Постановление Европейского Суда по правам человека от 24 января 2017 г. Дело "Хамтоху и Аксёнчик (Khamtokhu and Aksenchik) против Российской Федерации" (Жалобы NN 60367/08 и 961/11) (Большая Палата)

Европейский Суд по правам человека
(Большая Палата)

Дело "Хамтоху и Аксёнчик (Khamtokhu and Aksenchik)
против Российской Федерации"
(Жалобы NN 60367/08 и 961/11)

Постановление Суда

Страсбург, 24 января 2017 г.

По делу "Хамтоху и Аксёнчик против Российской Федерации" Европейский Суд по правам человека, заседая Большой Палатой в составе:

Гвидо Раймонди, Председателя Палаты,

Андраша Шайо,

Ишиля Каракаш,

Луиса Лопеса Герры,

Мирьяны Лазаровой Трайковской,

Ангелики Нуссбергер,

Ханлара Гаджиева,

Паулу Пинту де Альбукерке,

Линос-Александра Сисилианоса,

Эрика Мёсе,

Андре Потоцкого,

Ксении Туркович,

Дмитрия Дедова,

Бранко Лубарды,

Мартиньша Митса,

Стефани Муру-Викстрём,

Габриэле Кучко-Штадлмейер, судей,

а также при участии Родерика Лидделла, Секретаря-канцлера Суда,

рассматривая дело в открытом слушании 20 апреля и 17 октября 2017 г.,

вынес в последнюю указанную дату следующее Постановление:

Процедура

1. Дело было инициировано двумя жалобами (NN 60367/08 и 961/11), поданными против Российской Федерации в Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) в соответствии со статьей 34 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция) двумя гражданами Российской Федерации: Асланом Бачмизовичем Хамтоху и Артемом Александровичем Аксёнчиком (далее - первый и второй заявители соответственно, вместе - заявители), - 22 октября 2008 г. и 11 февраля 2011 г. соответственно.

2. Интересы заявителей представляли Н. Ермолаева, А. Маралян, Е. Давидян и К. Москаленко, адвокаты, практикующие в г. Москве. Власти Российской Федерации были представлены Уполномоченным Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека Г.О. Матюшкиным.

3. Заявители, приговоренные к пожизненному лишению свободы, жаловались, что они подвергались дискриминации по сравнению с другими категориями осужденных заключенных, которые имели право на исключение пожизненного лишения свободы в качестве наказания в соответствии с законом.

4. Жалобы были переданы в Первую Секцию Суда (пункт 1 правила 52 Регламента Суда). 27 сентября 2011 г. Палата этой Секции решила коммуницировать жалобы властям Российской Федерации, а в остальной части признать неприемлемыми для рассмотрения по существу. 13 мая 2014 г. Палата этой Секции в составе Изабель Берро-Лефевр, Ханлара Гаджиева, Юлии Лаффранк, Линос-Александра Сисилианоса, Эрика Мёсе, Ксении Туркович и Дмитрия Дедова, судей, и при участии Сёрена Нильсена, Секретаря Секции Суда, решила объединить производство по жалобам (пункт 1 правила 42 Регламента Суда) и признала жалобу частично приемлемой для рассмотрения по существу. 1 декабря 2015 г. Палата Первой Секции, в которую было распределено дело, состоящая из Андраша Шайо, Ханлара Гаджиева, Юлии Лаффранк, Эрика Мёсе, Ксении Туркович, Дмитрия Дедова, судей, и Андре Вампаша, заместителя Секретаря Секции Суда, уступила юрисдикцию в пользу Большой Палаты, при этом ни одна из сторон не возражала против уступки (статья 30 Конвенции и правило 72 Регламента Суда).

5. Состав Большой Палаты Европейского Суда был определен в соответствии с положениями пунктов 4 и 5 статьи 26 Конвенции и правила 24 Регламента Суда. Во время последнего совещания Андре Потоцкий, запасной судья, заменил Юлию Лаффранк, которая не могла участвовать в дальнейшем рассмотрении дела (пункт 3 правила 24 Регламента Суда).

6. Заявители и власти Российской Федерации подали дополнительные письменные объяснения (пункт 1 правила 59 Регламента Суда) по существу жалобы. Кроме того, комментарии третьей стороны были получены от "Ассоциации равных прав", неправительственной организации, расположенной в г. Лондоне, Соединенное Королевство, которой Председатель разрешил представить письменные замечания по делу (пункт 2 статьи 36 Конвенции и пункт 3 правила 44 Регламента Суда).

7. Открытое слушание по делу состоялось во Дворце прав человека в г. Страсбурге 20 апреля 2016 г. (пункт 3 правила 59 Регламента Суда).

В Европейский Суд явились:

(a) от властей Российской Федерации:

Г.О. Матюшкин, Уполномоченный Российской Федерации при Европейском Суде по правам человека,

О. Очеретяная, советник;

(b) от заявителей:

А. Маралян,

Н. Ермолаева,

Е. Давидян, адвокаты,

К. Москаленко, советник.

Европейский Суд заслушал выступления А. Маралян, Н. Ермолаевой, Е. Давидян и Г.О. Матюшкина, а также их ответы на вопросы, поставленные Европейским Судом.

Факты

I. Обстоятельства дела

8. Заявители Хамтоху и Аксёнчик родились в 1970 и 1985 годах соответственно. В настоящее время они отбывают пожизненное лишение свободы в Ямало-Ненецком автономном округе Российской Федерации.

A. Уголовное разбирательство против первого заявителя

9. 14 декабря 2000 г. Верховный суд Республики Адыгея признал первого заявителя виновным в ряде преступлений, включая побег из тюрьмы, покушение на убийство сотрудников милиции и должностных лиц государства и незаконное хранение огнестрельного оружия, и приговорил его к пожизненному лишению свободы.

10. 19 октября 2001 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу, оставил вынесенный первому заявителю приговор без изменения.

11. 26 марта 2008 г. Президиум Верховного Суда Российской Федерации отменил кассационное определение от 19 октября 2001 г. в порядке надзора и направил дело на новое рассмотрение.

12. 30 июня 2008 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу, оставил вынесенный первому заявителю приговор без изменения. Верховный Суд Российской Федерации переквалифицировал некоторые обвинения, выдвинутые против него, однако оставил наказание в виде пожизненного лишения свободы без изменения.

B. Уголовное разбирательство против второго заявителя

13. 28 апреля 2010 г. Томский областной суд признал второго заявителя виновным в трех эпизодах убийства и приговорил его к пожизненному лишению свободы.

14. 12 августа 2010 г. Верховный Суд Российской Федерации, рассмотрев жалобу, оставил вынесенный второму заявителю приговор без изменения.

II. Соответствующее законодательство Российской Федерации

A. Уголовное законодательство

15. Уголовный кодекс Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) 1960 года предусматривал, что смертная казнь не может быть применена к лицам моложе 18 лет или к женщине, которая является беременной на момент совершения преступления или вынесения приговора (статья 23). Альтернативой смертному приговору являлось лишение свободы на срок 15 лет. Пожизненное лишение свободы не предусматривалось.

29 апреля 1993 г. Уголовный кодекс РСФСР был изменен, и неприменение смертной казни в статье 23 было распространено на всех женщин, несовершеннолетних и преступников, достигших 65-летнего возраста.

Уголовный кодекс Российской Федерации, который заменил Уголовный кодекс РСФСР с 1 января 1997 г., предусмотрел боле ее подробный перечень наказаний. В него входят лишение свободы на срок до 20 лет (статья 56), пожизненное лишение свободы (статья 57) и смертная казнь (статья 59). Женщины, преступники, не достигшие 18 лет и достигшие 65 лет, в одинаковых выражениях освобождаются от пожизненного лишения свободы и смертной казни (часть вторая статьи 57 и часть вторая статьи 59). В порядке помилования смертная казнь может быть смягчена до пожизненного лишения свободы или лишения свободы на срок 25 лет (часть третья статьи 59). В 2009 году Конституционный Суд Российской Федерации ввел бессрочный мораторий на применение смертной казнь в Российской Федерации (см. в Постановлении Европейского Суда по делу "A.L. (X.W.) против Российской Федерации" (A.L. (X.W.) v. Russia) от 29 октября 2015 г., жалоба N 44095/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 9 (примеч. редактора).), § 51).

16. Статья 57 Уголовного кодекса Российской Федерации ("Пожизненное лишение свободы") устанавливает следующее:

"1. Пожизненное лишение свободы устанавливается за совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь, а также за совершение особо тяжких преступлений против... общественной безопасности.

2. Пожизненное лишение свободы не назначается женщинам, а также лицам, совершившим преступления в возрасте до восемнадцати лет, и мужчинам, достигшим к моменту вынесения судом приговора шестидесятипятилетнего возраста".

17. Суд может признать преступника, приговоренного к пожизненному лишению свободы, подлежащим досрочному освобождению после отбытия первых 25 лет наказания, если он полностью соблюдал правила внутреннего распорядка за предыдущие три года (часть пятая статьи 79 Уголовного кодекса Российской Федерации).

B. Прецедентная практика Конституционного Суда Российской Федерации

18. Конституционный Суд неоднократно отказывал в принятии жалоб на предполагаемое несоответствие части второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации конституционному запрету дискриминации. В последний раз изложение этой последовательной позиции приводится в его Постановлении от 25 февраля 2016 г.* (* Имеется в виду Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 25 февраля 2016 г. N 6-П "По делу о проверке конституционности пункта 1 части третьей статьи 31 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки А.С. Лымарь" (примеч. редактора).) и устанавливает следующее:

"...При этом не может рассматриваться как нарушающее закрепленный статьей 19 (часть 1) Конституции Российской Федерации принцип равенства всех перед законом и судом и не согласующееся с международно-правовыми обязательствами Российской Федерации установление запрета на назначение наказания в виде пожизненного лишения свободы или смертной казни лицам определенных категорий, обусловленного вытекающей из принципов справедливости и гуманизма необходимостью учета в уголовном законе социальных, возрастных и физиологических особенностей таких лиц в целях более полного и эффективного решения задач, которые стоят перед уголовным наказанием в демократическом правовом государстве. Такой запрет, согласно правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, не препятствует назначению иным категориям лиц справедливого наказания, соответствующего общественной опасности совершенного ими преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного, не ущемляет их права и, следовательно, не является дискриминационным по отношению к этим лицам (Определения от 21 октября 2008 г. N 638-О-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Горлова Игоря Евгеньевича на нарушение его конституционных прав статьей 57 Уголовного кодекса Российской Федерации, а также его ходатайства о разъяснении Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 2 февраля 1999 года N 3-П" (примеч. редактора).), от 23 июня 2009 г. N 898-О-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Купцова Алексея Александровича на нарушение его конституционных прав статьей 57 Уголовного кодекса Российской Федерации" (примеч. редактора).), от 19 октября 2010 г. N 1382-О-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Плюхи Альберта Олеговича на нарушение его конституционных прав частью второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации" (примеч. редактора).), от 18 октября 2012 года N 1925-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Лебецкого Юрия Александровича на нарушение его конституционных прав частью второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации" (примеч. редактора).), от 24 сентября 2013 г. N 1428-О* (* Имеется в виду Определение Конституционного Суда Российской Федерации "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Цурова Адама Муссаевича на нарушение его конституционных прав статьей 57 Уголовного кодекса Российской Федерации" (примеч. редактора).) и др.)...".

III. Сравнительно-правовые материалы

19. Согласно имеющейся у Европейского Суда информации в настоящее время пожизненное лишение свободы не применяется в девяти государствах - участниках Совета Европы: Андорре, Боснии и Герцеговине, Хорватии, Черногории, Норвегии, Португалии, Сан-Марино, Сербии и Испании. В остальном мире многие страны Центральной и Южной Америки (Боливия, Колумбия, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Эквадор, Гондурас, Мексика, Никарагуа, Панама, Парагвай, Сальвадор, Уругвай и Венесуэла) отменили пожизненное лишение свободы с некоторыми исключениями в военное время.

20. Сравнительный обзор практики назначения наказаний в 37 государствах - участниках Совета Европы, где преступники могут быть приговорены к пожизненному лишению свободы, свидетельствует о том, что все они приняли особый режим наказания для молодежи путем включения специальных положений в Уголовный кодекс или введения специального законодательства относительно несовершеннолетних правонарушителей. Пожизненное лишение свободы преступников моложе 18 лет запрещено в 32 государствах - участниках. Австрия, Лихтенштейн, Македония и Швеция расширили запрет для несовершеннолетних преступников, не достигших 21-летнего возраста, а Венгрия - для тех, кому не исполнилось 20 лет в момент совершения преступления.

21. Что касается преступников старшей возрастной группы, четыре государства-участника, не включая Российскую Федерацию, установили особый режим назначения наказаний: преступник, достигший пенсионного возраста (Азербайджан), 60 лет (Грузия) или 65 лет (Румыния и Украина), не может быть приговорен к пожизненному лишению свободы. В законодательстве Румынии максимальный срок в таком случае не может превышать 30 лет лишения свободы.

22. Что касается гендерных отличий, уголовное законодательство Албании, Азербайджана и Республики Молдова в дополнение к Российской Федерации устанавливает бланкетный запрет на применение пожизненного лишения свободы к женщинам. Уголовное законодательство Армении и Украины запрещает судам применять пожизненное заключение к женщинам, беременным во время совершения преступления или в момент назначения наказания, аналогичное положение встречается в Уголовном кодексе Болгарии, который освобождает беременных преступниц от пожизненного лишения свободы без права досрочного освобождения.

IV. Соответствующие международно-правовые документы

A. Несовершеннолетние преступники

23. Пункт 5 статьи 6 Международного пакта о гражданских и политических правах предусматривает следующее:

"Смертный приговор не выносится за преступления, совершенные лицами моложе 18 лет, и не приводится в исполнение в отношении беременных женщин".

24. Пункт "a" статьи 37 Конвенции о правах ребенка устанавливает:

"Государства-участники обеспечивают, чтобы:

a) ни один ребенок не был подвергнут пыткам или другим жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания. Ни смертная казнь, ни пожизненное тюремное заключение, не предусматривающее возможности освобождения, не назначаются за преступления, совершенные лицами моложе 18 лет...".

25. Комитет по правам ребенка в Замечании общего порядка N 10 (2007) рекомендовал:

"Учитывая вероятность того, что пожизненное тюремное заключение детей серьезно затруднит или даже сделает невозможным достижение целей правосудия по делам несовершеннолетних, несмотря на возможность освобождения, Комитет настоятельно рекомендует государствам-участникам отменить все формы пожизненного тюремного заключения за преступления, совершенные лицами в возрасте до 18 лет".

26. Генеральная Ассамблея ООН приняла Резолюцию A/RES/67/166 "Права человека при отправлении правосудия" от 20 декабря 2012 г., в которой призвала государства:

"...обеспечить, чтобы их законодательство и практика не предусматривали смертную казнь или пожизненное заключение без возможности выхода на свободу... в качестве меры наказания за преступления, совершенные лицами, не достигшими 18-летнего возраста, и предлагает государствам рассмотреть вопрос об отмене всех других видов пожизненного заключения за преступления, совершенные лицами, не достигшими 18-летнего возраста...".

B. Защита женщин и материнства

27. Положения пункта 5 статьи 6 Международного пакта о гражданских и политических правах, см. в § 23 настоящего Постановления.

28. Конвенция ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (CEDAW) в соответствующих частях предусматривает:

"...Статья 4

1. Принятие государствами-участниками временных специальных мер, направленных на ускорение установления фактического равенства между мужчинами и женщинами, не считается, как это определяется настоящей Конвенцией, дискриминационным, однако оно ни в коей мере не должно влечь за собой сохранение неравноправных или дифференцированных стандартов; эти меры должны быть отменены, когда будут достигнуты цели равенства возможностей и равноправного отношения.

2. Принятие государствами-участниками специальных мер, направленных на охрану материнства, включая меры, содержащиеся в настоящей Конвенции, не считается дискриминационным...".

29. Правила Организации Объединенных Наций, касающиеся обращения с женщинами-заключенными и мер наказания для женщин-правонарушителей, не связанного с лишением свободы (Бангкокские правила):

"Преамбула

Полагая, что женщины-заключенные принадлежат к одной из уязвимых групп, которые имеют особые нужды и требования...

Правило 5

В помещениях, в которых размещаются женщины-заключенные, имеются средства и принадлежности, необходимые для удовлетворения специфических гигиенических потребностей женщин... особенно женщин, занимающихся приготовлением пищи, беременных женщин, кормящих матерей и женщин во время месячных...

Правило 10

1. Предоставляемое женщинам-заключенным медицинское обслуживание с учетом гендерных факторов как минимум равноценно тому, которое предоставляется по месту жительства...

Правило 31

Разрабатываются и осуществляются четкие принципы и правила в отношении поведения персонала исправительных учреждений, направленные на обеспечение максимальной защиты женщин-заключенных от любого насилия, оскорблений и сексуальных домогательств по половому признаку в физической или словесной форме...

Правило 48

1. Беременные или кормящие женщины-заключенные получают консультации, касающиеся их здоровья и питания...".

30. 11 января 2006 г. Комитет министров Совета Европы принял Рекомендацию N Rec(2006)2 к государствам-участникам относительно Европейских пенитенциарных правил, которая заменила рекомендацию N R(87)3 относительно Европейских пенитенциарных правил в связи с изменениями, произошедшими в уголовной политике, практике вынесения приговоров и управлении пенитенциарными учреждениями в Европе в целом. Измененные Европейские пенитенциарные правила устанавливают следующие принципы:

"...13. Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам...

34.3. Заключенные должны иметь возможность рожать за пределами пенитенциарного учреждения, а в случае рождении детей в местах заключения администрация должна оказывать всю необходимую поддержку и создавать соответствующие условия...".

31. Резолюция Европейского парламента от 13 марта 2008 г. о ситуации женщин в тюрьме рекомендует:

"...14. (...) чтобы лишение свободы беременных и матерей с детьми рассматривалось как крайняя мера и чтобы в этом крайнем случае они имели право на более просторную камеру и по возможности отдельную, и чтобы уделялось особое внимание, особенно с точки зрения диеты и гигиены; кроме того, полагает, что беременные должны получать дородовой и послеродовой уход и родительские курсы, стандарт которых эквивалентен тем, который доступен вне тюремной среды...".

Право

Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции

32. Заявители жаловались, что факт их осуждения к пожизненному лишению свободы повлек дискриминационное обращение с ними по признакам пола и возраста в нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции. В соответствующих частях эти положения Конвенции предусматривают:

"...Статья 5 Конвенции

1. Каждый имеет право на свободу и личную неприкосновенность. Никто не может быть лишен свободы иначе как в следующих случаях и в порядке, установленном законом:

a) законное содержание под стражей лица, осужденного компетентным судом...

Статья 14

Пользование правами и свободами, признанными в... Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам".

A. Доводы сторон

1. Заявители

33. Заявители утверждали, что иное и менее благоприятное обращение в соответствии со статьей 57 Уголовного кодекса Российской Федерации с группой, к которой они принадлежали, мужчины в возрасте от 18 до 65 лет, в противоположность всем женщинам и мужчинам моложе 18 или старше 65 лет, в отношении приговоров к пожизненному лишению свободы составляло неоправданное различие в обращении по признаку пола и возраста. Заявители подчеркнули, что они не требуют всеобщего применения пожизненных приговоров ко всем преступникам, включая женщин и мужчин в возрасте моложе 18 или старше 65 лет. Вместо этого они утверждали, что, решив, что лишение свободы на всю жизнь является несправедливым и бесчеловечным в отношении этих групп, власти Российской Федерации должны также воздержаться от применения пожизненного лишения свободы к мужчинам в возрасте от 18 до 65 лет.

34. Что касается разницы в обращении по половому признаку, заявители полагали, что различие в назначении наказаний к преступникам - мужчинам и женщинам не имело разумного или объективного оправдания. Это был продукт устаревшего и традиционалистского взгляда на социальную роль женщин, который не был основан на каких-либо научных доказательствах, статистических данных или общепризнанных правовых принципах. Предположительно особая роль женщин в обществе, которая относилась, кроме всего прочего, к их репродуктивной функции и уходу за детьми, не являлась достаточным основанием для более благоприятного обращения с преступницами, чем с преступниками. Независимо от биологических отличий мужчин и женщин, оба пола участвуют в уходе, защите и поддержке их детей. Внутригосударственное законодательство не дифференцировало права и обязанности матери и отца в воспитании ребенка. Европейский Суд установил, что гендерные стереотипы, такие как восприятие женщин как основных лиц, осуществляющих уход за детьми, не могут сами по себе являться достаточным оправданием для различий в обращении (здесь заявители ссылались на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia), жалоба N 30078/06* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 6 (примеч. редактора).), § 143, ECHR 2012 (извлечения)). В любом случае различие в применении наказаний не достигло бы предполагаемой цели защиты материнства по причине того, что разница между 30-летним лишением свободы и пожизненным заключением не могла быть решающей для репродуктивной способности женщины, если в каждом случае она должна была проводить годы ухода за ребенком в тюрьме.

35. Заявители не придавали значения утверждению властей Российской Федерации о том, что женщины психологически более уязвимы, чем мужчины, и более подвержены трудностям заключения. В отсутствие научной основы для таких обобщений это было еще одним стереотипом "мужской жесткости". Заявители не оспаривали того факта, что лишение свободы было тяжелым испытанием, но оно было таковым для мужчин и женщин, и оба пола включали лиц различной степени уязвимости.

36. Заявители признавали, что физиологические характеристики некоторых категорий женщин, и в определенное время, например, в период беременности, грудного вскармливания или воспитания детей, могли составлять разумное и объективное оправдание для различия в обращении. Однако статья 57 Уголовного кодекса Российской Федерации предполагает, что существуют универсальные физиологические характеристики, которые отличают преступников мужского и женского пола для всех целей и в любое время. Чрезмерная широта дифференциации властей Российской Федерации становится удивительной по сравнению с общепризнанными нормами, в которых принимаются во внимание только специфические факторы относительно женщин. Так, пункт 5 статьи 6 Международного пакта о гражданских и политических правах (МПГПП) запретил применять смертную казнь в отношении беременных женщин из-за соображений, связанных с их неродившимися детьми. Аналогичным образом пункт 3 статьи 76 Первого дополнительного протокола к Женевским конвенциям 1949 года (касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов) направлен на запрещение вынесения и исполнения смертного приговора женщинам, которые беременны или являются матерями малолетних детей, от которых эти дети зависят.

37. Заявители утверждали, что статья 57 Уголовного кодекса Российской Федерации, которая установила постоянное и неизменное различие между преступниками на основе их пола, даже если любые другие аспекты их обстоятельств были идентичными, не преследовала разумную цель. Поскольку это различие было предусмотрено законодательством вместо того, чтобы, например, позволить судье принимать во внимание пол в качестве элемента дискреции при назначении наказания, отсутствовала пропорциональная связь между примененными средствами и преследуемой целью. В той степени, в которой конкретные обстоятельства, относящиеся к полу, могли быть правомерно приняты во внимание, отсутствовала потребность в институционализированных различиях по признаку пола, поскольку суды могли рассматривать личные обстоятельства, включая семейный статус, необходимость поддержки детей и обязательства, в рамках общих принципов политики назначения наказания в соответствии с законодательством Российской Федерации при принятии решения о надлежащем наказании для мужчин и женщин.

38. Что касается различий в применении наказаний, связанных с возрастом, заявители признали существование международных правозащитных стандартов, которые запрещают применение наиболее суровых уголовных санкций к несовершеннолетним преступникам (они ссылались, в частности, на пункт 5 статьи 6 Международного пакта о гражданских и политических правах и пункт "a" статьи 37 Конвенции о правах ребенка). Из них пункт "a" статьи 37 был единственным положением, непосредственно применимым к делу, поскольку запрещал приговаривать несовершеннолетних преступников к пожизненному лишению свободы в отсутствие права досрочного освобождения, однако и это не имело значения в российском контексте, в котором любая категория осужденных, которые приговорены к пожизненному лишению свободы, независимо от их возраста, могла быть освобождена досрочно по истечении 25 лет.

39. Различия в назначении наказаний, связанные с возрастом, могут быть необходимы, если лица старше 65 лет требуют обращения в качестве уязвимой социальной группы, которая имеет слаборазвитую или ослабленную способность контролировать свое поведение или предвидеть последствия их действий. Однако отсутствуют научные исследования, доказывающие снижение ответственности у всех лиц старше 65 лет. Если бы все лица старше 65 лет должны были считаться безответственными, тот факт, что данные лица в соответствии с законодательством Российской Федерации могли занимать важные государственные должности, в том числе судей Конституционного Суда, до 75 лет, умалял действительность обобщения связанного с возрастом. Кроме того, с учетом того, что средняя ожидаемая продолжительность жизни мужчин в Российской Федерации составляет 65 лет и что эта статистика не отражает неудовлетворительные условия содержания под стражей в российских изоляторах, что должно было дополнительно уменьшить ожидаемую продолжительность жизни заключенных, последствия вынесения приговора к пожизненному лишению свободы для 40-летнего преступника едва ли отличались бы от последствий для 65-летнего: оба имели иллюзорные шансы на досрочное освобождение. Таким образом, возрастной предел, установленный в 65 лет, был произвольным, особенно ввиду того, что пенсионный возраст был установлен в 55 лет для женщин и 60 лет для мужчин.

40. Наконец, что касается возрастных различий, заявители согласились, что несовершеннолетние преступники принадлежали к социально и психологически уязвимой группе и нуждались в особых защитных мерах, продиктованных гуманными соображениями. Однако это не означало, что другие возрастные группы должны были подвергаться дискриминации и лишаться подобной защиты. Для более старших преступников возраст в определенных случаях мог рассматриваться как смягчающее вину обстоятельство, что предусмотрено частью второй статьи 61 Уголовного кодекса Российской Федерации, и лица, заболевшие серьезными заболеваниями после совершения преступления, могли быть освобождены от наказания (часть вторая статьи 81 Уголовного кодекса Российской Федерации).

41. В заключение заявители подчеркивали, что имела место новая международная тенденция к отмене пожизненного лишения свободы, отмечая, что примерно 25 стран мира не приговаривали к пожизненному лишению свободы ни одну категорию преступников. По их мнению, даже если предположить, что пожизненное лишение свободы было уместной формой наказания при определенных обстоятельствах, оно должно применяться в соответствии с гендерными, возрастными или возрастно-групповыми характеристиками, но исключительно на основании конкретных обстоятельств преступления и личности преступника. Заявители утверждали, что высокая степень индивидуализации наказания должна быть частью современной политики применения наказаний и что индивидуализация должна использоваться как общий принцип вместо институционализированной дискриминации, связанной с полом и возрастом.

2. Власти Российской Федерации

42. Власти Российской Федерации утверждали, что заявители не являлись жертвами какого-либо нарушения Конвенции, поскольку их осуждение являлось "законным" в значении подпункта "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции. По их мнению, заявители требовали изменения уголовного законодательства Российской Федерации, которое позволило бы применять более суровые наказания к другим лицам, включая женщин, несовершеннолетних преступников и лиц старше 65 лет, тогда как личная ситуация заявителей осталась бы прежней. Власти Российской Федерации подчеркнули, что вывод о нарушении статьи 14 Конвенции не предоставляло бы основания для пересмотра индивидуальных наказаний или полной отмены пожизненного лишения свободы в России.

43. Власти Российской Федерации указали, что анализ прецедентной практики Европейского Суда по вопросу пожизненного лишения свободы с точки зрения статьи 3 Конвенции свидетельствует о совместимости с Конвенцией законодательства Российской Федерации, которое предусматривает право на досрочное освобождение также в случаях, когда назначается пожизненное лишение свободы. Пожизненное лишение свободы может применяться в большинстве государств по всему миру, и, по данным властей Российской Федерации, только шесть государств - участников Совета Европы отменили его. В России пожизненное лишение свободы является наказанием за наиболее тяжкие преступления, но всегда сопровождается альтернативными санкциями и не применяется автоматически. Власти Российской Федерации подчеркнули, что государства-участники должны обладать определенными пределами усмотрения при решении вопроса о целесообразной длительности лишения свободы по конкретным преступлениям (они ссылались на Постановление Европейского Суда по делу "Ласло Мадьяр против Венгрии" (Laszlo Magyar v. Hungary) от 20 мая 2014 г., жалоба N 73593/10, § 46).

44. Со ссылкой на последовательную прецедентную практику Конституционного Суда власти Российской Федерации утверждали, что, насколько статья 57 Уголовного кодекса запрещает назначать пожизненное лишение свободы женщинам, несовершеннолетним и пожилым лицам, она основывается на принципах справедливости и гуманизма, которые предусматривают, что при назначении наказания учитываются возрастные и "физиологические особенности" различных категорий лиц. Исключение относительно указанных категорий лиц не затрагивает назначение наказания другим лицам, в делах которых при назначении наказания учитываются характер и общественная опасность преступного деяния, обстоятельства его совершения и личность осужденного. По мнению властей Российской Федерации, прецедентная практика Конституционного Суда страны отражает требования международного права относительно дифференцированного подхода к назначению наказания с учетом пола и возраста лица, совершившего преступное деяние. В отношении несовершеннолетних преступников они ссылались на статью 37 Конвенции о правах ребенка, позицию Комитета по правам ребенка и Совета по правам человека, резолюцию Генеральной Ассамблеи ООН от 9 ноября 2012 г.* (* Документ, на который ссылаются власти государства-ответчика, являлся проектом резолюции, представленной в Третий комитет Генеральной Ассамблеи ООН. Он был впоследствии изменен (см. UN doc. A/C.3/67/L. 34 Rev. 1) и окончательно принят на пленарном заседании Генеральной Ассамблеи в форме, указанной в § 26 настоящего Постановления.) и иные международные документы, а также на тот факт, что значительное большинство государств-участников отменило пожизненное лишение свободы для детей. Что касается преступников старше 65 лет, власти Российской Федерации подчеркнули, что пожизненное лишение свободы лиц старше 65 лет позволяет им претендовать на досрочное освобождение только в 90 лет, что делает такую возможность иллюзорной, учитывая естественную продолжительность жизни.

45. Власти Российской Федерации также подчеркнули, что международное право предусматривает более гуманный подход в отношении женщин, тогда как Конвенция ООН о ликвидации всех форм дискриминации относительно женщин указывает, что особые меры, направленные на защиту материнства, не должны рассматриваться как дискриминационные (CEDAW) (пункт 2 статьи 4). Они ссылались на определенные научные исследования, согласно которым женщины составляли меньшинство заключенных по всему миру. В основном женщины часто осуществляют уход за детьми до заключения под стражу и более 90% из них подвергаются домашнему насилию, что обуславливает их криминальное поведение и подчеркивает их уязвимость. Как утверждали власти Российской Федерации, Россия не была единственной страной, не приговаривающей женщин к пожизненному лишению свободы, в числе таких государств Албания, Армения, Азербайджан, Белоруссия и Узбекистан. Парламент Украины в первом чтении принял проект закона, освобождающий женщин от пожизненного лишения свободы.

46. Законодательство Российской Федерации устанавливает в качестве общего правила, что пожизненное лишение свободы может быть назначено за совершение особо тяжких преступлений против жизни и общественной безопасности. Запрет назначения пожизненного лишения свободы женщинам, несовершеннолетним и пожилым лицам старше 65 лет является исключением из правила. Это исключение не затрагивает права большинства осужденных, а только устанавливает привилегированный подход к назначению наказания для отдельных групп лиц. Он может быть обозначен как "позитивное неравенство", созданное, чтобы правовыми средствами компенсировать естественное уязвимое положение этих социальных групп. С точки зрения властей Российской Федерации, понятие дискриминации относится только к необоснованным запретам. В этом смысле отсутствует какая-либо дискриминация в деле заявителей, и их жалобы носят абстрактный характер, поскольку приговоры им были вынесены в соответствии с тяжестью совершенных ими преступлений, и не ставили их в невыгодное положение по сравнению с женщинами, несовершеннолетними и пожилыми лицами старше 65 лет.

47. По вопросу о том, было ли различие в назначении наказания разумно пропорциональным преследуемой законной цели, власти Российской Федерации утверждали, что запреты, связанные с возрастом, были необходимы, поскольку несовершеннолетние и пожилые лица относятся к уязвимым социальным группам и имеют плохоразвитую или ослабленную способность отдавать отчет в своем поведении, контролировать его и предвидеть последствия своих действий. Они подвержены импульсивному неосознанному поведению, которое может привести к уголовно наказуемому деянию. Что касается женщин, исключение пожизненного лишения свободы оправдывается их особой ролью в обществе, которая связана прежде всего с их репродуктивной функцией. Конституционный Суд Российской Федерации ранее устанавливал, что различный возраст выхода на пенсию для мужчин и женщин связан не только с физиологическими различиями между полами, но и с особой ролью материнства в обществе и приводит не к дискриминации, а скорее к укреплению эффективного, а не формального равенства.

48. В итоге власти Российской Федерации утверждали, что с учетом биологических, психологических, социологических и иных особых характеристик преступниц, несовершеннолетних и преступников старше 65 лет применение к ним пожизненного лишения свободы и их содержание под стражей в суровых условиях умаляют пенологическую цель их реабилитации. Наконец, в действительности исключения касаются небольшого количества осужденных. В Российской Федерации по состоянию на 1 ноября 2011 г. лишь 1 802 осужденных были приговорены к пожизненному лишению свободы. Из общего количества 533 024 заключенных только 42 511 были женщинами.

3. Третья сторона

49. Третья сторона, "Ассоциация равных прав", утверждала, что за исключением положений, относящихся к несовершеннолетним, бланкетные нормы, освобождающие отдельные группы от пожизненного лишения свободы, не могут быть оправданны в соответствии со статьей 14 Конвенции. В поддержку своих объяснений третья сторона ссылалась на международное право прав человека, региональное и внутригосударственное право и практику.

50. Третья сторона указывала, что ссылки на "позитивную дискриминацию" в контексте настоящего дела были неуместными, не соответствовали значению этого понятия в международном праве. Позитивные действия являются необходимым элементом права на равенство, и они включают ряд мер для преодоления прошлого неудобства. Принятые меры должны быть направлены на рассмотрение выявленного неудобства, и государство должно быть способно обосновать, на каком основании они заключили, что избранные меры достигнут этой цели. Однако бланкетное освобождение женщин от определенного вида наказаний не было временным и не преследовало какую-либо цель, связанную с равенством возможностей или обращения. Пункт 2 статьи 4 Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации (CEDAW) был узким положением, относящимся к обращению с беременными женщинами и новыми матерями, и не мог быть использован для оправдания различия в обращении женщин на основе биологического отличия вне этого контекста или для оправдания различия в обращении, основанного на воображаемой социальной роли женщин как матерей. Особые меры для беременных и недавно родивших женщин должны быть строго ограничены (третья сторона ссылалась на дело "Джонстон против Главного констебля Королевской полиции Ольстера" (Johnston v. Chief Constable of the Royal Ulster Constabulary), ECJ, Case C-222/84, 15 мая 1986 г., §§ 44-46). Суды последовательно отвергали доводы, основанные на патернализме и представлениях о том, что женщины более "уязвимы", чем мужчины, и нуждаются в "защите" (они ссылались на Постановление Европейского Суда по делу "Карлхейнц Шмидт против Германии" (Karlheinz Schmidt v. Germany) от 18 июля 1994 г., жалоба N 13580/88, § 28, Series A, N 291-B, относительно освобождения женщин от службы, обязательной для мужчин, на основе "физических и психических характеристик женщин", и на Постановление Европейского Суда по делу "Эмел Бойраз против Турции" (Emel Boyraz v. Turkey) от 2 декабря 2014 г., жалоба N 61960/08, § 52, относительно ограничения набора сотрудников безопасности мужчинами в силу риска и из-за ночной работы).

51. Что касается преступников старше 65 лет, третья сторона утверждала, что возрастная дискриминация запрещена всеми ключевыми международными договорами. Создание различий между лицами выше и ниже определенного возраста было имманентно проблематичным и требовало высокого уровня доказывания и оправдания. Обобщение относительно способности меры достичь законной цели было недостаточным (Age Concern England, ECJ, Case C-388/07, 5 марта 2009 г., § 51). Даже если будет доказано, что пожизненное лишение свободы может чаще рассматриваться как ненадлежаще суровое в делах относительно лиц старше 65 лет, чем лиц младше 65, a бланкетное исключение не являлось необходимым пропорциональным средством достижения цели избежания суровых наказаний. Возраст не был бинарным, и любые различия на основе возраста, где была определена точка отсечки, могли требовать сравнительного анализа государственной практики и научных данных при рассмотрении оправданности меры.

52. Относительно способов устранения существующей ситуации третья сторона указывала, что, если государство, действуя в пределах своей дискреции, решило, что пожизненное лишение свободы было "бесчеловечным" при применении к определенным группам, и это было признано нарушающим статью 14 Конвенции. Принцип "непонижения" означал, что государство не может устранить эту дискриминацию путем простого устранения более благоприятного обращения с защищенными группами. В соответствии с международными правовыми принципами и обычным международным правом имплементация решений международных судов не должна отменять, ограничивать или уменьшать существующие права (ссылка делалась на статью 53 Конвенции). Поскольку государство уменьшило ограничения права на свободу группы лиц, оно не могло оправдать отмену этого прогресса ссылкой на свои обязательства в соответствии с Конвенцией. Вместо этого третья сторона утверждала, что для соблюдения статьи 14 Конвенции государство должно принять индивидуальный подход к назначению наказаний, который учитывает, в частности, личные характеристики преступника. Индивидуальный подход должен позволить более тонкое приспособление наказаний к конкретным уязвимостям узко очерченных категорий лиц по сравнению с чрезмерно широкими и потому произвольными различиями на основе пола или возраста.

B. Мнение Европейского Суда

1. Применимость статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции

(a) Относятся ли факты дела "к сфере действия" статьи 5 Конвенции

53. Европейский Суд напоминает, что статья 14 Конвенции дополняет иные материально-правовые положения Конвенции и Протоколов к ней. Не имея независимого существования, она действует исключительно в отношении "пользования правами и свободами", провозглашенными в этих положениях. Однако применение статьи 14 Конвенции не требует в качестве предварительного условия нарушения материальных прав, гарантированных Конвенцией, и в этом отношении является автономным. Мера, которая сама по себе соответствует требованиям статьи, воплощающей данное право или свободу, тем не менее может противоречить какой-либо статье во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции по причине того, что она носит дискриминационный характер. Следовательно, чтобы статья 14 Конвенции была применимой, достаточно, чтобы факты дела относились "к сфере" другого материального положения Конвенции или Протоколов к ней (см. Постановление Европейского Суда по делу "Клифт против Соединенного Королевства" (Clift v. United Kingdom) от 13 июля 2010 г., жалоба N 7205/07, § 41, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра" (Kafkaris v. Cyprus), жалоба N 21906/04, § 159, ECHR 2008, и Постановление Европейского Суда по "Делу, "касающемуся определенных аспектов законодательства об использовании языков в сфере образования в Бельгии" против Бельгии" (Case "relating to certain aspects of the laws on the use of languages in education in Belgium") (существо жалобы) от 23 июля 1968 г., pp. 33-34, § 9, Series A, N 6).

54. Европейский Суд отмечает, что заявители не жаловались на суровость наказания как такового или на длительность лишения свободы или не настаивали на нарушение их материального права на свободу. Они жаловались на то, что примененные к ним наказания лишили их свободы на всю жизнь и что в соответствии со статьей 57 Уголовного кодекса Российской Федерации с ними обращались менее благоприятно, чем с женщинами или иными мужчинами в возрасте младше 18 и старше 65 лет, осужденными за сходные или сопоставимые преступления, по причине пола и возраста в нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции.

55. Оба заявителя были лишены свободы после осуждения компетентным судом, что прямо охватывается подпунктом "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции. Европейский Суд напоминает, что вопросы целесообразности применения наказаний в принципе не относятся к сфере действия Конвенции, например, в его задачу не входит определение того, какой срок лишения свободы применим за конкретное преступление (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства" (Vinter and Others v. United Kingdom), жалобы N 66069/09, 130/10 и 3896/10, § 105, ECHR 2013 (извлечения), Решение Европейского Суда по делу "Савонюк против Соединенного Королевства" (Sawoniuk v. United Kingdom), жалоба N 63716/00, ECHR 2001-VI, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "T. против Соединенного Королевства" (T. v. United Kingdom) от 16 декабря 1999 г., жалоба N 24724/94, § 117, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "V. против Соединенного Королевства" (V. v. United Kingdom), жалоба N 24888/94, § 118, ECHR 1999-IX, и противоположные примеры, что касается явно непропорционального наказания за жестокое обращение, Постановление Европейского Суда по делу "Николова и Величкова против Болгарии" (Nikolova and Velichkova v. Bulgaria) от 20 декабря 2007 г., жалоба N 7888/03, § 61, Постановление Европейского Суда по делу "Оккалы против Турции" (Okkal v. Turkey), жалоба 52067/99, 73, ECHR 2006-XII (извлечения), Постановление Европейского Суда по делу "Дерман против Турции" (Derman v. Turkey) от 31 мая 2011 г., жалоба N 21789/02, § 28).

56. В то же время Европейский Суд выразил мнение о том, что меры, относящиеся к исполнению наказания или его изменению, могут затрагивать право на свободу, защищаемое пунктом 1 статьи 5 Конвенции, поскольку реальная длительность лишения свободы зависит среди прочего от их применения (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Дель Рио Прада против Испании" (Del Rio Prada v. Spain), жалоба N 42750/09, § 127, ECHR 2013, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стаффорд против Соединенного Королевства" (Stafford v. United Kingdom), жалоба N 46295/99, §§ 55-83, ECHR 2002-IV). Равным образом, опять-таки в контексте исполнения уголовного наказания в деле, касавшемся пригодности пожизненно заключенного для досрочного освобождения, Европейский Суд полагал, что, "хотя подпункт "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции не гарантирует право на автоматическое досрочное освобождение, в соответствии с этим положением во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции может возникнуть вопрос, если последовательная политика назначения наказаний затрагивает лиц дискриминационным образом (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гергер против Турции" (Gerger v. Turkey), жалоба N 24919/94, § 69, 8 июля 1999 г., см. также в том же контексте упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Клифт против Соединенного Королевства", § 42).

57. Также заслуживает внимания, что в отличие от вышеупомянутых дел, но аналогично рассматриваемому делу в определенных случаях сама мера уголовного наказания, а не ее исполнение, принятая в соответствии с внутригосударственными правовыми нормами, различающими преступников по возрасту и полу, была признана порождающей вопрос на основании статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции (см. Решение Комиссии по правам человека по делу "Нелсон против Соединенного Королевства" (Nelson v. United Kingdom) от 13 октября 1986 г., жалоба N 11077/84, которое касалось утверждений о дискриминации, связанной с возрастом, и Решение Комиссии по правам человека по делу "A.P. против Соединенного Королевства" (A.P. v. United Kingdom) от 8 января 1992 г., жалоба N 15397/89 (прекращение производства), которое затрагивает различия в применении наказаний к несовершеннолетним преступникам мужского и женского пола).

58. Статья 5 Конвенции не препятствует применению пожизненного лишения свободы (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", §§ 104-106), если такое наказание предусмотрено внутригосударственным законодательством. Однако запрещение дискриминации, предусмотренное статьей 14 Конвенции, применимо ко всем правам и свободам, которые в соответствии с Конвенцией и Протоколами к ней обязано обеспечивать каждое государство. Оно применимо также к тем дополнительным правам, вытекающим из общего смысла любой статьи Конвенции, которую государство добровольно обязалось соблюдать. Данный принцип хорошо разработан в прецедентной практике Европейского Суда (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "E.B. против Франции" (E.B. v. France) от 22 января 2008 г., жалоба N 43546/02, § 48, Решение Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства" (Stec and Others v. United Kingdom), жалобы NN 65731/01 и 65900/01, § 40, ECHR 2005-X, и Постановление Европейского Суда по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom) от 28 мая 1985 г., § 78, Series A, N 94).

59. Отсюда следует, что, если внутригосударственное законодательство освобождает определенные категории осужденных от пожизненного лишения свободы, это относится к сфере действия пункта 1 статьи 5 Конвенции для целей применения статьи 14 во взаимосвязи с этим положением Конвенции.

60. Соответственно, насколько заявители жаловались на предположительно дискриминационные последствия норм о назначении наказаний в статье 57 Уголовного кодекса Российской Федерации, Европейский Суд считает, что факты дела относятся "к сфере" статьи 5 Конвенции.

(b) Связано ли предполагаемое различие в обращении с любым основанием, предусмотренным статьей 14 Конвенции

61. Статья 14 Конвенции запрещает не все различия в обращении, а лишь различия, основанные на определенных, объективных или личных характеристиках или "признаках", с помощью которых лица или группы лиц отличаются от других. Она перечисляет конкретные основания, составляющие "признаки", включая, в частности, пол, расу и имущественное положение. Вместе с тем перечень, содержащийся в статье 14 Конвенции, является примерным и неисчерпывающим, о чем свидетельствует включение в текст выражения "или по любым иным признакам" (во французском варианте "toute autre situation"). Словам "иным признакам" обычно придается широкое значение, и их толкование не ограничивается характеристиками, которые являются личными в том смысле, что они могут быть естественными или неотъемлемыми (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Клифт против Соединенного Королевства", §§ 56-58, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Карсон и другие против Соединенного Королевства" (Carson and Others v. United Kingdom), жалоба N 42184/05, §§ 61 и 70, ECHR 2010, и Постановление Европейского Суда по делу "Кьелдсен, Буск Мадсен и Педерсен против Дании" (Kjeldsen, Busk Madsen and Pedersen v. Denmark) от 7 декабря 1976 г., § 56, Series A, N 23).

62. Заявители утверждали, что статья 57 Уголовного кодекса Российской Федерации установила политику назначения наказаний, которая дифференцировала назначение пожизненного лишения свободы на основе пола и возраста. Европейский Суд учитывает, что "пол" прямо упоминается в статье 14 Конвенции как запрещенное основание дискриминации и что ранее он признавал, что "возраст" является понятием, также охватываемым этим положением (см. Постановление Европейского Суда по делу "Швицгебель против Швейцарии" (Schwizgebel v. Switzerland), жалоба N 25762/07, § 85, ECHR 2010 (извлечения), и упоминавшееся выше Решение Комиссии по правам человека по делу "Нелсон против Соединенного Королевства").

63. Отсюда следует, что статья 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции является применимой в настоящем деле.

2. Предполагаемое нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции

(a) Общие принципы

64. Согласно последовательной прецедентной практике Европейского Суда, чтобы возник вопрос в соответствии со статьей 14 Конвенции, должно существовать различие в обращении с лицами, находящимися в аналогичной или относительно сходной ситуации. Подобное различие в обращении является дискриминационным, если оно не имеет объективного и разумного оправдания, иными словами, если это обращение не преследует законную цель или если отсутствует разумное отношение пропорциональности между применяемыми средствами и целью, которую требуется достичь. Государство-участник пользуется определенными пределами усмотрения при оценке того, оправдывают ли различия в ситуациях, которые в остальном являются аналогичными, различие в обращение, и если да, в какой степени. Понятие дискриминации в значении статьи 14 Конвенции также включает дела, в которых с лицом или группой обращаются в отсутствие надлежащего обоснования менее благоприятно, чем с другим, даже если более благоприятное обращение не требуется Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства", § 82, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции" (Vallianatos and Others v. Greece), жалобы NN 29381/09 и 32684/09, § 76, ECHR 2013 (извлечения), и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Биао против Дании" (Biao v. Denmark), жалоба N 38590/10, § 90, ECHR 2016).

65. Что касается бремени доказывания в отношении статьи 14 Конвенции, Европейский Суд отмечал, что, если заявитель указал на различие в обращении, государство-ответчик должно доказать, что оно является оправданным (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Биао против Дании", § 92, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "D.H. и другие против Чешской Республики" (D.H. and Others v. Czech Republic), жалоба N 57325/00, § 177, ECHR 2007-IV).

(b) Находились ли заявители в аналогичном положении или относительно схожем положении по отношению к другим преступникам

66. Прежде всего Европейский Суд должен определить, имелось ли в настоящем деле различие в обращении с лицами, находящимися в аналогичной или относительно схожей ситуации.

67. Жалоба заявителей относится к наказанию преступников, которые признаны виновными в совершении особо тяжких преступлений, наказываемых лишением свободы на всю жизнь. Заявителям было назначено пожизненное лишение свободы, тогда как женщинам, несовершеннолетним или преступникам старше 65 лет, осужденным за то же самое или сопоставимое преступление, не назначили бы пожизненное лишение свободы из-за прямого законодательного запрета в части второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации (см. § 16 настоящего Постановления).

68. Отсюда следует, что заявители находились в аналогичной ситуации по отношению к другим преступникам, которые были осуждены за такие же или сопоставимые преступления. Напротив, дело Гергера представляло пример другого вида ситуации: поскольку осужденные террористы не имели права на досрочное освобождение, пока не отбудут три четверти срока наказания, в отличие от заключенных, приговоренных за общеуголовные преступления, Европейский Суд указал, что "различие было установлено не между различными группами людей, а между различными видами преступлений в соответствии с представлением законодателя об их тяжести" (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гергер против Турции", § 69, см. также в том же контексте упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра", § 165, в котором Европейский Суд не признал, что заключенный, отбывающий пожизненное лишение свободы, находился в аналогичном или относительно схожем положении по отношению к заключенным, которые не отбывали пожизненное лишение свободы).

69. Настоящее дело затрагивает политику назначения наказаний, которая запрещает назначение пожизненного лишения свободы женщинам, несовершеннолетним и пожилым лицам старше 65 лет. Нельзя оспаривать, что это исключение составляло различие в обращении по признакам пола и возраста. Далее Европейский Суд должен рассмотреть вопрос о том, преследовало ли это различие в обращении законную цель, а также имелось ли разумное отношение соразмерности между использованными средствами и целью, которая должна быть достигнута. При этом он должен также учесть пределы усмотрения, которыми пользуется государство-ответчик в контексте.

70. Власти Российской Федерации утверждали, что различия в обращении имели целью продвижение принципов справедливости и гуманности, которые требовали, чтобы политика назначения наказаний принимала во внимание возраст и "физиологические характеристики" различных категорий преступников (см. § 44 настоящего Постановления). Европейский Суд учитывает, что данная цель могла рассматриваться как законная в контексте политики назначения наказаний и для целей применения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи с пунктом 1 статьи 5 Конвенции.

71. Что касается пропорциональности примененных средств, прежде всего следует напомнить, что настоящее дело касается одного конкретного вида наказания: пожизненного лишения свободы. В отличие от различных не связанных с лишением свободы наказаний или лишения свободы на определенный срок пожизненное лишение свободы предусмотрено в Уголовном кодексе Российской Федерации за некоторые особо тяжкие преступления, в отношении которых с учетом всех отягчающих и смягчающих вину обстоятельств суд первой инстанции решил, что пожизненное лишение свободы - это единственное наказание, которое соответствует совершенному преступлению. Пожизненное лишение свободы не является обязательным или автоматическим наказанием за любое преступление, каким бы тяжким оно ни было.

72. Применение пожизненного лишения свободы к взрослому преступнику за совершение особо тяжких преступлений само по себе не запрещено или не является несовместимым со статьей 3 Конвенции или любой другой статьей Конвенции (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов" (Murray v. Netherlands), жалоба N 10511/10, § 99, ECHR 2016, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 102, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра", § 97). Это тем более так, когда такое наказание не является обязательным, а применяется независимым судьей после рассмотрения всех смягчающих и отягчающих вину обстоятельств, которые присутствуют в любом деле (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 106).

73. Европейский Суд неоднократно указывал, что Конвенция является живым инструментом, который следует толковать в свете современных условий и идей, преобладающих сегодня в демократических государствах (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Тайрер против Соединенного Королевства" (Tyrer v. United Kingdom) от 25 апреля 1978 г., § 31, Series A, N 26* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 5 (примеч. редактора).), Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кресс против Франции" (Kress v. France), жалоба N 39594/98, § 70, ECHR 2001-VI, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Остин и другие против Соединенного Королевства" (Austin and Others v. United Kingdom), жалобы NN 39692/09, 40713/09 и 41008/09, § 53, ECHR 2012). Европейский Суд также подчеркнул, что любое толкование гарантированных прав и свобод должно быть совместимо с общим духом Конвенции, инструментом, направленным на поддержание и развитие идеалов и ценностей демократического общества (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Свинаренко и Сляднев против Российской Федерации" (Svinarenko and Slyadnev v. Russia), жалобы NN 32541/08 и 43441/08* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2014. N 11 (примеч. редактора).), § 118, ECHR 2014 (извлечения)). Как следствие, концепции бесчеловечного и унижающего достоинство обращения и наказания значительно изменились с момента вступления в силу Конвенции в 1953 году. Эволюция к полной de facto* (* De facto (лат.) - фактически (примеч. переводчика).) и de jure* (* De jure (лат.) - юридически (примеч. переводчика).) отмене смертной казни в государствах - участниках Совета Европы иллюстрирует это продолжающееся развитие. Территории, занимаемые государствами - участниками Совета Европы, стали зоной, свободной от смертной казни, и Европейский Суд признал, что подверженность заявителя реальной угрозе вынесения смертного приговора и казни может породить вопрос в соответствии со статьей 3 Конвенции (см. Постановление Европейского Суда от 7 июля 1989 г. по делу "Сёринг против Соединенного Королевства" (Soering v. United Kingdom), §§ 102-104, Series A, N 161, Постановление Европейского Суда по делу "Аль-Саадун и Муфзи против Соединенного Королевства" (Al-Saadoon and Mufdhi v. United Kingdom), жалоба N 61498/08, §§ 115-118 и 140-143, ECHR 2010, и Постановление Европейского Суда по делу "A.L. (X.W.) против Российской Федерации" (A.L. (X.W.) v. Russia) от 29 октября 2015 г., жалоба N 44095/14* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 9 (примеч. редактора).), §§ 63-66).

74. Ситуация относительно пожизненного лишения свободы является иной. В настоящее время пожизненное лишение свободы в качестве формы наказания за совершение особо тяжких преступлений остается совместимым с Конвенцией. Идея о том, что применение пожизненного лишения свободы к взрослому преступнику может породить вопрос в соответствии со статьей 3 Конвенции в силу его несмягчаемого характера, является сравнительно недавней (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра", § 97). В упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", Европейский Суд сделал следующий вывод:

"...119. ...Европейский Суд считает, что в контексте пожизненного заключения статья 3 Конвенции должна толковаться как требующая уменьшения наказания, в смысле пересмотра, который позволяет внутригосударственным властям решить вопрос о том, имеются ли существенные изменения в положении пожизненно заключенного, и что в ходе исполнения наказания был достигнут такой прогресс в исправлении, что длительное содержание в изоляции не может быть оправдано законными пенологическими основаниями.

120. Тем не менее Европейский Суд хотел бы подчеркнуть, что, принимая во внимание усмотрение, которое должно быть предоставлено Договаривающимся Сторонам в вопросах уголовного правосудия и назначения наказаний... указания власти (исполнительной или судебной), которая должна делать такой пересмотр, не являются необходимыми. По той же причине Европейский Суд не должен определять, когда должен проводиться данный пересмотр. При этом Европейский Суд также отмечает, что сравнение имеющихся у него международно-правовых материалов демонстрирует явную поддержку механизма, гарантирующего пересмотр не позднее, чем через 25 лет отбывания пожизненного заключения с последующими периодическими пересмотрами после этого...

121. Из изложенного следует вывод, что, когда внутригосударственное законодательство не предусматривает возможности пересмотра, лишение свободы на всю жизнь не будет достигать стандартов статьи 3 Конвенции.

122. ...Осужденный к лишению свободы на всю жизнь имеет право знать в самом начале своего срока, что он должен делать, чтобы была рассмотрена возможность его освобождения и, в том числе, при каких условиях пересмотр приговора состоится или об этом может быть подано ходатайство. Следовательно, если внутригосударственное законодательство не предусматривает наличия какого-либо механизма или возможности пересмотра пожизненного заключения, несовместимость со статьей 3 Конвенции на этой основе возникает уже в момент назначения пожизненного наказания в виде лишения свободы, а не на более позднем этапе лишения свободы...".

75. Как следует из вышеизложенного, государства-участники в принципе свободны в определении того, является ли пожизненное лишение свободы целесообразным наказанием за совершение особо тяжких преступлений, но их дискреция в этом отношении не является неограниченной и подлежит определенным минимальным требованиям. Конвенция должна восприниматься в совокупности и толковаться таким образом, чтобы содействовать внутренней последовательности и гармонии между ее различными положениями (см. Постановление Европейского Суда по делу "Класс и другие против Германии" (Klass and Others v. Germany) от 6 сентября 1978 г., § 68, Series A, N 28, см. также Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Маауиа против Франции" (Maaouia v. France), жалоба N 39652/98, § 36, ECHR 2000-X, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кудла против Польши" (Kudla v. Poland), жалоба N 30210/96, § 152, ECHR 2000-XI). Отсюда следует, что, если государство при осуществлении своей дискреции принимает меры, направленные на соблюдение подобных минимальных требований или достижение связанных с этим целей, это имеет большое значение при оценке пропорциональности данных мер в контексте статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции.

76. Заявители были приговорены к пожизненному лишению свободы после состязательного разбирательства, во время которого они могли представлять доводы в свою защиту и высказывать свое мнение о целесообразном наказании. Хотя они первоначально утверждали, что уголовное разбирательство против них было омрачено процессуальными недостатками, Европейский Суд после внимательного рассмотрения их жалоб отклонил их как необоснованные (см. Решения от 27 сентября 2011 и 13 мая 2014 г. в § 4 настоящего Постановления). Исход судебных разбирательств по делу заявителей был определен на конкретных фактах их дел, и их приговоры были следствием индивидуализированного применения уголовного законодательства судом первой инстанции, чья дискреция в выборе целесообразного наказания не была ограничена в отношении требований, предусмотренных в части второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации. При таких обстоятельствах с учетом пенологических целей защиты общества и общего и индивидуального сдерживания пожизненное лишение свободы, примененное к заявителям, не выглядит произвольным или неразумным. Кроме того, заявители имеют право на досрочное освобождение после первых 25 лет лишения свободы при условии, что они полностью соблюдали тюремные правила в последние три года (часть пятая статьи 79 Уголовного кодекса Российской Федерации). Соответственно, вопросы, сравнимые с теми, которые отмечались в упоминавшихся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства" или недавнем Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов", в настоящем деле не возникают.

77. Европейский Суд напоминает, что государство-участник пользуется определенными пределами усмотрения при оценке того, оправдывают ли различия в ситуациях, которые в остальном являются аналогичными, различие в обращении, и если да, в какой степени. Объем этих пределов колеблется в зависимости от обстоятельств, предмета и сопутствующей ситуации, однако окончательное решение, что касается требований Конвенции, остается за Европейским Судом (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации", § 126, упоминавшееся выше Решение Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства", §§ 63-64, и Постановление Европейского Суда по делу "Юнал Текели против Турции" (Unal Tekeli v. Turkey), жалоба N 29865/96, § 54, ECHR 2004-X (извлечения)).

78. С другой стороны, Европейский Суд неоднократно указывал, что различия, основанные на признаке пола, требуют особо серьезных мотивов для оправдания и что ссылки на традиции, общие допущения или преобладающие общественные позиции в конкретной стране сами по себе не могут считаться составляющими достаточное оправдание для различия в обращении, а тем более сходные стереотипы, основанные на расе, происхождении, цвете или сексуальной ориентации (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации", § 127, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "X и другие против Австрии" (X and Others v. Austria)), жалоба N 19010/07, § 99, ECHR 2013, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции", § 77, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хямяляйнен против Финляндии" (Hmlinen v. Finland), жалоба N 37359/09, § 109, ECHR 2014). С другой стороны, Европейский Суд также указывал, в его задачу не входит разрешение вопроса о том, каков целесообразный срок заключения, применимый к конкретному преступлению, или установление целесообразной длительности содержания под стражей или другого наказания, которое должно быть отбыто лицом после осуждения компетентным судом (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 105, см. также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "T. против Соединенного Королевства", § 117, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "V. против Соединенного Королевства", § 118, и упоминавшееся выше Решение Европейского Суда по делу "Савонюк против Соединенного Королевства").

79. Наличие европейского консенсуса является дополнительным аргументом, имеющим значением для определения объема пределов усмотрения государства-ответчика. Поскольку Конвенция является главной и передовой системой защиты прав человека, Европейский Суд должен, тем не менее, учитывать изменяющиеся условия в государствах-участниках и реагировать, например, на любой возникающий консенсус с целью соблюдения установленных стандартов (см. mutatis mutandis* (* Mutatis mutandis (лат.) - с соответствующими изменениями (примеч. переводчика).) упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Швицгебель против Швейцарии", §§ 79-80, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Диксон против Соединенного Королевства" (Dickson v. United Kingdom), жалоба N 44362/04, § 81, ECHR 2007-V, Постановление Европейского Суда по делу "Фретте против Франции" (Frette v. France), жалоба N 36515/97, § 40, ECHR 2002-I, и Постановление Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии" (Petrovic v. Austria) от 27 марта 1998 г., § 38, Reports 1998-II, см. также упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Биао против Дании", §§ 131-133.

80. Во-первых, Европейский Суд не усматривает оснований ставить под вопрос различие в обращении с группой взрослых преступников, к которой принадлежат заявители, не освобожденные от пожизненного лишения свободы, по сравнению с группой несовершеннолетних преступников, которые от него освобождены. Действительно, освобождение несовершеннолетних преступников от пожизненного лишения свободы согласуется с подходом, который является обычным для правовых систем всех государств-участников без исключения, а именно отменой пожизненного лишения свободы для преступников, признанных несовершеннолетними в соответствии с внутригосударственным законодательством (см. § 20 настоящего Постановления). Указанное освобождение также согласуется с рекомендацией Комитета по правам ребенка об отмене всех форм пожизненного лишения свободы за преступления, совершенные лицами, не достигшими 18-летнего возраста, и с Резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН, предлагающей государствам рассмотреть вопрос об отмене всех форм пожизненного лишения свободы для таких лиц (см. §§ 25 и 26 настоящего Постановления). Его цель явно заключается в облегчении реабилитации несовершеннолетних преступников. Европейский Суд полагает, что, если несовершеннолетние преступники привлекаются к ответственности за свои действия, какими бы тяжкими они ни были, это должно быть сделано с надлежащим учетом их предполагаемой незрелости, психической и эмоциональной, а также бльшей гибкости их личности и способности к реабилитации и исправлению.

81. Во-вторых, насколько заявители жаловались на иное обращение по сравнению с преступниками старше 65 лет, другой возрастной группой, освобожденной от пожизненного лишения свободы, следует отметить, что согласно вышеупомянутым принципам дела Винтера, пожизненное лишение свободы совместимо со статьей 3 Конвенции, только если имеются перспектива освобождения и возможность пересмотра (которые должны существовать в момент назначения наказания). На фоне этого конвенционного требования Европейский Суд не видит оснований полагать, что применимая внутригосударственная норма, освобождающая преступников старше 65 лет от пожизненного лишения свободы, не имеет объективного и разумного оправдания. Как можно видеть из материалов, предоставленных Европейскому Суду, цель этой нормы в принципе совпадает с интересами, подкрепляющими возможность досрочного освобождения после первых 25 лет для взрослых преступников мужского пола в возрасте до 65 лет, таких как заявители, что отмечено в деле Винтера как общий подход во внутригосударственных юрисдикциях, где может быть назначено пожизненное лишение свободы (см. § 74 настоящего Постановления). Смягчаемость пожизненного лишения свободы имеет даже большее значение для пожилых преступников, чтобы не стать простой иллюзией возможности. Ограничивая применение пожизненного лишения свободы за счет установления максимального возрастного предела, законодатель Российской Федерации использовал один из нескольких имевшихся в его распоряжении методов обеспечения перспективы освобождения для разумного количества заключенных и, таким образом, действовал в пределах своего усмотрения в соответствии с конвенционными стандартами.

82. В-третьих, насколько заявители страдали от дифференцированного обращения с женщинами-преступницами той же возрастной группы, что и они (18-65 лет), которые были освобождены от пожизненного лишения свободы по признаку пола, Европейский Суд учел различные европейские и международные документы, рассматривающие потребности женщин в защите против насилия по признаку пола, злоупотреблений и сексуальных посягательств в тюремной среде, а также потребности в защите беременности и материнства (см. §§ 27-30 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации предоставили статистические данные, показывающие значительное различие между общим количеством заключенных мужчин и женщин (см. § 48 настоящего Постановления). Они также подчеркнули сравнительно небольшое количество лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы (см. там же). Европейский Суд не должен пересматривать сделанную внутригосударственными органами оценку данных, находящихся в их владении, или пенологического обоснования, которое такие данные должны обеспечить. При особых обстоятельствах дела доступные данные, а также вышеизложенные элементы представляют достаточную основу для того, чтобы Европейский Суд мог заключить, что существует публичный интерес в освобождении женщин-преступниц от пожизненного лишения свободы в порядке общего правила.

83. Он также отметил, что помимо консенсуса о неприменении пожизненного лишения свободы к несовершеннолетним преступникам и предоставлении последующего пересмотра в тех юрисдикциях, которые делают это для взрослых преступников (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 120), существует мало общего между внутригосударственными правовыми системами государств-участников в этой сфере. В то время как пожизненное лишение свободы не применяется в девяти государствах-участниках либо потому, что такие наказания не существовали или они были отменены (см. § 19 настоящего Постановления), большинство государств-участников предпочли сохранить возможность применения пожизненного лишения свободы к преступникам, совершившим особо тяжкие преступления. В рамках последней группы отсутствует единое мнение относительно возраста, до которого применяется освобождение от пожизненного лишения свободы, многие государства установили 18-летний порог, в других он колеблется от 18 лет до 21 года (см. § 20 настоящего Постановления).

84. Различие в подходе по сравнению с другими группами преступников, который государства-участники избрали для освобождения от пожизненного лишения свободы, еще более заметно. Некоторые государства-участники установили особый режим применения наказаний для преступников в возрасте от 60 до 65 лет (см. § 21 настоящего Постановления). Другие государства-участники освобождают женщин-преступниц, которые являются беременными в момент совершения преступления или во время назначения пожизненного лишения свободы. Еще одна группа государств, включая Российскую Федерацию, распространила данный подход на всех женщин-преступниц (см. § 22 настоящего Постановления).

85. Европейский Суд находит вполне разумным, что внутригосударственные органы, в чью обязанность также входит учет в пределах их компетенции интересов общества в целом, должны пользоваться широкой дискрецией, когда их просят вынести решения по таким чувствительным вопросам, как пенитенциарная политика. Кроме того, данная сфера должна рассматриваться как одно из развивающихся прав в отсутствие установленного консенсуса, где государства должны также иметь пределы усмотрения в сроках введения законодательных изменений (см. для сравнения Постановление Европейского Суда по делу "Шальк и Копф против Австрии" (Schalk and Kopf v. Austria), жалоба N 30141/04* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2015. N 11 (примеч. редактора).), § 105, ECHR 2010). Поскольку деликатные вопросы, затронутые в настоящем деле, касаются сферы, в которой отсутствует согласие государств - участников Совета Европы, и в целом законодательство, по-видимому, находится на переходной стадии, властям каждого государства должны быть предоставлены широкие пределы усмотрения.

86. Таким образом, представляется затруднительным критиковать законодателя Российской Федерации за установление способом, отражающим развитие общества в этой сфере, освобождения определенных групп преступников от пожизненного лишения свободы. Данное освобождение представляет, судя по всему, социальный прогресс в пенологических вопросах (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии", § 41). Ситуация в настоящем деле отличается от дел, в которых Европейский Суд мог отметить широкий и последовательно развивающийся консенсус и ассоциированные правовые изменения во внутригосударственном законодательстве государств-участников по конкретному вопросу (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации", § 140, Постановление Европейского Суда по делу "Смит и Грейди против Соединенного Королевства" (Smith and Grady v. United Kingdom), жалобы NN 33985/96 и 33986/96, § 104, ECHR 1999-VI, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции", § 91). Европейский Суд не может усмотреть международную тенденцию в пользу отмены пожизненного лишения свободы или, напротив, подтверждения его позитивной поддержки. Однако он отмечает, что пожизненное лишение свободы в Европе ограничено в смысле требования смягчаемости наказания (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 119), которое в будущем может потребовать новых позитивных обязательств со стороны государств-участников (см., например, упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов", §§ 124-125). В отсутствие общей основы применения пожизненного лишения свободы власти Российской Федерации не вышли за пределы своего усмотрения. Несмотря на более благоприятное положение, в котором находились совершившие преступления, сопоставимые с совершенными заявителями, законодательство на основе которого отбывались наказания заявителями и которое оспаривается ими, не нарушает применимое международное право или существенно не расходится с решениями, принятыми другими государствами-участниками Совета Европы в этой сфере (см. для сравнения упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Швицгебель против Швейцарии", § 92).

87. В итоге, хотя для государства-ответчика было явно возможно для достижения его цели содействия принципам справедливости и гуманности расширить освобождение от пожизненного лишения свободы на все категории преступников, оно не было обязано это делать в соответствии с Конвенцией в ее текущем истолковании Европейским Судом. Кроме того, с целью практического исполнения пожизненного лишения свободы в Российской Федерации с точки зрения его назначения и возможности последующего пересмотра, интересов общества в целом, насколько они совместимы с Конвенцией и с учетом широких пределов усмотрения, которыми, как установил Европейский Суд, государство-ответчик пользуется в этом контексте, Европейский Суд удовлетворен тем, что имелась разумная связь пропорциональности между примененными средствами и преследуемой разумной целью. Он заключает, что оспариваемое освобождение не составляло запрещенное различие в обращении для целей статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции. Приходя к этому заключению, Европейский Суд полностью учитывает необходимость истолкования Конвенции гармоничным способом и в соответствии с ее общим духом.

88. С учетом вышеизложенных соображений Европейский Суд находит, что по делу требования статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции в отношении различия в обращении по признаку возраста или в отношении различия в обращении по признаку пола нарушены не были.

На основании изложенного Суд:

1) постановил 16 голосами "за" при одном - "против", что по делу требования статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции, что касается различия в обращении по признаку возраста нарушены не были;

2) постановил 16 голосами "за" при одним - "против", что по делу требования статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции, что касается различия в обращении по признаку пола, нарушены не были.

Совершено на английском и французском языках, вынесено на открытом слушании во Дворце прав человека в г. Страсбурге 24 января 2017 г.

Родерик Лиддел
Секретарь-канцлер
Суда

Гвидо Раймонди
Председатель
Большой Палаты Суда

В соответствии с пунктом 2 статьи 45 Конвенции и пунктом 2 правила 74 Регламента Суда к Постановлению прилагаются следующие особые мнения:

(а) совпадающее особое мнение судьи Андраша Шайо;

(b) совпадающее особое мнение судьи Ангелики Нуссбергер;

(с) совпадающее особое мнение судьи Ксении Туркович;

(d) совпадающее особое мнение судьи Мартиньша Митса;

(e) совместное частично несовпадающее особое мнение судей Линос-Александра Сисилианоса, Эрика Мёсе, Бранко Лубарды, Стефани Муру-Викстрём и Габриэле Кучко-Штадлмейер;

(f) несовпадающее особое мнение судьи Паулу Пинту де Альбукерке.

Совпадающее особое мнение судьи Андраша Шайо

1. Я согласен с выводом о том, что по делу требования статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции, что касается различия в обращении по признакам пола или возраста, нарушены не были. Однако в отношении предполагаемой половой дискриминации я пришел к этому заключению на основе других соображений.

2. Европейский Суд, как и другие юрисдикции, неоднократно указывал, что различия, основанные на признаке пола, требуют особо серьезных причин для оправдания и что ссылки на традиции, общие допущения или преобладающие общественные позиции в конкретной стране сами по себе не могут считаться составляющими достаточное оправдание для различия в обращении, а тем более сходные стереотипы, основанные на расе, происхождении, цвете или сексуальной ориентации. Если обращение с мужчинами и женщинами различается, возникает презумпция, что это свидетельствует о гендерной дискриминации. Это предположение оправдано длительной историей неприемлемого обращения с женщинами. Кроме того, различия, основанные на половом признаке, даже если они в пользу женщины, могут выражать укоренившуюся пристрастность и женоненавистнические стереотипы, которым нельзя позволять находиться в основе правительственной политики.

3. Согласно законодательству Российской Федерации пожизненное лишение свободы не может применяться к женщинам-преступницам, но может применяться к преступникам мужского пола. Заявители считают это дискриминационным и, следовательно, нарушающим Конвенцию.

4. Один способ рассмотрения этого дела заключается в том, что оно не относится к сфере действия статьи 5 Конвенции. Действительно, заявители находятся в ситуации законного содержания под стражей после осуждения (подпункт "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции). Однако именно потому, что они находятся в этой ситуации, отсутствует право, предусмотренное статьей 5 Конвенции. Будучи законно осужденными, они не имеют права на свободу. Они просят не о том, чтобы не подвергаться смягчаемому пожизненному лишению свободы. Вместе с тем в соответствии с делом Винтера такое право в Конвенции отсутствует. Вопреки выводу настоящего Постановления, которое указывает, что заявители "не жаловались на суровость наказания как такового или на длительность лишения свободы" (см. § 54), это именно то, на что они жаловались. Так или иначе, Европейский Суд признал статью 14 Конвенции применимой, и именно на основе этого допущения должно разрешаться дело* (* В своей мотивировке настоящего Постановления (см. § 56) Европейский Суд сослался на Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Гергер против Турции" (Gerger v. Turkey) от 8 июля 1999 г., жалоба N 24919/94, § 69, дело, затрагивающее пригодность пожизненного заключенного к досрочному освобождению, в котором Европейский Суд полагал, что, "хотя подпункт "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции не гарантирует право на автоматическое досрочное освобождение, в соответствии с этим положением может возникнуть вопрос во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции, если последовательная политика назначения наказаний затрагивает лиц дискриминационным образом" (см. также в том же контексте упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Клифт против Соединенного Королевства", § 42). Тот факт, что "вопрос может возникнуть", не означает, что он возник.).

5. В данном случае отсутствует дискриминация, поскольку заявителям не хуже от того, что женщины-преступницы не могут быть наказаны к пожизненному лишению свободы. В применении смягчаемого пожизненного лишения свободы к преступнику нет ничего, что нарушало бы Конвенцию. Он получает то, что судья сочтет целесообразным. Он не подвергается дискриминации. Женщины (как класс людей) не получают то же наказание. Можно утверждать, что наиболее тяжкие преступления, совершаемые женщинами, отличаются от тех, которые совершаются преступниками мужского пола (например, большое количество случаев, обычно спровоцированного, домашнего насилия, неонатицида)* (* Например, многолетнее исследование, касающееся Швеции, установило, что жертвы женских убийств чаще были мужчинами, интимными партнерами, опьяненными в момент преступления, и погибли от острых предметов. Прежнее насилие между жертвой и преступником [смягчающее обстоятельство] также было более характерно в делах с женщинами-преступницами. См.: Karin Tragardh, Thomas Nilsson, Sven Granath and Joakim Sturup/ A Time Trend Study of Swedish Male and Female Homicide Offenders from 1990 to 2010 // 15 International Journal of Forensic Mental Health. 2016. P. 125-135. Это длительная историческая модель в Европе, см.: Rosemary Gartner, Bill McCarthy. The Oxford Handbook of Gender, Sex, and Crime // OUP (2014) 145.). Женская преступность намного менее распространена, чем мужская, поэтому потребность в ее сдерживании может быть меньшей. Не является неразумным для законодателя выделить особую категорию для целей наказания, исходя из того, что для этой категории лиц меньшее наказание будет достаточным. Кроме того, женщины-преступницы обычно не представляют той же проблемы для безопасности, что и мужчины* (* Kathryn Ann Farr. Classification for Female Inmates: Moving Forward // 46 Crime & Delinquency, 2000. P. 3-17.), и опасность рецидива меньше. Действительно, женщины могут совершать некоторые весьма гнусные преступления, например, они могут быть участниками террористических актов, но вопрос заключается не в том, имеются ли редкие примеры совершения ими тех же преступлений, что и мужчинами-преступниками, но в том, вправе ли государство определять категории для целей наказания, имея в виду общую превенцию и сдерживание. К сожалению, власти Российской Федерации не представили адекватных данных, но это не означает, что некоторые публичные сведения об основных фактах не могут быть приняты во внимание.

6. Европейский Суд всегда признавал по крайней мере широкие пределы усмотрения в вопросах политики применения наказаний и реальных наказаний. Я не вспоминаю дело, где Европейский Суд установил бы нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции только потому, что за предположительно идентичное преступление два человека получили разные наказания. Нижеследующее является извлечением из Постановления Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра" (Kafkaris v. Cyprus), жалоба N 21906/04, § 161, ECHR 2008):

"...Статья 14 Конвенции не запрещает различий в обращении, которые основаны на объективной оценке существенно разных фактических обстоятельств* (* Здесь и далее тексты выделены/подчеркнуты авторами особых мнений (примеч. редактора).) и которые, будучи основаны на общественном интересе, устанавливают справедливый баланс между защитой интересов общества и соблюдением гарантированных Конвенцией прав и свобод (см. в числе других примеров Решение Европейского Суда по делу "G.M.B. и K.M. против Швейцарии" (G.M.B. and K.M. v. Switzerland) от 27 сентября 2001 г., жалоба N 36797/97). Договаривающиеся Стороны обладают определенной свободой усмотрения при оценке того, оправдывают ли и в какой мере различия в похожих ситуациях различия в обращении (см. Постановление Европейского Суда по делу "Гайгусуз против Австрии" (Gaygusuz v. Austria) от 16 сентября 1996 г., Reports 1996-IV, p. 1142, § 42). Объем пределов усмотрения зависит от конкретных обстоятельств дела, предмета спора и его предыстории...".

7. Во-вторых, я нахожу, что один и тот же период лишения свободы для женщины является более болезненным, чем для мужчины, возможно, потому, что обычно женщина лишена возможности родить ребенка и, в частности, воспитать его. Это может выглядеть как простой гендерный стереотип, хотя многие люди утверждают, что имеются биологические различия и особенности в женском мозгу. Но в обществе, где от женщин ожидают, что они будут иметь детей, и они воспитываются в социальной среде, где их заставляют верить в то, что их счастье зависит от наличия детей, они будут страдать от отсутствия исполнения этого навязанного обществом ожидания. Какими бы ни были причины, уже высокие показатели суицида оказываются еще выше (по сравнению с общим населением) для женщин* (* Opitz-Welke, Annette et al. Prison suicide in female detainees in Germany 2000-2013 // 44 Journal of Forensic and Legal Medicine. 2016. P. 68-71.). Это указывает на дополнительное бремя, возлагаемое на женщин, отбывающих весьма длительные периоды лишения свободы.

8. Эти замечания имеют целью показать, что существуют дополнительные причины для вывода о том, что заключенные мужчины и женщины не находятся в аналогичном положении.

9. Но ни широкие пределы усмотрения, применимые в вопросах наказания и категорий его назначения, ни тот факт, что два пола не находятся в аналогичном положении, не являются основной причиной того, почему я не могу считать эти различия дискриминационными. Основная причина заключается в том, что заключенные мужского пола не находятся в худшем положении. Не является уместным ссылаться на дискриминацию, когда (несмотря на все правовые расширения) неудобство не связано с различием. Неудобством является вполне заслуженное наказание, а не исключение из льготы (как в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia) (жалоба N 30078/06, ECHR 2012 (извлечения)). В отличие от службы или льготы, где исключение может быть дискриминационным по недопустимым признакам, в настоящем случае заявители не были исключены из льготы. Заявители также не были наказаны более сурово, чем они заслуживали, по причине пола, то есть здесь нет неудобства. Основание сравнения не в том, что остальные получают в качестве наказания, а в том, что заявители получили больше, чем заслуживают. Амнистия или помилование не могут быть успешно оспорены на том основании, что другие лица им не воспользовались (хотя это может нарушать обязанность государства по защите жизни, как в делах о безнаказанности (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кафкарис против Кипра", § 154).

10. Тогда как в большинстве случае стандартная логика анализа современной дискриминации дает удовлетворительные результаты, ее нельзя механически применять ко всем делам. Это одно из исключений, где мы можем вернуться к корням того, что означает дискриминация: находиться в худшем положении или не иметь возможность улучшения по недопустимым основаниям. Но заявители не находились в худшем положении, и им не было отказано в возможности улучшения, они получили лишь то, что заслужили: наказание. С этой точки зрения жалоба граничит со злоупотреблением правом на обращение в Европейский Суд.

Совпадающее особое мнение судьи Ангелики Нуссбергер

1. Иногда "лучшее - враг хорошего" - таково знаменитое изречение Вольтера. По мнению меньшинства, в Постановлении Европейского Суда по делу "Хамтоху и Аксёнчик против Российской Федерации" лучшим решением было бы установление нарушения статьи 5 Конвенции во взаимосвязи со статьей 14 Конвенции. Это может быть легко оправдано в свете прецедентной практики Европейского Суда, которая основана на идее о том, что "должны быть выдвинуты весьма веские мотивы, чтобы Европейский Суд мог рассматривать различие в обращении, основанное исключительно на признаке пола, как совместимое с Конвенцией" (см. Постановление Европейского Суда по делу "Ван Ралте против Нидерландов" (Van Raalte v. Netherlands) от 21 февраля 1997 г., § 39, последняя часть, Reports of Judgments and Decisions 1997-I, Постановление Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии" (Petrovic v. Austria) от 27 марта 1998 г., § 37, Reports 1998-II, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства" (Stec and Others v. United Kingdom), жалобы NN 65731/01 и 65900/01, § 52, ECHR 2006-VI). Наши коллеги, судьи Сисилианос, Мёсе, Лубарда, Муру-Викстрём и Кучко-Штадлмейер, убедительно обосновали в своем несовпадающем особом мнении, что такие "весьма веские причины" не существуют для ограничения возможности применения пожизненного лишения свободы только к мужчинам.

2. Но даже если установление нарушения было "лучшим решением", это не было бы "хорошим решением".

3. Нарушение запрета дискриминации, воплощенного в статье 14 Конвенции, в случае изоляции и отсутствия нарушение иного конвенционного положения отличается от всех других нарушений Конвенции. Оно дает государствам-сторонам два варианта для его устранения: они могут либо отменить привилегии одной группы или предоставить привилегии и другой группе.

4. Требование к властям Российской Федерации об отмене пожизненного лишения свободы для всех может быть допустимым при наличии европейского консенсуса в этом отношении (см. в числе многих других примеров Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Демир и Байкара против Турции" (Demir and Baykara v. Turkey), жалоба N 34503/97, § 85, ECHR 2008, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Баятян против Армении" (Bayatyan v. Armenia), жалоба N 23459/03* (* См.: Прецеденты Европейского Суда по правам человека. 2016. N 5 (примеч. редактора).), §§ 102-103, ECHR 2011). Однако, как показывает исследовательский доклад, в настоящее время есть только девять государств - участников Совета Европы, в которых не существует пожизненного лишения свободы (см. § 19 настоящего Постановления). Следовательно, отсутствует консенсус для рассмотрения пожизненного лишения свободы в качестве необходимого варианта в политике назначения наказаний или для его отмены. Последний подход имеет даже меньшую поддержку, чем первый. В такой ситуации статья 53 Конвенции не может быть истолкована как сведение к нулю существующих широких пределов усмотрения при определении политики назначения наказаний, и что только для государств, предлагающих более защитное решение для некоторых, а не для всех (по этому пункту см. также совпадающее особое мнение судьи Туркович). Данный подход не стимулирует к проведению какой-любо реформы.

5. Я согласна с меньшинством в том, что доводы, выдвинутые в Постановлении в оправдание преференциального обращения с женщинами, действительно неубедительны. По моему мнению, Европейский Суд должен был вместо этого следовать исключительно линии аргументации, использованной в Постановлении Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии" (упоминавшемся выше), которое имеет много общих черт с настоящим делом. Во-первых, не оспаривалось, что существовало различие в обращении по признаку пола. Во-вторых, ясно, что отсутствовал общий стандарт в политике государств - участников Совета Европы. В-третьих, оспариваемая мера (отмена пожизненного лишения свободы в настоящем деле, предоставление пособий по родительскому отпуску в Постановлении Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии") могла рассматриваться как новое и приветствуемое событие. Действительно, когда Европейский Суд разрешил дело "Петровиц против Австрии", законодательство уже было изменено, и Австрия предоставила мужчинам и женщинам родительское пособие и, таким образом, продвинулась к желаемой цели. Тем не менее представляется, что в настоящем деле тот же вывод может быть сделан в Постановлении Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии": кажется сложным критиковать государство-ответчика за постепенное и, следовательно, не для всех сразу введение меры, способствующей защите прав человека, или даже меры, основанной на принципах "справедливости и человечности", как утверждали власти Российской Федерации (см. § 70 настоящего Постановления).

6. Действительно, в настоящем деле можно только надеяться, что мера, принятая Россией, отражает развитие общества в этой сфере и что идеалы справедливости и человечности будут также применены к политике назначения наказаний в отношении мужчин в ближайшем будущем. Но государство не должно наказываться за то, что сделало шаг в правильном направлении, только потому, что второй шаг не последовал.

7. Третья сторона, так же как и несогласные судьи, ясно видит дилемму дела и пытается реагировать на нее за счет ссылки на "индивидуализированный подход к назначению наказаний" (см. § 52 настоящего Постановления) или "корректировку данного наказания и средств его исполнения" (см. § 20 совместного несовпадающего особого мнения). Но ни одно из этих решений не точно. Вопрос заключается не в назначении наказания в индивидуальных делах, а в более общих пределах, в которых пожизненное лишение свободы может быть сохранено в законодательстве в качестве последней угрозы по делам о вопиющих преступлениях. В России оно считается необходимым только для мужчин. Я голосовала за отсутствие нарушения, поскольку не могу согласиться, что подобная последняя угроза будет введена также для женщин. Было бы ужасающим, если такой попятный шаг был оправдан необходимостью исполнения постановления Европейского Суда и даже был бы сделан под надзором Комитета министров. Эта угроза слишком велика и реальна для меня. К несчастью, я не вижу промежуточных решений, которые сделали бы возможным прогрессивный подход к равенству полов в рамках Конвенции в этом сложном деле.

Совпадающее особое мнение судьи Ксении Туркович

1. Вопрос, поставленный перед Европейским Судом в данном деле, был необычным и сложным. Может ли пожизненное лишение свободы, которое в настоящее время не считается само по себе противоречащим человеческому достоинству, но сравнительно недавно было ограничено в смысле требования смягчаемости и может в будущем потребовать дополнительных позитивных обязательств со стороны государств-участников (см. § 86 настоящего Постановления), быть постепенно отменено для определенных групп в отсутствие нарушения статьи 14 Конвенции? Большая Палата была почти единодушной в отношении несовершеннолетних преступников и преступников в возрасте старше 65 лет, найдя достаточно обоснованным соблюдение требований статьи 14 Конвенции. Однако она оказалась разделенной в отношении отмены пожизненного лишения свободы для взрослых женщин-преступниц при одновременном сохранении ее для взрослых мужчин-преступников. Поэтому я рассмотрю лишь последний вопрос.

2. Находя оправдание для различия в обращении, Европейский Суд учитывает различные европейские и международные документы, реагирующие на нужды женщин в защите от насилия на гендерной основе, злоупотреблений и сексуальных посягательств в тюремной среде, в защите беременности и материнства, а также статистические данные, представленные властями Российской Федерации, свидетельствующие о значительном различии между общим количеством заключенных мужчин и женщин и сравнительно малом количестве лиц, приговоренных к пожизненному лишению свободы (см. § 82 настоящего Постановления).

3. Меньшинство судей правомерно критиковало большинство судей за осуществление скудного анализа проблем равенства и гендера и за избежание обсуждения возможных стереотипов и их применения (см. §§ 45-48 настоящего Постановления). По моему мнению, Европейский Суд не должен воздерживаться от наименования различных форм стереотипов и должен всегда оценивать их некорректность. Невозможно изменить реальность, не называя ее* (* Catharine MacKinnon. Women's Lives, Men's Laws // 89 (2005) ("[В]ы не можете изменить реальность, которую не можете назвать").). По этой причине в настоящем деле должно быть признано, что мотивировка государства-ответчика относительно законодательства, освобождающего женщин от пожизненного лишения свободы, представляет женщин как от природы уязвимую социальную группу (см. Решение Европейского Суда от 13 мая 2014 г. по делу "Хамтоху и Аксёнчик против Российской Федерации" (Khamtokhu and Aksenchik v. Russia) от 13 мая 2014 г., жалобы NN 60367/08, 961/11* (* См.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2016. N 3 (примеч. редактора).), § 22) и поэтому отражает судебный патернализм. Несмотря на это признание, я голосовала вместе с большинством судей. Я считаю это "трудным делом"* (* См.: Ronald Dworkin. Hard Cases // 88 Harvard L. Rev. 1057 (1975).), которое требует более широкого контекстуального анализа, основанного на принципах, воплощенных в Конвенции в целом. При обсуждении дела я считаю необходимым учитывать криминологическую и пенологическую литературу о гендере и назначении наказаний, а также потенциальные средства правовой защиты для устранения предполагаемой дискриминации.

4. Криминологическая литература практически игнорирует женщин, приговоренных к пожизненному заключению, в то время как сравнительные исследования, пытавшиеся понять опыт пожизненно заключенных женского и мужского пола в отношении друг к другу, являются более или менее несуществующими* (* В литературе интерес к пожизненно заключенным лицам отсутствовал после ряда классических социологических исследований 1970-х и 1980-х годов.). Последние криминологические исследования показывают, что "опыт отбытия длительного пожизненного* (* Так в тексте оригинала Постановления (примеч. переводчика).) лишения свободы имеет гендерный состав ткани и, хотя все заключенные ощущают "боль от заключения", "пол" представляет ключевую различающую переменную в оформлении этого опыта"* (* См. недавнее исследование о гендере о болезненности долгосрочного лишения свободы, выполненное Prison Research Centre, University of Cambridge, см.: prisonwatchuk.com/ 2016/01/19/gender-and-the-pains-of-long-life-imprisonment. Исследование включает интервью со 126 мужчинами и 19 женщинами, которые отбывают наказания в виде пожизненного заключения в Соединенном Королевстве с тарифами в 15 лет или более, которые были назначены им в возрасте 25 лет и ранее. Статья, описывающая результаты исследования, все еще не закончена: Crewe B., Hulley S. and Wright S. (2016, неокончена). The gendered problems of long-term life imprisonment.). Женщины в исследовании переживают проблемы долгосрочного пожизненного лишения свободы более тяжело, чем мужчины, по всем аналитическим "измерениям", которые были определены. Для измерения "психическое благополучие", например, показатель тяжести для женщин был почти в два раза выше, чем для мужчин* (* Сами исследователи подчеркивали, что склонность мужчин характеризовать свои проблемы как менее суровые может быть связана с культурой мужественности в тюрьмах, и они сомневались, что мужчины занижали свою "боль" в обзоре. См.: там же.), женщины были значительно более склонными к борьбе с "доверием" и отсутствием "контроля" их жизни в тюрьме* (* Истории о сексуальных угрозах и ненадлежащем поведении тюремных служителей мужского пола в женских тюрьмах также подпитывали чувства в отношении этих проблем, и такие истории весьма редко присутствовали в мужских описаниях их заключения. См.: там же.), и "утрата контакта с семьей и друзьями" имела для них сравнительно большее значение. В пенитенциарной системе Российской Федерации последнее измерение должно оцениваться намного выше. Последнее исследование "унаследованной географии наказаний" Российской Федерации, в частности, влияние особой пенитенциарной географии России на семейные отношения заключенных, показывает, что, когда она сочетается с традиционными идеями относительно роли женщины, которые оформляют управление уголовно-исполнительной службой заключенными женщинами в Российской Федерации, это добавляет им "боли от заключения"* (* Авторы Паллот и Пьячентини (см.: Judith Pallot and Laura Piacentini. Gender, Geography and Punishment - The Experience of Women in Carceral Russia // Oxford University Press, 2012) убедительно доказывают, что использование географической локации за счет перемещения в российской пенитенциарной системе (российские заключенные, включая женщин, направляются для отбытия наказания далеко от дома, семей и любой социальной поддержки) является формой наказания, и это особенно верно для заключенных женского пола. Их довод заключается в том, что весь процесс лишения свободы есть наказание.).

5. Обзор криминологической и пенологической литературы показывает, что в XXI веке вопросы наказания женщин по-прежнему переполнены путаницей и противоречиями в длящейся борьбе за то, чтобы сделать наказание женщин менее вредным для них самих и их семей и более эффективным в уменьшении пределов полученной социальной травмы* (* См.: Pat Carlen. Introduction: Women and Punishment in: Women and Punishment - the struggle for justice. P. 3-20 in p. 5 (ed. Pat Carlen, 2002).). В то время как некоторые пенитенциарные реформаторы высказываются в пользу дифференцированного назначения наказаний мужчинам и женщинам на основе опасности, законности наказания и оценки их роли в обществе, другие указывают на необходимость паритета между положениями для женщин-преступниц* (* Возможно, что автор имела в виду паритет между положениями для преступников мужского и женского пола или что-то другое (примеч. переводчика).), дополненного гендерно-чувствительными режимами. Из всей этой литературы следует, что формальное равенство при назначении наказаний само по себе не является решением проблемы, с которой сталкиваются современные общества в своих пенитенциарных системах, когда дело касается женского тюремного населения* (* В своем докладе леди Корстон не исключала необходимость основы для отдельного назначения наказаний женщинам в определенное время в будущем в свете предусмотренной законом обязанности принять позитивные действия для устранения гендерной дискриминации и содействия равенству в соответствии с законом равенства. Однако она признала, что, хотя это может потребоваться в свое время, во время написания ее доклада было нецелесообразно делать такую рекомендацию для Соединенного Королевства. См.: The Corston Report . A report by Baroness Jean Corston of a review of women with particular vulnerabilities in the criminal justice system, § 4.11, Home Office, 2007, см.://www.justice.gov.uk/publications/docs/corston-report-march-2007.pdf, последнее обращение 28 ноября 2016 г.). Гораздо больше, чем равенство при назначении наказаний, требуется для достижения материального и промежуточного равенства между преступниками/заключенными женского и мужского пола - мы не можем просто воссоздать то, что мы предусмотрели для мужчин, и надеяться, что это сработает для женщин. Невозможно, чтобы в ближайшем будущем пенитенциарная система Российской Федерации будет реформирована таким образом, чтобы примерно уравнять последствия пожизненного лишения свободы для женщин и мужчин и избежать причинение непропорционального вреда для женщин, приговоренных пожизненно* (* Это не означает, что тюремные условия для пожизненно заключенных мужского пола в Российской Федерации являются приемлемыми с точки зрения Конвенции (усиленная критика этих условий выражена в Постановлении по делу Хорошенко и совпадающем особом мнении судьи Пинту де Альбукерке и моем, приложенным к нему (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia), жалоба N 41418/04 (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2015. N 9 (примеч. редактора)), или что не является желательной отмена наказания в виде пожизненного заключения также для заключенных мужского пола. Напротив, я вижу отмену наказания в виде пожизненного заключения оптимальным по Парето состоянием в демократическом обществе, которое руководствуется принципом гуманности.).

6. В настоящем деле Европейский Суд столкнулся с реальной дилеммой. Власти Российской Федерации указали, что в случае установления нарушения уравнивание с понижением было бы предпочтительным средством правовой защиты (см. § 42 настоящего Постановления). Если Европейский Суд находит нарушение запрета дискриминации, предусмотренного в статье 14 Конвенции во взаимосвязи с другой статьей Конвенции, даже если требования этой другой статьи самой по себе нарушены не были (как подчеркивалось в § 53 настоящего Постановления, статья 14 Конвенции не предполагает нарушения материально-правового положения), имеются два способа устранения этого нарушения. Преимущество может быть отнято у всех (уравнивание с понижением) или распространено на всех (уравнивание с повышением)* (* О дилеммах, связанных с уравниванием с понижением и уравниванием с повышением в законе равенства см.: Thomas Christiano. The Constitution of Equality: Democratic Authority and its Limits (2008). Deborah L. Brake. When Equality Leaves Everyone Worse Off: The Problem of Levelling Down in Equality Law // 46 William & Mary L. Rev. 513 (2004).).

7. Вопреки объяснениям третьей стороны (см. § 52 настоящего Постановления) Европейский Суд никогда не толковал статью 53 Конвенции* (* Согласно толкованию Европейского Суда статья 53 Конвенции предоставляет государствам-сторонам возможность предложения лицам, относящимся к их юрисдикции, более широкой защиты, чем та, которой требует Конвенция (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Сусо Муса против Мальты" (Suso Musa v. Malta) от 23 июля 2013 г., жалоба N 42337/12, § 97, и Постановление Европейского Суда по делу "Окиай и другие против Турции" (Okyay and Others v. Turkey), жалоба N 36220/97, § 68, ECHR 2005-VII). Поэтому Конвенция усиливает защиту, предоставленную на внутригосударственном уровне, но никогда не ограничивает ее (см. Постановление Европейского Суда по делу "Объединенная коммунистическая партия Турции и другие против Турции" (United Communist Party of Turkey and Others v. Turkey) от 30 января 1998 г., § 28, Reports of Judgments and Decisions 1998-I, Постановление Европейского Суда по делу "Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации" (Shamayev and Others v. Georgia and Russia), жалоба N 36378/02, § 500, ECHR 2005-III, и Постановление Европейского Суда по делу "Микаллеф против Мальты" (Micallef v. Malta) от 15 января 2008 г., жалоба N 17056/06, § 44). Европейский Суд много раз подчеркивал, что, когда государства-участники принимают меры по защите лиц, относящихся к сфере одного из прав, защищенных Конвенцией, но выходят за рамки требуемого Конвенцией стандарта, государство не может применять эти меры дискриминационным образом (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда по "Делу, "касающемуся определенных аспектов законодательства об использовании языков в сфере образования в Бельгии" против Бельгии" (Case "relating to certain aspects of the laws on the use of languages in education in Belgium" v. Belgium) (существо жалобы) от 23 июля 1968 г., Series A, N 6, § 9).) в вышеуказанных ситуациях как обязывающую государств-участников устранять нарушение статьи 14 Конвенции уравниванием с повышением, а не с понижением. Коротко говоря, Европейский Суд никогда не признавал неправомерным уравнивание с понижением в вышеуказанных ситуациях. Государства-участники в принципе вправе избирать средства, с помощью которых они будут исполнять постановление, в котором Европейский Суд установил нарушение. Эта дискреция относительно способа исполнения постановления отражает свободу выбора, соответствующую первичному обязательству государств-участников согласно Конвенции обеспечивать гарантированные ею права и свободы (см. среди многих других примеров Постановление Европейского Суда по делу "Папамихалопулос и другие против Греции" (Papamichalopoulos and Others v. Greece) (статья 50) от 31 октября 1995 г., § 34, Series A, N 330-B). Иными словами, она отражает субсидиарную роль Европейского Суда. Это тем более применимо к ситуациям, в которых государство-участник добровольно гарантирует право, которое не является конвенционным, поскольку любая преференция распространения льгот в принципе относится к компетенции внутригосударственных органов, которые, как часто подчеркивалось Европейским Судом, находятся в лучшем положении, чем международный суд, для оценки того, что отвечает публичному интересу (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации", § 120). Это особенно верно в ситуациях, в которых устранение нарушения затрагивает законодательные нормы.

8. Требование к властям Российской Федерации об отмене пожизненного лишения свободы для всех было бы возможно, только если применение таких наказаний было запрещено статьей 3 Конвенции или любой другой статьей Конвенции или несовместимо с ними, что в настоящее время не имеет места (см. § 72 настоящего Постановления).

9. Оба средства правовой защиты, уравнивание с понижением и уравнивание с повышением, влекут формальное равенство, но они необязательно порождают одинаково желательные результаты. В контексте настоящего дела уравнивание с понижением является проблемным средством правовой защиты по нескольким причинам. Во-первых, оно ухудшит положение взрослых женщин-преступниц в отсутствие улучшения для взрослых мужчин-преступников. Во-вторых, идентичное наказание не всегда означает равное наказание, поэтому простое осуществление формального равенства необязательно составляет материальное равенство. В-третьих, предмет настоящего дела не является обычным, поскольку уравнивание с понижением повлечет регресс с ограничением применения пожизненного лишения свободы.

10. В ситуациях, где уравнивание с понижением не является желательным и/или приемлемым, а уравнивание с повышением скорее всего недостижимо и в то же время формальное равенство необязательно влечет материальное равенство, может быть предпочтительным избрать государство, в котором некоторые выигрывают и никто не проигрывает, чем в соответствии с наиболее осуществимым равенством. Это особенно верно в настоящем деле, предмет которого имеет столь фундаментальное значение.

11. Хотя Европейский Суд не усмотрел международной тенденции в пользу или против отмены пожизненного лишения свободы, он охарактеризовал освобождение от пожизненного лишения свободы как прогрессивное развитие общества в пенологических вопросах (см. § 86 настоящего Постановления). Пожизненное лишение свободы как крайняя санкция порождает много подобных возражений, что и смертная казнь. Таким образом, я полностью согласна с судьями Нуссбергер и Митсом, что для Европейского Суда было бы важно взглянуть на это дело с более широкой перспективы, учитывая дух Конвенции в целом, как инструмента, продвигающего права человека (см. §§ 73 и 75 настоящего Постановления). Право на человеческое достоинство оказывает то влияние, что пожизненное лишение свободы в настоящее время считается приемлемым в Европе только при определенных условиях (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства" (Vinter and Others v. United Kingdom), жалобы NN 66069/09, 130/10 и 3896/10, § 113, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Мюррей против Нидерландов" (Murray v. Netherlands), жалоба N 10511/10, § 101). Серьезные аргументы выдвигаются в пользу отмены пожизненного лишения свободы. Постепенную отмену с таргетированием групп, которые наиболее уязвимы перед вредным влиянием пожизненного лишения свободы, следует рассматривать как шаг в сторону его полной отмены, поскольку такое различие в обращении дополнительно не вредит тем, к кому пожизненное лишение свободы продолжает применяться. Поскольку я не нахожу других принципиальных причин, кроме формального равенства, которое для меня не является достаточным для установления нарушение в настоящем деле, я проголосовала вместе с большинством судей.

12. Пожизненное лишение свободы является символичным для наказаний за наиболее тяжкие преступления. К сожалению, как мы знаем, символам нужно время для исчезновения* (* Gauthier de Beco. Life sentence and human dignity // 9 International Journal of Human Rights 411, 418 (2005).).

Совпадающее особое мнение судьи Мартиньша Митса

Это дело сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Если подходить исключительно с узкой точки зрения дискриминации, оно может привести к одному заключению. Однако вопрос, затронутый в данном деле, далеко выходит за пределы индивидуальных интересов заявителей. Если подходить с более широкой перспективы объекта и цели Конвенции (в смысле поддержания и дальнейшей реализации прав человека, как предусмотрено в Преамбуле), результат может быть иным. Предмет настоящего дела требует принятия более широкого подхода.

В соответствии с Конвенцией отсутствует обязанность государств-участников отменять пожизненное лишение свободы (см. §§ 74 и 87 настоящего Постановления). Власти Российской Федерации дали понять, что намерены сохранить пожизненное лишение свободы (см. § 42 настоящего Постановления). Если от властей Российской Федерации потребовать во имя равенства обращаться с привилегированными группами (несовершеннолетними преступниками, преступниками в возрасте старше 65 лет и женщинами-преступницами) таким же образом, как с группой, подлежащей пожизненному лишению свободы, это повлекло бы расширение применения пожизненного лишения свободы на все группы. Следовательно, при отсутствии каких-либо перемен для заявителей, другие группы будут подвергаться более суровому наказанию. Это было бы абсурдным результатом и расходилось бы с идеей защиты прав человека. Привилегированные группы не утверждают, что им отказывают в использовании права на более суровое наказание.

Заявители утверждали, что имеется развивающаяся международная тенденция к отмене пожизненного лишения свободы (см. § 41 настоящего Постановления). Европейский Суд не усмотрел тенденции к отмене или поддержке пожизненного лишения свободы, но отметил, что в Европе пожизненное лишение свободы становится более ограниченным благодаря требованию смягчаемости наказания, которое может повлечь дополнительные позитивных обязательств со стороны государств-участников (см. § 86 настоящего Постановления). Соответственно, в данный момент процесс, связанный с пожизненным лишением свободы, не может быть приравнен с изменениями, которые в итоге повлекли отмену смертной казни. Однако процесс, направленный на поддержание и дальнейшую реализацию прав человека, не должен быть нарушен, а это безусловно произошло бы, если бы вышеописанный сценарий был бы осуществлен.

Вот почему при рассмотрении важного для всей Европы и за ее пределами вопроса концепция дискриминации должна рассматриваться в контексте объекта и цели Конвенции, или, как указал Европейский Суд, он имеет обязанность "истолкования Конвенции гармоничным способом и в соответствии с ее общим духом" (см. § 87 настоящего Постановления). В конце концов, данное дело порождает вопрос: как мы понимаем защиту прав человека и основных свобод в Европе?

Совместное частично несовпадающее особое мнение судей Линос-Александра Сисилианоса, Эрика Мёсе, Бранко Лубарды, Стефани Муру-Викстрём и Габриэле Кучко-Штадлмейер
(Перевод)

1. Мы безоговорочно подписываемся под выводом об отсутствии нарушения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции, что касается различия в обращении по признаку возраста. Действительно, мы думаем, что мотивы, приведенные в оправдание неприменения пожизненного лишения свободы к несовершеннолетним преступникам и преступникам в возрасте старше 65 лет, составляют объективное и разумное оправдание различия в обращении между этими категориями преступников и мужчинами в возрасте от 18 до 65 лет (см., в частности, §§ 69-81 настоящего Постановления). Однако мы не можем согласиться с большинством судей в том, что по делу требования статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции, что касается различия в обращении по признаку пола, нарушены не были (см. §§ 82 и последующие настоящего Постановления).

I. Принцип: только "весьма веские причины" оправдывают различие в обращении по признаку пола

2. Мы хотели бы подчеркнуть в этом отношении, что Европейский Суд последовательно указывал, что различия, основанные исключительно на признаке пола, требуют "весьма веских причин", "особо серьезных причин" или, как иногда говорят, "особо веских и убедительных причин" в оправдание (см., например, Постановление Европейского Суда по делу "Ван Ралте против Нидерландов" (Van Raalte v. Netherlands) от 21 февраля 1997 г., § 39 последняя часть, Reports of Judgments and Decisions 1997-I, Постановление Европейского Суда по делу "Петровиц против Австрии" (Petrovic v. Austria) от 27 марта 1998 г., § 37, Reports 1998-II, Решение Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства" (Stec and Others v. United Kingdom), жалобы NN 65731/01 и 65900/01, § 52, ECHR 2005-X, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции" (Vallianatos and Others v. Greece), жалобы NN 29381/09 и 32684/09, § 77, ECHR 2013 (извлечения), и ссылки, процитированные в этом Постановлении). Если различие в обращении основано на признаке пола, пределы усмотрения государства узки (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "X и другие против Австрии" (X and Others v. Austria), жалоба N 19010/07, § 99, ECHR 2013, и упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции", § 77). В этом ключе Большая Палата подчеркнула более конкретно, "что продвижение равенства полов сегодня - главная цель в государствах - участниках Совета Европы и что требуется выдвинуть весьма веские причины, чтобы такое различие в обращении могло считаться совместимым с Конвенцией (см. Постановление Европейского Суда по делу "Бургхарц против Швейцарии" (Burghartz v. Switzerland) от 22 февраля 1994 г., § 27, Series A, N 280-B, и Постановление Европейского Суда по делу "Шулер-Цграгген против Швейцарии" (Schuler-Zgraggen v. Switzerland) от 24 июня 1993 г., § 67, Series A, N 263). В частности ссылки на традиции, общие допущения или преобладающие общественные позиции в конкретной стране сами по себе не могут считаться составляющими достаточное оправдание для различия в обращении по признаку пола (см. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia), жалоба N 30078/06, § 127, ECHR 2012 (извлечения)). Европейский Суд также отметил, что современные европейские общества шагнули к более равному распределению между мужчинами и женщинами ответственности за воспитание их детей и что мужская роль в уходе приобрела признание (см. там же, § 140). Он также заключил из этого, что общее и автоматическое ограничение, применяемое к группе лиц на основе их пола, независимо от их личной ситуации, не входит в "приемлемые пределы усмотрения, какими бы широкими они ни были", и, таким образом, "несовместимо со статьей 14 Конвенции" (см. там же, § 148).

3. Мы отмечаем, что эти важные идеи не нашли места в разделе об общих принципах настоящего Постановления (см. §§ 64-65) и даже в сокращенной версии в § 78. Постановление также ссылается на "общий дух" Конвенции, который точно не определен (см. § 73 настоящего Постановления), и на ее "внутреннюю последовательность" (см. § 75 настоящего Постановления), которая, по-видимому, приобрела приоритет по отношении к принципу запрещения дискриминации по признакам пола, как определено этой прецедентной практикой.

II. Применение вышеизложенного принципа в настоящем деле: приведенные основания

4. Соответственно, важно более внимательно рассмотреть доводы, выдвинутые властями Российской Федерации и поддержанные большинством судей, которые оправдывают данное различие в обращении. Эти доводы основаны на относимых европейских и международных инструментах (A), статистических данных, представленных властями Российской Федерации (B), и предположительно преобладающих тенденциях в Европе (C). Мы рассмотрим эти доводы по очереди.

A. Международные и европейские документы

5. Первый довод, выдвинутый в оправдание различия в обращении по признаку пола, вдохновлен "различными европейскими и международными документами, рассматривающими потребности женщин в защите против насилия по признаку пола, злоупотреблений и сексуальных посягательств в тюремной среде, а также потребности в защите беременности и материнства" (см. § 82 настоящего Постановления). Относимые положения данных документов широко цитируются в §§ 27-31 настоящего Постановления. Основными являются статья 4 Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (далее - CEDAW), Правила Организации Объединенных Наций, касающиеся обращения с женщинами-заключенными и мер наказания для женщин-правонарушителей, не связанных с лишением свободы (Бангкокские правила), Резолюция Европейского парламента от 13 марта 2008 г. об особом положении женщин в тюрьме и Рекомендация Rec(2006)2 Комитета министров Совета Европы государствам-участникам о Европейских пенитенциарных правилах. Статья 4 CEDAW, единственное нормативное положение, к которому мы вернемся, в целом затрагивает специальные меры. Все остальные инструменты не являются обязательными.

1. Ненормативные документы

6. Ненормативные документы в основном затрагивают условия содержания под стражей женщин и особенно беременных женщин, женщин, кормящих грудью, и матерей с малолетними детьми. Мы полностью поддерживаем гуманные соображения, лежащие в основе этих документов. Однако мы не можем не отметить, что относимые положения этих документов никоим образом не относятся к вопросу о том, должно или не должно применяться к женщинам пожизненное лишение свободы, или даже в целом к вопросам уголовной политики по отношению к женщинам. При этом положения, процитированные в §§ 23-26 настоящего Постановления, сосредотачиваются на запрете применения конкретных наказаний, особенно смертной казни и пожизненного лишения свободы без возможности освобождения, для лиц младше 18-летнего возраста.

7. Иными словами, в то время как в относимых международных текстах говорится о несовершеннолетних преступниках, международные документы не касаются конкретного аспекта, являющегося предметом настоящего дела, процитированные положения, относящиеся к женщинам, в основном касаются другого предмета, а именно условий их содержания под стражей и других категорий женщин, которые особенно уязвимы (беременные женщины, кормящие грудью женщины и матери с малолетними детьми). Следовательно, упоминавшиеся выше документы применяются к исполнению любого наказания в виде лишения свободы, назначаемого женщинам независимо от его длительности. Они не касаются применения пожизненного лишения свободы. Кроме того, они направлены на защиту только женщин в определенных конкретных ситуациях (беременность, материнство) и не охватывают всех женщин чисто по признаку их пола. Их предполагаемая "природная уязвимость", "особая роль в обществе" и "репродуктивная функция", на которые ссылались власти Российской Федерации в оправдание своей мотивировки (см. §§ 46-47 настоящего Постановления), не являются предметом этих норм. В любом случае данные документы, по нашему мнению, не выглядят составляющими "весьма вескую причину", а тем более "особо серьезную причину", оправдывающие различие в обращении по признаку пола.

2. Статья 4 CEDAW и правовая природа оспариваемых мер

8. То же касается статьи 4 CEDAW. При анализе первого пункта этого положения относительно "временных специальных мер" Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин прямо отметил, что среди "фундаментальных обязательств", которые являются "основными для усилий государств-членов по устранению дискриминации против женщин", было усилие государств-членов, "состоящее в решении проблем, связанных со сложившимися отношениями между мужчинами и женщинами, и бытующими гендерными стереотипами, которые пагубным образом сказываются на женщинах не только вследствие конкретных деяний индивидов, но и вследствие применения законодательства и действий правовых и общественных структур и учреждений" (Общая рекомендация N 25 по пункту 1 статьи 4 Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин о временных специальных мерах, United Nations doc. A/59/38 (Part I), Annex I, §§ 6-7).

9. По нашему мнению, это заявление имеет большое значение в понимании объекта и цели CEDAW в целом и сферы применения статьи 4 данной Конвенции в частности. Это положение затрагивает "временные специальные меры" (§ 1) и "специальные меры", направленные на защиту материнства (§ 2).

10. Как объяснено в Общей рекомендации, упомянутой выше, "временные специальные меры" в основном направлены на достижение равенства возможностей и, соответственно, на достижение фактического равенства женщин по отношению к мужчинам, то есть, так сказать, на материальное равенство (там же, § 8). Данные меры являются временными, поскольку они "должны быть отменены, когда будут достигнуты цели равенства возможностей и равноправного отношения" (пункт 1 статьи 4 CEDAW). То же положение предусматривает также, что принятие временных специальных мер "ни в коем случае не влечет в качестве последствия сохранения неравных или отдельных стандартов". Однако рассматриваемые ныне меры не слишком согласуются с целью этого положения. Кроме того, они являются законодательными мерами, которые направлены на создание ясных правовых норм для заключенных женщин. Поэтому представляется, что указанные меры не составляют "временные специальные меры" в значении пункта 1 статьи 4 CEDAW. Следовательно, указанное положение неприменимо в данном отношении.

11. Пункт 2 статьи 4 CEDAW указывает, что принятие "государствами-участниками специальных мер, направленных на охрану материнства" не считается дискриминационным. Защита материнства возникает в пункте "b" статьи 5 CEDAW, которая предусматривает, что государства-участники "принимают все соответствующие меры с целью... обеспечить, чтобы семейное воспитание включало в себя правильное понимание материнства как социальной функции". Однако положение par excellence* (* Par excellence (франц.) - по преимуществу, преимущественно. Вероятно, авторы хотят подчеркнуть особое значение пункта Конвенции, который они еще не имели возможности процитировать (примеч. переводчика).) в этой сфере содержится в пункте 2 статьи 11 CEDAW, согласно которому государства-участники принимают соответствующие меры для того, чтобы "запретить, под угрозой применения санкций, увольнение с работы на основании беременности или отпуска по беременности и родам или дискриминацию ввиду семейного положения при увольнении" и "ввести оплачиваемые отпуска или отпуска с сопоставимыми социальными пособиями по беременности и родам без утраты прежнего места работы, старшинства или социальных пособий". Таким образом, представляется, что меры, предусмотренные CEDAW для защиты материнства, относятся к семейным отношениям и сфере трудового права. Однако даже если пункт 2 статьи 4 CEDAW подлежит более широкому толкованию, положения, направленные на защиту женщин с точки зрения "беременности и материнства" требуют, в качестве исключения из принципа недискриминации, очень строгого толкования. На это указал CJEU в решении по делу Johnston, C-222/84, § 44, в контексте директивы Совета 76/207/EEC (см. также дела: Brown, C-394/96, § 17; Commission/Austria, C-203/03, §§ 43-45; Stoeckel, C-345/89, §§ 14-19). Из этой прецедентной практики ясно следует, что меры защиты материнства должны быть приспособлены к реальным и конкретным угрозам различных ситуаций, и они не оправдывают распространения на женский пол как таковой. Помимо этого сомнительно, почему физическое условие или семейная ответственность может, для женщин или мужчин, оправдывать смягчение наказания, которое является пропорциональным преступлению.

12. Кроме того, иные положения, процитированные в §§ 29-31 настоящего Постановления, по поводу, в частности, не забыть бы* (* Так в тексте авторов особого мнения (примеч. переводчика).), условий содержания под стражей беременных или грудного вскармливания женщин и матерей с малолетними детьми, сосредоточиваются на условиях гигиены, оказания услуг здравоохранения, диеты и дородовой и послеродовой помощи. Иными словами, меры, предусмотренные международными документами, которые учел Европейский Суд, являются весьма отличными по характеру от обжалуемых положений.

13. Соответственно, мы находим затруднительным признать, что факт запрета пожизненного лишения свободы и назначения максимального срока наказания в 20 лет для женщин (см. статью 57 Уголовного кодекса Российской Федерации, упомянутую в § 16 настоящего Постановления) составляет "специальную меру", направленную на защиту материнства в значении пункта 2 статьи 4 CEDAW. В этом отношении могут возникнуть законные сомнения, особенно потому, что даже в случае 20-летнего наказания перспектива материнства обычно умаляется. Кроме того, существенно, что ни большинство, ни Конституционный Суд Российской Федерации прямо не квалифицировали данное различие в обращении как "специальные меры", направленные на защиту материнства. Если процитировать российский Конституционный Суд, запрет применения пожизненного лишения свободы для женщин более общим образом оправдывается их "социальными и физиологическими особенностями... на основе принципов справедливости и гуманизма в уголовном законе" (см. § 18 настоящего Постановления).

B. Статистические данные

14. Второй довод, выдвинутый большинством судей в оправдание такого различия в обращении, касается статистических данных, предоставленных властями Российской Федерации, которые указывают на значительное различие между общим количеством осужденных заключенных мужчин и женщин. Эти данные также показывают, что количество осужденных преступников, приговоренных к пожизненному лишению свободы, является небольшим (см. § 48 настоящего Постановления). В отсутствие желания анализировать эти данные и пенологических оснований, оправдывающих различие в обращении между мужчинами и женщинами в этом отношении, Европейский Суд говорит, что готов признать, что при обстоятельствах настоящего дела такие данные, а также вышеупомянутые элементы (взятые из международных и европейских документов, рассмотренных выше) создают достаточную основу для того, чтобы Европейский Суд заключил, что имеется публичный интерес в пользу освобождения женщин-преступниц от пожизненного лишения свободы в порядке общего правила (см. § 82 настоящего Постановления).

15. При всем уважении к большинству мы не думаем, что доводы, выведенные из статистических данных, являются "весьма вескими" или "особенно вескими и убедительными" и, таким образом, способными оправдывать различие в обращении по признаку пола (см. § 2 настоящего Постановления). Мы отмечаем, во-первых, что статистические данные касаются чисто количественных аспектов. Они ничего не говорят о возможности женщин, совершающих особо тяжкие преступления. Кроме всего прочего, они игнорируют преобладающую значимость личной ситуации преступников при назначении наказания. Данный подход, включающий концептуализацию и индивидуализацию правового обращения, кроме того, полностью ассимилируется в цели современного феминизма.

16. Кроме того, две основные тенденции, проиллюстрированные вышеупомянутыми статистическими данными: непропорциональное соотношение мужчин/женщин среди тюремного населения и низкое количество осужденных преступников, приговоренных к пожизненному лишению свободы, не характерно для Российской Федерации. Действительно, последняя пенитенциарная статистика Совета Европы показывает, что эти две тенденции могут наблюдаться во всех государствах-участниках. Конкретнее, согласно данной статистике заключенные женщины в Российской Федерации представляют 8,2% от всех заключенных страны, показатель, приблизительно соответствующий данным, предоставленным властями Российской Федерации, тогда как в Европе средний показатель составляет 5% (Council of Europe, Annual Penal Statistics. SPACE I - Prison Populations, doc. PC-CP (2015)7, 23 декабря 2015, p. 64). Иными словами, несоразмерное соотношение, упомянутое властями Российской Федерации, фактически больше на общеевропейском уровне, чем в России. Кроме того, что касается осужденных преступников, приговоренных к пожизненному лишению свободы, по сравнению с тюремным населением в целом, статистика Совета Европы демонстрирует, что среднеевропейский показатель составляет примерно 1,6% (там же, p. 97). Как и в Российской Федерации, этот процент отражает низкую численность осужденных преступников, принадлежавших к данной категории. Соответственно, мы не находим возможным усмотреть в этих статистических данных любую конкретную черту в отношении России, которая составила бы веский аргумент в оправдание данного различия. В этой связи мы хотели бы подчеркнуть, что при установлении различия в обращении в соответствии со статьей 14 Конвенции государство-ответчик должно доказать, что оно является оправданным (см. недавнее Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Биао против Дании" (Biao v. Denmark), жалоба N 38590/10, § 61, ECHR 2016).

C. "Несоразмерность подхода" на европейском уровне

17. Третий аргумент, выдвинутый в оправдание данного различия в обращении, касается "несоразмерности подхода", которая может наблюдаться среди государств - участников Конвенции. По этому предмету большинство судей подчеркивает, что девять государств-участников отменили пожизненное лишение свободы, тогда как остальные государства предусматривают изменение возрастных пределов. Что касается женщин, несколько государств-участников освобождают женщин-преступниц, которые были беременными в момент совершения преступления или в момент назначения наказаний, тогда как другие, включая Российскую Федерацию, распространили данный подход на всех женщин-преступниц. Согласно мнению большинства судей по этой причине властям каждого государства должны быть предоставлены "широкие пределы усмотрения" (см. §§ 83-85 настоящего Постановления).

18. Действительно, согласно прецедентной практике Европейского Суда отсутствие общего подхода во внутригосударственных правовых системах государств-участников теоретически влечет признание широких пределов усмотрения в пользу национальных властей. В рассматриваемой сфере нет сомнения, что внутригосударственные законодатели имеют широкие пределы усмотрения по вопросу о пожизненном лишении свободы. Государства также имеют существенные пределы усмотрения для определения того, какие преступления влекут это наказание, однако при том, что в соответствии с принципом пропорциональности только особо тяжкие преступления заслуживают подобного наказания. Вместе с тем если делаются различия между преступниками, поставленными в аналогичное или относительно сходное положение, как в настоящем деле, может быть у женщин и мужчин (см. §§ 66-68 настоящего Постановления), пределы усмотрения сужаются согласно критерию дифференцированного обращения. Невозможно переоценить пункт, согласно которому в соответствии с последовательной прецедентной практикой Европейского Суда, различия, основанные исключительно на признаке пола, требуют "весьма веских причин", "особо веских и убедительных причин" или даже "особо серьезных причин" в свое оправдание (см. § 2 настоящего Постановления).

19. Кроме того, для ответа на вопрос о том, имеется ли общая позиция у государств - участников Совета Европы (или усматривается ли конкретная тенденция), предмет должен быть надлежащим образом очерчен и, соответственно, группа государств, составляющих исходную позицию. Иными словами, чтобы ответить на данный вопрос, должно быть сделано сравнение между тем, что действительно сравнимо (см. с необходимыми изменениями упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции", §§ 26 и 91). Соединение различных элементов способно умалять методологическую ясность и повлечь поспешные выводы. В настоящем деле важно знать, имеется ли оправдание для освобождения женщин-преступниц от пожизненного лишения свободы в порядке общего правила. Следовательно, референтной группой является та, которая состоит из государств, предусмотревших в своем законодательстве данное наказание. Мы отмечаем, что из 37 государств - участников Совета Европы, в которых осужденные преступники могут быть приговорены к пожизненному лишению свободы, только Албания, Азербайджан и Республика Молдова (кроме Российской Федерации) в целом освобождают женщин-преступниц от этого наказания в своем уголовном законодательстве (см. §§ 20 и 22 настоящего Постановления). Таким образом, представляется, что имеется значительное большинство государств, которые не освобождают женщин-преступниц от пожизненного лишения свободы в порядке общего правила.

III. Заключительные замечания

20. Мы внимательно рассмотрели причины, на которые ссылалось большинство судей в оправдание данного дифференцированного обращения. Мы не думаем, что данные соображения, по отдельности или даже совместно, являются достаточно вескими, чтобы составлять такое оправдание. Следовательно, мы полагаем, что в настоящем деле имело место нарушение статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции.

21. При этом следует также подчеркнуть, что подобный подход необязательно ставит государство-ответчика перед дилеммой, состоящей в полной и простой отмене пожизненного лишения свободы или в качестве альтернативы расширения его на женщин. Существуют также другие способы, которые влекут определенную корректировку данного наказания и средств его исполнения и которые были бы удобны для женщин и мужчин. Наконец следует также отметить, что факт включения пожизненного лишения свободы в законодательство не означает, что судья, выносящий приговор, не может конкретно принять во внимание особую ситуацию, включая уязвимость определенного лица, будь то мужчина или женщина.

Несовпадающее особое мнение судьи Паулу Пинту Де Альбукерке
(Перевод)*

* (* Содержание особого мнения опущено (примеч. редактора).)

I. Введение (§§ 1-3)

1. Дело "Хамтоху и Аксёнчик против Российской Федерации" (Khamtokhu and Aksenchik v. Russia) вновь обязывает Европейский Суд по правам человека (далее - Европейский Суд) столкнуться с решающим вопросом пожизненного лишения свободы на основе оценки совместимости части второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации с Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод (далее - Конвенция). Это дело тем более фундаментально, что параллельно оно порождает сложные вопросы относительно реализации политики позитивной дискриминации в свете конвенционных стандартов.

2. Однако большинство судей не нашло необходимым рассматривать более внимательно конкретные аспекты права не подвергаться дискриминации, которое было объектом в настоящем деле, тем самым упустив возможность прояснить эти фундаментальные принципы. Оно также не воспользовалось предоставленной ему возможностью развить защиту, предложенную Конвенцией, путем дополнительного решающего шага по направлению к отмене пожизненного лишения свободы.

3. Мое мнение, посвященное рассмотрению этих двух проблем, покажет непоследовательность российской политики позитивной дискриминации в пользу совершивших некоторые преступления лиц и то, что сохранение положения о пожизненном лишении свободы Уголовного кодекса Российской Федерации несовместимо с Конвенцией. По двум этим причинам я не могу подписаться под выводом об отсутствии нарушения статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции.

Часть I (§§ 4-24)

II. Правомерность цели защиты уязвимых групп (§§ 4-17)

A. Защита женщин в международном и европейском праве (§§ 5-11)

4. Это мнение никоим образом не ставит под сомнение заслуживающие похвалы и необходимые усилия политической воли для становления публичной политики защиты женщин, молодежи и стариков. Это фундаментальная предпосылка, которая должна быть сообщена с самого начала, чтобы последующие комментарии понимались в их надлежащем контексте. Борьба против дискриминации по признакам пола и возраста является существенной целью со стороны публичных органов, и она твердо воплощена в международных стандартах.

5. Является неоспоримым фактом, что даже в наши дни женщины в некоторых отношениях являются уязвимой группой и находятся в менее благоприятных условиях, чем их партнеры мужского пола. Будь то вопрос защиты их физической и моральной неприкосновенности от конкретных вмешательств или обеспечения их равного доступа к образованию и трудоустройству или любой другой аспект экономической, общественной и культурной жизни, государственные органы имеют обязанность принимать конкретные и эффективные действия для обеспечения реального равенства между мужчинами и женщинами. В частности, пенитенциарные системы редко учитывают особые нужды женщин, такие как с точки зрения политики относительно классификации или размещения заключенных, программ или служб, обеспечивающих их нужды, достаточное количество специального персонала или конкретных условий, связанных со здоровьем, гигиеной и дородовым или послеродовым уходом и заботой о детях в тюрьме* (* Организация "Международная тюремная реформа" и Ассоциация за предотвращение пытки указывают, что "высокий риск того, что женщины столкнутся с жестоким обращением и пыткой в местах лишения свободы, не является проблемой, которая может быть решена при сосредоточении на этих местах. Коренные причины уязвимости женщин в местах лишения свободы часто обнаруживаются вне тюремных стен, хотя такая уязвимость значительно усиливается в местах лишения свободы" (см.: Penal Reform International and Association for the Prevention of Torture (2013) // Women in Detention: a guide to gender-sensitive monitoring, http://tinyurl.com/Penal-Reform-wid-2013).). Исходя из этого неудивительно, что международные документы и органы, ответственные за обеспечение их применения, активно участвуют в данном процессе. Кроме того, сам Европейский Суд постарался подчеркнуть, что "продвижение гендерного равенства сегодня является основной целью государств - участников Совета Европы"* (* См. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Констатин Маркин против Российской Федерации" (Konstantin Markin v. Russia), жалоба N 30078/06, § 127, ECHR 2012 (извлечения).).

6. Правозащитные инструменты общего применения, такие как, в частности, Международный пакт о гражданских и политических правах (статья 2), Американская конвенция о правах человека (статья 1) или Африканская хартия прав человека и народов (статья 2), единодушно запрещают дискриминации по признаку пола. Кроме того, пункт 5 статьи 6 Международного пакта о гражданских и политических правах запрещает применение смертной казни к беременным женщинам, как и пункт 3 статьи 76 Дополнительного протокола I к Женевской конвенции 1949 года. Что касается защиты категорий лиц, Конвенция ООН о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин 1979 года (далее - CEDAW) стремится запретить дискриминацию против женщин в публичной и частной сферах и устанавливает обязанность государств-сторон в соответствии со статьей 2 "безотлагательно всеми соответствующими способами проводить политику ликвидации дискриминации в отношении женщин". Минимальные стандартные правила ООН в отношении обращения с заключенными (Правила Нельсона Манделы) предусматривают предоставление отдельных помещений женщинам-заключенным и специальные положения для условий содержания под стражей беременных и кормящих женщин, запрет применения одиночного заключения или иных сходных мер, запрет использования инструментов сдерживания для женщин во время работы, родов и сразу после родов и содержат положения о представителях женского персонала и доступе персонала мужского пола в ту часть тюрьмы, которая отведена для женщин (пункт "a" правила 11, 28, пункт 2 правила 45, пункт 2 правила 48, пункт 2 правила 58, пункт 3 правила 74 и пункты 1-3 правила 81). Правила Организации Объединенных Наций, касающиеся обращения с женщинами-заключенными и мер наказания для женщин-правонарушителей, не связанных с лишением свободы (Бангкокские правила), подчеркивают необходимость приоритета применения к женщинам, столкнувшимся с системой уголовной юстиции, мер, не связанных с лишением свободы. Некоторые из этих правил указывают, как существующие положения Минимальных стандартных правил в отношении обращения с заключенными и Минимальных стандартных правил ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Пекинские правила), применяются к женщинам-заключенным и женщинам-преступницам, тогда как другие рассматривают новые вопросы, принадлежащие к уголовному законодательству. Что касается собственных источников права Совета Европы, следует упомянуть краткие ссылки на положение женщин-заключенных, сделанные в Рекомендации N (2003)23 Комитета министров по управлению заключенными, приговоренными к пожизненному заключению и другим длительным срокам лишения свободы, и в Европейских пенитенциарных правилах, принятых Рекомендацией Комитета министров N Rec(2006)2. Наконец, что касается права Европейского союза, следует упомянуть позицию Европейского парламента, выраженную в его резолюции от 13 марта 2008 г. о конкретных нуждах беременных женщин и матерей в тюрьме.

ГАРАНТ:

По-видимому, в тексте предыдущего абзаца допущена опечатка. Вместо слов "Минимальных стандартных правил ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Пекинские правила)" следует читать "Стандартных минимальных правил ООН в отношении мер, не связанных с тюремным заключением (Токийские правила)"

7. Соответственно, необходимость и правомерность особой защиты женщин публичными органами и международными органами не подвергаются сомнению. Я уже выразил мое убеждение в том, что "полный effet utile Конвенции может быть достигнут только с гендерно-чувствительным толкованием и применением ее положения, которое принимает во внимание фактические неравенства между женщинами и мужчинами и способ, которым они влияют на жизнь женщин"* (* См. мое совпадающее особое мнение в Постановлении Европейского Суда по делу "Валиулене против Литвы" (Valiulien v. Lithuania) от 26 марта 2013 г., жалоба 33234/07.). Соответственно, последующие замечания не должны толковаться как отказ от этого убеждения.

8. Тем не менее и не отрицая фундаментальную важность борьбы против дискриминации, с которой сталкиваются женщины по признаку пола, эта защита не должна служить предлогом для того, чтобы рассматривать женщин как жертв, что вредило бы их делу и оказалось бы контрпродуктивным. Одна из основных ловушек, с которыми сталкивается защита этой категории лиц, заключается в увековечении вековых предрассудков относительно природы или роли женщин в обществе. Увековечение подобных моделей может оказаться таким же опасным, как социальные неудобства, затрагивающие женщин в сравнении с мужчинами, поскольку они способствуют сохранению убеждения в существовании коренных различий в одаренности между полами. Для этой цели статья 5 CEDAW возлагает обязанность на государства-стороны принимать все соответствующие меры, чтобы... "изменить социальные и культурные модели поведения мужчин и женщин с целью достижения искоренения предрассудков и упразднения обычаев и всей прочей практики, которые основаны на идее неполноценности или превосходства одного из полов или стереотипности роли мужчин и женщин".

9. Прецедентная практика Европейского Суда является недвусмысленной в этом отношении* (* См., в частности: Постановление Европейского Суда по делу "Бургхарц против Швейцарии" (Burghartz v. Switzerland) от 22 февраля 1994 г., § 27, Series A, N 280-B, и Постановление Европейского Суда по делу "Шулер-Цграгген против Швейцарии" (Schuler-Zgraggen v. Switzerland) от 24 июня 1993 г., § 67, Series A, N 263.). В деле "Юнал Текели против Турции" (Unal Tekeli v. Turkey) о передаче фамилии мужа его жене Европейский Суд указал следующее: "эта традиция происходит от главенствующей роли мужчины и вторичной роли женщины в семье. В настоящее время наступление равенства полов в государствах - участниках Совета Европы, включая Турцию, и особенно значение, придаваемое принципу недискриминации, препятствует государствам в применении этой традиции к замужним женщинам"* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Юнал Текели против Турции" (Unal Tekeli v. Turkey), жалоба N 29865/96, § 63, ECHR 2004-X (извлечения).).

10. Точно так же в деле "Константин Маркин против России" (Konstantin Markin v. Russia), которое затрагивало отказ в предоставлении родительского отпуска мужчине-военнослужащему, Большая Палата Европейского Суда указала, что "ссылки на традиции, общие правила или преобладающее общественное мнение в отдельной стране являются недостаточными для оправдания различия в обращении по признаку пола"* (* См. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Констатин Маркин против Российской Федерации", § 127.). В этом отношении Европейский Суд указал, что по делу допущено нарушение требований статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции в связи с различием в обращении между мужчинами и женщинами на этой основе. Кроме того, в ответ на довод властей государства-ответчика, пытавшихся оправдать эту меру основаниями "позитивной дискриминации", направленной на корректировку "фактически" неблагоприятного положения женщины в обществе, Европейский Суд отметил, что "такое различие име[ло] следствием увековечивание гендерных стереотипов и что оно являлось неблагоприятным как для карьеры женщин, так и для семейной жизни мужчин"* (* См.: там же, § 141.), также подчеркивая, что государства не могут "оправдывать [это различие в обращении] ссылками на традиции, преобладающие в данной стране" и "не [могли] поощрять традиционные гендерные роли и гендерные стереотипы"* (* См.: Там же, § 142.).

11. Поэтому фундаментально важно подчеркнуть, что неоправданная дифференциация между мужчинами и женщинами в том смысле, что она основана не на действительном фактическом неудобстве, а на предвзятой идее предполагаемой слабости последних, повлечет не уменьшение неравенства, а его увековечение и даже увеличение. Представляется, что большинство судей в настоящем деле ограничилось одним аспектом борьбы против дискриминации без учета этой конкретной проблемы в общем контексте.

B. Защита молодежи и пожилых людей в международном и европейском праве (§§ 12-17)

12. С учетом физиологических и социальных характеристики молодые люди, как и пожилые, при определенных обстоятельствах могут требовать особой защиты внутригосударственных органов. Настоящее мнение никоим образом не ставит под вопрос эту существенную цель публичной политики, воплощенную в международном праве и европейском праве прав человека.

13. В то время как защита молодежи является предметом многих международных документов, референтным текстом в этой сфере остается Конвенция ООН 1990 года о правах ребенка, в Преамбуле к которой, в частности, указывается, что "необходимость в такой особой защите ребенка была предусмотрена в Женевской декларации прав ребенка 1924 года и Декларации прав ребенка, принятой Генеральной Ассамблеей 20 ноября 1959 года, и признана во Всеобщей декларации прав человека, в Международном пакте о гражданских и политических правах (в частности, в статьях 23 и 24), Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах (в частности, в статье 10), а также в уставах и соответствующих документах специализированных учреждений и международных организаций, занимающихся вопросами благополучия детей". Кроме того, пункт "а" статьи 37 Конвенции о правах ребенка, пункт 5 статьи 6 МПГПП и статьи 26 Римского статута Международного уголовного суда запрещают применение жестких санкций к лицам моложе 18 лет. Пункт 4 статьи 14 МПГПП определяет реабилитацию как основную цель* (* Пункт 4 статьи 14 МПГПП определяет несколько иначе: "в отношении несовершеннолетних процесс должен быть таков, чтобы учитывались их возраст и желательность содействия их перевоспитанию" (примеч. переводчика).) уголовной юстиции для молодежи.

14. Содержание под стражей несовершеннолетних преступников является предметом специального регулирования, особенно за счет инструментов мягкого права* (* См. в этой связи мое частично несовпадающее особое мнение, совместно с судьями Поповичем и Каракаш в Постановлении Европейского Суда по делу "Эртуш против Турции" (Ertus v. Turkey) от 5 ноября 2013 г., жалоба N 37871/08.). Так, Минимальные стандартные правила Организации Объединенных Наций, касающиеся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинские правила 1985 года), Правила Организации Объединенных Наций, касающиеся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы (Гаванские правила 1990 года), Руководящие принципы Организации Объединенных Наций для предупреждения преступности среди несовершеннолетних (Эр-Риядские руководящие принципы 1990 года), Руководящие принципы в отношении действий в интересах детей в системе уголовного правосудия, рекомендованные Резолюцией Экономического и Социального Совета ООН N1997/30 1997 года, Руководящая записка Генерального секретаря об общем подходе Организации Объединенных Наций к правосудию для детей (2008 год), Руководящие указания Организации Объединенных Наций по альтернативному уходу за детьми 2009 года и Принципы, относящиеся к статусу национальных учреждений, занимающихся поощрением и защитой прав человека (Парижские принципы) и, что касается институтов Совета Европы, Рекомендация Комитета министров Совета Европы N R(87)20 о реакции общества на правонарушения несовершеннолетних, Рекомендация Комитета министров N Rec(2003)20 о новых подходах к преступности среди несовершеннолетних, Рекомендация Комитета министров N Rec(2003)23 об осуществлении исполнения наказания в виде пожизненного заключения и других длительных сроков заключения администрациями мест лишения свободы, Рекомендация Комитета министров N Rec(2008)11 о Европейских правилах в отношении несовершеннолетних правонарушителей, осужденных к наказаниям и мерам уголовно-правового характера, Рекомендация Комитета министров N Rec(2009)10 о руководящих принципах Совета Европы по вопросу Комплексной национальной стратегии защиты детей от насилия и Руководство Комитета министров о дружественном к детям правосудии, принятое 17 ноября 2010 г., устанавливают стандарты, которые государства должны* (* Ранее считалось, что мягкое право составляют необязывающие рекомендации, которые государства могут, но не обязаны применять в конкретных ситуациях (примеч. переводчика).) применять в этих конкретных ситуациях. Нет сомнения, что лишение свободы лиц младше 18 лет регулируется существенно иными стандартами по сравнению с применимыми ко взрослым, что касается материального уголовного законодательства, процессуального или уголовно-исполнительного законодательства или даже других отраслей. Правило 15 Европейских правил о несовершеннолетних преступниках* (* Автор имеет в виду Европейские правила в отношении несовершеннолетних правонарушителей, осужденных к наказаниям и мерам уголовно-правового характера (примеч. переводчика).) симптоматично этим целостным видением, предусматривая, что "любая система уголовного правосудия в отношении несовершеннолетних должна использовать достижения различных наук и областей знаний, привлекать все заинтересованные ведомства и участвовать в социальных программах в отношении несовершеннолетних для обеспечения целостного подхода к работе с несовершеннолетними и непрерывности надзора за ними (принцип участия общественности и непрерывности надзора)".

15. Что касается пожизненного лишения свободы несовершеннолетних преступников, пункт "a" статьи 37 Конвенции о правах ребенка предусматривает, что "государства-участники обеспечивают, чтобы ни один ребенок не был подвергнут пыткам или другим жестоким, бесчеловечным или унижающим достоинство видам обращения или наказания. Ни смертная казнь, ни пожизненное тюремное заключение, не предусматривающее возможности освобождения, не назначаются за преступления, совершенные лицами моложе 18 лет". Инструменты мягкого права также ясны в этом отношении. Генеральная Ассамблея ООН призвала государства с 2008 года "отменить de facto и de jure смертную казнь и пожизненное тюремное заключение без возможности освобождения для лиц, которым на момент совершения преступления не исполнилось 18 лет"* (* Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 24 декабря 2008 г., A/RES/63/241.). В 2012 году она вновь предложила государствам "обеспечить в соответствии со своим законодательством и практикой, чтобы ни смертная казнь, ни пожизненное лишение свободы в отсутствие возможности освобождения ни телесное наказание в качестве наказания или дисциплинарной меры [не] применялись за преступления, совершенные лицами моложе 18 лет... рассмотреть отмену пожизненного лишения свободы с возможностью освобождения за преступления, совершенные лицами моложе 18 лет"* (* Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН от 9 ноября 2012 г., A/C.3/67/L.34.). В своем Замечании общего порядка N 10 Комитет по правам ребенка указал на "вероятность того, что пожизненное тюремное заключение детей серьезно затруднит или даже сделает невозможным достижение целей правосудия по делам несовершеннолетних, несмотря на возможность освобождения" и настоятельно рекоменд[овал] государствам-участникам отменить все формы пожизненного тюремного заключения за преступления, совершенные лицами в возрасте до 18 лет"* (* Комитет по правам ребенка, Замечание общего порядка N 10 "Права детей в рамках осуществления правосудия в отношении несовершеннолетних", 25 апреля 2007 г., CRC/C/GC/10.). Наконец, в рамках Совета Европы Рекомендация Комитета министров N Rec(2003)23 ссылается в отношении режима и планирования наказаний для молодежи на принципы, заложенные в вышеупомянутой Конвенции ООН (см. § 32 настоящего Постановления).

16. Международное право также предусматривает, хотя и в меньшей степени, инструменты защиты пожилых людей. Хотя международные органы осведомлены о явлении старения населения мира и специфических проблемах, которые оно порождает* (* См. доклад Генерального секретаря Генеральной Ассамблеи ООН "Последующая деятельность по итогам второй Всемирной ассамблеи по проблемам старения", 22 июля 2011 г., A/66/173.), в настоящее время отсутствуют конкретные соглашения, посвященные защите данной части населения. Определенные документы, которые имеют общий объем и обязательны по природе, запрещают дискриминацию по признакам возраста и, соответственно, предлагают защиту лицам старшего возраста, как предусмотрено первым пунктом статьи 21 Хартии Европейского союза об основных правах* (* Данная статья, не имеющая отношения к Российской Федерации, Хартии Евросоюза, устанавливает общий запрет дискриминации, как, например, статья 14 Конвенции, которой автору, видимо, показалось мало (примеч. переводчика).) и статьей 1 Международной конвенции о защите всех трудящихся мигрантов и членов их семей. CEDAW, со своей стороны, ссылается в подпункте "e" пункта 1 статьи 11 на льготы пенсионерам и старикам, которые прямо затрагивают эту группу. Наконец, пункт "b" статьи 25 Конвенции о правах инвалидов призывает государства предоставлять "услуги, в подходящих случаях призванные свести к минимуму и предотвратить дальнейшее возникновение инвалидности, в том числе среди детей и пожилых", а подпункт "b" пункта 2 статьи 28 обеспечить инвалидам, в частности женщинам, девочкам и пожилым лицам с инвалидностью, "доступ к программам социальной защиты и программам сокращения масштабов нищеты". Инструменты мягкого права предлагают более полную защиту этого сектора населения. Венский план действий по проблемам старения 1982 года и Мадридский план действий по проблемам старения 2002 года, Принципы ООН для пожилых людей, принятые в 1991 году Резолюцией Генеральной Ассамблеи N 46/91 и Торонтская декларация о предупреждении плохого обращения с людьми пожилого возраста (Всемирная организация здравоохранения) 2002 года посвящены конкретным вопросам, относящимся к старению. Среди документов, предлагающих конкретную защиту старикам, можно также упомянуть Рекомендации Международной организации труда N R162 "О пожилых работниках"* (* Принята в Женеве 23 июня 1990 г.) и N R131 "О пособиях по инвалидности, по старости и по случаю потери кормильца"* (* Принята в Женеве 29 июня 1967 г.), Замечания общего порядка Комитета по экономическим, социальным и культурным правам N 6 "Экономические, социальные и культурные права пожилых людей"* (* 8 декабря 1995 г., E/1996/22.) и N 20 "Недискриминация в экономических, социальных и культурных правах"* (* 2 июля 2009 г., E/C.12/GC/20.) и Общая рекомендация Комитета по ликвидации дискриминации против женщин N 27 о пожилых женщинах и защите их прав человека* (* 16 декабря 2010 г., CEDAW/C/GC/27.).

17. Среди документов, устанавливающих стандарты в отношении содержания под стражей, следует принять во внимание конкретную ситуацию пожилых людей* (* По этому вопросу см. назидательный доклад "Хьюман райтс уотч": Human Rights Watch. Old behind bars: the ageing prison population in the United States, 2012, и исследование: Tourat and Dsesquelles. La prison face au vieillissement, 2016 (http://www.gip-recherche-justice.fr/).). Пример этого представляет принцип N 5 Свода принципов ООН для защиты всех лиц, подвергаемых задержанию или заключению в какой бы то ни было форме, принятого Генеральной Ассамблеей в Резолюции N 43/173 от 9 декабря 1988 г., который предусматривает, что "[м]еры, применяемые в рамках закона и предназначенные специально для защиты прав и особого статуса женщин, в особенности беременных женщин и кормящих матерей, а также детей, подростков, престарелых, больных или инвалидов, не рассматриваются как дискриминационные". Равным образом Рекомендация Комитета министров Совета Европы N Rec(2003)23 "Об осуществлении исполнения наказания в виде пожизненного заключения и других длительных сроков заключения администрациями мест лишения свободы", в частности, указывает в § 28, что "Заключенным пожилого возраста должны помогать поддерживать в хорошей форме физическое и умственное состояние". Однако в то время как существуют конкретные положения о приспособлении условий содержания под стражей пожилых заключенных к их конкретным нуждам, особенно с медицинской точки зрения, ничто в международном праве не указывает, что они должны пользоваться специальным режимом в соответствии с материальным уголовным законодательством, особенно на стадии назначения наказания.

III. Оправдание различия в обращении уязвимых групп (§§ 18-24)

A. Обязательство позитивной дискриминации (§§ 18-21)

18. Корень запрета дискриминации, предусмотренного Конвенцией, заключается в концепции равенства. Статья 14 Конвенции формально воплощает равенство граждан следующим образом: "Пользование правами и свободами, признанными в настоящей Конвенции, должно быть обеспечено без какой бы то ни было дискриминации по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, принадлежности к национальным меньшинствам, имущественного положения, рождения или по любым иным признакам". Европейский Суд никогда не отступал от того принципа, что эта статья "гарантирует защиту лиц, находящихся в сходном положении, от любой дискриминации"* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Маркс против Бельгии" (Marckx v. Belgium) от 13 июня 1979 г., § 32, Series A, N 31.). Кроме того, преследование равенства в применении защищенных прав пропитывает Конвенцию до такой степени, что Европейский Суд полагал, что "[э]то все равно, что статья 14 Конвенции составляла бы часть каждого положения, устанавливающего права и свободы"* (* См.: там же.). Соответственно, не может быть сомнений в центральном месте продвижения равенства в европейской системе защиты прав человека. Я уже имел возможность подчеркнуть важность этого "общего принципа равенства" в деле ""Центр правовых ресурсов" от имени Валентина Кэмпяну против Румынии" (Centre for Legal Resources on behalf of Valentin Campeanu v. Romania) и отметить масштаб, в котором он пронизывает всю европейскую систему защиты прав человека* (* См. мое мнение (§ 9) в деле ""Центр правовых ресурсов" от имени Валентина Кэмпяну против Румынии" (Centre for Legal Resources on behalf of Valentin Campeanu v. Romania), жалоба N 47848/08, ECHR 2014).).

19. Однако понятие равенства сложно в реализации, поскольку оно эмпирически распадается на два различных компонента. Первый состоит в правовом гарантировании тех же прав всем гражданам. Таким образом, это чисто "формальное" равенство, поскольку оно не учитывает ранее существовавшей ситуации. Второй, "реальный" компонент принципа равенства пытается преодолеть этот недостаток, стремясь достичь фактического равенства между лицами. Следовательно, цель заключается в компенсации первоначальных неравенств для достижения впоследствии равных ситуаций, несмотря на первоначальные различия в ситуации каждого. Равенство соответствует здесь аристотелевскому понятию справедливости. Таким образом, понятие реального равенства ссылается на идею "дистрибутивной" справедливости, поскольку применение равного обращения с лицами в неравных ситуациях было бы фундаментально несправедливым: лица в неравных ситуациях требуют неравного обращения для восстановления равенства. Поэтому порой необходимо для целей достижения объективного равенства вводить форму неравенства. Вот что Европейский Суд уже ясно установил в бельгийском деле о языках, где указывал, что "кроме того, некоторые правовые неравенства направлены только на устранение фактического неравенства"* (* См. Постановление Европейского Суда по "Делу, "касающемуся определенных аспектов законодательства об использовании языков в сфере образования в Бельгии" против Бельгии" (Case "relating to certain aspects of the laws on the use of languages in education in Belgium" v. Belgium) (существо жалобы) от 23 июля 1968 г., § 10, Series A, N 6.).

20. Это именно то, что политика позитивной дискриминации стремится сделать: нарушить формальное равенство для достижения реального равенства заинтересованных лиц за счет временных мер, направленных на создание равенства возможности или обращения. Когда это равенство достигнуто, временные меры теряют свою легитимность* (* Общая рекомендация CEDAW N 25 по пункту 1 статьи 4 Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин о временных специальных мерах, United Nations, A/59/38 (Часть I), приложение 1); Замечание общего порядка N 18, статья 26: принцип равенства, UN Doc. HRI/GEN/1/Rev.1 (1994), § 10; Декларация принципов равенства "Ассоциации равных прав", 2008, принцип 3.). Таким образом, во имя недискриминации требуется различие в обращении или, как подытожил Кельзен, "когда лица равны или, если точнее, если лица и внешние обстоятельства равны, они должны получать равное обращение, а когда лица и внешние обстоятельства неравны, они должны получать различное обращение"* (* Hans Kelsen/ Justice et droit naturel, Le droit naturel - Annales de philosophie politique. V. III. 1959. P. 50.). Такое действие совместимо с Конвенцией, как прямо предусмотрено в Преамбуле к Протоколу N 12 к Конвенции* (* Третий абзац Протокола N 12 к Конвенции предусматривает следующее: "подтверждая, что принцип недискриминации не препятствует Государствам-участникам принимать меры для обеспечения полного и эффективного равенства при условии объективной и разумной обоснованности таких мер...".). Европейский Суд ранее подтвердил это в деле "Андрле против Чешской Республики" (Andrle v. Czech Republic), в котором указал, что "статья 14 Конвенции не запрещает государству-участнику различное обращение с группами для корректировки "фактического неравенства" между ними. Действительно, при определенных обстоятельствах несовершение попыток корректировать неравенство за счет различного обращения может само по себе породить нарушение статьи"* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Андрле против Чешской Республики" (Andrle v. Czech Republic) от 17 февраля 2011 г., жалоба N 6268/08, § 48.).

21. Однако даже в этом типе ситуации Конвенция требует, чтобы различие в обращении было оправданно объективными и разумными основаниями и было пропорциональным преследуемой разумной цели. Европейский Суд ясно указал именно это в деле "Стек и другие против Соединенного Королевства"* (* См. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства" (Stec and Others v. United Kingdom), жалобы NN 65731/01 и 65900/01, ECHR 2006-VI.), как раз в отношении позитивной дискриминации, предположительно введенной государством-ответчиком для восстановления равенства между полами. Он подчеркнул в указанном деле, что, несмотря на возможности или даже необходимость проведения такой политики в определенных случаях, "[р]азличия в обращении будут, однако, дискриминационными, если отсутствует объективное и разумное оправдание, иными словами, если не преследуется разумная цель или отсутствует разумная связь пропорциональности между использованными средствами и целью, которую пытаются достичь"* (* См. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства", § 51.). Кроме того, он указал, что "должны быть выдвинуты весьма веские причины, чтобы Европейский Суд мог рассматривать различие в обращении, основанное исключительно на признаке пола, как совместимое с Конвенцией"* (* См.: там же, § 52.). Европейский Суд уже признавал, что возраст - это понятие, которое также охватывается статьей 14 Конвенции* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Швицгебель против Швейцарии" (Schwizgebel v. Switzerland), жалоба N 25762/07, § 85, ECHR 2010 (извлечения), и "Солис против Перу" (Solis v. Peru), Human Rights Committee (HRC), сообщение N 1016/2001, UN Doc. CCPR/C/86/D/1016/2011, § 6.3.) и которое должно приниматься во внимание при назначении наказания на основании признака пола* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Фарбтухс против Латвии" (Farbtuhs v. Latvia) от 2 декабря 2004 г., жалоба N 4672/02.). Следовательно, различия в обращении в результате стремления публичных органов восстановить реальное равенство между гражданами не ускользают от классического рассмотрения Европейского Суда. Таким образом, любые различия в обращении с лицами, помещенными в аналогичные ситуации, должны удовлетворять условиям объективности, разумности, пропорциональности и легитимности.

B. Обязательство "повышения" в делах о "ложной" позитивной дискриминации (§§ 22-24)

22. В противном случае позитивная дискриминации становится привилегией, неприемлемой в соответствии с Конвенцией. Если отсутствуют фактические условия для обращения с определенной категорией лиц более благоприятно, позитивная дискриминации больше не является оправданной, и Конвенция устанавливает позитивное обязательство для государства расширить благоприятное обращение на тех, кто ранее не мог извлекать из него выгоду. Вот что я уже объяснял в своем мнении по делу "Валлианатос и другие против Греции" (Vallianatos and Others v. Greece), где указал, что, "[е]сли внутригосударственные суды должны ограничиться признанием дискриминационного положения неконституционным или противоречащим Конвенции, в отсутствие возможности расширить специальное благоприятное регулирование на лицо, которое было субъектом дискриминации, нарушение принципа равенства сохраняется, и судебная защита будет лишена фактического содержания"* (* См. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции" (Vallianatos and Others v. Greece), жалобы NN 29381/09 и 32684/09, ECHR 2013 (извлечения). В моем мнении к Постановлению Большой Палаты по делу "Константин Маркин против Российской Федерации" я дал следующий комментарий: "Понижение родительского статуса военнослужащих-женщин до нынешнего статуса военнослужащих-мужчин не только неразумно уменьшит степень социальной защиты, доступной для военнослужащих-женщин, но и поставит весь военный персонал в неоправданно менее благоприятное положение по отношению к гражданским лицам".). Это фундаментальное следствие установления нарушения принципа равенства Европейским Судом, как можно видеть в его самых ранних решениях, например, в деле "Маркс против Бельгии". В этом Постановлении Европейский Суд указал, отметив, что законодательство о наследовании дискриминировало внебрачных детей, что "[он] не исключает, что постановление об установлении нарушения Конвенции по одному из этих аспектов может сделать желательной или необходимой реформу законодательства"* (* См. упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Маркс против Бельгии", § 42.). В деле Валлианатоса Большая Палата Европейского Суда также указала, что "[п]онятие дискриминации в значении статьи 14 Конвенции включ[ало] дела, в которых лицо или группа лиц [подвергались] в отсутствие надлежащего оправдания менее благоприятному обращению, чем другое, даже если более благоприятное обращение не [требовалось] Конвенцией"* (* См. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Валлианатос и другие против Греции", § 76.).

23. Установление нарушения статьи 14 Конвенции по основаниям различия в обращении с подобными группами в отсутствие объективного и разумного оправдания могло требовать одного метода возмещения: "повышения", а именно, распространения более благоприятного обращения на всех лиц в подобной ситуации. "Понижение", то есть прекращение преференциального обращения для тех лиц, которое имели на него право, недопустимо в соответствии с Конвенцией. Успехи, достигнутые в защите прав человека, просто не могут быть отброшены. Сама Преамбула к Конвенции устанавливает цель защиты и "развития" прав человека и основных свобод. В этом отношении ясно, что европейская защита требует продвижения таких прав и запрещает их разбавление на дискреционной основе по политическим соображениям* (* См. о защите минимального обязательного содержания и судебного применения основных прав, включая социальные права мое мнение, приложенное к упоминавшемуся выше Постановлению Большой Палаты Европейского Суда по делу "Константин Маркин против Российской Федерации".). Кроме того, исполнение постановления Европейского Суда не должно отменять, ограничивать или сужать существующие права в национальном правопорядке, как предусмотрено в статье 53 Конвенции. Любой другой результат толкования был бы явно абсурдным (статья 32 b* (* Данная статья допускает обращение к дополнительным средствам толкования (примеч. переводчика).) Венской конвенции о праве договоров).

24. Хороший пример по этому поводу представила Греция в деле Валлианатоса, где решение Парламента Греции от 23 декабря 2015 г. устранило неоправданное различие в обращении в своем законодательстве и распространило режим зарегистрированного партнерства на однополых партнеров после вынесения постановления Европейского Суда. Плохой пример показали власти Соединенного Королевства в деле "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства", где они предусмотрели возмещение за нарушение прав на проживание супругов заявителей, но затем "понизили", устранив возможности воссоединения семей* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom) от 28 мая 1985 г., § 78, Series A, N 94.). Данный метод исполнения постановления Европейского Суда, хотя и соблюдает буквальный вывод об установлении нарушения равенства обращения, нагло конфликтует с самим духом Постановления.

Часть II (§§ 25-49)

IV. Несовместимость пожизненного лишения свободы с международным правом (§§ 25-38)

A. Пенологические цели лишения свободы (§§ 25-31)

25. Признание того, что лишение свободы "на всю жизнь" составляет бесчеловечное обращение* (* См. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства" (Vinter and Others v. United Kingdom), жалобы NN 66069/09, 130/10 и 3896/10, ECHR 2013 (извлечения).), неоспоримо составляет прогресс. Европейский Суд должен учесть необходимость простого устранения этой архаичной формы наказания. Дело "Хамтоху и Аксёнчик против Российской Федерации" предоставило ему эту возможность, за которую большинство судей, к сожалению, не захотело ухватиться. Однако если учесть пенологические цели лишения свободы, международную тенденцию в пользу отмены этого вида наказания и требование об эволютивном и pro persona* (* Pro persona (лат.) - для человека, ради человека (примеч. редактора).) толковании Конвенции, это должно было повлечь другое заключение по фактам настоящего дела.

26. В демократическом обществе лишение свободы с учетом серьезности такого обращения применяется только в наиболее серьезных делах и ограничено строгими правилами. Его цель не только в наказании осужденного преступника, но и в выполнении ряда социальных функций. Таков выбор, который демократические государства, уважающие права человека, сделали, прогрессируя над регрессивной концепцией чисто карательной формой юстиции. Уголовное наказание виновных вменяемых преступников может отвечать одной или нескольким из следующих шести целей: 1) позитивная специальная превенция (ресоциализация преступника); 2) негативная специальная превенция (ограничение способностей преступника, что влечет избежание будущих нарушений закона приговоренным лицом за счет удаления его из общества); 3) позитивная общая превенция (подтверждение нарушенной правовой нормы путем ее поддержания и укрепление ее социальной приемлемости и соблюдения; 4) негативная общая превенция (сдерживание потенциальных преступников от осуществления подобного поведения); 5) возмездие (расплата за виновные действия преступника) и 6) компенсация потерпевшим* (* Я уже высказывал это в Постановлении по делу "Оджалан против Турции (N 2)" (Ocalan v. Turkey) (N 2) от N 18 марта 2014 г., жалобы NN 24069/03, 197/04, 6201/06 и 10464/07, и Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Хорошенко против Российской Федерации" (Khoroshenko v. Russia), жалоба N 41418/04, ECHR 2015.).

27. Пожизненное лишение свободы разрушает любую перспективу реинтеграции в общество. Поэтому оно исключает одну из основных целей назначения уголовных наказаний и сохраняет лишь возмездие и общую превенцию. Данная концепция по определению противоречит защите прав человека. Европейский Суд уже делал этот вывод в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", где судьи отметили, что "в то время как наказание остается одной из целей лишения свободы, упор в европейской пенитенциарной политике в настоящее время делается на реабилитационную цель лишения свободы"* (* Там же, § 115 (так в тексте автора особого мнения. По-видимому, имеется в виду Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства" (примеч. редактора)).). На этой основе Европейский Суд заключил, что лишение свободы "на всю жизнь" нарушает требования статьи 3 Конвенции. Европейский комитет по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания (ЕКПП) указывал в одним из недавних докладов, что "лишение свободы лица на всю жизнь при отсутствии реальной перспективы освобождения [было], по его мнению, бесчеловечным"* (* ЕКПП, 25-й общий доклад, апрель 2016 года, CPT/Inf (2015) 10 part, § 73.). Соответственно, содержание людей в тюрьме до конца их дней, каким бы ужасающим ни было их преступление, несомненно, составляет бесчеловечное обращение, поскольку оно уничтожает всякую надежду на реабилитацию. Но еще хуже, что мессидж, посылаемый этим видом наказания, заключается в том, что заключенный является опасным чудовищем, изгнанным из общества навсегда, кто "заслуживает" томиться в тюрьме остаток дней в отсутствие дополнительных рассуждений. Подобная мотивировка равнозначна с моральной точки зрения отрицанию человечности у таких людей, поскольку делает различие между заключенными, которые "заслуживают" реабилитации, и теми, которые рассматриваются как пропащие.

28. Тот аргумент, что пожизненное лишение свободы, применяемое в Европе сегодня, предлагает перспективу досрочного освобождения, в действительности смещает баланс в пользу отмены. Какой прок может быть в сохранении формы наказания, которое в действительности не применяется, но трансформируется в классическое лишение свободы переменной длительности? Напротив, отмена этого наказания определенно предоставит каждому гарантию того, что перспектива лишения свободы на всю жизнь невозможна и что цель социальной реинтеграции достижима для всех заключенных. Кроме того, она обеспечит эффективность процедур для индивидуализированного подхода к назначению наказаний и для регулярного пересмотра наказаний, которые, хотя их порой сложно применять, тем не менее абсолютно необходимы для обеспечения соблюдения основных прав каждого.

29. Даже со строго прагматического подхода пожизненное лишение свободы не дает никакого выигрыша с точки зрения эффективности уголовного наказания. Я уже подчеркнул, что отсутствует корреляция между существованием пожизненного лишения свободы и снижением количества наиболее тяжких преступлений. Напротив, некоторые государства, которые сохранили пожизненное лишение свободы в своем уголовном арсенале, такие как США или Российская Федерация, имеют высокий уровень преступности. С другой стороны, отдельные государства, которые ее отменили, такие как Португалия после тюремной реформы 1884 года* (* См.: Ines Pinto. Punishment in Portuguese Criminal Law: A Penal System without Life Imprisonment, в van Zyl Smit and Appleton (eds), Life Imprisonment and Human Rights, Oxford, 2016. P. 291.), не имеют особенно высокого уровня общей или насильственной преступности* (* См.: Council of Europe Annual Penal Statistics, SPACE I - prison populations, doc. PC-CP (2015)7, 23 декабря 2015 г.). Таким образом, последний аргумент в пользу пожизненного лишения свободы, который состоит в определении удобств с точки зрения общей превенции, не оправдывает сохранение этого вида бесчеловечного обращения в наш день и век. Соответственно, отсутствует оправдание для пожизненного лишения свободы с точки зрения пенологических целей уголовного лишения свободы или с точки зрения эффективности превенции. Европейский Суд должен был учесть данный вывод и в результате принять целесообразное толкование Конвенции.

30. Дополнительно, и даже хотя определение наказания в принципе является делом внутригосударственных органов, Европейский Суд твердо установил в своей прецедентной практике, что эта дискреция не является неограниченной. Он указал в деле "Николова и Величкова против Болгарии" (Nikolova and Velichkova v. Bulgaria), что "[д]ейст-вительно в задачу Европейского Суда не входит определение степени индивидуальной вины или целесообразного наказания для преступника, что относится к исключительной юрисдикции внутригосударственных судов по уголовным делам. Однако в соответствии со статьей 19 Конвенции и тем принципом, что Конвенция предназначена для того, чтобы гарантировать не теоретические или иллюзорные, а практические и эффективные права, Европейский Суд должен обеспечить, чтобы обязательство государства по защите прав, относящихся к его юрисдикции, адекватно исполнялось"* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Николова и Величкова против Болгарии" (Nikolova and Velichkova v. Bulgaria) от 20 декабря 2007 г., жалоба N 7888/03, § 61.). Таким образом, Европейский Суд должен провести надлежащую проверку в этой сфере.

31. Вопросы, столь фундаментальные для физической и моральной неприкосновенности человеческой личности, находятся в центре ядра европейской защиты прав человека и не могут быть отнесены к дискреции каждого государства, иначе усилия, предпринятые, чтобы гарантировать конкретную и эффективную защиту прав человека в Европе, были бы сведены к нулю. Отведение пределов усмотрения относительно целесообразной длительности тюремных наказаний за уголовные преступления является неприемлемым с учетом абсолютного характера данного права, а именно запрета бесчеловечного обращения со стороны государства. Поэтому я не в силах понять, как большинство судей могло утверждать в § 81 настоящего Постановления, что положение о пожизненном лишении свободы в законодательстве Российской Федерации совместимо со статьей 3 Конвенции на фоне пределов усмотрения российского государства* (* Статья 3 также процитирована в § 71 настоящего Постановления, и широкие пределы усмотрения - в §§ 85 и 87 настоящего Постановления.). Подобная снисходительность действительно кажется особенно неуместной для Российской Федерации, в отношении которой Европейский Суд неоднократно указывал на общую проблему бесчеловечных и унижающих достоинство условий содержания под стражей.

B. Требование эволютивного и pro persona толкования прав, гарантированных конвенцией (§§ 32-38)

32. Помимо того факта, что пожизненное лишение свободы не является одной из целей уголовного наказания, оно имеет тенденцию к тому, чтобы быть удаленным из внутригосударственных уголовных систем, что иллюстрирует возникновение международной тенденции в пользу отмены этого вида наказания. В Европе, кроме Португалии, Андорры (статьи 35 и 58 Уголовного кодекса), Босния и Герцеговина (статья 42 Уголовного кодекса), Хорватия (статьи 44 и 51 Уголовного кодекса), Черногория (статья 33 Уголовного кодекса), Сан-Марино (статья 81 Уголовного кодекса) и Сербия (статья 45 Уголовного кодекса) не применяют пожизненное лишение свободы* (* Параграф 19 настоящего Постановления упоминает Испанию и Норвегию среди указанных стран, забывая, что в этих двух государствах возможно неопределенно расширить наказание, примененное к осужденным преступникам.). За границами Европы другие государства продвигаются в том же направлении, например, такие страны, как Ангола (статья 66 Конституции), Бразилия (статья 5, XVVII, Конституции), Боливия (статья 27 Уголовного кодекса), Кабо-Верде (статья 32 Конституции), Китай (статья 41 Уголовного кодекса автономного района Макао), Колумбия (статья 34 Конституции), Коста-Рика (статья 51 Уголовного кодекса), Доминиканская Республика (статья 7 Уголовного кодекса), Восточный Тимор (статья 32 Конституции), Эквадор (статьи 51 и 53 Уголовного кодекса), Сальвадор (статья 45 Уголовного кодекса), Гватемала (статья 44 Уголовного кодекса), Гондурас (статья 39 Уголовного кодекса), Мексика (статья 25 федерального Уголовного кодекса), Мозамбик (статья 61 Конституции), Никарагуа (статья 52 Уголовного кодекса), Панама (статья 52 Уголовного кодекса), Парагвай (статья 38 Уголовного кодекса), Сан-Томе и Принсипи (статья 37 Конституции), Уругвай (статья 68 Уголовного кодекса) и Венесуэла (часть 3 статьи 44 Конституции). Ни одна из этих систем не рухнула или не пережила явный рост преступности, доказывая фактически существование движения к отмене и что данный вид наказания не является необходимым в демократическом обществе. Сам Европейский Суд сознает эту тенденцию, кроме того, как указано, в частности, в деле Винтера: "В действительности, в европейском и международном праве имеется очевидная поддержка принципа, что все заключенные, в том числе лица, отбывающие пожизненный срок, должны иметь возможность исправления и перспективы освобождения, если исправление достигнуто"* (* См. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 114.). Судьи старательно подчеркнули, что "[э]та приверженность исправлению пожизненно заключенных и перспективе их последующего освобождения нашла свое дальнейшее отражение в практике Договаривающихся Сторон"* (* См. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Винтер и другие против Соединенного Королевства", § 117.).

33. Одним из главных принципов толкования текста Конвенции 1950 года является принцип эволютивного толкования прав, гарантированных ею. После Постановления по делу "Тайрер против Соединенного Королевства" (Tyrer v. United Kingdom) Европейский Суд последовательно подтверждал лейтмотив "Конвенции как живого инструмента", чье толкование должно учитывать развивающиеся нормы внутригосударственного и международного права* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Тайрер против Соединенного Королевства" (Tyrer v. United Kingdom) от 25 апреля 1978 г., § 31, Series A, N 26.). В этом деле генеральный атторней острова Мэн утверждал, что "с надлежащим учетом местных обстоятельств на острове" продолжение использования судебного телесного наказания в ограниченном масштабе было оправдано в целях сдерживания. Однако Европейский Суд нашел, что "в значительном большинстве государств - участников Совета Европы судебное телесное наказание не [было], при его наличии, применявшимся, и в действительности в некоторых из них не существовало в современный период... Этого достаточно, чтобы поставить под сомнение то, требовало ли поддержание закона и порядка в европейской стране доступности этой санкции". Он заключил, что остров Мэн должен рассматриваться как полностью разделяющий то "общее наследие политических традиций, идеалов, свободы и верховенства права", на которые ссылалась Преамбула к Конвенции, и что, следовательно, отсутствовали местные требования, затрагивающие применение статьи 3 Конвенции. Соответственно, эволютивное толкование Конвенции тесно связано с необходимостью консенсуального прочтения текста, основанного на анализе практики "огромного большинства" государств-участников, которое рассматривается как указатель par excellence "сегодняшних условий", эволюция которых с момента составления Конвенции оправдывает такое толкование* (* См. мое особое мнение в Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии" (Mursic v. Croatia) от 20 октября 2016 г., жалоба N 7334/13.).

34. Подобное консенсуальное и эволютивное толкование соответствует правилам толкования международного права. В деле по российскому требованию о возмещении вреда Постоянная палата третейского суда отметила, что "исполнение обязательств [было] между государствами, как между лицами, самым верным комментарием о значении этих обязательств"* (* Дело по российскому требованию о возмещении вреда (Россия против Турции), арбитражное решение от 11 ноября 1912 г., R.S.A., vol. XI, p. 433.). Последующая практика сторон в исполнении договора, таким образом, является фундаментальным инструментом толкования, способным прояснить толкователю способ, которым должно пониматься соглашение. Поэтому логично, что это должно иметь место среди правил толкования, перечисленных в статье 31 Венской конвенции. Это классическая техника толкования международного права, практикуемая почти всеми международными юрисдикциями* (* См., например: Court of Justice of the European Communities, The Queen v. Minister of Agriculture, Fisheries and Food, ex parte S. P. Anastasiou (Pissouri) Ltd and Оthers, сase N C-432/92, 5 июля 1994 г., Reports 1994-I-03087, § 42; Appellate Body of the DSB of the WTO, Japan - Taxes on alcoholic beverages, WT/DS8/AB/R, WT/DS10/AB/R, T/DS11/AB/R, Report, 4 октября 1996 г., Section E; IACHR, Claude Reyes et al. v. Chili, решение от 19 сентября 2006 г. (Merits, Reparations and Costs), Series C N 151, § 78; HRC, Замечание общего порядка N 22 (статья 18), 27 сентября 1993 г., CCPD/C/21/Rev.1/Add.4, §11.). Международный суд длительное время рассматривал такую последующую практику при толковании положений договора* (* См., например: I.C.J., Kasikili/Sedudu Island (Botswana/Namibia), решение от 13 декабря 1999 г., Reports 1999, § 50; Territorial Dispute (Libyan Arab Jamahiriya/Chad), решение от 3 февраля 1994 г., Reports 1994, §§ 66-71; Military and Paramilitary Activities in and against Nicaragua (Nicaragua v. United States), юрисдикция и приемлемость, решение от 26 ноября 1984 г., Reports 1984, §§ 36-47; Certain expenses of the United Nations (Article 17, § 2, of the Charter), консультативное заключение от 20 июля 1962 г., Reports 1962, pp. 160-161.) и явно указал в деле, возбужденном Коста-Рикой против Никарагуа относительно спора по поводу навигационных и связанных прав, что "последующая практика сторон в значении подпункта "b" пункта 3 статьи 31 Венской конвенции может повлечь отход от первоначального намерения на основе молчаливого согласия сторон"* (* I.C.J., Dispute regarding navigational and related rights (Costa Rica v. Nicaragua), judgment, I.C.J. Reports 2009, § 64.). В своем классическом смысле последующая практика поэтому понимается с государство-центричной точки зрения, как уже отмечал сэр Джералд Фицморис, который говорил, что подобная практика не была, по его мнению, состоявшейся, если "не было возможным и разумным при данных обстоятельствах заключить из поведения сторон, что они рассматрива[ли] толкование данного инструмента как юридически правительное и молчаливо признали, что вследствие этого им юридически вменялось определенное поведение"* (* Особое мнение судьи Джералда Фицмориса: ICJ, Certain expenses of the United Nations (Article 17, § 2, of the Charter), консультативное заключение от 20 июля 1962 г., Reports 1962, p. 201.). Остается фактом, что аргумент, основанный на существовании европейского консенсуса, соответствует этому традиционному правилу, чье центральное положение в европейской системе подтверждается формулировкой преамбулы, на которую ссылались выше. В деле "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) Европейский Суд подтвердил свою приверженность соблюдению правил толкования, сформулированных в Венской конвенции 1969 года, и особенно "последующей практике применения договора, которая устанавливает соглашение сторон относительно его толкования"* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Лоизиду против Турции" (Loizidou v. Turkey) (предварительные возражения) от 23 марта 1995 г., § 73, Series A, N 310.). Таким образом, он формально выразил связь между последующей практикой и консенсусом, наблюдаемым между государствами-участниками, указав, "что касается последующей договорной практики, несмотря на то, что имели место утверждения, противопоставляющие толкование Турцией статей 25 и 46 Конвенции, не было установлено наличия практики, отражающей соглашение между Договаривающимися Сторонами относительно соединения условий с этими инструментами признания"* (* См.: там же, § 67.). Данный подход содержит, по существу важное эволютивное измерение в том, что практика государств и негосударственных акторов развивается на протяжении исполнения договора, приспосабливаясь к изменяющимся обычаям и новым общественным реалиям. Соответственно, имеется указание par excellence для Европейского Суда об условиях сегодняшнего дня.

35. Однако помимо строго государство-центричной концепции консенсуса сама природа правового порядка Совета Европы позволяет Европейскому Суду значительно расширить данную концепцию. Совет Европы воплощает в этом контексте видение совещательной, международной демократии, в которой большинство или представительная часть Договаривающихся Сторон Конвенции считаются говорящими от имени всех и потому имеют право навязывать свою волю другим Сторонам* (* См., в частности, §§ 20-22 моего особого мнения в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии".). Это больше не вопрос учета только единодушного выражения желаний Договаривающихся Сторон Конвенции, но и множества индикаторов, исходящих из множества акторов. Это больше не лотостиповой* (* 1927 PCIJ Series A, N 10, p. 18: "Нормы права, обязательные для государств, таким образом, исходят из их собственной свободной воли".), государство-центричный, узко двусторонний, исключительно волюнтаристский механизм верха и низа, но демократичного вида, индивидо-центричный, широко многосторонний, целенаправленно консенсуальный, нормотворческий механизм снизу вверх, который включает европейские государства и неевропейских негосударственных акторов. Из этой "деформализации" источников европейского права следуют, в частности, фундаментальная роль мягкого права* (* См. по этому предмету мое особое мнение в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии".) в нормативной системе Совета Европы, а также особые характеристики содержания консенсуса, способного направлять Европейский Суд в его толковании Конвенции.

36. Таким образом, Европейский Суд уполномочен принимать сравнительно широкую и гибкую концепцию содержания европейского консенсуса. В некоторых случаях он признавал нарождающиеся тенденции или консенсус, находящиеся в процессе материализации для начала эволютивного толкования Конвенции. В деле "Кристин Гудвин против Соединенного Королевства" (Christine Goodwin v. United Kingdom), например, отметив "отсутствие общеевропейского подхода"* (* См. Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Кристин Гудвин против Соединенного Королевства" (Christine Goodwin v. United Kingdom), жалоба N 28957/95, § 85, ECHR 2002-VI.) относительно того, как реагировать на последствия, которые может повлечь правовое признание смены пола, он указал, что "придает меньшее значение отсутствию признаков какого-то единого для Европы подхода к урегулированию возникающих правовых и практических проблем, нежели четким и неоспоримым признакам продолжающей иметь место в мире тенденции в пользу не только бльшей социальной терпимости по отношению к транссексуалам, но и юридического признания новой половой принадлежности перенесших операцию транссексуалов"* (* Там же.). Наконец, Европейский Суд страстно признал необходимость подобного толкования Конвенции. В частности, он отметил в Постановлении по делу "Стаффорд против Соединенного Королевства" (Stafford v. United Kingdom), что "[ч]резвычайно важно, чтобы Конвенция интерпретировалась и применялась способом, который бы обеспечивал установленные ею права практически и результативно, а не формально и внешне. Неспособность Европейского Суда применить динамичный и развивающийся подход может привести к прекращению его реформирования и улучшений"* (* См.: Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Стаффорд против Соединенного Королевства" (Stafford v. United Kingdom), жалоба N 46295/99, § 68, ECHR 2002-IV, Постановление Большой Палаты Европейского Суда по делу "Скоппола против Италии (N 2)" (Scoppola v. Italy) (N 2) от 17 сентября 2009 г., жалоба N 10249/03, § 104.).

37. Еще один важный принцип толкования, тесно связанный с эволютивным и консенсуальным толкованием, чье применение должна предусматривать Большая Палата Европейского Суда, это pro persona толкование гарантированных прав. Устав Совета Европы устанавливает среди целей "достижение большего единства между его членами во имя защиты и осуществления идеалов и принципов, являющихся их общим достоянием, и содействие их экономическому и социальному прогрессу". Данная цель будет достигаться посредством "заключения соглашений и проведения совместных действий в экономической, социальной, культурной, научной, правовой и административной областях", равно как и "путем поддержания и дальнейшего осуществления прав человека и основных свобод". Провозгласив таким образом примат прав человека среди целей Совета Европы, Устав открывает дорогу для принципа pro persona, ставя индивида в центр своих интересов. Эта концепция европейских текстов влечет придание приоритета тому толкованию, которое наиболее благоприятно для индивида и его прав в соответствии с принципом эффективности защищенных прав* (* См. мое особое мнение в упоминавшемся выше Постановлении Большой Палаты Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии", § 21.).

38. Однако, сосредоточившись только на карательном и сдерживающем аспектах уголовных санкций и не приняв индивидуализированный и прогрессивный подход к назначению наказаний, Европейский Суд сдвинулся к строго pro auctoritas взгляду на лишение свободы в настоящем деле. Наконец, Большой Палате следовало принять развитие, запущенное в деле Винтера, в котором было признано, что наказания "на всю жизнь" несовместимы со статьей 3 Конвенции, и расширить эту мотивировку на сам принцип пожизненного лишения свободы. Такое толкование статьи 3 Конвенции в поддержании международной тенденции в пользу отмены этого вида наказания полностью согласовалось бы с принципами эволютивного и pro persona толкования Конвенции. Пример отмены смертной казни, поддержанный принятием Протоколов NN 6 и 13 к Конвенции и прецедентной практикой* (* См., например, Постановление Европейского Суда по делу "Аль-Саадун и Муфзи против Соединенного Королевства" (Al-Saadoon and Mufdhi v. United Kingdom), жалоба N 61498/08, §§ 119 и последующие, ECHR 2010.), является хорошей иллюстрацией того факта, что наказания, которые принято считать нормальными, с течением времени и по мере прогресса европейских обществ становятся нетерпимыми.

V. Применение основанных на договоре норм к настоящему делу (§§ 39-49)

A. Непоследовательность менее благоприятного обращения большинства с группой мужчин в возрасте от 18 до 65 лет (§§ 39-46)

39. Отказываясь считать, что заявители подверглись дискриминации в связи с осуждением к пожизненному лишению свободы, большинство судей сделало ошибочный анализ фактов дела. Европейский Суд в настоящем деле просили не оценивать легитимность защиты женщин, молодых и пожилых людей, а проверить совместимость с Конвенцией обращения с мужчинами в возрасте от 18 до 65 лет.

40. Оправдание, выдвинутое властями Российской Федерации в поддержку различия в обращении между мужчинами и женщинами по поводу пожизненного лишения свободы, основано, по их собственным словам, на их "особой роли в обществе, которая связана прежде всего с их репродуктивной функцией"* (* См. § 47 настоящего Постановления.). Этот вид аргумента, поддержанный большинством судей как "публичный интерес в освобождении женщин-преступниц от пожизненного лишения свободы в порядке общего правила"* (* См. § 82 настоящего Постановления.), является как раз той разновидностью социального стереотипа на гендерной основе и патерналистского отношения, которые уже были раскритикованы в деле Константина Маркина. Однако хотя оправдание, выдвинутое государством-ответчиком, было тем же, Европейский Суд делает поворот кругом в настоящем деле и принимает данный аргумент без дополнительного объяснения. В итоге фактическое неравенство, которое "позитивные меры", принятые властями Российской Федерации, предположительно стремятся скорректировать, является всего лишь отражением упрощенного и устаревшего образа женщин в российском обществе.

41. Таким образом, ссылка властей Российской Федерации на продвижение "позитивного неравенства"* (* См. § 46 настоящего Постановления.) является не относящейся к делу и несовместимой со значением, придаваемым понятию позитивной дискриминации в международном праве, поскольку уголовная мера, принятая в относимых положениях Уголовного кодекса Российской Федерации в пользу женщин, не является временной мерой, направленной на создание равенства возможности или обращения, но основана на сексистском предрассудке законодателя* (* См. по этому вопросу: Постановление Европейского Суда по делу "Карлхейнц Шмидт против Германии" (Karlheinz Schmidt v. Germany) от 18 июля 1994 г., § 28, Series A, N 291-B, Постановление Европейского Суда по делу "Эмел Бойраз против Турции" (Emel Boyraz v. Turkey) от 2 декабря 2014 г., жалоба N 61960/08, § 52, Court of Justice of the European Union, Johnston v. Chief Constable of the Royal Ulster Constabulary, case N C-222/84, §§ 44-46, и CEDAW Communication N 60/2013, CEDAW W/C/63/D/60/2013, 25 февраля 2016 г.). Иными словами, обязывающие положения статьи 4 CEDAW не применимы к настоящему делу. Кроме того, аргумент властей Российской Федерации никоим образом не поддерживается различными инструментами мягкого права, на которые они ссылались. Эти инструменты касаются условий содержания под стражей и защиты репродуктивной роли женщин и ухода за детьми и должны отличаться от более широких мер, таких, какие предусмотрены в уголовном законодательстве Российской Федерации с целью защиты женщин в целом в связи с их половой принадлежностью. Следует также иметь в виду, что альтернативой пожизненному лишению свободы согласно Уголовному кодексу Российской Федерации является лишение свободы на 25 лет. Если осужденный преступник приговорен к 25 годам лишения свободы, он может обратиться по поводу досрочного освобождения через 16 лет. Освобождение от пожизненного лишения свободы на гендерной основе, предусмотренное статьей 57 Уголовного кодекса Российской Федерации, само по себе не достигает заявленной цели защиты беременных женщин и матерей малолетних детей, поскольку к тому времени, когда они смогут обратиться за досрочным освобождением, их дети уже станут взрослыми. Не утверждая, что материнство не должно пользоваться особой защитой в современном обществе, надо отметить, что стереотипный мессидж, передаваемый здесь, заключается в том, что женщины не обладают той же силой выносливости как мужчины. Соответственно, он не может составлять законное основание, оправдывающее различие в обращении.

42. Однако Европейский Суд напоминает принципы, которые он обычно применяет при рассмотрении дел о различии в обращении на гендерной основе. Он ясно указывает, что они "требуют особо серьезных мотивов" и что "ссылки на традиции, общие допущения или преобладающие общественные позиции в конкретной стране сами по себе не могут считаться составляющими достаточное оправдание для различия в обращении, а тем более сходные стереотипы, основанные на расе, происхождении, цвете или сексуальной ориентации"* (* См. § 78 настоящего Постановления.). Следовательно, заключение, изложенное в § 82 настоящего Постановления, согласно которому сравнительно небольшое количество заключенных женщин и необходимость защиты беременных женщин и матерей составляют достаточное оправдание для освобождения этой группы преступников от пожизненного лишения свободы, неприкрыто конфликтует с вышеупомянутыми принципами.

43. То же верно по отношению к различию в обращении с пожилыми людьми. В международном праве отсутствует оправдание для более благоприятного обращения с этой группой лиц, что касается определения наказания, как я уже подчеркивал выше. Само по себе постановление не представило правовую основу для этого различия. Власти Российской Федерации ограничили свои объяснения утверждением о том, что применение пожизненного лишения свободы к лицам старше 65 лет сделает право на досрочное освобождение иллюзорной возможностью* (* См. § 44 настоящего Постановления.). Таков аргумент, поддержанный большинством судей в настоящем Постановлении* (* См. § 81 настоящего Постановления.), в отсутствие возможности расшифровать причины для определения возраста, за пределами которого пожизненное лишение свободы становится неприемлемым по мотивам гуманности и справедливости. Напротив, поскольку средняя продолжительности жизни мужчин в Российской Федерации составляет 64,7 года* (* Согласно последней статистике Всемирной организации здравоохранения. Возраст дожития 60-летнего мужчины составляет 76,3 года.) и с учетом ужасающих условий в российских тюрьмах* (* См. ведущее по этому предмету Постановление Европейского Суда по делу "Ананьев и другие против Российской Федерации" (Ananyev and Others v. Russia) (от 10 января 2012 г., жалобы NN 42525/07 и 60800/08), (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. N 8 (примеч. редактора)), и конкретно, что касается условий содержания под стражей после осуждения, Постановление Европейского Суда по делу "Бутко против Российской Федерации" (Butko v. Russia) (от 12 ноября 2015 г., жалоба N 32036/10) (см.: Российская хроника Европейского Суда. 2016. N 4 (примеч. редактора)).), которые могут еще более снизить ожидаемую продолжительность жизни заключенных, законодателя можно критиковать за произвольное установление возрастного предела для этого вида наказания в 65 лет по сравнению с другими заключенными, поскольку, если пожизненное лишение свободы назначается в возрасте 50 или 65 лет, это имеет почти идентичное влияние на превращение права на досрочное освобождение в почти иллюзорную возможность. Кроме того, трудно провести различие между лицом, приговоренным к лишению свободы в возрасте 50 лет, которое не может обратиться за досрочным освобождением до 75-летнего возраста, и лицом, приговоренным к 15 годам лишения свободы в возрасте 64 лет с возможностью обращения за досрочным освобождением через 10 лет. Ни один заключенный не может обратиться за досрочным освобождением, если он не пережил среднестатистического российского мужчину. Соответственно, оправдание для дифференцированного обращения не может рассматриваться как объективное, разумное и законное.

44. Кроме этого, по моему мнению, статистические данные, представленные властями Российской Федерации, чтобы проиллюстрировать сложившуюся ситуацию, выглядят неполными и недостаточными для доказательства того, что различие в обращении между мужчинами и женщинами является оправданным, что усиливает впечатление непоследовательности, пронизывающее настоящее Постановление. Европейский Суд просил власти Российской Федерации предоставить следующие статистические данные: количество мужчин и женщин, в настоящее время отбывающих лишение свободы в Российской Федерации, количество заключенных мужчин, приговоренных к пожизненному лишению свободы, и количество осуждений женщин, молодежи или пожилых людей в отношении которых применена часть вторая статьи 57 Уголовного кодекса. Однако власти Российской Федерации не предоставили запрошенные данные и не объяснили своего бездействия. Вместо этого они представили разбивку вступивших в силу приговоров в 2014 году и за первое полугодие 2015 года по полу, возрасту и категории преступлений. Они также не предоставили научных исследований, которые подтвердили бы их теорию о том, что смягченная ответственность должна распространяться на всех лиц старше 65 лет* (* См. § 47 настоящего Постановления.). Кроме того, не были предоставлены научное обоснование для установления возрастного предела в 65 лет, а также какая-либо корреляция с пенсионным возрастом в Российской Федерации, который установлен для мужчин в 60 лет. Уклонение от предоставления статистических данных явно умаляет достоверность обобщений властей Российской Федерации по поводу пола и возраста.

45. Однако вышеперечисленные международные инструменты мягкого права свидетельствуют, что имеется международная тенденция к отмене пожизненного лишения свободы для несовершеннолетних преступников. Я ранее имел возможность объяснить в моем мнении, приложенном к упоминавшемуся выше Постановлению Европейского Суда по делу "Муршич против Хорватии", юридическую ценность мягкого права в международном праве и тем более в европейской системе. Я, в частности, подчеркивал, что "отсутствует герметичное бинарное различие между жестким правом и неправом, поскольку европейское право прав человека развивается средствами богатого арсенала источников, которые необязательно отвечают классическим формальным чертами жесткого международного права". Нельзя не отметить, что упоминавшиеся выше резолюции и замечания общего порядка, призывавшие государства прекратить применение этого наказания для детей и лиц моложе 18 лет, совместно со стандартом, прямо сформулированным в Конвенции о правах ребенка, должны считаться имеющими нормативное значение. Соответственно, имеется правовая основа, оправдывающая различие в обращении в пользу молодежи. Тем не менее это не прекращает дискуссию, как мы увидим далее.

46. Наконец, аргумент, утверждающий, что данное различие в обращении повлечет "понижение" защиты основных прав, просто неактуален. Это то, что подразумевают власти Российской Федерации, когда говорят, что заявители "требуют... изменения уголовного законодательства Российской Федерации, которое позволило бы применять более суровые наказания к другим лицам, включая женщин, несовершеннолетних преступников и лиц старше 65 лет, тогда как личная ситуация заявителей осталась бы прежней"* (* См. § 42 настоящего Постановления.). За этим аргументом кроется страх ослабления защиты уязвимых групп. Однако оспаривание части второй статьи 57 Уголовного кодекса Российской Федерации не может породить такой результат с учетом конвенционной обязанности устранять нарушение за счет "повышения". Это фундаментальное руководство, лежащее в основе вышеупомянутых эволютивного и pro persona принципов толкования Конвенции. Наконец, этот довод служит только для сокрытия реальной проблемы в настоящем деле, которая заключается не столько в отказе приговаривать женщин, несовершеннолетних и пожилых к пожизненному лишению свободы, сколько в согласии применять это наказание к мужчинам в возрасте от 18 до 65 лет. Вывод о нарушении статьи 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 5 Конвенции в настоящем деле не мог бы повлечь отмены режима защиты указанных групп, а позволил бы мужчинам в возрасте от 18 до 65 лет воспользоваться той же защитой.

B. Несовместимость с Конвенцией положения уголовного кодекса Российской Федерации, сохраняющего пожизненное лишение свободы (§§ 47-49)

47. Вторым источником моего несогласия с большинством судей в настоящем деле является принятие самого принципа пожизненного лишения свободы для мужчин в возрасте от 18 до 65 лет. Сами власти Российской Федерации, пытаясь оправдать освобождение женщин, несовершеннолетних и пожилых от этого вида наказания, ссылаются на "принципы справедливости и человечности"* (* См. § 44 настоящего Постановления.). Таким образом, внутригосударственные органы уже явно сознавали бесчеловечность подобного обращения. Соответственно, его сохранение для группы большинства (в данном случае для преступников мужского пола в возрасте между 18 и 65 годами) равнозначно тому, чтобы полагать возможным применение обращения, которое противоречит принципам справедливости и человечности для большей части заинтересованного населения. Наконец, будет ли это группа большинства или меньшинства, имеет небольшое значение. Невозможно при уважении европейской системы защиты прав человека и международного права защищать часть граждан от жестокого обращения, продолжая причинять его остальным. Гуманные соображения не могут идти на пользу только особенно уязвимым группам. Достоинство является качеством, присущим всем человеческим существам, что в демократических обществах не зависит от возраста, совершенных преступлений или тем более от половой принадлежности.

48. Точно так же нельзя утверждать, как это делают власти Российской Федерации, что весьма "суровые условия" пожизненного лишения свободы будут "умалять пенологическую цель реабилитации" женщин-преступниц, несовершеннолетних преступников и преступников в возрасте старше 65 лет* (* См. § 48 настоящего Постановления.). Данная линия аргументации составляет косвенное признание того факта, что пожизненное лишение свободы преступников мужского пола в возрасте от 18 до 65 лет в действительности не преследует цель реабилитации преступников, а скорее затемняет наказание и постоянное социальное исключение, именно как диктует строго карательная уголовная политика. Довод властей Российской Федерации особенно неудачен в том, что он не учитывает тот факт, что это внутригосударственные органы несут конечную ответственность за создание достойной и гуманной среды в тюрьмах и что эта обязанность распространяется на всех заключенных без различия по признакам возраста, пола и других личных характеристик* (* См. Постановление Европейского Суда по делу "Мамедова против Российской Федерации" (Mamedova v. Russia) от 1 июня 2006 г., жалоба N 7064/05, § 73 (см.: Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2006. N 12 (примеч. редактора)).). Даже если более высокое количество преступлений совершено мужчинами, чем женщинами, власти Российской Федерации не могли ссылаться на этот фактор в оправдание бесчеловечной уголовной политики по отношению к мужчинам-преступникам в возрасте от 18 до 65 лет. В противном случае пожизненно заключенные мужского пола в возрасте от 18 до 65 лет были бы козлами отпущения, отбывая особенно бесчеловечное наказание, чтобы искупить предположительно коллективную вину со стороны преступников мужского пола. Для Европейского Суда было бы нецелесообразно признавать, что женщины-преступницы должны быть защищены от бесчеловечного и унижающего достоинство обращения в отличие от мужчин-преступников. К сожалению, большинство судей не смогло дистанцироваться от этой уголовной политики и поэтому поддержало ее.

49. Кроме того, единственный правовой аргумент, выдвинутый большинством судей для отказа следованию развитию, возбужденному в деле Винтера, составляет предполагаемое существование "мало общего между внутригосударственными правовыми системами государств-участников в этой сфере"* (* См. § 83 настоящего Постановления.). Я уже подчеркивал выше, что существует международная тенденция в пользу отмены подобного вида обращения и что, кроме того, Европейский Суд не обязан ожидать созревания этой тенденции, чтобы ее заметить. Напротив, он может и должен сопровождать и поощрять ее в свете эволютивного и pro persona толкования Конвенции. Выжидательная позиция не соответствует роли и призванию Европейского Суда.

VI. Заключение (§ 50)

50. Европейская и международная уголовная политика ныне достигла значительной степени зрелости, чтобы пройти решающую веху и отменить пожизненное лишение свободы. Доводы заявителей в настоящем деле должны быть услышаны, поскольку законодательство Российской Федерации является источником дискриминации, которое указывает на необходимость простой отмены этого наказания, и, помимо данного дела, сопровождения общей тенденции европейского права прав человека в соответствии с развитием демократических обществ и с целью развития прав человека. Как и без смертной казни, европейские государства могут и должны обходиться без этого архаического и бесчеловечного наказания и избирать решения, направленные на социальное возвращение преступников. Роль Европейского Суда в сопровождении и поощрении данной перемены в свете эволютивного и pro persona толкования Конвенции. В то время как субсидиарное положение Европейского Суда требует от него уважения конкретной уголовной политики каждой внутригосударственной системы, такие фундаментальные вопросы не позволяют ему оставаться пассивным. На карту поставлены его объективность и авторитет, а сверх того эффективность прав, гарантированных Конвенцией.

Откройте актуальную версию документа прямо сейчас

Получить бесплатный доступ

Если вы являетесь пользователем интернет-версии системы ГАРАНТ, вы можете открыть этот документ прямо сейчас или запросить по Горячей линии в системе.