Принципы толкования гражданско-правовых договоров (Е.М. Фетисова, "Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации", N 8, август 2013 г.)

Принципы толкования гражданско-правовых договоров*(1)

В статье рассмотрены основополагающие принципы толкования гражданско-правовых договоров: принцип толкования договора лишь в случае неясности; принцип комплексного толкования договора; принцип толкования в пользу действительности, заключенности и исполнимости договора; принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств.

Исследование литературы, посвященной толкованию договора, позволяет выделить такую основополагающую теоретическую проблему, как отсутствие единообразия в употребляемой терминологии. В работах можно встретить следующие понятия: методы, приемы, принципы, способы толкования, - соотношение которых друг с другом еще не получило окончательного закрепления в науке*(2). В разных источниках одни и те же правила могут относиться как к методу, так и способу или принципу толкования.

Зачастую термины "прием толкования" или "метод толкования" употребляют как синонимы термина "способ толкования"*(3), хотя однозначно утверждать, что смысл названных понятий полностью идентичен, нельзя. Есть работы, в которых, напротив, подчеркивается вспомогательная роль приемов по отношению к основным способам толкования*(4). Говорится также о необходимости разграничить указанные понятия и установить между ними определенную иерархию, в которой термином "прием толкования" обозначалось бы отдельное мыслительное действие (правило), термином "способ толкования" - совокупность однородных приемов (правил), а термином "метод толкования" - совокупность способов толкования*(5).

Как справедливо отмечал Е.В. Васьковский, поскольку смысл толкуемой нормы един, "то не может и не должно быть при толковании, соответствующем всем предъявляемым требованиям, двух правильных пониманий одной правовой нормы"*(6). Ввиду сказанного в настоящей статье будет предпринята попытка систематизации принципов толкования.

И ст. 431 ГК РФ, и работы, посвященные исследованию вопросов толкования договоров, делают основной акцент на соотношении буквального метода толкования (или, как еще его называют, текстуального, литерального) и субъективного (контекстуального), при котором толкование призвано выявить намерения сторон договора. Анализ научной литературы показывает, что оба подхода имеют ярых сторонников и противников. На первый взгляд названные методы могут показаться даже взаимоисключающими.

Однако для определения конкретных правил толкования договоров следует отойти от этого спора и подняться на уровень выше. Необходимо исследовать наличие таких правил толкования, которые бы не шли вразрез ни с одним из заявленных методов. Такие правила можно назвать универсальными принципами толкования. Принципы придают системе логичность, последовательность и сбалансированность.

Вне зависимости от споров между сторонниками различных методов толкования приоритет должны иметь универсальные принципы. Они не нацелены на разрешение спора между конкретными лицами, а преследуют более глобальные общеправовые цели, такие как, например, поддержание стабильности гражданского оборота, придание договору эффекта, защита слабого контрагента и т.д. Можно говорить о достоинствах и недостатках того или иного метода толкования, однако положительный эффект универсальных принципов неоспорим.

Сложность процесса толкования состоит в том, что зачастую он зависит от конкретных фактических обстоятельств. И риск отрицательных последствий закрепления каких-то императивных правил (даже принципов) достаточно велик. Анализ отдельных принципов толкования покажет в дальнейшем, что правоприменитель не всегда может воспользоваться при толковании представленным инструментарием. Опасность правового закрепления императивно действующих принципов толкования вытекает из того, что природа коммуникации основывается в каждом отдельном случае на конкретных обстоятельствах*(7). При такой ситуации теоретически возможно создавать бесчисленное количество правил толкования для каждого казуса, и при этом все равно все возможные обстоятельства не будут целиком охвачены.

Не все ученые поддерживали идею создания каких-либо универсальных императивных правил толкования. К.П. Победоносцев отмечал, что "как не свойственно положительному закону указывать обязательные правила, напр. мышлению человеческому, или обязательные приемы для техники искусства, - так же не свойственно ему и предписывать безусловные правила толкования для судьи, ибо толкование есть процесс умственный, есть тот самый процесс заключения от известного к неизвестному, в котором состоит умственная деятельность судейского звания и нравственное право судьи. Помещение подобных правил в законе имеет такое же значение, какое имела в прежнее время формальная теория доказательств: закон, не решавшийся дать судье полную свободу суждения, связывал его формальными правилами"*(8).

Более жестко высказывался Ф. Савиньи, полагая, что толкование - это мыслительная деятельность и какие-либо правила к ней неприменимы. "Мы вырабатываем в себе чутье к тому, что имеет значение при всяком толковании, - говорил он, - и учимся направлять наши усилия в нужную сторону"*(9).

В аналогичном ключе рассуждал и Г. Пухта: "От крайностей должны охранять юриста здравый юридический такт и разум; внешние же правила полезны только слабым головам, избавляя их от самостоятельного мышления, но таким лицам лучше вообще не браться за толкование"*(10).

В этой связи не удивительно, что в кодификационных актах большинства континентальных стран закрепляется лишь несколько принципов толкования, а основная нагрузка по толкованию и определению применимых инструментов лежит на судах.

К примеру, Гражданский кодекс Нидерландов, ранее содержавший обширные правила толкования, в новой редакции отказался от их пространного изложения, ограничившись лишь фрагментарным регулированием (см., например, ст. 3:35, 6:238 (2)). Дабы избежать инструктирования судов по вопросам практической логики, в Германском гражданском уложении также отсутствуют подробные правила толкования*(11): среди статей, посвященных толкованию договоров, здесь можно назвать лишь § 133 и 157. Ту же тенденцию можно проследить в законодательных актах Австрии (§ 914, 915 ГК), Греции (ст. 173, 200 ГК), Польши (ст. 65 ГК), Португалии (ст. 236-238 ГК), Чехии (§ 35 (2) b (3))*(12).

В Скандинавских странах выработка правил толкования лежит на судах и доктринальных источниках. Отведение прецедентам роли правил толкования традиционно характерно также для стран общего права*(13).

В то же время подробное правовое регулирование толкования договоров включено в гражданское законодательство ряда стран, среди которых можно выделить Францию (ст. 1156 и след. Французского гражданского кодекса (ФГК)), Италию (ст. 1362 и след. ГК), Испанию (ст. 1281 и след. ГК), Бельгию, Люксембург.

Ученые подвергают критике пространные правила толкования. Например, французские авторы называют упомянутые положения ФГК "маленьким гидом для ослов"*(14), а К. Цвайгерт и Х. Кётц указывают на то, что ценность жестких норм толкования в ФГК (Faustregeln) сомнительна*(15).

Кассационный суд Франции не раз подчеркивал, что закрепленные в ФГК правила являются для суда лишь рекомендательными, а не обязательными*(16). Фактически создается впечатление, что судья задним числом обращается к установленным в законе правилам толкования, причем только к тем из них, которые, с его точки зрения, подходят для доказательства его выводов, сделанных ранее на основании совершенно иных принципов*(17).

В связи с этим представляется неоправданным подход, принятый в Бельгии и Эстонии, согласно которому нарушение судом нормативно закрепленных правил толкования является основанием для пересмотра дела*(18).

Между жесткими правилами и рекомендациями необходимо проводить четкую грань. Строго говоря, невозможно выстроить градацию приоритетов, которые в процессе толкования обеспечивают господство одних правил и обстоятельств над другими. В связи c этим всегда возникают вопросы, почему правила толкования, изложенные в кодификационных актах Франции, Италии и Испании, различаются между собой и в чем была предпосылка выделения одних правил и игнорирования других. Законодатель должен остерегаться формулировать многочисленные правила толкования, причем в императивной форме.

Среди таких специфических правил можно назвать правило о толковании двуязычных контрактов (ст. 4.7 Принципов УНИДРУА, ст. 5:107 Принципов европейского контрактного права (PECL)). Согласно названной статье УНИДРУА если договор составлен на двух и более языках и каждый из его текстов имеет одинаковую силу, то в случае расхождения между текстами предпочтение отдается толкованию в соответствии с вариантом того текста договора, который был составлен первоначально. Выдвинутое в этих статьях правило нельзя даже назвать оспоримой презумпцией. В частности, договор на нескольких языках стороны могут заключать для лучшего понимания, поэтому говорить о приоритете одного из них невозможно. Такого рода норм следует избегать, дабы не плодить бесчисленное множество правил.

В Своде законов Российской империи в ст. 1538-1539 также были отражены достаточно подробные правила толкования сделок. В то же время, как справедливо отмечают В.Л. и В.В. Исаченко, "невозможно было бы оправдать чем-либо то предположение, что будто закон требует, чтобы суд не мог прибегать к каким-либо иным приемам, кроме преподанных ему"*(19).

Сложность в определении конкретных правил толкования связана и с тем, что не решено, является ли толкование вопросом права или факта. С одной стороны, как уже было отмечено выше, правила толкования зачастую закрепляются нормативно. С другой - вопрос выбора того или иного метода толкования нередко зависит от конкретных обстоятельств дела, в связи с чем говорить об отнесении толкования к вопросам права достаточно сложно.

Но, несмотря на очерченную сложность в достижении единообразия в правилах толкования, можно определить ряд принципов, которые с оговорками являются универсальными ввиду их абстрактного характера.

Среди них можно назвать:

- принцип толкования договора лишь в случае неясности;

- принцип комплексного толкования договора;

- принцип толкования в пользу действительности, заключенности и исполнимости договора;

- принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств.

Историко-правовой анализ показывает, что большинство названных принципов толкования зародилось намного ранее методов.

Выделенные в настоящей статье принципы относятся скорее к вопросам права. Историческое развитие и практика показывают их универсальный характер, ввиду чего снимается проблема выявления фрагментарных правил толкования в зависимости от конкретных обстоятельств дела.

Рассмотрим подробнее каждый из них.

Принцип толкования договора лишь в случае неясности

К толкованию всегда прибегают в тех случаях, когда известно, что стороны сказали, написали или выразили каким-то другим образом, но смысл их волеизъявлений остается неясным*(20).

Исторические корни этого первого принципа уходят в римское право. В Дигестах Юстиниана говорится: Gum in verbis nulla ambiquitas est non debet admitti voluntatis quaestio*(21) - "Если в словах нет двусмысленности, недопустимо заниматься выявлением (содержания) волеизъявления".

Наиболее широкое применение данный принцип получил во французской доктрине, названной clauses claires et precises. Ее положения вытекают из того, что в ясном и недвусмысленном договоре имеется совпадение воли и волеизъявления договаривающихся сторон. Существует презумпция, что достигнутое между сторонами соглашение полностью отражает их внутреннюю волю*(22).

Во Франции роль толкователя отведена судам первой инстанции, поскольку право этой страны придерживается позиции, что толкование основывается на обстоятельствах, пересмотр которых не входит в полномочия вышестоящих судов. В компетенцию Кассационного суда Франции входит лишь оценка вопросов права, а не факта.

Однако существуют многочисленные исключения, являющиеся основанием для пересмотра дела Кассационным судом Франции. Судья имеет право толковать договор лишь в случае его неясности и двусмысленности. Искажение смысла ясного договора является основанием для повторной его оценки Кассационным судом. В то же время ввиду того, что само понятие "искажение" является расплывчатым и оценочным, данное обстоятельство дает вышестоящему суду поле для широкого маневра в его контроле над толкованием договоров.

В качестве примера можно привести следующее дело.

Покупатель приобрел партию трески на условиях, позволявших продавцу с согласия союза рыботорговцев уменьшить поставляемое количество рыбы. После того как союз такое согласие дал, а продавец поставил только половину законтрактованного количества, покупатель обратился в суд с иском о возмещении ущерба. Апелляционный суд Бордо иск удовлетворил, однако Кассационный суд это решение отменил и передал для пересмотра другому суду, поскольку, по его мнению, ясный текст договора не оставлял никакого сомнения в праве продавца уменьшить поставку. Однако другой суд также удовлетворил иск, сославшись на молчаливое согласие сторон при заключении договора: союз рыботорговцев одобрит уменьшение поставки только в случае недостаточного улова, а не из-за резкого увеличения спроса на треску, как это произошло в данном случае.

Это решение Кассационный суд также отклонил: условие договора по данному вопросу столь однозначно, что для дальнейшего выявления намерений сторон нет никаких оснований.

В примечании к данному решению Лебур-Пижоньер, один из судей по этому делу, высказался вполне определенно: "Если смысл оспариваемого условия ясен, то для определения сферы действия этого условия нет необходимости выявлять общее намерение сторон"*(23).

Помимо первого названного исключения Кассационный суд вправе выступать в роли толкователя договора и в иных случаях:

- при осуществлении контроля над квалификацией договора. Названное исключение закреплено ввиду его существенной значимости: от правильной квалификации зависит выбор применимых норм к отношениям сторон;

- при осуществлении толкования исходя из налоговых соображений*(24);

- при осуществлении контроля над типичными договорами, договорами присоединения;

- при анализе коллективных договоров.

Последние два исключения введены ввиду их широкого распространения и высокой значимости. Большинство коллективных договоров и договоров о присоединении имеют обезличенный характер (intuitus personae). С точки зрения потребительского законодательства они зачастую могут касаться большего числа людей, нежели некоторые законы.

Вследствие их общего характера нежелательно, чтобы данные договоры претерпевали различное толкование. Ввиду их высокой значимости и необходимости охраны указанных интересов на Кассационный суд возлагаются дополнительные полномочия в толковании и его унификации*(25).

Французская практика исходит из посыла, что для обеих сторон договор является законом и выражением их независимой воли, ввиду чего судья должен уважать очевидные намерения сторон и не может произвольно вмешиваться в исполнение контракта, толкуя его по собственному усмотрению. Чтобы приступить к толкованию, судья должен предварительно обосновать его необходимость непрозрачностью, двусмысленностью или неудачной редакцией договора.

Как же определить тот исходный момент, когда суд приходит к выводу о необходимости толкования договора?

К. Анненков указывает, что "толкование имеет место быть тогда, когда в юридической сделке воля выражена слишком сжато, или недостаточно полно, или неопределенно"*(26). По мнению P. Malaurie, L. Aynes и Ph. Stoffel-Munck, "неясность может возникать либо из-за двойственности контракта, либо из-за противоречивости условий"*(27). Как считают J. Mestre и A. Laude, толкование осуществляется в том случае, когда документы являются "двусмысленными, темными и подозрительными"*(28).

Анализ французской судебной практики выявляет яркие примеры нарушения принципа толкования договора лишь в случае неясности. Так, в деле о продаже доли совместной недвижимости между медицинским центром и профсоюзом на первого была возложена обязанность обеспечить снабжение здания водой и электричеством. Приобретатель одной из долей предписал медицинскому центру оплатить стоимость электроустановки. Судами первой инстанции был сделан вывод о том, что соглашение не фиксировало четко объем прав каждой из сторон. Кассационный суд, отменяя решение, принятое судами первой инстанции, выявил, что судьи исказили вполне ясные условия договора: именно медицинский центр брал на себя обязательства по установке электролинии для каждой доли*(29).

Приведенный пример показывает, что роль Кассационного суда в толковании договора во избежание превышения полномочий судами первой инстанции оправданна. Однако хорошо видно, что для выявления нарушения Кассационный суд должен сначала оценить договор.

Несмотря на глубокую историю рассматриваемого принципа, в последнее время его критика нарастает. Ее существо сводится к тому, что утверждение о ясности текста не освобождает судью от необходимости его толкования*(30). Правило "ясного текста" применяется в случае необоснованного толкования, противного намерениям сторон. В то же время судья все равно должен каким-то образом истолковать договор: первый раз - чтобы определить, ясен он или непонятен; второй раз - провести повторное толкование в случае его непонятности, дабы разрешить его двойственность*(31).

Первая фаза получила в литературе название "прединтерпретативной". Правила толкования, приведенные в статьях ФГК, могут применяться лишь во второй. При этом не ясно, почему нормы кодекса о толковании не могут быть применены в первой фазе. Не снят также вопрос о четких критериях ясности/двусмысленности текста.

Для исследования факта ясности и недвусмысленности договорного условия допустимо привлекать внешние обстоятельства*(32). Чем же тогда такой процесс отличается от обычного толкования? Данное противоречие было проиллюстрировано в деле Кассационного суда касательно поставки сахара, поврежденного во время перевозки. В договоре были четко распределены транспортные риски. В противовес договорным условиям покупатель все равно хотел принять товар и полностью, несмотря на повреждение, оплатить его, поскольку к тому времени цены на сахар выросли и принятие даже некачественного товара было выгоднее, нежели расторжение договора. Суд указал на то, что условия договора недвусмысленны в рассматриваемой ситуации, однако они не соответствуют намерениям сторон. В данной ситуации было проведено толкование явных и недвусмысленных условий, не нуждающихся в толковании*(33).

Таким образом, следует признать, что необходимость в толковании договора возникает при всяком анализе договора, даже в том случае, когда результат толкования очевиден. Когда один из судей утверждает, что договор ясен и не нуждается в толковании, речь, скорее всего, идет о завершении толкования как такового*(34). Следовательно, утверждать, что ясный договор не нуждается в интерпретации, было бы лукавством. Полагаем, что ясность и недвусмысленность договора не влекут невозможности его толкования, однако оно должно быть осуществлено буквальным методом - исходя из общепринятых значений используемых в соглашении слов и выражений.

Принцип необходимости толкования лишь в случае неясности договора закрепляется в тех правопорядках, которые отдают приоритет субъективному методу толкования договора путем выявления истинного намерения сторон. В случае же, когда судья не находит в договоре двусмысленности, противоречивости и каких-либо пробелов, ему нет необходимости использовать указанный инструментарий и пытаться выявить общее намерение: содержание договора настолько ясно отражает данное намерение, что его дополнительный поиск может лишь исказить истинный смысл.

В качестве примера можно привести судебные дела из российской дореволюционной практики.

Страховое общество приняло на страх выигрышные билеты с обязательством, как было сказано в полученной страхователем квитанции, выдать вместо вышедших в тираж билетов новые "по представлении вышедших в тираж не позже шести месяцев со дня тиража". Само собой разумеется, с пропуском этого срока означенное право страхователя терялось навсегда. Между тем мировой съезд, на рассмотрение которого дошел спор страхователя, представившего свой билет по прошествии обусловленного срока и получившего отказ в требовании обменять тот билет на новый, нашел, что "по существу договора страхования отдавший имущество на страх и уплативший премию вправе требовать условленного удовлетворения во всякое время, тем более что никакого договора, по которому он отказывался бы от осуществления этого права после срока, он не заключал и не подписывал". Из этих соображений видно, что съезд не усмотрел в представленном ему договоре принятого страхователем обязательства требовать обмена билетов лишь в течение шестимесячного срока (а между тем в договоре страхования это ясно выражено) и, таким образом, истолковал договор не по буквальному его смыслу, что повлекло за собой отмену решения*(35).

Приведенный пример описывает ситуацию неправомерного толкования договора, содержащего достаточно ясное и недвусмысленное условие, в котором суд, однако, усмотрел иной смысл и исказил намерение сторон. Именно в рассматриваемой ситуации хорошо бы работал принцип необходимости толкования лишь в случае неясности договора.

В качестве еще одного примера можно привести обратную ситуацию, в которой суд путем толкования неправомерно сузил область применения договорного условия.

По договору собственник сдал в аренду первый покос на своем лугу одному лицу, обязавшемуся не касаться на том же лугу отавы, которая была сдана в аренду другому лицу. Когда впоследствии собственник обвинил арендатора в том, что он дозволил своим рабочим пускать лошадей на отаву и тем нарушил договор, палата отказала ему в иске на следующем основании: в договоре не сказано, что ответчик не имел права пускать лошадей на отаву. Но по буквальному смыслу договора ответчик не имел права вообще пользоваться отавой, а следовательно, и пасти на ней свой скот; этого палата не усмотрела и, изъясняя договор не по словесному его смыслу, расширила права арендатора, что также повлекло за собой отмену ее решения*(36).

Если в предыдущем споре суд усмотрел в договоре условия, которые в нем не содержались, что привело к искусственному дополнению содержания договора, то в последнем случае суд неправомерно использовал ограничительное толкование конкретного условия, повлекшего расширение прав одной из его сторон.

Таким образом, как видно из приведенных примеров, излишнее использование толкования в качестве инструмента разрешения спора между сторонами зачастую может привести к последствиям, на которые стороны не рассчитывали. Более того, такое толкование никак не отражает намерений сторон при заключении договора.

Именно в таких делах должен иметь приоритет принцип недопустимости толкования в случае ясности договора. При этом еще раз подчеркнем, что ясность договора вытекает из его буквального толкования. Нельзя говорить о недопустимости толкования вообще. Данный принцип следует понимать лишь в контексте ограничения прав толкователя на использование субъективного метода толкования, направленного на выявление общих намерений сторон договора.

Анализ современной российской судебной практики показывает практически полное отсутствие каких-либо споров, в которых суд бы применил рассматриваемый принцип.

Мне удалось найти лишь одно схожее дело*(37), в котором суд исследовал предмет договора купли-продажи приватизируемого имущества путем толкования его условий. В постановлении суда апелляционной инстанции было указано, что договор нуждается в толковании, если неясен его текст; в данном же случае текст договора ясно указывает, что приватизации подлежала только правая часть первого этажа. В отношении второго этажа суд высказался в аналогичном ключе: "Текст соответствующей части договора достаточно ясен, не нуждается в толковании".

Впрочем, стоит отметить, что это постановление было отменено постановлением ФАС Северо-Кавказского округа от 18.05.2009 по делу N А53-11595/2008-С2-32 ввиду того, что апелляция, посчитав, что покупателю передан в собственность весь этаж, затронула общее имущество (лестничные клетки), не подлежащее передаче в единоличную собственность одному из сособственников здания.

Отсутствие и в российской литературе, и в отечественной судебной практике каких-либо серьезных наработок, касающихся первого затронутого принципа, может, с одной стороны, свидетельствовать о слабой разработанности темы. С другой же стороны, учитывая, что ст. 431 ГК РФ во главу угла ставит буквальный метод толкования договора, можно предположить, что принцип толкования лишь в случае неясности не найдет такого широкого применения, как в правопорядках, отдающих приоритет субъективному методу толкования.

По сути, принцип толкования лишь в случае неясности отражает российский подход к буквальному толкованию договора. Закрепление названного принципа в зарубежных правопорядках связано прежде всего с необходимостью снизить роль субъективного метода толкования (на которое такие правопорядки ориентированы) в тех случаях, когда намерения сторон ясны из самого текста договора без привлечения дополнительного инструментария. В российском праве отсутствует необходимость выделения стадии претолкования ввиду содержания абз. 1 ст. 431 ГК РФ.

Принцип комплексного толкования договора

Принцип необходимости комплексного толкования договора закреплен во многих европейских странах. В соответствии со ст. 1161 ФГК толкование всех условий соглашения вытекает одно из другого, придавая каждому тот смысл, который определяет все действия договора в совокупности. Аналогичные правила закреплены в ст. 1285 Испанского гражданского кодекса*(38), ст. 1363 Итальянского гражданского кодекса*(39). Кроме того, принцип необходимости комплексного толкования договоров закреплен в Принципах УНИДРУА (ст. 4.5) и в ст. 5:105 Принципов европейского контрактного права (PECL). Аналогичный подход воспринят странами, в которых основные правила толкования выводятся из судебных актов*(40). В российском законодательстве в ст. 431 ГК РФ также можно найти отражение рассматриваемого принципа. Согласно названной норме буквальное значение условия договора в случае его неясности устанавливается путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом.

В литературе принцип комплексного толкования упоминается также как систематический способ*(41), правило логического чтения*(42) и т.д. Его существо заключается в том, что толкователь при анализе договора и отдельных его условий не должен осуществлять их исследование в отрыве от всего контекста. Сопоставление может происходить как на уровне пунктов договора, расположенных в разных его частях, так и в пределах одного словосочетания.

В качестве примера можно привести следующее дело.

В договоре содержалась арбитражная оговорка: "При недостижении согласия между сторонами путем переговоров спор рассматривается в московском Международном коммерческом арбитражном суде при Торгово-промышленной палате Российской Федерации". Фактически третейский суд с таким наименованием отсутствует. В связи с этим арбитражный суд пришел к выводу, что в арбитражной оговорке МКАС при ТПП РФ не определен сторонами в качестве третейского суда, компетентного рассматривать спор между ними.

Отменяя данное решение, суд кассационной инстанции не согласился с изложенным выводом. Он указал, что своим определением Арбитражный суд г. Москвы неправильно истолковал арбитражную оговорку, содержащуюся в заключенном между сторонами договоре. Арбитражная оговорка, безусловно, исключает возможность предположить, что сторонами имелся в виду Международный коммерческий арбитраж при Торгово-промышленной палате г. Москвы, ибо речь в ней идет об арбитраже при ТПП РФ (слово "московский" в арбитражной оговорке означает лишь местонахождение арбитража). Несмотря на то что текст арбитражной оговорки содержит некоторые неточности, состав МКАС при ТПП РФ совершенно правильно истолковал текст арбитражной оговорки, признав МКАС при ТПП РФ надлежащим органом для рассмотрения спора между сторонами. Следует учесть и то, что из трех юрисдикционных органов при ТПП РФ лишь МКАС при ТПП РФ имеет в своем названии слова "коммерческий", "арбитражный" и "суд". Что касается слова "московский", то его появление в третейской оговорке договора могло бы вызвать сомнения в воле сторон лишь в том случае, если бы "коммерческий арбитражный суд при Торгово-промышленной палате Российской Федерации" находился не в Москве, а в каком-либо ином городе. Следовательно, толкование арбитражной оговорки произведено составом МКАС в полном соответствии с действующим законодательством (дело N А40-332118102-21-335 Арбитражного суда г. Москвы)*(43).

Помимо прочего, для комплексного толкования необходимо учитывать цель заключения договора, которая может также оказать на результат толкования определяющее влияние*(44). Подобное правило было закреплено еще в т. Х ст. 1539 Свода законов Российской империи. Так, в соответствии с п. 1 статьи "слова двусмысленные должны быть изъясняемы в разуме, наиболее сообразном существу главного предмета в договорах", а в п. 3 указывалось, что "неясные статьи объясняются по тем, которые не сомнительны, и вообще по разуму всего договора".

Последнее правило наиболее часто употреблялось в дореволюционной судебной практике. В качестве иллюстрации к нему В.Л. и В.В. Исаченко приводят следующее дело*(45).

Между сторонами заключен договор на изготовление досок определенного качества и размера. В условиях договора указано, что продавец обязался передать покупателю от 5000 до 10 000 сосновых досок. Кроме того, за всякое нарушение, в чем бы оно ни выразилось, продавец обязался уплатить покупателю неустойку в 1500 руб. Впоследствии покупатель предъявил требование о взыскании неустойки ввиду передачи некачественных досок: из 10 000 досок 1655 оказались негодными.

Суд, оценивая в комплексе названные условия договора, указал следующее. Действительно, продавец по буквальному толкованию договора должен отвечать "за любые нарушения". В то же время системный анализ нескольких условий позволяет сказать, что продавец не допустил никакого нарушения, так как он должен был доставить не безусловно 10 000 досок, а от 5000 до 10 000, следовательно, и всякое среднее число между ними, что признавалось бы надлежащим исполнением обязательства. Поскольку продавцом было передано 8345 годных досок, то нельзя говорить о нарушении им обязательств и возможности привлечения его к ответственности.

Вне зависимости от верности логики рассуждения суда приведенный выше пример показывает, каким образом исход судебного рассмотрения может кардинальным образом отличаться при применении принципа комплексного толкования договора.

Требование комплексного толкования договора заложено также в идее, что стороны могут в своем соглашении присвоить определенным словам и выражениям собственное значение, отличающееся от общепринятого. Зачастую соответствующее толкование включается в преамбулу договора или в раздел "Понятия и термины". В этом случае недопустимо закрывать глаза на данное сторонами разъяснение, невзирая на его расхождение с общепринятым.

Кроме того, следует презюмировать, что каждое дальнейшее упоминание спорного термина в договоре должно иметь одинаковое значение, и именно такое, которое придали ему стороны. Презумпция последовательности позволяет толкователю предположить, что стороны хотели придать выражению, употребленному в одном договоре несколько раз, единый смысл*(46).

Наконец, стороны в случае множества разнородных условий могут установить их иерархию, обязательную при толковании. Например, стороны могут включить в договор условие о том, что при наличии спора приоритет отдается такому-то условию. В этой ситуации суд при толковании договора не вправе игнорировать волю сторон.

В российской судебной практике достаточно часто можно встретить случаи применения принципа комплексного толкования договора. Суды при принятии решения сопоставляют спорное условие с иными условиями, а также с внутренним логическим содержанием договора в целом*(47).

Совсем недавно на рассмотрение Президиума ВАС РФ было передано дело, затрагивающее вопросы комплексного толкования договора*(48).

Между сторонами спора был заключен договор долевого участия в строительстве, и долевой участник, полагая наличие на стороне застройщика просрочки по передаче объекта долевого строительства, обратился в суд с иском о взыскании неустойки.

Для установления факта просрочки суды исследовали содержание договора и пришли к следующему выводу. В соответствии с одним пунктом договора обязанность застройщика по передаче объекта долевого строительства наступает с момента фактического ввода дома в эксплуатацию. В то же время согласно другому условию сторонами был установлен конечный период ввода дома в эксплуатацию. Суды, отказывая в иске, установили отсутствие просрочки застройщика ввиду того, что дом не был введен в эксплуатацию.

В определении ВАС РФ суд, передавая дело на рассмотрение Президиума ВАС РФ, указал, что данное судами истолкование условия договора о сроке передачи объекта долевого строительства как определяемом моментом фактического ввода объекта в эксплуатацию, без учета условия того же договора о том, когда объект должен быть введен в эксплуатацию, не только противоречит ст. 431 ГК РФ, но и фактически означает, что застройщик не связан установленными договором сроками строительства объекта недвижимости и ввода его в эксплуатацию, а предусмотренная законом и договором неустойка в целом не стимулирует его к исполнению своих обязательств.

Таким образом, игнорирование судами нижестоящих инстанций всей совокупности договорных условий приводит к негативному результату, на который долевой участник строительства при подписании договора не рассчитывал. Как видно из приведенного выше дела, оба условия должны работать в связке, в противном случае их эффективность теряется.

Применение принципа комплексного толкования договора зачастую приводит к самым неожиданным результатам. Например, размещение одного и того же условия в разных параграфах договора может придать ему различную окраску. В качестве примера приведем несколько дел.

Между сторонами заключен договор поставки, по условиям которого за просрочку передачи товара предусмотрено снижение его цены. Покупателем не оплачена полная стоимость товара со ссылкой на указанный пункт договора. Суд при толковании соглашения указал следующее: "...исходя из того, что спорный пункт 12.2 контракта размещен в разделе 12 "Ответственность поставщика", суд пришел к выводу, что в данном условии стороны согласовали не возможность изменения цены товара, а неустойку за нарушение срока поставки товара..."*(49).

В другом деле по условиям договора субаренды в случае невозвращения арендованного имущества в срок субарендатор обязан внести двойной размер арендной платы.

Суды при принятии решения рассуждали в аналогичном с предыдущим делом ключе: "Учитывая, что п. 4.2 договора субаренды расположен в разд. 4 "Ответственность сторон", предусмотренный названным пунктом договора двойной размер арендной платы представляет собой условие о неустойке, подлежащей взысканию в случае, если субарендатор не возвратил помещение, либо возвратил его несвоевременно..."*(50)

И в том, и в другом случае встал вопрос о возможности снижения такой неустойки в соответствии со ст. 333 ГК РФ. Несомненно, решающую роль при принятии конечного решения сыграл комплексный принцип толкования, в результате чего суд исследовал не только спорное условие договора, но и иные относящиеся к нему части.

В российской судебной практике существует и противоположный подход, занятый судом лишь из-за того, что соответствующее условие стороны закрепили в параграфе об оплате.

По условиям договора поставки в случае несвоевременной оплаты товара покупателю предоставлялся коммерческий кредит на спорную сумму. Суд при толковании договора указал следующее:

"При этом пункт 4.10, предусматривающий начисление процентов за пользование коммерческим кредитом, находится в разделе "цена товара и порядок расчетов", а не в разделе "ответственность сторон" договора поставки.

Таким образом, на сумму коммерческого кредита увеличивается стоимость поставленного товара, в связи с чем довод ответчика о применении к нему двух видов ответственности за одно и то же нарушение договорных обязательств - просрочку платежа, является несостоятельным.

Сторонами в договоре прямо установлено, что в случае просрочки платежа неуплаченная сумма является коммерческим кредитом и на нее подлежат начислению проценты. Причем, согласно пункту 4.10 договора, указанные проценты не являются мерой ответственности.

Данное условие не противоречит положениям статей 809 и 823 ГК РФ и соответствует пункту 4 статьи 421 ГК РФ..."*(51)

Безусловно, представленный подход суда может вызывать немало нареканий, поскольку в данном случае суд не усмотрел в спорном условии завуалированной ответственности одной из сторон. Этот пример показывает, что комплексность толкования (да, впрочем, и любые иные инструментарии правоприменителя) не должны приводить к абсурду или создавать благоприятную почву для обхода закона.

Универсальность принципа комплексного толкования заключается в возможности его широкого применения к различным правоотношениям. Например, его допустимо распространить на группы договоров и рамочные договоры. Российская судебная практика изобилует примерами, когда стороны при заключении контракта договорились о согласовании существенных условий в накладных, счетах, счет-фактурах и т.д. При этом суды давали оценку именно совокупности названных документов, ссылаясь на то, что существенные условия договора могут быть согласованы сторонами не только в договоре, оформленном в виде одного документа, но и в нескольких взаимосвязанных документах*(52).

Однако ряд авторов не соглашается с возможностью распространения принципа комплексного толкования на несколько договоров. Например, С.П. Жученко указывает на то, что "договор как акт индивидуального регулирования не находится в системной связи с другими договорами, заключаемыми этими же сторонами (заключая договор, стороны нацеливаются на удовлетворение конкретной потребности; после реализации этой потребности договор прекращается). Совокупность договоров между сторонами сложно признать системой по причине постоянного (и обычно беспорядочного) возникновения и уничтожения такой совокупности"*(53).

С этим утверждением можно поспорить. Ошибочно утверждать, что отношения контрагентов чаще всего носят хаотичный характер. Напротив, исследование долгосрочных отношений между сторонами и последовательно заключаемых ими договоров помогает выявить четкую логику взаимоотношений. Можно проследить, в какой момент стороны исключали или добавляли условия в договор, как менялись их взаимоотношения.

Яркий пример того, когда содержание одной сделки может быть определено через содержание другой, приведен В.Л. и В.В. Исаченко*(54).

Между сторонами был заключен договор аренды луга, в соответствии с которым арендодатель П. сам обязался косить сено, свозить его в усадьбу арендатора М., а затем распродавать. Из вырученной суммы П. должен был уплачивать "не менее 10% с занятой у М. суммы и условленной арендной платы по 170 р., каковые суммы должны идти на уплату причитающихся десяти процентов и на погашение долга моего в сумме семисот рублей по выданному ему заемному обязательству". В конце же договора сделана приписка: "Арендные деньги за все время аренды по сему договору в сумме 1360 р. я, П., вперед получил от него, М.".

Толкуя условия названного соглашения, В.Л. и В.В. Исаченко приходят к выводу, что "получением аренды за все время вперед и сдачей луга в пользование М., П. освободился от обязанности самому собирать, убирать и продавать сено, но не освободился от обязанности платить условные по обязательству проценты и постепенно погашать свой долг, а М. не потерял права ни на проценты, ни на получение ежегодно по 170 руб. в погашение того обязательства"*(55).

В то же время названные авторы приводят высказанное в двух решениях мнение Правительствующего сената, в соответствии с которым обязательства, вытекающие для контрагентов из одной сделки, не могут быть объясняемы на основании другой и допущение подобного разъяснения одного акта другим было бы прямым нарушением того правила, которое обязывает исполнять договоры по точному их разуму, не прибегая к толкованию их по обстоятельствам побочным*(56).

В.Л. и В.В. Исаченко делают акцент на том, что данное разъяснение было вызвано обстоятельствами конкретных дел, поскольку в них другие сделки принимались во внимание не для разъяснения смысла договора, а во восполнение включенных в него условий такими, каких стороны вовсе не имели в виду. В иных же случаях допустимо при толковании обращаться к исследованию других договоров, заключенных между сторонами.

То же относится и к так называемым рамочным соглашениям. Воля сторон специально направлена на создание системы договоров и иных относящихся к ним документов. Приведенные выше дела из российской судебной практики являются ярким тому подтверждением.

Помимо прочего, в странах, придерживающихся субъективного метода толкования, одним из возможных инструментов исследования истинных намерений сторон является как раз изучение всей цепочки договоров и иных относящихся к ним документов.

Принцип комплексного толкования отражается также и в порядке анализа рукописного текста в напечатанном договоре. В этом случае приоритет должен отдаваться условиям, написанным сторонами от руки, а не напечатанным*(57), поскольку предполагается, что данные условия наиболее ясно отражают намерения сторон. Действительно, за основу проекта договора стороны могут взять какой-либо типовой шаблон. Вместе с тем все, что будет отражено в рукописном тексте, свидетельствует о проведении переговоров по данным условиям и выражении намерений на его включение.

В европейской практике в качестве примера приводится достаточно известное дело, когда стороны взяли форму договора, в котором было указано, что применимым правом является итальянское, а в ходе переговоров добавили в него условие, что применимым является французское право. Суд отдал предпочтение последнему условию, по которому сторонами велись переговоры*(58).

Этот пример охватывает правило приоритета индивидуально согласованных условий. Оно закреплено в ст. 5:104 PECL, и его существо сводится к тому, что условия, по которым сторонами велись переговоры, имеют приоритет перед остальными. Однако несмотря на то, что его выделяют в качестве отдельного правила, оно поглощается принципом комплексного толкования договора. Ведь, по сути, толкователь в данной ситуации дает оценку нескольким условиям договора, соотнося их между собой. Комплексность толкования заключается в исследовании истинных намерений сторон при наличии нескольких возможных вариантов толкования. При этом исследование проводится не изолированно в отношении какого-то условия, а при анализе их совокупности.

Комплексное толкование возможно лишь в случаях, когда упущение касается только слов и выражений отдельных частей договора, а не самого содержания волеизъявления. Неопределенность во всех частях указывает на незаконченность волеизъявления. Причем незаконченность эта относится вовсе не к редакции сделки, а прямо к юридическому составу волеизъявления.

Дополнение договора возможно при наличии норм, способных восполнить названный пробел. В то же время если "незаконченность волеизъявления" касается существенных условий договора, то проблема восполнения контракта становится острее, ведь соглашение будет под угрозой незаключенности.

Для разрешения названной проблемы существует третий универсальный принцип толкования - в пользу действительности, заключенности и исполнимости договора.

Принцип толкования в пользу действительности, заключенности и исполнимости договора

В римском праве данный принцип отражен в виде максимы Ut res magis valeat quam pereat, согласно которой если какое-то условие непонятно и в одном случае может быть признано действительным, а в другом - нет, то его следует толковать в пользу действительности (favor negotii).

Каждый договор (его условие) должен иметь свою цель, причину, поэтому недопустимо его произвольное признание несогласованным (незаключенным, недействительным). Обратное возможно лишь в том случае, если никакое толкование не устраняет абсурдности или неопределенности соглашения.

Зачастую в литературе данный принцип называется правилом полезного эффекта*(59). Стремление к приданию договору эффекта заключается в том, что с помощью инструментов толкования договор и его отдельные условия следует всеми возможными силами признавать:

- заключенным;

- действительным;

- исполнимым;

- не абсурдным и т.д.

Воспитанная на этом традиционном уважении к личности, к волеизъявлениям в сфере частного права, европейская юриспруденция разных областей и территорий крепко держится латинского предания и ищет ценой многочисленных аккомодаций, как оградить эффект сделки от инвалидации, - если не вполне, то хотя отчасти, если не в отношении ее буквы и слова, то в отношении ее общей тенденции, конечной цели, которой волеизъявление имело достигнуть*(60).

Таким образом, неудивительно, что данный принцип получил широкое распространение во многих правопорядках. Так, согласно ст. 1157 ФГК если какое-либо договорное условие может пониматься в двух смыслах, то следует понимать его предпочтительно в том смысле, в каком оно может повлечь какие-либо последствия, а не в том, в каком оно не имело бы никаких последствий. В соответствии со ст. 1367 Итальянского гражданского кодекса в случае сомнения договор или его отдельные статьи должны толковаться в пользу того, что они имеют эффект, нежели в пользу обратного. В аналогичном ключе изложена ст. 1284 Испанского гражданского кодекса: "Если какое-либо из условий имеет несколько значений, то его следует понимать в том значении, которое придает договору большую действенность". Соответствующее положение есть и Гражданском законе Латвии в ст. 1507: "Толкованию, согласно которому сделка поддерживается и по возможности остается в силе, отдается предпочтение перед толкованием, имеющим обратные последствия".

В странах общего права судебные прецеденты также склоняются к интерпретации, которая оставляет договор в силе, нежели делает его недействительным*(61).

Неудивительно, что данный принцип наконец нашел свое отражение в ст. 5:106 Принципов европейского контрактного права (PECL)*(62).

Следует учитывать, что свобода договора не является абсолютной. В ряде случаев правила общественного порядка, нравственности, справедливости и т.д. запрещают некоторые виды договоров или их отдельные условия. Однако там, где очевидных предпосылок для признания договора недействительным нет, толкование следует давать в пользу его сохранения. Н.Л. Дювернуа назвал указанный принцип "задачей охранения силы сделки против безмерного разрушительного эффекта ее инвалидации"*(63).

В российском дореволюционном праве принцип полезного эффекта нашел свое отражение в проекте Гражданского уложения 1905 г. (ст. 86, 89): "...во всяком случае, неясные выражения должны быть объясняемы в смысле, наиболее благоприятном для поддержания действительности сделки"*(64). В то же время указанный принцип не получил развития ни в Гражданском кодексе РСФСР 1922 г., ни в ГК СССР 1964 г. Из действующей редакции ст. 431 ГК РФ также нельзя вывести правило полезного эффекта.

Восполнение названного пробела можно найти в российской судебной практике. Следует признать, что суды прошли долгий извилистый путь, прежде чем восприняли необходимость придавать договору эффект. Несмотря на то что на сегодняшний день имеется ряд судебных актов, поддержавших идею толкования в пользу действительности и заключенности договора, еще предстоит проделать большую работу по ее широкому распространению.

Рассмотрим подробнее каждый из аспектов лишения сделки полезного эффекта.

Если говорить о недействительности договора, то сегодня в российской судебной практике наиболее остро стоит вопрос о чрезмерном использовании судами положений ст. 168 ГК РФ, в соответствии с которой сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения.

Эта проблема была отражена в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации (одобренной решением Совета при Президенте РФ по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства от 07.10.2009). В соответствии с п. 5.2.1 этого документа судебная практика признания сделок ничтожными на основании ст. 168 ГК РФ получила в настоящее время весьма широкое распространение. Тем самым стабильность и предсказуемость гражданского оборота поставлены под серьезную угрозу.

В процессе разработки проекта ГК РФ в части рассматриваемой статьи выдвигались многочисленные предложения по ее совершенствованию.

Так, например, в работе А.Г. Карапетова и А.И. Савельева предлагается указать на то, что в случаях, когда это очевидно вытекает из природы нормы, последствием нарушения сделкой императивной нормы будет не недействительность, а некая иная санкция. Для этого достаточно в ст. 168 ГК РФ указать на то, что недействительность противозаконной сделки имеет место, если иное не вытекает не только из прямого указания в законе (как это предписано в действующей редакции), но и из существа самой нормы*(65).

С 1 октября 2013 г. ст. 168 ГК РФ начнет действовать в следующей редакции*(66):

"1. За исключением случаев, предусмотренных пунктом 2 настоящей статьи или иным законом, сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта, является оспоримой, если из закона не следует, что должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки.

2. Сделка, нарушающая требования закона или иного правового акта и при этом посягающая на публичные интересы либо права и охраняемые законом интересы третьих лиц, ничтожна, если из закона не следует, что такая сделка оспорима или должны применяться другие последствия нарушения, не связанные с недействительностью сделки".

Таким образом, содержание новой редакции ст. 168 ГК РФ нацелено на уменьшение числа случаев необоснованного признания договоров ничтожными за счет установления оспоримости сделок и отсылки к иным последствиям нарушения, не связанным с недействительностью.

Современной судебной практикой также предпринимаются попытки уменьшить частоту применения ст. 168 ГК РФ в спорах между сторонами.

Например, в одном из дел предметом спора выступал вопрос о последствиях продажи заложенного движимого имущества без согласия залогодержателя. До недавнего времени суды ссылались на положения ст. 346 ГК РФ, согласно которой залогодатель вправе отчуждать предмет залога, передавать его в аренду или безвозмездное пользование другому лицу либо иным образом распоряжаться им только с согласия залогодержателя, и признавали такой договор ничтожным на основании ст. 168 ГК РФ*(67).

Эта тенденция была изменена принятием постановления Пленума ВАС РФ от 17.02.2011 N 10 "О некоторых вопросах применения законодательства о залоге", в котором п. 23 закреплено, что в случае, когда для распоряжения заложенным движимым имуществом требовалось согласие залогодержателя (п. 2 ст. 346 ГК РФ), сделка залогодателя по распоряжению предметом залога, совершенная без согласия залогодержателя после заключения договора о залоге, не может быть оспорена последним, поскольку в подп. 3 п. 2 ст. 351 Кодекса установлено иное последствие нарушения положений закона о распоряжении залогодателем предметом залога, а именно предъявление требования о досрочном исполнении обязательства, обеспеченного залогом, и об обращении взыскания на предмет залога.

Таким образом, сформировался подход, согласно которому не следует слепо признавать договоры ничтожными при возможности их сохранения и применения иных последствий, вытекающих из закона.

Мне неизвестны случаи признания договора действительным через его толкование с использованием инструментария ст. 431 ГК РФ, хотя анализ судебной практики в отношении заключенности договора показывает возможность широкого применения такого механизма. При исследовании договора на предмет его заключенности нередко применяется механизм, аналогичный приведенному в п. 23 постановления Пленума ВАС РФ "О некоторых вопросах применения законодательства о залоге".

Например, в одном из споров, вытекающих из договора займа, стороны представили копии договора, отличавшиеся сроками возврата суммы займа*(68).

В определении ВАС РФ по данному делу суд, передавая вопрос на рассмотрение Президиума ВАС РФ, предложил два подхода*(69).

Согласно первому в отсутствие подлинника договора и наличия разночтений в копиях сторон договор займа следует признать незаключенным. Согласно второму подходу к отношениям сторон должны быть применены положения ст. 810 ГК РФ о сроке возврата суммы займа.

Президиум ВАС РФ, вынося постановление по данному делу, указал, что при подтверждении передачи суммы займа заемщику, но наличии разногласий по срокам ее возврата договор займа не может считаться незаключенным. К правоотношениям сторон, возникшим в результате заключения такого договора, подлежат применению положения п. 1 ст. 810 ГК РФ, согласно которым в случаях, когда срок возврата договором не установлен или определен моментом востребования, сумма займа должна быть возвращена заемщиком в течение тридцати дней со дня предъявления заимодавцем требования об этом.

Даже в случае отсутствия оригинала договора займа, с учетом доказанности реального исполнения заимодавцем своей обязанности по предоставлению займа, у заемщика, в свою очередь, возникает обязательство по возврату денежных средств. Наступление срока исполнения данного обязательства должно определяться в соответствии с требованиями п. 1 ст. 810 ГК РФ. Требованием заимодавца о возврате займа можно считать направленную должнику копию искового заявления о взыскании заемных средств.

В литературе принцип необходимости толкования в пользу заключенности договора поддерживается достаточно давно. Как отмечает Л.А. Новоселова, "если путем толкования условий сделки, оценки иных письменных доказательств по делу можно установить наличие и содержание встречно направленной воли сторон, то основания для признания договоров незаключенными отсутствуют.

Пороки волеизъявления могут быть компенсированы путем толкования договора... В целях выявления воли сторон закон требует принимать во внимание все соответствующие обстоятельства, включая предшествующие договору переговоры и переписку, практику, установившуюся в отношениях сторон, обычаи делового оборота, последующее поведение сторон"*(70).

Как показывает анализ российской судебной практики, применение принципа толкования договора в пользу его заключенности позволяет устранить негативные последствия отсутствия тех или иных существенных условий договора. В частности, накоплена обширная практика по оставлению договора в силе, несмотря на наличие каких-либо неясностей в отношении предмета.

В соответствии с правовой позицией ряда судов само по себе неясное выражение предмета в тексте договора не может с неизбежностью свидетельствовать о незаключенности такого договора, поскольку установление предмета договора, согласно ст. 431 ГК РФ, возможно путем выяснения действительной общей воли сторон с учетом цели договора. Судом могут приниматься во внимание все соответствующие обстоятельства, в том числе последующее поведение сторон*(71).

Кроме того, отсутствие в договоре иных условий, названных в законе в качестве существенных для данного вида, также не всегда может свидетельствовать о его незаключенности. Для придания договору эффекта используется механизм отхода от буквального толкования договора и исследование общих намерений сторон, их поведения при заключении и исполнении договора.

Наиболее ярким примером такого случая являются споры о заключенности договора подряда. Не так давно в российской судебной практике существовала тенденция признавать договор подряда незаключенным при согласовании сторонами срока выполнения работ путем указания на событие, наступление которого не является неизбежным, а в ряде случаев зависит исключительно от воли одной из сторон*(72).

Суды указывали на недопустимость такого способа определения сроков выполнения работ ввиду его несоответствия требованиям ст. 190 ГК РФ, что влекло признание договора незаключенным несмотря на то, что подрядчик уже приступил к выполнению работ, заказчик осуществил их приемку и т.д.

В соответствии с п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 23.07.2009 N 57 "О некоторых процессуальных вопросах практики рассмотрения дел, связанных с неисполнением либо ненадлежащим исполнением договорных обязательств" арбитражный суд, независимо от заявленных участвующими в деле лицами возражений, должен оценить обстоятельства, свидетельствующие о заключенности и действительности договоров. На положениях этого постановления Пленума и основывались суды, признавая договор подряда незаключенным, несмотря на возражения сторон об отсутствии разногласий по срокам выполнения работ.

Поворотным моментом в регулировании данного вопроса стало принятие постановления Президиума ВАС РФ от 18.05.2010 N 1404/10 по делу N А40-45987/09-125-283, который установил, что срок выполнения работ признается согласованным, а договор заключенным, если стороны в разумный срок совершили действия, составляющие условие, с момента наступления которого начинает течь срок выполнения работ по договору.

Этот судебный акт стал первым напоминанием о недопустимости произвольного признания договоров незаключенными. Однако острота ситуации не была снята: появились споры о том, что считать таким разумным сроком. Через непродолжительное время было принято постановление Президиума ВАС РФ от 08.02.2011 N 13970/10 по делу N А46-18723/2008, поставившее точку в этом споре. Согласно этому судебному акту фактическое исполнение сторонами договора, в котором условие о сроке не согласовано, устраняет неопределенность в отношении сроков выполнения работ и влечет невозможность признания его незаключенным.

Универсальность принципа толкования в пользу действительности, заключенности и исполнимости договора состоит не только в том, что сделка будет признана недействительной или незаключенной в крайних случаях, но и в стремлении толкователя создать условия для возможности исполнения сторонами своих обязательств.

Зачастую стороны включают в договор такие условия, которые снимают с одного лица обязанность по исполнению взятых на себя договорных обязательств, в то время как контрагент добросовестно исполнял свои обязательства.

В качестве примера можно привести следующее дело.

По договору страхования был застрахован ущерб от бури, вихря, урагана и иных природных явлений в том случае, если они будут классифицированы компетентным органом (Гидрометцентром РФ) как стихийные бедствия.

На момент заключения договора страхования в действующей редакции Федерального закона "О гидрометеорологической службе" отсутствовало понятие стихийного бедствия, в законе использовалось понятие "опасное природное явление". Таким образом, компетентный орган не мог выдать соответствующее заключение для признания случая страховым по объективным причинам.

На отсутствие заключения и ссылался страховщик, мотивируя правомерность своего отказа от выплаты страхового возмещения. Однако суд, обязывая страховщика выплатить спорную денежную сумму, указал, что условие договора страхования, согласно которому ущерб возмещается при наличии заключения органов гидрометеорологической службы о том, что сильный ветер является стихийным бедствием, противоречит законодательно установленной компетенции указанных органов*(73).

При ином толковании условий договора решение суда привело бы к абсурдному результату: страхователь, добросовестно исполняющий обязанность по оплате страховой премии, изначально на момент заключения договора был бы лишен права требовать выплаты страхового возмещения.

Таким образом, проведенный анализ принципа полезного эффекта показывает его широкое распространение на практике в части стремления к сохранению договорных отношений и придания им эффективности с помощью инструментов толкования.

Принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств

Как и большинство принципов, рассмотренных выше, принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств берет свое начало из римских традиций. Еще Ульпиан отмечал, что "в случае темноты всегда следует предпочитать то, что является наименьшим"*(74).

В качестве общеизвестного в Дигестах указывается (D. 45.1.1.4) положение о том, что, если на вопрос кредитора: "Обещаешь ли дать 20?" должник отвечает: "Обещаю дать 10", или наоборот, обязательство заключено в меньшей сумме, в отношении которой соглашение можно считать достигнутым*(75).

Принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств нашел свое отражение во многих правопорядках.

Так, в соответствии со ст. 1371 Итальянского гражданского кодекса при невозможности истолкования следует считать, что должник принял на себя меньший объем обязательств. В Испанском гражданском кодексе в ст. 1289 закреплено, что, когда абсолютно невозможно разрешить сомнения в отношении отдельных условий, толкование должно даваться в пользу передачи меньшего объема прав, если договор является безвозмездным. В аналогичном ключе изложено соответствующее положение Всеобщего гражданского кодекса Австрии (§ 915): в случае односторонне обязывающего договора при сомнении предполагается, что должник хотел взять на себя скорее более легкое бремя, нежели более тяжелое; в случае двусторонне обязывающих - неясность толкуется против того лица, которое ею воспользовалось*(76). В ст. 1432 Гражданского кодекса Квебека сказано: "При наличии сомнений договор толкуется в пользу лица, принявшего на себя обязанность, и против лица, ее установившего. В любом случае договор должен толковаться в пользу присоединившейся стороны или потребителя"*(77). Наконец, принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств отражен и в Гражданском законе Латвии в ст. 1508: "Щадящему толкованию отдается предпочтение перед другими, и по этому основанию предпочтение имеет то, которое наименьшим образом обязывает должника".

Данный принцип не чужд и российской правовой традиции. В п. 5 ст. 1539 т. X Свода законов Российской империи закреплялось: "Если все правила... недостаточны будут к ясному истолкованию договора, тогда, в случае равного с обеих сторон недоумения, сила его изъясняется более в пользу того, кто обязался что-либо отдать или исполнить, по тому уважению, что от противной ему стороны зависело определить предмет обязательства с большей точностью".

В большинстве приведенных законодательных формулировок закрепляется правило о допустимости применения названного принципа лишь в случае невозможности иного истолкования. Таким образом, в иерархии принципов толкования (если о таковой можно говорить) рассматриваемому принципу нельзя отдавать приоритет.

И это неудивительно. Договоры должны исполняться, а стороны должны осознавать существо и объем взятых на себя обязательств. В некотором смысле можно сказать, что данный принцип отражает патерналистические цели законодателя по охране интересов слабой стороны договора.

В этом отношении принцип толкования в пользу меньшего объема обязательства очень схож с иным инструментом толкования - правилом contra preferentum, существо которого заключается в толковании неясных условий договора против стороны, настоявшей на их включении.

Если принцип толкования в пользу меньшего объема обязательств нацелен прежде всего на определение существа обязанностей сторон, то принцип contra preferentum применяется при оспаривании договора, при попытках сильного контрагента злоупотребить правами, при толковании так называемых exclusion clauses и т.д. Таким образом, сфера применения последнего более обширна.

В то же время для правила contra preferentum необходимо выявить сторону, настоявшую на включении спорного условия в договор, в то время как для принципа толкования в пользу меньшего объема обязательств данное обстоятельство не играет принципиальной роли.

При анализе положений ст. 1539 Свода законов Российской империи В.Л. и В.В. Исаченко указывают на допустимость применения рассматриваемого принципа толкования лишь при совокупном наличии двух признаков:

- налицо должна быть недостаточность всех предшествующих правил для ясного истолкования договора;

- с обеих сторон должны быть "равные недоумения", под которыми подразумевается явное разномыслие, и притом непримиримое в отношении одного и того же предмета*(78).

При отсутствии хотя бы одного из условий применение данного принципа недопустимо. Таким образом, как уже указывалось выше, суд должен исчерпать все иные механизмы для истолкования договора и придания ему ясности: необходимо применить принцип комплексного толкования договора и правило полезного эффекта, провести толкование как буквальное, так и исходя из намерений сторон, основанное на выявлении всех обстоятельств, существовавших как на момент переговоров, так и в процессе исполнения взятых на себя обязательств.

В.Л. и В.В. Исаченко отмечают, что "если какая-либо из сторон ссылается, например, на обычай, то суд непременно должен проверить эту ссылку и только при установлении несуществования обычая или неприменимости его к данному случаю вправе принять в руководство рассматриваемое правило"*(79).

В качестве яркой иллюстрации невозможности применения иных правил толкования авторы приводят следующее дело из дореволюционной практики.

Г. выдал Р. расписку следующего содержания: "Я, нижеподписавшийся, получил от Р. 1000 рублей за содействие в приобретении им такого-то имения, в противном же случае обязуюсь возвратить эти деньги. Но без процентов". Р. предъявил иск к Г., ссылаясь на наступление означенного обстоятельства - неприобретение имения. Г. в свою очередь настаивал на ином толковании расписки: "в противном случае" означает не факт неприобретения имения, а факт неоказания истцу содействия ответчиком. А так как Г. сделал все, чтобы Р. приобрел имение, но сам Р. отказался от этого (в удостоверение чего было представлено письмо), то взятая у него сумма не подлежит возвращению и должна служить вознаграждением Г. за напрасные труды и трату времени.

Для разрешения спора и выяснения истинной воли сторон нет никаких данных. Содержание договора настолько кратко, что ни сопоставление этого спорного и действительно неясного выражения с другими вполне ясными статьями договора, ни вся совокупность его не дает возможности добиться истины; между тем недоумения обеих сторон совершенно равны между собой.

Суд решил дело в пользу ответчика Г., обратное изъяснение договора было бы противно закону, ибо оно клонилось не в пользу обязавшегося, а в пользу его противника*(80).

Несмотря на то что суд в рассматриваемом деле применил принцип толкования в пользу меньшего объема обязательства, налицо игнорирование правоприменителем существа правовой природы фактического посредничества. Такие примеры подтверждают высказанную ранее идею о недопустимости чрезмерного увлечения самим процессом толкования в ущерб материальному праву. Любые инструменты толкования не должны приводить к абсурду или создавать благоприятную почву для обхода закона.

Анализируя правовую природу принципа толкования в пользу меньшего объема обязательств, К.П. Победоносцев отмечает следующее: "Прежде соглашения ведутся переговоры, причем одна сторона предлагает другой свои условия, а другая или принимает эти условия, или отвергает или изменяет и предлагает свое. Виновником этой двусмысленности скорее можно счесть предлагающую сторону: она могла сделать это из хитрости или по небрежности, тогда как от нее зависело определить условие с большей точностью"*(81).

К.П. Победоносцев считает, что "при продаже и найме естественно предполагать предложение со стороны продавца и собственника: это лицо может лучше знать и вещь свою, и все ее принадлежности; оно предлагает - следовательно, оно должно отвечать и за двусмысленность предложения. Но и в этих, и в других договорах такое положение сторон может изменяться: предложение может быть и с другой стороны, и с чьей стороны в договоре видна деятельность, видно предложение, на ту сторону и переходит невыгода толкования, а на чьей стороне оказывается пассивная роль принимающего, на ту переходит выгода"*(82).

Таким образом, основной посыл К.П. Победоносцева сводится к определению активной стороны переговорного этапа отношений и возможного умысла на включение в договор двусмысленного условия.

По моему мнению, эти признаки скорее характерны для правила contra preferentum. Приведенный выше пример из дореволюционной судебной практики ярко показывает, что зачастую невозможно определить ту самую активную сторону и тем более умысел.

При применении принципа толкования в пользу меньшего объема обязательств у толкователя не должно быть цели наказать кого-либо (как это чаще всего происходит при применении правила contra preferentum). Уже отмечалось, что здесь более проявляются патерналистические тенденции и стремление не обязать лицо к лишнему исполнению.

В этом отношении Е. Богданов справедливо отмечает близость рассматриваемого принципа с уголовным судопроизводством, при котором неустранимые сомнения толкуются в пользу обвиняемого. Однако в сфере гражданского судопроизводства такие сомнения нельзя толковать лишь в пользу ответчика. Следует исходить из состязательного характера гражданского и арбитражного процесса*(83).

С этим утверждением сложно спорить. Именно поэтому, как показывает историко- и сравнительно-правовой анализ, рассматриваемый принцип может применяться лишь в ограниченном ряде случаев, когда уже исчерпаны все иные инструменты толкования, а неустранимые противоречия не разрешены.

Можно сказать, что данным правилом перерубается гордиев узел спора: зачастую понимая отсутствие в создавшейся неясности умысла со стороны обеих сторон, толкователь отдает предпочтение одной из них лишь на том основании, чтобы вдруг ненароком не получилось, что эта сторона приняла на себя чрезмерно обременительные обязательства.

Несмотря на достаточно глубокие корни рассматриваемого принципа, в современной российской практике он не находит особого отражения. Причины тому очевидны, и они описывались выше: судам достаточно сложно возложить на себя ответственность по принятию решения, которое выгодно одной стороне, а другой - нет, притом что изначально обе стороны были в равном положении.

Однако ряд примеров применения рассматриваемого принципа можно встретить в спорах, вытекающих из договоров поручительства.

Например, в п. 4 информационного письма Президиума ВАС РФ от 20.01.1998 N 28 "Обзор практики разрешения споров, связанных с применением арбитражными судами норм Гражданского кодекса Российской Федерации о поручительстве" отмечается, что указание в договоре поручительства на ответственность за возврат долга и уплату процентов является условием об ограничении ответственности поручителя только этими суммами.

В аналогичном ключе изложен п. 10 постановления Пленума ВАС РФ от 12.07.2012 N 42 "О некоторых вопросах разрешения споров, связанных с поручительством", в соответствии с которым если договор поручительства содержит только указание на основную сумму обеспеченного долга и в нем отсутствует условие о том, что поручительством обеспечены иные обязательства должника перед кредитором (например, обязательство по уплате процентов), то судам следует исходить из того, что названное положение договора означает ограничение обеспечиваемых поручительством требований уплатой основного долга и не влечет за собой незаключенности договора поручительства в целом.

Подводя итог, необходимо отметить следующее. Рассмотренные принципы должны быть неотъемлемым инструментарием толкователя. Их высокая значимость подтверждается не только фактом отражения во многих правопорядка, но и широким использованием в судебной практике.

Е.М. Фетисова,

магистр юриспруденции (Российская школа частного права),

кандидат юридических наук

"Вестник Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации", N 8, август 2013 г.

-------------------------------------------------------------------------

*(1) Автор выражает большую признательность А.В. Егорову за ценные замечания и комментарии по теме настоящей статьи.

*(2) Степанюк Н.В. Способы толкования гражданско-правового договора // Налоги. 2006. N 39.

*(3) См.: Соцуро Л.В. Способы толкования договора // Арбитражный и гражданский процесс. 2000. N 4. С. 24-25.

*(4) См., напр.: Вопленко Н.Н. Официальное толкование норм права. М., 1976. С. 7.

*(5) Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 2. М., 1999. С. 163; Черданцев А.Ф. Толкование права и договора. М., 2003. С. 120.

*(6) Васьковский Е.В. Руководство к толкованию и применению законов. Для начинающих юристов. М., 1997. С. 91.

*(7) Zimmermann R. The Law of Obligations, Roman Foundations of the Civilian Tradition. Juta, 1990. P. 638 et al.

*(8) Победоносцев К.П. Курс гражданского права. Часть третья: Договоры и обязательства. М., 2003.

*(9) Savigny F. System des heut. Rom. Rechts. 1. Berlin, 1840. S. 211 // Цит. по: Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 6.

*(10) Puchta G. Vorlesungen Uber das heutige romische Recht. 6 Aufl. Leipzig, 1873. S. 15 // Цит. по: Васьковский Е.В. Указ. соч. С. 6.

*(11) См.: Canaris C.-W., Grigoleit H.C. Interpretation of Contracts. P. 9 // http://ssrn.com/abstract=1537169.

*(12) Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law. Draft Common Frame of Reference (DCFR). Full Edition // ed. by von Bar C. and Clive E. Vol. I. 2009. P. 557.

*(13) См.: DCFR. P. 557.

*(14) Caumes C. L'interpretation du contrat au regard des droits fondamentaux. P. 15 // http://www.univ-avignon.fr/fileadmin/documents/Users/Recherche/college_et udes_doctorales/theses/ED537/2010/These_ClementineCaumes.pdf (25.01.2013).

*(15) Цвайгерт К., Кётц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права: в 2 т. Т. 2. М., 1998. С. 108.

*(16) См.: Cass. civ., 19.12.1995, Bull. civ., I, n° 466. Р. 324.

*(17) См.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 108.

*(18) DCFR. P. 557.

*(19) Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Обязательства по договорам. Опыт практического комментария русских гражданских законов. Т. 1. СПб., 1914. С. 515.

*(20) См.: Цвайгерт К., Кётц X. Указ. соч. С. 106.

*(21) D. 32.25.1.

*(22) Подробнее см.: Ghestin V.J. et al. Traite de droit civil, Les effets du contrat. 3rd ed. Paris, 2001, n° 25, 28. Аналогичная практика и в итальянском праве (см.: Bianca C.M. Diritto civile. 3. II contratto. ed. Milano, 2000. P. 420).

*(23) Civ., 14.12.1942, D., 1944. 112; vgl. Auch Civ., 23.4.1945, D., 1945, 261 mit Anm. Lerebours-Pigeonniere.

*(24) Ghestin V. J., Jamin C., Billiau M. Traite de droit civil. Les effets du contrat. Paris, 2001, n° 18.

*(25) Carbonnier J. Droit civil, Les obligations. Paris, 1996 ( ed.). Tome 4, n° 147.

*(26) Анненков К. Начала русского гражданского права. Вып. первый. СПб., 1900. С. 70.

*(27) Malaurie P., Aynes L., Stoffel-Munck Ph. Droit civil, Les obligations. Paris, 2004, n° 772.

*(28) Mestre J., Laude A. L'interpretation "active" du contrat par le juge // Le juge et l'execution du contrat. Colloque IDA, 28 mai 1993. 1993. Р. 9s.

*(29) Cass. Civ. , 6 mars 2002, n° 00-18.921, Centre hospitalier du vexin / Eugene, Juris-data n° 2002-013471.

*(30) Peacock c. Adessky, 2009 QCCA 2259, [2009] J.Q. no 14638; Sobeys Quebec inc. c. Cooperative des consommateurs de Sainte-Foy, [2005] J.Q. n° 17876, [2006] R.J.Q. 100, par. 47-51 (C.A.); Viau c. P.G. Quebec, [1978] C.A. 223, 226; Confederation (La), Compagnie d'assurance-vie c. Lacroix, [1996] J.Q. no 2584, [1996] R.R.A. 930, 934 (C.A.); Richer c. Mutuelle du Canada (La), compagnie d'assurance sur la vie, [1987] J.Q. no 1415, [1987] R.J.Q. 1703 (C.A.); Investors Compensation Scheme Ltd. c. West Bromwich Building Society, [1998] 1 All E.R. 98, 114-115 (H.L.); Mitchell C. Interpretation of Contracts: Current Controversies. L., 2007.

*(31) Baudouin J.-L., Jobin P.-G. Les obligations. ed. Cowansville, 2005, I. Obligations (5983) 6/8Septembre 2012. P. 443; Lluelles D., Moore B. Droit des obligations. Montreal, 2006. P. 826-834.

*(32) См.: Ghestin V.J. et al., Traite de droit civil, Les effets du contrat. 3rd ed. Paris, 2001, n° 27; Mazeaud H. et al., Lecons de droit civil, Tome II, vol. I, Obligations. Theoriegenerale. 9th ed. Paris, 1998, n° 345.

*(33) См.: Req., 15.4.1926. S. 1926, I, p. 151 seq.

*(34) CarrefourLangelier c. Woolworth inc., [2002] J.Q. no 165, [2002] R.D.I. 44 (C.A.); Frenette c. Metropolitaine (La), [1992] A.C.S. no 24, [1992] 1 R.C. S. 647, 668-671.

*(35) Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Указ. соч. С. 494.

*(36) Там же. С. 495.

*(37) Постановление Пятнадцатого арбитражного апелляционного суда от 28.01.2009 N 15АП-8657/2008 по делу N А53-11595/2008-С2-32.

*(38) "Условия должны толковаться в связи с другими, неясные условия толкуются исходя из общего смысла договора".

*(39) "Каждое условие договора должно толковаться с отсылкой на другие, приписывая им значения исходя из акта в целом".

*(40) См., напр., в Нидерландах: HR 18 November 1983, NJ 1984, 272 (Kluft e.a. v. B. en W. Supermarkten).

*(41) См.: Жученко С.П. Толкование договора // Практика применения общих положений об обязательствах: сб. ст. / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. М., 2011. С. 371-400.

*(42) См.: Caumes C. Op. cit.

*(43) См.: Чубаров В., Моисеева И., Бочкарева В. и др. Применение судами арбитражного процессуального законодательства // Комментарий судебно-арбитражной практики. Вып. 10. М., 2003.

*(44) Patterson Edwin E. The Interpretation and Construction of Contracts, 64 Colum L. Rev., 1964. P. 854.

*(45) Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Указ. соч. С. 504-505.

*(46) Gendron Fr. L'interpretation des contrats. Montreal, 2002. Р. 71-73.

*(47) См.: постановления Президиума ВАС РФ от 09.04.2009 N 16378/08 по делу N А40-13945/06-68-110; Семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 03.04.2009 N 17АП-1740/2009-АК по делу N А60-35992/2008; Двадцатого арбитражного апелляционного суда от 04.10.2011 по делу N А68-2279/2011.

*(48) Определение ВАС РФ от 28.01.2013 N ВАС-16179/12 по делу N А40-134623/11-37-27.

*(49) Постановление ФАС Северо-Кавказского округа от 05.04.2011 по делу N А15-1180/2010.

*(50) Постановление ФАС Уральского округа от 13.05.2011 N Ф09-1978/11-С3 по делу N А71-8685/2010-Г10.

*(51) Постановление ФАС Московского округа от 12.12.2012 по делу N А41-75/12.

*(52) Постановления ФАС Уральского округа от 01.10.2009 N Ф09-7378/09-С3 по делу N А71-2184/2009Г-27, от 13.07.2012 N Ф09-5036/12 по делу N А07-12456/2011; ФАС Поволжского округа от 03.09.2009 по делу N А12-15826/2008; ФАС Северо-Западного округа от 11.06.2009 по делу N А56-44820/2008; определение ВАС РФ от 09.09.2010 N ВАС-12139/10 по делу N А40-122533/09-12-821.

*(53) См.: Жученко С.П. Толкование договора // Практика применения общих положений об обязательствах: сб. ст. / рук. авт. кол. и отв. ред. М.А. Рожкова. М., 2011. С. 371-400.

*(54) См.: Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Указ. соч. С. 515-516.

*(55) Там же. С. 516.

*(56) Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Указ. соч. С. 517.

*(57) Imperial Tobacco Products Ltd. c. Yorkshire Insurance Co., [1978] C.A. 331; DCFR. P. 567.

*(58) Anotiolli L., Veneziano A. Principles of European contract law and Italian law. The Hague, 2005. P. 263.

*(59) См., напр.: Caumes C. Op. cit.

*(60) Дювернуа Н.Л. Чтения по гражданскому праву. Т. 1. Вып. 1. СПб., 1902. С. 917.

*(61) Torncello v. United States, 681 F.2d 756, 761 (Ct. Cl. 1982): "Thus, any choice of alternative interpretations, with one interpretation saving the contract and the other voiding it, should be resolved in favor of the interpretation that saves the contract".

*(62) "Толкование условий в пользу законности и эффективности является предпочтительнее, чем то, которое не дает такого эффекта".

*(63) Дювернуа Н.Л. Указ. соч. С. 917.

*(64) Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего сената и комментариями русских юристов / сост. И.М. Тютрюмов. Книга четвертая. М., 2004.

*(65) Карапетов А.Г., Савельев А.И. Свобода договора и ее пределы: в 2 т. Т. 2: Пределы свободы определения условий договора в зарубежном и российском праве. М., 2012.

*(66) Федеральный закон от 07.05.2013 N 100-ФЗ "О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации".

*(67) См., напр.: постановления ФАС Уральского округа от 06.06.2006 N Ф09-2093/06-С3 по делу N А60-19975/05-С2, ФАС Волго-Вятского округа от 03.01.2002 N А29-6052/01-2Э.

*(68) Постановление Президиума ВАС РФ от 05.04.2011 N 16324/10 по делу N А40-146172/09-42-745.

*(69) Определение ВАС РФ от 13.01.2011 N ВАС-16324/10 по делу N А40-146172/09-42-745.

*(70) Новоселова Л. Заключен ли договор? Об оценке арбитражными судами наличия договорных отношений // Хозяйство и право. 1994. N 9. С. 104.

*(71) См.: постановления Третьего арбитражного апелляционного суда от 13.02.2009 N А33-11748/2008-03АП-3819/2008 по делу N А33-11748/2008; ФАС Уральского округа от 12.05.2005 N Ф09-433/04-С5 по делу N А60-23384/2002; ФАС Северо-Кавказского округа от 28.02.2008 N Ф08-795/08 по делу N А53-18356/2006-С3-9.

*(72) См., напр.: постановления ФАС Восточно-Сибирского округа от 17.09.2009 по делу N А33-18098/08; ФАС Восточно-Сибирского округа от 22.03.2007 N А19-16762/06-26-Ф02-1306/07 по делу N А19-16762/06-26; ФАС Дальневосточного округа от 15.06.2005 N Ф03-А37/05-1/1315; ФАС Западно-Сибирского округа от 09.03.2010 по делу N А27-8679/2009, от 12.02.2010 по делу N А70-4702/2009; ФАС Московского округа от 22.09.2009 N КГ-А40/9246-09-П по делу N А40-32575/08-48-267; ФАС Поволжского округа от 01.03.2010 по делу N А12-16704/2009.

*(73) Постановления ФАС Северо-Кавказского округа от 15.06.2009 по делу N А32-479/2008-52/2; ФАС Уральского округа от 12.01.2010 N Ф09-10825/09-С5 по делу N А71-7726/2009-Г29.

*(74) Цит. по: Перетерский И.С. Толкование международного договора. М., 1959. С. 8.

*(75) Краснокутский В.А., Новицкий И.Б., Перетерский И.С. и др. Римское частное право: учеб. / под ред. И.Б. Новицкого, И.С. Перетерского. М., 2004.

*(76) Всеобщий гражданский кодекс Австрии. М., 2011. C. 160.

*(77) Богданов Е. В чью пользу толковать сомнение?// Российская юстиция. 2001. N 9.

*(78) См.: Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Указ. соч. С. 513.

*(79) См.: Исаченко В.Л., Исаченко В.В. Указ. соч.

*(80) См. там же.

*(81) Победоносцев К.П. Указ. соч.

*(82) См. там же.

*(83) См.: Богданов Е. Указ. соч.