Обжалование действий налоговых инспекций и записей в Едином государственном реестре юридических лиц по корпоративным спорам (К.И. Забоев, "Закон", N 7, июль 2013 г.)

Обжалование действий налоговых инспекций и записей в Едином государственном реестре юридических лиц по корпоративным спорам

В настоящей статье рассматриваются присущие корпоративным спорам проблемы оценки законности решений и действий налоговых органов по внесению записей в Единый государственный реестр юридических лиц (ЕГРЮЛ), а также спорные вопросы оснований и возможностей для заинтересованных лиц оспаривать такие решения, действия и записи публичного реестра.

Публичные реестры все интенсивнее пронизывают общественные отношения, фиксируя их состояние с помощью действия принципов внесения и публичной достоверности сведений об участниках таких отношений. Без публичных реестров уже немыслимо функционирование экономики в тех ее сферах, которые касаются оборота недвижимости и долей в уставных капиталах обществ с ограниченной ответственностью. Велика роль реестров и в учете прав на ценные бумаги, хотя здесь они носят лишь условно-публичный характер, поскольку ведутся частноправовыми субъектами.

Однако отношение государства в лице его судебной системы к незыблемости и презюмируемой достоверности государственных реестров неоднозначно.

Так, в соответствии со ст. 29 Федерального закона от 22.04.1996 N 39-ФЗ "О рынке ценных бумаг" права на акции при реестровой системе их учета возникают лишь с момента внесения соответствующей записи в реестр и сохраняются до тех пор, пока существует такая запись*(1). Таким образом, значение прав владельцев ценных бумаг, внесенных в реестр, возведено законодателем в абсолют.

Сила же государственных реестров далеко не так велика, хотя не вызывает сомнений, что если бы той же степенью юридической достоверности обладали все без исключения реестры, участникам оборота было бы намного проще строить свои отношения.

С другой стороны, количество объектов, подлежащих учету в публичных государственных реестрах, стало причиной более терпимого отношения к их записям, пусть и не признаваемым безусловной истиной. Такое отношение не продуцируется самой судебной практикой, а, скорее, синтезируется ею на основе воззрений законодателя на государственные реестры.

Яркая иллюстрация этого факта - норма, содержащаяся в п. 5 ст. 31.1 Федерального закона от 08.02.1998 N 14-ФЗ "Об обществах с ограниченной ответственностью" (далее - Закон об ООО). Она устанавливает правила определения достоверности сведений о правах на доли в уставном капитале общества в тех случаях, когда источники этих сведений противоречат друг другу. Источниками, имеющими преимущественное значение, Закон об ООО называет договоры и иные документы, подтверждающие права участника на долю в уставном капитале общества; вторым по достоверности источником он признает ЕГРЮЛ; наименьшее доверие законодателя вызывает список участников общества.

Схожие нормы содержит абз. 4 п. 1 ст. 4 Федерального закона от 08.08.2001 N 129-ФЗ "О государственной регистрации юридических лиц и индивидуальных предпринимателей" (далее - Закон о регистрации юридических лиц), а также абз. 1 п. 8 ст. 12 Федерального закона от 21.07.1997 N 122-ФЗ "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним" (далее - Закон о государственной регистрации прав).

Из-за подобной позиции законодателя публичная достоверность государственных реестров превратилась в определенного рода формальность, которую можно легко преодолеть в суде, представив ему некие первичные документы, опровергающие обоснованность внесенных в реестр сведений.

Не меняют ситуацию и строгие формулировки абз. 2 п. 1 ст. 2 Закона о государственной регистрации прав, а также п. 6 ст. 8.1 ГК РФ о том, что зарегистрированное право (в частности, на недвижимое имущество) может быть оспорено только в судебном порядке, а лицо, указанное в государственном реестре в качестве правообладателя, признается таковым, пока в установленном законом порядке в реестр не внесена запись об ином.

Как известно, судебной практикой уже выработан перечень исков (способов защиты), удовлетворение которых само по себе является основанием для внесения соответствующих новых записей в Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество и сделок с ним (ЕГРП)*(2), и основанием для погашения прежних.

Примечание. Характерно, что сформулированные практикой способы защиты направлены на материально-правовые основания внесения записей в ЕГРП, а не на действия регистратора по внесению записей в реестр и уж тем более не на сами записи, которые предметом судебного оспаривания быть не могут в силу их технического характера.

Последнее утверждение требует более подробных пояснений, тем более что применительно к записям в ЕГРЮЛ, столь часто отдельно оспариваемым в судах, судебная практика не отличается единообразием. И поскольку при рассмотрении корпоративных споров в арбитражных инстанциях требования к регистрирующему органу - субъекту внесения записей в ЕГРЮЛ и требования о признании самих записей недействительными порой становятся камнем преткновения, попробуем разобраться с записями именно этого публичного реестра.

Правовая природа записей в ЕГРЮЛ, порядок их внесения и исключения из реестра

Законодательство не содержит особого понятия записи в ЕГРЮЛ как государственном публичном реестре, однако очевидно, что он состоит прежде всего из таких записей. Разумеется, значительную часть реестра занимают документы, представленные заявителями в регистрирующий орган, но смысл и существо любого реестра заключается в систематизации и учете сведений, как раз и представляющих собой определенные записи на бумажном или электронном носителе информации.

Примечание. Отсутствие в законодательстве определения записи в ЕГРЮЛ объясняется тем, что в такой дефиниции просто нет необходимости: запись сама по себе является объективированным результатом действий лица, ведущего реестр и принявшего решение о ее внесении.

Сказанное подтверждается п. 5 Правил ведения Единого государственного реестра юридических лиц и предоставления содержащихся в нем сведений, которые были утверждены Постановлением Правительства РФ от 19.06.2002 N 438 (далее - Правила ведения ЕГРЮЛ)*(3). Он гласит, что основанием для внесения соответствующей записи в ЕГРЮЛ является решение о государственной регистрации, принятое регистрирующим либо иным органом в соответствии с федеральным законодательством.

Такое решение принимается на основании прежде всего заявления соответствующего заинтересованного в регистрации лица (согласно ст. 12, 14, 17, 21, 21.2 Закона о регистрации юридических лиц), что свидетельствует о превалирующем заявительном порядке государственной регистрации в этой сфере.

В исключительных случаях запись в ЕГРЮЛ может быть внесена путем уведомления заинтересованным лицом (лицами) регистрирующего органа о наличии оснований для внесения записи. К таким ситуациям относятся: начало реорганизации и ликвидации юридического лица (ст. 13.1, 21 Закона о регистрации юридических лиц), облегченное публичное раскрытие информации о котором направлено на защиту прав кредиторов; внесение изменений в учредительные документы юридического лица о филиалах и представительствах (ст. 19 Закона о регистрации юридических лиц, п. 5 ст. 5 Закона об ООО, п. 6 ст. 5 Федерального закона "Об акционерных обществах").

Когда заявление заинтересованного в государственной регистрации лица и прилагающиеся к нему документы поступают в регистрирующий орган (согласно п. 3 Правил ведения ЕГРЮЛ им является Федеральная налоговая служба (ФНС России) и ее территориальные органы), он вносит соответствующую запись в ЕГРЮЛ, присваивает ей государственный регистрационный номер и указывает дату внесения ее в реестр (п. 4 ст. 5 Закона о регистрации юридических лиц).

Согласно п. 4, 4.1 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц регистрирующий орган, с одной стороны, не вправе требовать от заинтересованного лица представления других документов, помимо установленных данным Законом. С другой стороны, он не проверяет на предмет соответствия федеральным законам или иным нормативным правовым актам Российской Федерации форму представленных документов (за исключением заявления о государственной регистрации) и содержащиеся в представленных документах сведения, за исключением случаев, предусмотренных этим Законом.

Последняя норма представляется крайне неудачной*(4), так как она рассчитана исключительно на добросовестное осуществление заявителями своих гражданских прав*(5), что для нашего правопорядка скорее исключение, чем правило. Значительная часть судебных разбирательств спровоцирована именно той легкостью, с которой налоговые инспекции вносят сведения в ЕГРЮЛ при наличии в юридическом лице корпоративного конфликта. Применяя данные нормы, налоговые органы зачастую устанавливают лишь соответствие представленных документов перечню, содержащемуся в Законе о регистрации юридических лиц. Они не проверяют, подписано ли заявление уполномоченным лицом и соответствуют ли представленные документы сведениям реестра и реальному положению дел в хозяйственном обществе, ссылаясь на то, что до подачи заявления в ФНС России подлинность подписи заявителя проверил нотариус, а наименования документов указаны так, как требует перечень.

Действительно, согласно п. 1.2 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц представляемое в регистрирующий орган заявление удостоверяется подписью уполномоченного лица, подлинность которой должна быть засвидетельствована в нотариальном порядке.

В силу ст. 80 Основ законодательства Российской Федерации о нотариате (утв. ВС РФ 11.02.1993 N 4462-1) (далее - Основы) нотариус удостоверяет лишь подлинность подписи на документе, содержание которого не противоречит законодательным актам Российской Федерации, а не сами факты, изложенные в нем.

В то же время, как следует из п. 38 Методических рекомендаций по совершению отдельных видов нотариальных действий нотариусами Российской Федерации, утвержденных приказом Минюста России от 15.03.2000 N 91, нотариус (в соответствии со ст. 80 Основ) при свидетельствовании подлинности подписей должностных лиц организаций устанавливает личность этих лиц и их полномочия на право подписи. Для подтверждения полномочий нотариусу представляются, в частности, приказ о назначении или протокол об избрании (назначении) должностного лица; устав (положение) или иной учредительный документ организации, утвержденный в установленном порядке; свидетельство о регистрации юридического лица; в необходимых случаях - доверенность или иной документ о наделении должностного лица соответствующими полномочиями. В силу же п. 9 данных Методических рекомендаций подлинники этих документов не остаются в делах нотариуса, а подлежат возврату заявителям.

Фактически нотариус должен установить, имеются ли у должностного лица полномочия обращаться в регистрирующий орган с соответствующим заявлением. Но имея на руках лишь названные документы, часть которых (или все) может быть сфальсифицирована либо содержать искаженную информацию, в силах ли нотариус установить факт отсутствия таких полномочий? Не располагая информацией о корпоративном конфликте (она есть у регистрирующего органа, который, как правило, участвует в соответствующих арбитражных делах), способен ли он обоснованно предположить, что обратившееся к нему лицо действует недобросовестно и вводит его в заблуждение? Очевидно, что ответ на этот вопрос отрицательный.

Примечание. В конечном итоге на практике нотариус не может установить факт недобросовестности должностного лица и лишь свидетельствует подлинность его подписи на заявлении, а налоговый орган - не хочет, прикрываясь положениями п. 4.1 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц, и вносит соответствующую запись в ЕГРЮЛ, приумножая корпоративные споры.

Вернемся к порядку внесения записей в ЕГРЮЛ. На основе вышеописанных положений законодательства его можно кратко сформулировать как последовательность "заявление - решение - запись".

Именно запись в этой последовательности является объективированным результатом или способом технической фиксации действий регистрирующего органа, выражающихся в принятии соответствующего решения. Иными словами, запись не живет собственной жизнью и не представляет собой автономное правовое явление, подлежащее самостоятельной оценке: она лишь отражает правовое явление, будучи сугубо техническим его следствием.

Сказанное подтверждается содержанием ст. 1 Закона о регистрации юридических лиц, где государственная регистрация определена именно как акт уполномоченного федерального органа исполнительной власти, осуществляемый посредством внесения сведений в ЕГРЮЛ. Иначе говоря, внесение сведений в реестр является способом осуществления таких актов, а не представляет собой сами акты.

Известно, что запись о праве в ЕГРП следует судьбе самого права, и при уничтожении такового (например, при удовлетворении иска о признании права другого лица на это имущество, его виндикации и пр.) она исключается из реестра в качестве отражения права как явления. Точно так же запись в ЕГРЮЛ следует судьбе своего основания - решения налогового органа о ее внесении в реестр, и когда такое решение признано судом недействительным, его последствия должны быть технически устранены.

В связи с этим возникает вопрос: подлежит ли запись в ЕГРЮЛ простому исключению из реестра либо она должна быть "перекрыта" новой записью, исключающей ее действие?

В абз. 18 п. 5 Правил ведения ЕГРЮЛ указано: сведения, содержащиеся в конкретной записи государственного реестра, изменяются путем внесения новой записи со ссылкой на изменяемую.

Таким образом, исходя из принципа последовательности внесения записей, свойственного любому реестру, указанные Правила предлагают путь решения данной проблемы. Хотя представляется, что эта норма все же рассчитана на "штатное" изменение сведений ЕГРЮЛ для исправления допущенных в нем ошибок и подразумевает добросовестность всех участников отношений, связанных с реестром, а не на ситуацию, когда решение налогового органа о государственной регистрации было признано недействительным в судебном порядке.

Однако другого порядка внесения исправлений в ЕГРЮЛ законодательство не предусматривает. Если свести воедино принцип последовательности записей в ЕГРЮЛ и положения п. 3 ч. 4 ст. 201 АПК РФ о том, что суд обязывает публичный орган устранить допущенные нарушения, то можно прийти к выводу, что когда решение налогового органа о государственной регистрации признано недействительным, его негативные последствия, а именно наличие в реестре соответствующей записи, должны быть устранены путем внесения новой записи со ссылкой на прежнюю*(6).

Глава 24 АПК РФ предусматривает особую процедуру рассмотрения дел об оспаривании ненормативных правовых актов, решений и действий (бездействия) государственных и иных органов, наделенных публичными полномочиями.

Правила этой главы являются единственно подходящими для рассмотрения корпоративных споров, связанных с государственной регистрацией юридических лиц (в широком ее понимании нормы абз. 2 ст. 1 Закона о регистрации юридических лиц).

В соответствии с указанной процедурой могут быть оспорены только самостоятельные правовые явления, которые являются основаниями для возникновения соответствующих последствий, представляющих их техническое отражение, а не сами эти последствия в отрыве от их оснований.

Представляется, что оспариванию подлежат именно решения налоговых органов о государственной регистрации, на основании которых в ЕГРЮЛ внесены соответствующие записи, либо действия таких органов по их внесению (в тех редких случаях, когда заинтересованное лицо должно уведомлять налоговый орган о наличии оснований для внесения таких записей). Сведения же реестра (записи в нем) при удовлетворении судом требований истцов подлежат корректировке согласно вышеуказанной процедуре.

Судебная практика по оспариванию записей в ЕГРЮЛ

К сожалению, как уже было сказано, судебная практика по корпоративным спорам далеко не однородна*(7), и препятствуют ее единству три обстоятельства.

Во-первых, как на уровне закона, так и на уровне судебных его толкований отсутствует перечень исков, хоть и не обязывающих напрямую налоговый орган совершить определенные действия, но удовлетворение которых должно стать основанием для внесения записи в ЕГРЮЛ.

Такой перечень существует в отношении другого публичного реестра - ЕГРП и содержится в абз. 2 п. 52 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22. Применительно же к ЕГРЮЛ есть лишь отдельные не общеобязательные толкования, которые не восполняют явно требующего устранения пробела в законодательстве*(8).

Во-вторых, за неимением такого перечня налоговые органы, как правило, сохраняют юридически формальный подход и отказываются изменять сведения реестра на основании судебных актов, прямо не обязывающих их это делать.

В-третьих, учитывая названные факторы, суды при рассмотрении соответствующих дел стремятся предоставить участникам корпоративных отношений реальную и полную защиту их нарушенных прав и интересов. Они удовлетворяют их требования к налоговым органам даже при недействительности первичных корпоративных событий и лишь формальном соответствии закону основанных на них решений налоговых инспекций, в том числе отдельно признают недействительными записи в ЕГРЮЛ (в совокупности или отдельно от признания недействительными решений ИФНС по их внесению).

Третье из указанных обстоятельств составляет одну из главных проблем корпоративных споров, так как крайне популярной в них является связка требований о признании недействительными: 1) решения общего собрания участников корпорации; 2) решения ИФНС о государственной регистрации изменений в ЕГРЮЛ, принятого на основании оспариваемого решения общего собрания участников корпорации (и/или соответствующей записи в ЕГРЮЛ).

В этом случае возникают вопросы: подлежит ли удовлетворению второе требование при удовлетворении первого? и если так, то имеет ли значение, насколько существенные нарушения были допущены при проведении собрания участников корпорации? Единомыслия в судебной практике, увы, и здесь нет. Попробуем проанализировать ситуацию и выработать наиболее приемлемую точку зрения.

Исходим из того, что первое требование подлежит удовлетворению, так как при подготовке, созыве или проведении собрания были допущены такие нарушения закона, которые дают основания удовлетворить эту часть иска. Получается, что права истца (заявителя по обоим требованиям) нарушены действиями налогового органа, который на основании представленного ему (в порядке ст. 17 Закона о регистрации юридических лиц) решения собрания внес в публичный реестр сведения, не соответствующие действительности, что и стало причиной предъявления второго требования.

Еще в 1996 г. в п. 6 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 01.07.1996 N 6/8 было дано буквальное толкование положениям ст. 13 ГК РФ о возможности и условиях признания недействительным ненормативного акта государственного органа. В этом документе указано: основанием для судебного решения о признании такого акта недействительным являются одновременно как его несоответствие закону или иному правовому акту, так и нарушение указанным актом гражданских прав и охраняемых законом интересов гражданина или юридического лица, обратившихся в суд с соответствующим требованием.

Сходное толкование (но в отношении ст. 258 ГПК РФ) дано в п. 28 Постановления Пленума ВС РФ от 10.02.2009 N 2 "О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений, действий (бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, должностных лиц, государственных и муниципальных служащих". В Постановлении говорится, что суд удовлетворяет заявление об оспаривании таких решений, действий (бездействия), если установит, что они нарушают права и свободы заявителя, а также не соответствуют закону или иному нормативному правовому акту.

Более того, в п. 25 указанного Постановления описаны обстоятельства, которые судам следует устанавливать при оценке законности таких действий (решений), а именно:

- имеет ли орган (лицо) полномочия принимать решения или совершать действия. В случае, когда принятие или непринятие решения, совершение или несовершение действия в силу закона или иного нормативного правового акта отнесено к усмотрению органа или лица, решение, действие (бездействие) которых оспариваются, суд не вправе оценивать целесообразность такого решения, действия (бездействия). Это происходит, например, при оспаривании бездействия, выразившегося в непринятии акта о награждении конкретного лица;

- соблюден ли органом или лицом порядок принятия решений, совершения действий, если такие требования установлены нормативными правовыми актами (форма, сроки, основания, процедура и т.п.). При этом следует иметь в виду, что о незаконности оспариваемых решений, действий (бездействия) свидетельствует лишь существенное несоблюдение установленного порядка;

- соответствует ли содержание оспариваемого решения, совершенного действия (бездействия) требованиям закона и иного нормативного правового акта, регулирующего данные правоотношения.

Нарушение требований законодательства хотя бы по одному из перечисленных обстоятельств может послужить суду основанием для того, чтобы удовлетворить заявление истца.

Аналогичные правила о тех же двух условиях признания недействительными ненормативных правовых актов, незаконными решений и действий (бездействия) органов и должностных лиц следуют и из содержания ч. 1 ст. 198, ч. 4 ст. 200, ч. 2 и 3 ст. 201 АПК РФ.

Иными словами, никто не подвергает сомнению тот факт, что суд может удовлетворить соответствующее требование заявителя лишь при наличии указанных двух условий в совокупности. Законодатель и суды исходят из того, что если соблюдены нормы законодательства, то нет и нарушения прав заявителя, а значит, нет смысла и в судебной защите.

Краеугольным камнем рассматриваемой проблемы является уже упомянутая норма п. 4.1 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц. Она гласит, что регистрирующий орган не проверяет на предмет соответствия федеральным законам или иным нормативным правовым актам Российской Федерации форму представленных документов (за исключением заявления о государственной регистрации) и содержащиеся в представленных документах сведения, за исключением случаев, предусмотренных настоящим Федеральным законом.

Этой норме корреспондируют положения п. 1 ст. 25 того же Закона, возлагающие ответственность за представление регистрирующему органу недостоверных сведений на заявителей, а также на соответствующие юридические лица.

Критика индульгенционного применения налоговыми органами этих законоположений уже высказана, но, как бы то ни было, они существуют, подлежат применению и очерчивают компетенцию регистрирующего органа по оценке представляемых ему документов.

Это, в частности, послужило основой для абстрактного толкования закона, данного Научно-консультативным советом при ФАС Уральского округа в Рекомендациях по вопросам рассмотрения споров, связанных с применением законодательства о создании, реорганизации, ликвидации коммерческих юридических лиц, их правовом положении, а также о правах и обязанностях участников (учредителей) (далее - Рекомендации) (по итогам заседания, состоявшегося 31.03-01.04.2010 в г. Кургане).

Так, в п. 2 указанных Рекомендаций сказано: применяя п. 4.1 ст. 9, п. 1 ст. 17 Закона о регистрации юридических лиц, следует исходить из того, что факт представления заявителем для государственной регистрации изменений в учредительные документы хозяйственных обществ, а также решения общего собрания участников общества о внесении изменений в его устав, принятого с существенным нарушением требований закона или иных правовых актов (с нарушением компетенции этого органа, при отсутствии кворума и т.д.), т.е. такого решения общего собрания, которое не имеет юридической силы независимо от признания его недействительным в судебном порядке, сам по себе не является основанием для признания произведенной государственной регистрации недействительной.

Отметим, что на заседании круглого стола по проблемам применения корпоративного законодательства, состоявшегося 21.12.2012 на базе Арбитражного суда Свердловской области*(9), данная позиция была поддержана и развита. В частности, в п. 11 протокола заседания сказано: поскольку в полномочия регистрирующего органа не входит проверка законности решений органов юридического лица, послуживших основанием для регистрационных действий, признание недействительным решения общего собрания участников не означает, что регистрация, произведенная на основании этого решения, также недействительна.

Более того, было дано толкование, что судебный акт, в резолютивной части которого указано на недействительность решения собрания общества, является основанием для корректировки ЕГРЮЛ, и в данном случае нет необходимости предъявлять самостоятельные требования к регистрирующему органу и оспаривать его решение о регистрации изменений.

Таким образом, из совокупности перечисленных норм законов и их абстрактных толкований следует вывод: сам по себе факт признания недействительным решения собрания участников корпорации, на основании которого налоговый орган совершил регистрационные действия, не является причиной для того, чтобы признать недействительным и решение налогового органа о государственной регистрации.

Решение налогового органа не может быть оспорено и в том случае, если регистрация была произведена на основании ничтожного решения собрания, принятого с грубыми нарушениями закона (п. 10 ст. 49 Закона об АО, п. 6 ст. 43 Закона об ООО), которое заведомо нелегитимно вне зависимости от его отдельного судебного оспаривания.

При оценке соответствующих регистрационных действий не будет одного из необходимых условий признания решения налогового органа недействительным - противоречия его закону, поскольку последний в целях защиты бизнеса не предоставил регистрирующему органу полномочий оценивать решения органов управления хозяйствующих субъектов.

Однако в такой ситуации возникает опасность довести толкование закона до абсурда, когда регистрация будет производиться по любым, в том числе сфальсифицированным, документам. Представляется, что налоговый орган всё же должен производить определенную оценку подаваемых заявителем документов, поскольку иначе сама концепция ведения публичного реестра, напрасно рассчитанная на добросовестность участников гражданского оборота, как и процедура внесения сведений в ЕГРЮЛ, теряет всякий смысл.

Примечание. Ответы судебной практики на вопросы о принципиальном наличии у регистрирующего органа права оценивать представленные ему заявителем документы, а также о глубине такой оценки крайне противоречивы.

Обусловлено это столкновением двух вечно противоборствующих судейских подходов к рассмотрению дел - позиции юридического формализма и оценки действий участников спора с точки зрения их добросовестности. Оба этих подхода имеют свои плюсы и минусы, сторонников и противников.

Юридический формализм основывается на древней сентенции pereat mundus et fiat justicia*(10), когда во главу угла поставлен буквальный смысл закона, а его дословное применение превратилось в самоцель, поскольку по определению точное исполнение закона должно гарантировать полное соблюдение прав и интересов участников оборота.

Данную мотивировку лучше всего иллюстрирует идея яркого представителя классической немецкой философии Г.В.Ф. Гегеля, который сравнивал законы государства с законами природы*(11). Именно на подобной точке зрения и была основана философская логика развития законодательства: полное и буквальное соблюдение законов вскрывает их противоречия и указывает на то, что они отстают от существующих общественных отношений, а значит, дает возможность своевременно изменять эти законы. Вольное же их применение путем толкования с поправками на фактически сложившиеся отношения позволяет сохраняться архаичным и некачественным нормам и тормозит развитие права.

Положительные черты формального подхода заключаются в том, что он стимулирует скорое развитие законодательства. Отрицательной же стороной является то, что он, во-первых, рассчитан в основном на качественные и максимально продуманные с точки зрения соответствия интересам участников оборота законы; во-вторых, ориентирован на динамичного законодателя, быстро реагирующего на несоответствие закона регулируемым им общественным отношениям; в-третьих, абсолютно не учитывает недобросовестность участников этих отношений и позволяет им пользоваться таким несоответствием, а зачастую еще и извлекать из этого выгоду.

Более современный подход судей к применению законов, продиктованный стремлением заглянуть в суть проблемы и попытаться истолковать закон для реального восстановления нарушенных прав, исходит из недопустимости так называемого правового пуризма*(12), т.е., по сути, применения законодательных норм ради них самих, а не ради социума, в интересах которого они были созданы.

Яркой иллюстрацией этого подхода является постановление Европейского суда по правам человека от 23.07.2009 по делу общественной организации "Сутяжник" против Российской Федерации (жалоба N 8269/02). ЕСПЧ признал, что отмена со стороны ВАС РФ решений нижестоящих арбитражных судов на основании их не подведомственности арбитражным судам нарушила ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, так как была осуществлена "прежде всего в интересах правового пуризма, а не с целью устранения ошибки, имеющей существенное значение для судебной системы"*(13).

Отметим, что данное постановление уже принято на вооружение арбитражными судами и используется в том числе при рассмотрении заявлений об оспаривании действий регистрирующих органов*(14). Однако такой подход к правоприменению имеет как положительные, так и отрицательные черты. Во-первых, понимание смысла и духа закона, необходимое для системного применения всей совокупности его норм, всегда субъективно, следовательно, не может быть единообразным без руководящего абстрактного толкования*(15), которое объективно невозможно по всем без исключения спорным вопросам из-за их количества. Во-вторых, отсутствие такого единообразия препятствует предсказуемости правоприменения, что не способствует стабильности гражданского оборота, так как участники отношений не видят четких правовых последствий своих действий (в том числе недобросовестных). В-третьих, развитие законодательства тормозится, так как утрачивается его главный стимул - явное и мешающее обороту противоречие законов регулируемым ими отношениям, поскольку его фактически устраняет толкование законов правоприменителями.

Несмотря на такие недостатки, второй подход в наибольшей степени позволяет суду защитить права и интересы лиц, участвующих в деле. Проблема в том, что в судебной практике превалирует первая тенденция.

Высказанная выше критика формальных действий налоговых органов во многом продиктована судебными актами, демонстрирующими, что стремление налогового органа хоть как-то оценить документы и, например, не допустить создания фирмы-однодневки и снизить связанные с ее существованием криминальные риски, разбивается о скалы правового пуризма, исповедуемого судами.

Здесь важно понимать характер существующей в России государственной регистрации, который, как было указано, в большинстве случаев является заявительным, а не уведомительным. Логично, что при уведомительном характере роль регистрирующего органа должна быть пассивной, так как он только получает уведомление и размещает соответствующую информацию в реестре. Однако при заявительном порядке регистратор не может быть простым статистом: он принимает заявление и необходимые документы, выносит само решение о государственной регистрации и только после этого вносит сведения в реестр. Именно его активным положением объясняются, в частности, его полномочия самостоятельно исключать недействующих юридических лиц из реестра (ст. 21.1 Закона о регистрации юридических лиц). Смысловая разница между этими порядками ведения реестра заключается именно в характере роли регистратора в исследовании и оценке полученных документов, установлении оснований для государственной регистрации. Безусловно, подобные полномочия регистрирующего органа и при заявительном порядке могут быть очерчены и ограничены законом, но они не стираются вовсе, так как это не соответствует самой концепции государственной регистрации.

Положения п. 4.1 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц представляют собой именно такие ограничения, поскольку они не позволяют регистрирующему органу проводить так называемую правовую экспертизу представленных ему документов, что свойственно другому регистрирующему органу, занимающемуся ведением ЕГРП*(16). Однако почему-то эти ограничения толкуются как тотальный запрет регистрирующему органу проверять и оценивать достоверность представляемых ему документов.

В некоторых случаях суды не находят оснований для отказа в государственной регистрации юридического лица, даже если представленный в пакете документов паспорт был недействителен, в частности, утрачен гражданином, не имеющим отношения к регистрируемому лицу. Несмотря на то, что регистрирующий орган установил такие обстоятельства, суд обязывал его произвести государственную регистрацию*(17).

Возникает вопрос: как защитить свои права физическому лицу, которое неожиданно для себя вдруг стало участником и (или) директором хозяйственного общества? В судебных актах иногда встречается фраза о том, что представление недостоверных сведений влечет за собой иные последствия, однако какие именно - не указывается*(18). Полагаем, что единственным последствием такого нарушения как раз и должна быть недействительность государственной регистрации. В противном случае государство в лице своих органов, во-первых, заставляет гражданина делать и доказывать то, что он не обязан, так как он уже уведомил государство о потере паспорта, а недействительность последнего и обеспечение невозможности его последующего использования лежат уже в сфере публичных интересов. Во-вторых, возникает правовая неопределенность: поскольку регистрация юридического лица признана законной, этому гражданину (презюмируемо юридически несведущему) будет крайне сложно защищать свои права. Получается, что он должен будет отслеживать все регистрационные действия, сделки общества и все это оспаривать в арбитражном суде, обращаться с исками о взыскании убытков и о защите чести, достоинства и деловой репутации и т.д., т.е. вести себя как активный участник корпоративного конфликта, которым он не является. Абсурдность этой ситуации очевидна.

Научно-консультативный совет при ФАС Уральского округа в п. 1 своих Рекомендаций дал абстрактное толкование закона, которое допускает отказ в государственной регистрации по этому основанию. Совет также отметил: регистрирующий орган должен доказывать, что на момент принятия оспариваемого акта представленные сведения были недостоверны, а владелец паспорта не проявлял воли на обращение с заявлением в регистрирующий орган. Но это толкование пока слабо приживается на практике.

Справедливости ради упомянем, что в некоторых случаях суды подтверждают законность отказа в государственной регистрации юридического лица по адресу жилого помещения, прав на которое гражданин - учредитель такого лица не имеет*(19). Однако отсутствие юридического лица по своему юридическому адресу такую регистрацию не порочит*(20).

В то же время есть обширная практика тех же судов, когда они признают недействительными решения собраний участников хозяйственных обществ, а следовательно, и решения налоговых органов о внесении записей в ЕГРЮЛ. Основанием для признания недействительными решений ИФНС и внесенных им в ЕГРЮЛ записей суды считают недостоверность сведений в документах, представленных для государственной регистрации*(21). Относительно же того обстоятельства, что налоговый орган на момент государственной регистрации не знал, что послужившее причиной для изменения сведений в ЕГРЮЛ корпоративное событие противоречило закону, суды порой прямо указывают, что это не имеет правового значения*(22). Применительно к описанной выше совокупности обстоятельств, необходимой для признания ненормативного правового акта недействительным, такая точка зрения суда представляется как минимум спорной.

Примечание. Парадоксальное противоречие указанных правовых позиций заключается в том, что суды наказывают налоговые органы в одном случае за то, что они не оценили явление правовой действительности (т.е. то, которое требует юридической экспертизы в виде субъективной правовой проверки законности представленных заявителями документов), а в другом - за то, что они оценили явление действительности материальной (т.е. существующее в объективной реальности, легко документально подтверждаемое и не требующее правовой экспертизы).

При этом факт, что на момент представления документов в регистрирующий орган они противоречили правовой действительности, далеко не всегда очевиден (в отличие от их противоречия действительности материальной). Иными словами, намного логичнее было бы поступать прямо наоборот и исходить из того, что раз у налогового органа нет прав проводить правовую экспертизу представленных документов, то он не может оценивать и правовую действительность, например, решения общего собрания участников хозяйственного общества. Напротив, чтобы не засорять реестр фиктивными юридическими лицами, явно имеющими криминальное назначение, налоговый орган может и должен проверять как минимум реальное существование участников и директоров создаваемых обществ, действительность удостоверяющих их личности документов, адресов и пр.

Примечание. Сегодня продажа так называемых готовых юридических лиц, зарегистрированных, как правило, по утраченным (недействительным) паспортам, составляет заметную часть бизнеса на рынке правовых услуг. Но является ли эта услуга "правовой"? Ведь именно такие юридические лица, метко прозванные однодневками, используются для отмывания нелегальных доходов, перевода незаконного владения имуществом в категорию добросовестного. Не формальный ли подход судов к государственной регистрации стал косвенной причиной недобросовестного использования процедуры создания юридических лиц?

Однако суды пусть и формально, но применяют Закон о регистрации юридических лиц, буквальный смысл которого такое применение допускает. Кардинально изменить ситуацию можно только путем внесения соответствующих изменений в этот Закон.

Дело в том, что основания для отказа в государственной регистрации, предусмотренные в ст. 23 Закона о регистрации юридических лиц, малочисленны и носят исчерпывающий характер. Это вызвано необходимостью защищать бизнес от произвола регистрирующих органов, т.е. продиктовано благими намерениями. Но именно из-за того, что оснований отказать в государственной регистрации нет, суды обязывают налоговые органы производить ее, даже если паспорт заявителя недействителен, так как подходящего под этот случай основания для отказа в регистрации Закон не предусматривает.

Встречаются и такие ситуации, когда постороннее для общества лицо изготавливает протокол собрания участников, не являющихся таковыми, назначает себя директором и обращается в налоговый орган для регистрации изменений в ЕГРЮЛ. В других случаях так поступает один из участников общества, конфликтующий с остальными и стремящийся присвоить все имеющиеся у компании активы. Нотариус, не обладая всей полнотой информации, заверяет подпись такого лица на соответствующей форме заявления в ИФНС, а последняя, поскольку оснований для отказа в государственной регистрации нет, производит регистрационные действия.

Именно так сегодня начинается подавляющее большинство корпоративных конфликтов в России. Парадокс современного регистрационного законодательства заключается в том, что нормы, призванные защищать бизнес, зачастую работают против него, открывая дорогу так называемым рейдерам. Как тут не вспомнить известное высказывание В.С. Черномырдина: "Хотели как лучше, а получилось как всегда".

Статья 23 Закона о регистрации юридических лиц предусматривает лишь одно основание для отказа в совершении такой регистрации - подписание заявления о ней неуполномоченным лицом (подп. "д" п. 1 ст. 23). Однако, во-первых, это основание предполагает определенную оценку представляемых документов, а во-вторых, удостоверение нотариусом не только подписи, но и полномочий подписанта нивелирует такую возможность. Более того, перечень заявителей установлен в п. 1.3 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц, и первым в этом списке значится руководитель постоянно действующего исполнительного органа юридического лица.

При таких обстоятельствах судебная практика не может быть четкой и единообразной, так как на одной чаше весов находится не продуманный по последствиям применения закон, формально требующий соблюдения, а на другой - интересы добросовестных участников оборота, нуждающиеся в защите. Чтобы ликвидировать это противоречие, необходимо устранить его причину, а не многочисленные следствия. Для этого следует внести поправки в Закон о регистрации юридических лиц, придав налоговым органам определенные полномочия по оценке подаваемых заявлений, а также в законодательство о нотариате, исключив проверку нотариусами полномочий лиц, подписывающих заявления в налоговый орган, и оставив только проверку подлинности подписи применительно к ее выполнению определенным лицом. Не будет преувеличением сказать, что существующая редакция Закона о регистрации юридических лиц дестабилизирует гражданский оборот, позволяя осуществлять противоправные рейдерские захваты собственности и увеличивая число корпоративных споров.

Но вернемся к судебной практике о признании регистрационных действий и решений налоговых органов в тех случаях, когда послужившие их основанием корпоративные события объявлены судом недействительными.

В таких ситуациях суды указывают, что у налогового органа не было оснований для государственной регистрации, поскольку недействительность корпоративного события (например, решения общего собрания участников) свидетельствует о том, что соответствующий документ, подтверждающий такое событие, фактически не был представлен. Иными словами, суды исходят из фикции непредставления документов, так как представленные не соответствуют закону.

Логика данного подхода не лишена противоречий, но она является единственным способом признать недействительность государственной регистрации.

Этой точки зрения в некоторых делах придерживался и Президиум ВАС РФ. Так, в Постановлении от 08.02.2011 N 12101/10 по делу N А60-43906/2009-С10 непредставленным было признано заявление, содержавшее неверный код по ОКВЭД, а в Постановлении от 13.10.2011 N 7075/11 по делу N А46-6896/2010*(23) - ликвидационный баланс, который не отражал действительное имущественное положение ликвидируемого юридического лица и его расчеты с кредиторами.

Однако в первом случае речь шла о несоответствии сведений заявления материальной действительности, во втором - о несоответствии ликвидационного баланса положениям ст. 63 ГК РФ. В силу этой статьи баланс должен содержать сведения о перечне предъявленных кредиторами требований, а также о результатах их рассмотрения, и эти требования уже были предъявлены к должнику (в том числе в судебном порядке), но не отражены им в балансе, т.е. общество намеренно ввело в заблуждение налоговый орган, представив ликвидационный баланс с "нулевой" кредиторской задолженностью. Иными словами, второй случай также представляет собой несоответствие документов скорее и материальной, и правовой действительности, чем только правовой.

Налоговый орган на момент осуществления государственной регистрации действительно может не располагать всей полнотой информации о требованиях к обществу со стороны кредиторов. Однако, во-первых, сведения о таких требованиях (в частности, заявленных в судебном порядке) являются открытыми, они могут и должны быть получены регистрирующим органом, который осуществляет определенный контроль при заявительном порядке государственной регистрации, и если он не проведет такую проверку и не получит эти сведения, это повлечет негативные последствия для самого регистратора. Во-вторых, преодоление указанной проблемы необходимо суду, чтобы предоставить особую защиту кредиторам ликвидируемого юридического лица, а именно обеспечить защиту конституционного права на имущество (ч. 3 ст. 35 Конституции РФ, соответствующий ст. 1 Протокола N 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод*(24)).

Примечание. Таким образом, следует исходить из того, что у налогового органа есть права и обязанности проверять представленные ему сведения на предмет их соответствия материальной действительности, т.е. контролировать согласованность полученной информации с иными сведениями об установленных и не требующих судебной оценки обстоятельствах.

При этом риск неустановления такого несоответствия лежит на налоговом органе и заключается в том, что суд может признать решение о государственной регистрации незаконным. Если регистрирующий орган обнаружил подобное несоответствие, это дает ему возможность обоснованно отказать в государственной регистрации. Правовую же экспертизу полученных документов (условно названную в статье проверкой документов на соответствие правовой действительности) регистрирующий орган проводить не должен, так как это не в его компетенции. Разумеется, если налоговый орган откажет в государственной регистрации на том основании, что заявитель представил недостоверные сведения, не соответствующие материальной действительности (что будет расценено как фактическое их непредставление), то доказывать обоснованность своего вывода и несоответствие документов (указанных в них сведений) именно объективно существующим информационным данным, а не выводам регистратора, сделанным исключительно на основании собственной оценки этих документов на предмет их соответствия законодательству, обязан будет сам налоговый орган.

Поэтому приведенную логику о фактическом непредставлении документов нельзя применять к корпоративным документам, вывод о недействительности которых можно сделать только путем их правовой оценки. В то же время если такие корпоративные документы явно противоречат сведениям реестра (материальной действительности), они могут и должны быть оценены как фактически непредставленные. Установить такое противоречие возможно в случаях, когда, например, протокол собрания участников содержит информацию о проведении собрания лицами, не являющимися участниками общества, и регистрирующему органу не представлены доказательства приобретения ими долей в обществе. Либо, скажем, когда заявление от имени общества подписано лицом, не имеющим отношения к обществу, и не представлены доказательства его избрания в качестве единоличного исполнительного органа. Чтобы определить такие несоответствия, правовая оценка документов не нужна: достаточно сличить указанную в них информацию с той, что уже имеется у ИФНС в соответствующем регистрационном деле.

Таким образом, положения п. 4.1 ст. 9 Закона о регистрации юридических лиц, с одной стороны, не должны нарушать права и охраняемые законом интересы участников гражданского оборота, а с другой - они не могут полностью игнорироваться и толковаться как обязанность регистрирующего органа проводить правовую экспертизу представленных ему документов и нести ответственность за последующую судебную констатацию их недействительности.

Суды же, к сожалению, в большинстве своем автоматически делают вывод, что если решение собрания участников недействительно, то недействительно и решение налоговой инспекции, не давая какой-либо иной правовой мотивировки. В некоторых случаях автоматически признаются недействительными и записи в ЕГРЮЛ. Порой суды относят записи в реестре к последствиям недействительности сделки об отчуждении доли в уставном капитале общества с ограниченной ответственностью*(25) и в судебном акте о признании недействительным такого договора возлагают обязанность внести (исключить) запись в ЕГРЮЛ на налоговый орган, не являющийся стороной такой сделки. Обоснованность подобных решений весьма сомнительна*(26).

Относительно записей реестра следует вспомнить ситуацию с применением Закона о государственной регистрации прав. Поначалу практика иногда исходила из того, что запись в ЕГРП является ненормативным правовым актом и может быть оспорена в качестве самостоятельного объекта*(27). Через некоторое время суды пришли к выводу, что запись не может быть оспорена отдельно, так как она следует судьбе права*(28), и в массовом порядке стал использоваться способ защиты, когда удовлетворение требования о признании недействительным зарегистрированного права становилось основанием для погашения записи в ЕГРП. И только после того как Президиумом ВАС РФ принял Постановление от 28.04.2009 N 15148/08, ситуацию удалось переломить: было установлено, что надлежащими способами защиты являются традиционные вещно-правовые или обязательственные иски о праве, а основанием для погашения старой и внесения новой записи в ЕГРП - судебный акт, подтверждающий наличие или отсутствие такого права*(29).

В последнее время в Постановлениях Пленума и Президиума ВАС РФ по конкретным делам процессуальная компетенция судов расширяется: им предоставляют возможность самостоятельно квалифицировать требования истцов, исходя из фактических, а не формально-процессуальных оснований*(30).

Этим отчасти объясняется тот факт, что суды сегодня нестрого относятся к требованиям об оспаривании записей в ЕГРЮЛ, квалифицируя их как требования об оспаривании действий и решений налоговых органов, так как направлены они именно на это*(31). Но нельзя забывать, что оценка законности действий налогового органа подчинена общим правилам оценки действительности ненормативного правового акта, т.е. чтобы признать такое решение или действие незаконным, необходимо установить не только его противоречие закону и иным правовым актам, но и нарушение им прав и охраняемых интересов заявителя.

Поэтому когда суд констатирует недействительность корпоративного события, на котором основано решение налогового органа о внесении записи в реестр, такой орган должен, не формализуя свои обязанности, скорректировать сведения реестра и внести в него новую запись, нивелирующую действие прежней*(32).

Оснований же оспаривать решение налогового органа по внесению в ЕГРЮЛ предыдущей записи, как правило, не возникнет, так как эти действия регистратора были правомерными, а закон прямо запрещает ему проводить правовую экспертизу документов.

Изменение порядка корректировки сведений в ЕГРЮЛ

Настоящее исследование было бы неполным, если бы не содержало предложений автора по перечню исков, пусть прямо не направленных к налоговому органу, но положительное решение суда по которым должно стать основанием для внесения соответствующих сведений в ЕГРЮЛ.

Однако дословное формулирование такого списка представляется громоздким и не имеющим практического смысла. Дело в том, что п. 1 ст. 5 Закона о регистрации юридических лиц содержит исчерпывающий перечень сведений о юридическом лице, содержащихся в ЕГРЮЛ. Очевидно, что все указанные в этом перечне сведения должны быть скорректированы после того, как решение суда о недействительности лежащего в основе внесения таких сведений в ЕГРЮЛ юридического факта (корпоративного события, сделки, акта государственного органа и пр.) вступит в законную силу.

В отношении такого основания для изменения записи в ЕГРЮЛ, как решение суда о признании сделки недействительной, следует учитывать, что эти изменения могут быть сделаны только одновременно с применением судом последствий недействительности сделки. Это соответствует правовой позиции, изложенной в п. 52 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22.

С содержащимся в данном пункте Постановления толкованием следует провести аналогию применительно к отражению в ЕГРЮЛ прав на доли в уставном капитале обществ с ограниченной ответственностью. Следует исходить из того, что резолютивная часть судебного акта является основанием для внесения записи в ЕГРЮЛ, если в ней решен вопрос о наличии или отсутствии права либо обременения этого имущества, о возврате имущества во владение его собственника, о применении последствий недействительности сделки в виде возврата имущества одной из ее сторон.

С учетом заявительного порядка регистрации корректировать запись в ЕГРЮЛ необходимо на основании заявления заинтересованного лица, представляющего также соответствующий судебный акт с отметкой о вступлении его в законную силу либо исполнительный лист. Отказ налогового органа в совершении регистрационных действий может быть обжалован.

В целом же изменение сведений в ЕГРЮЛ возможно на основании двух видов судебных актов: 1) о признании недействительными (незаконными) решений, действий (бездействия) налоговых органов; 2) о признании недействительным юридического факта, лежащего в основе внесения сведений в ЕГРЮЛ.

В заключение остается добавить, что предлагаемое толкование Закона о регистрации юридических лиц способствовало бы большей предсказуемости последствий действий как участников корпоративных отношений, так и регистрирующих органов. Кроме того, оно послужило бы защитой от неправомерного изменения сведений в ЕГРЮЛ, инициируемого недобросовестными заявителями, а также позволило бы сократить число корпоративных споров. Ведь чем четче правила игры и прозрачнее последствия их нарушения, тем меньше желающих их преступать.

К.И. Забоев,

председатель четвертого судебного состава

Арбитражного суда Свердловской области,

кандидат юридических наук

"Закон", N 7, июль 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) См., напр.: п. 1, 11, 12 рекомендаций Научно-консультативного совета при ФАС Уральского округа от 12-13.12.2007 N 3/2007.

*(2) См.: п. 52 Постановления Пленума Верховного Суда РФ N 10 и Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ N 22 от 29.04.2010 "О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав" (далее - Постановление Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22).

*(3) На момент написания настоящей статьи указанные Правила являются действующими, хотя уже принят приказ Минфина России от 23.11.2011 N 158н, которым утвержден Порядок ведения Единого государственного реестра юридических лиц и предоставления содержащихся в нем сведений и документов. В п. 2 данного приказа указано, что он будет введен в действие с даты вступления в силу Постановления Правительства Российской Федерации о признании утратившими силу прежних Правил, утвержденных в 2002 г. Однако такой документ пока не принят.

*(4) Ко всему прочему семантический смысл данной нормы двойствен, так как слова "не проверяет" можно истолковать как "вправе не проверять" (есть право, но нет обязанности по проверке) или как "не вправе проверять" (такое право полностью отсутствует). Судебная практика исходит из второй трактовки, но вопрос, такой ли смысл изначально хотел вложить в норму законодатель, остается открытым.

*(5) На что справедливо обращается внимание в письме ФНС России от 05.05.2010 N МН-20-6/622.

*(6) Данная точка зрения поддержана в постановлениях ФАС Уральского округа от 15.09.2011 N Ф09-5809/11, от 29.05.2012 N Ф09-3370/12.

*(7) О невозможности самостоятельно оспаривать записи в ЕГРЮЛ, которые являются техническим следствием решений налоговых органов, а не ненормативным правовым актом, см., напр.: постановления ФАС Московского округа от 29.10.2009 N КГ-А40/11273-09-П; ФАС Уральского округа от 05.06.2012 N Ф09-4091/12, от 13.12.2010 N Ф09-10146/10-С4; ФАС Восточно-Сибирского округа от 08.06.2005 по делу N А19-28919/04-21-Ф02-2323/05-С2; Девятого ААС от 22.11.2011 N 09АП-28216/2011-АК. Судебных актов по спорам, в которых оспаривание записей в ЕГРЮЛ было использовано как самостоятельный способ защиты и требования истцов удовлетворены, значительно больше, однако в этих актах нет правовой оценки (обоснования) возможности применения такого способа защиты (см., напр.: постановления ФАС Волго-Вятского округа от 10.12.2012 по делу N А82-12968/2011, от 06.08.2012 по делу N А43-28116/2010; ФАС Восточно-Сибирского округа от 26.09.2012 N А33-11932/2011; ФАС Дальневосточного округа от 03.08.2012 N Ф03-2877/2012; ФАС Московского округа от 27.12.2012 по делу N А41-42548/11; ФАС Поволжского округа от 19.04.2012 по делу N А57-5078/2011; ФАС Северо-Западного округа от 18.06.2010 по делу N А56-58912/2009; ФАС Северо-Кавказского округа от 09.10.2012 по делу N А32-44264/2011; ФАС Центрального округа от 27.07.2012 по делу N А14-10974/2011; ФАС Уральского округа от 15.09.2010 N Ф09-6543/10-С4; а также Президиума ВАС РФ от 13.10.2011 N 7075/11, от 25.09.2012 N 3942/12.

*(8) См., напр.: п. 13 Рекомендаций по вопросам рассмотрения споров, связанных с применением законодательства о создании, реорганизации, ликвидации коммерческих юридических лиц, их правовом положении, а также о правах и обязанностях участников (учредителей) Научно-консультативного совета при ФАС Уральского округа (по итогам заседания, состоявшегося 31.03-01.04.2010 в г. Кургане); п. 11 Протокола заседания участников круглого стола по проблемам применения корпоративного законодательства, состоявшегося 21.12.2012 на базе Арбитражного суда Свердловской области.

*(9) С участием судьи ВАС РФ Л.А. Новосёловой, председателя ФАС Уральского округа И.В. Решетниковой, ведущего консультанта управления частного права ВАС РФ О.Р. Зайцева, судей ФАС Уральского округа, судов Уральского судебного округа и др.

*(10) Что принято переводить как "пусть рушится мир, но торжествует закон", хотя скорее в данной фразе речь идет о справедливом правосудии, а не просто о законе в его формально-юридическом смысле.

*(11) Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 57, 203.

*(12) От фр. purism или лат. purus - чистый, т.е. стремление к чистоте и строгости нравов, иногда показное, что, например, в лингвистическом понимании означает стремление из консервативных побуждений сохранить язык в неизменном виде, в полной чистоте, оградить его от новшеств // Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М., 2007. С. 642.

*(13) Позднее Президиум ВАС РФ в Постановлении от 21.02.2012 N 13104/11 сформировал практику невозможности самостоятельного вмешательства суда в вопросы территориальной подсудности при согласии лиц, участвующих в деле, на рассмотрение спора определенным судом, пусть и с формальным нарушением правил о территориальной подсудности.

*(14) См., напр.: постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 18.07.2012 по делу N А20-3347/2011.

*(15) Эту роль по общему правилу выполняют Постановления Пленума и информационные письма Президиума ВАС РФ, хотя в последнее время на первый план выходят толкования закона, данные при рассмотрении им конкретных дел, содержащие в том числе и общие правовые позиции абстрактного свойства.

*(16) Пункт 1 ст. 13, п. 1 ст. 29 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним".

*(17) См., напр.: постановления ФАС Западно-Сибирского округа от 25.03.2010 по делу N А45-19501/2009; ФАС Восточно-Сибирского округа от 21.09.2010 по делу N А19-4000/10, от 14.10.2010 по делу N А19-4981/10; ФАС Уральского округа от 11.03.2012 по делу N Ф09-1436/12; ФАС Северо-Западного округа от 16.09.2008 по делу N А21-1479/2008.

*(18) Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 25.03.2010 по делу N А45-19501/2009.

*(19) Пункт 7 Обзора практики разрешения споров, связанных с государственной регистрацией юридических лиц, одобренного Президиумом ФАС Уральского округа от 25.07.2008.

*(20) Пункт 8 указанного Обзора.

*(21) См., напр.: п. 9 указанного Обзора, а также постановления ФАС Северо-Кавказского округа от 19.03.2010 по делу N А32-17877/2009, от 09.10.2012 по делу N А32-44264/2011; ФАС Северо-Западного округа от 25.01.2012 по делу N А26-903/2011; ФАС Московского округа от 27.12.2012 по делу N А41-42548/11; ФАС Западно-Сибирского округа от 15.10.2012 по делу N А03-5381/2011; ФАС Дальневосточного округа от 03.08.2012 N Ф03-2877/2012 по делу N А73-13922/2011; ФАС Восточно-Сибирского округа от 31.08.2012 по делу N А58-15/2011; ФАС Волго-Вятского округа от 10.12.2012 по делу N А82-12968/2011; ФАС Уральского округа от 15.09.2010 N Ф09-6543/10-С4 по делу N А50-40208/2009; ФАС Центрального округа от 27.07.2012 по делу N А14-10974/2011; ФАС Поволжского округа от 19.04.2012 по делу N А57-5078/2011.

*(22) См.: постановления ФАС Московского округа от 27.12.2012 по делу N А41-42548/11; ФАС Северо-Кавказского округа от 19.03.2010 по делу N А32-17877/2009.

*(23) В этом Постановлении недействительной признана именно запись в ЕГРЮЛ, так как это было единственное требование заявителя, чьи нарушенные права подлежали защите, но фактически суд дал оценку решению (действиям) регистрирующего органа, явившемуся основанием для внесения такой записи. Данный прецедент не содержит отдельной мотивировки возможности оспаривать именно запись в реестре, а не являющееся ее основанием решение (действия) регистрирующего органа (т.е. данное обстоятельство нельзя отнести к ratio decidendi (теоретической квинтэссенции прецедента, подлежащей неоднократному применению)), поэтому он в целом не противоречит положениям настоящей статьи о надлежащих объектах оспаривания при государственной регистрации юридических лиц, осуществленной с нарушением закона.

*(24) На это обращалось внимание в Постановлениях Конституционного Суда РФ от 17.12.1996 N 20-П, от 16.05.2000 N 8-П. Отметим, что в первом из них сказано, что право частной собственности не является абсолютным и не принадлежит к таким правам, которые в соответствии с ч. 3 ст. 56 Конституции РФ не подлежат ограничению ни при каких условиях. Следовательно, по смыслу ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, оно может быть ограничено федеральным законом, но только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Это соответствует общепризнанным принципам и нормам международного права, в частности Всеобщей декларации прав человека. Она гласит, что каждый человек имеет обязанности перед обществом, в котором только и возможно свободное и полное развитие его личности (ч. 1 ст. 29). При осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе (ч. 2 ст. 29). Аналогичное положение о допустимости ограничения прав человека и гражданина предусматривает также ст. 4 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах от 19.12.1966).

*(25) См., напр.: постановление ФАС Центрального округа от 20.07.2011 по делу N А62-9676/2009.

*(26) Мнение ВАС РФ о том, что на регистратора нельзя возлагать обязанности по осуществлению примененных судом последствий недействительности сделки с объектом, подлежащим учету в соответствующем реестре, изложено в Постановлении Президиума ВАС РФ от 30.09.2008 N 5263/07.

*(27) См., напр.: постановления ФАС Уральского округа от 25.08.2000 по делу N Ф09-922/2000-АК, от 27.09.2000 по делу N Ф09-1116/2000-АК, от 29.01.2004 по делу N Ф09-65/04-ГК; ФАС Московского округа от 05.09.2002 по делу N КГ-А40/5823-02.

*(28) См., напр.: постановления ФАС Уральского округа от 29.06.2006 по делу N Ф09-5490/06-С3; ФАС Московского округа от 10.11.2003 по делу N КГ-А40/8602-03; ФАС Поволжского округа от 17.02.2005 по делу N А57-10487/04-22; ФАС Северо-Кавказского округа от 21.06.2006 по делу N Ф08-2640/2006; ФАС Западно-Сибирского округа от 20.04.2005 по делу N Ф04-2178/2005(10513-А27-38), от 05.06.2006 по делу N Ф04-1172/2006(23887-А67-24); ФАС Дальневосточного округа от 14.03.2007 по делу N Ф03-А37/06-1/5214.

*(29) Что было закреплено уже в п. 52 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22.

*(30) См., напр.: п. 3 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 29.04.2010 N 10/22, п. 5, 7 Пленума ВАС РФ от 11.07.2011 N 54, Президиума ВАС РФ от 07.02.2012 N 12990/11.

*(31) Данный подход фактически изложен в п. 30 Рекомендаций Научно-консультативного совета при ФАС Уральского округа (по итогам заседания, состоявшегося 31.03-01.04.2010 в г. Кургане).

*(32) Данной позиции в последнее время придерживаются некоторые судьи ФАС Уральского округа. См., напр.: постановления от 15.09.2011 N Ф09-5809/11 по делу N А50-15602/2010, от 29.05.2012 N Ф09-3370/12 по делу N А50-16090/11, от 05.06.2012 N Ф09-4091/12 по делу N А50-16848/2011. Но единства нет даже в пределах одного окружного суда, что видно из постановления от 01.12.2011 N Ф09-7751/11 по делу N А47-2751/2010, в котором оспаривание записей в ЕГРЮЛ при признании недействительными решений общих собраний, на основании которых эти записи были внесены в реестр, признано надлежащим способом защиты.