывающего, где и как заявитель пересек российскую границу.

124. При таких обстоятельствах Европейский Суд находит убедительным утверждение заявителя о том, что он был похищен и доставлен на борт самолета, вылетавшего в Таджикистан, без соблюдения обычных формальностей.

125. Что касается утверждения заявителя о том, что российские власти причастны к его похищению, Европейский Суд не может не считать его достоверным. Действительно, имеются серьезные сомнения в том, что неустановленные похитители могли провести заявителя через паспортный и таможенный контроли в аэропорту без согласия компетентных должностных лиц. Власти Российской Федерации не предоставили убедительного объяснения тому, как заявитель в отсутствие паспорта мог пройти пограничный контроль в аэропорту без внесения записи в пограничный реестр, если бы его не сопровождали российские должностные лица (см. аналогичную мотивировку в Постановлении Европейского Суда от 23 сентября 2010 г. по делу "Искандаров против Российской Федерации" (Iskandarov v. Russia), жалоба N 17185/05, § 113* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2011.)).

126. С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что в то время как заявитель выдвинул доказуемое утверждение о том, что был похищен и перемещен в Таджикистан российскими должностными лицами, власти Российской Федерации не смогли убедительно опровергнуть это утверждение и предоставить удовлетворительные и убедительные объяснения того, как он оказался в Таджикистане.

127. Соответственно, Европейский Суд находит установленным, что 23 августа 2011 г. заявитель был похищен и перемещен против его воли в изолятор таджикских властей с ведома и пассивного или активного участия российских властей.

II. Предполагаемое нарушение статей 3 и 13 Конвенции

128. Заявитель жаловался на то, что вследствие его тайного перемещения в Таджикистан, где он находился под неизбежной угрозой выдачи Узбекистану, он подвергался угрозе пыток и религиозного преследования. Заявитель также жаловался на то, что его доводы относительно угрозы жестокого обращения в случае выдачи Узбекистану не были реально и тщательно рассмотрены российскими властями. Он ссылался на статьи 3 и 13 Конвенции, которые предусматривают следующее:

"Статья 3

Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию.

Статья 13

Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

A. Доводы сторон

129. Власти Российской Федерации утверждали, что выдача заявителя Узбекистану не подвергала его угрозе жестокого обращения или политического преследования. Утверждения заявителя о наличии подобной угрозы, впервые выдвинутые на стадии судебного обжалования решения прокурора о выдаче, были рассмотрены и отклонены российскими судами. Власти Российской Федерации напомнили мотивировку национальных судов и сослались на дипломатические заверения, предоставленные узбекской Генеральной прокуратурой.

130. Заявитель указал, что довел свои опасения по поводу жестокого обращения в Узбекистане до сведения национальных властей уже в декабре 2009 года в своем ходатайстве о признании беженцем. Он последовательно сообщал о своих опасениях в рамках разбирательств о предоставлении статуса беженца и выдаче. Заявитель ссылался на доклады органов ООН и авторитетных международных НПО, которые прямо указывали, что лица, которые подобно ему подозревались в принадлежности к запрещенным религиозным организациям, подвергались повышенному риску жестокого обращения. Он также отметил, что формулировки выдвинутых против него обвинений показывали, что они мотивированы политическими и религиозными соображениями. Тем не менее национальные власти не приняли во внимание доказательства, предоставленные заявителем, и отклонили его опасения как необоснованные без тщательной оценки общей ситуации в Узбекистане или его личной ситуации, руководствуясь дипломатическими заверениями узбекских властей. Между тем, эти заверения не заслуживали доверия в отсутствие мониторинга механизма соблюдения или ответственности за их нарушения (заявитель сослался на Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Чахал против Соединенного Королевства" (Chahal v. United Kingdom), § 105, Reports of Judgments and Decisions 1996-V, и Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии" (Saadi v. Italy), жалоба N 37201/06, § 147, ECHR 2008).

B. Мнение Европейского Суда

1. Статья 3 Конвенции

(a) Приемлемость жалобы

131. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

(b) Существо жалобы

(i) Общие принципы

132. Последовательная прецедентная практика Европейского Суда заключается в том, что осуществление государством-участником выдачи лица для привлечения к уголовной ответственности может порождать вопрос с точки зрения статьи 3 Конвенции и, таким образом, затрагивать ответственность указанного государства согласно Конвенции, если имеются серьезные основания полагать, что данное лицо в случае выдачи будет подвергаться в принимающем государстве реальной угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции. Установление такой ответственности неизбежно включает оценку условий в запрашивающем государстве с точки зрения стандартов статьи 3 Конвенции. Тем не менее вопросы вынесения судебного решения в отношении ответственности принимающего государства, а также установления подобной ответственности на основании международного права в целом, Конвенции или иным образом не рассматриваются. Любая ответственность, которую возлагает или может возлагать Конвенция, распространяется на государство-участника, осуществляющее выдачу, в связи с его действиями, прямым следствием которых является риск для лица подвергнуться запрещенному жестокому обращению (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Сёринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom), § 91, Series A, N 161).

133. При определении того, доказано ли наличие реальной угрозы подвергнуться в случае высылки обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции, Европейский Суд оценивает вопрос в свете всех материалов, предоставленных ему или, в случае необходимости, полученных по собственной инициативе (см. Постановление Европейского Суда от 29 апреля 1997 г. по делу "H.L.R. против Франции" (H.L.R. v. France), § 37, Reports 1997-III). Поскольку характер ответственности государств-участников по статье 3 Конвенции в делах данного вида обусловлен действием, подвергающим лицо угрозе жестокого обращения, наличие риска должно оцениваться преимущественно с учетом фактов, которые были известны государству-участнику или должны были быть известны на момент высылки (см. Постановление Европейского Суда от 20 марта 1991 г. по делу "Крус Варас и другие против Швеции" (Cruz Varas and Others v. Sweden), §§ 75-76, Series A, N 201, и Постановление Европейского Суда от 30 октября 1991 г. по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства" (Vilvarajah and Others v. United Kingdom), § 107, Series A, N 215). Однако если заявитель еще не выдан или не выслан, когда Европейский Суд рассматривает дело, оценка должна производиться на момент рассмотрения дела Европейским Судом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства" §§ 85-86).

134. Чтобы определить, имеется ли угроза жестокого обращения, Европейский Суд должен исследовать предсказуемые последствия выдачи заявителя запрашивающему государству, учитывая общую ситуацию в указанном государстве и его личные обстоятельства (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства", § 108, заключительная часть). В принципе заявитель обязан предоставить доказательства, подтверждающие наличие серьезных оснований полагать, что в случае исполнения оспариваемой меры он подвергнется реальной угрозе обращения, запрещенного статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 26 июля 2005 г. по делу "N. против Финляндии" (N. v. Finland), жалоба N 38885/02, § 167). Если такие доказательства предоставлены, государство-ответчик обязано устранить любые сомнения в связи с ними (см. Постановление Европейского Суда от 19 июня 2008 г. по делу "Рябикин против Российской Федерации" (Ryabikin v. Russia), жалоба N 8320/04, § 112* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009.)).

135. Что касается общей ситуации в конкретной стране, Европейский Суд ранее неоднократно указывал, что может принимать во внимание информацию из недавних докладов независимых международных правозащитных организаций или из государственных источников (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", §§ 99-100, Постановление Европейского Суда от 26 апреля 2005 г. по делу "Мюслим против Турции" (Muslim v. Turkey), жалоба N 53566/99, § 67, Постановление Европейского Суда по делу "Саид против Нидерландов" (Said v. Netherlands), жалоба N 2345/02, § 54, ECHR 2005-VI, и Решение Европейского Суда от 20 февраля 2007 г. по делу "Аль-Моаяд против Германии" (Al-Moayad v. Germany), жалоба N 35865/03, §§ 65-66). Кроме того, при оценке наличия угрозы жестокого обращения в запрашивающем государстве Европейский Суд оценивает общую ситуацию в этой стране с учетом данных об улучшении или ухудшении правозащитной ситуации в целом или в отношении конкретной группы или территории, которые могут иметь отношение к личным обстоятельствам заявителя (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации" (Shamayev and Others v. Georgia and Russia), жалоба N 36378/02, § 337, ECHR 2005-III* (* Опубликовано в сборнике "Европейский Суд по правам человека и Российская Федерация" N I/2005.)).

136. В то же время одна лишь возможность жестокого обращения вследствие нестабильной ситуации в принимающем государстве не свидетельствует о нарушении статьи 3 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вилвараджа и другие против Соединенного Королевства", § 111, и Решение Европейского Суда от 31 мая 2001 г. по делу "Катани и другие против Германии" (Katani and Others v. Germany), жалоба N 67679/01). Ссылка на общую проблему соблюдения прав человека в конкретной стране сама по себе не может служить основанием для отказа в выдаче (см. Постановление Европейского Суда от 10 февраля 2011 г. по делу "Джаксыбергенов против Украины" (Dzhaksybergenov v. Ukraine), жалоба N 12343/10, § 37). Если доступные Европейскому Суду источники описывают общую ситуацию, конкретные утверждения заявителя по делу должны подтверждаться иными доказательствами со ссылкой на личные обстоятельства, подкрепляющие его опасения по поводу жестокого обращения (см. Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции" (Mamatkulov and Askarov v. Turkey), жалобы N 46827/99 и 46951/99, § 73, ECHR 2005-I, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джаксыбергенов против Украины", там же). Европейский Суд не требует доказывания личных обстоятельств только в самых крайних случаях, когда общая ситуация насилия в стране назначения достигла такой интенсивности, что создает реальную угрозу того, что любое перемещение лица в эту страну неизбежно нарушит статью 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 17 июля 2008 г. по делу "N.A. против Соединенного Королевства" (N.A. v. United Kingdom), жалоба N 25904/07, §§ 115-116, и Постановление Европейского Суда от 28 июня 2011 г. по делу "Суфи и Эльми против Соединенного Королевства" (Sufi and Elmi v. United Kingdom), жалобы NN 8319/07 и 11449/07, § 217).

137. Относительно собственного контроля Европейский Суд напоминает, что должен проявлять осторожность при принятии на себя роли суда первой инстанции, устанавливающего факты. Он указывал в различных контекстах, что, если имело место разбирательство на уровне страны, в задачу Европейского Суда не входит подмена своими выводами оценки фактов, осуществлявшейся национальными судами, и, как правило, именно они должны оценивать предоставленные им доказательства (см., в частности, Постановление Большой Палаты от 24 марта 2011 г. по делу "Джулиани и Гаджо против Италии" (Giuliani and Gaggio v. Italy), жалоба N 23458/02, §§ 179-180). Хотя Европейский Суд не связан выводами судов страны, для того, чтобы вынудить его отойти от выводов этих судов о фактах, при обычных обстоятельствах требуются бесспорные элементы (см. там же). В то же время в соответствии со статьей 19 Конвенции обязанностью Европейского Суда является обеспечение соблюдения обязательств государств, принявших Конвенцию. Что касается выдачи или депортации Европейский Суд напоминает, что в делах, где заявитель представляет мотивированные доводы, вызывающие сомнения в точности информации, которой руководствовалось государство-ответчик, Европейский Суд должен удостовериться в том, что оценка, проведенная властями государства-участника, адекватна и достаточно подтверждена национальными материалами, а также материалами из других надежных источников (см. Постановление Европейского Суда от 11 января 2007 г. по делу "Салах Шеех против Нидерландов" (Salah Sheekh v. Netherlands), жалоба N 1948/04, § 136).

138. Европейский Суд также недавно указывал, что, если государство перемещает искателя убежища в промежуточную страну в соблюдение со своими международно-правовыми обязательствами, оно должно убедиться, что процедура предоставления убежища промежуточной страны предусматривает достаточные гарантии того, что искатель убежища не будет перемещен прямо или косвенно в страну своего происхождения без оценки угроз, которым он подвергается с точки зрения статьи 3 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты по делу "M.S.S. против Бельгии и Греции" (M.S.S. v. Belgium and Greece), жалоба N 30696/09, § 342, ECHR 2011).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

139. Европейский Суд отмечает, что российские власти приняли решение о выдаче заявителя Узбекистану. Однако решение о выдаче не было исполнено вследствие указания Европейским Судом предварительной меры на основании правила 39 Регламента Суда. В июне 2011 года заявитель был освобожден и через несколько месяцев тайно перемещен в Таджикистан с ведома и при участии российских властей, как было установлено ранее (см. § 127 настоящего Постановления). В Таджикистане он был заключен под стражу в целях выдачи Узбекистану. Хотя он был освобожден в ноябре 2011 года, представляется, что в Таджикистане все еще продолжается разбирательство о его выдаче.

140. Европейский Суд должен удостовериться в том, подвергался ли заявитель реальной угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, в Узбекистане, и нарушила ли Российская Федерация свои обязательства в соответствии с этой статьей, перемещая его в Таджикистан. Европейский Суд рассмотрит два этих вопроса поочередно.

() Подвергается ли заявитель угрозе жестокого обращения в Узбекистане

141. Европейский Суд ранее рассматривал в ряде дел вопрос об угрозе жестокого обращения в случае выдачи лиц Узбекистану или высылки в эту страну из Российской Федерации или другого государства - участника Совета Европы. Он установил со ссылкой на материалы из различных источников, что общая ситуация в отношении прав человека в Узбекистане является тревожной, что достоверные международные материалы доказывают сохранение проблемы жестокого обращения с заключенными, практика пыток содержащихся под стражей в милиции характеризуется как "системная" и "неизбирательная" и что отсутствуют конкретные данные о существенном улучшении ситуации в этой сфере (см. в числе многих примеров упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов против Российской Федерации", § 121, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", §§ 93-96, Постановление Европейского Суда от 10 июня 2010 г. по делу "Гараев против Азербайджана" (Garayev v. Azerbaijan), жалоба N 53688/08, § 71, и Постановление Европейского Суда от 8 ноября 2011 г. по делу "Якубов против Российской Федерации" (Yakubov v. Russia), жалоба N 7265/10, §§ 81 и 82* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 4/2013.)).

142. Существенно также, что Европейский Суд рассмотрел ряд дел, в которых заявители обвинялись в совершении преступлений в связи с причастностью к запрещенным религиозным организациям в Узбекистане, таким как "Хизб ут-Тахрир" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Муминов против Российской Федерации", §§ 94-98, Постановление Европейского Суда от 29 июля 2010 г. по делу "Каримов против Российской Федерации" (Karimov v. Russia), жалоба N 54219/08, § 100* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2011.), и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Якубов против Российской Федерации", §§ 83-94), или другим религиозным группам (см. Постановление Европейского Суда от 8 июля 2010 г. по делу "Абдулажон Исаков против Российской Федерации" (Abdulazhon Isakov v. Russia), жалоба N 14049/08, § 110* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2011.), Постановление Европейского Суда от 4 ноября 2010 г. по делу "Султанов против Российской Федерации" (Sultanov v. Russia), жалоба N 15303/09, § 72* (* Там же. N 11/2011.), и Постановление Европейского Суда от 20 декабря 2011 г. по делу "Эргашев против Российской Федерации" (Ergashev v. Russia), жалоба N 12106/09, § 113). Европейский Суд установил, что эти лица подвергаются повышенному риску жестокого обращения и что их выдача или высылка в Узбекистан повлечет нарушение статьи 3 Конвенции.

143. Действительно, имеющиеся доклады (см. §§ 99-107 настоящего Постановления) документируют развернутую узбекскими властями кампанию арестов и уголовного преследования мусульман, которые проводят свои обряды вне государственного контроля или которые принадлежат к незарегистрированным религиозным организациям, группам или неформальным ассоциациям и которые часто характеризуются как "ваххабиты", "фундаменталисты" или "религиозные экстремисты". Из докладов следует, что существует серьезная проблема жестокого обращения с заключенными, обвиняемыми в различных преступлениях, таких как членство в экстремистских организациях или покушение на свержение правительства, в связи с их членством в незарегистрированных религиозных организациях, группах и неформальных ассоциациях, иногда с переплетением религиозных и политических целей. Доклады упоминают одиночное заключение, систематическое жестокое обращение с такими лицами и лишение их юридической помощи и справедливого судебного разбирательства.

144. Что касается личной ситуации заявителя, Европейский Суд учитывает, что он разыскивается узбекскими властями по обвинениям в членстве в экстремистской религиозной организации и попытке свержения конституционного строя Узбекистана. Обвинения были основаны на его предполагаемом участии в собраниях запрещенной религиозной организации и хранении религиозной книги. Он обвинялся в распространении идей "ваххабизма", считающегося "чуждым традиционному исламу", и тем самым разжигании антиконституционных и антиправительственных настроений и "клевете на демократическую систему, созданную в Республике Узбекистан".

145. Вышеизложенное составляло основу запроса о выдаче заявителя. Это свидетельствует о том, что его ситуация является сходной по отношению к мусульманам, которые по причине того, что они отправляли религиозные обряды вне официальных учреждений и указаний, обвинялись в религиозном экстремизме или членстве в запрещенных религиозных организациях и поэтому, как отмечалось в упоминавшихся выше докладах и постановлениях Европейского Суда, подвергались повышенному риску жестокого обращения.

146. Также существенно, что уголовное дело против заявителя было возбуждено сразу после террористических актов в Ферганской долине летом 2009 года. В период, непосредственно последовавший после этих событий, авторитетные международные НПО сообщали о волне произвольных задержаний мусульман, посещавших незарегистрированные мечети, за которыми следовали содержание в одиночном заключении, обвинения в религиозном экстремизме или попытках свержения конституционного строя и жестокое обращение в целях получения признательных показаний (см. §§ 108-110 настоящего Постановления). По мнению Европейского Суда, тот факт, что обвинения против заявителя и запрос о выдаче относятся к этому периоду, усиливает риск жестокого обращения.

147. Европейский Суд также учитывает, что в отношении заявителя был выдан ордер на арест, что делало вероятным его немедленное заключение под стражу после выдачи и отсутствие доступа к нему родственников или независимых наблюдателей. Он также принимает во внимание, что УВКБ выдало ему мандат беженца, установив, что он имел обоснованные опасения по поводу преследования и жестокого обращения в случае выдачи Узбекистану (см. § 44 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах Европейский Суд признает, что заявитель подвергался реальному риску жестокого обращения в случае возвращения в Узбекистан.

148. Европейский Суд также отмечает, что вышеупомянутые обстоятельства были доведены до сведения властей. В частности, заявитель ссылался на международные доклады, экспертное заключение и свидетельские показания (см. §§ 36, 38, 47-49 настоящего Постановления). Однако в разбирательстве по поводу статуса беженца ФМС установила, и этот вывод был впоследствии подтвержден судами страны, что риск жестокого обращения не мог служить основанием для предоставления статуса беженца (см. § 35 настоящего Постановления). Что касается разбирательства по поводу выдачи, суды отказались рассматривать международные доклады (см. § 49 настоящего Постановления) и отклонили экспертные заключения и свидетельские показания как не относящиеся к делу (см. §§ 51 и 53 настоящего Постановления). Европейский Суд удивлен краткой мотивировкой национальных судов и их отказом от оценки материалов, происходящих из надежных источников. Исходя из изложенного Европейский Суд сомневается в том, что вопрос об угрозе жестокого обращения с заявителем был подвергнут тщательному анализу в разбирательстве по поводу статуса беженца или по поводу выдачи.

149. Из судебных решений в разбирательстве о выдаче следует, что, отклоняя доводы заявителя о риске жестокого обращения в Узбекистане, суды придали приоритетное значение дипломатическим заверениям, предоставленным узбекскими властями. В этом отношении Европейский Суд напоминает, что ранее он предостерегал от учета дипломатических заверений об исключении пыток со стороны государств, в которых пытки являются эндемичными или стойкими. Кроме того, следует подчеркнуть, что, даже если такие заверения даны, это не освобождает Европейский Суд от обязанности рассмотрения вопроса о том, составляют ли эти заверения в их практическом применении достаточную гарантию того, что заявитель будет защищен от риска обращения, запрещенного Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 105, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 148, и Постановление Европейского Суда от 17 января 2012 г. по делу "Отман (Абу Катада) против Соединенного Королевства" (Othman (Abu Qatada) v. United Kingdom), жалоба N 8139/09, §§ 188 и 189).

150. Европейский Суд учитывает, что заверения, предоставленные узбекскими властями, изложены в общих стереотипных выражениях и не предусматривают механизма мониторинга. Он находит безосновательным использование властями подобных заверений без их подробной оценки с точки зрения стандартов, выработанных Европейским Судом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Отман (Абу Катада) против Соединенного Королевства", §§ 188 и 189).

151. Принимая во внимание вышеизложенные соображения и ввиду, в частности, оснований уголовного преследования заявителя, характера и фактической основы обвинений против него, имеющихся материалов, раскрывающих реальный риск жестокого обращения с заключенными, находящимися в ситуации, сходной с положением заявителя, и отсутствием достаточных гарантий, устраняющих этот риск, Европейский Суд заключает, что заявитель столкнется с серьезной угрозой применения пыток или бесчеловечного или унижающего достоинство обращения в Узбекистане. Соответственно, в случае возвращения заявителя в Россию его выдача Узбекистану составит нарушение статьи 3 Конвенции.

(Я) Что касается того, составляло ли перемещение заявителя в Таджикистан нарушение статьи 3 Конвенции

152. Европейский Суд установил, что заявитель был тайно перемещен в Таджикистан, где подвергается риску быть выданным или репатриированным в Узбекистан.

153. Европейский Суд напоминает в этой связи, что до перемещения искателя убежища в промежуточную страну государство обязано убедиться в том, что процедуры предоставления убежища и выдачи этой страны предусматривают достаточные гарантии избежания репатриации искателя убежища, прямой или косвенной, в страну его происхождения без оценки угроз, которым он подвергается с точки зрения статьи 3 Конвенции (см. прецедентную практику, упомянутую в § 138 настоящего Постановления).

154. Европейский Суд находит существенным, что Таджикистан не является стороной Конвенции, и перемещение туда заявителя лишило его конвенционной защиты. Действительно, при рассмотрении дела заявителя таджикские власти не обязаны применять конвенционные стандарты и выяснять вопрос о том, будет ли его перемещение в Узбекистан противоречить статье 3 Конвенции. Заявитель также не мог обратиться в Европейский Суд с ходатайством о применении предварительной меры в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. При таких обстоятельствах российским властям следовало особенно внимательно рассмотреть законодательство и практику Таджикистана относительно оценки рисков жестокого обращения, с которыми сталкиваются искатели убежища.

155. Однако не имеется данных о том, что до перемещения заявителя в Таджикистан российские власти оценивали наличие правовых гарантий против перемещения лиц, подвергающихся угрозе жестокого обращения, и применение их таджикскими властями на практике. Они также не удостоверились, будет ли заявитель по прибытии в Таджикистан уведомлен на понятном ему языке об убежище или иных процедурах, которым необходимо следовать, будет ли ему разрешено обратиться в компетентный национальный орган с целью изложения своих опасений по поводу жестокого обращения в Узбекистане, приостановит ли такое обращение процедуру автоматически и подлежит ли существо его опасений независимому и тщательному рассмотрению (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "M.S.S. против Бельгии и Греции", §§ 293 и 301, см. также по вопросу о ситуации с правами человека в Таджикистане упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Искандаров против Российской Федерации", § 129, и Постановление Европейского Суда от 21 октября 2010 г. по делу "Гафоров против Российской Федерации" (Gaforov v. Russia), жалоба N 25404/09, §§ 130 и 131* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2011.)).

156. Европейский Суд находит особенно удивительным, что перемещение заявителя в Таджикистан производилось тайно и в отсутствие правовой основы, способной обеспечить гарантии против его выдачи Узбекистану без рассмотрения рисков жестокого обращения с ним в последней стране. В этой связи Европейский Суд отмечает, что любое внесудебное перемещение или чрезвычайная рендиция ввиду умышленного обхода надлежащей процедуры составляет абсолютное отрицание верховенства права и ценностей, защищаемых Конвенций. Соответственно, она влечет нарушение наиболее основных прав, гарантированных Конвенцией (см. Решение Европейского Суда от 6 июля 2010 г. по делу "Бабар Ахмад и другие против Соединенного Королевства" (Babar Ahmad and Others v. United Kingdom), жалобы NN 24027/07, 11949/08 и 36742/08, § 114, см. также Постановление Европейского Суда от 22 сентября 2009 г. по делу "Абдолхани и Каримния против Турции" (Abdolkhani and Karimnia v. Turkey), жалоба N 30471/08, § 89).

157. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд находит, что перемещение заявителя в Таджикистан, где он подвергается угрозе выдачи Узбекистану, влечет нарушение требований статьи 3 Конвенции.

2. Статья 13 Конвенции

158. Принимая во внимание вышеуказанные доводы, Европейский Суд не находит необходимым подробно рассматривать жалобу заявителя на нарушение статьи 13 Конвенции, содержащей в основном те же доводы, которые были уже рассмотрены Европейским Судом с точки зрения статьи 3 Конвенции.

III. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции

159. Заявитель жаловался на незаконное содержание под стражей. В частности, он утверждал, что с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. содержался под стражей в отсутствие судебной санкции. Он ссылался на пункт 1 статьи 5 Конвенции, который в соответствующих частях предусматривает следующее:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

...f) законное задержание или заключение под стражу лица с целью предотвращения его незаконного въезда в страну или лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче...".

A. Приемлемость жалобы

160. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Доводы сторон

161. Власти Российской Федерации утверждали, что положения национального законодательства относительно содержания под стражей в целях выдачи являлись доступными и ясными. Конституционный Суд в Определении от 1 марта 2007 г. (см. §§ 88 и 89 настоящего Постановления), официально опубликованном и потому доступном, установил, что применение статьи 466 УПК РФ не являлось произвольным. В частности, указывалось, что мера пресечения в виде заключения под стражу, предусмотренная этой статьей, могла применяться только в соответствии с порядком и сроками, установленными главой 13 УПК РФ.

162. Власти Российской Федерации также утверждали, что с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. заявитель содержался под стражей на основании ордера на арест, выданного узбекским судом в соответствии со статьей 61 Минской конвенции. Длительность его содержания под стражей не являлась чрезмерной, и разбирательство о выдаче осуществлялось с надлежащей тщательностью.

163. Заявитель утверждал, что его дело было аналогично делу "Джураев против Российской Федерации" (Dzhurayev v. Russia) (жалоба N 38124/07, Постановление Европейского Суда от 17 декабря 2009 г.* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 5/2010.)), в котором было установлено нарушение подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции при сопоставимых обстоятельствах. В частности, как подтвердили власти Российской Федерации, его содержание под стражей с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. было основано на санкции, выданной узбекским судом. Однако статья 108 УПК РФ, на которую ссылался прокурор, упоминает только решение российского суда в качестве основания для заключения под стражу. Его содержание под стражей на основании решения иностранного суда, таким образом, являлось незаконным, поэтому последующие продления срока его содержания под стражей были также незаконными.

164. Кроме того, заявитель утверждал, что длительность его содержания под стражей была чрезмерной, и разбирательство о выдаче не осуществлялось с надлежащей тщательностью. В частности, хотя разбирательство о выдаче было окончено 14 марта 2011 г., он был освобожден лишь 9 июня 2011 г., после истечения максимального срока, допускаемого российским законодательством.

2. Мнение Европейского Суда

(a) Общие принципы

165. Европейский Суд принимает к сведению, что сторонами не оспаривается содержание заявителя под стражей в целях его выдачи Российской Федерацией Узбекистану. Таким образом, подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции применим в настоящем деле. Данное положение не требует, чтобы при заключении под стражу лица, в отношении которого принимаются меры по выдаче, имелись разумные основания полагать, что оно продолжит заниматься преступной деятельностью или скроется от следствия или суда. В этой связи подпункт "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции устанавливает иной уровень защиты по сравнению с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции: все, что требуется в соответствии с подпунктом "f", это чтобы действия совершались в отношении "лица, против которого принимаются меры по его высылке или выдаче". Следовательно, для целей подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции несущественно, было ли решение о выдаче оправданным с точки зрения национального или конвенционного права (см. Постановление Европейского Суда по делу "Чонка против Бельгии" (Conka v. Belgium), жалоба N 51564/99, § 38, ECHR 2002-I, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 112).

166. При этом Европейский Суд напоминает, что обязан исследовать вопрос о том, было ли содержание заявителя под стражей "законным" для целей подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции, с особым вниманием к гарантиям, предусмотренным в национальной правовой системе. Если возникает вопрос о законности содержания под стражей, включая вопрос о том, был ли соблюден "порядок, установленный законом", Конвенция в значительной степени отсылает к национальному законодательству и устанавливает обязанность соблюдения его материальных и процессуальных норм, но дополнительно требует, чтобы любое лишение свободы учитывало цель статьи 5 Конвенции, которая заключается в защите лица от произвола (см. Постановление Европейского Суда от 25 июня 1996 г. по делу "Амуур против Франции" (Amuur v. France), Reports 1996-III, § 50).

167. Европейский Суд должен удостовериться в том, соответствовало ли национальное законодательство Конвенции, включая общие принципы, выраженные в ней или подразумеваемые. Что касается последних, Европейский Суд подчеркивает, что в делах, затрагивающих лишение свободы, особенно важно соблюдение общего принципа правовой определенности. Устанавливая, что любое лишение свободы должно осуществляться "в порядке, установленном законом", пункт 1 статьи 5 Конвенции не просто отсылает к национальному законодательству, как и выражения "в соответствии с законом" и "предусмотрено законом" в пунктах 2 статей 8-11 Конвенции* (* В пунктах 2 статей 8-11 официального перевода Конвенции на русский язык используются выражения "предусмотрены законом" или "предусмотрено законом" (прим. переводчика).), он также касается "качества закона", требуя, чтобы он был совместим с верховенством права, концепцией, воплощенной во всех статьях Конвенции. "Качество закона" в этом смысле предполагает, что национальное законодательство, которое предусматривает лишение свободы, должно быть достаточно доступным, ясным и предсказуемым с точки зрения применения во избежание угрозы произвола (см. Постановление Европейского Суда от 11 октября 2007 г. по делу "Насруллоев против Российской Федерации"* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.) (Nasrulloyev v. Russia), жалоба N 656/06* (* Там же.), § 66 с дополнительными отсылками).

168. Наконец, Европейский Суд напоминает, что лишение свободы является оправданным согласно подпункту "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции лишь в ходе разбирательства о выдаче. Если разбирательство не ведется с надлежащей тщательностью, содержание под стражей перестает быть допустимым с точки зрения этого положения. Другими словами, срок содержания под стражей по этому основанию не должен превышать разумного предела (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", §§72-74).

(b) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

(i) Законность содержания заявителя под стражей с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г.

169. Основное противоречие сторон касается вопроса о том, могли ли постановления прокурора о содержании под стражей со ссылкой на ордер на арест, выданный узбекским судом, служить правооснованием для содержания заявителя под стражей с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. (см. §§ 24-26 настоящего Постановления).

170. Власти Российской Федерации сослались на статью 466 УПК РФ, которая разрешает прокурору в случаях, когда к запросу о выдаче приложен ордер на арест, выданный иностранным судом, заключить лицо, выдача которого требуется, под стражу "без подтверждения действительности этого ордера российским судом" (см. § 86 настоящего Постановления). Однако Европейский Суд учитывает, что постановление прокурора о заключении под стражу от 10 декабря 2009 г. не ссылалось на статью 466 УПК РФ, очевидно, потому, что указанная статья, как следует из ее формулировки, начинает действовать с момента получения запроса о выдаче. В деле заявителя запрос о выдаче был получен только 30 декабря 2009 г. Таким образом, Европейский Суд должен предварительно рассмотреть вопрос о правовой основе содержания заявителя под стражей с 9 по 30 декабря 2009 г.

171. В постановлении о содержании под стражей от 10 декабря 2009 г. прокурор сослался на статью 61 Минской конвенции и статью 108 УПК РФ. Европейский Суд подчеркивает, что статья 61 Минской конвенции не устанавливает процессуальных правил, требующих соблюдения при заключении лица под стражу до получения запроса о выдаче. Действительно, Минская конвенция отсылает к национальному законодательству, предусматривая, что запрашиваемое государство должно применять собственные законодательные положения при исполнении запроса о правовой помощи, включая специальный запрос о задержании до получения запроса о выдаче, упоминаемого в ее статье 61 (см. § 79 настоящего Постановления). Отсюда следует, что статья 61 Минской конвенции может служить правовым основанием для заключения под стражу только во взаимосвязи с корреспондирующими законодательными положениями страны и порядком применения заключения под стражу, а также применимыми сроками (см. Определение Конституционного Суда, упомянутое в § 88 настоящего Постановления).

172. Европейский Суд отмечает, что российское законодательство не содержит конкретных норм, устанавливающих порядок заключения под стражу до получения запроса о выдаче. В деле заявителя прокурор сослался на статью 61 Минской конвенции во взаимосвязи со статьей 108 УПК РФ, которая регулирует содержание под стражей в период уголовного разбирательства (см. § 84 настоящего Постановления). В то же время Европейский Суд уже установил, что статья 108 УПК РФ не может служить достаточной правовой основой для решения прокурора о заключении лица под стражу на том основании, что иностранный суд выдал ордер на арест в отношении него (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джураев против Российской Федерации", §§ 73 и 74, и Постановление Европейского Суда от 3 марта 2011 г. по делу "Эльмуратов против Российской Федерации" (Elmuratov v. Russia), жалоба N 66317/09, §§ 108 и 109* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2011.)). Ни органы власти в национальном разбирательстве, ни власти Российской Федерации не ссылались на иное положение законодательства страны, позволяющее прокурору заключить заявителя под стражу до получения запроса о выдаче.

173. Следовательно, с 9 по 30 декабря 2009 г. заявитель находился в правовом вакууме, который не охватывался положениями национального законодательства, устанавливающими основания заключения под стражу, порядок и сроки, применимые к содержанию под стражей до получения запроса о выдаче.

174. Кроме того, после получения запроса о выдаче 30 декабря 2009 г. содержание заявителя под стражей продолжало регулироваться частью 2 статьи 466 УПК РФ. Европейский Суд отмечает, что эта статья не предусматривает порядка, который должен соблюдаться при заключении под стражу лица, выдача которого запрашивается, или продления его срока. Она не содержит также сроков содержания под стражей в целях выдачи.

175. Европейский Суд принимает к сведению довод властей Российской Федерации о том, что часть 2 статьи 466 УПК РФ подлежит толкованию в свете Определения Конституционного Суда от 1 марта 2007 г. В этом Определении Конституционный Суд указал, что содержание под стражей в целях выдачи может применяться только в соответствии с порядком и сроками, установленными главой 13 УПК РФ. Однако Европейский Суд отмечает, что данное определение касалось части 1 статьи 466 УПК РФ, регулирующей ситуации, в которых к запросу о выдаче не приложен ордер на арест, выданный иностранным судом. Определение не содержало выводов относительно порядка, который должен применяться в ситуациях, регулируемых частью 2 статьи 466 УПК РФ, когда ордер на арест, выданный иностранным судом, прилагался к запросу о выдаче, как в деле заявителя (см. § 89 настоящего Постановления). Напротив, другое решение Конституционного Суда, Определение от 19 марта 2009 г., по-видимому, более относимо, поскольку касается именно части 2 статьи 466 УПК РФ. В этом Определении Конституционный Суд установил, что часть 2 статьи 466 УПК РФ не нарушает конституционных прав лица, поскольку не устанавливает оснований или порядка заключения под стражу в целях выдачи или сроков такого содержания под стражей. Конституционный Суд не разъяснил, какие законодательные нормы регулируют порядок и сроки, применяемые в ситуациях, охватываемых частью 2 статьи 466 УПК РФ (см. § 90 настоящего Постановления).

176. Таким образом, Европейский Суд учитывает отсутствие ясных национальных норм, устанавливающих, при каких условиях, в какие сроки и прокурором какого звена и территориального уровня должен рассматриваться вопрос о содержании под стражей после получения запроса о выдаче.

177. Двусмысленность части 2 статьи 466 УПК РФ раскрывают обстоятельства настоящего дела. Действительно, хотя запрос о выдаче был получен 30 декабря 2009 г., только 18 января 2010 г., через 19 дней, прокурор принял решение о содержании заявителя под стражей на основании части 2 статьи 466 УПК РФ. На всем протяжении этого периода заявитель не был уведомлен об основаниях его содержания под стражей и сроке этого содержания.

178. Кроме того, существенно, что постановление о содержании под стражей от 18 января 2010 г. не ссылалось на какое-либо положение национального законодательства, из состава главы 13 УПК РФ или иное, подтверждающее компетенцию этого конкретного прокурора (московско-рязанского транспортного прокурора) в решении вопроса о заключении заявителя под стражу. Это постановление также не установило срока содержания под стражей заявителя и не ссылалось на законодательную норму, устанавливающую такой срок.

179. Отсюда следует, что содержание под стражей заявителя с 30 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. было основано на правовой норме, а именно на части 2 статьи 466 УПК РФ, которая в силу отсутствия ясных процессуальных правил не являлась точной или предсказуемой в применении.

180. Европейский Суд учитывает недавнее постановление Верховного Суда России, давшего руководящее толкование российских законодательных норм, применимых к содержанию под стражей в целях выдачи, включая содержание до и сразу после получения запроса о выдаче (см. § 93 настоящего Постановления). Вместе с тем Европейский Суд отмечает, что постановление вынесено 14 июня 2012 г., гораздо позже освобождения заявителя. Соответственно, он не может изменить свой вывод о том, что в период содержания заявителя под стражей российские законодательные нормы, регулирующие содержание под стражей в ожидании получения запроса о выдаче, и последующее продление срока содержания после получения такого запроса, не были ни точными, ни предсказуемыми в их применении. В любом случае из постановления следует, что содержание заявителя под стражей должно было применяться и продлеваться по решению российского суда, а не прокурора.

181. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. заявитель содержался под стражей в отсутствие конкретного правооснования или ясных норм, регулирующих его ситуацию. Это несовместимо с принципами правовой определенности и защиты от произвола, которые являются общими идеями Конвенции и верховенства права (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 15 января 2009 г. по делу "Юдаев против Российской Федерации" (Yudayev v. Russia), жалоба N 40258/03, § 59* (* Там же. N 2/2010.), Постановление Европейского Суда по делу "Барановский против Польши" (Baranowski v. Poland), жалоба N 28358/95, § 56, ECHR 2000-III). Лишение свободы, которому подвергся заявитель в этот период, не сопровождалось адекватными гарантиями против произвола. Таким образом, в период, относящийся к обстоятельствам дела, российское законодательство не отвечало стандарту "качества закона", требуемому в соответствии с Конвенцией. Национальная система не защитила заявителя от произвольного содержания под стражей, и его содержание под стражей не могло считаться "законным" для целей подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

(ii) Законность содержания заявителя под стражей с 8 февраля 2010 г. по 9 июня 2011 г.

182. В отличие от ряда ранее рассмотренных дел в отношении России (см., в частности, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Джураев против Российской Федерации", § 68), содержание под стражей заявителя с 8 февраля 2010 г. по 9 июня 2011 г. было продлено российским судом. Решения о продлении содержания под стражей указывали сроки в соответствии с требованиями статьи 109 УПК РФ, которая была применима в контексте содержания под стражей в делах о выдаче после вынесения постановления Верховного Суда России 2009 года (см. § 92 настоящего Постановления).

183. В судах страны и Европейском Суде заявитель не выдвинул серьезных доводов, которые могли бы вынудить Европейский Суд заключить, что его содержание под стражей нарушало требование законности, предусмотренное пунктом 1 статьи 5 Конвенции. В первую очередь национальные органы и особенно суды должны толковать национальное законодательство, включая процессуальные правила. Европейский Суд не находит, что национальные суды действовали недобросовестно, что они допустили ошибку в применении закона или что содержание под стражей заявителя в этот период было незаконным или произвольным.

(iii) Длительность содержания под стражей заявителя в целях выдачи

184. Остается установить, была ли длительность содержания под стражей заявителя совместимой с требованиями подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, особенно с требованием о том, что разбирательство о выдаче должно осуществляться с надлежащей тщательностью.

185. Обжалуемый период продолжался 18 месяцев. Его течение началось 9 декабря 2009 г., когда заявитель был заключен под стражу в целях выдачи, и окончился 9 июня 2011 г., когда он был освобожден. По причинам, изложенным ниже, Европейский Суд не нашел этот срок чрезмерным.

186. Европейский Суд отмечает, что с 9 декабря 2009 г., когда заявитель был заключен под стражу, до 14 мая 2010 г., когда было вынесено решение о выдаче, разбирательство о выдаче продолжалось. В этот период Генеральная прокуратура получила запрос о выдаче и дипломатические заверения от своего узбекского партнера, ФМС подтвердила, что заявитель не имел российского гражданства, а Министерство иностранных дел и Федеральная служба безопасности сообщили об отсутствии препятствий для его выдачи Узбекистану. Европейский Суд также учитывает, что с 14 мая 2010 г. по 14 марта 2011 г. решение о выдаче обжаловалось в судах двух инстанций. Отсутствуют данные о каких-либо задержках при ведении разбирательства о выдаче.

187. Одновременно с 22 декабря 2009 г. до 24 декабря 2010 г. ходатайство заявителя о признании беженцем рассматривалось ФМС и впоследствии судами двух инстанций. Поскольку исход этих разбирательств мог иметь решающее значение для вопроса о выдаче заявителя, Европейский Суд примет во внимание ведение этих разбирательств для целей определения того, "принимались ли меры в целях выдачи" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 115). Заявитель не утверждал, что эти разбирательства не проводились с надлежащей тщательностью.

188. Наконец, что касается периода содержания под стражей с 14 марта по 9 июня 2011 г., Европейский Суд учитывает, что 14 марта 2011 г. законность решения о выдаче была подтверждена судом кассационной инстанции. Хотя национальное разбирательство о выдаче было таким образом окончено, заявитель дополнительно содержался под стражей в течение двух месяцев и 26 дней. В этот период власти Российской Федерации воздержались от его выдачи во исполнение предварительной меры, на которую указал Европейский Суд в соответствии с правилом 39 Регламента Суда. Следовательно, возникает вопрос о том, осуществлялось ли разбирательство о выдаче с 14 марта по 9 июня 2011 г., что оправдывало бы содержание заявителя под стражей в целях выдачи.

189. В соответствии с последовательной практикой Европейского Суда этот период содержания под стражей заявителя следует отличать от более раннего периода (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Чахал против Соединенного Королевства", § 114, Постановление Европейского Суда от 15 ноября 2011 г. по делу "Аль Ханхи против Боснии и Герцеговины" (Al Hanchi v. Bosnia and Herzegovina), жалоба N 48205/09, §§ 49-51, и Постановление Европейского Суда от 7 февраля 2012 г. по делу "Аль Хусин против Боснии и Герцеговины" (Al Husin v. Bosnia and Herzegovina), жалоба N 3727/08, §§ 67-69). В результате применения предварительной меры государство-ответчик не могло переместить заявителя в Узбекистан без нарушения обязательства, предусмотренного статьей 34 Конвенции. В этот период разбирательство о выдаче, хотя и временно приостановленное вследствие запроса Европейского Суда, тем не менее продолжалось для цели подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции (см. аналогичную мотивировку в Постановлении Европейского Суда по делу "Гебремезин [Габерамазин] против Франции" (Gebremedhin [Gaberamadhien] v. France), жалоба N 25389/05, §§ 73 и 74, ECHR 2007-V, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аль Ханхи против Боснии и Герцеговины", § 51, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аль Хусин против Боснии и Герцеговины", § 69). Европейский Суд ранее указывал, что тот факт, что разбирательство о высылке или выдаче временно приостановлено вследствие применения предварительной меры, само по себе не делает содержание под стражей данного лица незаконным при условии, что власти планируют осуществить высылку позднее и что содержание под стражей не является неразумно длительным (см. Постановление Европейского Суда от 17 января 2012 г. по делу "Кешмири против Турции (N 2)" (Keshmiri v. Turkey) (N 2), жалоба N 22426/10, § 34, и Решение Европейского Суда от 14 июня 2011 г. по делу "S.P. против Бельгии" (S.P. v. Belgium), жалоба N 12572/08).

190. Европейский Суд отмечает, что после того, как решение о выдаче в отношении заявителя вступило в силу, он оставался под стражей чуть меньше трех месяцев. Данный период не выглядит неразумно длительным (см. в отношении содержания под стражей в целях высылки по мотивам угрозы национальной безопасности упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аль Ханхи против Боснии и Герцеговины" и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аль Хусин против Боснии и Герцеговины", в которых периоды содержания под стражей после применения предварительной меры Европейским Судом, которые продолжались один год и 10 месяцев и чуть более 11 месяцев, соответственно, были также совместимы с подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, и противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Кешмири против Турции", § 34, в котором содержание под стражей заявителя продолжалось больше одного года и девяти месяцев после применения предварительной меры и в этом время не совершались действия для поиска альтернативных решений). Также имеет значение, что, как указал выше Европейский Суд (см. § 182 и 183 настоящего Постановления), содержание заявителя под стражей в этот период соответствовало порядку и срокам, предусмотренным национальным законодательством, и что после истечения максимального срока содержания под стражей, допускаемого российским законодательством, заявитель был немедленно освобожден (см. аналогичную мотивировку в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Гебремезин [Габерамазин] против Франции", §§ 74 и 75).

191. С учетом вышеизложенного Европейский Суд признает, что в настоящем деле требование тщательности соблюдено, и общая длительность содержания под стражей заявителя не была чрезмерной.

(iv) Выводы

192. Европейский Суд находит, что содержание заявителя под стражей с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г. было основано на правовых положениях, которые не отвечали требованиям Конвенции относительно "качества закона". Таким образом, имело место нарушение подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в отношении этого периода.

193. Кроме того, по делу требования подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, что касается законности содержания заявителя под стражей с 8 февраля 2010 г. по 9 июня 2011 г. или что касается длительности содержания под стражей заявителя в целях выдачи и старательности властей в проведении разбирательства о выдаче, не были нарушены.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции

194. Заявитель жаловался на то, что его жалобы на постановления о содержании под стражей от 7 сентября и 8 декабря 2010 г. не были рассмотрены "безотлагательно" и что отсутствовала эффективная процедура, с помощью которой он мог бы обжаловать свое содержание под стражей после 20 января 2011 г. Он ссылался на пункт 4 статьи 5 Конвенции, который предусматривает следующее:

"4. Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Приемлемость жалобы

195. Европейский Суд отмечает, что настоящая жалоба не является явно необоснованной в значении подпункта "а" пункта 3 статьи 35 Конвенции. Он также отмечает, что жалоба не является неприемлемой по каким-либо другим основаниям. Следовательно, жалоба должна быть объявлена приемлемой.

B. Существо жалобы

1. Безотлагательность рассмотрения

196. Власти Российской Федерации признали, что жалобы заявителя на постановления о содержании под стражей от 7 сентября и 8 декабря 2010 г. не были рассмотрены "безотлагательно".

197. Заявитель поддержал свою жалобу.

198. Европейский Суд напоминает, что пункт 4 статьи 5 Конвенции провозглашает право на безотлагательное разрешение судом вопроса о правомерности содержания под стражей и на освобождение, в случае если оно будет признано незаконным (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Барановский против Польши", § 68). Пункт 4 статьи 5 Конвенции не требует от государств-участников создания второго уровня юрисдикции для проверки законности содержания под стражей. Однако если национальное законодательство предусматривает систему обжалования, апелляционный орган должен также соответствовать требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции, например, что касается безотлагательности проверки апелляционным органом решения о заключении под стражу, принятого нижестоящим судом. В то же время стандарт "безотлагательности" в отношении апелляционных судов является менее строгим (см. Постановление Европейского Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia), жалоба N 4493/04, § 96* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2008.)).

199. Хотя количество дней, которые потребовались для проведения соответствующего разбирательства, очевидно, является важным аспектом общей безотлагательности разбирательства, оно не является само по себе решающим при определении того, было ли принято решение безотлагательно (см. Решение Европейского Суда от 20 сентября 2007 г. по делу "Мери против Нидерландов" (Merie v. Netherlands), жалоба N 664/05). Принимаются во внимание старательность, проявленная властями, задержки, за которые несет ответственность заявитель, и иные факторы, вызывающие задержку, за которую не может нести ответственность государство (см. Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблоньский против Польши" (Jablonski v. Poland)* (* Так в оригинале. Правильнее "Jablonski v. Poland" (прим. переводчика).), жалоба N 33492/96, §§ 91-94, и Постановление Европейского Суда от 30 ноября 2000 г. по делу "G.B. против Швейцарии" (G.B. v. Switzerland), жалоба N 27426/95, §§ 34-39). Вопрос о том, было ли ходатайство об освобождении рассмотрено "безотлагательно", должен быть разрешен с учетом обстоятельств конкретного дела (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ребок против Словении" (Rehbock v. Slovenia), жалоба N 29462/95, § 84, ECHR 2000-XII).

200. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что жалоба на постановление о содержании под стражей от 7 сентября 2010 г., поданная 9 сентября 2010 г., была рассмотрена через 82 дня (см. §§ 28 и 29 настоящего Постановления). Жалоба на постановление о содержании под стражей от 8 декабря 2010 г., поданная 16 декабря 2010 г., была рассмотрена через 35 дней (см. § 30 и 31 настоящего Постановления). Не имеется оснований полагать, что заявитель после подачи жалоб являлся причиной задержки их рассмотрения.

201. Учитывая признание нарушения властями Российской Федерации, Европейский Суд находит, что эти два периода не могут считаться совместимыми с требованием "безотлагательности", содержащимся в пункте 4 статьи 5 Конвенции.

202. Соответственно, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

2. Предполагаемая невозможность проверки содержания под стражей

(a) Доводы сторон

203. Власти Российской Федерации утверждали, что заявитель мог подать ходатайство об освобождении в соответствии со статьями 108-110 УПК РФ.

204. Заявитель указал, что отсутствовала процедура, в рамках которой законность его содержания под стражей после 20 января 2010 г. могла быть проверена судом с принятием решения о его освобождении. Европейский Суд уже установил, что ни статья 108, ни статья 109 УПК РФ не давали заключенному право возбудить разбирательство для проверки законности его содержания под стражей. Таким образом, они не обеспечивали ему право инициировать разбирательство, с помощью которого законность его содержания под стражей могла быть проверена судом (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Насруллоев против Российской Федерации", § 88). То же относится к статье 110 УПК РФ, формулировка которой также не указывала на то, что разбирательство по проверке могло быть начато по инициативе заключенного. Кроме того, статья 110 УПК РФ не имела отношения к ситуации заявителя, поскольку она предусматривает изменение меры пресечения в делах, в которых изменились обстоятельства, являвшиеся основанием для заключения лица под стражу, что не имело места в деле заявителя.

205. Наконец, заявитель утверждал, что пытался затронуть вопрос законности содержания под стражей в заседании 14 марта 2011 г. при рассмотрении его жалобы на решение о выдаче. Однако его доводы не были рассмотрены судом.

(b) Мнение Европейского Суда

(i) Общие принципы

206. Европейский Суд напоминает, что цель пункта 4 статьи 5 Конвенции заключается в обеспечении задержанным и арестованным права на судебную проверку законности меры, которой они подверглись (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 18 июня 1971 г. по делу "Де Вилде, Омс и Версип против Бельгии" (De Wilde, Ooms and Versyp v. Belgium), Series A, N 12, § 76). В период содержания лица под стражей оно должно располагать средством правовой защиты, позволяющим обеспечить безотлагательную судебную проверку законности содержания под стражей. При наличии оснований эта проверка должна быть способна повлечь освобождение. Понятие "законность" в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции имеет то же значение, что и в пункте 1 той же статьи, то есть заключенное под стражу лицо наделено правом на судебное рассмотрение "законности" его содержания под стражей не только с учетом требований национального законодательства, но и Конвенции, ее общих принципов и цели ограничений, установленных пунктом 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Большой Палаты от 19 февраля 2009 г. по делу "A. и другие против Соединенного Королевства" (A. and Others v. United Kingdom), жалоба N 3455/05, § 202 с дополнительными отсылками).

207. Существование средства правовой защиты, предусмотренного пунктом 4 статьи 5 Конвенции, должно быть достаточно определенным не только в теории, но и на практике, поскольку в отсутствие этого качества средство правовой защиты не будет отвечать требованиям доступности и эффективности, предъявляемым в целях указанного положения (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по делу "Стоичков против Болгарии" (Stoichkov v. Bulgaria), жалоба N 9808/02, § 66, заключительная часть, и Постановление Европейского Суда от 24 марта 2005 г. по делу "Вачев против Болгарии" (Vachev v. Bulgaria), жалоба N 42987/98, § 71, ECHR 2004-VIII (извлечения)).

208. При принятии решения по окончании судебного разбирательства судом оно подразумевает контроль, требуемый пунктом 4 статьи 5 Конвенции. Это происходит, например, после вынесения решения о содержании под стражей в связи с "осуждением компетентным судом" в соответствии с подпунктом "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции или при заключении под стражу бродяги согласно подпункту "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции по решению "суда" в значении пункта 4 (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Де Вилде, Омс и Версип против Бельгии", § 76). Однако, как подчеркивалось в предыдущих постановлениях, это правило относится только к первоначальному решению о лишении лица свободы, оно не касается последующего периода содержания под стражей, в котором могут возникать новые вопросы, затрагивающие законность содержания под стражей (см. Постановление Европейского Суда от 2 марта 1987 г. по делу "Уикс против Соединенного Королевства" (Weeks v. United Kingdom), § 56, Series A, N 114). Отсюда следует, что в силу пункта 4 статьи 5 Конвенции заключенный вправе обратиться в "суд", уполномоченный "безотлагательно" разрешить вопрос о том, стало ли его лишение свободы "незаконным" в свете новых факторов, которые возникли после вынесения решения о первоначальном заключении под стражу (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 146).

209. Формы судебной проверки могут различаться в разных странах и зависят от вида лишения свободы. К компетенции Европейского Суда не относится установление наиболее целесообразной системы судебной проверки в данной сфере. Не исключено, что система автоматической периодической проверки судом может гарантировать соответствие требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 12 мая 1992 г. по делу "Мегьери против Германии" (Megyeri v. Germany), § 22, Series A, N 237-A, и Постановление Европейского Суда по делу "Рейнпрехт против Австрии" (Reinprecht v. Austria), жалоба N 67175/01, § 33, ECHR 2005-XII). Вместе с тем при введении автоматической проверки решения о законности содержания под стражей должны приниматься через разумные интервалы (см. Постановление Европейского Суда от 24 сентября 1992 г. по делу "Херцегфалви против Австрии" (Herczegfalvy v. Austria), §§ 75 и 77, Series A, N 244, и Постановление Европейского Суда от 21 июня 2005 г. по делу "Блэксток против Соединенного Королевства" (Blackstock v. United Kingdom), жалоба N 59512/00, § 42). Причина требований безотлагательности и периодической судебной проверки через разумные интервалы в значении пункта 4 статьи 5 Конвенции и прецедентной практики Европейского Суда заключается в том, что заключенный не должен подвергаться риску содержания под стражей по истечении периода, на время которого его лишение свободы являлось оправданным (см. Постановление Европейского Суда по делу "Шишков против Болгарии" (Shishkov v. Bulgaria), жалоба N 38822/97, § 88, ECHR 2003-I (извлечения), с дополнительными отсылками).

(ii) Применение вышеизложенных принципов в настоящем деле

210. Европейский Суд принимает во внимание, что содержание под стражей заявителя, хотя и первоначально примененное прокурором, впоследствии продлевалось национальными судами с интервалами от трех до шести месяцев. Таким образом, разбирательство, в рамках которого продлевалось содержание под стражей заявителя, составляло форму периодической проверки, имевшей судебный характер. Важно отметить, что в перерыве между слушаниями по поводу продления заявитель не мог предъявлять требования о судебной проверке законности его содержания под стражей. Действительно, Европейский Суд уже установил, что статьи 108-110 УПК РФ, на которые ссылались власти Российской Федерации, не давали заключенному права возбуждать разбирательство, позволявшее суду рассматривать вопрос о законности его содержания под стражей (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Насруллоев против Российской Федерации", § 88, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации", § 151, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Эльмуратов против Российской Федерации", § 115). Однако это само по себе не противоречит пункту 4 статьи 5 Конвенции при условии, что периодические судебные проверки законности содержания под стражей осуществляются через "разумные интервалы" (см. прецедентную практику, упомянутую в § 209 настоящего Постановления).

211. Европейский Суд учитывает, что в период с декабря 2010 года судебные проверки законности содержания под стражей заявителя проводились раз в три или четыре месяца. Заявитель не жаловался на то, что интервалы между проверками были неразумно длительными. Основание его жалобы заключалось в том, что проверки не проводились между 8 декабря 2010 г., когда срок его содержания под стражей был продлен на шесть месяцев, и 9 июня 2011 г., когда прокурор вынес постановление о его освобождении. Остается удостовериться, был ли шестимесячный период, в течение которого законность содержания под стражей заявителя не проверялась судом, совместим с требованиями пункта 4 статьи 5 Конвенции.

212. Европейский Суд отмечает, что требования пункта 4 статьи 5 Конвенции относительно того, что может рассматриваться как "разумный" интервал в контексте периодической судебной проверки, неодинаковы в различных сферах и зависят от вида лишения свободы. Так, что касается содержания под стражей после осуждения компетентным судом в соответствии с подпунктом "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции, Европейский Суд признавал "разумными" периоды менее года между проверками относительно содержания под стражей лиц, осужденных к дискреционному пожизненному лишению свободы, и отклонял периоды, превышавшие год (см. Постановление Европейского Суда по делу "Олдем против Соединенного Королевства" (Oldham v. United Kingdom), жалоба N 36273/97, § 31, ECHR 2000-X, Постановление Европейского Суда от 24 июля 2001 г. по делу "Херст против Соединенного Королевства" (Hirst v. United Kingdom), жалоба N 40787/98, § 39, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Блэксток против Соединенного Королевства", § 44). Относительно содержания под стражей душевнобольных в соответствии с подпунктом "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции, примененного по окончании уголовного разбирательства, в рамках которого обвинения против них были доказаны, но они были освобождены от уголовной ответственности в связи с психическим заболеванием, интервалы между проверками менее года обычно признавались разумными, тогда как более длительные интервалы не считались "разумными" для целей пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Херцегфалви против Австрии", § 77, Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Силва Роша против Португалии" (Silva Rocha v. Portugal), § 31, Reports 1996-V, Постановление Европейского Суда по делу "Магальяйнш Перейра против Португалии" (Magalhaes Pereira v. Portugal), жалоба N 44872/98, §§ 45-51, ECHR 2002-I, и для сравнения Постановление Европейского Суда от 20 декабря 2005 г. по делу "Магальяйнш Перейра против Португалии (N 2)" (Magalhaes Pereira v. Portugal) (N 2)), жалоба N 15996/02, §§ 27-33).

213. Напротив, что касается предварительного заключения согласно подпункту "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции, Европейский Суд указывал, что природа предварительного содержания под стражей требует более коротких интервалов, поскольку Конвенция исходит из того, что такое содержание под стражей имеет строго ограниченную продолжительность (см. Постановление Европейского Суда от 25 октября 1989 г. по делу "Бецикери против Италии" (Bezicheri v. Italy), § 21, Series A, N 164, и Постановление Европейского Суда от 28 октября 1998 г. по делу "Ассенов и другие против Болгарии" (Assenov and Others v. Bulgaria), § 162, Reports 1998-VIII). Так, Европейский Суд признавал, что австрийская система автоматической периодической проверки предварительного содержания под стражей, устанавливающая максимальный двухмесячный интервал между проверками, совместима с пунктом 4 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рейнпрехт против Австрии", §§ 24 и 33). В другом деле период в три месяца и восемь дней, в течение которого судебная проверка предварительного содержания под стражей заявителя не проводилась, был признан "неразумным" (см. Постановление Европейского Суда от 15 июня 2006 г. по делу "Юрьев против Латвии" (Jurjevs v. Latvia), жалоба N 70923/01, §§ 61-63).

214. Обращаясь далее к содержанию под стражей в целях высылки или выдачи, предусмотренному подпунктом "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, Европейский Суд учитывает, что факторы, затрагивающие законность содержания под стражей в целях высылки или выдачи, такие, например, как факторы, относящиеся к состоянию разбирательства о выдаче или высылке, и старательность властей в проведении такого разбирательства на его протяжении, могут со временем изменяться (см. Постановление Европейского Суда от 10 мая 2012 г. по делу "Рахмани и Динева против Болгарии" (Rahmani and Dineva v. Bulgaria), жалоба N 20116/08, § 78). Он, соответственно, полагает, что необходимы более короткие интервалы между проверками при содержании под стражей в целях высылки или выдачи по сравнению с содержанием под стражей после осуждения компетентным судом или при содержании под стражей душевнобольных. Действительно, факторы, затрагивающие законность содержания под стражей, могут быстрее изменяться, когда разбирательство продолжается (как в случаях содержания под стражей в целях выдачи), чем в ситуациях, когда разбирательство окончено после установления всех относимых обстоятельств (как в случаях, когда лицо осуждено компетентным судом, или в случаях обязательного психиатрического лечения, назначенного судом на основе медицинских документов, подтверждающих опасность лица). В то же время ввиду ограниченных пределов проверки законности содержания под стражей, требуемых в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции в делах о выдаче - которые не распространяются, например, на вопросы о том, было ли содержание под стражей "необходимым" для предотвращения преступлений или бегства - проверка не нуждается в такой частоте, как в делах о лишении свободы в соответствии с подпунктом "c" пункт 1 статьи 5 Конвенции (см. Решение Европейского Суда от 26 июня 2012 г. по делу "Тейлор против Эстонии" (Taylor v. Estonia), жалоба N 37038/09, §§ 53 и 55). Например, в двух недавних российских делах Европейский Суд установил, что интервалы от двух до четырех месяцев между периодическими проверками законности содержания под стражей совместимы с требованиями пункта 4 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 5 июня 2012 г. по делу "Солиев против Российской Федерации" (Soliyev v. Russia), жалоба N 62400/10, §§ 57-62* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2013.), и Постановление Европейского Суда от 5 июня 2012 г. по делу "Ходжамбердиев против Российской Федерации" (Khodzhamberdiyev v. Russia), жалоба N 64809/10, §§ 108-114* (* Там же.)).

215. В то же время Европейский Суд отмечает, что в его задачу не входит попытка указания максимального периода между проверками, который должен автоматически применяться к определенной категории заключенных. Вопрос о том, совместим ли период с этим требованием, должен - как и в отношении требования о разумности срока в пункте 3 статьи 5 Конвенции и пункте 1 статьи 6 Конвенции, - решаться в свете обстоятельств каждого дела (см. Постановление Европейского Суда от 21 октября 1986 г. по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии" (Sanchez-Reisse v. Switzerland), § 55, Series A, N 107, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Олдем против Соединенного Королевства", § 31). Европейский Суд, в частности, должен рассмотреть вопрос о том, оценивались ли без необязательной задержки новые относимые факторы, возникавшие в интервале между периодическими проверками, судом, имевшим юрисдикцию для оценки того, являлось ли содержание под стражей "незаконным" с учетом этих новых факторов (см. прецедентную практику, упомянутую в § 208 настоящего Постановления).

216. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд учитывает, что 8 декабря 2010 г. городской суд продлил срок содержания под стражей заявителя на шесть месяцев на том основании, что разбирательство о выдаче еще продолжалось. Через три месяца, 14 марта 2011 г., решение о выдаче было оставлено без изменения высшей инстанцией, и национальное разбирательство о выдаче было, таким образом, окончено. Поскольку заявитель не мог быть выдан в связи с указанием Европейским Судом предварительной меры в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, подготовка к исполнению решения о выдаче должна была быть отложена на неопределенный срок. Европейский Суд полагает, что это составляло новый относимый фактор, который мог затронуть законность и обоснование длительного содержания заявителя под стражей. Следовательно, заявитель согласно пункту 4 статьи 5 Конвенции имел право на оценку этого нового относимого фактора судом без неразумной задержки. Однако лишь три месяца спустя, 9 июня 2011 г., законность содержания заявителя под стражей была проверена, и вынесено решение о его освобождении. Европейский Суд полагает, что столь длительная задержка в оценке нового относимого фактора, способного повлиять на законность содержания под стражей, не являлась "разумной".

217. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд находит, что в деле заявителя эффективность системы автоматической периодической судебной проверки была умалена тем фактом, что новый относимый фактор, возникший в интервале между проверками и способный повлиять на законность его содержания под стражей, был оценен судом* (* Вероятно, имеется в виду Московско-рязанский транспортный прокурор, который оценивал этот фактор и принимал решение об освобождении заявителя 9 июня 2011 г. (прим. переводчика).) с неразумно длительной задержкой. При таких обстоятельствах Европейский Суд вынужден установить, что проверки законности содержания под стражей заявителя не проводились "через разумные интервалы".

218. Соответственно, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции.

V. Предполагаемое несоблюдение требований статьи 34 Конвенции

219. Заявитель жаловался на то, что его тайное перемещение в Таджикистан в нарушение предварительной меры, указанной Европейским Судом в соответствии с правилом 39, нарушило его право на индивидуальную жалобу. Он ссылался на статью 34 Конвенции, которая предусматривает следующее:

"Европейский Суд может принимать жалобы от любого физического лица, любой неправительственной организации или любой группы частных лиц, которые утверждают, что явились жертвами нарушения одной из Высоких Договаривающихся Сторон их прав, признанных в настоящей Конвенции или в Протоколах к ней. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются никоим образом не препятствовать эффективному осуществлению этого права".

220. Власти Российской Федерации оспорили этот довод, отрицая какую-либо причастность властей к перемещению заявителя в Таджикистан. Они также утверждали, что не имели возможности обеспечить возвращение заявителя в Россию. Отсутствовала правовая база для требования о его выдаче из Таджикистана, поскольку он не являлся российским гражданином и не совершил преступлений в России. В национальном или международном праве отсутствовала иная процедура, которая позволила бы российским властям требовать от таджикских властей возвращения заявителя в Россию.

221. Заявитель утверждал, что его похищение и перемещение в Таджикистан, предпринятые несмотря на наличие предварительной меры, указанной Европейским Судом в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, воспрепятствовали эффективному осуществлению его права на индивидуальную жалобу. Угроза его выдачи из Таджикистана была неизбежной, о чем свидетельствует постановление о заключении под стражу, вынесенное таджикским судом, из которого следовало, что он был заключен под стражу в целях выдачи Узбекистану (см. § 61 настоящего Постановления). Заявитель отмечал, что эта угроза сохраняется даже после его освобождения. Заявитель не был уведомлен о причинах своего освобождения, и впоследствии ему сообщили, что он вновь разыскивается таджикскими властями.

222. Европейский Суд напоминает, что в силу статьи 34 Конвенции государства-участники обязываются воздерживаться от любого действия или бездействия, которое может воспрепятствовать эффективному осуществлению права индивидуального заявителя на обращение в Европейский Суд. Эффективность этого права умаляется уклонением государства-ответчика от соблюдения предварительной меры (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", §§ 102 и 125).

223. В делах наподобие настоящего, в которых убедительно утверждается о наличии непоправимого ущерба для осуществления заявителем одного из основных конвенционных прав, цель предварительной меры заключается в сохранении статус-кво в процессе определения Европейским Судом оправданности этой меры. Будучи направленной на обеспечение сохранения объекта, который является предметом жалобы, предварительная мера затрагивает существо конвенционной жалобы (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 108, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", § 473, и Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции" (Aoulmi v. France), жалоба N 50278/99, § 103, ECHR 2006-I (извлечения)).

224. Таким образом, указание предварительных мер Европейским Судом позволяет ему не только осуществлять эффективное рассмотрение жалобы, но и обеспечить эффективность защиты, предоставляемой заявителю Конвенцией. Кроме того, такое указание впоследствии позволит Комитету министров контролировать исполнение окончательного постановления Европейского Суда. Следовательно, указанные меры позволяют соответствующему государству соблюдать свое обязательство исполнять окончательное постановление Европейского Суда, которое имеет обязательную силу в соответствии со статьей 46 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 125, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации", § 473, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Аульми против Франции", § 108).

225. С учетом вышеизложенного уклонение государства-участника от соблюдения предварительной меры должно рассматриваться как препятствующее эффективному рассмотрению жалобы заявителя Европейским Судом и эффективному осуществлению его права на жалобу и, соответственно, как нарушение статьи 34 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Маматкулов и Аскаров против Турции", § 128).

226. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд принимает во внимание, что 8 марта 2011 г. он указал российскому государству-ответчику в соответствии с правилом 39 Регламента Суда на то, что заявитель не должен быть выдан Узбекистану до дополнительного уведомления (см. § 4 настоящего Постановления). Через пять месяцев последний был перемещен в Таджикистан. Российские власти несли ответственность за это перемещение, как установлено в § 127 настоящего Постановления. Следовательно, Европейский Суд должен определить, исполнила ли Российская Федерация свое обязательство согласно статье 34 Конвенции по соблюдению предварительной меры, указанной Европейским Судом.

227. Европейский Суд полагает, что при определенных обстоятельствах перемещение заявителя против его воли в другую страну, не являющуюся страной его происхождения, в которой ему предположительно угрожает жестокое обращение, может составлять уклонение от соблюдения такой предварительной меры. Иное означало бы, что государства-ответчики могли бы перемещать заявителя в третью страну, не являющуюся участником Конвенции, откуда он мог быть в дальнейшем перемещен в страну своего происхождения, что составляло бы обход предварительной меры, примененной Европейским Судом, и лишение заявителя эффективной конвенционной защиты.

228. Действительно, заявитель был перемещен в Таджикистан, а не в Узбекистан. Однако является фактом, что в силу перемещения заявителя в Таджикистан Европейский Суд лишен возможности обеспечить ему практическую и эффективную выгоду от конвенционных прав, на которые он ссылался.

229. Перемещение заявителя в государство, которое не является участником Конвенции, лишило его конвенционной защиты и устранило цель предварительной меры, которая заключалась в том, чтобы сохранить существующее положение в период рассмотрения Европейским Судом жалобы и обеспечить эффективное исполнение окончательного постановления.

230. Как указали власти Российской Федерации, они не могут обеспечить возвращение заявителя в Россию (см. § 220 настоящего Постановления). Следовательно, заявитель остается под контролем таджикских властей, которые не связаны Конвенцией и не обязаны соблюдать постановления Европейского Суда. При таких обстоятельствах вывод Европейского Суда о том, что заявитель столкнется с серьезной угрозой жестокого обращения в Узбекистане (см. § 151 настоящего Постановления), не может защитить его от последующей репатриации в эту страну.

231. С учетом вышеизложенного Европейский Суд заключает, что перемещение заявителя в Таджикистан воспрепятствовало ему в обеспечении эффективной конвенционной защите заявителя и, следовательно, помешало эффективному осуществлению его права жалобы. Соответственно, перемещая заявителя в Таджикистан, Российская Федерация допустила несоблюдение предварительной меры, указанной в соответствии с правилом 39 Регламента Суда, в нарушение своего обязательства, предусмотренного статьей 34 Конвенции.

VI. Иные предполагаемые нарушения Конвенции

232. Наконец, Европейский Суд рассмотрел иные доводы, предоставленные заявителем, и, принимая во внимание имеющиеся материалы, и насколько предмет жалобы относится к его юрисдикции, не усмотрел в них признаков нарушения прав и свобод, предусмотренных Конвенцией или Протоколами к ней. Следовательно, жалоба в данной части подлежит отклонению в соответствии с подпунктом "а" пункта 3 и пунктом 4 статьи 35 Конвенции.

VII. Применение статьи 41 Конвенции

233. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Ущерб

234. Заявитель требовал 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда.

235. Власти Российской Федерации не представили комментарий.

236. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле им установлено сочетание серьезных нарушений. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 30 000 евро в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму.

B. Судебные расходы и издержки

237. Ссылаясь на данные о затратах времени адвокатов, заявитель требовал 7 800 евро в счет юридических гонораров за рассмотрение дела Европейским Судом и в национальном разбирательстве. Он также требовал 546 евро в качестве компенсации почтовых расходов.

238. Власти Российской Федерации полагали, что не установлено, что адвокатские гонорары или иные расходы были действительно выплачены или понесены.

239. В соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда заявитель имеет право на возмещение расходов и издержек только в той части, в которой они были действительно понесены, являлись необходимыми и разумными по размеру. Заявитель не предоставил документов, подтверждающих несение почтовых расходов, поэтому Европейский Суд отклоняет требование в этой части.

240. Что касается юридических гонораров, с учетом предоставленных документов и вышеизложенных критериев (см. Постановление Европейского Суда по делу "Фадеева против Российской Федерации" (Fadeyeva v. Russia), жалоба N 55723/00, § 147, ECHR 2005-IV* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2006.)) Европейский Суд находит разумным присудить 7 800 евро, подлежащих зачислению на банковский счет представителей.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

241. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

VIII. Правило 39 Регламента Суда

242. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции настоящее Постановление станет окончательным, если (a) стороны заявят, что они не будут просить о передаче дела в Большую Палату, или (b) по истечении трех месяцев с даты вынесения Постановления не поступит обращение о передаче дела в Большую Палату, или (c) Комитет Большой Палаты отклонит обращение о передаче дела в соответствии со статьей 43 Конвенции.

243. Европейский Суд принимает во внимание, что заявитель в настоящее время скрывается в Таджикистане после перемещения туда против его воли с ведома и при участии российских властей (см. § 127 настоящего Постановления). Таким образом, российские власти более не могут выдать его Узбекистану. Однако, учитывая, что заявитель может изыскать возможность вернуться в Россию, и с учетом вывода о том, что он может подвергнуться серьезной угрозе пыток или бесчеловечного или унижающего достоинство обращения в Узбекистане (см. § 151 настоящего Постановления), Европейский Суд полагает, что указание, данное властям Российской Федерации на основании правила 39 Регламента Суда (см. § 3 настоящего Постановления), должно оставаться в силе, пока настоящее Постановление не станет окончательным или до дополнительного указания.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) признал жалобу приемлемой в части угрозы жестокого обращения с заявителем в Узбекистане и отсутствия эффективных средств правовой защиты, законности и длительности его содержания под стражей в целях выдачи и предполагаемых недостатков судебной проверки его содержания под стражей, а в остальной части - неприемлемой;

2) постановил, что в случае возвращения заявителя в Россию его выдача Узбекистану составит нарушение статьи 3 Конвенции;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части перемещения заявителя в Таджикистан;

4) постановил, что имело место нарушение подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части содержания заявителя под стражей с 9 декабря 2009 г. по 8 февраля 2010 г.;

5) постановил, что по делу требования подпункта "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части остального периода содержания под стражей нарушены не были;

6) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части длительности разбирательства по рассмотрению жалоб заявителя на постановления о содержании под стражей от 7 сентября и 8 декабря 2010 г.;

7) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части невозможности обжалования заявителем его содержания под стражей с 8 декабря 2010 г. до 9 июня 2011 г.;

8) постановил, что отсутствует необходимость рассмотрения жалобы на нарушение статьи 13 Конвенции;

9) постановил, что государство-ответчик допустило несоблюдение своих обязательств, предусмотренных статьей 34 Конвенции;

10) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы:

(i) 30 000 евро (тридцать тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, а также любой налог, начисляемый на указанную сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 7 800 евро (семь тысяч восемьсот евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя, в качестве компенсации судебных расходов и издержек, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, и перечислению на банковский счет представителей;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

11) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации;

12) решил оставить в силе указание властям Российской Федерации в соответствии с правилом 39 Регламента Суда на то, что в интересах надлежащего осуществления разбирательства было бы желательно не выдавать заявителя, пока настоящее Постановление не станет окончательным или до дополнительного указания.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 2 октября 2012 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Нина Ваич Председатель Палаты Суда