Постановление Европейского Суда по правам человека от 12 июня 2008 г. Дело "Власов (Vlasov) против Российской Федерации" (жалоба N 78146/01) (Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Первая Секция)

Дело "Власов (Vlasov)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 78146/01)

Постановление Суда

Страсбург, 12 июня 2008 г.

Европейский Суд по правам человека (Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Х. Розакиса, Председателя Палаты,

Н. Ваич,

А. Ковлера,

Э. Штейнер,

Х. Гаджиева,

Д. Шпильманна,

С.Э. Йебенса, судей,

а также при участии С. Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 22 мая 2008 г.,

вынес в тот же день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 78146/01, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Алексеем Юрьевичем Власовым (далее - заявитель) 4 июля 2001 г.

2. Интересы заявителя, которому была предоставлена юридическая помощь, в Европейском Суде представлял В. Кузнецов, адвокат, практикующий в г. Москве. Власти Российской Федерации в Европейском Суде были представлены бывшим Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что условия, в которых он содержался под стражей и транспортировался, представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение, что продолжительность его содержания под стражей и рассмотрения его уголовного дела была чрезмерной, что на его свидания с семьей, переписку и обмен документами были установлены неоправданные ограничения, и что он не располагал эффективным средством правовой защиты в связи с этими жалобами.

4. Решением от 14 февраля 2006 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.

5. Власти Российской Федерации подали письменные объяснения по существу жалобы (пункт 1 правила 59 Регламента Суда), а заявитель воздержался от этого.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1957 году и проживает в г. Москве. Он являлся директором фабрики, осуществлявшей огранку и экспорт алмазов (далее - компания).

A. Рассмотрение уголовного дела заявителя

1. Задержание и предварительное заключение

7. 9 июля 1999 г. против заявителя было возбуждено уголовное дело N 144129. Он подозревался в контрабанде алмазов с использованием подложных экспортных контрактов, преступлении, предусмотренном частью 4 статьи 188 Уголовного кодекса.

8. 18 августа 1999 г. заявитель был задержан. 20 августа 1999 г. прокурор санкционировал заключение его под стражу.

9. 16 сентября 1999 г. Преображенский районный суд г. Москвы отклонил ходатайство заявителя об освобождении под залог. 7 октября 1999 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения.

10. 14 октября 1999 г. заместитель генерального прокурора продлил срок содержания заявителя под стражей до 9 января 2000 года. 16 декабря 1999 г. Преображенский районный суд отклонил жалобу заявителя на продление срока, поскольку "характер"* (*Возможно, московский суд имел в виду "сведения о личности подозреваемого или обвиняемого", которые должны учитываться при решении вопроса о необходимости избрания меры пресечения. В делах о незаконном заключении под стражу упоминания о характере встречаются неоднократно, и Европейский Суд, по-видимому, понимает под характером индивидуальный склад душевной жизни. В Постановлении Европейского Суда от 26 января 1993 г. по делу "W. против Швейцарии" (W. v. Switzerland) различаются "характер" и "моральные устои" как самостоятельные факторы, требующие оценки при избрании меры пресечения. В Постановлении от 24 июля 2003 г. по делу "Смирнова против России" (Smirnova v. Russia) Европейский Суд отмечал, что при избрании меры пресечения заявительницам национальные органы не указали, "каков в действительности был их характер, и почему он делал их содержание под стражей необходимым". Однако с учетом формальной процедуры решения вопроса о мере пресечения в российских судах не исключено, что Европейский Суд усматривает в этом понятии смысл, который российские органы в него не вкладывали (прим. переводчика).) заявителя оправдывает его содержание под стражей. 17 января 2000 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения.

11. 30 декабря 1999 г. заместитель генерального прокурора продлил срок содержания заявителя до 18 мая 2000 года. 19 апреля 2000 г. Преображенский районный суд отклонил жалобу заявителя на продление срока, найдя решение "законным и обоснованным", но не привел дополнительных оснований в подкрепление этого вывода.

12. 16 мая 2000 г. заместитель генерального прокурора продлил срок содержания заявителя под стражей до 18 августа 2000 года. 4 августа 2000 г. Преображенский районный суд отклонил жалобу заявителя на продление срока, найдя решение "законным и обоснованным". 27 декабря 2000 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения.

13. 16 августа и 18 сентября 2000 г. исполняющий обязанности заместителя Генерального прокурора продлил срок содержания заявителя под стражей до 18 сентября и 18 ноября 2000 г. соответственно. 26 сентября 2000 г. Преображенский районный суд г. Москвы отклонил жалобы заявителя на решения о продлении срока содержания под стражей, усмотрев, что они оправдываются "характером" заявителя и отсутствием "грубых нарушений" уголовно-процессуального закона. 9 января 2001 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения, сославшись на "характер" заявителя и тяжесть предъявленных ему обвинений.

14. 17 ноября 2000 г. Генеральный прокурор продлил срок содержания заявителя под стражей до 18 февраля 2001 года. 31 января 2001 г. Преображенский районный суд г. Москвы отклонил жалобу заявителя на продление срока содержания под стражей, указав, что "характер" заявителя и тяжесть обвинения делают его содержание под стражей законным и обоснованным. 23 апреля 2001 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения.

2. Выделение уголовных дел

15. 9 декабря 2000 г. заявителю были предъявлены новые обвинения в преступлениях, предусмотренных частью 3 статьи 188 (контрабанда), частью 2 статьи 191 (незаконный оборот драгоценных металлов, природных драгоценных камней или жемчуга) и статьей 327 (подделка официальных документов) Уголовного кодекса.

16. 28 декабря 2000 г. 15 эпизодов контрабанды, незаконного экспорта драгоценных камней и подделки документов были выделены в отдельное производство по новому уголовному делу, которому был присвоен номер 9307.

17. 18 февраля 2001 г. расследование оставшихся обвинений в рамках уголовного дела N 144129 было приостановлено. 26 февраля 2002 г. расследование было возобновлено и до сих пор продолжается.

3. Рассмотрение судом дела N 9307

18. 12 января 2001 г. заявителю была предоставлена возможность ознакомления с материалами уголовного дела. По ходатайству обвинения 16 февраля и 16 апреля 2001 г. Московский городской суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 18 апреля и 18 августа 2001 г. соответственно. В обоих случаях суд отмечал, что не имеется оснований для изменения меры пресечения, избранной заявителю, несмотря на доводы, выдвинутые защитой, и личное поручительство, предложенное членом парламента и членом Российской академии наук. Он также ссылался на тяжесть обвинений и "характер" заявителя. 11 апреля и 23 мая 2001 г. Верховный Суд, рассмотрев жалобу, оставил решения городского суда без изменения, установив, что "не имеется достаточных оснований для изменения меры пресечения".

19. Как утверждали власти Российской Федерации, защитники заявителя Королев и Дудник умышленно затягивали ознакомление с материалами дела. 26 февраля 2001 г. следователь просил председателя Московской коллегии адвокатов обеспечить регулярную явку защиты. 28 марта и 25 апреля 2001 г. начальник следственного отдела повторил эту просьбу. Власти Российской Федерации представили докладные записки от 1, 8 и 18 июня 2001 г., в которых следователи сообщали о неофициальных беседах с представителями заявителя, предположительно выражавших намерение затягивать рассмотрение дела до истечения максимального срока содержания заявителя под стражей.

20. 13 июля 2001 г. дело N 9307 было передано для рассмотрения в Головинский районный суд г. Москвы.

21. 6 августа 2001 г. районный суд возвратил дело для дополнительного расследования. 3 октября 2001 г. это решение было отменено Московским городским судом, и судебное разбирательство возобновилось.

22. 11 декабря 2001 г. районный суд назначил слушание дела на 25 декабря, но затем отложил его на 28 января 2002 г., поскольку защитник заявителя находился в отъезде в связи с праздниками.

23. 28 января 2002 г. районный суд отклонил ходатайство заявителя об освобождении. 21 февраля 2002 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил решение без изменения.

24. 15 марта 2002 г. районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 29 апреля 2002 г., усмотрев, что его освобождение воспрепятствует "тщательному, полному и объективному рассмотрению дела".

25. 1 апреля 2002 г. районный суд возвратил дело N 9307 на дополнительное расследование. Он установил, что обвинения сформулированы неконкретно, что заявитель не был допрошен в качестве подозреваемого, что его ознакомление с делом было незаконно ограничено и что выделение некоторых обвинений в отдельное производство не было обоснованным. Эти недостатки должны быть устранены при расследовании. Суд принял решение о сохранении заявителю меры пресечения.

4. Освобождение под залог и осуждение по делу N 9307

26. 12 июля 2002 г. Головинский районный суд освободил заявителя под залог.

27. Слушание, назначенное на 26 июля 2002 г., было отложено на 9 сентября 2002 г., поскольку один адвокат был занят в другом процессе, а другой находился в отпуске.

28. 2 октября 2002 г. слушание было отложено в связи с болезнью прокурора. 18 марта и 13 мая 2003 г. слушания были отложены по ходатайству заявителя.

29. 28 июля 2003 г. Головинский районный суд признал заявителя виновным в контрабанде и незаконном сбыте алмазов. Заявитель был осужден к пяти с половиной годам лишения свободы условно с испытательным сроком три года. 29 ноября 2003 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, оставил приговор без изменения.

B. Ограничения свиданий с семьей и переписки

1. Ограничения свиданий с семьей

30. 24 декабря 1999 г. следователь отказала в разрешении на свидание матери и жене заявителя. Она указала, что следователь имеет право разрешать свидания, но не обязан делать это.

31. Как утверждают власти Российской Федерации, в неустановленные даты в 1999 году заявителю было разрешено свидание с женой "по гуманитарным основаниям".

32. 27 октября 2000 г. следователь отказал в ходатайстве защитника от 28 сентября 2000 г. о разрешении заявителю в свидании с женой. Следователь указал, что жене заявителя известны "определенные обстоятельства, которые имеют значение для предмета расследования" и она "заинтересована в исходе [дела]". Поскольку свидания с семьей [могут быть] использованы для установления связей с другими участниками организованной преступной группы или воспрепятствования установлению истины", свидания с женой следует считать "несвоевременными".

33. 4 января 2001 г. следователь отказал в свидании заявителя с семилетней дочерью, указав, что заявитель может использовать свидание для воспрепятствования расследованию.

34. 17 января, 23 февраля, 12 и 13 марта, 12 апреля, 14 мая, 1 июня и 2 июля 2001 г. следователь разрешил заявителю свидания с его матерью и/или дочерью. Как утверждают власти Российской Федерации, в 2001 и 2002 годах заявителю было разрешено 26 свиданий с семьей.

2. Ограничения переписки заявителя и обмена документов

35. 20 декабря 1999 г. заявитель направил жалобу на отказ в свиданиях с семьей и ограничения переписки в Басманный районный суд г. Москвы. На следующий день начальник отдела переписки изолятора отказался отправить жалобу, сославшись на следующие причины:

"Суд не примет жалобу к рассмотрению в ее настоящем виде. Также считаю необходимым разъяснить, что согласно Федеральному закону "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений":

(a) следователь вправе разрешить до двух свиданий в месяц, но закон не обязывает его делать это (пункт 3 статьи 18);

(b) согласно пункту 2 статьи 20 переписка подозреваемых и обвиняемых осуществляется только через администрацию места содержания под стражей и подвергается цензуре. Цензура осуществляется администрацией места содержания под стражей, а в случае необходимости - лицом или органом, в производстве которых находится уголовное дело.

Жалоба является бесперспективной".

36. 22 декабря 1999 г. заявитель жаловался в Министерство юстиции и Генеральную прокуратуру на то, что его жалоба не была отправлена по назначению. 13 января 2000 г. жалоба заявителя в Министерство юстиции была ему возвращена. Ответ из Генеральной прокуратуры не был получен.

37. 9 февраля 2000 г. следователь отказал отправить письма заявителя жене и матери. Она возвратила их начальнику изолятора со следующей пометкой:

"Возвращаю вам письма Власова, обвиняемого по уголовному делу N 144129, адресованные Л. Власовой и датированные 11, 24 и 28 января 2000 г., и И. Власовой, датированные 11 и 25 января 2000 г.

На основании пункта 2 статьи 20 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" эти письма не могут быть отправлены по назначению".

38. Заявитель представил Европейскому Суду копии рукописных писем матери, датированных 11, 24 и 28 января 2000 г.

39. 6 марта 2000 г. заявитель выдал доверенности своему защитнику Кузнецову и Васильевой. Письмом от 20 марта 2000 г. первый заместитель начальника следственного управления Министерства внутренних дел возвратил доверенности начальнику изолятора, рекомендовав следующее:

"Прошу разъяснить Власову, обвиняемому по уголовному делу N 144129, что в соответствии со статьей 17 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и пункту 12.11 Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Российской Федерации (утвержденных Приказом Министерства внутренних дел Российской Федерации от 20 декабря 1995 г. N 486) подозреваемые и обвиняемые, содержащиеся под стражей, имеют право участвовать в гражданско-правовых сделках на основании доверенности, удостоверенной начальником следственного изолятора.

Поскольку доверенности, выданные Власовым В. Кузнецову и М. Васильевой, предусматривают совершение действий, которые согласно действующему гражданскому законодательству не относятся к гражданско-правовым сделкам, не имеется оснований для направления этих доверенностей Кузнецову и Васильевой".

40. 30 августа 2000 г. защитник заявителя представил следователю ряд документов, касающихся таможенной процедуры с участием компании заявителя. 28 сентября 2000 г. следователь отказал в их передаче заявителю и приобщил их к материалам дела, указав, что заявитель сможет ознакомиться с ними только по окончании расследования.

41. Как утверждают власти Российской Федерации, в 2001 году заявитель не писал писем своим родственникам. Его письма, адресованные в органы власти, не подвергались цензуре и отправлялись без задержки. Входящие письма передавались ему в день получения.

42. 29 мая 2001 г. защитник заявителя просил разрешения передать его клиенту (i) копию жалобы в Верховный Суд и (ii) книгу "Международные договоры о правах человека". Начальник изолятора сделал на заявлении рукописную пометку: "Согласен принять копию жалобы".

3. Судебные решения по жалобам заявителя на ограничения

43. 28 марта и 5 сентября 2000 г. заявитель жаловался в Пресненский районный суд г. Москвы на задержание доверенностей и документов по коммерческой деятельности. Определениями от 7 апреля и 9 июня 2001 г. районный суд отказал в принятии жалоб, указав, что законодательством не предусмотрена судебная проверка решений следователя об ограничении свиданий с семьей, переписки или обмена документами. 3 октября 2001 г. Московский городской суд, рассмотрев жалобу, подтвердил, что жалобы заявителя не подлежат рассмотрению судом.

44. 4 и 11 сентября 2000 г. заявитель жаловался в Басманный районный суд г. Москвы на ограничения свиданий с семьей и переписки, установленные следователем. 10 июля 2001 г. Басманный районный суд в непроцессуальном порядке уведомил его, что эти жалобы не могут быть рассмотрены судом.

45. Заявитель подал жалобу в Конституционный Суд, ссылаясь на то, что ему отказано в принятии жалобы на ограничения свиданий с семьей, переписки или обмена документами.

46. Определением от 21 декабря 2001 г. (N 298-O) Конституционный Суд подтвердил сформулированную им правовую позицию, согласно которой все решения следователя, органа дознания, лица, производящего дознание, и прокурора, если они нарушают конституционные права, и если проверка их законности и обоснованности не связана с предрешением вопросов, затрагивающих существо уголовного дела, могут быть обжалованы в суд (см. § 75 настоящего Постановления). Он подчеркнул, что данная правовая позиция в полной мере распространяется на случаи обжалования решений органов расследования, связанных с отказом в выдаче документов и материалов, необходимых для использования в ходе производства по другим делам, непредоставлением свиданий с близкими родственниками и ограничением в праве вести переписку. Конституционный Суд определил, что решения об отказе в рассмотрении жалоб заявителя подлежат пересмотру в установленном порядке.

47. 8 июля 2004 г. Пресненский районный суд г. Москвы возобновил рассмотрение ряда жалоб, поданных заявителем в процессе расследования в 2000 и 2003 годах, включая жалобы на ограничения переписки, обмена документами и свиданий с семьей. Районный суд отклонил эти жалобы по следующим причинам.

48. Районный суд пришел к выводу о том, что отказ в передаче таможенных документов от адвоката к заявителю оправдан, поскольку первый указал, что документы имеют отношение к уголовному делу. На этом основании документы были приобщены к материалам дела в качестве доказательства в соответствии с требованиями Уголовно-процессуального кодекса. Заявителю было разъяснено, что он сможет ознакомиться с указанными документами при ознакомлении с материалами дела после завершения предварительного расследования.

49. В отношении отказа в передаче доверенности от 29 марта 2000 г. районный суд указал, что Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов (изданные Министерством внутренних дел и Министерством юстиции) запрещают заключенным выдавать доверенности своим представителям для совершения каких-либо действий, кроме заключения гражданско-правовых сделок. Поскольку доверенность заявителя не относилась к гражданско-правовым сделкам, отказ являлся законным. Районный суд не сослался на конкретное положение Правил внутреннего распорядка.

50. В части ограничений свиданий с семьей районный суд сослался на соответствующие положения Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов. Он отметил, что решение о разрешении или запрещении свиданий должно приниматься следователем с учетом конкретных обстоятельств дела. Решения, принятые следователем в деле заявителя, были проверены и одобрены Следственным комитетом Министерства внутренних дел и Генеральной прокуратурой. Соответственно, районный суд пришел к выводу о законности и обоснованности этих решений.

51. Наконец, районный суд установил, что пять писем заявителя к его родственникам были задержаны следователем, поскольку они содержали информацию об уголовном деле, раскрывали секретные сведения предварительного следствия или выражали неуважение к правоохранительным структурам, что могло вызвать у его родственников отрицательное отношение к правоохранительным органам и, таким образом, воспрепятствовать установлению истины по уголовному делу. Районный суд пришел к выводу о том, что задержание этих писем не противоречило национальному законодательству и международным договорам, включая статью 8 Конвенции.

52. 27 декабря 2004 г. Московский городской суд в краткой форме подтвердил выводы районного суда.

C. Условия содержания заявителя под стражей и перевозки

1. Содержание под стражей в следственном изоляторе N ИЗ99/1

53. С 27 августа 1999 г. до своего освобождения 12 июля 2002 г. заявитель содержался в специальном следственном изоляторе N ИЗ-99/1 (ранее N ИЗ-48/4, более известном как "Матросская тишина").

54. Заявитель содержался в 10 различных камерах, имевших площадь от 14 кв. м при шести спальных местах до 32 кв. м при десяти спальных местах. Проектная вместимость камер не превышалась.

55. В оконные рамы вставлялись полупрозрачные стеклянные кубы. В дополнение имелся слой толстых прутьев с так называемыми "ресничками", то есть металлическими жалюзи с просветом около 2 см, приваренными к металлической сетке. Такая конструкция не оставляла доступа воздуха или естественного освещения. Власти Российской Федерации утверждали, что "реснички" были демонтированы 25 ноября 2002 г. Заявитель указывал, что с февраля 2000 г. по лето 2002 г. индивидуальные вентиляторы были запрещены в камерах, но вентиляция имелась в течение дня.

56. Унитаз размещался в углу камеры. Власти Российской Федерации представили фотографию унитаза, демонстрирующую, что он отделен от жилой зоны кирпичной перегородкой высотой 85 см, над которой располагается душевая занавеска. Заявитель возражал, что перегородка и занавеска появились лишь в последнее время; в период его содержания под стражей перегородка отсутствовала и использование занавесок любого вида запрещалось. Кроме того, до 22 августа 2001 г. стены были покрыты так называемой шубой, своего рода абразивным выравнивателем, наносившимся для того, чтобы заключенные не могли прислоняться к стенам.

57. Прогулка на открытом воздухе разрешалась в течение часа в день, раз в неделю можно было принимать душ в течение 20 минут.

58. В камерах постоянно горели лампы дневного света. Заявитель утверждал, что недостаточное освещение повредило его зрению, которое ухудшилось на 2,5 диоптрии. 21 июня 2001 г. он просил назначить ему консультацию офтальмолога и повторял свою просьбу не менее семи раз в период с 30 июля 2001 г. по 20 июня 2002 г. Власти Российской Федерации разъяснили, что консультация не была назначена, поскольку в санчасти изолятора отсутствовал штатный офтальмолог, а заявитель часто отсутствовал в связи с рассмотрением его дела судом. Заявитель возражал, что судебные заседания начались только 28 января 2002 г., то есть более чем через семь месяцев после того, как он просил о консультации.

59. Наконец, заявитель утверждал, что был единственный некурящим в камере и страдал от пассивного курения. Власти Российской Федерации указывали, что отделение курящих от некурящих было невозможно.

60. Свои утверждения заявитель подкрепил письменными заявлениями бывших сокамерников И., Ку. и Ко.

2. Условия перевозки

61. Заявитель транспортировался из изолятора в суд и обратно более 120 раз. Перевозка обеспечивалась силами конвойного полка ГУВД г. Москвы.

62. Автофургоны для перевозки заключенных (ГАЗ-3307 и ГАЗ-3309), в которых перевозился заявитель, имели отделение для заключенных размером 3,8 м (длина), 2,35 м (ширина), 1,6 м (высота). Это отделение было разделено на два многоместных отсека, рассчитанных на 12 человек каждый, и один индивидуальный отсек. В отсеках имелись скамейки. 7 февраля 2001 г. в ответ на жалобы заявителя командир конвойного полка приказал перевозить его в отдельном фургоне. Заявитель указывал, что отдельный фургон был предоставлен ему только 13 раз.

63. Власти Российской Федерации утверждали, что отопление и освещение фургонов обеспечивалось за счет двигателя. Фургоны проветривались через запасной люк и дополнительные люки с управляемым потоком воздуха. Власти Российской Федерации указывали, что заявитель получал завтрак и обед в изоляторе, и ему разрешалось брать в суд свои продукты питания. Из справки, выданной начальником изолятора N ИЗ-99/1, следует, что с 2003 года заключенным выдавался сухой паек.

64. К своим замечаниям, поданным после принятия решения о приемлемости жалобы, власти Российской Федерации приложили две докладные записки командира конвойного полка от 28 марта и 3 апреля 2006 г. Согласно этим докладным проектная вместимость фургонов в 2001-2003 годах не превышалась, и время поездки из изолятора N 99/1 в Головинский районный суд составляло от двух до трех часов в зависимости от интенсивности движения.

65. Заявитель отрицал, что фургон отапливался или надлежащим образом вентилировался. Он указывал, что время поездки между изолятором и судом было слишком велико и часто достигало 3-4 часов. Во время движения он был заперт в фургоне без пищи и воды и в отсутствие туалета.

66. Заявитель представил подробную таблицу, в которой указывалось время, проведенное в ожидании отправки в сборном боксе изолятора, время перевозки в суд и время обратной перевозки в изолятор. Таблица охватывала период с 25 декабря 2001 г. по 22 марта 2002 г., в течение которого 20 дней он подвергался перевозке. Из этого количества шесть раз совокупное время транспортировки колебалось от пяти до семи часов, а 11 раз превышало 7 часов, достигнув максимума в 10,5 часа 25 декабря 2001 г. В таблице также указывалось, что в течение четырех дней проектная вместимость фургона была превышена не менее чем на 10 человек.

67. Между 20 февраля 2001 г. и 17 июня 2002 г. заявитель направил девять жалоб на "пыточные" условия перевозки различным должностным лицам, включая начальника изолятора, генерального прокурора и командира конвойного полка. Как утверждали власти Российской Федерации, командир конвойного полка признавал, что имелись "некоторые недостатки" при перевозке заключенных, и приказал перевозить заявителя в отдельном фургоне. Копия докладной записки не была представлена Европейскому Суду.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Законодательство, регулирующее вопросы содержания под стражей

68. Конституция России от 12 декабря 1993 г. устанавливает, что арест, заключение под стражу и содержание под стражей допускаются только по судебному решению (статья 22). В период, относящийся к обстоятельствам дела, решение о предварительном заключении могло быть принято прокурором или судом (статьи 11, 89 и 96 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, далее - УПК).

69. До 14 марта 2001 г. предварительное заключение допускалось, если заявитель обвинялся в преступлении, за которое установлено наказание в виде лишения свободы на срок не менее одного года (статья 96 УПК). 14 марта 2001 г. были внесены изменения, отменившие положение о том, что обвиняемые могут содержаться под стражей исключительно по мотивам опасности преступления, которое они предположительно совершили.

70. После своего задержания подозреваемый заключался под стражу на период следствия первоначально на два месяца (статья 97 УПК). Дальнейшее продление срока допускалось решением прокурора.

71. После завершения расследования, получения обвиняемым копии обвинительного заключения и окончания ознакомления с материалами дела последнее передавалось в суд. С этой даты обвиняемый содержался под стражей "за судом". До 14 марта 2001 г. Уголовно-процессуальный кодекс не устанавливал предельного срока содержания под стражей "за судом". 14 марта 2001 г. была введена в действие новая статья 239-1, в соответствии с которой срок содержания под стражей "за судом" не мог превышать шести месяцев с даты поступления дела в суд.

B. Положения, регулирующие свидания с семьей и переписку

72. Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (N 103-ФЗ от 15 июля 1995 г.) предусматривает следующее:

Статья 17. Права подозреваемых и обвиняемых

"Подозреваемые и обвиняемые имеют право:...

5) на свидания с родственниками и иными лицами, перечисленными в статье 18 настоящего Федерального закона;

6) хранить при себе документы и записи, относящиеся к уголовному делу либо касающиеся вопросов реализации своих прав и законных интересов...

8) вести переписку и пользоваться письменными принадлежностями;...

18) участвовать в гражданско-правовых сделках".

Статья 18. Свидания с защитником, родственниками и иными лицами

"Подозреваемым и обвиняемым на основании письменного разрешения лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело, может быть предоставлено не более двух свиданий в месяц с родственниками и иными лицами продолжительностью до трех часов каждое".

Статья 20. Переписка

"Подозреваемым и обвиняемым разрешается вести переписку с родственниками и иными лицами без ограничения числа получаемых и отправляемых телеграмм и писем...

Переписка подозреваемых и обвиняемых осуществляется только через администрацию места содержания под стражей и подвергается цензуре. Цензура осуществляется администрацией места содержания под стражей, а в случае необходимости лицом или органом, в производстве которых находится уголовное дело.

Письма, содержащие сведения, которые могут помешать установлению истины по уголовному делу или способствовать совершению преступления, выполненные тайнописью, шифром, содержащие государственную или иную охраняемую законом тайну, адресату не отправляются, подозреваемым и обвиняемым не вручаются и передаются лицу или органу, в производстве которых находится уголовное дело".

73. Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Российской Федерации (утвержденные Приказом МВД РФ от 20 декабря 1995 г. N 486) устанавливают следующее:

"8.1. Подозреваемым и обвиняемым разрешается отправлять и получать телеграммы и письма без ограничения их количества.

8.2. Отправление и получение подозреваемыми и обвиняемыми телеграмм и писем осуществляются за их счет через администрацию следственных изоляторов. Переписка подозреваемых и обвиняемых подвергается цензуре.

8.9. Письма и телеграммы, адресованные потерпевшим, свидетелям преступления, а также содержащие какие-либо сведения по [данному] уголовному делу, оскорбления, угрозы, призывы к расправе, совершению преступления или иного правонарушения, информацию об охране следственного изолятора, его сотрудниках, способах передачи запрещенных предметов и другие сведения, которые могут помешать установлению истины по уголовному делу или способствовать совершению преступления... адресату не отправляются, подозреваемым и обвиняемым не вручаются и передаются лицу или органу, в производстве которых находится уголовное дело.

12.11. Для осуществления гражданско-правовой сделки подозреваемый или обвиняемый пишет доверенность по установленной форме, которая в соответствии с п. 3 статьи 185 Гражданского кодекса Российской Федерации удостоверяется начальником следственного изолятора.

Администрация следственного изолятора снабжает подозреваемого или обвиняемого бланками доверенности по его просьбе и за его счет и при необходимости разъясняет порядок ее составления. Доверенность передается или направляется лицу, на имя которого она составлена, через лицо или орган, в производстве которых находится уголовное дело.

16.1. Подозреваемому или обвиняемому свидание с родственниками и иными лицами предоставляется на основании письменного разрешения лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело. Разрешение действительно только на одно свидание".

74. Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы (утвержденные приказом Министерства юстиции N 148 от 12 мая 2000 г.) устанавливали следующее* (*Утратили силу в связи с изданием аналогичных правил в 2005 году (прим. переводчика):

"84. Отправление и получение... телеграмм и писем осуществляются за их счет через администрацию СИЗО. Переписка подозреваемых и обвиняемых подвергается цензуре.

91. Письма и телеграммы, адресованные находящимся на свободе подозреваемым и обвиняемым, потерпевшим, свидетелям преступления, содержащие какие-либо сведения по [данному] уголовному делу, оскорбления, угрозы, призывы к расправе, совершению преступления или иного правонарушения, информацию об охране СИЗО, его сотрудниках, способах передачи запрещенных предметов и другие сведения, которые могут помешать установлению истины по уголовному делу или способствовать совершению преступления, адресату не отправляются, подозреваемым и обвиняемым не вручаются и передаются лицу или органу, в производстве которых находится уголовное дело.

92. Вся корреспонденция подозреваемых и обвиняемых подлежит регистрации в специальном журнале с указанием даты ее поступления и отправления...

122. Для осуществления гражданско-правовой сделки подозреваемый или обвиняемый с разрешения лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело, выдает своему представителю доверенность, которая в соответствии с пунктом 3 статьи 185 Гражданского кодекса Российской Федерации удостоверяется начальником СИЗО".

C. Практика Конституционного Суда

75. 23 марта 1999 г. Конституционный Суд принял постановление N 5-П* (* Дело о проверке конституционности положений статьи 133, части первой статьи 218 и статьи 220 УПК РСФСР (прим. переводчика).) по делу о проверке конституционности положений тех статей Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, которые ограничивают возможность обжалования определенных процессуальных действий следователя. Конституционный Суд указал, что конституционное право на судебную защиту от действий и решений, умаляющих права и свободы граждан, не может быть ограничено, и заинтересованное лицо вправе обжаловать их в суд. Он постановил, что все решения следственных органов, затрагивающие конституционные права и свободы, подлежат судебному контролю. Вместе с тем суд при проверке в период предварительного расследования законности и обоснованности тех или иных процессуальных актов не должен предрешать вопросы, которые впоследствии могут стать предметом судебного разбирательства по уголовному делу.

Право

I. Предполагаемые нарушения статей 3 и 13 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей

76. Заявитель жаловался, ссылаясь на статью 3 Конвенции, что условия его содержания под стражей в изоляторе "Матросская тишина" (N 99/1) являлись бесчеловечными и унижающими достоинство. Со ссылкой на статью 13 Конвенции он утверждал, что не располагал эффективным средством правовой защиты, позволяющим обеспечить условия содержания под стражей. В соответствующей части эти статьи предусматривают:

Статья 3. Запрещение пыток

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

Статья 13. Право на эффективное средство правовой защиты

"Каждый, чьи права и свободы, признанные в настоящей Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве".

A. Доводы сторон

77. Заявитель оспаривал описание условий его содержания под стражей властями Российской Федерации как недостоверное и настаивал на своем описании этих условий. Он утверждал, что направил много жалоб на различные аспекты условий содержания под стражей надзирающим прокурорам и администрации изолятора. Он утверждал, что передал несколько жалоб надзирающему прокурору, осуществлявшему осмотр камер. Притом, что национальное законодательство допускает судебную проверку условий содержания под стражей, на практике суды отказываются рассматривать такие жалобы, так же как они отказывались рассматривать его жалобы на ограничения свиданий с семьей и переписки.

78. Власти Российской Федерации утверждали, что условия содержания заявителя под стражей в целом не противоречили статье 3 Конвенции. Заявитель направил больше 100 жалоб различным органам власти, но он никогда не просил об улучшении условий содержания его под стражей. Он не жаловался на условия содержания под стражей ни надзирающему прокурору, ни начальнику следственного изолятора N 99/1, ни в Преображенский районный суд г. Москвы, к территориальной подсудности которого относился следственный изолятор. В связи с этим власти Российской Федерации утверждали, что заявитель располагал эффективными средствами правовой защиты.

B. Мнение Европейского Суда

1. Статья 3 Конвенции

79. Статья 3 Конвенции, как не раз указывал Европейский Суд, закрепляет одну из основополагающих ценностей демократического общества. Она в абсолютных выражениях запрещает пытки или бесчеловечное или унижающее достоинство обращение или наказание, независимо от обстоятельств или поведения жертвы (см. Постановление Европейского Суда от 20 июля 2004 г. по делу "Балог против Венгрии" (Balogh v. Hungary), жалоба N 47940/99, § 44; и Постановление Большой Палаты по делу "Лабита против Италии" (Labita v. Italy), жалоба N 26772/95, § 119, ECHR 2000-IV). Европейский Суд неоднократно подчеркивал, что испытываемые страдания и унижение в любом случае должны выходить за пределы неизбежного элемента страдания или унижения, связанного с применением данной формы правомерного обращения или наказания. Хотя меры, лишающие лица свободы, часто могут содержать такой элемент, в соответствии со статьей 3 Конвенции государство-ответчик должно обеспечить содержание лица в условиях, совместимых с уважением его человеческого достоинства, и способ, и метод исполнения этой меры не должны подвергать его страданиям и трудностям, превышающим уровень, неизбежно присущий содержанию под стражей (см. Постановление Большой Палаты делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, §§ 92-94, ECHR 2000-XI).

80. Заявитель содержался в московском следственном изоляторе два года и почти 11 месяцев. Хотя не имеется данных о перенаселенности камер по сравнению с проектной вместимостью или нехватке спальных мест (см. противоположные примеры в Постановлении Европейского Суда от 15 ноября 2007 г. по делу "Гришин против Российской Федерации" (Grishin v. Russia), жалоба N 30983/02, § 89* (*Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2008.); и Постановление Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99, § 97, ECHR 2002-VI* (* Опубликовано в "Путеводителе по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека за 2002 год".)), условия содержания в тюрьме были, тем не менее, крайне стесненными. Заявитель поочередно содержался в камерах площадью 30 кв. м, в которых находились 10 заключенных, и меньших по размерам, площадью 15 кв. м, в которых содержалось шесть заключенных. Отсюда следует, что жилая площадь, приходившаяся на одного заключенного, колебалась от 2,5 до 3 кв. м.

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Имеется в виду Постановление Европейского Суда по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/991

81. Европейский Суд напоминает, что в некоторых делах нехватка личного пространства, отведенного заключенным в российских следственных изоляторах, была такой острой, что позволяла сама по себе установить нарушение статьи 3 Конвенции. В таких делах на заявителя обычно приходилось менее 3 кв. м личного пространства (см., например, Постановление Европейского Суда от 21 июня 2007 г. по делу "Кантырев против Российской Федерации" (Kantyrev v. Russia), жалоба N 37213/02, §§ 50-51* (*Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2008.); Постановление Европейского Суда от 29 марта 2007 г. по делу "Андрей Фролов против Российской Федерации" (Andrey Frolov v. Russia), жалоба N 205/02, §§ 47-49* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2008.); Постановление Европейского Суда от 20 января 2005 г. по делу "Майзит против Российской Федерации" (Mayzit v. Russia), жалоба N 63378/00, § 40* (*Там же. N 10/2005.); и Постановление Европейского Суда от 16 июня 2005 г. по делу "Лабзов против Российской Федерации" (Labzov v. Russia), жалоба N 62208/00, § 44* (*Там же.)). В тех делах, где стесненность не настолько остра, чтобы вызывать вопрос о соблюдении статьи 3 Конвенции, Европейский Суд принимал во внимание другие аспекты физических условий содержания под стражей как имеющие значение для оценки соблюдения этого положения. Такие элементы включают, в частности, возможность уединения при пользовании туалетом, доступность вентиляции, доступ к естественному освещению или воздуху, достаточность отопительного оборудования и соблюдение основных санитарных требований. Таким образом, даже в делах, где камеры были более просторными, обеспечивая от 3 до 4 кв. м пространства на одного заключенного, Европейский Суд устанавливал нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку фактор пространства усугублялся выявленными недостатками вентиляции и освещения (см., например, Постановление Европейского Суда от 18 октября 2007 г. по делу "Бабушкин против Российской Федерации" (Babushkin v. Russia), жалоба N 67253/01, § 44* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2008.); Постановление Европейского Суда от 19 июля 2007 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (Trepashkin v. Russia), жалоба N 36898/03, § 94* (*Там же. N 3/2008.), и Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, §§ 70-72, ECHR 2001-III).

82. Камеры, в которых содержался заявитель, не имели окон в строгом смысле этого слова. В стене, в которой по первоначальному проекту должно было располагаться окно, были замурованы полупрозрачные стеклянные кубы. Эта конструкция исключала доступ свежего воздуха и значительно снижало уровень естественного освещения камеры. Кроме того, плотные металлические жалюзи на внешней стене еще больше ограничивали естественное освещение. Власти Российской Федерации подтвердили, что данная конструкция была устранена только в ноябре 2002 г., то есть через несколько месяцев после освобождения заявителя из следственного изолятора.

83. Возможность прогулок на свежем воздухе была ограничена одним часом в день. Кроме того, в дни судебных заседаний заявитель лишался возможности прогулки. Представляется, что вентиляция в камерах была предусмотрена, но заключенным было запрещено иметь или пользоваться переносными вентиляторами. Отсюда следует, что почти три года заявитель вынужден был проводить значительную часть дня в камере, не имеющей окна, с неудовлетворительной вентиляцией, на своей постели (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции", § 75).

84. С учетом совокупного влияния этих факторов Европейский Суд находит, что тот факт, что заявитель был вынужден жить, спать и пользоваться туалетом в недостаточно освещенных и вентилируемых камерах со многими сокамерниками в течение почти трех лет, должен был причинить ему страдания или трудности, степень которых превышала неизбежный уровень страданий, присущих содержанию под стражей. Отсюда следует, что условия его содержания под стражей представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение.

85. Следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе "Матросская тишина" (N 99/1).

2. Статья 13 Конвенции

86. Европейский Суд отмечает, что статья 13 Конвенции гарантирует доступность на национальном уровне средства правовой защиты, обеспечивающего соблюдение сущности конвенционных прав и свобод, независимо от того, в какой форме они могут обеспечиваться в правовой системе страны. Статья 13 Конвенции требует наличия внутренних средств правовой защиты для рассмотрения по существу "доказуемой жалобы" в соответствии с Конвенцией и предоставления соответствующего возмещения (см., в частности, Постановление Большой Палаты по делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, § 157, ECHR 2000-XI). Объем обязательств по статье 13 Конвенции различен в зависимости от характера жалобы заявителя в соответствии с Конвенцией. Тем не менее средство правовой защиты, предусмотренное статьей 13 Конвенции, должно быть "эффективным" как практически, так и на законодательном уровне.

87. Обращаясь к обстоятельствам настоящего дела, Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации придают особое значение тому факту, что заявитель не обращался к какому-либо должностному лицу страны по вопросу улучшения условий его содержания под стражей. Заявитель отрицал это и настаивал, что передал несколько жалоб лично надзирающему прокурору. Европейский Суд не усматривает необходимости разрешать это противоречие. Он напоминает, что им ранее устанавливалось нарушение статьи 13 Конвенции из-за отсутствия эффективных средств правовой защиты в связи с бесчеловечными и унижающими достоинство условиями содержания под стражей, и было указано (см. Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Бенедиктов против Российской Федерации" (Benediktov v. Russia), жалоба N 106/02, § 29* (*Там же. N 9/2007.) следующее:

"[Власти Российской Федерации не продемонстрировали, какое возмещение могло быть предоставлено заявителю прокурором, судом или иным государственным учреждением, притом, что проблемы, вытекающие из условий содержания заявителя под стражей, явно имели структурный характер и затрагивали не только личную ситуацию заявителя (см. для сравнения Решение Европейского Суда от 9 декабря 2004 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia), жалоба N 62936/00; Решение Европейского Суда от 18 сентября 2001 г. по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99; и более позднее Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia), жалоба N 7064/05, § 57* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2006.)). Власти Российской Федерации не представили доказательства существования внутреннего средства правовой защиты, с помощью которого заявитель мог обжаловать общие условия своего содержания под стражей, в частности, с учетом структурной проблемы перенаселенности в российских следственных изоляторах, или того, что доступные средства правовой защиты были эффективны, то есть могли воспрепятствовать возникновению или сохранению нарушений, или что они могли обеспечить заявителю надлежащее возмещение (см. свидетельствующие о том же Постановление Европейского Суда от 28 марта 2006 г. по делу "Мельник против Украины" (Melnik v. Ukraine), жалоба N 72286/01, §§ 70-71; Постановление Европейского Суда от 12 октября 2006 г. по делу "Двойных против Украины" (Dvoynykh v. Ukraine), жалоба N 72277/01, § 72; и Постановление Европейского Суда от 13 сентября 2005 г. по делу "Островар против Молдавии" (Ostrovar v. Moldova), жалоба N 35207/03, § 112)".

88. Эти выводы тем более применимы к настоящему делу, в котором власти Российской Федерации не указали на какое-либо внутреннее средство правовой защиты, с помощью которого заявитель мог получить возмещение в связи с бесчеловечными и унижающим достоинство условиями его содержания под стражей, и не выдвинули доводов о его эффективности.

89. Соответственно, имело место нарушение статьи 13 Конвенции в части отсутствия в национальном законодательстве эффективного и доступного средства правовой защиты, в соответствии с которым заявитель мог бы обжаловать общие условия своего содержания под стражей.

II. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в части условий перевозки заявителя

A. Доводы сторон

90. Ссылаясь на статью 3 Конвенции, заявитель жаловался на то, что условия перевозки между изолятором и зданием суда являлись бесчеловечными и унижающими достоинство. В фургонах, не пригодных для перевозки заключенных, было тесно и холодно. Ему отказывали в пище, воде и доступе к туалету иногда в течение восьми часов. По его мнению, такое обращение могло быть охарактеризовано как пытка.

91. Власти Российской Федерации утверждали, что фургоны для перевозки заключенных отапливались и вентилировались. После жалоб заявителя перевозили в отдельном фургоне. Он обеспечивался питанием и мог брать с собой свои продукты питания.

B. Мнение Европейского Суда

92. Европейский Суд отмечает, что установил нарушение статьи 3 Конвенции в деле, в котором заявителя перевозили совместно с другим заключенным в одноместном отсеке площадью 1 кв. м. Хотя перевозка продолжалась не более одного часа, Европейский Суд счел такие условия перевозки недопустимыми, независимо от длительности. Он также отмечает, что данный заявитель должен был переносить такие стесненные условия дважды в день в течение 200 дней, на которые назначались судебные заседания (см. Постановление Европейского Суда по делу "Худоеров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02, §§ 118-120, ECHR 2005-... (извлечения)* (*Там же. N 7/2006.)).

93. Что касается данного дела, Европейский Суд отмечает, что за исключением 13 раз, когда заявитель транспортировался в отдельном фургоне, он доставлялся в суд в стандартном фургоне на протяжении более 100 дней. Пассажирские отделения этих фургонов рассчитаны на перевозку 25 заключенных на площади менее 9 кв. м, вследствие чего на одного заключенного приходилось пространство примерно 50 х 50 см. Высота кабины (1,6 м) была недостаточной для того, чтобы мужчина среднего роста мог войти или стоять не наклоняясь, в связи с чем заключенные во время пребывания в фургоне могли только сидеть. В дополнение и без того к стесненным условиям, таблица, составленная заявителем, свидетельствует, что проектная вместимость фургона периодически превышалась (см. § 66 настоящего Постановления). В своих замечаниях, поданных после принятия решения о приемлемости жалобы, власти Российской Федерации ссылались на доклад 2006 года, который якобы подтверждал, что проектная вместимость фургона в 2001 или 2002 годах не превышалась (см. § 64 настоящего Постановления). Этот доклад имеет небольшое доказательственное значение для Европейского Суда, поскольку он не указывает каких-либо источников информации, таких как списки заключенных или другие записи, на основании которых он был составлен и эти утверждения могли бы быть проверены. Кроме того, другие национальные документы, менее удаленные по времени от рассматриваемого периода, чем доклад, составленный в 2006 году, убеждают Европейский Суд в обратном. Так, представляется, что переполненность фургонов для перевозки заключенных в Москве в 2002 году была одной из проблем, о которых органы управления следственными изоляторами сообщали по результатам проверки, проведенной в 2003 году (см. письмо начальника Московского управления исполнения наказаний от 26 ноября 2003 г., процитированное в Решении Европейского Суда от 12 января 2006 г. по делу "Старокадомский против Российской Федерации" (Starokadomskiy v. Russia), жалоба N 42239/02).

94. Кроме того, Европейский Суд не убежден, что тюремные фургоны, описанные сторонами, в достаточной степени освещались, вентилировались и отапливались. Власти Российской Федерации указывали, что системы отопления и освещения функционировали только при включенном двигателе. С учетом отсутствия окон и других проемов, обеспечивающих доступ естественного освещения, при выключенном двигателе заключенные оставались в темноте и периодически страдали от холода. Естественная вентиляция через аварийные люки была явно недостаточной в жаркие дни с учетом стесненных условий внутри фургона.

95. Европейский Суд отмечает, что заявитель оставался в таких условиях в течение длительного времени при каждой поездке. Власти Российской Федерации признали, что время поездки в одну сторону составляло от двух до трех часов. Согласно таблице, представленной заявителем, совокупное время перевозки в любой день составляло от пяти до восьми часов. Хотя невозможно установить с абсолютной достоверностью время перевозки в каждом случае, для Европейского Суда имеет значение, что время, проведенное заявителем в фургоне, было далеко не кратким и составляло в среднем шесть часов в день.

96. Представляется также, что заявитель не получал достаточного и полноценного питания в дни, когда его доставляли в суд. Из собственных замечаний властей Российской Федерации следует, что раздача сухих пайков началась только в 2003 году, то есть после освобождения заявителя (см. § 63 настоящего Постановления). Разрешение брать с собой собственные продукты питания не может служить заменой надлежащих мер по снабжению, поскольку прежде всего государство-ответчик несет ответственность за благополучие лиц, лишенных свободы. Кроме того, Европейский Суд не убеждает утверждение властей Российской Федерации о том, что в такие дни заявитель мог получать завтрак и обед в изоляторе. Из таблицы, составленной заявителем, следует, что часто его доставляли в "сборное помещение" до завтрака, и он возвращался в изолятор намного позже обеденного времени. Позднее возвращение в изоляторы подтверждается вышеупомянутым письмом от 26 ноября 2003 г.

97. Европейский Суд напоминает, что оценка минимального уровня суровости, которого может достичь данная форма обращения для того, чтобы относиться к сфере действия статьи 3 Конвенции, зависит от всех обстоятельств дела, таких как длительность обращения, его физическое и психическое влияние и, в некоторых случаях, пол, возраст и состояние здоровья потерпевшего (см. Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Ирландия против Соединенного Королевства" (Ireland v. United Kingdom), Series A, N 25, p. 65, § 162, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда от 18 января 1978 г. по делу "Кудла против Польши", § 91). Европейский Суд рассматривал обращение в качестве "бесчеловечного", в частности, если оно было умышленным, продолжалось непрерывно в течение нескольких часов и причинило реальные телесные повреждения или интенсивные физические и нравственные страдания. Обращение считалось "унижающим достоинство", если оно вызывало в потерпевшем чувства страха, тоски и неполноценности, способные оскорбить и унизить его (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кудла против Польши", § 92).

98. В настоящем деле заявитель транспортировался более 100 раз в стандартном фургоне, который часто был переполнен по сравнению с проектной вместимостью. С учетом того, что он должен был находиться в ограниченном пространстве в течение нескольких часов, эти стесненные условия должны были причинить ему интенсивные физические страдания. Его страдания должны были усугубляться в отсутствие достаточной вентиляции и освещения и при ненадежном отоплении. Европейский Суд также с озабоченностью отмечает неудовлетворительные меры по снабжению. С учетом совокупного влияния, которое такие условия перевозки должны были оказать на заявителя, Европейский Суд находит, что условия перевозки из изолятора в здание суда и обратно представляли собой "бесчеловечное" обращение в значении статьи 3 Конвенции. Для оценки Европейского Суда существенно то, что такому обращению заявитель подвергался во время судебного разбирательства, когда ему была особенно нужна способность к сосредоточенности и умственной деятельности (сравни упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоеров против Российской Федерации", § 120).

99. Следовательно, имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий перевозки заявителя.

III. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции

100. Ссылаясь на пункт 3 статьи 5 Конвенции, заявитель жаловался на то, что его предварительное заключение было избыточно длительным и не было достаточно обоснованным. Пункт 3 статьи 5 Конвенции предусматривает следующее:

"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи... имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд".

A. Доводы сторон

101. Заявитель утверждал, что рассмотрение судом его ходатайств об освобождении сводилось к формальным аспектам. Суды страны не рассматривали конкретных фактов в пользу необходимости лишения его свободы или против нее. Решения Преображенского районного суда и Московского городского суда не выявили конкретных требований публичного интереса, которые вопреки презумпции невиновности перевесили бы правило уважения личной свободы.

102. Власти Российской Федерации утверждали, что заключение заявителя под стражу было законным и обоснованным, что срок его содержания под стражей продлевался в строгом соответствии с национальным законодательством, и что он имел возможность обжаловать в суд все решения о содержании под стражей. Они указывали, что заявитель совершил преступление в сговоре с другими лицами, которые не были установлены следственными органами к моменту разделения дел против заявителя. По их мнению, этот факт предопределил вывод национальных судов о том, что заявитель в случае освобождения сможет скрыться, оказать давление на свидетелей или воспрепятствовать правосудию.

B. Мнение Европейского Суда

103. Согласно прецедентной практике Европейского Суда вопрос о том, является ли срок содержания под стражей разумным, не может рассматриваться абстрактно. Является ли разумным содержание обвиняемого под стражей, должно быть оценено в каждом деле с его конкретными обстоятельствами. Длительное содержание под стражей может быть оправданным в данном деле, только есть конкретные признаки реального требования публичного интереса, которое, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивает правило уважения индивидуальной свободы (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 26 января 1993 г. по делу "W. против Швейцарии" (W. v. Switzerland), Series A, N 254-A, p. 15, § 30; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кудла против Польши", § 110).

104. Существует презумпция в пользу освобождения. Как неоднократно указывал Европейский Суд, вторая часть пункта 3 статьи 5 Конвенции не дает судебным органам возможности выбора между доставкой обвиняемого к судье в течение разумного срока или его освобождением до суда. До признания его виновным обвиняемый должен считаться невиновным, и цель рассматриваемого положения заключается в том, чтобы обеспечивать его временное освобождение, как только его содержание под стражей перестает быть разумным (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 13 марта 2007 г. по делу "Кастравец против Молдавии" (Castravet v. Moldova), жалоба N 23393/05, § 30; Постановление Большой Палаты по делу "Маккей против Соединенного Королевства" (McKay v. United Kingdom), жалоба N 543/03, § 41, ECHR 2006-...; Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблонский против Польши" (Jablonski v. Poland), жалоба N 33492/96, § 83; и Постановление Европейского Суда от 27 июня 1968 г. по делу "Ноймейстер против Австрии" (Neumeister v. Austria), Series A, N 8, § 4).

105. Заявитель содержался под стражей с 18 августа 1999 г. по 12 июля 2002 г., когда он был освобожден под залог. Столь длительное предварительное заключение - свыше двух лет и 10 месяцев - вызывает озабоченность Европейского Суда. Он отмечает, что ни на одной стадии разбирательства национальные органы не рассматривали вопрос о том, не вышла ли продолжительность содержания под стражей заявителя за пределы "разумного срока". Тот факт, что максимальный срок, предусмотренный национальным законодательством, не был превышен, не может иметь решающего значения для оценки Европейского Суда. Как Европейский Суд ранее указывал по другим российским делам, исчисление сроков зависит исключительно от тяжести обвинений, что решается обвинением и не подлежит судебной проверке (см. Постановление Европейского Суда от 14 декабря 2006 г. по делу "Щеглюк против Российской Федерации" (Shcheglyuk v. Russia), жалоба N 7649/02, § 43* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2007.); и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоеров против Российской Федерации", § 180).

106. Европейский Суд принимает к сведению, что российский уголовно-процессуальный закон до внесения изменений от 14 марта 2001 г. допускал содержание подозреваемого под стражей исключительно по причине опасности преступления, в котором он обвиняется (см. § 69 настоящего Постановления). Действуя в соответствии с этими положениями, национальные суды продлили срок содержания заявителя под стражей и отклонили его ходатайства об освобождении, исходя в основном из тяжести предъявленных ему обвинений (см., в частности, решения от 31 января, 16 февраля и 16 апреля 2001 г.). Они также периодически упоминали другие основания, такие как "характер" заявителя (см. решения от 16 декабря 1999 г. и 26 сентября 2000 г.) или риск того, что он вмешается в отправление правосудия (см. решение от 15 марта 2002 г.). В решениях не приводились факты, позволяющие сделать такой вывод.

107. Согласно утвердившейся прецедентной практике Европейского Суда, хотя суровость наказания, которое грозит обвиняемому, является существенным элементом при оценке угрозы того, что он скроется, необходимость в продолжении лишения свободы не может оцениваться с чисто абстрактной точки зрения, с учетом только тяжести обвинения (см. Постановление Европейского Суда от 1 марта 2007 г. по делу "Белевицкий против Российской Федерации" (Belevitskiy v. Russia), жалоба N 72967/01, § 101* (*Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 8/2007.); Постановление Европейского Суда от 26 июля 2001 г. по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria), жалоба N 33977/96, § 81; и Постановление Европейского Суда от 26 июня 1991 г. по делу "Летелье против Франции" (Letellier v. France), Series A, N 207, § 51). Это особенно существенно в российской правовой системе, в которой правовая квалификация фактов и, следовательно, наказание, которое грозит заявителю, определяются стороной обвинения без судебной проверки того, действительно ли собранные доказательства подкрепляют обоснованные подозрения в том, что заявитель совершил предполагаемое преступление (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоеров против Российской Федерации").

108. Что касается оснований содержания под стражей помимо тяжести обвинения, Европейский Суд отмечает, что суды страны не раскрыли подробностей того, что они понимали под "характером" заявителя, или почему его необходимо было содержать в заключении. Они также не упоминали конкретных фактов, подтверждающих их вывод о том, что существовал риск того, что он воспрепятствует правосудию. С другой стороны, серьезную озабоченность Европейского Суда вызывает то обстоятельство, что суды не придавали значения доводам заявителя о том, что он имеет постоянное место жительство в Москве, и что член парламента и видный ученый предложили лично поручиться за его явку в суд, или другим фактам, которые уменьшали риск его неявки. Суды страны полагали, что именно заявитель обязан доказать наличие достаточных оснований для его освобождения (см. решения Верховного Суда от 11 апреля и 23 мая 2001 г.).

109. Европейский Суд напоминает, что длительное содержание под стражей могло быть оправдано в данном деле только при наличии конкретных признаков реального требования публичного интереса, которое, несмотря на презумпцию невиновности, перевешивает правило уважения индивидуальной свободы. Любая система обязательного содержания под стражей до рассмотрения дела судом сама по себе не совместима с пунктом 3 статьи 5 Конвенции, так как именно национальные власти обязаны установить и продемонстрировать существование конкретных фактов, перевешивающих правило уважения личной свободы (см. Постановление Европейского Суда от 7 апреля 2005 г. по делу "Рохлина против Российской Федерации" (Rokhlina v. Russia), жалоба N 54071/00, § 67* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.)). Переход бремени доказывания на заключенного в таких делах был бы равнозначен отмене правила статьи 5 Конвенции, положения, признающего заключение под стражу отступлением в исключительных случаях от права на личную свободу, которое допустимо в строго определенных случаях, не допускающих расширительного толкования (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Илийков против Болгарии", §§ 84-85, с дополнительными ссылками).

110. Европейский Суд находит, что, не указав конкретные относящиеся к делу факты и исходя в основном из тяжести обвинений, власти продлевали срок содержания заявителя под стражей по основаниям, которые не могут считаться "достаточными". Таким образом, власти не обосновали длительность предварительного заключения заявителя (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Рохлина против Российской Федерации", § 69).

111. Соответственно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в части чрезмерной продолжительности уголовного разбирательства

112. Ссылаясь на пункт 1 статьи 6 Конвенции, заявитель жаловался на чрезмерную продолжительность уголовного разбирательства против него. В соответствующей части пункт 1 статьи 6 Конвенции предусматривает:

"Каждый... при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок... судом...".

A. Доводы сторон

113. Заявитель утверждал, что национальные власти не проявили тщательности при проведении разбирательства. В связи с недостатками расследования районный суд не смог начать рассмотрение дела и дважды возвращал дело на дополнительное расследование, а именно 6 августа 2001 г. и 1 апреля 2002 г. Заявитель был единственным обвиняемым, и дело не было особенно сложным. По делу N 144129 никакие следственные действия не совершались с 18 февраля 2001 г., когда следователь приостановил производство по делу. Даже если предположить, что за некоторые задержки несет ответственность его защита, власти Российской Федерации не представили удовлетворительного объяснения для других задержек.

114. Власти Российской Федерации полагали, что длительность разбирательства по обоим уголовным делам (NN 144129 и 9307) не противоречила требованию "разумного срока". Они придавали особое значение тому факту, что с 5 января по 23 июля 2001 г. задержки были вызваны поведением защитника заявителя, который сознательно затягивал ознакомление с материалами дела. Они также указывали, что 6 августа 2001 г. и 1 апреля 2002 г. районный суд возвращал дело на дополнительное расследование по ходатайству адвоката. В любом случае эти решения были впоследствии отменены городским судом. Власти Российской Федерации настаивали, что дело N 9307 было сложным и большим по объему, содержавшим 55 томов, и адвокат заявителя в значительной степени несет ответственность за задержку его рассмотрения.

B. Мнение Европейского Суда

115. Европейский Суд напоминает, что разумность срока разбирательства должна оцениваться с учетом конкретных обстоятельств дела и критериев, выработанных в прецедентной практике Европейского Суда, в частности, сложности дела, поведения заявителя и поведения компетентных органов (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации" (Nakhmanovich v. Russia), жалоба N 55669/00, § 95* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2006.)).

116. Европейский Суд принимает дату задержания заявителя 18 августа 1999 г. в качестве точки отсчета уголовного разбирательства. Уголовное дело против него было впоследствии разделено на два. По делу N 9307 окончательное решение было вынесено 29 ноября 2003 г., то есть через четыре года и три месяца. Согласно последней информации, представленной сторонами, расследование дела N 144129 было возобновлено 26 февраля 2002 г. и продолжается до сих пор.

117. Что касается дела N 9307, Европейский Суд отмечает, что оно охватывало несколько эпизодов контрабанды и по этой причине представляло определенную сложность. Однако тот факт, что заявитель содержался под стражей, требовал особой тщательности со стороны судов, рассматривающих дело, для безотлагательного отправления правосудия (см. Постановление Европейского Суда от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia), жалоба N 45100/98, § 133* (*Там же. N 9/2005.); и Постановление Европейского Суда от по делу "Калашников против Российской Федерации" (Kalashnikov v. Russia), жалоба N 47095/99, § 132, ECHR 2002-VI* (*Опубликовано в "Путеводителе по прецедентной практике Европейского Суда по правам человека за 2002 год".)). Европейский Суд не убеждает мнение властей Российской Федерации о том, что задержки были вызваны прежде всего адвокатами заявителя. Он отмечает, что заявитель знакомился с материалами дела с 12 января по 13 июля 2001 г., то есть в течение шести месяцев, что не выглядит чрезмерным с учетом их объема. С другой стороны, разбирательство откладывалось по вине национальных властей. После того как в июле 2001 г. дело было передано в суд, разбирательство не представлялось возможным начать в течение почти года из-за разногласий судов страны относительно наличия недостатков в следственных документах и необходимости дополнительных следственных действий. С учетом вышеизложенных обстоятельств Европейский Суд полагает, что длительность разбирательства в деле N 9307 превысила "разумный срок" (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Коршунов против Российской Федерации" (Korshunov v. Russia), жалоба N 38971/06, § 73* (*Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 4/2008.)).

118. Кроме того, Европейский Суд отмечает, что общая продолжительность разбирательства по делу N 144129 уже превысила восемь лет. Власти Российской Федерации не представили объяснений для столь значительного срока. Европейский Суд находит, что в данном деле требование "разумного срока" было также не соблюдено.

119. Соответственно, имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в части чрезмерной продолжительности разбирательства по обоим уголовным делам против заявителя.

V. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части ограничения свиданий с семьей

120. Заявитель жаловался со ссылкой на статью 8 Конвенции на чрезмерные ограничения свиданий с семьей в период его предварительного заключения. Статья 8 Конвенции предусматривает:

"1. Каждый имеет право на уважение его личной и семейной жизни, его жилища и его корреспонденции.

2. Не допускается вмешательство со стороны публичных властей в осуществление этого права, за исключением случаев, когда такое вмешательство предусмотрено законом и необходимо в демократическом обществе в интересах национальной безопасности и общественного порядка, экономического благосостояния страны, в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности или защиты прав и свобод других лиц".

A. Доводы сторон

121. Заявитель утверждал, что абсолютный запрет на свидания с семьей в течение 17 месяцев предварительного заключения представлял собой нарушение национального законодательства, которое предусматривает право заключенного на два свидания с семьей в месяц (статья 18 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений"). Он имел доступ ко всем материалам дела задолго до начала расследования в 1999 г. и мог знакомиться с делом с 15 января 2001 г.; таким образом, он не мог выдать секретную информацию жене в промежутке между этими событиями. Он был предан суду и осужден в отсутствие других обвиняемых, что исключало возможность сговора с "другими неустановленными лицами", на которых намекали власти Российской Федерации.

122. Власти Российской Федерации утверждали, что в силу статей 17 и 18 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" следователь имел право, но не обязанность разрешать до двух свиданий с семьей в месяц, при условии, что такие свидания не противоречат интересам расследования. Отказывая в свиданиях с родственниками заявителя, следователь руководствовался необходимостью предотвратить раскрытие тайны следствия. Следует принимать во внимание, что заявитель имел бы возможность передавать информацию через своих родственников неустановленным сообщникам на свободе, и жена принимала участие в его коммерческой деятельности. Власти Российской Федерации утверждали, что в 1999 г. заявителю - по "гуманитарным основаниям" - было разрешено поговорить с женой в присутствии следователя и конвойного милиционера. Однако он использовал эти встречи для сообщения информации о своем деле. В 2001 и 2002 годах заявителю было разрешено 26 свиданий с семьей. Власти Российской Федерации подчеркивали, что дочь заявителя использовала только одно из трех данных ей разрешений; после того, как она однажды посетила отца, она отказалась от дальнейших посещений.

B. Мнение Европейского Суда

123. Европейский Суд напоминает, что содержание под стражей, как любая другая мера лишения свободы, влечет естественные ограничения личной и семейной жизни. Однако существенной частью права заключенного на уважение его семейной жизни является обеспечение или при необходимости содействие со стороны властей в поддержании связей с ближайшими родственниками. Такие ограничения, как определение количества свиданий с семьей и, если это оправдано характером преступления, установление особого режима содержания под стражей или специальные меры по организации свиданий, представляют собой вмешательство в его права, гарантированные статьей 8 Конвенции, но не являются сами по себе нарушением этого положения. Тем не менее любое ограничение такого рода должно быть "предусмотрено законом", должно преследовать одну или несколько законных целей, перечисленных в пункте 2 статьи 8 Конвенции, и, кроме того, должно быть оправдано в качестве "необходимого в демократическом обществе" (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 18 января 2007 г. по делу "Эстрих против Латвии" (Estrikh v. Latvia), жалоба N 73819/01, § 166; Постановление Европейского Суда по делу "Кучера против Словакии" (Kucera v. Slovakia), жалоба N 48666/99, § 127, ECHR 2007-... (извлечения); и Постановление Европейского Суда от 3 апреля 2003 г. по делу "Кламецкий против Польши" (Klamecki v. Poland) (N 2), жалоба N 31583/96, § 144).

124. Европейский Суд отмечает, что с момента задержания заявителя в августе 1999 г. и до середины января 2001 г. следователем отклонялись все ходатайства о свиданиях. Утверждение властей Российской Федерации о том, что в 1999 г. заявителю было разрешено встретиться с женой в присутствии милиционеров, не подтверждается доказательствами. Европейский Суд находит, что действовавший 17 месяцев запрет на свидания с семьей представлял собой вмешательство в право заявителя на уважение его семейной жизни.

125. Европейскому Суду следует прежде всего удостовериться в том, было ли вмешательство "предусмотрено законом". Вмешательство было основано на статье 18 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и Правилах внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Российской Федерации, которые относили на усмотрение следователя разрешение не более двух свиданий с семьей в месяц (см. §§ 72 и 73 настоящего Постановления). Европейский Суд, таким образом, признает, что отказ в свиданиях с семьей имел основу в национальном законодательстве. Однако он учитывает, что выражение "предусмотрено законом" не только требует, чтобы оспариваемая мера была основана на законе, но также затрагивает качество указанного закона. Формулировки закона должны быть достаточно ясны, чтобы лица имели адекватное представление об обстоятельствах и условиях, дающих властям право прибегнуть к оспариваемым мерам. Кроме того, национальное законодательство должно предусматривать меры правовой защиты от произвольного вмешательства публичных властей в права, гарантированные Конвенцией. Наделение исполнительной власти неограниченными полномочиями в вопросах, затрагивающих фундаментальные права, противоречило бы верховенству права. Соответственно, законодательство должно с достаточной ясностью устанавливать пределы полномочий, которыми наделены компетентные органы, и способ их осуществления, учитывая законную цель указанной меры, для обеспечения лицу адекватной защиты против произвольного вмешательства (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Лупса против Румынии" (Lupsa v. Romania), жалоба N 10337/04, §§ 32 и 34, ECHR 2006-...; и Постановление Европейского Суда от 20 июня 2002 г. по делу "Аль-Нашиф против Болгарии" (Al-Nashif v. Bulgaria), жалоба N 50963/99, § 119).

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Дату Постановления Европейского Суда по делу "Аль-Нашиф против Болгарии" следует читать как "20 июня 2002 г."

126. Европейский Суд отмечает, что и Федеральный закон "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", и Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов были доступны заключенным. Однако они не отвечали требованию предсказуемости, поскольку наделяли следователя правом неограниченного усмотрения, но не определяли обстоятельства, при которых в свиданиях с семьей может быть отказано. Оспариваемые положения давали понять, что в свиданиях с семьей может быть отказано, но не указывали длительности применения этой меры или причин, которые могут обусловить ее применение. Не предусматривалась возможность обжалования отказа в разрешении, и не указывалось, вправе ли суд рассматривать такую жалобу (см. также изложенные ниже выводы Европейского Суда в части статьи 13 Конвенции). Отсюда следует, что положения российского законодательства, регулирующего свидания с семьей, не указывают с достаточной ясностью пределы и способ осуществления соответствующих дискреционных полномочий, которыми наделены публичные власти, в связи с чем заявитель даже в минимальной степени не пользовался защитой, на которую граждане имеют право благодаря верховенству права в демократическом обществе (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 13 сентября 2005 г. по делу "Островар против Молдавии" (Ostrovar v. Moldova), жалоба N 35207/03, § 100; и Постановление Европейского Суда от 15 ноября 1996 г. по делу "Калоджеро Диана против Италии" (Calogero Diana v. Italy), Reports of Judgments Decisions 1996-V, §§ 32-33). С учетом вышеизложенного Европейский Суд полагает, что указанное вмешательство не может рассматриваться как "предусмотренное законом". По причине такого вывода оценка того, были ли соблюдены другие условия, изложенные в пункте 2 статьи 8 Конвенции, не является обязательной.

127. Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части ограничений права заявителя на свидание с семьей.

VI. Предполагаемое нарушение статьи 8 Конвенции в части ограничения корреспонденции и обмена документами

A. Доводы сторон

128. Заявитель, ссылаясь на упоминавшуюся выше статью 8 Конвенции, жаловался на ограничения его корреспонденции и обмена документами с адвокатом. Приложив копии трех перехваченных писем, адресованных матери, он утверждал, что вопреки мнению властей Российской Федерации они не содержали никакой подрывной информации или оскорблений. Если бы такая информация там имелась, письма не были бы ему возвращены. Цензура его переписки с судами подтверждалась отказом начальника следственного изолятора отправить его жалобу на том основании, что она бесперспективна. Ограничения на обмен документов, включая коммерческие документы и доверенности, не были основаны на требованиях национального законодательства.

129. Власти Российской Федерации утверждали, что национальное законодательство (статьи 17 и 20 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и пункт 84 Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы) допускало цензуру переписки между заключенным и его родственниками. Только пять писем заявителя не были отправлены, поскольку содержали либо информацию об уголовном деле, препятствующую установлению истины, либо оскорбительные заявления о правоохранительных органах. Переписка с прокуратурой, судебными и другими официальными органами цензуре не подвергалась. Такие письма отправлялись незамедлительно.

B. Мнение Европейского Суда

130. Европейский Суд отмечает, что заявителю было отказано в отправке (a) жалобы в Басманный районный суд; (b) пяти писем к матери и жене; (c) двух доверенностей на имя адвоката и в получении (d) документов, касающихся таможенной процедуры, (e) книги юридического содержания. По мнению Европейского Суда, эти ограничения представляли собой вмешательство в право заявителя на уважение его корреспонденции.

131. Европейский Суд отмечает, что любое "вмешательство публичных властей" в право на уважение корреспонденции противоречит статье 8 Конвенции, если оно не преследует одну или несколько законных целей, перечисленных в пункте 2 этой статьи, и не является "необходимым в демократическом обществе" для их достижения (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 25 марта 1983 г. по делу "Силвер и другие против Соединенного Королевства" (Silver and Others v. United Kingdom), Series A, N 61, p. 32, § 84; Постановление Европейского Суда от 25 марта 1992 г. по делу "Кемпбелл против Соединенного Королевства" (Campbell v. United Kingdom), Series A, N 233, p. 16, § 34; и Постановление Европейского Суда от 4 июля 2000 г. по делу "Недбала против Польши" (Niedbala v. Poland), жалоба N 27915/95, § 78).

132. Европейский Суд рассмотрит поочередно каждый случай указанного вмешательства с точки зрения пункта 2 статьи 8 Конвенции.

1. Отказ в отправке жалобы в суд

133. 21 декабря 1999 г. начальник отдела переписки изолятора отказал в отправке жалобы заявителя, адресованной в суд, на том основании, что она является "бесперспективной" (см. § 35 настоящего Постановления). Представляется, что его полномочия по оценке перспективности жалобы, адресованной в суд, не вытекают из какого-либо положения национального законодательства. Власти Российской Федерации не указали правовых оснований такого вмешательства.

134. Соответственно, Европейский Суд находит, что перехват жалобы заявителя, адресованной в Басманный районный суд, не был основан на законе. Он также напоминает в этой связи, что переписка не может быть запрещена в связи с обжалованием тюремных условий или задержана до того, как с ней ознакомится тюремная администрация (см. Постановление Европейского Суда от 9 января 2007 г. по делу "Пузинас против Литвы" (Puzinas v. Lithuania) (N 2), жалоба N 63767/00, § 33). С учетом вышеизложенного нет необходимости проверять, были ли соблюдены другие требования пункта 2 статьи 8 Конвенции.

2. Отказ в отправке писем жене и матери

135. В феврале 2000 г. следователем было отказано в отправке пяти писем заявителя к жене и матери, написанных в январе 2000 г. При этом следователь сослался на пункт 2 статьи 20 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений", не углубляясь в подробности (см. § 37 настоящего Постановления). При рассмотрения жалобы заявителя на это решение в 2004 г. суды страны установили, что письма либо содержали конфиденциальную информацию о расследуемом уголовном деле, либо выражали неуважение к правоохранительным органам. Суды не сослались на конкретные фразы или заявления из этих писем.

136. Европейский Суд признает, что вмешательство было "предусмотрено законом". Статья 20 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" в сочетании с пунктом 8.9 Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы (действовавших в период, относящийся к обстоятельствам дела), предусматривали цензуру переписки заключенных с родственниками и допускали изъятие писем, содержащих сведения об уголовном деле или оскорбительные выражения (см. § 73 настоящего Постановления).

137. Европейский Суд также признает, что вмешательство преследовало законные цели, а именно "предотвращение беспорядков или преступлений" и "охрану нравственности".

138. Тем не менее Европейский Суд не может установить, что вмешательство было "необходимо в демократическом обществе", особенно потому, что это не подтверждается доказательствами. Ни на одной стадии разбирательства на уровне страны или в Страсбурге российские власти не предъявляли фрагментов или элементов писем заявителя, которые содержали бы сведения по уголовному делу или оскорбительные выражения. Если такие заявления содержались в письмах, национальные власти обязаны были включить хотя бы ссылки на них в основания для отказа. Европейский Суд, со своей стороны, не усматривает таких сведений в трех письмах, представленных заявителем. Кроме того, в качестве более общего соображения Европейский Суд напоминает свое более раннее указание на то, что запрет частной переписки как "имевшей целью подрыв авторитета властей" или "содержащей ненадлежащие выражения по отношению к тюремной администрации" не является "необходимым в демократическом обществе" (см. Постановление Европейского Суда от 30 января 2007 г. по делу "Экинджи и Акалын против Турции" (Ekinci и Akalin v. Turkey), жалоба N 77097/01, § 47; и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Силвер и другие против Соединенного Королевства", §§ 91 (c) и 99 (c)).

139. С учетом вышеизложенного Европейский Суд находит, что изъятие писем заявителя к родственникам не являлось "необходимым в демократическом обществе".

3. Изъятие доверенностей

140. В марте 2000 г. заявитель выдал документы, уполномочивающие его адвоката на совершение определенных действий от его имени. Эти документы были задержаны следователями на том основании, что переданные полномочия выходят за пределы гражданско-правовых сделок (см. § 39 настоящего Постановления). Отказывая в передаче этих документов заявителя адвокатам, следователи сослались на статью 17 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" и пункт 12.11 Правил внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы. Суды страны, рассмотревшие жалобу заявителя, также упоминали эти правила, не указывая конкретных пунктов.

141. Европейский Суд не усматривает основания для запрета на передачу полномочий, выходящих за рамки гражданско-правовых сделок, в тексте статьи 17 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" или пункта 12.11 Правил внутреннего распорядка. Толкование, данное Министерством внутренних дел, позднее поддержанное районным судом и властями Российской Федерации в страсбургском разбирательстве, явно расходится с буквальным значением этих положений. В то время как пункт 18 статьи 17 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" прямо признает право заключенного участвовать в гражданско-правовых сделках, пункт 12.11 Правил содержит более подробное регулирование процедуры выдачи доверенности. Кроме того, последнее положение обязывает администрацию выдавать бланки доверенностей и разъяснять порядок их оформления. Ничто в этих положениях не может быть разумно истолковано как запрет на передачу заключенным своему представителю полномочий на совершение от его имени действий, выходящих за рамки гражданско-правовых сделок.

142. Отсюда следует, что запрет на передачу доверенностей являлся произвольным и не был "предусмотрен законом". Европейский Суд напоминает также, что переписка с адвокатами, какую бы цель она ни преследовала, гарантирована статьей 8 Конвенции, и прочтение писем заключенного, адресованных адвокату или полученных от него, не говоря уже об их изъятии, допустимо только в исключительных случаях, когда власти имеют разумные основания предполагать злоупотребление этой привилегией, в связи с тем, что содержание письма угрожает безопасности изолятора или безопасности других лиц или в ином отношении имеет криминальный характер (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кемпбелл против Соединенного Королевства", § 48). С учетом вышеизложенного нет необходимости проверять, были ли соблюдены другие требования пункта 2 статьи 8 Конвенции.

4. Приобщение таможенных документов к материалам уголовного дела

143. В августе 2000 г. адвокат заявителя попытался передать ему некоторые таможенные документы. Следователь отказался передать их заявителю и приобщил их к уголовному делу (см. § 40 настоящего Постановления). Суды страны пришли к выводу о том, что документы должны рассматриваться как вещественное доказательство, поскольку адвокат указал, что они имеют отношение к уголовному делу.

144. Европейский Суд отмечает, что в результате решения следователя о приобщении таможенных документов к уголовному делу заявитель смог получить доступ к ним только через несколько месяцев, в январе 2001 г., когда ему было разрешено ознакомиться с материалами дела. Европейский Суд, однако, лишен возможности анализа причин, по которым следователь решил, что указанные документы имеют доказательное значение, поскольку текст этого решения в материалах уголовного дела отсутствует. Не имеется данных о том, что соответствующее процессуальное решение вообще выносилось; его копия в деле отсутствует, и суды страны выносили решение по жалобе заявителя без указания даты этого решения.

145. При таких обстоятельствах, Европейский Суд не может заключить, что изъятие таможенных документов было "предусмотрено законом". Этот вывод освобождает от необходимости проверять, были ли соблюдены другие требования пункта 2 статьи 8 Конвенции.

5. Отказ в передаче книги юридического содержания

146. В мае 2001 г. начальник следственного изолятора разрешил адвокату передать заявителю копию судебной жалобы, но не книгу юридического содержания (см. § 42 настоящего Постановления).

147. Европейский Суд отмечает, что решение об отказе в передаче книги не содержало ссылок на какое-либо положение законодательства, поскольку пункт 6 статьи 17 Федерального закона "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" прямо признает право заявителя иметь материалы для защиты своих прав и законных интересов. Отсюда следует, что запрет передачи книги был произвольным и не "предусмотренным законом". Соответственно, нет необходимости проверять, были ли соблюдены другие требования пункта 2 статьи 8 Конвенции.

C. Вывод

148. В итоге Европейский Суд пришел к выводу о том, что оспариваемые меры, затрагивающие корреспонденцию заявителя и обмен документами, не были "предусмотрены законом" или не были "необходимы в демократическом обществе". Соответственно, имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части данных ограничений.

VII. Предполагаемое нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции

A. Доводы сторон

149. Заявитель со ссылкой на статью 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции жаловался на то, что суды страны отказались рассматривать его жалобы на ограничения свиданий с родственниками и корреспонденции. Он указывал, что 21 декабря 2001 г. Конституционный Суд подтвердил свою правовую позицию о том, что все решения следователя могут быть обжалованы в суд. Основная проблема заключалась не в теоретической доступности средств правовой защиты в национальном праве, а, скорее, в произвольном применении закона нижестоящими судами. Как следствие, ему было отказано в эффективных внутренних средствах правовой защиты в отношении жалобы на ограничения переписки и свиданий с семьей.

150. Власти Российской Федерации признали, что 10 июля 2001 г. было отказано в принятии жалобы заявителя. После того как Конституционный Суд 21 декабря 2001 г. указал, что эти вопросы подлежат судебной проверке, жалобы заявителя были рассмотрены Пресненским районным судом и Московским городским судом в 2004 году.

B. Мнение Европейского Суда

151. Европейский Суд отмечает, что возможность обжалования решений следователя, затрагивающих конституционные права заключенного, существовала по крайней мере с марта 1999 г., когда Конституционный Суд признал не соответствующими Конституции положения уголовного* (*Уголовно-процессуального (прим. переводчика).) законодательства, ограничивающие пределы судебной проверки (см. § 75 настоящего Постановления). Несмотря на это, в 2001 году вначале Пресненский районный суд определением об отказе в принятии жалобы, а затем Басманный районный суд непроцессуальным письмом отказались рассматривать жалобы заявителя на ограничения его права на уважение семейной жизни и корреспонденции. Решения Пресненского районного суда были оставлены без изменения Московским городским судом.

152. После того как Конституционный Суд - по жалобе заявителя - прямо указал, что его жалобы подлежат судебному рассмотрению, национальные власти бездействовали в течение почти трех лет и не принимали никаких мер по рассмотрению жалоб заявителя. По сути рассмотрение началось через два года после освобождения заявителя в июле 2002 г. и более чем через шесть месяцев после того, как вынесенный ему приговор вступил в силу в ноябре 2003 г. Власти Российской Федерации не представили объяснения такой длительной задержке.

153. Европейский Суд напоминает, что средства правовой защиты, отвечающие требованиям статьи 13 Конвенции, должны быть эффективными и доступными теоретически и практически. В настоящем деле доступ заявителя к судебной защите был первоначально ограничен нежеланием московских судов учитывать практику Конституционного Суда. Хотя его жалобы были в конце концов рассмотрены, это произошло лишь четыре года спустя, когда заявитель был уже освобожден, и решения, которые он обжаловал, более не затрагивали его права. С учетом вышеизложенного Европейский Суд находит, что заявитель не располагал эффективными средствами правовой защиты в отношении своих жалоб на ограничения свиданий с семьей и переписки.

154. Следовательно, имело место нарушение статьи 13 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции.

VIII. Применение статьи 41 Конвенции

155. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

A. Материальный ущерб

156. Заявитель требовал 5 325 000 рублей за потерю заработной платы, 154 000 рублей, предположительно потраченных на питание и средства гигиены в период содержания под стражей, и 14 271 доллар США и 17 636 рублей, составляющих стоимость его изъятого имущества и арестованных банковских счетов.

157. Власти Российской Федерации подчеркивали, что предполагаемая утрата заработка была следствием уголовной ответственности, которая не входит в пределы проверки Европейского Суда в данном деле. Аналогичным образом, жалобы на арест имущества или банковских счетов в данном разбирательстве не предъявлялись.

158. Европейский Суд полагает, что решение предъявить обвинения заявителю не являлось предметом рассмотрения в настоящем деле. Отсутствует причинная связь между установленными нарушениями и предполагаемой потерей заработка. Точно так же расходы, относящиеся к приобретению питания и предметов гигиены, не могут считаться обусловленными условиями содержания под стражей, которые вынудили Европейский Суд установить нарушение статьи 3 Конвенции. Наконец, жалоба в части предполагаемого нарушения имущественных прав заявителя в разбирательстве дела Европейским Судом не предъявлялась. С учетом вышеизложенного Европейский Суд отклоняет требование заявителя о возмещении материального ущерба.

B. Моральный вред

159. Заявитель требовал в общей сложности 22 339 000 рублей в счет компенсации морального вреда, причиненного его длительным содержанием под стражей, изоляцией от семьи и ухудшением здоровья.

160. Власти Российской Федерации полагали, что это требование чрезмерно с учетом прецедентной практики Европейского Суда.

161. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле им установлен ряд серьезных нарушений. Заявитель провел почти три года в бесчеловечных и унижающих достоинство условиях и часто транспортировался в суд и обратно в условиях, которые также были бесчеловечными и унижающими достоинство. Его содержание под стражей не имело достаточных оснований и было чрезмерно длительным. Ему было отказано в свиданиях с семьей в течение продолжительного срока, и в отношении его переписки установлены жесткие ограничения. При таких обстоятельствах Европейский Суд полагает, что страдания и разочарование заявителя не могут быть компенсированы одним лишь установлением факта нарушения. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю 35 000 евро в счет компенсации морального вреда, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную выше сумму.

C. Судебные расходы и издержки

162. Заявитель требовал 8 638 рублей в счет компенсации почтовых расходов и 60 000 рублей в счет юридических гонораров, выплаченных им в 1999 году.

163. Власти Российской Федерации отмечали, что требования, связанные с юридическими гонорарами, не были подкреплены какими-либо документами, указывавшими их характер, и квитанции о почтовых расходах не позволяют установить, что данные расходы были необходимы для предотвращения нарушений прав заявителя или получения возмещения в связи с ними.

164. Европейский Суд отмечает, во-первых, что заявителю была выплачена сумма в 701 евро в порядке освобождения от расходов в связи с представительством его интересов адвокатом Кузнецовым. С учетом представленных материалов Европейский Суд находит, что заявитель не обосновал, что им понесены расходы, превышающие эту сумму. Соответственно, Европейский Суд не присуждает ему каких-либо сумм по данному основанию.

D. Процентная ставка при просрочке платежей

165. Европейский Суд счел, что процентная ставка при просрочке платежей должна быть установлена в размере предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе "Матросская тишина";

2) постановил, что имело место нарушение статьи 13 Конвенции в части отсутствия в национальном законодательстве эффективного и доступного средства правовой защиты, в соответствии с которым заявитель мог бы обжаловать общие условия своего содержания под стражей;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий перевозки заявителя в суд и обратно;

4) постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции;

5) постановил, что имело место нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в части чрезмерной продолжительности разбирательства по обоим уголовным делам против заявителя;

6) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части ограничений права заявителя на свидание с семьей;

7) постановил, что имело место нарушение статьи 8 Конвенции в части неоправданных ограничений переписки и обмена документами;

8) постановил, что имело место нарушение статьи 13 Конвенции в части отсутствия эффективного средства правовой защиты в связи жалобами заявителя на ограничения свиданий с семьей и корреспонденции;

9) постановил:

(a) что власти государства-ответчика обязаны в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю 35 000 евро (тридцать пять тысяч евро) в качестве компенсации морального вреда, подлежащие переводу в российские рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанную сумму;

(b) что с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

10) отклонил оставшуюся часть требований заявителя о справедливой компенсации.

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 12 июня 2008 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Серен НИЛЬСЕН Секретарь Секции Суда

Христос РОЗАКИС Председатель Палаты Суда