Постановление Европейского Суда по правам человека от 31 мая 2011 г. Дело "Ходорковский (Khodorkovskiy) против Российской Федерации" (N 5829/04) (жалоба N 5829/04) (Бывшая Первая секция)

Европейский Суд по правам человека
(Бывшая Первая секция)

Дело "Ходорковский (Khodorkovskiy)
против Российской Федерации"
(Жалоба N 5829/04)

Постановление Суда

Страсбург, 31 мая 2011 г.

ГАРАНТ:

См. также решение Европейского Суда по правам человека от 8 ноября 2011 г. по вопросу приемлемости жалобы N 11082/06 "Ходорковский против России" [Khodorkovskiy v. Russia] (I Секция) (извлечение)

По делу "Ходорковский против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека (бывшая Первая Секция), заседая Палатой в составе:

Христоса Розакиса, Председателя Палаты,

Нины Ваич,

Анатолия Ковлера,

Ханлара Гаджиева,

Дина Шпильманна,

Джорджио Малинверни,

Георга Николау, судей,

а также при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда,

заседая за закрытыми дверями 10 мая 2011 г.,

вынес в указанный день следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано жалобой N 5829/04, поданной против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) гражданином Российской Федерации Михаилом Борисовичем Ходорковским (далее - заявитель) 9 февраля 2004 г.

2. Интересы заявителя представляли К. Москаленко, адвокат, практикующий в Москве, Вольфганг Певкерт, адвокат, практикующий в Страсбурге, Николас Блейк и Джонатан Глассон, адвокаты, практикующие в Лондоне. Власти Российской Федерации были первоначально представлены бывшими Уполномоченными Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека П.А. Лаптевым и В.В. Милинчук, а впоследствии Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявитель, в частности, утверждал, что условия в следственных изоляторах, в которых он содержался, и в помещении суда во время судебного разбирательства противоречили статье 3 Конвенции, что его задержание и последующее содержание под стражей в период следствия противоречили статье 5 Конвенции и что уголовное преследование являлось политически мотивированным в нарушение статьи 18 Конвенции.

4. Решением от 7 мая 2009 г. Европейский Суд признал жалобу частично приемлемой.

5. Заявитель и власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда) по существу жалобы. После того, как Палата решила, что слушание по существу дела не требуется (пункт 3 правила 59 Регламента Суда, последняя часть), стороны представили в письменной форме возражения на объяснения друг друга.

Факты

I. Обстоятельства дела

6. Заявитель родился в 1963 году. Он содержался в исправительной колонии в Краснокаменске Читинской области, а в настоящее время содержится под стражей в Москве в связи с другим уголовным делом против него* (* Имеется в виду, что он содержался там в момент вынесения Постановления (прим. переводчика).).

A. Предпринимательская и политическая деятельность заявителя

7. До своего задержания в 2003 году заявитель был предпринимателем и одним из богатейших лиц в России. Он являлся членом правления и мажоритарным акционером "ЮКОСа", крупной нефтяной компании (далее - компания, ликвидирована в 2007 году). Он также контролировал ряд других горнодобывающих, промышленных и финансовых компаний, аффилированных с "ЮКОСом" (далее - группа "ЮКОС"). Многие из этих компаний были созданы в результате приватизации государственных предприятий в середине 1990-х годов.

8. В период 2002-2003 годов группа "ЮКОС" осуществляла ряд широкомасштабных предпринимательских проектов. Так, "ЮКОС" участвовал в переговорах о слиянии с "Сибнефтью", другой крупной российской нефтяной компанией, и американской компанией "Эксон-мобайл". "ЮКОС" также планировал построить трубопровод в Северном Ледовитом океане для поставок природного газа в западную часть Европы. Наконец, "ЮКОС" и государственная компания "Роснефть" боролись за контроль над некоторыми нефтяными месторождениями.

9. В то же время заявитель занимался политической деятельностью. В начале 2003 года он заявил, что предоставит значительные средства для поддержки оппозиционных партий "Яблоко" и СПС (Союз правых сил). Он также сделал ряд публичных заявлений, критиковавших предполагаемые антидемократические тенденции в российской внутренней политике. Заявитель финансировал некоммерческую организацию фонд "Открытая Россия" с целью продвижения определенных политических ценностей в российском обществе.

B. Дело "Апатита"

10. Одной из компаний, аффилированных с "ЮКОС", являлся "Апатит", крупное горнодобывающее предприятие, производящее апатитовый концентрат. "ЮКОС" контролировал 20% акций "Апатита".

11. "Апатит" был приватизирован в 1994 году. В последующие годы власти предпринимали несколько попыток возвратить "Апатит" под государственный контроль, утверждая, что покупатели не выплатили денежные средства, причитавшиеся в соответствии с договором приватизации. В марте 2002 года Лебедев, один из высших руководителей группы "ЮКОС" и друг заявителя, предложил от имени покупателей заключить мировое соглашение. Орган управления имуществом принял это предложение, и 19 ноября 2002 г. было заключено мировое соглашение, которое было утверждено арбитражным судом.

12. В ноябре 2002 года главы администраций Смоленской, Тульской и Тамбовской областей обратились в письменной форме к занимавшему в то время должность Генерального прокурора Российской Федерации В.В. Устинову. В своем обращении они жаловались на то, что "Апатит" злоупотребляет своим доминирующим положением на рынке апатитового концентрата и повышает цены на фосфатные удобрения, что, в свою очередь, провоцирует рост цен на продукты питания. Они также утверждали, что "Апатит" использовал различные схемы для уклонения от налогов или сведения их к минимуму, и просили Генерального прокурора Устинова возвратить "Апатит" под государственный контроль и применить антимонопольные меры с целью уменьшения цен на продукцию "Апатита".

13. В декабре 2002 года губернатор Псковской области обратился в письменной форме к В.В. Путину, являвшемуся в то время Президентом Российской Федерации. Он обратил внимание Президента на мировое соглашение относительно акций "Апатита" и утверждал, что его условия противоречат интересам государства, поскольку сумма, полученная государством по этому соглашению, была значительно меньше рыночной цены акций.

14. 16 декабря 2002 г. занимавший в то время должность Президента России В.В. Путин издал Распоряжение N Пр-2178 о сборе информации о приобретении акций "Апатита". В частности, он задал вопросы, есть ли нарушения действующего законодательства, допущенные при продаже акций АО "Апатит", и был ли причинен ущерб государству мировым соглашением, утвержденным Арбитражным судом Москвы в 2002 году.

15. Была проведена широкомасштабная проверка с участием премьер-министра, Генерального прокурора, представителей Министерств финансов, природных ресурсов, промышленности и науки и по налогам и сборам. В январе 2003 года Генеральный прокурор России сообщил Президенту России в письменной форме, что приватизация "Апатита" и его коммерческая деятельность выглядят сомнительными и что требуется дополнительная проверка.

16. 28 апреля 2003 г. Генеральный прокурор России в письменной форме сообщил Президенту России заключение Генеральной прокуратуры РФ о том, что дальнейшая проверка не требуется. Проверкой не установлено, что "Апатит" злоупотреблял своим положением на рынке или что сумма мирового соглашения с органом управления имуществом являлась несправедливой. Условия мирового соглашения были одобрены Председателем Правительства России М.М. Касьяновым. Налоговые платежи постоянно контролировались Министерством по налогам и сборам. Хотя "Апатит" и его аффилированные лица ранее подвергались различным штрафам и финансовым санкциям и продолжалась новая проверка, Генеральная прокуратура России не усмотрела оснований для возбуждения уголовного дела в этом отношении.

17. Тем не менее 20 июня 2003 г. против "Апатита" было возбуждено уголовное дело, и позднее ситуация с приобретением акций "Апатита" составила одно из основных обвинений против заявителя. В последующие месяцы пределы расследования расширились: следственная группа выявила доказательства уклонения от уплаты налогов и мошенничества в коммерческой деятельности компаний, аффилированных с "ЮКОСом".

18. 2 июля 2003 г. Лебедев был задержан в связи с делом "Апатита".

19. 4 июля 2003 г. заявителя вызвали в Генеральную прокуратуру России и допросили в качестве свидетеля по делу "Апатита".

20. Летом и осенью 2003 года обвинение провело несколько обысков в помещениях "ЮКОСа" и в конторе Дреля, адвоката заявителя, а также обыскало штаб-квартиру политической партии "Яблоко". Кроме того, несколько высших руководителей "ЮКОСа" и аффилированных компаний были задержаны, а другие покинули Россию. Некоторые из уехавших выбрали местом жительства Соединенное Королевство. Органы преследования требовали их выдачи России, но английские суды отказали на том основании, что их преследование имело политические мотивы, и в России они будут лишены права на справедливое судебное разбирательство. Заявитель представил копии решений английских судов, вынесенных в разбирательстве об экстрадиции.

21. В то же время высокопоставленные работники Генеральной прокуратуры России открыто заявляли, что могут быть предъявлены обвинения другим высшим руководителям "ЮКОСа" и аффилированных компаний. Заявитель не покинул страну и продолжал свою деятельность, включая деловые поездки по России и за границу.

C. Задержание заявителя и его содержание под стражей в период следствия и суда

1. Задержание заявителя в Новосибирске 25 октября 2003 г.

22. 23 октября 2003 г., когда заявитель отсутствовал в Москве, находясь в деловой поездке в восточной части России, следователь вызвал его на допрос в качестве свидетеля в Москве 24 октября 2003 г., в 12.00. Повестка была доставлена по месту работы заявителя 23 октября, в 15.00, следователями Ф. и Ш. Сотрудники заявителя сообщили им, что заявитель будет отсутствовать в Москве до 28 октября 2003 г., и направили в Генеральную прокуратуру России телеграмму, разъясняющую причины отсутствия заявителя в Москве.

23. 24 октября 2003 г. Ф. и Ш. представили докладную записку руководителю следственной группы К., в которой информировали его об отсутствии заявителя. В тот же день, после неявки заявителя на допрос, следователь K. распорядился о его приводе для допроса и дал указание милиции об исполнении этого распоряжения.

24. Рано утром 25 октября 2003 г. группа вооруженных сотрудников правоохранительных органов вошла на борт самолета заявителя, находившегося на взлетной полосе в Новосибирске, задержала заявителя и вылетела с ним в Москву.

25. Адвокат заявителя обжаловал постановление о его приводе в Басманном районном суде Москвы. Адвокат утверждал, что у заявителя была уважительная причина для неявки на допрос: он находился за пределами города в деловой поездке и не получал повестки лично. В качестве свидетеля он не был лишен права на поездки. 27 января 2004 г. суд отклонил жалобу. Суд указал, что не представлялось возможным вручить повестку от 23 октября 2003 г. непосредственно заявителю, поэтому заявитель был уведомлен о допросе через сотрудников "ЮКОСа". Суд заключил, что постановление от 24 октября 2003 г. о приводе заявителя в Москву для допроса было вынесено в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом и Конституцией РФ.

2. Первое постановление о содержании под стражей (25 октября 2003 г.)

26. По прибытии в Москву заявитель был доставлен к следователю 25 октября 2003 г., в 11.00. Следователь разъяснил ему, почему он был задержан, и допросил его в качестве свидетеля в связи с налогом на доходы заявителя в 1998-2000 годах. Затем заявитель был уведомлен о том, что он обвиняется в совершении ряда преступлений, а именно в мошенническом приобретении акций "Апатита" в 1998 году, присвоении выручки "Апатита", присвоении имущества "ЮКОСа" и уклонении от уплаты корпоративных налогов и налогов на доходы физического лица, предположительно допущенном "ЮКОСом" и лично заявителем в 1999-2000 годах. Следователь составил перечень обвинений против заявителя, который насчитывал 35 страниц и был прочитан заявителем в 14.20. Затем заявитель был допрошен в качестве обвиняемого по этому делу, но отказался давать показания в отсутствие одного из своих адвокатов. После допроса 25 октября 2003 г., в 15.00, следователь подал в Басманный районный суд ходатайство о заключении заявителя под стражу на время следствия. Ходатайство состояло из девяти страниц и, как утверждает заявитель, было подготовлено заранее.

27. Суд заслушал это ходатайство в 16.35. Заявителю оказывал помощь один из его адвокатов - Дрель. Обвинение просило провести закрытое заседание, сославшись на материалы дела, которые не подлежали разглашению. Защита просила об открытом заседании, но суд по ходатайству прокурора решил провести закрытое заседание в интересах прав обвиняемого. Суд заслушал прокурора, заявителя и защитника заявителя и рассмотрел некоторые документы из материалов дела, предоставленных стороной обвинения. Защита утверждала, что заявитель своевременно явился на допрос, когда был впервые вызван в июле 2003 года, и что он не мог явиться на второй допрос по уважительной причине, поскольку не был уведомлен о повестке лично. Защита просила освободить заявителя под залог. Однако, как отметили власти Российской Федерации, защита не указала размер предложенного залога.

28. В конце заседания, которое продолжалось около пяти часов, суд вынес постановление о заключении под стражу, сославшись на статью 108 Уголовно-процессуального кодекса (см. ниже раздел "Применимое национальное законодательство"). Суд кратко перечислил обвинения против заявителя, доводы, выдвинутые сторонами, и процессуальный обзор дела. Основными причинами для заключения под стражу были названы следующие:

"[Заявитель] обвиняется в тяжких преступлениях, наказываемых более чем двумя годами лишения свободы, совершенных в сговоре с другими лицами и в течение длительного периода. Обстоятельства преступлений, сведения о личности [заявителя] и его положение руководителя "ЮКОСа" позволяют предполагать, что если он останется на свободе, то сможет оказывать влияние на свидетелей и других участников уголовного судопроизводства, сокрыть или уничтожить доказательства... или совершить новые преступления.

Сообщники [заявителя] скрылись от следствия. [Заявитель] также может скрыться, поскольку имеет заграничный паспорт и денежные средства в иностранных банках".

29. Суд упомянул семейное положение заявителя, его проживание в Москве и его состояние здоровья и установил, что не имеется оснований для избрания более мягкой меры пресечения. Что касается утверждения заявителя о том, что обвинение не предоставило доказательств его причастности к предполагаемым преступлениям, суд отметил следующее:

"Этот довод... не подлежит рассмотрению по существу, поскольку уголовное дело находится на стадии предварительного следствия, и суд не может высказывать мнение о виновности [заявителя], доказательств его вины или правильности правовой квалификации действий Ходорковского".

30. В постановлении суда не указывался срок предварительного заключения заявителя.

31. 3 ноября 2003 года заявитель был освобожден от должности главы "ЮКОСа".

32. 5 ноября адвокат заявителя передал стороне обвинения заграничные паспорта заявителя.

33. 6 ноября 2003 г. адвокаты заявителя обжаловали постановление о заключении под стражу. Они, в частности, утверждали, что причины для заключения под стражу были недостаточными, что закрытое заседание являлось незаконным и что заявитель не совершил никаких преступлений.

34. 11 ноября 2003 г. Московский городской суд оставил постановление о заключении под стражу без изменения. Заседание было закрытым, заявитель отсутствовал, но его адвокаты в нем участвовали. Городской суд расширил мотивировку районного суда:

"[Заявитель] владеет крупной долей в "Груп Менатеп Лтд.", компании, зарегистрированной в Гибралтаре... имеет финансовое влияние [и] пользуется авторитетом в публичных органах и компаниях. Сотрудники компаний, контролируемых [заявителем], зависят от него в финансовом и иных отношениях...".

35. Городской суд также установил, что материалы дела содержат достаточные данные для подозрения заявителя в совершении вменяемых ему преступлений. Кроме того, он установил, что национальное законодательство допускает закрытое рассмотрение дел с целью сохранения секретности материалов предварительного расследования и защиты интересов обвиняемого. Городской суд также не установил срок содержания под стражей.

3. Изъятие записки у адвоката заявителя

36. 10 ноября 2003 г. заявитель был обвинен в ряде дополнительных преступлений, включая злоупотребление доверием, присвоение имущества, уклонение от уплаты налогов, мошенничество в крупном размере и подделка официальных документов.

37. 11 ноября 2003 г. Артюхова, один из адвокатов заявителя, посетила его в изоляторе. Когда она уходила, надзиратели обыскали ее и изъяли записку с соображениями по делу, которые она подготовила накануне, а также печатный проект правовой позиции по делу Лебедева.

38. Как утверждали власти Российской Федерации, Артюхова получила от заявителя записку "Задание для защиты". Это "задание" содержало следующие указания (по-видимому, власти Российской Федерации цитировали эту записку): "обеспечить дачу Лебедевым отрицательных или уклончивых ответов по поводу участия в РТТ* (* Возможно, имеется в виду совместное предприятие "Рашн траст энд трейд", оказывавшее бухгалтерские услуги заявителю (прим. переводчика).), побеседовать со свидетелями по поводу их показаний 6 ноября 2003 г., проверить показания свидетелей защиты на предмет отсутствия указаний на умысел". В нем также содержались указания по поводу инвестиционной деятельности и налоговых платежей. Должностные лица изолятора также изъяли у Артюховой 16-страничный печатный меморандум, озаглавленный "Предварительный уголовно-правовой анализ обвинений по делу П.П. Лебедева".

39. Власти Российской Федерации предоставили датированную 11 ноября 2003 г. докладную записку должностного лица изолятора, который участвовал в обыске. Согласно записке обыск был назначен инспектором Б. В докладной записке инспектор Б. указал, что он назначил обыск, так как имел достаточные основания полагать, что Артюхова проносила запрещенные вещи. Власти Российской Федерации также предоставили докладную записку инспектора Ф., который информировал руководство о том, что видел, что заявитель и Артюхова "передавали друг другу блокнот с некими записями, а также делали в нем записи во время свидания".

40. Как утверждает заявитель, записка была составлена Артюховой. В ней указывалось следующее:

"-  Кодиров [сокамерник заявителя] повторно ждет адвоката Соловьева;

- проработать вопрос санкций по поводу нарушений правил содержания в СИЗО (активные <...> пассивные формы поведения (например, голодовки);

- проработать вопрос о получении денег за консультации по приобретению акций различными компаниями в инвестиционной деятельности;

- экспертиза подписей, проработать этот вопрос, поскольку предоставленные документы не подлинники, а ксерокопии (экспертиза ксерокопий подписи M.Б.);

- проработать вопрос со свидетелями Дондоновым, Воструховым, Шапошниковым (допрос 6 ноября 2003 г. - по обстоятельствам);

- по поводу участия в РТТ Лебедев должен дать отрицательный (неопределенный) ответ;

- полномочия управляющих "Роспрома" и "Менатепа" - показать объем полномочий, каким образом назначены;

- контроль свидетелей защиты (бывших менеджеров и управляющих "Роспрома", "Менатепа", позиция около 100, суть показаний* (* В оригинале скобка не закрыта (прим. переводчика).):

1) отсутствие умысла;

2) отсутствие указаний, советов по методам инвестиционной и налоговой деятельности.

Необходимо проработать показания свидетелей Федорова, Шапошникова, Мишеля Субмера, налоговиков.

Другое - провести западными аудиторскими и юридическими фирмами аудит личных средств следующего содержания: "Я имею право на получение доходов по решению собрания акционеров совета... в случае..."".

41. 25 ноября 2003 г. адвокаты заявителя были уведомлены об окончании предварительного следствия. Защита была ознакомлена с материалами уголовного дела для подготовки к судебному разбирательству.

42. Власти Российской Федерации предоставили копию докладной записки следователя K. на имя Б., начальника общего департамента Министерства юстиции, относительно происшествия 11 ноября 2003 г. К. уведомил Б., что записка, изъятая у Артюховой, содержит указания заявителя группе защитников относительно тактики защиты и, в частности, направлена на обеспечение координации действий с Лебедевым, сообвиняемым заявителя. Согласно утверждению К., заявитель "продиктовал" записку Артюховой. К. заключил, что эта записка имела доказательную ценность по уголовному делу заявителя.

4. Второе постановление о содержании под стражей (23 декабря 2003 г.)

43. 28 ноября 2003 г. защита ходатайствовала перед Генеральным прокурором России об изменении меры пресечения, ссылаясь на то, что предварительное следствие окончено, все свидетели допрошены, и отсутствует даже теоретическая возможность вмешательства заявителя в разбирательство. Защита также утверждала, что нет оснований полагать, что заявитель продолжит заниматься предполагаемой преступной деятельностью или скроется от правосудия. Предлагались также поручительство и залог. 3 декабря 2003 г. Генеральная прокуратура отклонила ходатайство об освобождении.

44. 17 декабря 2003 г. сторона обвинения просила Басманный суд продлить срок содержания заявителя под стражей до 30 марта 2004 г. Обвинение ссылалось на "записку, изъятую у одного из адвокатов [заявителя], содержащую указания Ходорковского об оказании давления на свидетелей обвинения". Прокурор, по-видимому, ссылался на записку, изъятую у Артюховой. Ходатайство обвинения о продлении срока содержания под стражей имело значительный объем и было тщательно мотивировано, оно насчитывало свыше 300 страниц.

45. Вечером в пятницу 19 декабря 2003 г. адвокаты заявителя узнали, что суд рассмотрит ходатайство в понедельник 22 декабря 2003 г., в 10.00. Адвокаты не получили копии ходатайства до заседания.

46. Заседание началось в 15.05 22 декабря 2003 г. Защита просила об отложении заседания на 24 декабря, но суд вместо этого объявил двухчасовой перерыв для подготовки адвокатами своих выступлений. В течение двух часов адвокаты оставались в зале судебных заседаний и получали указания от заявителя, содержавшегося в клетке, в присутствии конвойных и сотрудников суда.

47. Суд решил провести закрытое заседание. Адвокаты заявителя возражали против этого, ссылаясь, в частности, на тот факт, что Генеральный прокурор России ранее публично заявлял, что в деле заявителя отсутствуют материалы, требующие рассмотрения в закрытых заседаниях. Суд отклонил ходатайство заявителя об открытом судебном заседании, не приведя никаких мотивов.

48. В заседании защита представила документы в поддержку ее позиции о том, что заявитель более не является членом правления "ЮКОСа", не имеет акций "ЮКОСа" или иных компаний, которые, по мнению обвинения, участвовали в оспариваемых аферах, и что до своего задержания он постоянно проживал в Московской области. На этом основании защита утверждала, что заявитель не скроется. Однако суд отказался рассматривать документы, представленные защитой.

49. Вечером 22 декабря 2003 г. заседание было отложено. Оно было возобновлено 23 декабря 2003 г. В этот день защита получила копию ходатайства стороны обвинения о продлении срока содержания под стражей. В то же время обвинение представило в суд новые доказательства, включая записку, изъятую у Артюховой. Суд принял записку Артюховой в качестве доказательства. Защита просила об отложении заседания на день для изучения этих документов. Она также оспаривала их допустимость, утверждая, что документы получены в нарушение тайны общения адвоката с клиентом. Кроме того, защита отмечала, что не имеет достаточной информации о происхождении данного документа, но суд решил, что часового перерыва будет достаточно.

50. На следующий день представительница заявителя Москаленко просила суд отложить заседание на один день, чтобы защита могла изучить новые материалы, представленные стороной обвинения. Суд решил сделать перерыв на полтора часа, но отказал в отложении до следующего дня.

51. 23 декабря 2003 г. суд продлил срок содержания заявителей под стражей до 25 марта 2004 г. в основном по тем же причинам, что и ранее. Районный суд рассмотрел семейное положение заявителя и "личное поручительство", предложенное несколькими лицами, которые гарантировали явку заявителя в судебное разбирательство. Однако эти факторы не убедили районный суд в возможности освобождения заявителя. Районный суд сослался на тот факт, что предполагаемые сообщники заявителя скрылись от правосудия и что заявитель контролировал коммерческие структуры, причастные к предполагаемым преступлениям, и поэтому мог их использовать для продолжения своей преступной деятельности или оказания влияния на свидетелей, работавших в этих структурах. Суд отметил, что заявитель имел заграничный паспорт и лично владел акциями в иностранной компании и через трастовую компанию. Кроме того, суд указал, что заявитель пытался запугивать свидетелей. Он прямо не ссылался на записку Артюховой, но упомянул ее при изложении доводов обвинения. Суд также учел необходимость проведения дополнительных следственных действий. Он заключил, что в случае освобождения заявитель сможет скрыться от правосудия, оказать влияние на свидетелей и продолжить свою деятельность.

52. 30 декабря 2003 г. адвокаты заявителя обжаловали это постановление. Жалоба была получена Московским городским судом через суд первой инстанции 14 января 2004 г.

53. 15 января 2004 г. Московский городской суд оставил постановление без изменения. Заседание в Московском городском суде было открытым, и в нем участвовали адвокаты заявителя. Заявитель не присутствовал в заседании. С этого момента вопросы содержания под стражей в деле заявителя рассматривались в открытых заседаниях. В определении от 15 января 2004 г. Московский городской суд, в частности, указал, что нижестоящий суд имел доказательства того, что заявитель пытался оказывать давление на свидетелей.

5. Третье постановление о содержании под стражей (19 марта 2004 г.)

54. В неустановленную дату сторона обвинения просила Басманный районный суд вновь продлить срок содержания заявителя под стражей на том основании, что заявитель нуждается в дополнительном времени для ознакомления с материалами дела. В поддержку своего ходатайства прокурор сослался на "изъятие у одного из обвиняемых записки, содержащей инструкции Ходорковского об оказании давления на свидетелей обвинения".

55. 19 марта 2004 г. состоялось заседание суда. Защитники жаловались на то, что не имели возможности встречаться с заявителем наедине для получения инструкций, поскольку заявитель был уведомлен об этом в день заседания и не имел достаточного времени для ознакомления с новыми материалами дела, представленными прокурором. Они сами были уведомлены о заседании за день до него. Защитники просили об отложении на три дня. Они также представили в суд заключение экспертизы почерка, свидетельствующее о том, что документ, изъятый у А., был написан ею, а не заявителем. Защита также утверждала, что заявитель не склонен скрываться. В подтверждение этого защита ссылалась на одного из сообвиняемых К., который дал письменное обязательство не покидать место жительства и не скрылся. Защита указала, что паспорта заявителя были переданы стороне обвинения и что его семья повторно предлагала внести за него залог. По мнению защиты, было бы абсурдно полагать, что заявитель продолжит заниматься преступной деятельностью, поскольку он обвинялся не в насильственных, а в экономических преступлениях: он не мог бы совершать такие преступления, если бы был освобожден на условиях домашнего ареста. Сторона обвинения возражала против освобождения заявителя на условиях домашнего ареста.

56. Рассмотрев материалы дела и заслушав стороны, суд продлил срок содержания под стражей до 25 мая 2004 г. в основном по тем же причинам, что и ранее. В поддержку своих заключений суд сослался на тот факт, что некоторые сообвиняемые заявителя скрылись из России, что заявитель имел несколько заграничных паспортов, владел значительным количеством акций иностранной компании и мог оказывать давление на свидетелей обвинения. Суд также указал, что некоторые свидетели находились в зависимости от заявителя. В постановлении о содержании под стражей суд, однако, не упоминал угрозу того, что в случае освобождения заявитель продолжит заниматься преступной деятельностью. Районный суд также отметил, что содержание под стражей не может быть заменено на личное поручительство, поскольку суд не вправе принимать такое решение в соответствии со статьей 109 Уголовно-процессуального кодекса.

57. Власти Российской Федерации утверждали, что жалобы заявителя на постановление о содержании под стражей от 19 марта 2004 г. были получены районным судом 25 марта (жалоба Падвы) и 2 апреля 2004 г. (жалоба Москаленко). 27 апреля 2004 г. материалы дела были направлены районным судом в Московский городской суд. Стороны были уведомлены о дате и месте заседания суда кассационной инстанции. 12 мая Московский городской суд оставил постановление от 19 марта 2004 г. без изменения.

6. Постановления о содержании под стражей от 20 мая и 8 июня 2004 г., ходатайство об освобождении от 16 июня 2004 г.

58. 14 мая 2004 г. обвинение передало дело в Мещанский районный суд для судебного разбирательства.

59. 20 мая 2004 г. Мещанский районный суд решил провести предварительное слушание 28 мая и указал, что заявитель должен оставаться под стражей. Определение было вынесено в закрытом заседании и в отсутствие заявителя и его защитников или стороны обвинения. Мотивы продления срока содержания под стражей не были указаны, и не был определен срок содержания под стражей.

60. 26 мая 2004 г. одна из защитников заявителя, Москаленко, подала жалобу на определение от 20 мая 2004 г. Она, в частности, жаловалась на то, что заседание по вопросу о содержании под стражей было проведено в отсутствие заявителя или его защитника и что решение о продлении срока содержания под стражей не указывало мотивов. После получения отзыва прокуратуры Мещанский районный суд направил жалобу в Московский городской суд. Жалоба заявителя на определение от 20 мая 2004 г. была отклонена Московским городским судом 21 июня 2004 г. Представляется, что ни заявитель, ни его защитники не участвовали в заседании 21 июня 2004 г. Как утверждали власти Российской Федерации, повестки были направлены шестерым защитникам, представлявшим интересы заявителя. Москаленко повестка не была направлена, поскольку ее доверенность не давала ей права представлять интересы заявителя в суде кассационной инстанции. Власти Российской Федерации не предоставили копии повесток. Московский городской суд установил, что определение от 20 мая 2004 г. было вынесено компетентным судом в соответствии с действующим законодательством. Он не привел мотивов продления срока содержания под стражей заявителя.

61. Предварительное слушание в суде первой инстанции состоялось 28 мая и 8 июня 2004 г. В последнюю дату суд решил начать судебное разбирательство 16 июня 2004 г. и объединить дела заявителя и Лебедева в одно производство. Он также решил, что в период судебного разбирательства заявитель должен содержаться под стражей. Мотивы этого решения не указывались, и суд не установил срока содержания под стражей. Москаленко обжаловала это решение, в частности, утверждая, что определение от 8 июня 2004 г. о содержании заявителя под стражей являлось немотивированным. 29 июля 2004 г. определение о содержании под стражей от 8 июня 2004 г. было оставлено без изменения Московским городским судом. Городской суд указал в своем определении, что проверил материалы дела, рассмотрел доводы сторон и заключил, что решение суда первой инстанции о содержании под стражей не нарушает уголовно-процессуального законодательства. Городской суд также отметил, что с учетом материалов дела суд первой инстанции не усмотрел оснований для отмены или изменения меры пресечения в виде содержания под стражей на период судебного разбирательства. Как утверждал заявитель, Москаленко не могла участвовать в заседании по медицинским причинам. Однако заявитель, несколько его защитников и адвокаты, представлявшие интересы Лебедева, присутствовали в этом заседании.

62. 16 июня 2004 г., в начале судебного разбирательства, адвокат заявителя просил суд первой инстанции освободить заявителя из-под стражи, поскольку он содержался под стражей незаконно. Суд отклонил это ходатайство. В своем определении суд указал, что в период следствия мера пресечения в виде содержания под стражей была избрана и продлена Басманным районным судом. Мещанский районный суд счел, что он не вправе давать оценку постановлениям о содержании под стражей. Мещанский районный суд также отметил, что 20 мая 2004 г., после поступления уголовного дела из прокуратуры, он оставил без изменения меру пресечения, избранную ранее. Данное решение было подтверждено 8 июня 2004 г. Оно не было отменено, и только суд кассационной инстанции мог проверять законность ранее вынесенного решения о содержании под стражей. Суд заключил, что не усматриваются "нарушения действующего законодательства, которые препятствовали бы содержанию заявителя под стражей".

63. Москаленко обжаловала это определение, но 29 июля 2004 г. Московский городской суд оставил без изменения указанное определение и более раннее определение того же суда от 8 июня 2004 г. (cм. выше).

7. Постановления о содержании под стражей от 1 ноября 2004 г., 28 января и 24 марта 2005 г.

64. В неустановленную дату сторона обвинения просила суд продлить срок содержания заявителя под стражей в связи с продолжением судебного разбирательства.

65. 1 ноября 2004 г. Мещанский районный суд провел открытое заседание в присутствии заявителя и его защитников. В этом заседании адвокаты заявителя просили суд рассмотреть альтернативные меры пресечения. Рассмотрев объяснения сторон, районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 14 февраля 2005 г., в основном по тем же мотивам, которые Басманный суд приводил ранее, на стадии предварительного следствия (однако без упоминания наличия у заявителя имущества за границей). В решении о содержании под стражей указывалось, что имеются основания полагать, что заявитель может пытаться оказывать давление на свидетелей и что содержание под стражей является единственной целесообразной мерой.

66. 9 ноября 2004 г. заявитель обжаловал решение о продлении срока содержания под стражей. Жалоба была отклонена Московским городским судом 1 декабря 2004 г.

67. 28 января 2005 г. Мещанский районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 14 мая 2005 г., повторив мотивы, приведенные в вынесенных ранее решениях по этому вопросу. Суд, в частности, повторил, что заявитель пытался оказать влияние на свидетелей по делу, что многие свидетели работают в компаниях, аффилированных с ним, что заявитель имеет международные связи и что другие подозреваемые покинули Россию. Адвокаты заявителя в этом заседании просили суд рассмотреть альтернативные меры пресечения. Жалоба заявителя на данное решение была отклонена Московским городским судом 17 февраля 2005 г.

68. 24 марта 2005 г. суд продлил срок предварительного заключения заявителя до 14 июля 2005 г., вновь в основном с той же мотивировкой. В постановлении о содержании под стражей районный суд отметил, что к тому времени стороны окончили представление доказательств, и разбирательство находится в стадии прений, за которой должны следовать последнее слово обвиняемых и совещание суда. Однако не исключается возможность возобновления исследования судом доказательств при необходимости. Кроме того, суд предположил, что прения, выступления и совещание займут значительное время ввиду сложности дела и числа его участников. Жалоба заявителя на это решение не дала результата, поскольку Московский городской суд отклонил ее 21 апреля 2005 г.

69. 31 мая 2005 г. заявитель был признан виновным в соответствии с предъявленными ему обвинениями и приговорен к девяти годам лишения свободы. 22 сентября 2005 г. Московский городской суд оставил приговор в основном без изменения, но исключил некоторые пункты обвинения и уменьшил наказание до восьми лет. Через некоторое время заявитель был переведен в исправительную колонию в Читинской области, где он в настоящее время отбывает наказание.

D. Условия содержания под стражей, контакты с адвокатами заявителя

1. Условия в следственных изоляторах NN 99/1 и 77/1

70. С 25 по 27 октября 2003 г. заявитель содержался в следственном изоляторе N 77/1 в Москве, известном как "Матросская тишина". С 27 октября 2003 г. по 8 августа 2005 г. заявитель содержался в следственном изоляторе N 99/1 в Москве, который являлся блоком специального назначения в "Матросской тишине". Впоследствии и до своего перевода в исправительную колонию заявитель вновь содержался в следственном изоляторе N 77/1. 9 октября 2005 г. заявитель был направлен для отбытия наказания в исправительную колонию ФГУ N ИК-10 в Краснокаменске Читинской области.

(a) Версия заявителя

71. Заявитель указал, что с 27 октября 2003 г. по 18 июня 2005 г. он содержался в камерах NN501, 503 и 506. В этих камерах перегородка, отделяющая туалет от остальной площади камеры, не превышала 85 см в высоту. Заявитель настаивал на том, что перегородка не была достаточно высокой для обеспечения его уединения при пользовании туалетом. Он утверждал, что туалет не был отделен или звукоизолирован и позволял сокамерникам видеть и слышать все происходящее в туалете. Запах от туалета чувствовался во всей камере. Заявитель должен был получать питание в подобных условиях. Тюремная администрация не предоставляла занавесок для отделения туалета от остальной площади камеры. Заявитель отметил, что занавес (или признаки занавеса) отсутствуют на фотографиях камер NN501, 503 и 506, предоставленных властями Российской Федерации. Кровать заявителя находилась очень близко к туалету. Только 18 июня 2005 г., после окончания судебного разбирательства и признания заявителя виновным, он был переведен в отремонтированную камеру N 610, где высота перегородки составляла 175 см.

72. Как утверждал заявитель, его камера в следственном изоляторе N 99/1 вмещала четыре-пять человек. Таким образом, на каждого заключенного приходилось не более 4 кв. м пространства камеры, на котором находились кровати, письменный стол, который служил также обеденным столом, унитаз и раковина. Заявитель содержался в такой камере 23 часа в день в течение почти двух лет. В следственном изоляторе N 77/1 в камере совместно с заявителем находились 15 человек.

73. Летом в непроветриваемых камерах следственных изоляторов было очень жарко: температура превышала +30°С - а зимой было слишком холодно - примерно +18°С. Последствия отсутствия вентиляции были особенно тяжелыми, поскольку заявитель являлся некурящим и постоянно был вынужден вдыхать табачный дым. Несколько раз заявитель лишался прогулки, так как находился в суде. Кроме того, прогулочные зоны представляли собой огороженные дворы с крышей в верхней части следственного изолятора, поэтому заявитель не имел доступа к свежему воздуху на этих прогулках. Размеры некоторых прогулочных зон были крайне незначительными - от 12 до 16 кв. м. Заявитель мог принимать душ только раз в неделю.

74. Заявитель также указывал, что власти последовательно отказывали независимым наблюдателям в проверке условий его содержания под стражей. Так, власти отказали в разрешении специальному докладчику Парламентской Ассамблеи Совета Европы (далее - ПАСЕ) на посещение заявителя, начальник следственного изолятора отказал российскому члену парламента в посещении заявителя и осмотре условий его содержания под стражей. 22 января 2004 г. российский член парламента Столяров направил запрос начальнику изолятора N ИЗ-99/1 с просьбой разрешить проверку "условий содержания Михаила Борисовича Ходорковского". Согласно российскому законодательству члены российского парламента имеют неограниченное право на посещение следственных изоляторов и исправительных колоний. Однако когда Столяров посетил следственный изолятор 30 января 2004 г., начальник следственного изолятора незаконно отказал ему в доступе к заявителю. Кроме того, заявитель был лишен медицинской помощи в связи с проблемами с желудком.

75. 9 ноября 2004 г. и 7 февраля 2005 г. в своих жалобах в Московский городской суд на решения от 1 ноября 2004 г. и 28 января 2005 г. о продлении срока его содержания под стражей в период судебного разбирательства заявитель описал неудовлетворительные условия своего содержания. 1 декабря 2004 г. и 17 февраля 2005 г. Московский городской суд отклонил жалобы заявителя. Эти решения не содержали анализа утверждений заявителя относительно условий его содержания под стражей. Заявитель также описал условия его содержания под стражей в своей кассационной жалобе на приговор Мещанского районного суда 31 мая 2005 г.

(b) Версия властей Российской Федерации

76. Как утверждали власти Российской Федерации, в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 заявитель содержался в камерах NN 276 и 144. Камера N 276, в которой заявитель содержался три дня после своего прибытия, имела размер 20,44 кв. м. Заявитель находился в ней с четырьмя другими лицами. Камера N 144 имела размер 52,7 кв. м. Заявитель содержался там с 8 августа по 9 октября 2005 г. с 13 лицами.

77. Камеры в следственном изоляторе N 99/1 также не были переполнены. В следственном изоляторе N 99/1 заявитель имел отдельное спальное место и 4,4-5,9 кв. м личного пространства в каждой камере, в которой он содержался. Власти Российской Федерации предоставили документ с указанием площади и количества спальных мест в каждой камере, в которой содержался заявитель. Согласно информации, предоставленной властями Российской Федерации, средняя площадь камер составляла от 3 до 5 кв. м. Заявитель содержался в камерах NN 501, 503 и 506. 18 июня 2005 г. он был переведен в отремонтированную камеру N 610.

78. Все камеры имели окна, электрическое освещение, горячее и холодное водоснабжение, туалет. Хотя электрическое освещение не выключалось ночью, оно имело меньшую мощность, чем днем. Туалет был отделен от остальной площади камеры перегородкой высотой 175 см (камера N 610) и 85 см (камеры NN 501, 503, 506), поэтому лицо, пользующееся унитазом, не было видно сокамерникам или через глазок в двери. Власти Российской Федерации предоставили фотографии камер, в которых содержался заявитель, и туалетных кабинок. В объяснениях, предоставленных после признания жалобы приемлемой, власти Российской Федерации указали, что во всех камерах перегородка имела высоту не менее одного метра.

79. Все камеры были оборудованы телевизорами, холодильниками, электрическим чайником и вентилятором в дополнение к стандартной мебели (кроватям, табуреткам, столам, продуктовым шкафам, вешалкам, корзинам для мусора и умывальникам). Камеры надлежащим образом отапливались и проветривались через открытые окна и систему принудительной вентиляции, которая всегда функционировала. Камеры ежедневно осматривались сотрудниками изолятора, которые проверяли работу всех систем. Заявитель не предъявлял жалоб на температуру или вентиляцию в камерах, в которых он содержался.

80. Заявителю выдавались постельные и столовые принадлежности, ему разрешалось иметь собственное постельное белье.

81. Заявитель имел право на ежедневную часовую прогулку в одном из десяти дворов, оборудованных металлическими укрытиями и скамьями. Когда он поздно прибывал в следственный изолятор после судебных заседаний, то не выводился на прогулку. Согласно информации, предоставленной властями Российской Федерации, в следственном изоляторе N 99/1 имелись десять прогулочных дворов (площадью от 15,9 до 36,6 кв. м, средняя площадь составляла примерно 29 кв. м). Каждый прогулочный двор был оборудован крышей и скамьями. Власти Российской Федерации также предоставили несколько документов, указывающих число лиц в каждой камере, пользовавшихся правом прогулок. Данные документы касались примерно 20 камер и датировались 18-19 ноября 2003 г., 28-29 апреля, 30-31 июля, 28-29 сентября 2004 г. и 6-7 августа 2005 г. Власти Российской Федерации также предоставили документы о качестве и количестве питания для заключенных. Они также предоставили копию медицинской карты заявителя, свидетельствующей о том, что в период заключения заявитель не имел серьезных проблем со здоровьем, хотя имели место некоторые медицинские инциденты, и во многих случаях заявитель осматривался врачами.

82. Заявитель также мог принимать душ в течение 15 минут раз в неделю, а за дополнительную плату и чаще, посещать фитнес-центр, стирать белье и постельные принадлежности, а также получать дополнительные услуги. Так, он посещал фитнес-центр тюрьмы 59 раз. В фитнес-центре он мог принимать душ. Последнее посещение фитнес-центра состоялось 23 июля 2005 г.

83. Три раза в сутки заявитель получал горячее питание в соответствии с установленным стандартом. В дни судебных заседаний он получал сухое питание или в качестве альтернативы ему разрешалось принимать продукты, передаваемые ему родственниками.

84. Власти Российской Федерации указали, что в следственных изоляторах заявитель осматривался врачом, использовавшим специальное медицинское оборудование. В частности, врачи осматривали его с целью установления того, требуется ли дополнительное обследование внутренних органов.

85. В поддержку своих объяснений власти Российской Федерации предоставили также доклады должностных лиц тюрьмы, датированные 2006 годом, которые подтверждали вышеизложенную информацию относительно санитарных условий в камерах, в которых содержался заявитель. Власти Российской Федерации также предоставили копию личного счета заявителя, который свидетельствовал о том, что он получал деньги от своих родственников и мог тратить их, в частности, на питание, дополнительное посещение душа или спортивного зала или на аренду дополнительного оборудования.

2. Условия в зале судебных заседаний*

(* Так в оригинале. Здесь и далее в пункте "Е" отсутствует нумерация (прим. переводчика).)

Во время судебного разбирательства заявитель сидел на деревянной скамье в небольшой клетке в зале судебных заседаний. Он должен был давать указания своим адвокатам через решетку, в то время как рядом с ним всегда находился конвойный. Когда заявитель покидал клетку, его всегда пристегивали наручниками к конвойному. Как утверждает заявитель, в дни судебных заседаний он получал мало питания, не пользовался прогулкой и не имел доступа к свежему воздуху. Власти Российской Федерации признавали, что в дни судебных заседаний заявитель не мог пользоваться прогулкой, поскольку он возвращался в следственный изолятор поздно, когда все прогулочные дворы были закрыты. Заявитель всегда получал горячее питание и, в зависимости от времени его отбытия из следственного изолятора, сухой паек.

E. Реакция международных организаций, неправительственных организаций и политических деятелей на уголовное преследование заявителя

Дело заявителя привлекло повышенное внимание общественности в России и за границей. В ходе судебного разбирательства и впоследствии многие публичные лица и влиятельные организации выражали сомнения относительно справедливости уголовного разбирательства против заявителя и его коллег. Заявитель предоставил подтверждающие это документы.

Так, по мнению заявителя, его утверждения подкрепляются комментариями ведущих российских политиков и иностранных правительств, выводами специального докладчика ПАСЕ, ПАСЕ, которая заключила, что обстоятельства дела заявителя выходят "далеко за рамки исполнения уголовного судопроизводства и имеют целью, в том числе, ослабление открыто выражавшего свое мнение политического оппонента, запугивание других состоятельных лиц и возвращение себе контроля над стратегическими экономическими активами" (Резолюция 1418 (2005), принятая 25 января 2005 г.), решением Лондонского суда по делам экстрадиции в деле "Чернышева и Маруев против Российской Федерации", в котором судья заключил, что "более чем вероятно, что преследование Ходорковского является политически мотивированным" и что "президент В.В. Путин дал указание о... преследовании Ходорковского", предоставлением 6 апреля 2005 г. властями Соединенного Королевства политического убежища лицам, тесно связанным с заявителем, которые также получили статус беженцев. Заявитель также ссылался на решения Никосийского окружного суда (Кипр) от 10 апреля 2008 г. в деле об экстрадиции относительно бывших управляющих "ЮКОСа" и некоторые другие решения, принятые в европейских странах. Заявитель полагал, что в этих разбирательствах суды установили, что преследование его и его коллег являлось политически мотивированным.

II. Применимое национальное законодательство и практика

A. Предварительное заключение

86. Уголовно-процессуальный кодекс 2001 года предусматривает:

"Статья 101. Постановление и определение об избрании меры пресечения

1. Об избрании меры пресечения... судья выносит постановление, а суд - определение, содержащее указание на преступление, в котором подозревается или обвиняется лицо, и основания для избрания этой меры пресечения.

<...>

Статья 108. Заключение под стражу

1. Заключение под стражу в качестве меры пресечения применяется по судебному решению в отношении подозреваемого или обвиняемого при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения... При избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в постановлении судьи должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых судья принял такое решение...

3. При необходимости избрания в качестве меры пресечения заключение под стражу следователь... возбуждает перед судом соответствующее ходатайство....

4. [Ходатайство] подлежит рассмотрению единолично судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня с обязательным участием подозреваемого или обвиняемого, прокурора, защитника, если последний участвует в уголовном деле, по месту производства предварительного расследования либо месту задержания подозреваемого в течение восьми часов с момента поступления материалов в суд... Неявка без уважительных причин сторон, своевременно извещенных о времени судебного заседания, не является препятствием для рассмотрения ходатайства, за исключением случаев неявки обвиняемого...

7. Рассмотрев ходатайство, судья выносит одно из следующих постановлений:

1) об избрании в отношении подозреваемого или обвиняемого меры пресечения в виде заключения под стражу;

2) об отказе в удовлетворении ходатайства;

3) о продлении срока задержания... на срок не более 72 часов с момента вынесения судебного решения по ходатайству одной из сторон для представления ею дополнительных доказательств обоснованности или необоснованности избрания меры пресечения в виде заключения под стражу...

9. Повторное обращение в суд с ходатайством о заключении под стражу одного и того же лица по тому же уголовному делу после вынесения судьей постановления об отказе в избрании этой меры пресечения возможно лишь при возникновении новых обстоятельств, обосновывающих необходимость заключения лица под стражу.

Статья 109. Сроки содержания под стражей

1. Содержание под стражей при расследовании преступлений не может превышать двух месяцев.

2. В случае невозможности закончить предварительное следствие в срок до двух месяцев и при отсутствии оснований для изменения или отмены меры пресечения этот срок может быть продлен судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня в порядке, установленном частью 3 статьи 108 настоящего Кодекса, на срок до шести месяцев. Дальнейшее продление срока может быть осуществлено в отношении лиц, обвиняемых в совершении тяжких и особо тяжких преступлений, только в случаях особой сложности уголовного дела и при наличии оснований для избрания этой меры пресечения судьей того же суда по ходатайству следователя, внесенному с согласия прокурора...

3. Срок содержания под стражей свыше 12 месяцев может быть продлен до 18 месяцев лишь в исключительных случаях в отношении лиц, обвиняемых в совершении особо тяжких преступлений, [судьей] по ходатайству следователя, внесенному с согласия Генерального прокурора Российской Федерации или его заместителя.

4. Дальнейшее продление срока не допускается...

13. Рассмотрение судом ходатайства [обвинения] о продлении срока содержания обвиняемого под стражей в его отсутствие не допускается, за исключением случаев нахождения обвиняемого на стационарной судебно-психиатрической экспертизе и иных обстоятельств, исключающих возможность его доставления в суд, что должно быть подтверждено соответствующими документами. При этом участие защитника обвиняемого в судебном заседании является обязательным.

Статья 110. Отмена или изменение меры пресечения

1. Мера пресечения отменяется, когда в ней отпадает необходимость, или изменяется на более строгую или более мягкую, когда изменяются основания для избрания меры пресечения...

2. Отмена или изменение меры пресечения производится по постановлению дознавателя, следователя или судьи либо по определению суда.

3. Мера пресечения, избранная в ходе досудебного производства прокурором, следователем либо дознавателем может быть отменена или изменена только с согласия прокурора.

<...>

Статья 113. Привод

1. В случае неявки по вызову без уважительных причин... свидетель может быть подвергнут приводу.

2. Привод состоит в принудительном доставлении лица к дознавателю, следователю, прокурору или в суд.

3. При наличии причин, препятствующих явке по вызову в назначенный срок, лица, указанные в части первой настоящей статьи, незамедлительно уведомляют орган, которым они вызывались.

4. Постановление дознавателя, следователя, прокурора или судьи или определение суда о приводе перед его исполнением объявляется лицу, которое подвергается приводу, что удостоверяется его подписью на постановлении или определении.

5. Привод не может производиться в ночное время, за исключением случаев, не терпящих отлагательства.

6. Не подлежат приводу несовершеннолетние в возрасте до четырнадцати лет, беременные женщины, а также больные, которые по состоянию здоровья не могут оставлять место своего пребывания, что подлежит удостоверению врачом.

<...>

Статья 123. Право обжалования

Действия (бездействие) и решения органа дознания, дознавателя, начальника подразделения дознания, следователя, руководителя следственного органа, прокурора и суда могут быть обжалованы в установленном настоящим Кодексом порядке участниками уголовного судопроизводства, а также иными лицами в той части, в которой производимые процессуальные действия и принимаемые процессуальные решения затрагивают их интересы.

<...>

Статья 188. Порядок вызова на допрос

...3. Лицо, вызываемое на допрос, обязано явиться в назначенный срок либо заранее уведомить следователя о причинах неявки. В случае неявки без уважительных причин лицо, вызываемое на допрос, может быть подвергнуто приводу...

<...>

Статья 227. Полномочия судьи по поступившему в суд уголовному делу

1. По поступившему уголовному делу судья принимает одно из следующих решений:

(i) о направлении уголовного дела по подсудности или* (* Здесь и в некоторых других местах Европейский Суд вводит собственную нумерацию цитируемых пунктов (прим. переводчика).);

(ii) о назначении предварительного слушания;

(iii) о назначении судебного заседания.

2. Решение судьи оформляется постановлением...

3. Решение принимается в срок не позднее 30 суток со дня поступления уголовного дела в суд. В случае, если в суд поступает уголовное дело в отношении обвиняемого, содержащегося под стражей, судья принимает решение в срок не позднее 14 суток со дня поступления уголовного дела в суд...

Статья 228. Вопросы, подлежащие выяснению по поступившему в суд уголовному делу

По поступившему уголовному делу судья должен выяснить в отношении каждого из обвиняемых следующее:

(i) подсудно ли уголовное дело данному суду;

(ii) вручены ли копии обвинительного заключения или обвинительного акта;

(iii) подлежит ли отмене или изменению избранная мера пресечения;

(iv) подлежат ли удовлетворению заявленные ходатайства...

<...>

Статья 231. Назначение судебного заседания

1. При отсутствии оснований для принятия решений, предусмотренных пунктами (i) или (ii) части 1 статьи 227 настоящего Кодекса, судья выносит постановление о назначении судебного заседания без проведения предварительного слушания... В постановлении... разрешаются следующие вопросы:

...(vi) о мере пресечения, за исключением случаев избрания меры пресечения в виде домашнего ареста или заключения под стражу...

<...>

Статья 255. Меры пресечения в период судебного разбирательства* (* Слова "в период судебного разбирательства" добавлены Европейским Судом для ясности (прим. переводчика).)

1. В ходе судебного разбирательства суд вправе избрать, изменить или отменить меру пресечения в отношении подсудимого.

2. Если заключение под стражу избрано подсудимому в качестве меры пресечения, то срок содержания его под стражей со дня поступления уголовного дела в суд и до вынесения приговора не может превышать шести месяцев, за исключением случаев, предусмотренных частью 3 настоящей статьи.

3. Суд, в производстве которого находится уголовное дело, по истечении шести месяцев со дня поступления уголовного дела в суд вправе продлить срок содержания подсудимого под стражей. При этом продление срока содержания под стражей допускается только по уголовным делам о тяжких и особо тяжких преступлениях и каждый раз не более чем на три месяца...

<...>

Статья 376. Назначение судебного заседания суда кассационной инстанции* (* Слова "суда кассационной инстанции" добавлены Европейским Судом для ясности (прим. переводчика).)

1. При поступлении уголовного дела с кассационными жалобой или представлением судья назначает дату, время и место судебного заседания.

2. О дате, времени и месте рассмотрения уголовного дела судом кассационной инстанции стороны должны быть извещены не позднее 14 суток до дня судебного заседания. Вопрос о вызове осужденного, содержащегося под стражей, решается судом.

3. Осужденный, содержащийся под стражей... заявивший о своем желании присутствовать при рассмотрении [жалобы], вправе участвовать в судебном заседании непосредственно либо изложить свою позицию путем использования систем видеоконференц-связи. Вопрос о форме участия осужденного в судебном заседании решается судом...

<...>

Статья 241. Гласность

1. Разбирательство уголовных дел во всех судах открытое, за исключением случаев, предусмотренных настоящей статьей.

2. Закрытое судебное разбирательство допускается на основании определения или постановления суда в случаях, когда:

(i) разбирательство уголовного дела в суде может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны;

(ii) рассматриваются уголовные дела о преступлениях, совершенных лицами, не достигшими возраста 16 лет;

(iii) рассмотрение уголовных дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности и других преступлениях может привести к разглашению сведений об интимных сторонах жизни участников уголовного судопроизводства либо сведений, унижающих их честь и достоинство;

(iv) этого требуют интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников, родственников или близких лиц;

В определении или постановлении суда о проведении закрытого разбирательства должны быть указаны конкретные, фактические обстоятельства, на основании которых суд принял данное решение...".

87. 8 апреля 2004 г. Конституционный Суд Российской Федерации вынес Определение N 132-О, в котором указал, что статьи 108 и 109 Уголовно-процессуального кодекса следует толковать в смысле права обвиняемого на участие в любом заседании по вопросу его содержания под стражей, в частности, при назначении судьей судебного заседания в соответствии со статьей 231 Кодекса.

88. 22 марта 2005 г. Конституционный Суд Российской Федерации принял Постановление N 4-П. В частности, Конституционный Суд указал:

"Ограничение свободы возможно только по судебному решению, принимаемому судом в судебном заседании... при условии обеспечения содержащемуся под стражей обвиняемому возможности довести до суда свою позицию, запрет на вынесение вне судебного заседания решения о применении заключения под стражу в качестве меры пресечения должен распространяться на все судебные решения - касающиеся как первичного избрания этой меры пресечения, так и сохранения содержания под стражей, избранного ранее".

89. 22 января 2004 г. Конституционный Суд вынес Определение N 66-О по жалобе на отказ Верховного Суда Российской Федерации в разрешении заключенному участвовать в заседании суда кассационной инстанции по вопросу содержания под стражей. Он указал:

"Положения статьи 376 УПК Российской Федерации, регламентирующие участие осужденного, содержащегося под стражей, в заседании суда кассационной инстанции... не могут рассматриваться как лишающие содержащегося под стражей обвиняемого... права путем личного участия в судебном заседании или иным предусмотренным законом способом изложить суду кассационной инстанции свое мнение по существу вопросов, связанных с рассмотрением жалобы или представления на промежуточное судебное решение, затрагивающее его конституционные права и свободы...".

B. Конфиденциальность контактов адвоката и клиента в тюрьмах

90. Федеральный закон от 15 июля 1995 г. N 103-ФЗ "О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений" (далее - Закон о содержании под стражей), действовавший в период, относящийся к обстоятельствам дела, предусматривает в статье 18, что подозреваемым и обвиняемым предоставляются конфиденциальные свидания с защитником. Данная статья не уточняет, вправе ли защитник и клиент делать записи во время таких свиданий и обмениваться документами. Свидания подозреваемого или обвиняемого с его защитником могут иметь место в условиях, позволяющих сотруднику места содержания под стражей видеть их, но не слышать. Статья 18 устанавливает, что свидание немедленно прерывается в случае попытки передачи подозреваемому или обвиняемому "запрещенных к хранению и использованию предметов, веществ и продуктов питания" либо передачи "сведений, которые могут препятствовать установлению истины по уголовному делу или способствовать совершению преступления".

91. Статья 20 Закона о содержании под стражей предусматривает, что вся переписка подозреваемых и обвиняемых осуществляется только через администрацию места содержания под стражей и подвергается цензуре. Администрация места содержания под стражей вправе вскрывать и просматривать корреспонденцию. Корреспонденция, адресованная прокурору, в суд, Уполномоченному по правам человека в Российской Федерации, в Европейский Суд по правам человека, цензуре не подлежит, но адвокаты не упоминаются в этом перечне (подробности см. в Постановлении Европейского Суда от 9 октября 2008 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia), жалоба N 62936/00, § 117* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2009.)). Представляется (см. нижеследующие пункты), что Закон о содержании под стражей обычно толковался тюремной администрацией как позволяющий ей изымать и осматривать корреспонденцию между заключенным и его адвокатом.

92. Статья 34 Закона о содержании под стражей предусматривает следующее:

"При наличии достаточных оснований подозревать лиц в попытке проноса запрещенных предметов, веществ [или] продуктов питания сотрудники мест содержания под стражей вправе производить досмотр вещей и одежды, изъятие предметов, веществ и продуктов питания, запрещенных к хранению и использованию подозреваемыми и обвиняемыми".

93. Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов уголовно-исполнительной системы, утвержденные приказом N 189 Министерства юстиции от 14 октября 2005 г., содержат пункт 146, который устанавливает, что адвокатам запрещается проносить в СИЗО и пользоваться во время свидания компьютерами, аудио-, видео- и множительной аппаратурой в отсутствие разрешения тюремной администрации. 31 октября 2007 г. Верховный Суд Российской Федерации признал это положение незаконным (Постановление от 29 января 2008 г.).

94. 29 ноября 2010 г. Конституционный Суд Российской Федерации выявил конституционно-правовой смысл вышеизложенных положений Закона о содержании под стражей. Конституционный Суд указал, что закон может вводить определенные ограничения тайны контактов адвоката с клиентом, включая цензуру их переписки. Однако такие ограничения не должны быть произвольными, должны преследовать законную цель и быть пропорциональными ей. Законные цели могут включать предотвращение преступлений, недопущение угроз свидетелям или воспрепятствования иным путем производству по уголовному делу. Общее правило заключается в том, что переписка адвоката с клиентом является привилегированной и не подлежит цензуре. Любое отступление от этого правила допустимо только при исключительных обстоятельствах, когда власти имеют веские основания полагать, что адвокат и/или его клиент злоупотребляют правилом конфиденциальности. Кроме того, Конституционный Суд указал, что тюремная администрация должна иметь "достаточные и разумные основания полагать", что переписка имеет незаконное содержание, и она может проверить эту переписку только в присутствии заинтересованных лиц и на основании письменного мотивированного решения. Результаты проверки также должны фиксироваться. В то же время Конституционный Суд постановил, что любая корреспонденция, переданная заключенным своему адвокату "не через администрацию места содержания под стражей", как это предусмотрено федеральным законом, может быть проверена тюремной администрацией.

Право

I. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей

95. Заявитель жаловался на условия в следственных изоляторах NN ИЗ-99/1 и ИЗ-77/1 Москвы, в которых он содержался с 25 октября 2003 г. по 9 октября 2005 г. Он ссылался на статью 3 Конвенции, которая предусматривает:

"Никто не должен подвергаться ни пыткам, ни бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию".

A. Замечания властей Российской Федерации

96. Власти Российской Федерации утверждали в своих объяснениях, что заявитель содержался в приемлемых условиях (см. их описание условий содержания под стражей в разделе "Факты" настоящего Постановления). Они также утверждали, что заявитель не обращался с жалобами в органы, перечисленные в статье 21 Закона о содержании под стражей. Власти Российской Федерации отмечали, что условия в камерах были приемлемыми как до, так и после ремонтных работ, проведенных в 2005 году. Ремонт 2005 года имел чисто косметический характер, его целью было изменение внешнего вида камер.

97. Что касается отказа в разрешении специальному докладчику ПАСЕ и депутату российского парламента посетить заявителя в целях инспекции условий его содержания под стражей, власти Российской Федерации утверждали следующее: ходатайство специального докладчика ПАСЕ было адресовано Министерству юстиции, в ведении которого находились следственные изоляторы. Однако не предполагалось, что Министерство юстиции разрешит посещение заключенного без санкции следователя или иного органа, в производстве которого находится уголовное дело в отношении данного заключенного. Специальный докладчик ПАСЕ не имела специального статуса в соответствии с российским законодательством, который позволил бы ей посещать заявителя без предварительного разрешения. При таких обстоятельствах Мещанский районный суд пришел к правильному выводу о том, что ей не разрешается посетить заявителя. Что касается предполагаемого отказа в разрешении депутату посетить заявителя, власти Российской Федерации утверждали, что на протяжении всего рассматриваемого периода администрация пенитенциарного учреждения не получала ходатайств от депутатов о посещении заявителя.

B. Замечания заявителя

98. Заявитель утверждал, что сантехническое оборудование, стесненность в помещениях и отсутствие вентиляции в его камере достигали степени, позволяющей признать их унижающими достоинство. Он ссылался в этом отношении на Постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia), жалоба N 26853/04* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2008.), и Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, §§ 70-72, ECHR 2001-III. Описание властей Российской Федерации было основано на результатах инспекции 2006 года, имевшей место после обновления камер.

99. Заявитель далее утверждал, что исчерпал внутренние средства правовой защиты, подав жалобу от 9 ноября 2004 г. и 7 февраля 2005 г. в Московский городской суд. Заявитель также описывал условия своего содержания под стражей в аналогичных выражениях в кассационной жалобе на приговор Мещанского районного суда.

100. Заявителю не были доступны средства, которые позволили бы добиться независимой проверки условий его содержания в камере. Защитники заявителя не допускались в камеры, в которых содержался заявитель. Депутатам российского парламента, членам Европейского парламента и специальному докладчику ПАСЕ также было отказано в разрешении посетить заявителя.

C. Анализ Европейского Суда

1. Общие принципы

101. Как неоднократно указывал Европейский Суд, законные меры лишения лица свободы часто могут содержать элемент страдания или унижения. Однако нельзя утверждать, что содержание под стражей само по себе вызывает вопросы с точки зрения статьи 3 Конвенции. Государство в соответствии с этим положением должно обеспечить содержание лица в условиях, совместимых с уважением его человеческого достоинства, чтобы способ и метод исполнения этой меры не подвергали его страданиям и трудностям, превышающим неизбежный уровень, присущий содержанию под стражей, и чтобы, учитывая практические требования меры, связанной с лишением свободы, его здоровье и благополучие обеспечивались адекватно (см. Постановление Европейского Суда по делу "Валашинас против Литвы" (Valasinas v. Lithuania), жалоба N 44558/98, § 102, ECHR 2001-VIII). При оценке условий содержания в расчет должны быть приняты совокупные последствия этих условий, так же как и конкретные утверждения заявителя (см. Постановление Европейского Суда по делу "Дугоз против Греции" (Dougoz v. Greece), жалоба N 40907/98, § 46, ECHR 2001-II).

102. Европейский Суд также напоминает, что в некоторых делах нехватка личного пространства, отведенного заключенным в российских следственных изоляторах, была такой острой, что позволяла сама по себе установить нарушение статьи 3 Конвенции. В нескольких предыдущих делах против России, где заявители располагали менее чем 3 кв. м личного пространства, Европейский Суд установил нарушение статьи 3 Конвенции только на этом основании (см., например, Постановление Европейского Суда от 21 июня 2007 г. по делу "Кантырев против Российской Федерации" (Kantyrev v. Russia), жалоба N 37213/02, §§ 50-51* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2008.), Постановление Европейского Суда от 29 марта 2007 г. по делу "Андрей Фролов против Российской Федерации" (Andrey Frolov v. Russia), жалоба N 205/02, §§ 47-49* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2008.), Постановление Европейского Суда от 20 января 2005 г. по делу "Майзит против Российской Федерации" (Mayzit v. Russia), жалоба N 63378/00, § 40* (* Там же. N 10/2005.), и Постановление Европейского Суда от 16 июня 2005 г. по делу "Лабзов против Российской Федерации" (Labzov v. Russia), жалоба N 62208/00, § 44* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2005.)). Кроме того, такие факторы, как доступ естественного света или воздуха, адекватность отопительного оборудования, соблюдение основных санитарных требований, возможность уединенного использования туалета и доступность вентиляции, имеют значение для оценки того, превышен ли допустимый порог страдания или унижения (см., например, Постановление Европейского Суда от 12 июня 2008 г. по делу "Власов против Российской Федерации" (Vlasov v. Russia), жалоба N 78146/01, § 84* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.), Постановление Европейского Суда от 18 октября 2007 г. по делу "Бабушкин против Российской Федерации" (Babushkin v. Russia), жалоба N 67253/01, § 44* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2008.), и Постановление Европейского Суда по делу "Пирс против Греции" (Peers v. Greece), жалоба N 28524/95, §§ 70-72, ECHR 2001-III). Этот перечень не является исчерпывающим. Иные условия содержания под стражей могут привести Европейский Суд к выводу о том, что заявитель подвергался "бесчеловечному или унижающему достоинство обращению" (см., например, Постановление Европейского Суда от 25 октября 2005 г. по делу "Федотов против Российской Федерации" (Fedotov v. Russia), жалоба N 5140/02, § 68* (* Там же. N 3/2006.), упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Трепашкин против Российской Федерации", § 94* (* Постановление Европейского Суда от 19 июля 2007 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации" (Trepashkin v. Russia), жалоба N 36898/03 (опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2008) в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).), и Постановление Европейского Суда по делу "Слюсарев против Российской Федерации" (Slyusarev v. Russia), жалоба N 60333/00, § 36, ECHR 2010-...* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 10/2010.)).

2. Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле

(a) Условия в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 (25-27 октября 2003 г.)

103. Европейский Суд отмечает, что в день задержания заявитель был помещен в камеру N 276 площадью 20,44 кв. м, в которой он находился с тремя другими заключенными. Следовательно, заявитель располагал более чем 5 м* (* Так в оригинале. По-видимому, имеются в виду квадратные метры (прим. переводчика).) личного пространства в этой камере. Заявитель содержался там менее трех суток. Учитывая непродолжительность его содержания в этой камере, Европейский Суд полагает, что требования статьи 3 Конвенции нарушены не были в части условий содержания под стражей в течение этого периода.

(b) Условия в следственном изоляторе N ИЗ-99/1 (27 октября 2003 г. - 8 августа 2005 г.)

104. С 27 октября 2003 г. заявитель содержался в другом следственном изоляторе - N ИЗ-99/1. Он утверждал, что располагал чуть более чем 4 кв. м личного пространства в этом следственном изоляторе. Он признавал, что число заключенных не превышало количества спальных мест. Власти Российской Федерации указали различные показатели: они утверждали, что заявитель располагал от 4,45 до более чем 5 кв. м личного пространства в зависимости от камеры. В подтверждение своих доводов власти Российской Федерации сообщили точные параметры камер и указали количество спальных мест в каждой из них. Европейский Суд не видит оснований ставить под сомнение данные документы, по крайней мере, в части данных о размере камер и числе заключенных. Европейский Суд, соответственно, принимает показатели, представленные властями Российской Федерации. Европейский Суд не упускает из виду тот факт, что камеры, в которых содержался заявитель, имели мебель и оборудование, такие как туалет, кровати и так далее, которые должны были дополнительно уменьшать доступную ему площадь (см. Постановление Европейского Суда от 29 января 2009 г. по делу "Андреевский против Российской Федерации" (Andreyevskiy v. Russia), жалоба N 1750/03, § 85* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 4/2009.)). Однако даже с учетом этого фактора Европейский Суд не может заключить, что камеры, в которых содержался заявитель в следственном изоляторе N ИЗ-99/1, были серьезно переполнены, и что заявитель был затронут общей проблемой переполненности, которая существовала во многих российских следственных изоляторах. Следовательно, следует установить, были ли другие условия содержания его под стражей совместимыми с положениями статьи 3 Конвенции.

105. Что касается санитарно-гигиенических условий в камерах, описания сторон существенно отличались. Так, заявитель жаловался на недостаточную вентиляцию, неадекватный контроль температуры и отсутствие уединения при пользовании туалетом, тогда как власти Российской Федерации отрицали данные утверждения. Заявитель также жаловался на условия в прогулочных зонах.

106. Первый вопрос, который должен решить в этом отношении Европейский Суд, касается установления фактов. Собственные объяснения заявителя недостаточны для доказательства его утверждений. На практике может быть очень сложно для заключенного собрать доказательства материальных условий его содержания под стражей, и Европейский Суд уже отмечал сложности, с которыми сталкиваются заявители при обосновании своих жалоб в отношении условий предварительного заключения в России (см. Постановление Европейского Суда от 17 июня 2010 г. по делу "Щербаков против Российской Федерации" (Shcherbakov v. Russia), жалоба N 23939/02, § 81* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 1/2011.)). Фактически заключенный не может допрашивать свидетелей, фотографировать камеру, измерять уровень влажности, температуру и так далее. Такие проверки обычно осуществляются самой администрацией учреждения либо специальными органами, надзирающими за тюрьмами. В идеале материальные условия должны оцениваться независимыми наблюдателями. При этом Европейский Суд не считает, что отказ государства в разрешении независимым наблюдателям посетить заявителя (независимо от того, основан или нет такой отказ на законе) порождает отдельный вопрос с точки зрения Конвенции. В то же время, если бы такая инспекция имела место, она могла бы содействовать властям Российской Федерации в опровержении утверждений заявителя. Европейский Суд напоминает, что в контексте жалоб на условия содержания под стражей допустимо в определенных обстоятельствах перекладывать бремя доказывания с заявителя на власти Российской Федерации (см., в частности, Постановление Европейского Суда от 10 июня 2010 г. по делу "Захаркин против Российской Федерации" (Zakharkin v. Russia), жалоба N 1555/04, § 123* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2011.), Постановление Европейского Суда от 28 мая 2009 г. по делу "Кокошкина против Российской Федерации" (Kokoshkina v. Russia), жалоба N 2052/08, § 59, и Постановление Европейского Суда от 6 апреля 2004 г. по делу "Ахмет Ёзкан и другие против Турции" (Ahmet Ozkan and Others v. Turkey), жалоба N 21689/93, § 426). Непредставление государством-ответчиком убедительных доказательств, касающихся условий содержания под стражей, может привести к выводу об обоснованности утверждений заявителя (см. Постановление Европейского Суда от 17 июня 2010 г. по делу "Губин против Российской Федерации" (Gubin v. Russia), жалоба N 8217/04, § 56* (8 Там же.), Постановление Европейского Суда по делу "Тимурташ против Турции" (Timurtas v. Turkey), жалоба N 23531/94, § 66, последняя часть, ECHR 2000-VI).

107. Европейский Суд отмечает, что плохие санитарно-гигиенические условия в различных московских следственных изоляторах являлись предметом большого количества разрешенных им дел. Европейский Суд рассмотрел несколько дел, в которых заявители выдвигали жалобы, крайне сходные с жалобами заявителя по настоящему делу (см., например, упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Андреевский против Российской Федерации", §§ 30 и последующие, см. также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда от 17 июня 2010 г. по делу "Губин против Российской Федерации", §§ 20 и последующие, Постановление Европейского Суда от 31 июля 2008 г. по делу "Старокадомский против Российской Федерации" (Starokadomskiy v. Russia), жалоба N 42239/02, § 23* (8 Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2009), Постановление Европейского Суда от 13 июля 2006 г. по делу "Попов против Российской Федерации" (Popov v. Russia), жалоба N 26853/04, §§ 50 и последующие* (* Там же. N 1/2008.), Постановление Европейского Суда от 12 февраля 2009 г. по делу "Денисенко и Богданчиков против Российской Федерации" (Denisenko and Bogdanchikov v. Russia), жалоба N 3811/02, §§ 37 и последующие* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 8/2012.), Постановление Европейского Суда от 10 июля 2008 г. по делу "Сударков против Российской Федерации" (Sudarkov v. Russia), жалоба N 3130/03, §§ 17 и 22* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 7/2009.), Постановление Европейского Суда от 4 декабря 2008 г. по делу "Белашев против Российской Федерации" (Belashev v. Russia), жалоба N 28617/03, § 35* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2009.), и Решение Европейского Суда от 22 января 2009 г. по делу "Трепашкин против Российской Федерации (N 2)" (Trepashkin v. Russia) (N 2)), жалоба N 14248/05). Большинство вышеупомянутых дел касалось следственного изолятора N 77/1, и по меньшей мере одна жалоба затрагивала условия в следственном изоляторе N 99/1, в котором содержался заявитель по настоящему делу (Постановление Европейского Суда от 12 июня 2008 г. по делу "Власов против Российской Федерации" (Vlasov v. Russia), жалоба N 78146/01, §§ 53 и последующие* (* Там же. N 2/2009.)). Европейский Суд отмечает в этом отношении, что оба следственных изолятора (NN 77/1 и 99/1) принадлежали к одному и тому же учреждению, известному как "Матросская тишина". Кроме того, в ряде российских дел Европейский Суд рассмотрел жалобы на условия в прогулочных зонах различных следственных изоляторов (см., например, Постановление Европейского Суда от 9 октября 2008 г. по делу "Моисеев против Российской Федерации" (Moiseyev v. Russia), жалоба N 62936/00, § 125* (* Там же. N 3/2008.), упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Трепашкин против Российской Федерации (N 2)" (Trepashkin v. Russia) (N 2)), Постановление Европейского Суда от 1 июня 2006 г. по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia), жалоба N 7064/05, § 43* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 12/2006.), Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации" (Khudoyorov v. Russia), жалоба N 6847/02, § 67, ECHR 2005-Х (извлечения)* (* Там же. N 7/2006.), и Постановление Европейского Суда от 28 мая 2009 г. по делу "Кокошкина против Российской Федерации" (Kokoshkina v. Russia), жалоба N 2052/08, § 56).

108. Европейский Суд учитывает, что иные указанные дела не касаются того же следственного изолятора, тех же камер или того же периода времени. Таким образом, они не могут быть решающим элементом в анализе Европейского Суда по настоящему делу. Однако они создают определенный фактический контекст, который добавляет убедительности описанию заявителем условий содержания под стражей в следственном изоляторе N ИЗ-99/1 в 2003-2005 годах. Европейский Суд далее отмечает, что заявитель жаловался на условия содержания под стражей в московские суды, но не получил внятного ответа на свои жалобы (см. § 75 настоящего Постановления). При таких обстоятельствах, учитывая последовательный характер объяснений заявителя, Европейский Суд считает возможным перенести бремя доказывания на власти Российской Федерации.

109. Европейский Суд отмечает, что власти Российской Федерации с целью опровержения доводов заявителя представили фотографии камер и доклады должностных лиц изолятора. По мнению Европейского Суда, фотографии являются не слишком убедительными: они либо не опровергают описание заявителя, либо сделаны после завершения ремонтных работ и, следовательно, могут не отражать ситуацию в период, относящийся к обстоятельствам дела. Это справедливо в отношении условий в камерах NN 501, 503 или 506, в которых заявитель содержался до его перевода 18 июня 2005 г. во вновь отремонтированную камеру N 610.

110. Аналогично доклады должностных лиц изолятора были составлены через несколько лет после завершения рассматриваемого периода (2003-2005 годы). Представляется, что данные доклады не были основаны на точных измерениях или результатах инспекций, проведенных в период, относящийся к обстоятельствам дела, или на любых иных первоисточниках. Европейский Суд считает нужным напомнить, что ранее он неоднократно отказывал в признании действительности аналогичных справок на том основании, что они не могут рассматриваться как достаточно достоверные с учетом истечения длительного срока и отсутствия подтверждающих документальных доказательств (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кокошкина против Российской Федерации", § 60, Постановление Европейского Суда от 10 июля 2008 г. по делу "Сударков против Российской Федерации" (Sudarkov v. Russia), жалоба N 3130/03, § 43, Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2007 г.* (* Так в оригинале. Постановление по данному делу датируется 4 декабря 2008 г. (прим. переводчика).) по делу "Белашев против Российской Федерации" (Belashev v. Russia), жалоба N 28617/03, § 52, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Захаркин против Российской Федерации", § 124). Соответственно, их доказательная ценность относительно низка. Иными словами, представленное заявителем описание санитарных условий в камерах не опровергнуто относимыми отчетами о проверках, которые бы совпадали по времени с обжалуемой ситуацией.

111. При таких обстоятельствах Европейский Суд готов заключить, что власти Российской Федерации не исполнили обязанности по опровержению представленного заявителем описания санитарно-гигиенических условий в камерах. Отсюда следует, что более полутора лет заявитель содержался в камерах с плохой вентиляцией, что заявитель, как и его сокамерники, не пользовался достаточным уединением при использовании туалета (по крайней мере до 18 июня 2005 г., когда заявитель был переведен в камеру N 610, где условия, как признано, были лучше). Что касается системы терморегулирования, Европейский Суд не может согласиться с позицией заявителя, согласно которой температура, равная +18°C (минимальная температура в камере), была явно неприемлема, хотя можно признать, что в камере было время от времени чересчур жарко летом.

112. Вышеизложенное, однако, не ведет автоматически к выводу о нарушении прав заявителя, предусмотренных статьей 3 Конвенции. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что заявитель находился в камерах вместе с двумя или максимум тремя лицами. Это означает, что санитарные и гигиенические условия в этих камерах были не так плохи, как в местах, где число заключенных, содержащихся в одной камере, было значительно больше.

113. Во-вторых, из документов, предоставленных властями Российской Федерации, следует, что заявитель мог пользоваться дополнительными услугами, которые оказывались в следственном изоляторе на платной основе, например, посещать фитнес-центр. Из документов, предоставленных властями Российской Федерации, следует, что заявитель регулярно пользовался этой возможностью, и представляется, что он не оспаривал данную информацию. Таким образом, заявитель не находился в своей камере 23 часа из 24, как многие другие заключенные в России, которым были доступны лишь прогулки в течение 40 минут или примерно столько в маленьком прогулочном дворе (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Андреевский против Российской Федерации", § 86). Европейский Суд напоминает в этом отношении, что в контексте условий содержания под стражей в исправительных колониях, оценивая достаточность личного пространства в спальных помещениях, Европейский Суд принимает во внимание более широкую свободу передвижения, которой пользуются заключенные (по сравнению со следственными изоляторами) (см. Решение Европейского Суда от 27 сентября 2007 г. по делу "Соловьев против Российской Федерации" (Solovyev v. Russia), жалоба N 76114/01, Решение Европейского Суда от 16 сентября 2004 г. по делу "Нурмагомедов против Российской Федерации" (Nurmagomedov v. Russia), жалоба N 30138/02, и Постановление Европейского Суда по делу "Валашинас против Литвы" (Valasinas v. Lithuania), жалоба N 44558/98, §§ 103 и 107, ECHR 2001-VIII).

114. Следует отметить, что заявитель также мог получать продукты и лекарства от своих родственников в дополнение к питанию, предоставляемому в изоляторе, и принимать душ по требованию, то есть чаще, чем раз в неделю, как это предусмотрено общим режимом (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 1 июля 2010 г. по делу "Недайборщ против Российской Федерации" (Nedayborshch v. Russia), жалоба N 42255/04, § 32* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2011.), или Постановление Европейского Суда от 7 октября 2010 г. по делу "Скачков против Российской Федерации" (Skachkov v. Russia), жалоба N 25432/05, § 54* (* Там же. N 8/2011.)). Эти дополнительные услуги, по всей видимости, не были доступны большинству заключенных, в отличие от заявителя, и Европейский Суд не может не принимать во внимание этот фактор.

115. Наконец, Европейский Суд отмечает, что на протяжении рассматриваемого периода у заявителя отсутствовали серьезные проблемы со здоровьем или сложные медицинские случаи, которые могли быть усугублены плохой вентиляцией, неадекватными гигиеническими условиями и так далее.

116. В заключение Европейский Суд констатирует, что условия содержания заявителя под стражей во время рассматриваемого периода действительно были очень некомфортными, но не столь тяжелыми, чтобы достигнуть степени суровости, необходимой для отнесения ситуации к сфере действия статьи 3 Конвенции. Следовательно, требования статьи 3 Конвенции не были нарушены в части данного периода.

(c) Условия в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 (8 августа. - 9 октября 2005 г.)

117. Европейский Суд отмечает, что 8 августа 2005 г. заявитель был возвращен в следственный изолятор N ИЗ-77/1, где его поместили в камеру N 144. Представляется, что условия в данном следственном изоляторе были намного хуже, чем в следственном изоляторе N ИЗ-99/1. Так, в камере N 144 заявитель располагал личным пространством, едва превышающим 4 кв. м, и содержался с 13 иными лицами. На практике личное пространство, доступное каждому заключенному в этой камере, было даже менее 4 кв. м, если учесть площадь, занятую мебелью, туалетом и другим оборудованием, перечисленным в объяснениях властей Российской Федерации.

118. Кроме того, как следует из документов, предоставленных властями Российской Федерации, в этот период заявитель перестал посещать фитнес-центр, по-видимому, по причине его отсутствия в следственном изоляторе N ИЗ-77/1. Отсутствует информация о том, мог ли заявитель посещать душ по требованию, как в изоляторе N ИЗ-99/1. Поскольку заявитель ожидал рассмотрения его жалобы в течение данного периода, его не возили в суд так же часто как ранее, и он, соответственно, проводил большую часть времени в своей камере. Заявитель также жаловался на плачевные санитарно-гигиенические условия в камере N 144. Данное утверждение не было убедительно опровергнуто властями Российской Федерации со ссылкой на надежные первоисточники или доклады, совпадающие по времени с обжалуемой ситуацией (см. выше анализ Европейского Суда, касающийся условий содержания под стражей в предыдущий период). Заявитель содержался в таких условиях в течение двух месяцев. Европейский Суд приходит к выводу, что условия его содержания под стражей в этот период были намного хуже, чем условия в следственном изоляторе N ИЗ-77/1, и представляли собой "бесчеловечное и унижающее достоинство обращение" в значении статьи 3 Конвенции. Следовательно, имело место нарушение этого положения в части последнего периода содержания заявителя под стражей в ходе судебного разбирательства.

(d) Выводы

119. Подытоживая вышеприведенные выводы, Европейский Суд заключает, что условия содержания заявителя под стражей с момента его задержания 25 октября 2003 г. до перевода в следственный изолятор N ИЗ-77/1 8 августа 2005 г. не были несовместимы со статьей 3 Конвенции. Напротив, с 8 августа по 9 октября 2005 г. заявитель содержался в условиях, которые представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение в значении статьи 3 Конвенции.

II. Предполагаемое нарушение статьи 3 Конвенции в части условий в зале судебных заседаний

120. Заявитель жаловался, что во время судебных заседаний он находился в металлической клетке, представая в таком виде перед общественностью и средствами массовой информации. Он ссылался в этом отношении на статью 3 Конвенции, упоминавшуюся выше.

121. Власти Российской Федерации утверждали, что подобные меры в зале судебных заседаний были оправданы соображениями безопасности.

122. Заявитель утверждал, что отсутствовали надлежащие основания для проведения судебных заседаний с помещением его в клетку. Он обвинялся в экономических преступлениях, не имел судимости и не участвовал в каких-либо насильственных инцидентах. Решение о том, что заявитель должен находиться в клетке во время судебных заседаний, унижало его в собственных глазах и воспринималось общественностью как унижение. Заявителя доставляли в зал судебных заседаний в наручниках, и он всегда охранялся вооруженным конвоем.

123. Европейский Суд отмечает, что практика помещения подсудимого в то или иное "специальное ограждение" в зале судебных заседаний существовала и, по-видимому, продолжает существовать в некоторых европейских странах (Армения, Молдавия, Финляндия). В некоторых странах (таких как Испания, Италия, Франция или Германия) подсудимый иногда помещается в застекленную кабину на время заседания. Такая практика периодически рассматривалась в контексте гарантии презумпции невинности, предусмотренной пунктом 2 статьи 6 Конвенции (см. Доклад Комиссии от 7 июня 1990 г. по делу "Огюст против Франции" (Auguste v. France), жалоба N 11837/85, D.R. 69, p. 104, см. также Решение Комиссии от 12 января 1998 г. по делу "Мербрей против Германии" (Meerbrey v. Germany), жалоба N 37998/97). В последние годы Европейский Суд начал рассматривать данную практику также с точки зрения статьи 3 Конвенции. Так, в деле "Сарбан против Молдавии" (Sarban v. Moldova) (жалоба N 3456/05, § 90, Постановление Европейского Суда от 4 октября 2005 г.) заявитель был доставлен в суд в наручниках и содержался в клетке во время заседаний, хотя он находился под охраной и носил хирургический воротник (см. противоположный пример в Решении Европейского Суда от 1 августа 2006 г. по делу "Потапов против Российской Федерации" (Potapov v. Russia), жалоба N 14934/03). Нарушение статьи 3 Конвенции было установлено в деле, в котором заявитель безосновательно находился в наручниках в ходе открытого судебного разбирательства (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу "Городничев против Российской Федерации" (Gorodnichev v. Russia), жалоба N 52058/99, §§ 105-109* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2007.)). Применение к заявителю наручников может повлечь нарушение статьи 3 Конвенции в ситуации, когда не может быть доказано наличие серьезной угрозы безопасности (см. Постановление Европейского Суда по делу "Энаф против Франции" (Henaf v. France), жалоба N 65436/01, §§ 51 и 56, ECHR 2003-XI, Постановление Европейского Суда от 27 марта 2007 г. по делу "Истратий и другие против Молдавии" (Istratii and Others v. Moldova), жалобы NN 8721/05, 8705/05 и 8742/05, §§ 57 и 58).

124. Наконец, в недавнем деле "Рамишвили и Кохреидзе против Грузии" (Ramishvili and Kokhreidze v. Georgia) (жалоба N 1704/06, §§ 98 и последующие, Постановление Европейского Суда от 27 января 2009 г.) Европейский Суд в крайне похожем фактическом контексте постановил следующее:

"...Общественность наблюдала заявителей [в зале судебных заседаний] в... металлической клетке... Постоянно присутствовали полностью вооруженные охранники в масках-капюшонах... заседание транслировалось в прямом эфире... Столь жесткие и агрессивные атрибуты судебного разбирательства могли вынудить обычного наблюдателя сделать вывод о том, что перед судом предстали "особо опасные преступники". В дополнение к подрыву принципа презумпции невиновности оспариваемое обращение в судебном заседании унижало заявителей... Европейский Суд также принимает утверждение заявителей, согласно которому присутствие специальных сил в суде вызывало у них чувства страха, тоски и неполноценности...

Европейский Суд отмечает, что в противовес статусу заявителей как публичных фигур, отсутствию у них судимости и их спокойному поведению в ходе производства по уголовному делу государство-ответчик не представило обоснования тому, что они были помещены на зарешеченную скамью подсудимых во время открытых судебных заседаний, и применению "специальных сил" в здании суда. Материалы дела не позволяют предположить, что существовал хотя бы минимальный риск того, что заявители, известные и, по-видимому, вполне безопасные люди, могли скрыться или прибегнуть к насилию во время их транспортировки в здание суда или в судебных заседаниях...".

Данный подход был недавно подтвержден Европейским Судом в деле "Ашот Харутюнян против Армении" (Ashot Harutyunyan v. Armenia (жалоба N 34334/04, §§ 126 и последующие, Постановление Европейского Суда от 15 июня 2010 г.), в котором заявитель содержался в металлической клетке в течение всего разбирательства в апелляционном суде и Европейский Суд установил в этой связи нарушение статьи 3 Конвенции.

125. По мнению Европейского Суда, большая часть ключевых элементов грузинского и армянского дел, упомянутых выше, имелась в настоящем деле. Так, заявитель обвинялся в ненасильственных преступлениях, не имел судимости и отсутствовали доказательства того, что он был предрасположен к насилию. Ссылка властей Российской Федерации на определенные "угрозы безопасности" была слишком неопределенной и не подтверждалась конкретными фактами. Представляется, что "металлическая клетка в... зале судебных заседаний была постоянным устройством, которое служило скамьей подсудимых, и что помещение в нее заявителя не было обусловлено какой-либо реальной угрозой того, что он скроется или прибегнет к насилию, но лишь тем фактом, что она являлась местом, где он, как подсудимый по уголовному делу, должен был находиться" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ашот Харутюнян против Армении", § 127). Кроме того, собственной безопасности заявителя или безопасности его соподсудимого ничто не угрожало. Наконец, суд над заявителем освещался почти всеми национальными и международными средствами массовой информации, поэтому заявитель постоянно представал перед широкой общественностью в такой обстановке. Как и в деле Ашота Харутюняна, Европейский Суд заключает, что "столь жесткие атрибуты судебного разбирательства могли вынудить обычного наблюдателя сделать вывод о том, что перед судом предстал особо опасный преступник. Кроме того, [Европейский Суд] соглашается с заявителем в том, что пребывание в таком виде перед публикой унижало его в его собственных глазах, если не в глазах публики, и вызывало у него чувство неполноценности" (§ 128).

126. В итоге меры по обеспечению безопасности в зале судебных заседаний, учитывая их совокупный эффект, были при данных обстоятельствах чрезмерными и могли обоснованно восприниматься заявителем и общественностью как унижающие достоинство. Таким образом, имело место нарушение статьи 3 Конвенции, поскольку обращение являлось унижающим достоинство в значении этого положения.

III. Предполагаемое нарушение подпункта "b" пункта 1 статьи 5 Конвенции

127. На основании статьи 5 Конвенции заявитель жаловался на то, что его задержание в Новосибирске 25 октября 2003 г. противоречило подпункту "b" пункта 1 статьи 5 Конвенции, который предусматривает:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

...(b) законное задержание или заключение под стражу (арест) лица за неисполнение вынесенного в соответствии с законом решения суда или с целью обеспечения исполнения любого обязательства, предписанного законом...".

A. Замечания властей Российской Федерации

128. Власти Российской Федерации указали в своих объяснениях, что заявитель был вызван в Генеральную прокуратуру 24 октября 2003 г. Они утверждали, что заявитель не явился к следователю без уважительной причины. В результате следователь распорядился о его приводе для допроса к 17.00. Однако заявитель отсутствовал по обычному месту жительства. Как руководитель компании заявитель мог организовать свое рабочее время таким образом, чтобы своевременно прибыть для допроса. Кроме того, в его распоряжении постоянно находился самолет. Его отсутствие в Москве в связи с деловой поездкой не являлось уважительной причиной для его неявки в Генеральную прокуратуру для допроса.

129. Власти Российской Федерации далее утверждали, что заявитель не был "задержан", а лишь "доставлен" к следователю или "подвергнут приводу" или принудительной явке, поскольку российское законодательство не предусматривало арест свидетелей. Власти Российской Федерации пришли к выводу, что эта мера не относилась к сфере действия статьи 5 Конвенции. Власти Российской Федерации отрицали, что заявитель был доставлен в Москву сотрудниками ФСБ России.

130. Власти Российской Федерации также отметили, что 27 января 2004 г. Басманный районный суд подтвердил законность постановления следователя о приводе заявителя.

B. Замечания заявителя

131. По словам заявителя, его вооруженный захват в аэропорту и принудительное возвращение в Москву несомненно представляли собой лишение свободы. Если данное лишение свободы не имело цели, признаваемой пунктом 1 статьи 5 Конвенции, имело место нарушение этой статьи.

132. Заявитель настаивал на том, что был задержан сотрудниками ФСБ России. Утверждение властей Российской Федерации о том, что ФСБ России не играло никакой роли в его задержании, опровергалось постановлением следователя Б., которое было направлено заместителю директора ФСБ России З. для исполнения. Кроме того, в заседании 25 октября 2003 г. государственный обвинитель Л. прямо заявил, что постановление было исполнено сотрудниками ФСБ России.

133. Вместе с тем неверным являлось утверждение о том, что заявитель неоднократно вызывался и не являлся на допрос. Один раз он был вызван 4 июля 2003 г., когда явился в соответствии с требованием и ответил на вопросы. Впоследствии он последовательно заявлял, что не будет покидать Россию и что готов ответить на вопросы Генеральной прокуратуры. После допроса в июле 2003 года в следующий раз он был вызван для допроса в пятницу 24 октября 2003 г. Однако заявитель уехал из Москвы во вторник 21 октября 2003 г. в широко освещаемую поездку по российским регионам. В день, на который заявитель был вызван, он встречался с губернатором Нижегородской области и представителями Администрации Президента России В.В. Путина. Работники офиса заявителя сделали отметку на повестке о вызове на допрос 24 октября 2003 г. о том, что заявитель вернется в Москву лишь во вторник 28 октября 2003 г. Факс аналогичного содержания был также направлен из офиса следователю. Предоставляя эту информацию, заявитель ясно указал уважительные причины невозможности явки в требуемые даты. По мнению заявителя, очевидно, что срочный вызов лица на допрос в Москву, когда известно, что данное лицо принимает участие в правительственной встрече в другом регионе страны, абсурден и не является добросовестной попыткой получить помощь свидетеля. Он не находился под подпиской о невыезде и имел полное право осуществлять любые деловые поездки по стране.

C. Мнение Европейского Суда

134. Власти Российской Федерации утверждали в своих объяснениях, что заявитель не был "задержан", а лишь "подвергнут приводу". Однако это различие не имеет значения, поскольку для целей Конвенции он был лишен свободы: "привод" продолжался много часов, для заявителя была исключена возможность уйти, и привод служил цели его доставки для допроса. В конвенционных терминах он был, таким образом, лишен свободы с целью "обеспечения исполнения обязательства, предписанного законом". Следовательно, данная ситуация подлежит рассмотрению с точки зрения подпункта "b" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

135. Такое лишение свободы должно быть "законным". "Законное" означает по существу соблюдение национального законодательства (см. Постановление Европейского Суда от 3 декабря 2002 г. по делу "Новицкая против Польши" (Nowicka v. Poland), жалоба N 30218/96, § 58). Европейский Суд отмечает, что российский суд признал задержание законным: закон допускает привод свидетеля, который не является по вызову без уважительных причин, и суд отклонил причину, на которую ссылался заявитель, а именно деловую поездку. Этот вывод не был необоснованным. Европейский Суд признает, что национальные власти имеют определенную свободу усмотрения при оценке подобных вопросов. Европейский Суд, таким образом, заключает, что задержание заявителя было основано на российском законодательстве.

136. В то же время Европейский Суд напоминает, что пункт 1 статьи 5 Конвенции дополнительно предусматривает, что любое лишение свободы должно учитывать гарантии статьи 5 Конвенции и отвечать цели защиты лица от произвола. Задержание допустимо с точки зрения Конвенции лишь при условии, что "обязательство, предписанное законом", не может быть исполнено более мягкими средствами (см. Доклад Комиссии от 18 марта 1981 г. по делу "Маквей и другие против Соединенного Королевства" (McVeigh and Others v. United Kingdom), жалобы NN 8022/77, 8025/77 и 8027/77, Decisions and Reports (DR) 25, p. 15). Или, если перефразировать дело "Василева против Дании" (Vasileva v. Denmark), должно соблюдаться равновесие между общественным интересом в исполнении обязательства и частным интересом в сохранении свободы (жалоба N 52792/99, § 37, Постановление Европейского Суда от 25 сентября 2003 г.).

137. Европейский Суд признает, что, если свидетель не является по вызову для допроса без уважительной причины, он может быть доставлен к следователю или в суд принудительно. Однако процесс принятия решений в подобных вопросах, от которых зависит свобода лица, не должен быть чрезмерно формальным и должен учитывать все относимые обстоятельства дела. Так, одна и та же причина (командировка, болезнь, семейное событие и так далее) может быть уважительной в одних обстоятельствах и не быть уважительной в других.

138. Европейский Суд считает установленным, что заявитель был проинформирован о повестках и располагал 21 часом для возвращения в Москву, но не сделал этого. Формально говоря, он не явился на допрос, в связи с чем имел неисполненное обязательство (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Новицкая против Польши", § 60). Но Европейский Суд не убежден, что это было достаточным основанием для принудительного доставления заявителя в Москву следующим утром и для исполнения этого избранным способом.

139. Во-первых, трудно понять, почему следователь не мог подождать. По состоянию на 25 октября 2003 г. расследование продолжалось несколько месяцев. Следователь ранее допрашивал заявителя, и он бы вернулся в Москву через три дня. Предыдущее поведение заявителя не давало оснований, позволяющих правомерно опасаться, что он будет уклоняться от допроса после возвращения. Наконец, в срочном случае следователь мог обратиться к сибирским коллегам с поручением допросить заявителя на месте или направить туда члена следственной группы.

140. Во-вторых, способ осуществления задержания был необычным. Заявитель был задержан как опасный преступник, а не как простой свидетель: крупная милицейская операция с участием группы вооруженных сотрудников была подготовлена в течение очень короткого времени, заявитель был разыскан в Новосибирске и задержан на взлетной полосе ранним утром. Европейский Суд напоминает в этом отношении, что задержание не должно иметь карательный характер (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Василева против Дании", § 36).

141. Наконец, заслуживает внимания последовательность событий во времени. Как только следователь допросил заявителя в качестве свидетеля, он предъявил ему обвинение и обратился в Басманный районный суд Москвы с девятистраничным ходатайством о заключении заявителя под стражу. Подобная быстрота предполагает, что в действительности следователь был подготовлен к такому развитию событий и разыскивал заявителя как обвиняемого, а не как свидетеля.

142. Европейский Суд напоминает в этом отношении, что задержание может быть незаконным, если его декларируемая цель отличается от реальной (см. Постановление Европейского Суда от 18 декабря 1986 г. по делу "Боцано против Франции" (Bozano v. France), Series A, N 111, § 60). В настоящем деле, если заявитель был задержан как подозреваемый в Новосибирске, его должны были доставить в местный суд. Вместо этого в качестве свидетеля он был принужден вернуться в Москву, где Генеральная прокуратура смогла затем обеспечить, чтобы он был доставлен в Басманный районный суд для цели разбирательства о заключении под стражу. Обстоятельства задержания заявителя демонстрируют, что, хотя и формально, он был задержан в качестве свидетеля, и, несмотря на соблюдение буквы национального законодательства, реальное намерение следователя заключалось в предъявлении обвинения заявителю как обвиняемому и, следовательно, изменении места проведения последующего разбирательства о заключении под стражу на более подходящее.

143. В итоге Европейский Суд приходит к выводу, что задержание заявителя в Новосибирске 25 октября 2003 г. противоречило подпункту "b" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

IV. Предполагаемое нарушение подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции

144. Заявитель далее жаловался, что его содержание под стражей в период расследования и судебного разбирательства (то есть с 25 октября 2003 г. по 31 мая 2005 г.) не санкционировалось и не продлевалось судами в порядке, предусмотренном законом, в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Данное положение предусматривает:

"1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

...(c) законное задержание или заключение под стражу лица, произведенное с тем, чтобы оно предстало перед компетентным органом по обоснованному подозрению в совершении правонарушения или в случае, когда имеются достаточные основания полагать, что необходимо предотвратить совершение им правонарушения или помешать ему скрыться после его совершения".

A. Замечания властей Российской Федерации

145. Власти Российской Федерации утверждали, что суды страны не нарушали национальное законодательство, санкционируя или продлевая предварительное заключение заявителя. Что касается первоначального постановления о заключении под стражу (от 25 октября 2003 г.) и последующих постановлений о продлении срока содержания под стражей, они действительно не предусматривали срока содержания под стражей. Однако в соответствии с частью 1 статьи 109 УПК предварительное заключение применяется на срок до двух месяцев. Законодательство также предусматривает максимальные сроки, на которые может продлеваться содержание под стражей. Тот факт, что суды не указывали сроки содержания под стражей, не означает, что заявитель подвергался неограниченному лишению свободы.

146. Кроме того, пункт 1 части 2 статьи 241 УПК позволяет суду проводить закрытое судебное разбирательство. Обвинитель ходатайствовал о проведении закрытого судебного разбирательства, пояснив, что некоторые материалы дела были секретными, что некоторые соучастники заявителя оставались на свободе и что они могли оказывать давление на участников судебного разбирательства и тем самым препятствовать производству по делу. Суд, выслушав мнения участников судебного разбирательства, удовлетворил ходатайство с целью защиты прав подсудимого. С 15 января 2004 г. заседания суда по вопросам содержания под стражей были открытыми, и с этого момента ход разбирательства широко освещался.

147. Что касается постановления от 20 мая 2004 г., власти Российской Федерации указали, что согласно Уголовно-процессуальному кодексу после получения дела из прокуратуры суд должен принять решение о мере пресечения в отношении подсудимого на период судебного разбирательства. Кодекс не требует, чтобы подсудимый или его защитник присутствовали на этой стадии разбирательства. 20 мая 2004 г. суд решил продлить срок содержания заявителя под стражей. Данное постановление было основано на информации, имеющейся в материалах дела. Кроме того, заявитель и его защитники не просили суд об изменении или отмене меры пресечения. Власти Российской Федерации настаивали на том, что суд не применял и не продлевал меру пресечения, а лишь принял решение о том, что она должна оставаться неизменной.

148. Власти Российской Федерации указали, что 8 июня 2004 г. по результатам предварительного слушания суд сделал несколько распоряжений. В частности, суд решил, что отсутствуют основания для изменения меры пресечения, примененной к заявителю. Они вновь подчеркнули, что это не являлось формальным продлением срока содержания под стражей заявителя, но лишь подтверждением ранее принятого решения. На слушании 8 июня 2004 г. защита не ходатайствовала об освобождении заявителя.

149. Что касается Определения Конституционного Суда от 8 апреля 2004 г. (N 132-O), власти Российской Федерации заявили, что оно было опубликовано в "Российской газете" (официальной ежедневной газете) лишь 9 июня 2004 г. Таким образом, конституционное толкование относимых положений Уголовно-процессуального кодекса стало общедоступным лишь после вынесения Мещанским районным судом постановления о содержании под стражей.

150. Власти Российской Федерации утверждали, что 20 мая и 8 июня 2004 г. Мещанский районный суд не применял и не продлевал меру пресечения, а лишь принял решение о том, что она должна сохраняться неизменной в течение последующих шести месяцев.

151. Власти Российской Федерации считали, что 16 мая 2004 г. Мещанский районный суд рассмотрел ходатайство заявителя об освобождении, но отказал в пересмотре предыдущих постановлений Басманного районного суда, чтобы не действовать в качестве суда вышестоящей инстанции по отношению к последнему суду.

B. Замечания заявителя

152. Заявитель утверждал, что первое постановление о содержании под стражей (от 25 октября 2003 г.) в ряде отношений противоречило национальному законодательству. Оно было вынесено по результатам заседания, которое без надлежащих оснований проводилось в закрытом порядке. Постановление о содержании под стражей не устанавливало срока содержания под стражей и не содержало ссылки на основания, исключающие применение более мягкой меры пресечения. Далее жалоба на постановление о содержании под стражей также была незаконно рассмотрена в закрытом судебном заседании. Второе постановление о содержании под стражей от 23 декабря 2003 г. имело те же недостатки.

153. Постановление о содержании под стражей от 20 мая 2004 г. было вынесено по инициативе суда и, таким образом, противоречило закону. Суд уполномочен принимать решение о содержании под стражей лишь при условии внесения следователем или прокурором соответствующего ходатайства. Кроме того, вопреки указаниям Конституционного Суда Российской Федерации, власти не обеспечили участие заявителя в заседании 20 мая 2004 г. Постановление не содержало оснований его содержания под стражей. Постановление о содержании под стражей от 8 июня 2004 г. также было немотивированным.

C. Мнение Европейского Суда

154. Основная жалоба заявителя в отношении двух первых постановлений о содержании под стражей (от 25 октября 2003 г., которое было оставлено без изменения 11 ноября 2003 г. судом кассационной инстанции, и от 23 декабря 2003 г.) касается того факта, что заседания, в которых были вынесены данные постановления, являлись закрытыми. Европейский Суд напоминает свои выводы по делу сообвиняемого заявителя Лебедева (Постановление Европейского Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia), жалоба N 4493/04* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2008.)), в котором в ответ на аналогичную жалобу заявителя Европейский Суд постановил следующее:

"82. Относительно того факта, что судебное заседание 3 июля 2003 г. было проведено в закрытом порядке, Европейский Суд отмечает, что в его прецедентной практике отсутствуют положения, которые бы поддержали утверждение заявителя о том, что судебное заседание по вопросу законности содержания под стражей всегда должно быть открытым (см. Постановление Европейского Суда от 15 ноября 2005 г. по делу "Рейнпрехт против Австрии" (Reinprecht v. Austria), жалоба N 67175/01, в котором Европейский Суд рассматривал этот вопрос с точки зрения пункта 4 статьи 5 Конвенции). Европейский Суд не усматривает оснований отступать от своей практики в этом отношении и приходит к выводу, что этот аспект судебного разбирательства по вопросу содержания под стражей сам по себе также не затрагивает и вопрос о соблюдении требований пункта 3 статьи 5 Конвенции".

155. При этом Европейский Суд отмечает, что российское законодательство предусматривает открытость судебных заседаний (включая заседания по вопросу содержания под стражей), кроме случаев, перечисленных в статье 241 УПК, на которую ссылались власти Российской Федерации. Иными словами, вопрос открытости судебных заседаний по вопросу содержания под стражей в настоящем деле возникает в связи с требованием "законности", предусмотренным пунктом 1 статьи 5 Конвенции, а не с требованием "процессуальной справедливости", по сути содержащимся в пунктах 3 и 4 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лебедев против Российской Федерации", §§ 75 и последующие). В частности, необходимо установить, позволял ли суду проводить закрытое заседание по вопросу содержания под стражей "порядок, предусмотренный законом".

156. Во многих делах Европейский Суд подчеркивал, что логика системы гарантий, установленной Конвенцией, ограничивает пределы проверки Европейским Судом внутренней "законности" (см. Постановление Европейского Суда от 24 ноября 1994 г. по делу "Кеммаш против Франции" (Kemmache v. France) (N 3), Series A, N 296-C, § 37). Не каждое нарушение национальных формальностей автоматически влечет нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции, и основной задачей Европейского Суда является выявление явных случаев произвола (см. Постановление Европейского Суда по делу "Йечюс против Литвы" (Jecius v. Lithuania), жалоба N 34578/97, § 56, ECHR 2000-IX, и Постановление Европейского Суда по делу "Барановский против Польши" (Baranowski v. Poland), жалоба N 28358/95, §§ 50-52, ECHR 2000-III). Период содержания под стражей будет в принципе "законным", если он основан на судебном решении (см. в числе последних примеров Постановление Европейского Суда от 9 декабря 2008 г. по делу "Матюш против Российской Федерации" (Matyush v. Russia), жалоба N 14850/03, § 68), при условии, что суд первой инстанции "действовал в пределах своей юрисдикции... [и] имел полномочия на принятие соответствующего решения" (см. Постановление Европейского Суда от 8 июня 2006 г. по делу "Корчуганова против Российской Федерации" (Korchuganova v. Russia), жалоба N 75039/01, § 62* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 11/2006.)).

157. С целью определения стандарта оценки национальной законности Европейский Суд предлагал проводить различие между "очевидно недействительными" постановлениями о содержании под стражей и иными постановлениями, которые могут содержать недостатки, иногда ссылаясь на похожее различие, предусмотренное английским правом (см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 10 июня 1996 г. по делу "Бенем против Соединенного Королевства" (Benham v. United Kingdom), §§ 43-46, Reports of Judgments and Decisions 1996-III, и Постановление Европейского Суда от 1 марта 2005 г. по делу "Ллойд и другие против Соединенного Королевства" (Lloyd and Others v. United Kingdom), жалобы NN 29798/96 и другие, §§ 102, 105 и последующие). Лишь такие нарушения национального процессуального и материального права, которые можно охарактеризовать как "грубые и очевидные" в исключительном смысле, определенном в прецедентной практике, должны привлекать внимание Европейского Суда. Понятие "грубого или очевидного нарушения" само по себе не имеет точного определения: в зависимости от обстоятельств оно может включать отсутствие юрисдикции (см. Постановление Европейского Суда от 4 марта 2008 г. по делу "Мартурана против Италии" (Marturana v. Italy), жалоба N 63154/00, § 78), отказ заслушать заключенного (упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Худоёров против Российской Федерации", § 129, Постановление Европейского Суда от 22 июня 2004 г. по делу "Там против Словакии" (Tam v. Slovakia), жалоба N 50213/99, §§ 58-59), неуказание оснований содержания под стражей (см. Постановление Европейского Суда от 21 марта 2002 г. по делу "Сташайтис против Литвы" (Stasaitis v. Lithuania), жалоба N 47679/99, § 67), недобросовестность со стороны властей и так далее (см. изложение применимых принципов в Постановлении Большой Палаты по делу "Морен против Германии" (Mooren v. Germany), жалоба N 11364/03, §§ 72 и последующие, ECHR 2009-..).

158. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд отмечает, что суды двух инстанций приняли решение о проведении закрытого разбирательства с целью защиты интересов самого заявителя. Заявитель последовательно возражал против проведения разбирательства в закрытом порядке. Иными словами, его представление о собственных интересах существенно отличалось от мнения судов страны на этот счет. Европейский Суд не может понять, какие "интересы" суды намеревались защитить путем удаления публики с заседаний. Заявитель не являлся несовершеннолетним или жертвой сексуального насилия, не опасался публичного освещения разбирательства, а, напротив, стремился к этому. Таким образом, решение судов страны о проведении разбирательства в закрытом порядке можно в лучшем случае признать сомнительным, и суды неверно толковали применимое законодательство.

159. Тем не менее это не делает с необходимостью разбирательство по вопросу содержания под стражей "незаконным" в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд напоминает, что сама по себе Конвенция не требует, чтобы разбирательство по вопросу содержания под стражей было открытым (см. упоминавшиеся выше Постановления Европейского Суда по делам "Рейнпрехт против Австрии" и "Лебедев против Российской Федерации"). Стандарты пунктов 3 и 4 статьи 5 Конвенции не могут автоматически распространяться на пункт 1 статьи 5 Конвенции: пункт 1 статьи 5 Конвенции и ее пункты 3 и 4 являются отдельными положениями, и несоблюдение последних не влечет с необходимостью несоблюдение первого (см. для сравнения, например, Постановление Европейского Суда от 24 октября 1979 г. по делу "Винтерверп против Нидерландов" (Winterwerp v. Netherlands), § 53, Series A, N 33, и Постановление Большой Палаты от 4 августа 1999 г. по делу "Дауийеб против Нидерландов (Douiyeb v. Netherlands), жалоба N 31464/96, § 57). Европейский Суд не может не учитывать тот факт, что конвенционная прецедентная практика как таковая не включает требование об открытом разбирательстве в список "ключевых" процессуальных гарантий, присущих понятию "справедливости" в специфическом контексте разбирательства по вопросу содержания под стражей. Аналогично, даже если суды страны неверно истолковали национальное законодательство и провели разбирательство в закрытом порядке без надлежащих оснований, это не приравнивается к "грубому или очевидному нарушению", влекущему недействительность разбирательства. Следовательно, удаление публики из зала заседаний по вопросу содержания под стражей 25 октября и 23 декабря 2003 г. и с заседания суда кассационной инстанции 11 ноября 2003 г. не является нарушением пункта 1 статьи 5 Конвенции.

160. Следующий вопрос, затронутый заявителем, касался предположительно недостаточной мотивировки трех рассматриваемых постановлений о содержании под стражей и уклонения суда от указания первоначального и последующих сроков содержания под стражей. Европейский Суд напоминает в этом отношении, что как Конвенция, так и национальное законодательство требуют указания мотивов содержания под стражей, а также рассмотрения судом возможности применения иной меры пресечения при разрешении вопроса о том, подлежит ли подозреваемый заключению под стражу или освобождению. Отсутствие мотивов в решениях судебных органов о содержании под стражей в течение длительного срока несовместимо с принципом защиты от произвола, воплощенным в пункте 1 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Сташайтис против Литвы"), особенно в сочетании с уклонением суда от установления срока содержания под стражей, прямо или путем ссылки на применимые положения национального законодательства (см. Постановление Европейского Суда от 2 марта 2006 г. по делу "Нахманович против Российской Федерации" (Nakhmanovich v. Russia), жалоба N 55669/00, § 71* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2006.)).

161. Европейский Суд напоминает, что рассматриваемые постановления о содержании под стражей содержали определенную мотивировку. Даже если эта мотивировка была дефектной или, по мнению заявителя, недостаточной, данные постановления ни по каким стандартам не могут быть отнесены к "произвольным" (см. Постановление Европейского Суда от 23 апреля 2009 г. по делу "Московец против Российской Федерации" (Moskovets v. Russia), жалоба N 14370/03, § 59). Достаточность и относимость мотивов, приведенных судами страны, будут обсуждаться ниже с точки зрения пункта 3 статьи 5 Конвенции, но это не лишает постановления о содержании под стражей "законного" характера с точки зрения пункта 1 статьи 5 Конвенции.

162. Европейский Суд, наконец, отмечает, что постановления суда о содержании под стражей от 25 октября и 23 декабря 2003 г. не предусматривали сроки содержания заявителя под стражей. Кроме того, эти постановления прямо не ссылались на часть 1 статьи 109 Уголовно-процессуального кодекса, регулирующую максимальную продолжительность предварительного заключения и продление его срока. Данное упущение достойно сожаления. Однако при указанных обстоятельствах оно не является "грубым или очевидным нарушением", особенно с учетом того, что интересы заявителя были представлены надлежащим образом, и максимальная продолжительность содержания под стражей легко могла быть установлена на основании закона, доступного заявителю.

163. В итоге Европейский Суд заключает, что содержание заявителя под стражей, санкционированное 25 октября 2003 г. и продленное 23 декабря 2003 г. и 19 марта 2004 г., было законным и применялось в порядке, установленном законом. В этой части нарушение пункта 1 статьи 5 Конвенции отсутствовало.

164. Что касается содержания заявителя под стражей после 20 мая 2004 г., Европейский Суд отмечает, что в отличие от первых трех постановлений о содержании под стражей постановление о содержании под стражей от 20 мая 2004 г. не содержало какой-либо мотивировки. В принципе в зависимости от рассматриваемого типа содержания под стражей и иных относимых факторов отсутствие мотивов в постановлении о содержании под стражей может нарушать пункт 1 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Нахманович против Российской Федерации", см. также Постановление Европейского Суда от 1 марта 2007 г. по делу "Белевицкий против Российской Федерации" (Belevitskiy v. Russia), жалоба N 72967/01, § 91* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 8/2007.), и Постановление Европейского Суда от 25 июня 2009 г. по делу "Бахмутский против Российской Федерации" (Bakhmutskiy v. Russia), жалоба N 36932/02, §§ 111 и последующие* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 3/2010.), см. для сравнения Постановление Европейского Суда от 6 декабря 2007 г. по делу "Лю против Российской Федерации" (Liu v. Russia)* (* На интернет-сайте Европейского Суда дело опубликовано под названием "Лю и Лю против Российской Федерации" (Liu and Liu v. Russia) (прим. переводчика).), жалоба N 42086/05, § 81* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 8/2008.)).

165. При этом Европейский Суд отмечает, что жалоба заявителя на основании пункта 1 статьи 5 Конвенции в значительной степени совпадает с его жалобой на основании пункта 3 статьи 5 Конвенции, в соответствии с которой власти не привели относимых и достаточных мотивов, требующих продления срока его содержания под стражей в период производства по делу. Европейский Суд напоминает, что подпункт "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции в наибольшей степени касается вопроса о наличии законного основания для содержания под стражей в период производства по уголовному делу, тогда как пункт 3 статьи 5 Конвенции затрагивает возможную оправданность такого содержания под стражей. Европейский Суд считает целесообразным рассмотреть данную жалобу с точки зрения пункта 3 статьи 5 Конвенции. Постольку, поскольку заявитель жаловался на несовместимость разбирательства о содержании под стражей с процессуальными требованиями национального законодательства, Европейский Суд рассмотрит эти жалобы на основании пункта 4 статьи 5 Конвенции, который гарантирует право на судебную проверку законности содержания под стражей.

V. Предполагаемое нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции

166. Заявитель жаловался, что его содержание под стражей не было обоснованным и, следовательно, нарушало требование "разумного срока", предусмотренное пунктом 3 статьи 5 Конвенции. Это положение предусматривает:

"Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 настоящей статьи... имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд".

A. Замечания властей Российской Федерации

167. Власти Российской Федерации утверждали, что предварительное заключение заявителя, санкционированное судьей 25 октября 2003 г., было обусловлено его статусом главы "ЮКОСа". В этом статусе он мог влиять на свидетелей и иных участников производства по делу и уничтожить или скрыть доказательства, то есть препятствовать нормальному ходу производства по делу или продолжить преступную деятельность. В последующих постановлениях суды ссылались на различные основания, которые требовали содержания заявителя под стражей, и подтверждали их относимыми фактами. Власти Российской Федерации указали, когда и по каким основаниям продлевался срок содержания заявителя под стражей в ходе расследования и суда. В целом оно продолжалось один год и шесть месяцев и 21 день. Учитывая объем материалов дела (434 тома), содержание заявителя под стражей не нарушило требование "разумного срока", предусмотренное пунктом 3 статьи 5 Конвенции.

168. Что касается альтернативных мер пресечения, власти Российской Федерации признали, что 25 октября 2003 г. защита заявителя ходатайствовала об освобождении заявителя под залог, не указывая, однако, его суммы. Басманный районный суд постановил, что основания для применения данной меры пресечения отсутствовали. В заседании 22 декабря 2003 г. защитники не предлагали внесение залога.

169. Тот факт, что соподсудимый заявителя, Крайнов, был освобожден на период судебного разбирательства, по мнению властей Российской Федерации, не имел значения. Суды должны оценивать каждое дело по отдельности. Исследовав личную ситуацию Крайнова и предъявленные ему обвинения (которые были менее тяжкими, чем обвинения в отношении заявителя), суд соответственно оценил угрозы и решил освободить его.

170. Поскольку в разбирательстве по вопросу содержания под стражей использовалась записка адвоката Артюховой, власти Российской Федерации выступили со следующими комментариями. Они подтвердили, что документы, изъятые у Артюховой в следственном изоляторе после встречи с ней, были приобщены к материалам дела, и суд ссылался на них как на доказательство намерения заявителя оказывать давление на свидетелей. Однако Артюхова нарушила законодательство и, таким образом, не могла пользоваться правом на тайну общения адвоката с клиентом. По словам властей Российской Федерации, "письменные указания" заявителя были фактически направлены на искажение показаний и иных доказательств, что не могло рассматриваться как часть нормальной деятельности защиты.

171. Власти Российской Федерации сослались на статью 34 Закона о содержании под стражей, которая предусматривает, что сотрудники мест содержания под стражей имели право обыскать адвоката заявителя. По словам властей Российской Федерации, администрация следственного изолятора имела достаточные основания полагать, что Артюхова и другой защитник заявителя, Шмидт, (который был обыскан 11 марта 2004 г.) проносили "материалы, содержавшие информацию, которая могла препятствовать установлению истины по уголовному делу или способствовать преступным деяниям". Записки, изъятые сотрудниками изолятора у Артюховой и Шмидта, по словам властей Российской Федерации, являлись "запрещенными предметами" в значении статьи 34 Закона о содержании под стражей.

172. Власти Российской Федерации подтвердили, что конвойные всегда находились рядом с заявителем в зале судебных заседаний. Подобная практика была санкционирована инструкциями, принятыми Министерством юстиции. В задачи конвойного входило наблюдение за заявителем, а также воспрепятствование ему в общении с иными лицами или в получении или передаче им писем, записок и иных предметов. Во время перерывов в заседании заявителю разрешалось разговаривать со своими защитниками; однако конвойный постоянно присутствовал неподалеку. Применимые правила не устанавливали минимального расстояния между подсудимым и конвойным в зале судебных заседаний.

B. Замечания заявителя

173. Заявитель утверждал, что мотивы, по которым суды отказывали в его освобождении под залог, не отвечали предусмотренному пунктом 3 статьи 5 Конвенции требованию "относимости и достаточности" начиная с первого постановления о содержании под стражей от 25 октября 2003 г. В частности, в постановлениях о содержании под стражей не рассматривались следующие доводы заявителя: отсутствовали доказательства того, что у него имелись причины скрываться, он не скрылся после задержания и заключения под стражу его коллег и обыска в его офисах, публично заявлял, что явится в прокуратуру и ответит на вопросы вместо того, чтобы уехать из страны. Тем не менее государство не исполнило национальное и конвенционное требования мотивировать невозможность применения более мягкой меры пресечения.

174. Продолжение содержания заявителя под стражей после завершения предварительного расследования 25 ноября 2003 г. (когда предполагаемая угроза влияния заявителя на свидетелей несомненно уменьшилась) также противоречило пункту 3 статьи 5 Конвенции.

175. Что касается второго постановления о содержании под стражей (то есть от 23 декабря 2003 г.), суд не исполнил установленную законом обязанность проверить необходимость содержания под стражей, когда досудебная стадия разбирательства была завершена. Суд также оставил без внимания убедительные доводы защиты о целесообразности применения меры пресечения в виде залога. Соподсудимый заявителя Крайнов оставался на свободе, и заявитель полагал, что обращение с ним не должно было быть иным. Заявитель предлагал соблюдение строгих условий домашнего ареста, но суд даже не рассматривал такую возможность в своем постановлении.

176. Что касается приобщения к делу записки Артюховой, заявитель утверждал следующее. По его словам, власти Российской Федерации утверждали, что она была обязана совершить действия, имеющие целью фальсификацию доказательств. Однако заявитель, ссылаясь на текст записки, считал такое толкование произвольным. В записке перечислялись шаги, которые могли разумно ожидаться от защитника при подготовке дела и определении вопросов, которые она должна была проработать при исполнении своих профессиональных обязанностей.

177. Заявитель утверждал, что обыск Артюховой противоречил закону и представлял собой вопиющее нарушение адвокатской тайны. В протоколе обыска Артюховой указывалось, что обыск производился на основании статьи 34 Закона о содержании под стражей. В соответствии с этой статьей обыск может быть произведен лишь при наличии достаточных оснований подозревать лиц в попытке проноса запрещенных предметов, веществ или продуктов питания. В докладной записке, составленной после обыска Артюховой, указывалось, что дежурный сотрудник видел, как "защитник и обвиняемый неоднократно передавали друг другу блокнот с некими записями, а также делали в нем записи время от времени". Следовательно, отсутствовали законные основания для проведения обыска Артюховой, поскольку из докладной записки не следовало, что сотрудник наблюдал попытку пронести запрещенные предметы, вещества или продукты питания.

178. На заседании обвинитель утверждал, что записка была написана заявителем. Так, на заседании 22 декабря 2003 г. обвинитель заявил: "получена новая информация о том, что Ходорковский передал записку через защитника Артюхову, в которой он приказывает своим соучастникам, находящимся на свободе, оказывать влияние на свидетелей, давших против него изобличающие показания". В то же время рукописный документ не был написан заявителем, вопреки утверждениям прокурора, как было неопровержимо доказано независимым заключением трех экспертов-почерковедов.

179. Что касается постановлений о содержании под стражей от 20 мая и 8 июня 2004 г., заявитель отметил, что они не содержали никаких мотивов и поэтому противоречили пункту 3 статьи 5 Конвенции.

180. 1 ноября 2004 г. Мещанский районный суд постановил, что заявитель должен содержаться под стражей в течение еще трех месяцев. Представляется, что при вынесении постановления суд в значительной степени руководствовался предыдущими постановлениями об отказе в применении к заявителю меры пресечения в виде залога, несмотря на свою длящуюся обязанность по проверке необходимости предварительного заключения. Снова имело место формальное перечисление вопросов, которые якобы рассмотрел суд, отсутствовало мотивированное объяснение невозможности применения более мягкой меры пресечения. В частности, не было учтено, что угроза того, что заявитель скроется, неизбежно снизилась, поскольку срок содержания под стражей был продлен, что продолжалось судебное разбирательство и ссылка на разумное подозрение в отношении заявителя была недостаточной. В следующем постановлении Мещанский районный суд продлил срок содержания заявителя под стражей еще на три месяца, приведя стереотипную мотивировку и не оценив доводы заявителя.

C. Мнение Европейского Суда

181. Европейский Суд отмечает, что предварительное заключение заявителя продолжалось с 25 октября 2003 г. по 31 мая 2005 г., то есть один год и семь месяцев и шесть дней. Учитывая сложность дела и темп производства по делу, данный период не выглядит необоснованным сам по себе. Однако вопрос обоснованности срока содержания под стражей не может рассматриваться абстрактно. Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, как суды страны обосновали этот период.

1. Общие принципы

182. Европейский Суд напоминает, что лицо, обвиняемое в преступлении, должно всегда освобождаться до суда, если государство-ответчик не продемонстрирует, что имеются "относимые и достаточные" причины, оправдывающие продолжение содержания под стражей (см. в качестве классического примера Постановление Европейского Суда от 27 июня 1968 г. по делу "Вемхоф против Германии" (Wemhoff v. Germany), Series A, N 7, § 12, Постановление Европейского Суда от 8 июня 1995 г. по делу "Яджи и Саргын против Турции" (Yagci and Sargin v. Turkey), Series A, N 319-A, § 52).

183. С точки зрения статьи 5 Конвенции, существует презумпция в пользу освобождения. Как неоднократно указывал Европейский Суд, вторая часть пункта 3 статьи 5 Конвенции не дает судебным органам возможности выбора между доставкой обвиняемого к судье в течение разумного срока или его освобождением до суда. До признания его виновным обвиняемый должен считаться невиновным, и цель рассматриваемого положения заключается в том, чтобы обеспечивать его временное освобождение, как только содержание под стражей перестает быть разумным (см., например, Постановление Европейского Суда от 13 марта 2007 г. по делу "Кастравец против Молдавии" (Castravet v. Moldova), жалоба N 23393/05, § 30, Постановление Большой Палаты по делу "Маккей против Соединенного Королевства" (McKay v. United Kingdom), жалоба N 543/03, § 41, ECHR 2006-... , Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблоньский против Польши" (Jablonski v. Poland), жалоба N 33492/96, § 83, и Постановление Европейского Суда от 27 июня 1968 г. по делу "Ноймейстер против Австрии" (Neumeister v. Austria), § 4, Series A, N 8).

184. Конвенционная прецедентная практика выработала четыре основных приемлемых основания для отказа в применении меры пресечения в виде залога (или иной меры пресечения, не связанной с лишением свободы): угроза того, что обвиняемый не явится на суд (см. Постановление Европейского Суда от 10 ноября 1969 г. по делу "Штогмюллер против Австрии" (Stogmuller v. Austria), Series A, N 9, § 15), угроза того, что обвиняемый в случае освобождения будет препятствовать отправлению правосудия (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Вемхоф против Германии", § 14), совершать новые преступления (см. Постановление Европейского Суда от 10 ноября 1969 г. по делу "Мацнеттер против Австрии" (Matznetter v. Austria), Series A, N 10, § 9) или нарушать общественный порядок (см. Постановление Европейского Суда от 26 июня 1991 г. по делу "Летелье против Франции" (Letellier v. France), Series A, N 207, § 51).

185. Далее Европейский Суд напоминает, что переложение бремени доказывания на заключенного в таких делах было бы равнозначно отмене правила статьи 5 Конвенции, положения, признающего заключение под стражу отступлением в исключительных случаях от права на личную свободу, которое допустимо в строго определенных случаях, не допускающих расширительного толкования (см. Постановление Европейского Суда от 7 апреля 2005 г. по делу "Рохлина против Российской Федерации" (Rokhlina v. Russia), жалоба N 54071/00, § 67* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 6/2006.), и Постановление Европейского Суда 26 июля 2001 г. по делу "Илийков против Болгарии" (Ilijkov v. Bulgaria), жалоба N 33977/96, §§ 84-85). Национальные суды должны с надлежащим учетом принципа презумпции невиновности исследовать все факты, свидетельствующие в пользу или против существования реального требования публичного интереса, оправдывающего отход от правила уважения личной свободы, и должны указать их в своих решениях. Доводы за и против освобождения должны быть не "общими и абстрактными" (см. Постановление Европейского Суда от 12 декабря 1991 г. по делу "Клот против Бельгии" (Clooth v. Belgium), § 44, Series A, N 225), но содержать ссылки на конкретные факты и личные обстоятельства заявителя, оправдывающие его содержание под стражей (см. Постановление Европейского Суда от 8 февраля 2005 г. по делу "Панченко против Российской Федерации" (Panchenko v. Russia), жалоба N 45100/98, § 107* (* Там же. N 9/2005.)). Так, угроза того, что лицо скроется, не может оцениваться только с учетом тяжести грозящего наказания, она должна оцениваться с учетом ряда других относимых факторов, которые могут подтвердить угрозу того, что лицо скроется, или она будет признана столь незначительной, что будет не способна оправдать предварительное заключение. В этом контексте следует учитывать, в частности, характер заинтересованного лица, его моральные устои, имущество, связи с государством, в котором преследуется данное лицо, и его международные контакты (см. Постановление Европейского Суда от 26 января 1993 г. по делу "W. против Швейцарии" (W. v. Switzerland), Series A, N 254-A, § 33, с дополнительными отсылками).

186. Европейский Суд также подчеркивает, что существование конкретной угрозы, способной воспрепятствовать надлежащему осуществлению разбирательства (даже если угроза установлена в достаточной степени), не обязательно означает, что подозреваемый должен быть заключен под стражу. Национальные органы должны рассматривать возможность применения иной, менее решительной меры пресечения или "как минимум стремиться объяснить в своих решениях, почему такие альтернативы не могут обеспечить надлежащее ведение судебного разбирательства" (см. Постановление Европейского Суда от 24 мая 2007 г. по делу "Мишкеткуль и другие против Российской Федерации" (Mishketkul and Others v. Russia), жалоба N 36911/02, § 57* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 1/2008.), см. также Постановление Европейского Суда от 15 февраля 2005 г. по делу "Сулаоя против Эстонии" (Sulaoja v. Estonia), жалоба N 55939/00, § 64, и Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблоньский против Польши" (Jablonski v. Poland, жалоба N 33492/96, § 83).

187. Европейский Суд, наконец, напоминает, что в целях оценки "относимости" и "достаточности" мотивов предварительного заключения (то есть содержания под стражей в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции) он использует динамичный подход. Так, например, что касается предполагаемой возможности вмешательства подозреваемого в установление истины, "со временем это основание неизбежно становится все менее значимым" (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Панченко против Российской Федерации", § 103, см. также Постановление Европейского Суда от 17 марта 1997 г. по делу "Мюллер против Франции" (Muller v. France), § 40, Reports 1997-II, и Постановление Европейского Суда от 9 ноября 1999 г. по делу "Дебуб, он же Хуссейни Али, против Франции" (Debboub alias Husseini Ali v. France), жалоба N 37786/97, § 44) и даже полностью исчезает (см. Постановление Европейского Суда от 26 июня 1991 г. по делу "Летелье против Франции" (Letellier v. France), § 39, Series A, N 207).

2. Применение вышеуказанных принципов в настоящем деле

188. Европейский Суд отмечает, что заявитель был задержан в качестве подозреваемого в совершении преступления 25 октября 2003 г. В первом постановлении о содержании под стражей Басманный районный суд сослался на три основные угрозы, которые могли возникнуть в связи с освобождением заявителя, а именно наличие оснований полагать, что он может скрыться, воспрепятствовать производству по уголовному делу и продолжить заниматься преступной деятельностью. Факты, на которые ссылались национальные суды в доказательство существования этих угроз, являлись следующими: заявителю грозил длительный срок лишения свободы, он предположительно участвовал в организованной преступной деятельности в течение длительного времени, являлся весьма влиятельным лицом, имел денежные средства за границей и заграничный паспорт, его предполагаемые сообщники бежали из России, и заявитель по-прежнему контролировал компании, в которых продолжали работать потенциальные свидетели. Кроме того, суд сослался на сведения о личности заявителя (однако не пояснив, какие именно черты характера заявителя увеличивают вероятность того, что он скроется, окажет давление на свидетелей и так далее).

189. Европейский Суд признает, что логика районного суда не являлась безупречной (см., например, Постановление Европейского Суда от 6 декабря 2007 г. по делу "Линд против Российской Федерации" (Lind v. Russia), жалоба N 25664/05, §§ 81, с дополнительными отсылками* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 3/2008.), Постановление Европейского Суда от 25 октября 2007 г. по делу "Коршунов против Российской Федерации" (Korshunov v. Russia), жалоба N 38971/06, § 51* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 4/2008.), в котором Европейский Суд подвергал российские суды критике за использование тех же доводов, что и в настоящем деле). Однако Европейский Суд полагает, что при первоначальном избрании меры пресечения суды могли ссылаться на относительно широкие предположения (такие как тяжесть обвинения, положение подозреваемого в обществе, характер вменяемых ему преступлений и так далее). Кроме того, исключительный характер данного дела, поскольку заявитель являлся одним из богатейших лиц в стране и, неофициально, политически влиятельным лицом, не должен недооцениваться. Европейский Суд сознает, что наличие потенциальной угрозы, например, угрозы бегства или совершений новых преступлений, не может быть установлено с той же степенью определенности, что и существование факта, который уже имел место. Это тем более верно в начале уголовного расследования, когда органы преследования имеют меньше информации о подозреваемом, его связях, обстоятельствах дела и так далее. Вышеуказанное объясняет, почему стандарт проверки Европейским Судом первоначального постановления о содержании под стражей обычно является довольно смягченным (см. в этом отношении решение о частичной неприемлемости по делу сообвиняемого заявителя "Лебедев против Российской Федерации" (Lebedev v. Russia), жалоба N 4483/04, Решение от 25 ноября 2004 г., см. также вывод Европейского Суда в деле против другого высокопоставленного управляющего "ЮКОСа" - "Алексанян против Российской Федерации" (Aleksanyan v. Russia), жалоба N 46468/06, §§ 184-190, Постановление от 22 декабря 2008 г.* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2011.), см. также Постановление Европейского Суда от 12 марта 2009 г. по делу "Александр Макаров против Российской Федерации" (Aleksandr Makarov v. Russia), жалоба N 15217/07, § 125* (* Там же. N 2/2010.)). Применяя данный стандарт, Европейский Суд заключает, что оценку доказательств районным судом нельзя считать ошибочной, поскольку, приняв во внимание совокупное значение представленных ему элементов, он пришел к разумному заключению о наличии потенциальных угроз, которые представлял заявитель.

190. Что касается вероятной альтернативной меры пресечения, можно сожалеть, что районный суд не развил этот пункт далее и не пояснил, почему не представлялось возможным применить залог, домашний арест и так далее. Однако Европейский Суд учитывает, что российские суды столкнулись с заявителем впервые, и можно допустить, что сторона обвинения имела недостаточно времени для подготовки подробных объяснений по этому вопросу и, в частности, для оценки имущества заявителя и определения разумной суммы залога. При таких обстоятельствах Европейский Суд готов понимать краткую формулу, использованную Басманным районным судом, как отклонение альтернативных мер пресечения, предусмотренных национальным законодательством.

191. В итоге Европейский Суд готов признать, что сочетание вышеуказанных факторов могло оправдать содержание заявителя под стражей в течение определенного времени. Возникает вопрос: были ли доводы, приведенные судами, достаточными для оправдания всего периода содержания заявителя в предварительном заключении?

192. Во-первых, Европейский Суд отмечает, что два последующих постановления о содержании под стражей были обоснованы в основном теми же угрозами, что и ранее. В то же время личная ситуация заявителя в этот период претерпела изменения: он прекратил исполнение управленческих функций в группе "ЮКОС" и передал свои заграничные паспорта следователю. Кроме того, к этому времени предварительное следствие было уже окончено. Окончание расследования практически исключало угрозу искажения вещественных или документальных доказательств и значительно уменьшало способность заявителя оказывать давление на свидетелей, которые уже были допрошены стороной обвинения (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Алексанян против Российской Федерации", § 191). Тем не менее Европейский Суд готов признать, что угроза искажения доказательств существует в течение какого-то времени после начала разбирательства, по крайней мере, пока свидетели не допрошены судом. Вместе с тем, учитывая свою субсидиарную роль при установлении фактов, Европейский Суд признает, что заявитель оставался богатым и влиятельным человеком с международными связями и имуществом за границей, что позволило бы ему сравнительно легко жить в другой стране.

193. При этом Европейский Суд удивлен тем фактом, что постановление о содержании под стражей от 20 мая 2004 г., а также решение от 8 июня 2004 г., которым было подтверждено постановление о содержании под стражей от 20 мая 2004 г., не указывали никаких мотивов вообще. Европейский Суд напоминает, что именно на основе мотивов, приведенных в этих решениях, и установленных фактов, на которые ссылался заявитель в своих жалобах, Европейский Суд может разрешить вопрос о наличии или отсутствии нарушения пункта 3 статьи 5 Конвенции (см., например, Постановление Европейского Суда от 30 мая 2006 г. по делу "Вейнсталь против Польши" (Weinsztal v. Poland), жалоба N 43748/98, § 50). В принципе Европейский Суд не должен строить догадки, каковы могли быть мотивы конкретного постановления о содержании под стражей - эти мотивы должны быть изложены в постановлении о содержании под стражей, особенно в момент, когда дело переходит со следственной стадии на стадию судебного разбирательства. В отсутствие какой-либо мотивировки в постановлении о содержании под стражей от 20 мая и в решении от 8 июня 2004 г. Европейский Суд заключает, что это продление срока содержания под стражей заявителя было неоправданным.

194. Во-вторых, Европейский Суд отмечает, что на всем протяжении периода содержания заявителя под стражей районный или городской суды не дали себе труда объяснить, почему не представлялось возможным применить к заявителю залог или домашний арест или допустить "личное поручительство".

195. В таких делах отсутствует единый стандарт мотивировки, и Европейский Суд готов допустить подразумеваемое отклонение альтернативных мер на начальной стадии расследования. Однако время, истекшее с момента задержания заявителя, должно дать властям возможность оценки существующих вариантов, принятия практических мер для их реализации, при их наличии, или разработки более подробных доводов в пользу невозможности применения альтернативных мер. Вместо этого российские суды ограничились указанием на то, что заявитель не может быть освобожден. Ссылка районного суда в постановлении о содержании под стражей от 19 марта 2004 г. на тот факт, что статья 109 Уголовно-процессуального кодекса не предусматривает личного поручительства, не имеет значения: статья 109 Уголовно-процессуального кодекса регулирует вопрос продления срока предварительного заключения и потому естественно не упоминает иные меры пресечения. Ссылка на статью 109 Уголовно-процессуального кодекса свидетельствует только о том, что суд серьезно не рассматривал иные меры пресечения, кроме содержания под стражей.

196. Кроме того, контекст настоящего дела не позволяет полагать, что к заявителю явно не мог быть применен залог. Европейский Суд напоминает свои выводы в Постановлении Большой Палаты по делу "Маккей против Соединенного Королевства" (McKay v. United Kingdom), жалоба N 543/03, § 46, ECHR 2006-X), в котором он указал, что "прецедентная практика Европейского Суда пока не имела оснований рассматривать самую раннюю стадию предварительного заключения [в контексте требования "о разумной длительности" пункта 3 статьи 5 Конвенции], по-видимому, поскольку в огромном большинстве дел наличие подозрений представляет достаточное основание для содержания под стражей, и неприменимость залога серьезно не оспаривалась". Европейский Суд признает, что при некоторых обстоятельствах, например, если подозреваемый предположительно принадлежит к банде, причастной к насильственным преступлениям, или, возможно, в делах о терроризме, "неприменимость залога" может быть самоочевидной (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 17 июля 2008 г. по делу "Галуашвили против Грузии" (Galuashvili v. Georgia), жалоба N 40008/04, §§ 6 и последующие, см. также Постановление Европейского Суда от 24 октября 2006 г. по делу "Кусык против Польши" (Kusyk v. Poland), жалоба N 7347/02, § 37, и Постановление Европейского Суда от 4 мая 2006 г. по делу "Целеевский против Польши" (Celejewski v. Poland), жалоба N 17584/04, §§ 35-37), хотя даже при таких обстоятельствах содержание под стражей не может быть автоматическим. В то же время этот подход не может быть применен в настоящем деле. Заявитель был обвинен в ряде ненасильственных преступлений, ранее не привлекался к уголовной ответственности и проживал постоянно в Москве, с которой были связаны его основные коммерческие интересы.

197. В итоге национальные суды должны были рассмотреть вопрос о возможности применения иных, менее решительных мер пресечения и о том, могли ли они уменьшить или полностью устранить угрозу бегства заявителя, совершения им новых преступлений или воспрепятствования правосудию. Их уклонение от этого серьезно подрывает утверждение властей Российской Федерации о том, что заявитель должен был содержаться под стражей в течение всего рассматриваемого периода.

198. В-третьих, Европейский Суд удивлен безоговорочной* (* Использованное в оригинале выражение может также означать "неквалифицированная" (прим. переводчика).) ссылкой районного суда во втором постановлении о содержании под стражей на записку, изъятую у адвоката заявителя Артюховой. Европейский Суд напоминает, что уважение конфиденциальности отношений адвоката с клиентом имеет одинаковое значение в контексте пункта 1 и подпункта "с" пункта 3 статьи 6 Конвенции и пунктов 3 и 4 статьи 5 Конвенции (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Кастравец против Молдавии", см. также с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты от 2 ноября 2010 г. по делу "Сахновский против Российской Федерации" (Sakhnovskiy v. Russia), жалоба N 21272/03, § 97* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 9/2011.), см. выводы Европейского Суда с точки зрения статьи 8 Конвенции в деле "Кемпбелл против Соединенного Королевства" (Campbell v. United Kingdom), Постановление от 25 марта 1992 г., § 48, Series A, N 233). Любое вмешательство в привилегированные материалы и тем более их использование против обвиняемого в разбирательстве по вопросу содержания под стражей или в основном судебном разбирательстве может быть только исключительным, оправданным неотложной необходимостью и всегда будет предметом строжайшего контроля со стороны Европейского Суда.

199. Как следует из формулировки постановления о содержании под стражей от 23 декабря 2003 г. и протокола следователя по поводу этого происшествия (см. § 42 настоящего Постановления), записка была написана Артюховой во время встречи ее с заявителем и касалась уголовного дела заявителя. Любой разумный наблюдатель счел бы эту записку привилегированным материалом, по крайней мере, априори (см. с необходимыми изменениями в контексте обысков в адвокатских конторах Постановление Европейского Суда от 22 мая 2008 г. по делу "Илия Стефанов против Болгарии" (Iliya Stefanov v. Bulgaria), жалоба N 65755/01, § 41, и Постановление Европейского Суда от 16 декабря 1992 г. по делу Niemietz v. Germany, § 37, Series A, N 251-B).

200. Любое предположение о противоположном должно было основываться на осведомленности о содержании этой записки или разговора заявителя с Артюховой. Однако власти Российской Федерации не утверждали, что власти были осведомлены о содержании беседы в комнате для свиданий. Поведение заявителя и его адвоката во время свиданий не давало оснований для разумного подозрения в злоупотреблении конфиденциальностью. Также вызывает сомнение, имела ли тюремная администрация право в соответствии с национальным законодательством обыскивать адвоката и при каких обстоятельствах. Европейский Суд напоминает, что любые ограничения, применяемые к обвиняемому в следственном изоляторе, включая его контакты с адвокатами, должны иметь законную основу, и закон должен быть достаточно определенным (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 12 февраля 2009 г. по делу "Нолан и К. против Российской Федерации" (Nolan and K. v. Russia), жалоба N 2512/04, §§ 98-99, с дополнительными отсылками* (* Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 1/2010.), см. также постановление Конституционного Суда России 2010 года, которое содержит аналогичный вывод). Власти Российской Федерации не сослались на какое-либо положение российского законодательства, запрещающее адвокату вести записи во время свиданий с клиентом или клиенту давать указания своему адвокату или знакомиться с материалами, подготовленными защитником. Различные положения Закона о содержании под стражей относительно цензуры "корреспонденции" заключенных и обыска "посетителей", проносящих "запрещенные предметы", по-видимому, не применяются к свиданиям обвиняемого с его адвокатом.

201. Европейский Суд заключает, что записка Артюховой являлась привилегированным материалом для всех целей, что власти не имели разумных оснований предполагать злоупотребление привилегией отношений адвоката с клиентом и что записка была изъята у Артюховой умышленно и произвольно. Помимо того, что изъятие записки составляло посягательство на профессиональную тайну Артюховой и на право заявителя на получение эффективной юридической помощи, записка была принята в качестве доказательства и использована судом для обоснования второго постановления о содержании под стражей без обсуждения вопроса о допустимости и достоверности доказательства. При таких обстоятельствах вопрос о том, содержала ли записка объективно незаконные указания адвокатам заявителя, не имеет большого значения.

202. В заключение Европейский Суд находит, что в настоящем деле разбирательство, в рамках которого продлевался срок содержания под стражей, имело недостатки во многих отношениях: российские суды дважды не указывали мотив продления содержания под стражей заявителя, ссылались на материал, полученный путем нарушения адвокатской тайны, и никогда серьезно не рассматривали иные меры пресечения. Учитывая вышеизложенное, Европейский Суд приходит к выводу, что длительное содержание заявителя под стражей не было оправдано неотложными мотивами, перевешивающими презумпцию личной свободы. Соответственно, имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в этом отношении.

VI. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в связи с процессуальными недостатками в разбирательстве относительно содержания под стражей

203. Заявитель жаловался на различные недостатки разбирательства по поводу его содержания под стражей, а именно на постановления о содержании под стражей от 25 октября, 22-23 декабря 2003 г., 20 мая, 8 и 16 июня 2004 г. В этой связи он ссылался на пункты 3 и 4 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд полагает, что в данной части жалоба подлежит рассмотрению с точки зрения пункта 4 статьи 5 Конвенции, который предусматривает:

"Каждый, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу и на освобождение, если его заключение под стражу признано судом незаконным".

A. Замечания властей Российской Федерации

204. Власти Российской Федерации утверждали, что, поскольку содержание под стражей заявителя было применено и продлевалось на основании национального законодательства, оно также соответствовало процессуальным требованиям статьи 5 Конвенции. В частности, суды приняли законное и обоснованное решение о рассмотрении вопроса содержания под стражей в закрытом заседании на начальных стадиях разбирательства, на стадии судебного разбирательства заседания по вопросу содержания под стражей проводились открыто.

205. Власти Российской Федерации утверждали, что защита имела достаточно времени для ознакомления с материалами дела и подготовки к заседанию по вопросу содержания под стражей 22 декабря 2003 г. Защита узнала о заседании 19 декабря 2003 г., кроме того, ей были предоставлены два часа во время заседания 22 декабря 2003 г. для прочтения материалов дела и беседы с заявителем. Как можно видеть из протокола заседания, адвокаты заявителя были хорошо осведомлены обо всех документах, предоставленных стороной обвинения. На второй день слушания, 23 декабря 2003 г., защите были предоставлены дополнительно полтора часа для прочтения новых документов, представленных стороной обвинения. Власти Российской Федерации перечислили 15 документов, которые составляли "основную часть" ходатайства о заключении под стражу, поданного стороной обвинения. Как полагали власти Российской Федерации, защита имела доступ к этим документам задолго до заседания. Тот факт, что защита смогла сформулировать ходатайство об освобождении в заседании 23 декабря 2003 г., свидетельствует о том, что она была хорошо подготовлена к слушанию.

206. Власти Российской Федерации также утверждали, что заявитель не жаловался в суд на то, что не имел достаточно времени для встречи со своими защитниками. Один из его защитников указывал в краткой жалобе, что заявитель не мог встречаться с адвокатами в следственном изоляторе, в котором он содержался. Однако заявитель имел такую возможность в зале судебных заседаний. В целом в рассматриваемый период заявитель имел 505 встреч со своими адвокатами, которые продолжались в общей сложности 906 часов. Он встречался с ними почти ежедневно, за исключением дней отдыха. Кроме того, заявитель имел 36 свиданий со своими родственниками, которые продолжались в общей сложности 40 часов. Начальник следственного изолятора отказал заявителю в разрешении на встречу с его адвокатами M. и Пр., поскольку фактически они не участвовали в юридическом представительстве интересов заявителя в судах первой или кассационной инстанций.

207. Что касается разбирательства по вопросу содержания под стражей на судебной стадии, власти Российской Федерации утверждали следующее. В соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом после поступления дела из прокуратуры суд должен разрешить вопрос о мере пресечения, применяемой к обвиняемому во время судебного разбирательства. Кодекс не предусматривает присутствия обвиняемого или его защитника на этой стадии разбирательства. 20 мая 2004 г. суд решил продлить срок содержания заявителя под стражей. Это постановление было основано на данных материалов дела. Кроме того, ни заявитель, ни его защитники не просили суд изменить или отменить меру пресечения. Власти Российской Федерации настаивали на том, что суд не избрал или не продлевал срок ее действия, а лишь решил, что она оставлена без изменений.

208. Власти Российской Федерации указали, что 8 июня 2004 г., в ходе предварительного слушания, суд принял несколько решений. В частности, суд решил, что не имеется оснований для изменения меры пресечения, избранной заявителю. Это было не формальным решением о продлении срока содержания под стражей заявителя, но лишь подтверждением решения, принятого ранее. В то же время заявитель всегда мог подать жалобу на данное решение.

209. Что касается отсутствия адвоката заявителя Москаленко в заседаниях суда кассационной инстанции 21 июня и 29 июля 2004 г., власти Российской Федерации подтвердили, что действительно ни она, ни заявитель не присутствовали на них. Однако сам заявитель не указал в своей жалобе, что желал бы принять участие в заседании суда кассационной инстанции лично, хотя закон (часть 2 статьи 372 УПК) предусматривает, что необходимо прямое требование такого рода. То же относится к жалобам, поданным Москаленко, - она не требовала в своих жалобах своего присутствия на слушании. Тем не менее Москаленко была уведомлена о первом заседании суда кассационной инстанции повесткой, направленной ей по факсу. Факс был получен одним из юристов, работавших в ее конторе. В день заседания суд кассационной инстанции получил письмо из конторы Москаленко, информирующее о том, что она находится в командировке в Страсбурге. С учетом того, что Москаленко не предъявляла письменного требования о личном присутствии в заседании суда кассационной инстанции или об отложении слушания, было решено провести его в ее отсутствие. Что касается заседания суда кассационной инстанции 29 июля 2004 г., власти Российской Федерации указали, что Москаленко была извещена о нем по телефону. Власти не были уведомлены о причинах, воспрепятствовавших участию Москаленко во втором заседании. В то же время на этом заседании присутствовали другие защитники заявителя, а именно Липцер, Львова и Ривкин.

B. Замечания заявителя

210. Заявитель поддержал свою жалобу на то, что слушания по вопросу содержания под стражей в его деле не отвечали минимальным процессуальным требованиям. Конкретно, что касается второго постановления о содержании под стражей, ходатайство Генеральной прокуратуры о продлении срока содержания под стражей было подано в суд (хотя и не было вручено адвокатам заявителя) во вторник 16 декабря 2003 г. Адвокаты заявителя были уведомлены в конце рабочего дня в пятницу 19 декабря 2003 г. о том, что заседание состоится в понедельник 22 декабря 2003 г. Ходатайство Генеральной прокуратуры насчитывало свыше 300 страниц. Адвокаты заявителя получили копию ходатайства только во второй день слушания по вопросу меры пресечения, то есть 23 декабря 2003 г.

211. Районный суд первоначально указал, что намерен провести заседание в следственном изоляторе. Суд отказал в рассмотрении ходатайства в открытом заседании и отклонил ходатайства заявителя о сравнительно краткосрочном отложении до 24 декабря 2003 г. Адвокат заявителя Падва пояснил, что не мог встретиться со своим клиентом и не имел достаточной возможности ознакомиться с ходатайством прокурора. Москаленко, также являвшаяся адвокатом заявителя, пояснила, что для нее отложение еще важнее, поскольку она была привлечена в качестве защитника только в этот день. Сам заявитель также обратился к суду и просил об отложении, которое позволило бы ему проконсультироваться со своими защитниками и ознакомиться с материалами обвинения. Суд отказал в отложении заседания до 24 декабря 2003 г. и дал отсрочку только на два часа. Какие-либо мотивы в определении отсутствовали. Краткая отсрочка не позволила заявителю проконсультироваться со своими защитниками наедине, его защитники также не имели достаточного времени для ознакомления с материалами стороны обвинения.

212. Заявитель в нарушение принципа равенства сторон не имел возможности подготовить письменные объяснения в ответ на весьма подробные и пространные ходатайства стороны обвинения и документы. Таким образом, письменные объяснения Москаленко суду остались неполными.

213. Заявитель также отметил, что власти Российской Федерации не оспаривали его утверждение о том, что во время отложения он был вынужден беседовать со своими адвокатами в присутствии конвойных и сотрудников районного суда. Эти сложности усугублялись тем, что заявитель был заключен в железной клетке.

214. Что касается заседания 20 мая 2004 г., заявитель утверждал, что оно не соответствовало национальному законодательству и что в отсутствие его защитников неизбежно означало, что разбирательство не являлось состязательным. Заявитель полагал, что пункт 4 статьи 5 Конвенции применим к заседанию 20 мая 2004 г., вопреки тому, что, по-видимому, утверждали власти Российской Федерации. Что касается заседаний суда кассационной инстанции 21 июня и 29 июля, заявитель отмечал, что отсутствие его адвоката означало их несоответствие требованию о состязательности разбирательства.

215. Кроме того, заявитель утверждал, что желал быть представленным на слушаниях адвокатом. Постановление Конституционного Суда России от 22 марта 2005 г. указало, что участие заключенного в заседании по вопросу его содержания под стражей требуется при всех обстоятельствах, независимо от того, применяет ли суд меру содержания под стражей или продлевает срок ее действия или подтверждает ее законность. 21 июня 2004 г. (когда рассматривалась жалоба на постановление о содержании под стражей от 20 мая 2004 г.) адвокат заявителя Москаленко отсутствовала в заседании суда кассационной инстанции, поскольку работала в Страсбурге в течение двух дней. Суд был уведомлен об этом, но, тем не менее, решил провести заседание в ее отсутствие. Власти Российской Федерации представили уведомление из конторы Москаленко, которым сообщалось, что Москаленко находится в Страсбурге. Предполагаемая отметка на справке о том, что Москаленко не заключила адвокатского соглашения с клиентом, являлась неверной. Кроме того, личность выполнившего отметку неясна, и она не была раскрыта властями Российской Федерации. Суд приступил к рассмотрению жалобы, поданной Москаленко, в ее отсутствие и в отсутствие заявителя, но с участием прокурора, который давал устные объяснения. При таких обстоятельствах заявитель утверждал, что слушание являлось несовместимым с требованием состязательности разбирательства и равенства сторон.

216. 19 июля 2004 г. Москаленко пришла в Московский городской суд и представила доказательства своих полномочий. Московский городской суд отложил рассмотрение жалобы Москаленко на постановление о содержании под стражей от 8 июня 2004 г. Слушание возобновилось 29 июля 2004 г., но было проведено в отсутствие заявителя и его адвоката Москаленко, хотя суд был уведомлен о том, что Москаленко была госпитализирована. Московский городской суд заслушал устные объяснения прокурора. Соответственно, заявитель утверждал, что слушание было явно несовместимо с требованием состязательности разбирательства и равенства сторон.

217. Заявитель также утверждал, что постановления о содержании под стражей от 20 мая и 8 июня 2004 г. не содержали мотивировки. Заявитель охарактеризовал как аксиому, что для подачи эффективной жалобы обвиняемый должен знать мотивы постановления суда первой инстанции.

218. Что касается постановления суда от 16 июня 2004 г., заявитель дал следующие объяснения. Мещанский районный суд отклонил ходатайство заявителя об освобождении, указав, что не имеет полномочий в соответствии со статьей 255 Уголовно-процессуального кодекса для изменения постановления Басманного районного суда о заключении заявителя под стражу. Однако статья 255 Уголовно-процессуального кодекса прямо уполномочивает суд первой инстанции избирать или изменять меру пресечения. Кроме того, Конституционный Суд разъяснил в своем постановлении от 22 марта 2005 г., что на стадии предварительного следствия национальные суды имеют длящуюся обязанность определять целесообразную меру пресечения. Даже если, вопреки прямым требованиям Уголовно-процессуального кодекса и указаниям Конституционного Суда, имелось юрисдикционное препятствие, такое ограничение противоречило бы пункту 1 статьи 5 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 31 июля 2000 г. по делу "Йечюс против Литвы" (Jecius v Lithuania), жалоба N 34578/97, §§ 60-63). Заявитель поддержал свой довод о том, что постановление от 16 июня 2004 г. противоречило статье 5 Конвенции.

C. Мнение Европейского Суда

219. Пункт 4 статьи 5 Конвенции последовательно толкуется Европейским Судом как обеспечивающий минимальные процессуальные гарантии заключенного при разрешении судом вопроса об избрании, продлении или отмене предварительного заключения в качестве меры пресечения. Обзор прецедентной практики по этому вопросу изложен в упоминавшемся выше деле Лебедева (§§ 75 и последующие), которое в основном затрагивает то же разбирательство по поводу содержания под стражей, что и в настоящем деле, поэтому Европейский Суд не считает нужным его повторять.

1. Слушание по вопросу содержания под стражей 25 октября 2003 г.

220. Что касается первого из двух слушаний по вопросу содержания под стражей, заявитель жаловался на то, что оно являлось закрытым. Европейский Суд напоминает, что прецедентная практика Европейского Суда не содержит указаний в поддержку мнения заявителя о том, что слушания по вопросу законности предварительного заключения должны быть открытыми (см. Постановление Европейского Суда от 15 ноября 2005 г. по делу "Рейнпрехт против Австрии" (Reinprecht v. Austria), жалоба N 67175/01, см. также упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лебедев против Российской Федерации", § 82). Соответственно, данный аспект разбирательства по вопросу содержания под стражей не вызывает вопросов с точки зрения Конвенции.

221. Другая претензия заявителя в отношении первого слушания по вопросу содержания под стражей касалась того факта, что адвокат заявителя имел недостаточно времени для подготовки письменных объяснений. Эта ситуация могла быть достойной сожаления, но она не создала для защиты существенных неудобств по сравнению со стороной обвинения (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше* (* Постановление Европейского Суда от 21 октября 1986 г. по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии" (Sanchez-Reisse v. Switzerland), жалоба N 9862/82, в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).) Постановление Европейского Суда по делу "Санчес-Рейссе против Швейцарии", § 51), поскольку защита, по крайней мере, имела возможность изложить свои доводы в устной форме. Характер первого слушания по вопросу содержания под стражей позволяет ограничить до минимума время для ознакомления с материалами дела и подготовки доводов, чтобы обеспечить возможность "безотлагательного" принятия решения судом, как того требует статья 5 Конвенции.

222. Заявитель также утверждал, что суды двух инстанций не рассмотрели его доводы в пользу условного освобождения. В Постановлении Большой Палаты по делу "Николова против Болгарии" (Nikolova v. Bulgaria) (жалоба N 31195/96, ECHR 1999-II) Европейский Суд заключил, что суды не должны пренебрегать доводами защиты, насколько они относятся к "конкретным фактам... способным поставить под сомнение существование условий, имеющих значение для "законности"... лишения свободы". С другой стороны, право на мотивированное решение не является абсолютным: эта гарантия "не может восприниматься как требующая подробного ответа на каждый довод" (см. Постановление Европейского Суда от 19 апреля 1994 г. по делу "Ван де Хюрк против Нидерландов" (Van de Hurk v. Netherlands), Series A, N 288, § 61). По мнению Европейского Суда, поскольку разбирательство находилось на ранней стадии, относительная краткость судебного анализа обстоятельств дела не сделала решения неясными или произвольными.

223. В итоге Европейский Суд заключает, что первое слушание по вопросу содержания под стражей в деле заявителя было совместимо с минимальными процессуальными требованиями, присущими пункту 4 статьи 5 Конвенции.

2. Слушание по вопросу содержания под стражей 22-23 декабря 2003 г.

224. Что касается второго слушания по вопросу содержания под стражей (22-23 декабря 2003 г.), оно также было закрытым. Европейский Суд напоминает, что сама по себе данная характеристика разбирательства по вопросу о содержании под стражей не является несовместимой с требованиями статьи 5 Конвенции. Кроме того, постановление о содержании под стражей от 23 декабря 2003 г. было подтверждено 15 января 2004 г. судом кассационной инстанции в открытом заседании. Таким образом, Европейский Суд не усматривает несправедливости в отношении данного аспекта разбирательства. Однако иные аспекты требуют более внимательного рассмотрения.

(a) Доступ к материалам стороны обвинения

225. Заявитель утверждал, что защита получила полную копию ходатайства стороны обвинения о содержании под стражей (объемом в 300 страниц) только на второй день слушания. Время, отведенное судом (один час) для его рассмотрения совместно с дополнительными документами, предоставленными стороной обвинения в первый день слушания, было явно недостаточным.

226. Европейский Суд напоминает, что в деле "Лами против Бельгии" (Lamy v. Belgium) Европейский Суд установил нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции, поскольку защита не имела доступа к документам, которые позволяли заявителю обжаловать свое заключение под стражу (Постановление от 30 марта 1989 г., § 29, Series A, N 151). В деле "Гарсия Альва против Германии" (Garcia Alva v. Germany) (жалоба N 23541/94, § 42, Постановление от 13 февраля 2001 г.) Европейский Суд указал, что "информация, которая является существенной для оценки законности содержания под стражей, должна быть предоставлена в целесообразной форме адвокату подозреваемого". В этом контексте обязанность раскрытия не совпадает с предусмотренной статьей 6 Конвенции, но "существенные" материалы должны быть предоставлены защите с определенным запасом времени.

227. Власти Российской Федерации в настоящем деле, по-видимому, не оспаривали утверждение заявителя о том, что материалы, предоставленные стороной обвинения на слушание по вопросу о содержании под стражей, имели объем свыше 300 страниц. Кроме того, они признали, что в то время, как защита была уведомлена о ходатайстве обвинения 19 декабря 2003 г., в пятницу, они получили материалы дела только в день слушания (понедельник 22 декабря 2003 г.). Поскольку в выходные дни свидания в следственном изоляторе не разрешались, защитники могли консультироваться со своим клиентом только в зале судебных заседаний. Наконец, не оспаривалось, что сторона обвинения предоставила дополнительные доказательства во второй день слушания, и защита получила всего один час отсрочки для ознакомления с ними.

228. Европейский Суд принимает довод властей Российской Федерации о том, что защита сознавала содержание некоторых документов, предоставленных стороной обвинения, например, собственных показаний заявителя. Тем не менее адвокату трудно защищать интересы своего клиента, если он имеет только смутное представление о том, что могут содержать материалы, на которые ссылается обвинение и предоставленные суду. Кроме того, как следует из объяснений властей Российской Федерации, материалы дела содержали некоторые документы, ранее недоступные для защиты.

229. Европейский Суд также учитывает тот факт, что интересы заявителя представляла группа опытных адвокатов, и что слушание продолжалось два дня. Вероятно, к концу второго дня защита осознала основные доводы, выдвинутые стороной обвинения, и содержание материалов, представленных ею. Можно также предположить, что не все документы в 300-страничном ходатайстве являлись строго относимыми. Однако для того, чтобы удостовериться в этом, защите пришлось работать в условиях колоссальной нехватки времени. Это временное ограничение не может быть объяснено срочностью ситуации. Если в отношении первоначального разбирательства по вопросу содержания под стражей Европейский Суд мог бы допустить некоторую поспешность (см. выше анализ Европейским Судом слушания по вопросу содержания под стражей 25 октября 2003 г.), иная ситуация с последующим постановлением о содержании под стражей, особенно если, как в настоящем деле, предварительное следствие окончилось, и дело готовилось к передаче в суд первой инстанции.

(b) Условия общения заявителя со своими адвокатами

230. Заявитель также жаловался на то, что во время слушаний по вопросу содержания под стражей защитники могли общаться с ним только в присутствии конвойного и через решетку клетки. Власти Российской Федерации не оспаривали это утверждение. Они относили это к стандартным мерам безопасности, принимаемым в каждом судебном разбирательстве в соответствии с инструкциями Министерства юстиции.

231. Европейский Суд отмечает, что, хотя российское законодательство предусматривает, что тюремный персонал не должен иметь возможности слышать разговор заключенного с его адвокатом во время их свидания в тюрьме, аналогичные положения не распространяются на контакты подсудимого с адвокатом в зале судебных заседаний. По крайней мере, власти Российской Федерации не указывали на какие-либо правила или инструкции по этому вопросу. Напротив, правила, на которые ссылались власти Российской Федерации, не определяют минимального расстояния между подсудимым и конвойным, которое относится на усмотрение последнего. Европейскому Суду неизвестны какие-либо конкретные соображения безопасности, которые могли бы оправдать отход от общего правила конфиденциальности контактов адвоката с клиентом. Европейский Суд полагает, что такая ситуация, в которой сотрудник правоохранительных органов может слышать разговор адвоката с его клиентом в зале судебных заседаний, независимо от обстоятельств дела, может сама по себе вызвать вопрос с точки зрения Конвенции.

232. Эффективная юридическая помощь является немыслимой без уважения конфиденциальности отношений адвоката с клиентом, которая "обеспечивает открытое и честное общение" между ними (см. Постановление Европейского Суда от 13 марта 2007 г. по делу "Кастравец против Молдавии" (Castravet v. Moldova), жалоба N 23393/05, § 49). Кроме того, "вмешательство в адвокатскую тайну... не обязательно предполагает реальный перехват или подслушивание. Искреннее представление при наличии разумных оснований о том, что их беседа прослушивается, может быть достаточным, по мнению Европейского Суда, для ограничения эффективности помощи, которую может оказать адвокат" (там же, § 51). В настоящем деле заявитель имел все основания полагать, что его разговор с адвокатами может быть подслушан. Данные меры представляли серьезное препятствие для эффективной юридической помощи в период разбирательства по вопросу о содержании под стражей.

(c) Значение разбирательства в суде кассационной инстанции

233. Наконец, Европейский Суд не может не учитывать тот факт, что постановление о содержании под стражей от 23 декабря 2003 г. было подтверждено судом кассационной инстанции в заседании 15 января 2004 г. К этой дате защита была хорошо информирована о содержании ходатайства прокурора о содержании под стражей, и она, вероятно, встретилась со своим клиентом в нормальных условиях. Однако Европейский Суд полагает, что это не могло устранить недостатков слушания в Басманном районном суде. В Постановлении по делу "Лебедев против Российской Федерации" Европейский Суд принял к сведению, что постановление о содержании под стражей, принятое с процессуальными недостатками, вступило в силу немедленно, и суду кассационной инстанции потребовалось 20 дней для его проверки. С учетом данного срока Европейский Суд не может согласиться с таким ретроактивным утверждением ущербного в процессуальном отношении постановления о содержании под стражей. Эта же логика применима в данном деле. Ввиду задержек (более двух недель) слушание в суде кассационной инстанции 15 января 2004 г. не могло устранить недостатки постановления о содержании под стражей от 23 декабря 2004 г., хотя бы ретроспективно.

(d) Выводы

234. Европейский Суд отмечает, что слушание по вопросу о содержании под стражей 22-23 декабря 2003 г. характеризовалось несвоевременным получением ходатайства о содержании под стражей и невозможностью свободного общения защитников со своим клиентом. Эти недостатки в совокупности поставили защиту в положение существенного неудобства по сравнению с обвинением. При таких обстоятельствах Европейский Суд заключает, что судебная проверка содержания под стражей заявителя не была совместимой с минимальными процессуальными требованиями пункта 4 статьи 5 Конвенции.

3. Слушание по вопросу содержания под стражей 20 мая 2004 г.

235. Европейский Суд принимает к сведению, что слушание по вопросу содержания под стражей 20 мая 2004 г. было проведено в отсутствие заявителя или его адвокатов или обвинителя. Европейский Суд учитывает, что к этому времени Конституционный Суд в своем Определении N 132-O уже дал толкование соответствующих положений УПК как наделяющих обвиняемого правом участия в слушании, на котором может быть решен вопрос о его дальнейшем содержании под стражей. Указанный подход был позднее подтвержден Постановлением Конституционного Суда N 4-П 2005 года (оба источника цитируются выше в разделе "Применимое национальное законодательство"). Власти Российской Федерации утверждали, что 20 мая 2004 г. это толкование не было известно Мещанскому районному суду, поскольку Определение Конституционного Суда от 8 апреля было опубликовано только 9 июня 2004 г. Однако этот довод не имеет значения для анализа Европейского Суда с точки зрения пункта 4 статьи 5 Конвенции. Не так важно, когда стала известна властям позиция Конституционного Суда, поскольку рассматриваемая ситуация в любом случае противоречила требованиям пункта 4 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд отмечает, что на слушании 20 мая 2004 г. районный суд продлил содержание под стражей заявителя до шести месяцев в первом постановлении о содержании под стражей после поступления дела в суд для разбирательства. При таких обстоятельствах заявителю следовало предоставить возможность изложить свою позицию по делу лично или по крайней мере через представителей, если не обоими способами. Как следует из материалов дела, заявителю не была предоставлена подобная возможность по причинам, которые остаются неизвестными. Европейский Суд заключает, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в этой части.

4. Слушание по вопросу содержания под стражей 8 июня 2004 г.

236. Представляется, что в заседании 8 июня 2004 г. заявитель и его адвокаты присутствовали и могли давать объяснения. Европейский Суд не усматривает иных существенных процессуальных нарушений, которые могли сделать это слушание "несправедливым" в значении пункта 4 статьи 5 Конвенции. Тот факт, что районный суд в этом слушании не привел мотивов своего решения оставить заявителя под стражей, был рассмотрен ранее с точки зрения пункта 3 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд заключает, что слушание 8 июня 2004 г. было совместимым с требованиями пункта 4 статьи 5 Конвенции.

5. Ходатайство об освобождении 16 июня 2004 г.

237. В заседании 16 июня 2004 г. заявитель подал ходатайство об освобождении в Мещанский районный суд, но суд отказал в его рассмотрении. Мещанский районный суд указал, что не вправе проверять законность содержания под стражей, примененного и продленного Басманным районным судом во время следствия и самим Мещанским районным судом 20 мая и 8 июня 2004 г.

238. Европейский Суд учитывает, что действительно районный суд не вправе проверять вынесенные ранее постановления о содержании под стражей, как мог бы сделать суд кассационной инстанции. Однако ничто не препятствовало районному суду в оценке необходимости содержания заявителя под стражей в настоящее и будущее время, поскольку причины, первоначально обусловившие содержание под стражей, могли прекратить существование, а два предыдущих постановления о содержании под стражей не имели мотивировки вообще.

239. Европейский Суд отмечает в этом отношении, что действующее законодательство (см. статью 255 УПК, процитированную выше в разделе "Применимое национальное законодательство") не содержит ограничений проверки длящегося содержания под стражей. УПК не устанавливает, как часто суд первой инстанции может возвращаться к вопросу о предварительном заключении. В принципе защита может подавать столько ходатайств об освобождении, сколько пожелает.

240. Конвенция гарантирует проверку содержания под стражей "через разумные интервалы" (см. с необходимыми изменениями Постановление Большой Палаты по делу "Мусял против Польши" (Musial v. Poland), жалоба N 24557/94, § 43, ECHR 1999-II). Однако такие интервалы не закреплены в национальном законодательстве, и заявитель поэтому не имел ясных ориентиров относительно того, когда было бы уместно подать новое ходатайство об освобождении. Согласно российскому законодательству суд вправе продлить срок содержания под стражей до шести месяцев в период судебного разбирательства, но это положение не может быть разумно истолковано как устанавливающее обязательный период содержания под стражей. Содержание под стражей в соответствии с подпунктом "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции в течение столь длительного периода в отсутствие возможности проверки противоречило бы пункту 4 статьи 5 Конвенции, особенно при обстоятельствах, при которых, как в настоящем деле, два предшествующих постановления о содержании под стражей (от 20 мая и 8 июня 2004 г.) явно имели недостатки и не содержали никаких мотивов продолжения содержания под стражей.

241. Принимая во внимание вышеизложенное, Европейский Суд заключает, что Мещанский районный суд был обязан рассмотреть ходатайство об освобождении от 16 июня 2004 г., по крайней мере, в части необходимости дальнейшего содержания под стражей. Уклонившись от этого, районный суд нарушил право заявителя, предусмотренное пунктом 4 статьи 5 Конвенции.

6. Выводы

242. Европейский Суд находит, что слушания по вопросу содержания под стражей 25 октября 2003 г. и 8 июня 2004 г. были совместимы с минимальными процессуальными гарантиями, требуемыми в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции. Что касается слушаний 22-23 декабря 2003 г., 20 мая и 16 июня 2004 г., власти не обеспечили заявителю адекватную проверку законности его содержания под стражей. Соответственно, имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в этой части.

VII. Предполагаемое нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части задержек рассмотрения жалоб на постановления о содержании под стражей

243. Заявитель также жаловался на то, что Московскому городскому суду потребовалось слишком длительное время для рассмотрения его жалоб на первоначальное постановление о заключении под стражу (от 25 октября 2003 г.) и два постановления о продлении срока содержания под стражей (от 23 декабря 2003 г. и 19 марта 2004 г.). Он ссылался на пункт 4 статьи 5 Конвенции, изложенный выше.

A. Замечания сторон

244. По мнению властей Российской Федерации, неоправданные задержки рассмотрения жалоб заявителя на постановления о содержании под стражей отсутствовали, поскольку его жалобы всегда направлялись стороне обвинения для получения замечаний. Жалобы заявителя на постановления о продлении срока содержания под стражей в период судебного разбирательства уже были рассмотрены в течение менее чем месяца после их получения судом, то есть в пределах сроков, предусмотренных национальным законодательством. В четырех случаях жалобы были рассмотрены в течение 10-20 дней с момента их получения судом кассационной инстанции, в двух случаях задержки были более значительными, но оправданными при данных обстоятельствах.

245. Заявитель утверждал, что, вопреки требованиям национального законодательства, имела место значительная задержка слушаний суда кассационной инстанции относительно первого, второго и третьего постановлений о содержании под стражей. Как утверждает заявитель, рассмотрение жалоб защиты на первые три постановления о содержании под стражей продолжалось 17, 23 и 54 дня соответственно.

B. Мнение Европейского Суда

246. Европейский Суд напоминает, что в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции заключенный имеет право на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу. Европейский Суд уже рассматривал проблему задержек рассмотрения жалоб на постановления о содержании под стражей в ряде российских дел, включая упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лебедев против Российской Федерации" (§ 95). Разрешая вопрос о том, было ли ходатайство об освобождении рассмотрено "безотлагательно", Европейский Суд применяет тот же подход, что и в отношении гарантий разумного срока, предусмотренных пунктом 3 статьи 5 и пункта 1 статьи 6 Конвенции: он должен быть разрешен с учетом обстоятельств конкретного дела. Принимается во внимание старательность, проявленная властями, задержки, за которые несет ответственность заявитель, и иные факторы, вызывающие задержку, за которую не может нести ответственность государство (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Ребок против Словении" (Rehbock v. Slovenia), жалоба N 29462/95, §§ 85-86, ECHR 2000-XII, Постановление Европейского Суда от 21 декабря 2000 г. по делу "Яблонский против Польши" (Jablonski v. Poland), жалоба N 33492/96, §§ 91-94, и Постановление Европейского Суда от 30 ноября 2000 г. по делу "G.B. против Швейцарии" (G.B. v. Switzerland), жалоба N 27426/95, §§ 34-39).

1. Безотлагательность проверки постановлений о содержании под стражей от 25 октября и 23 декабря 2003 г.

247. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд учитывает, что заявитель исчислял задержки рассмотрения его жалоб с дат соответствующего постановления о содержании под стражей Басманным районным судом. Вместе с тем правильнее исчислять истекший срок с момента, когда защита подала жалобу, поскольку ответственность за предшествующий период не может быть возложена на государство. Отсюда следует, что в отношении первых двух постановлений о содержании под стражей власти Российской Федерации несут ответственность за задержки в пять и 16 дней соответственно. Европейский Суд отмечает, что призван рассмотреть вопрос о безотлагательности разбирательства в суде кассационной инстанции, в котором первоначальное постановление о содержании под стражей было вынесено судебным органом. При таких обстоятельствах он заключает, что задержки в пять и 16 дней не составляют нарушения требования "безотлагательности", предусмотренного пунктом 4 статьи 5 Конвенции.

2. Безотлагательность проверки постановления о содержании под стражей от 19 марта 2004 г.

248. Что касается третьей задержки, составлявшей один месяц и девять дней (то есть с 2 апреля 2004 г., даты подачи последней жалобы, по 12 мая 2004 г., даты проведения заседания суда кассационной инстанции), власти Российской Федерации объясняли ее необходимостью получения письменных замечаний стороны обвинения. Власти Российской Федерации не ссылались на иные объективные причины, способные задержать рассмотрение жалобы. При данных обстоятельствах Европейский Суд полагает, что задержка, допущенная при рассмотрении жалобы на третье постановление о содержании под стражей, являлась чрезмерной (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лебедев против Российской Федерации", § 102, в котором период в 27 дней был признан чрезмерным при аналогичных обстоятельствах). Европейский Суд, соответственно, заключает, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в этой части.

VIII. Предполагаемое нарушение статьи 18 Конвенции

249. Заявитель жаловался в соответствии со статьей 18 Конвенции на то, что государство использовало уголовное преследование в политических целях и для присвоения активов компании. Статья 18 Конвенции предусматривает:

"Ограничения, допускаемые в... Конвенции в отношении указанных прав и свобод, не должны применяться для иных целей, нежели те, для которых они были предусмотрены".

A. Замечания сторон

250. Власти Российской Федерации полагали, что утверждения заявителя о политических мотивах его уголовного преследования не подкреплены материалами дела. Власти Российской Федерации сослались на приговор, вынесенный в деле заявителя, как на доказательство того, что обвинения против него являлись серьезными и реальными. Они также описали события, предшествовавшие началу расследования деятельности управляющих "ЮКОСа", особенно что касается дела "Апатита".

251. Заявитель поддержал свое утверждение о том, что его уголовное преследование являлось политически мотивированным. Заявитель указал, что вышеизложенные материалы являются убедительным доказательством конечных целей, противоречащих статье 18 Конвенции. Он как минимум предоставил "доказуемые данные, свидетельствующие о нарушении этого положения" (Решение от 11 мая 2000 г. по делу "Оутс против Польши" (Oates v. Poland), жалоба N 35036/97), которые власти Российской Федерации полностью оставили без рассмотрения. Тот факт, что он был осужден, ни в коей мере не исключает ненадлежащих мотивов предъявления обвинений. Кроме того, с точки зрения конвенционного права, несущественно, имелись ли доказательства, оправдывающие возбуждение преследования, если фактически оно было возбуждено "для иных целей" (см. Постановление Европейского Суда от 19 мая 2004 г. по делу "Гусинский против Российской Федерации" (Gusinskiy v. Russia, жалоба N 70276/01* (* Опубликовано в "Бюллетене Европейского Суда по правам человека" N 2/2005.)). Действительно, тот факт, что он был приговорен к длительному сроку лишения свободы, подкреплял предположение о политической мотивации. Подготовительные материалы к статье 18 Конвенции указывали, что разработчики этого положения стремились обеспечить с его помощью защиту от применения ограничений, вытекающих из желания государства защитить себя в соответствии "с политической тенденцией, которую оно представляет" и желания государства действовать "против оппозиции, которую оно находит опасной". Заявитель поддержал свой довод о том, что его задержание и последующее заключение под стражу 25 октября, всего за несколько недель до выборов в Государственную Думу Российской Федерации 7 декабря 2003 г. и незадолго до окончания слияния "Сибнефти" и "ЮКОСа", осуществлилась государством в рамках мер, направленных против оппозиции, которую она считала "опасной", в нарушение статьи 18 Конвенции.

252. Заявитель полагал, что данная деятельность рассматривалась руководством страны как нарушение лояльности и угроза национальной экономической безопасности. В качестве контрмеры власти предприняли массированную атаку против заявителя и его компании, коллег и друзей.

253. В поддержку своих утверждений заявитель представил публикации международных и российских средств массовой информации, различных правительственных и неправительственных организаций, доклад ПАСЕ "Обстоятельства ареста и преследования высших руководителей "ЮКОСа"" (опубликованный 29 ноября 2004 г. специальным докладчиком ПАСЕ Лойтхойсер-Шнарренбергер), резолюции сената США по этому вопросу, доклады Европейского парламента, документы английской палаты общин, решения английских судов по делам об экстрадиции нескольких бывших управляющих "ЮКОСа" в Россию, а также решения кипрских, голландских и швейцарских судов о том, что преследование заявителя являлось политически мотивированным. В частности, заявитель ссылался на формулировку Федерального суда Швейцарии, который в августе 2007 года установил, что факты при их анализе в совокупности "явно подтверждают подозрение о том, что уголовное дело действительно использовалось действующей властью в качестве инструмента с целью подчинения класса богатых "олигархов" и оттеснения потенциальных или объявленных политическими соперников". Заявитель также цитировал публичные заявления ряда высокопоставленных российских должностных лиц, которые признавали, что дело "ЮКОСа" имело политический подтекст (Греф, Илларионов, Шувалов, Миронов, Касьянов и некоторые другие). Заявитель предоставил свидетельские показания нескольких бывших руководителей "ЮКОСа", а также ссылался на свои объяснения по делу "Ходорковский против Российской Федерации" (Khodorkovskiy v. Russia) (N 2), жалоба N 11082/06, которые содержали более подробный анализ его политической деятельности и предпринимательских проектов.

B. Мнение Европейского Суда

254. Европейский Суд напоминает, что он уже установил, что, по крайней мере, в одном отношении власти руководствовались ненадлежащими мотивами. Так, Европейский Суд признал, что заявитель был задержан в Новосибирске не в качестве свидетеля, а в качестве подозреваемого. Однако утверждение заявителя в соответствии со статьей 18 Конвенции отличалось от его доводов с точки зрения статьи 5 Конвенции. Заявитель утверждал, что все уголовное преследование управляющих "ЮКОСа", включая его самого, являлось политически и экономически мотивированным. Европейский Суд напоминает в этом отношении, что "статья 18 Конвенции не имеет автономного значения. Она может применяться только во взаимосвязи с иными статьями Конвенции" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гусинский против Российской Федерации" (Gusinskiy v. Russia), жалоба N 70276/01, § 75, ECHR 2004-IV). С учетом вышеизложенного Европейский Суд рассмотрит утверждения заявителя с точки зрения статьи 18 Конвенции во взаимосвязи с его жалобой на нарушение статьи 5 Конвенции, упоминавшейся выше.

255. Европейский Суд напоминает, что вся структура Конвенции основана на общем предположении о том, что публичные власти в государствах-участниках действуют добросовестно. Действительно, любая публичная политика или индивидуальная мера может иметь "скрытые планы", и презумпция добросовестности является опровержимой. В то же время заявитель, утверждающий, что его права и свободы ограничены по ненадлежащим мотивам, должен убедительно доказать, что реальная цель властей расходилась с провозглашенной (или той, которая может быть разумно выведена из контекста). Одно лишь подозрение в том, что власти использовали свои полномочия для некой иной цели по отношению к тем, которые определены в Конвенции, не является достаточным для доказывания нарушения статьи 18 Конвенции.

256. В отношении утверждений о нарушении статьи 18 Конвенции Европейский Суд применяет весьма строгий стандарт доказывания. Как следствие, всего в нескольких делах было установлено нарушение этого положения Конвенции. Так, в деле "Гусинский против Российской Федерации" (Gusinskiy v. Russia) (жалоба N 70276/01, §§ 73-78, ECHR 2004-... (извлечения)) Европейский Суд признал, что свобода заявителя была ограничена, в частности, для цели, отличной от упомянутых в статье 5 Конвенции. Европейский Суд в этом деле основал свои выводы на соглашении, подписанном Гусинским и федеральным министром по делам печати. Из данного соглашения с очевидностью следовало, что содержание под стражей заявителя было применено в целях его принуждения к продаже своей медиакомпании государству. В деле "Чеботари против Молдавии" (Cebotari v Moldova) (жалоба N 35615/06, §§ 46 и последующие, Постановление Европейского Суда от 13 ноября 2007 г.) Европейский Суд установил нарушение статьи 18 Конвенции в контексте, позволявшем наглядно связать задержание заявителя с жалобой, находившейся на рассмотрении Европейского Суда. Однако такие дела остаются редкими (см. в качестве противоположного примера Постановление Большой Палаты по делу "Сысоева и другие против Латвии" (Sisojeva and Others v. Latvia), жалоба N 60654/00, § 129, ECHR 2007-II). В частности, Европейский Суд отмечает, что прецедентная практика Европейского Суда не подкрепляет предположение заявителя о том, что при наличии доказуемых данных о ненадлежащем мотиве бремя доказывания переходит к государству-ответчику. Европейский Суд полагает, что бремя доказывания в таком контексте остается у заявителя.

257. В настоящем деле заявитель ссылался на различные источники, подкреплявшие его утверждение о "ненадлежащем мотиве". Во-первых, он предлагал Европейскому Суду рассмотреть факты относительно его предпринимательской и политической деятельности, а также основных направлений политики, проводимой президентской администрацией в период, относящийся к обстоятельствам дела. Действительно, данные факты не могут игнорироваться. В частности, Европейский Суд признает, что заявитель имел политические амбиции, которые предположительно расходились с направлением политики администрации, что заявитель в качестве богатого и влиятельного человека мог стать серьезным политическим деятелем и уже поддерживал оппозиционные партии и что именно государственная компания извлекла наибольшую выгоду от ликвидации промышленной империи заявителя.

258. С другой стороны, любое лицо в положении заявителя могло бы выступать с аналогичными утверждениями. В действительности было бы невозможно преследовать подозреваемого с совокупностью параметров заявителя без далеко идущих политических последствий. Тот факт, что политические оппоненты или конкуренты заявителя в бизнесе могли прямо или косвенно извлечь выгоду из его лишения свободы, не может являться препятствием для преследования властями такого лица при наличии серьезных обвинений против него. Иными словами, высокий политический статус не приносит иммунитета. Европейский Суд убежден, что обвинения против заявителя составляли "разумное подозрение" в значении подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции.

259. Тем не менее сочетание вышеупомянутых факторов заставило многих предполагать, что преследование заявителя было обусловлено желанием устранить его с политической арены и в то же время присвоить его состояние. Заявитель придает большое значение этим мнениям. В частности, он ссылается на резолюции политических органов, неправительственных организаций, заявления различных публичных фигур и так далее. Европейский Суд принимает к сведению данные мнения. Однако он должен учитывать, что политический процесс и судопроизводство имеют фундаментальные отличия. Занять определенную позицию часто намного легче политику, чем судье, поскольку судья должен основывать свое решение только на доказательствах в юридическом смысле.

260. Наконец, Европейский Суд обращается к выводам нескольких европейских судов в разбирательствах, затрагивавших бывших управляющих "ЮКОСа" и активов "ЮКОСа". Эти выводы, возможно, представляют собой наиболее убедительный довод в пользу жалобы заявителя на нарушение статьи 18 Конвенции. Вместе с тем доказательства и правовые доводы указанных судов могли отличаться от тех, которые содержатся в рассматриваемом деле. Но даже если предположить, что все суды имели дело с одними и теми же доказательствами и доводами, Европейский Суд напоминает, что его собственный стандарт доказывания в делах о нарушении статьи 18 Конвенции является весьма высоким и может отличаться от тех, которые применяются на национальном уровне. Европейский Суд признает, что дело заявителя может вызвать серьезное подозрение относительно реальных намерений властей, и это состояние подозрения могло быть достаточным для отказа национальных судов в экстрадиции, правовой помощи, введении мер против российского правительства, присуждения денежных компенсации и так далее. Однако оно не является достаточным для заключения Европейского Суда о том, что весь правовой механизм государства-ответчика в настоящем деле изначально являлся средством злоупотребления, что с начала и до конца власти действовали недобросовестно и с явным пренебрежением Конвенцией. Это весьма серьезное утверждение, которое требует неопровержимого и прямого доказывания. Такое доказывание, в отличие от упоминавшегося выше дела "Гусинский против Российской Федерации", в рассматриваемом деле отсутствует.

261. При таких обстоятельствах Европейский Суд не может установить, что в настоящем деле требования статьи 18 Конвенции были нарушены.

IX. Применение статей 41 и 46 Конвенции

262. Статья 41 Конвенции предусматривает:

"Если Европейский Суд объявляет, что имело место нарушение Конвенции или Протоколов к ней, а внутреннее право Высокой Договаривающейся Стороны допускает возможность лишь частичного устранения последствий этого нарушения, Европейский Суд, в случае необходимости, присуждает справедливую компенсацию потерпевшей стороне".

Статья 46 Конвенции в соответствующей части предусматривает:

"1. Высокие Договаривающиеся Стороны обязуются исполнять окончательные постановления Суда по любому делу, в котором они выступают сторонами.

2. Окончательное постановление Суда направляется Комитету министров, который осуществляет надзор за его исполнением".

A. Ущерб

263. Заявитель не требовал компенсации материального ущерба, хотя, по его словам, его материальные потери вследствие задержания и последующего уголовного преследования были весьма значительными. Что касается морального вреда, заявитель требовал 10 000 евро, которые он характеризовал как "намеренно скромное" требование. Власти Российской Федерации настаивали на том, что даже подобное требование являлось чрезмерным и что в случае признания Европейским Судом какого-либо нарушения Конвенции установление факта нарушения Конвенции само по себе являлось бы достаточной справедливой компенсацией.

264. Европейский Суд отмечает, что в настоящем деле он установил ряд нарушений статей 3 и 5 Конвенции. Эти нарушения причинили заявителю определенные страдания и разочарование, которые не могут быть компенсированы простым установлением нарушений. Оценивая указанные обстоятельства на справедливой основе, Европейский Суд присуждает заявителю требуемую сумму, то есть 10 000 евро по данному основанию, а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму.

B. Судебные расходы и издержки

265. Заявитель требовал 14 543 евро в качестве компенсации судебных расходов и издержек в связи с участием в разбирательстве одной из его защитников - Москаленко. Заявитель предоставил копию соглашения между женой заявителя Ходорковской и Москаленко о представлении интересов заявителя в Европейском Суде, а также ряд документов, подтверждающих уплату Москаленко сумм, причитающихся в связи с соглашением. Общая сумма, уплаченная заявителем за услуги Москаленко, составила 500 000 рублей (что соответствовало 14 543 евро на момент заключения соглашения).

266. Власти Российской Федерации полагали, что сумма, требуемая заявителем, являлась необоснованной.

267. С учетом документов, предоставленных заявителем, рассмотренного конвенционного вопроса и процедуры, принятой Европейским Судом в настоящем деле, Европейский Суд находит, что расходы, возмещения которых требует заявитель, действительно были понесены и являлись разумными по размеру. При таких обстоятельствах Европейский Суд находит возможным присудить заявителю всю сумму, требуемую в качестве компенсации судебных расходов и издержек, понесенных представителем заявителя, а именно 14 543 евро, а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой.

C. Процентная ставка при просрочке платежей

268. Европейский Суд полагает, что процентная ставка при просрочке платежей должна определяться исходя из предельной кредитной ставки Европейского центрального банка плюс три процента.

D. Конкретные меры индивидуального характера

269. Со ссылкой на прецедентную практику Европейского Суда в соответствии со статьей 46 Конвенции заявитель, наконец, просил Европейский Суд указать российскому государству-ответчику на конкретные меры индивидуального характера, как это делалось Европейским Судом в ряде предшествующих дел. В частности, он просил Европейский Суд дать властям Российской Федерации указание об обеспечении того, чтобы заявитель не содержался в клетке любого рода во время последующих разбирательств, и, при необходимости, допуска международных наблюдателей для проверки условий его содержания. Власти Российской Федерации не предоставили конкретных объяснений в этой части требования заявителя.

270. Европейский Суд напоминает в этом отношении, что его постановления имеют в значительной степени деклараторный характер и что в целом, прежде всего, государства обязаны избирать под надзором Комитета министров средства, которые должны быть применены в рамках национальной правовой системы для исполнения обязательства с точки зрения статьи 46 Конвенции. Европейский Суд может указывать на вид меры только в исключительном порядке, например, для прекращения системной проблемы, как в деле "Бронёвский против Польши" (Broniowski v. Poland) (Постановление Большой Палаты, жалоба N 31443/96, § 194, ECHR 2004-V), или для прекращения длящейся ситуации, как в деле "Хасан и Эйлем Зенгин против Турции" (Hasan and Eylem Zengin v. Turkey) (жалоба N 1448/04, § 84, ECHR 2007-XI, см. также Постановление Европейского Суда по делу "L. против Литвы" (L. v. Lithuania), жалоба N 27527/03, § 74, ECHR 2007-X). В других исключительных случаях характер установленного нарушения может не оставлять реального выбора мер, требуемых для его устранения, и Европейский Суд может решить указать только одну такую меру (см. упоминавшееся выше* (* Постановление Большой Палаты от 8 апреля 2004 г. по делу "Ассанидзе против Грузии" (Assanidze v. Georgia), жалоба N 71503/01, в тексте настоящего Постановления упоминается впервые (прим. переводчика).) Постановление Европейского Суда по делу "Ассанидзе против Грузии", см. также Постановление Европейского Суда от 17 января 2008 г. по делу "Аббасов против Азербайджана" (Abbasov v. Azerbaijan), жалоба N 24271/05, §§ 35 и последующие, и Постановление Европейского Суда от 22 декабря 2008 г. по делу "Алексанян против Российской Федерации" (Aleksanyan v Russia), жалоба N 46468/06, § 240). Наконец, в некоторых ситуациях Европейский Суд указывал государству-ответчику, как устранить нарушения, установленные в деле заявителя, например, путем возобновления разбирательства, являвшегося несправедливым в своей основе (см. Постановление Европейского Суда от 8 октября 2009 г. по делу "Максимов против Азербайджана" (Maksimov v. Azerbaijan), жалоба N 38228/05, § 46), или передачи пенсионных прав заявителя в конкретный пенсионный фонд (см. Постановление Европейского Суда от 20 ноября 2007 г. по делу "Каранович против Боснии и Герцеговины" (Karanovic v. Bosnia and Herzegovina), жалоба N 39462/03, §§ 28 и последующие).

271. Обращаясь к настоящему делу, Европейский Суд полагает, что требование заявителя о конкретных мерах не относится к какой-либо из этих категорий. Заявитель не просил Европейский Суд указать властям Российской Федерации на то, как могут быть устранены нарушения, допущенные ранее, но фактически просил Европейский Суд предотвратить будущие возможные нарушения подобного рода. Однако основная функция Европейского Суда заключается в рассмотрении фактов, а не в построении предположений на будущее, особенно если эти предположения зависят от множества факторов и, следовательно, могут быть спекулятивными. Европейский Суд полагает, что обстоятельства настоящего дела отличаются от упоминавшихся выше дел Бронёвского, Хасана и Эйлема Зенгина или Алексаняна. Европейский Суд полагает, что в настоящем деле отсутствует необходимость указания в соответствии со статьей 46 Конвенции какой-либо конкретной меры государству-ответчику помимо уплаты справедливой компенсации. Определение иных мер на основании материально-правовых выводов Европейского Суда в данном деле, следовательно, относится на усмотрение Комитета министров.

На основании изложенного Суд единогласно:

1) постановил, что по делу требования статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 с 25 по 27 октября 2003 г. нарушены не были;

2) постановил, что по делу требования статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе N ИЗ-99/1 с 27 октября 2003 г. по 8 августа 2005 г. нарушены не были;

3) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий содержания заявителя под стражей в следственном изоляторе N ИЗ-77/1 с 8 августа по 9 октября 2005 г.;

4) постановил, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в части условий в зале судебных заседаний до и во время судебного разбирательства;

5) постановил, что имело место нарушение подпункта "b" пункта 1 статьи 5 Конвенции в части задержания заявителя в Новосибирске 25 октября 2003 г.;

6) постановил, что по делу требования подпункта "с" пункта 1 статьи 5 Конвенции нарушены не были;

7) постановил, что имело место нарушение пункта 3 статьи 5 Конвенции в связи с тем, что длительное содержание заявителя под стражей не было оправдано неотложными мотивами, перевешивающими презумпцию личной свободы;

8) постановил, что по делу требования пункта 4 статьи 5 Конвенции в части порядка применения к заявителю меры пресечения в виде содержания под стражей 25 октября 2003 г. нарушены не были;

9) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части порядка продления меры пресечения в виде содержания под стражей заявителя на слушании 22-23 декабря 2003 г.;

10) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части порядка продления меры пресечения в виде содержания под стражей заявителя 20 мая 2004 г.;

11) постановил, что по делу требования пункта 4 статьи 5 Конвенции в части порядка подтверждения меры пресечения в виде содержания под стражей заявителя 8 июня 2004 г. нарушены не были;

12) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части отказа Мещанского районного суда в рассмотрении ходатайства заявителя об освобождении 16 июня 2004 г.;

13) постановил, что по делу требования пункта 4 статьи 5 Конвенции в части безотлагательности пересмотра постановления о содержании под стражей от 25 октября и 23 декабря 2003 г. нарушены не были;

14) постановил, что имело место нарушение пункта 4 статьи 5 Конвенции в части безотлагательности пересмотра постановления о содержании под стражей от 19 марта 2004 г.;

15) постановил, что по делу требования статьи 18 Конвенции нарушены не были;

16) постановил, что:

(a) государство-ответчик обязано в течение трех месяцев со дня вступления настоящего Постановления в силу в соответствии с пунктом 2 статьи 44 Конвенции выплатить заявителю следующие суммы, подлежащие переводу в рубли по курсу, который будет установлен на день выплаты, а также любые налоги, подлежащие начислению на указанные суммы:

(i) 10 000 евро (десять тысяч евро), а также любой налог, подлежащий начислению на указанную выше сумму, в качестве компенсации морального вреда;

(ii) 14 543 евро (четырнадцать тысяч пятьсот сорок три евро), а также любой налог, обязанность уплаты которого может быть возложена на заявителя в связи с этой суммой, в качестве компенсации судебных расходов и издержек;

(b) с даты истечения указанного трехмесячного срока и до момента выплаты на эти суммы должны начисляться простые проценты, размер которых определяется предельной кредитной ставкой Европейского центрального банка, действующей в период неуплаты, плюс три процента;

17) отклонил требование заявителя об указании конкретных мер в соответствии со статьей 46 Конвенции;

Совершено на английском языке, уведомление о Постановлении направлено в письменном виде 31 мая 2011 г. в соответствии с пунктами 2 и 3 правила 77 Регламента Суда.

Сёрен Нильсен Секретарь Секции Суда

Христос Розакис Председатель Палаты Суда